благополучность будущего, не представляя ни каких-то конкретных деталей, ни как там все будет, ни того, чем все кончится. Только уверенность в том, что все будет хорошо, простое старомодное предчувствие - и не больше. Бифштекс уже шипел, а из костра доносился аромат картофеля. Блэйн усмехнулся: хорошенькое меню на завтрак - бифштекс с печеным картофелем. Хотя не так уж плохо. Пожалуй, все пока не так уж плохо. Ему вспомнился Дальтон с сигарой в зубах, с прической ежиком, который, развалясь в кресле, проклиная мясник-траву как очередное посягательство на бизнесменов со стороны злокозненного "Фишхука". А кроме мясник-травы, подумал он, сколько еще? Интересно бы посчитать все, что появилось благодаря "Фишхуку". Прежде всего, с далеких звезд на Землю были привезены новые лекарства - совершенно другая фармакопея, способная облегчