не станет. Он всегда ждет нас. Вряд ли найдется много еще таких станов. Но уж как наступит зима, нас не удержишь - отправляемся путешествовать, куда глаза глядят. И можем вернуться в любой город, где мы уже побывали зимой, если захотим, и ничего нам не может помешать. Он внимательно посмотрел на Эмби. - А вы, случаем, не знаете ли, как вызывать дождь? - Несколько лет назад я что-то читал о работах на эту тему, - сказал Эмби. - Это, кажется, называлось "засеивать тучи". Но я забыл, что при этом применяли. Скорее всего, серебро. Еще какие-то реактивы... - Понятия не имею ни о каком "засевании", - сказал старик, - да и насчет того, применяют они какие-нибудь реактивы или нет... Ясное дело, - добавил он, опасаясь, что его не так поймут, - у нас тут имеются самые прекрасные спецы по дождю, их целый кагал, но в фермерском деле никогда не помешает иметь в запасе одного-двух специалистов. - Он взглянул на небо. - Сейчас-то нам дождь ни к чему, зачем тратить силы на то, чего не нужно. Вот кабы вы появились здесь в пору, когда в дождях большая нужда, тогда вы увидели бы парней за работой. Когда они начинают танцевать, от них глаз не оторвать, все на них оглядываются. - Я как-то читал о навагос... или нет, о моки, - сказал Эмби. Но старика не интересовали ни навагос, ни моки. - А какая у нас бригада овощеводов! - продолжал он свой рассказ. - Не хочу хвастать, но, ей-богу, лучше наших не найти... Его прервала орущая во всю глотку стайка ребятишек, что неслась. Он оглянулся. - Вот и Фред. Легкой походкой Фред приближался к ним. Это был крупный мужчина с непокрытой головой, со спутанными черными волосами, густыми бровями и с полным ртом белых зубов. - Привет, люди, - сказал он. - Чем могу быть полезен? Джейк рассказал. Фред в замешательстве почесал в волосах и смущенно помолчал. - Да у нас полным-полна коробочка, к тому ж мы вот-вот уедем. И не соображу, на что нам еще одна семья. Если только у вас есть в загашнике что-нибудь из ряда вон выходящее. - Я хороший механик, - объяснил ему Джейк, - могу водить любую машину. - Водителей у нас хватает. А как насчет ремонта? Может, смыслите по сварочному делу? Или по токарному? - Я... да нет. - Нам приходится самим ремонтировать машины, содержать их в постоянной готовности. Бывает, сами запасные части делаем, чтобы заменить старые, изношенные. У нас нет времени ждать, когда нам доставят их с завода, так что мы все тут на все руки мастера. Что там вождение машины - каждый умеет водить машину. Даже женщины и дети. - А еще вот док, - сказал Джейк, - образованный человек. Был профессором в университете, пока тот не прикрыли. Не подойдет ли он вам? Фред оживился. - Да что вы говорите! По агрономии... - История, - сказал Эмби. - Я знаю только историю, ничего больше. - Это, видите ли, не то... - Фред был разочарован. - Нам нужен специалист по сельскому хозяйству. На отдельных участках мы проводим эксперименты, но слишком мало знаем. В результате ни на одном из них ничего не получается. Идея состоит в том, чтобы вырастить лучшие сорта семян. Только успех эксперимента поможет нам в торговле - вся наша ставка на качественные семена. У каждого стана свой собственный сорт семян, и чем выше качество семян, тем меньше вы зависите от вашего "пузыря". Мы выращиваем хорошие дурхамы, но теперь мы принялись за кукурузу. Если бы нам удалось вывести, скажем, такой сорт, который вызревает на декаду раньше... - Весьма интересно, - сказал Эмби. - Но, к сожалению, я бессилен вам помочь. Никакого представления не имею. - А я бы работал во всю мочь, - сказал Джейк, - если бы только вы позволили мне остаться. Я же двужильный, другого такого во всем вашем стане не сыскать. - Прошу прощения, - сказал в ответ агент, - у нас лентяев не водится, все старательные. Если вам нужно пристанище, вам лучше всего обратиться к путешественникам. Они, возможно, примут вас. А такие старые станы, как наш, обычно не берут новичков, разве что они обладают какими-то необыкновенными способностями. - Ладно, - сказал Джейк, - пусть будет по-вашему. Он открыл дверцу и влез в машину. Дети нырнули на заднее сиденье. Вскарабкалась в трейлер и Мерт. - Спасибо, - сказал Джейк агенту. - Извините, что отняли у вас столько времени. Он развернул машину и поехал к шоссе. Долго молчал, наконец заговорил: - Что это за штука такая - агроном? - спросил он. 8 И дальше, где бы они ни останавливались, все происходило примерно в том же духе. - Не кибернетик ли вы? Нет? Жаль-жаль. Нам, конечно, подошел бы кто-нибудь из этих парней-кибернетиков. - Сожалеем, но нам нужен химик. Колдуем тут, производим топливо. А знаний никаких, кроме того, до чего сами докопаемся. В один прекрасный день наши ребята взорвут к чертовой бабушке весь наш стан. - Если бы вы были лекарем. Лекарь нам нужен. - Вы знакомы с электроникой? Нет? Очень жаль. - Историк... Боюсь, историк нам ни к чему. - Вы, случайно, не доктор? У нас доктор уже совсем старенький. - Нам бы инженера по ракетам. Есть у нас тут идейки... Нам бы парня, разбирающегося в ракетах. - История? Не-а. На кой она нам? Но есть все же польза и в истории, говорил себе Эмби. - Я знаю, - говорил он, - есть ей применение. Прежде она всегда служила орудием. Не могла же она вдруг потерять свое значение, даже в нынешнем невежественном обществе. Он забирался в свой спальный мешок и смотрел на небо. Дома теперь уже осень, думал он. Падают листья, и стоит его город, захватывающе прекрасный в своем осеннем наряде. А здесь, на самом юге материка, все еще было лето, и странное, летаргическое чувство навевала темно-зеленая листва и густая синь неба - будто зелень и синева отпечатались на земле и останутся такими навеки, на земле, которой противопоказаны какие-либо изменения, и матрица ее существования отлита навсегда, без всякой надежды на перемены. На фоне неба темной глыбой возвышался трейлер; внутри трейлера закончили свои стенания Джейк и Мерт, и стало слышно журчание ручья, протекавшего немного в стороне от их стоянки. Угасал костер, пока не стал похож на розу в белом пепле кострища, а где-то на опушке леса вдруг запела птаха, наверно, пересмешник, хотя песня не была такой прелестной, как он ожидал услышать. И так всегда, подумал он. Наши фантазии никогда полностью не совпадают с действительностью, с тем, что есть на самом деле. Чаще всего в жизни все гораздо менее красиво и более прозаично, чем в воображении человека; но порой вдруг, в самом неожиданном месте, возникнет перед тобой такое, что пригвоздит тебя к месту и затем определит всю твою дальнейшую судьбу. Побывав в двух-трех станах, доктор убедился, что все они на один манер - на солидный американский манер, деловой и прагматичный; были в них и свои странности, но они переставали быть странностями, как только он постигал их истоки. Вот, например, еженедельные военные сборы с их обычными военными играми; в них каждый рядовой должен пройти все ступеньки маневров и со всей серьезностью отработать свою долю, без всяких там уверток и шуточек решить военную задачу, а в это время женщины и дети, как стая перепелок, разбегаются в поисках укромного места, чтобы спрятаться от воображаемого врага. А дело все заключалось в том, что без этих сборов Федеральное правительство не получило бы даже свой пустячный налог на оборону. А так у него всегда есть предлог держать под рукой на случай чрезвычайной мобилизации граждан-солдат, готовых биться в страшной тотальной войне как какие-нибудь фронтьеры или дикие индейцы, и разорвать на части любого неприятеля, посмевшего высадиться на берегах его родного континента. Федеральное правительство содержало военно-воздушные силы, производило оружие, поддерживало военные исследования и осуществляло общее руководство и планирование. Люди, все до одного, составляли постоянную армию, готовую в любой момент к мобилизации, вымуштрованную до степени пальца на взведенном курке, и притом армия эта ни гроша не стоила федеральному правительству. Увидев все эти военные игры и муштру, Эмби понял, что такое положение дел приведет в замешательство любого потенциального врага. Это было что-то новое в военной науке. Представьте себе страну, в которой нет ничего, что могло бы представлять достойную цель для бомбардировки, не осталось городов, которые можно было бы брать приступом и удерживать в своих руках, нет предприятий, подлежащих полному разрушению, и при этом каждый житель мужского пола в возрасте от 17 до 70 лет - готовый к бою солдат. Так он лежал, размышляя о предметах, удивительно знакомых и незнакомых. К примеру, народные обычаи, бытовавшие в пределах каждого стана, они образовались из легенд, суеверий, магии, школьных знаний, местного культа героев и всяких других, обязательных для полного завершения картины общественной жизни глупостей. Он понимал, что эти обычаи были частью неистовой, фанатичной верности своему родному стану, ставшей определяющей во взаимоотношениях его обитателей друг с другом. А за пределами этого господствовало фантастическое соперничество между различными станами, которое трудно было порой понять: оно проявлялось и в мелком хвастовстве добытой рыбешкой, и в тупом отказе лидеров стана делиться какими бы то ни было секретами и знаниями со своими соседями. Понять это было бы совсем невозможно, если не учитывать старых американских традиций, представлявших собой душу и тело американского бизнеса. Странная ситуация, думал доктор Амброуз Уилсон, лежа в своем спальном мешке в самой глубинке теплой, южной ночи, странная ситуация, но вполне объяснимая, если на нее посмотреть с определенной точки зрения. Все ему понятно, кроме маленькой закавыки, с которой он никак не мог справиться. Это было скорее подспудное чувство, чем что-то реальное, чувство, что за всей этой неразберихой кочевой жизни лежит новый фактор, жизненно важный, его можно ощутить, но трудно найти ему определение. Он лежал и раздумывал над этим новым, жизненно важным фактором, пытаясь проанализировать свои впечатления и найти ключ к разгадке. Но не было ничего реального, ничего, чтобы протянуть руку и пощупать, ничего, чему можно было бы дать название. Это была как бы солома без единого зерна, дым без огня, это было что-то новое, вероятно, в той же степени объяснимое, как и все другое, нужно только посмотреть с определенной точки зрения. Но где эта "точка зрения"? Они пересекли огромные пространства, следуя по берегу великой реки с севера на юг, и видели много станов: зерноводческие с их многочисленными акрами хлебных и кукурузных полей; промышленные с дымящими трубами и грохотом машин; транспортные с множеством грузовиков и с фантастическими по масштабам перевозками грузов; станы по производству молочных продуктов со стадами коров и маслобойными и сырными заводами; станы по разведению кур; по производству грузового транспорта для фермеров; станы углекопов; станы по ремонту дорог, по лесоразработкам и так далее. И то тут, то там встречались им такие же бродяги, путешественники, летяги, как они. Но куда бы они ни пришли, везде их ждал один ответ: "Очень жаль, но...", и кучки ребятишек, и чешущихся собак, и агенты по труду, сообщавшие, что для них в стане ничего нет. В некоторых станах их встречали более благожелательно, кое-где они останавливались на день, а то и на неделю, отдыхали, приводили в порядок машину, расправляли затекшие ноги, встречались с разными людьми. В таких случаях Эмби ходил по стану и, усаживаясь на солнышке или в тени - в зависимости от обстоятельств, - заводил разговоры, и иногда ему начинало казаться, что он постиг этих людей. Но вслед за этим всегда появлялось ощущение неуловимой странности, смутной непохожести, будто кто-то, кого он не мог видеть, сидя в кругу собеседников, уставился на него испытующим взглядом, и тогда он остро осознавал, что между ним и этими людьми лежит пропасть в сорок лет забытья. Он ловил их радиопередачи и слышал едва различимые голоса из других станов, иногда близких, иногда с другого конца континента, - все это выглядело пародией на любительские репортажи 1960-х годов, словом, радиосеть на деревенском уровне. Транслировалась в основном болтовня, но был в ней порой и вполне официальный смысл - официальные заявления, содержащие требование тонны сыра или грузовика сена, или просьбу заменить какие-либо сломавшиеся части машины, или подтверждение долга одного стана другому после какой-либо сделки или за какой-то продукт, чаще всего разные станы хитрили между собой и платили по большей части обещаниями за обещания же. И все-таки было в этой их болтовне что-то специфическое, свойственное только этой фантастической культуре, которая в течение одной ночи вышла из предместий и превратилась в культуру кочевников. И во всем присутствовала магия, странная, легкая магия, которая не причиняла людям вреда, служила только им на пользу. Ему казалось, что после продолжительного бегства из материального мира домовые и феи вернулись восвояси. Появились новые, причудливые обряды - они пришли из прошлого; вновь возникли амулеты и заклинания; возрождалась древняя, простая вера, забытая в самом недавнем нашем вчера, простая, детская вера в надежность мира. И, по-видимому, за всем этим скрывается что-то хорошее, подумал он. Но самое удивительное было в том, что древняя магия и старые верования совершенно естественно сочетались с современными технологиями: кибернетика шагала нога в ногу с амулетами, танцы во имя пролития дождя сочетались с агрономическими науками. Пытаясь найти объяснение всему этому, он рассматривал проблему с разных сторон, и в целом, и по частям, пытался отойти от стереотипов и вписать модель в определенную историческую эпоху; но чаще всего, когда, казалось, объяснение найдено и модель вписалась в достаточно разумную историческую схему, обнаруживалось в конце концов, что вся его работа не более чем поверхностный взгляд на проблему. По-прежнему оставались за гранью понимания эти смутные ощущения и жизненно важный фактор. Тем временем они продолжали свое путешествие под постоянный аккомпанемент всеобщего "Очень жаль, но..." Он знал, что Джейк терзается и имеет на это полное право. Ночь за ночью, лежа в своем мешке, он слышал, как Джейк и Мерт, считая, что он и дети спят, разговаривали друг с другом. И как он ни старался из приличия лечь подальше и хотя бы не слышать каждое сказанное ими слово, по тону их стенаний он догадывался, о чем они толкуют. Какой стыд, думал он. Как сильно надеялся Джейк, как глубоко он верил. Страшно наблюдать день за днем, как человек теряет веру, как она постепенно покидает его, словно вытекает из раны по капле его кровь. Устраиваясь поудобнее, он покрутился в своем спальном мешке и закрыл глаза от звездного света. Он чувствовал, как сон, подобно древнему утешителю, успокаивает его; и в смутное мгновение, когда реальность ускользает, но еще не совсем покинула твое сознание, он опять увидел прекрасный портрет-идеал, который висел над камином, и свет от лампы падал на него. Когда он проснулся, трейлера на месте не было. Сначала он ничего не подумал: ему было тепло и уютно, свежий ветерок овевал его лицо, радостно заливались птицы на каждом дереве и кусте, журчал ручей по галечному руслу. Он лежал и думал, что хорошо жить на этом свете, и смутно представлял себе, чем одарит его новый день, и был благодарен тому, что ему нечего бояться. А потом он заметил, что трейлера-то нет; еще какое-то мгновение он оставался спокоен, не постигая случившегося, пока гадкой пощечиной по лицу не дошел до него смысл происходящего. Его охватила паника, но быстро отпустила - холодный ужас одиночества, заброшенности сменился взрывом гнева. Он обнаружил внутри спального мешка свою одежду, вылез из него и сел одеться. Он попытался восстановить картину того, что здесь произошло. Стан находился глубоко в низине, возле шоссе, и он вспомнил, как они подкладывали под колеса трейлера камни, чтобы он не скатился вниз по склону. Скорее всего Джейк вынул камни, отпустил тормоза и, не заводя мотор, скатился по склону до того места, откуда звук мотора уже не был слышен. Он поднялся и тупо побрел вперед. Вот и те камни, которые они подкладывали под колеса, а вот и следы на росе. Вскоре он обнаружил и еще кое-что: прислоненное к сосне стояло ружье двадцать второго калибра - вещь, которой Джейк гордился больше всего на свете, и, кроме того, старый, чем-то набитый рюкзак. Он присел у дерева и развязал его. Там находились два коробка спичек, десять коробок боеприпасов, его запасной костюм, еда, тарелки, кастрюли, сковородки и старый плащ. Он склонился надо всем этим хозяйством, разбросанным на земле, и почувствовал, как на глазах закипают слезы. Конечно, это было предательство, но и не совсем предательство - ведь они не забыли о нем. Украли, бросили его с самыми низкими побуждениями, но Джейк оставил ему свое ружье, а оно было как бы его правой рукой. Их стенания, которые он не раз слышал, - не планировали ли они уже тогда в их ночных разговорах все это? Но что изменилось бы, если б он расслышал слова, а не тон их бесед, что, если бы он подкрался, подслушал и разоблачил их планы - что бы предпринял он тогда? Он снова уложил рюкзак и потащил его и ружье к спальному мешку. Будет тяжело, но потихоньку-полегоньку он возьмет и понесет все с собой. В конце концов, утешал он себя, дела обстоят не так уж плохо: у него остался бумажник и в нем немного денег. Без особого сочувствия он подивился, на что Джейк, оставшийся без копейки в кармане, будет приобретать бензин и еду. И ему показалось, что он слышит, как Джейк занудливо говорит: "Это все док. Это из-за него никто не хочет брать нас. Им стоило только взглянуть на него, и они уже понимали, что не далек день, когда он сядет им на шею. А на что им такие, которые через год-два будут бременем для них?" Или немного иначе, так, например: "Говорю тебе, Мерт, это все из-за дока. Он им вешает лапшу на уши и тем только отпугивает их. Они же соображают, что он не их поля ягода. Ишь нос задирает! Ну, а мы... Мы самые обыкновенные люди. Они бы нас в миг приняли, если бы не доктор". Или так: "Вот мы, нам любая работа нипочем, а док - специалист. Ничего мы не добьемся, если не отделаемся от дока". Эмби покачал головой. Смешно, подумал он, на что только не пойдет отчаявшись человек. Благодарность и честь и даже дружба - все это лишь хилые преграды на пути отчаяния. А я? - спросил он себя. Что теперь буду делать я? Не сразу, конечно, но пришла ему на ум мысль о возвращении домой. Но это было невозможно: на севере примерно через месяц выпадет снег, и никаких его сил не хватит, чтобы пробиться сквозь него. Если уж идти домой, то надо дождаться весны. А пока оставалось только одно - продолжать свой путь на юг, но не так быстро. Было в его положении и свое преимущество. Теперь он был предоставлен самому себе, и у него появилось гораздо больше времени на раздумья. А в данной ситуации есть о чем поразмыслить, ибо было в ней много поразительного. Он знал, что где-то ключ к пониманию того жизненно важного фактора, который он постоянно ощущал в каждом стане, есть ответ на загадку. Стоит ему разобраться в этом явлении, и тогда можно будет сесть и писать историю, и таким образом он выполнит свое назначение. Он положил ружье и рюкзак на спальный мешок, а сам спустился на дорогу. Остановившись посреди ее, он посмотрел сначала в одну, потом в другую сторону. Дорога была длинной и безлюдной, таким же безлюдным и одиноким будет и его путешествие. У него никогда не было детей, а в последнее время - и друзей. Джейк, подумалось ему, был самым близким человеком; но Джейка нет, теперь не только пространство, не только пыльная дорога пролегла между ними, но и его поступок. Он расправил плечи, изображая уверенность и мужество, которых на самом деле не было, и снова поднялся на стоянку, чтобы подобрать спальный мешок, ружье и рюкзак. 9 Месяцем позже он набрел на стоянку водителей грузовика. Случилось это под вечер; он подыскивал местечко, где бы переночевать, когда на перекрестке двух дорог заметил припаркованный там грузовик с прицепом. У только что разложенного костра хлопотал мужчина, осторожно подкладывая в костер небольшие ветки. Второй открывал банки с едой. Из леса вышел третий, с ведром, по-видимому, принес воды из ближайшего ручья. Мужчина у костра заметил Эмби и встал. - Привет, незнакомец, - произнес он. - Ищете место для ночлега? Эмби кивнул и подошел к костру. Он сбросил с плеч рюкзак и спальный мешок и бросил их на землю. - Был бы очень вам признателен... - Очень рады вам, - сказал мужчина. Он снова склонился над огнем, продолжая подкармливать его. - Обычно мы не останавливаемся на ночевку. Остановимся ненадолго, только чтобы приготовить поесть, а потом пускаемся в путь. У нас в машине есть койка, так что пока один ведет машину, другой спит. Теперь даже Том наловчился водить машину. - Он кивнул на парня, принесшего воду. - Том вообще-то не водитель. Он был профессор в университете, теперь - в отпуске, без сохранения содержания. Том усмехнулся, взглянув через костер на Эмби. - В годовом. - Я тоже в отпуске, - сказал Эмби, - только в перманентном. - Вот уж сегодня проведем ночь как ночь, - продолжал первый собеседник. - Не люблю спать под шум мотора. Да и нагреваться он стал чего-то. Надо его раскурочить. - Раскурочить? Прямо здесь? - Почему бы нет? Чем плохое место? - Но... Водитель хихикнул. - Да мы его в один миг разделаем. Вон Джим, мой помощник, он такелажник. Он его извлечет, перетащит сюда, к костру, и мы тут с ним быстренько разберемся. Эмби присел возле костра. - Меня зовут Эмби Уилсон, - сказал он. - Я просто путешествую. - Вы издалека? - Из самой Миннесоты. - Пройти пешком такой кусок - дело нелегкое, особенно для человека ваших лет. - Часть пути я проехал на машине. - Что, машина сломалась? - Мой партнер сбежал вместе с нею. - Ну, такие вещи я называю мерзким, низким обманом, - рассудительно заметил водитель. - Да нет, Джейк не хотел причинить мне зла, он просто впал в панику. - И вы пытаетесь его выследить? - Какой смысл? Да и при всем моем желании я не смог бы его найти. - Могли бы нанять фиксатора. - Фиксатора? Что это такое? - Отец, ты что, с луны свалился? - удивился водитель. И Эмби ничего не оставалось, как принять за должное удивление водителя. - Фиксатор - это телепат, - объяснил Том. - Особый вид телепата. Он почти всегда может проследить мысли и по ним обнаружить человека. Что-то вроде человека-ищейки. Работа тяжелая, и их не так уж много; но мы надеемся, что со временем их станет больше, и они будут совершенствоваться. Так фиксатор - это телепат! Вот тебе и на! Никак не ожидал. "Особый вид телепата", то есть предполагается, что есть и другие виды телепатов. Эмби сидел сгорбившись у костра и внимательно вглядывался в лица своих соседей - не появится ли у кого-либо из них усмешка на губах. Нет, никто не усмехнулся, они продолжали вести себя так, как будто телепаты - вещь самая обыкновенная. Подумать только, неужели здесь, встретив этих людей, за несколько минут знакомства с ними он впервые раскрыл смысл всего этого головоломного фольклора и магии, о которых он часами раздумывал вот уже сколько дней! "Фиксатор" - это телепат, значит, "такелажник" - это телекинетик, а "лесник-зеленый" запросто может оказаться тем, кто обладает прирожденным даром любить и понимать все живое на Земле. Может быть, это и есть тот самый "жизненно важный фактор", который он ищет, та "странность", которую он ощущает в каждом стане; и не в этом ли состоит логика действий тех, кто танцами вызывает дождь и выделывает все эти штучки-дрючки, которые он рассматривал как всего лишь побочные явления, свойственные изолированным социальным группам? Он крепко зажал руки между колен, чтобы они не дрожали. Мой Бог! - думал он. Если это так, то как много становится понятным! Если это тот ответ, который я ищу, то это непревзойденная культура! Том прервал ход его мыслей. - Вы сказали, что вы в отпуске, как и я. Только перманентном. Вы тоже учитель? - Был, - сказал Эмби. - Но университет закрыли. Это был один из старейших университетов, но кончились деньги, и почти не осталось студентов. - Вы пытались найти работу еще где-нибудь? - Я пошел бы в любую школу. Но, кажется, я никому не нужен. - В школах не хватает людей, они бы уцепились за вас. - Вы имеете в виду эти трейлерные университеты? - Да, именно их. - Вы не очень-то высокого мнения о них? - недовольным тоном спросил водитель. - Я о них просто ничего не знаю. - Они не хуже любой другой школы, это я вам говорю, - заявил водитель. - И никто не смеет говорить о них плохо. Эмби наклонился к огню - в голове его все смешалось: надежда, и страхи, и множество всевозможных вопросов. - Вы тут о фиксаторе говорили, - сказал он. - Вы говорили, что фиксатор - это один из видов телепата. А как же другие... они что, обладают другими способностями? - Обладают некоторые, - сказал Том. - Похоже, что в наши дни появилось много разных талантов совершенно особого свойства. В наших университетах мы многих из них выявляем и пытаемся даже соответственно воспитывать их, но увы... Да и сами подумайте, как вы или я можем воспитать телепата? С какой стороны к этому подойти? Все, что мы можем, это создавать благоприятные условия для них, чтобы подобный талант имел все необходимое для развития. Эмби смущенно покачал головой. - И все-таки не могу понять... У нас ведь раньше никогда их не было - откуда же они взялись теперь? - А может, они и были до Процесса децентрализации, но немного. Должны были быть, хотя бы в скрытом состоянии, они просто ждали своего часа. А подходящий момент наступил только теперь. Возможно, их убивала конкуренция. Или эти способности гибли под воздействием уравнительной системы образования. Некоторые из тех, кто были телепатами, скрывали свои способности из страха показаться не такими, как все, а тогда, при той культуре, подобная непохожесть рождала неприязненное любопытство. И из чувства страха люди подавляли в себе эти способности, пока они не исчезали окончательно. Но были среди телепатов и такие, кто втайне использовал свои способности к собственной же выгоде. Представьте себе, какие возможности открываются перед адвокатом, или политиком, или торговцем, обладай он телепатией? - И вы в это верите? - Не всегда. Но существует вероятность... - Люди стали куда умнее теперь, - сказал водитель. - Нет, Рей, дело не в этом. Люди остаются такими же. Были, конечно, и раньше талантливые люди, но, думаю, им не удавалось проявлять свои способности так часто, как сейчас. Мы освободились от очень многих запретов и условностей. Когда мы покинули свои дома и вместе с ними очень многое из того, что казалось нам необходимым, вместе со всем этим мы сбросили с себя и груз зависти. Оставили в прошлом и многие комплексы. И никто теперь не дышит нам в затылок. Мы теперь не заботимся о том, чтобы в чем-то не отстать от соседа, потому что сосед стал теперь другом, а не мерилом социального и экономического положения. Теперь у нас нет необходимости уложить двадцать восемь часов в двадцать четыре. Считайте, мы дали себе волю развиваться без всяких ограничений, чего не могли себе позволить раньше. Джим, помощник водителя, повесил над костром на кованый прут котелок с кофе и принялся резать мясо. - Сегодня у нас свиные отбивные, - сказал Рей. - Утром мы проезжали фермерский стан, а на дороге оказалась эта свинья. Я ничего не мог поделать... - Да ты едва машину не разбил, чтобы только заполучить ее. - Ну, это уж грязная клевета, - возразил Рей. - Я сделал все, чтобы объехать ее. Джим продолжал резать мясо, бросая куски его на большую сковороду. - Если вам нужна работа учителя, - сказал Том, - от вас немногое требуется: зайдите в один из университетов. Ими тут сейчас пруд пруди. Большинство из них небольшие. - Но как мне их найти? - Поспрашивайте в округе. Их тут много околачивается. Надоедает в одном месте, они перебираются на новое. И вам повезло. Они сейчас сюда перекочевали, на юг. Весной они обычно направляются на север, а осенью - на юг. Шофер присел на корточки и стал свертывать сигаретку. Он поднес к губам кусочек бумаги с насыпанным табаком, облизнул краешек, склеил и придал форму сигареты. Он сунул ее в рот, и она свободно свисала у него с губы, пока он выуживал в костре веточку, чтобы прикурить. - Вот что я вам скажу, - обратился он к Эмби, - почему бы вам не поехать с нами? Места хватит для всех. Наверняка по пути нам попадется целая куча университетов. Вы заглянете туда. А если надумаете, то давайте поедем вместе до самого побережья. И Том едет с нами на побережье, надеется навестить своих дальних родственников. Том кивнул. - Верно. Может, поедем с нами? - Теперь совсем не то, что в прежние времена, - сказал Рей. - Мой старик тоже был шофером. Тогда все носились как сумасшедшие. И ни за что, бывало, не остановятся и не посочувствуют, если что. Едут себе - и никакого внимания. - Да и все мы были не лучше, - сказал Эмби. - Теперь нам легче, - сказал шофер. - Не надо спешить, и жизнь стала веселее, и никому нет никакого дела, приедем мы на день раньше или позже. Джим поставил сковородку с отбивными на угли. - Да, машину теперь вести куда проще, - сказал Рей, - особенно если у тебя есть помощник-такелажник. Если он у тебя есть, никаких проблем с погрузкой и выгрузкой. И в грязи застрять не страшно - он тебя запросто вытащит. А Джим у меня такой такелажник - в жизни другого такого не встречал. Джим продолжал жарить котлеты. Шофер выплюнул сигарету в направлении костра, она приземлилась на сковородку, прямо посреди котлет. Почти в тот же миг она поднялась со сковородки, описала в воздухе дугу и упала на угли. Джим сказал: - Рей, ты эти шутки брось. Думай все-таки, что делаешь. Ты истощишь мои способности, если будешь вот так заставлять подбирать за собой всякую дрянь. Водитель снова обратился к Эмби: - Ну, так как, присоединяетесь? Посмотрите страну. Эмби покачал головой. - Надо подумать над вашим предложением. Но он лицемерил. Не было никакой необходимости думать над таким предложением. Он знал заранее, что не поедет. 10 Он стоял у погасшего костра на перекрестке, прощально махал им рукой и смотрел, как в тумане раннего утра исчезает трейлер с прицепом. Потом он наклонился, поднял рюкзак и спальный мешок и перебросил их через плечо. Странное возбуждение охватило его - странное и счастливое. Как хорошо было снова ощутить его после стольких месяцев никчемной жизни. Как хорошо было осознавать, что у тебя опять есть дело! Он остановился, оглядел место стоянки - неподвижный пепел костра, охапку неиспользованных дров и большое пятно на земле - пятно от машинного масла, которое вылилось из мотора и постепенно просочилось в почву. Если бы он своими глазами не видел, он бы никогда не поверил, что такое возможно: Джим, когда отвернул гайки, поднял мотор, вынул из машины и перенес его к костру, ни разу не прикоснувшись к нему руками. А потом он наблюдал, как неподатливые, с сорванной резьбой гайки медленно и неохотно повернулись без всякого инструмента, поднялись над своими отверстиями, а затем спокойно встали в ряд. Однажды, - как ему показалось давным-давно, - он беседовал с "пузырем", и тот рассказал ему, как эффективно вели дела фабрики его работники, и жаловался при этом, что они настолько усовершенствовали технологии и механизмы на фабрике, что, по его словам, представителям другого стана понадобится по крайней мере месяц, чтобы разобраться в устройстве. Эффективно! Бог ты мой, конечно, они работали эффективно! Но, пытался теперь дознаться он, какими новыми, наполовину разгаданными методами смогли они так усовершенствовать фабрику? А по всей стране, подумал он, сколько задействовано новых принципов и методов? Но люди в станах не считали их чем-то новым, способным многое изменить, на них смотрели просто, как на профессиональные тайны, для них это было преимуществом в торговле, гарантией выживания стана. И сколько таких талантов по всей стране, прикидывал он, какое применение находит все это разнообразие талантов? Новая культура, думал он, она непобедима тогда, когда осознает свою мощь, ее следует освободить от присущего ей провинциализма, освободить от суеверных наслоений новые силы. А это было самым трудным в его замысле, он понимал это: мистика служила им для того, чтобы закрыть глаза на собственное невежество и как-то объяснить непонятные явления. И, наверно, будет очень нелегко заменить мистику сознанием того, что в настоящий момент ограниченность знаний, недостаточное понимание происходящего приводит нас к простому принятию того, что есть, взывает к нашему терпению, пока станет возможным понимание всех этих явлений. Он вернулся к дереву, где оставил ружье, и взял его. Он радостно поднял его над собой и поразился, насколько естественно легло оно в ладонь, как будто было частью его самого, продолжением его руки. Что-то подобное, по-видимому, и происходило с этими людьми и с их способностями. Они настолько привыкли к своим фантастическим возможностям, что воспринимали их как нечто будничное, совершенно не осознавая всего величия их. Господи, что же это за чудо! Стоит развить их таланты, и через какие-нибудь сто лет не понадобится теперешнее косноязычное радио, его заменят телепаты, вся страна будет окутана сетью коммуникаций, не подвластной ни разрушениям, ни состояниям атмосферы - умная, гуманная система связи, без всяких ограничений, неизбежных в электронных системах. Исчезнут и грузовики с появлением телепортеров, которые легко, быстро и спокойно, без всяких проволочек и задержек будут переправлять суда от одного побережья к другому и в любые точки Земли, и опять же ни погода, ни состояние дорог не будут служить им помехой. И это совсем немногое из великолепных картин, подсказанных ему воображением. Что тут говорить обо всех остальных - отчасти уже известных, отчасти подразумеваемых и отчасти пока невыполнимых? Он вышел на дорогу и остановился в задумчивости. Куда двинулся тот стан, где их спрашивали, нет ли среди них инженера по ракетам? И где-то рядом с ним был тот, в котором интересовались химиком, потому что ребята что-то там химичили над горючим, а взрослые боялись от этого взлететь на воздух. И еще его мучила мысль, где бы ему достать такелажника. А еще бы лучше - хорошего, на все руки телепата. Не такие уж грандиозные планы, признался он себе. Но для начала хватит. - Подарите мне десять лет, - проговорил он. - Я прошу всего десять лет. Но даже если у него оставалось всего два года, он должен был начать. Ведь если он хотя бы начнет, потом найдется кто-нибудь, кто продолжит его дело. Кому-то нужно начать. И именно он подходит для этой роли как человек, обладающий объективным взглядом на этот неокочевой мир в свете исторического прошлого. И ведь таких, как я, сохранилось не так уж много, - подумал он. Ему предстоит нелегкая работенка, он это знал, но считал, что дело свое знает хорошо. И он пошел по дороге, весело насвистывая. Вроде и дело не такое уж большое, но если удастся осуществить его, это будет сенсация. Стоит только сделать это, и каждый стан будет шпионить, интриговать, обманывать и пускаться во все тяжкие, чтобы овладеть тайной. А пока, насколько он понимал, ему самому придется заняться чем-то вроде этого, чтобы хоть немного просветить их, чтобы они в конце концов поняли, какой силой владеют, нужно заставить их задуматься над тем, как использовать их необычайные возможности, что произросли на почве нового социума. Но все же - где тот стан, в котором нуждались в инженере по ракетам? Где-то возле этой вот дороги, дороги пыльной, наводившей на него когда-то уныние, но не теперь. Нужно пройти какую-то часть этой дороги. Не так уж далеко - каких-нибудь сто или двести миль. А может, и больше? Он шагал вперед, пытаясь вспомнить. Но не просто было это сделать. Столько дней промелькнуло и столько станов. Дорожные ориентиры, подумал он, я всегда хорошо запоминал дорожные ориентиры. Но кругом их было слишком много. 11 Он все продолжал свой путь, останавливаясь во встречных станах и на свой вопрос везде получал один и тот же ответ: - Ракеты? Да нет, на кой они? Какому дураку нужны нынче ракеты? И у него стали уже возникать сомнения - а был ли вообще такой стан, в котором проявили заинтересованность в инженере по ракетам. Действительно, какому дураку нужны нынче ракеты? Какая от них польза? Его вопрос уже опережал его - то ли благодаря телепатии, то ли радио, то ли слухам, - но скоро он стал легендой. И он вдруг увидел, что его уже ждут, как будто предупрежденные, и встречали его везде одним и тем же приветствием, которое уже звучало как шутка: - Не вы ли тот джентльмен, который ищет ракету? Но именно это шутливое приветствие и легенда о нем сделали его своим среди них; однако превратившись в одного из них, он оставался и сторонним наблюдателем: он видел величие, которого они не замечали, величие, сознание которого он должен был - _д_о_л_ж_е_н _б_ы_л_! - пробудить в них. Но ни слова, ни проповеди не способны были оживить в них это чувство. Вечерами он, бывало, сидел с ними за общими беседами, спал с ними в трейлерах, если ему находилось место, помогал им по мелочам и слушал их побасенки. И сам рассказывал их. И при этом все чаще возникало в нем ощущение чего-то неординарного, чуждого, но теперь, когда он немного разобрался в природе этого явления, не тревожился больше, а иногда даже, оглядев кружок собеседников, вычислял того, кто возбуждал в нем это ощущение. По ночам, лежа в постели, он много думал надо всем этим, и в конечном счете кое-что прояснилось для него. Человек - даже, может быть, пещерный - всегда обладал этими способностями; но тогда, как и теперь, Человек не понимал своей силы и не развивал этого качества в себе. Он предпочел совсем другой путь прогресса - не разум совершенствовал он, а свои руки, и построил удивительную, потрясающую культуру - культуру машин. Своими руками и самоотверженным трудом он построил огромные, сложные машины, которые могли делать то, что сам мог бы делать всего лишь усилием собственного разума, догадайся он в свое время сделать правильный выбор. Но он предпочел упрятать способности разума за делами рук своих, за изобретениями, а потом, пытаясь определить свой менталитет, насмешками дискриминировал тот самый желанный дар, которого искал. То, что в конце концов произошло, рассуждал Эмби, вовсе не причуда какая-то в развитии человечества, появление этого было так же неизбежно и необходимо, как появление солнца. Это было всего лишь возвращение на тропу, по которой и надлежало Человеку идти по мере своего развития. Заблуждавшееся на протяжении многих веков человечество снова оказалось на верном пути. И даже если бы никакой децентрализации не произошло и прежн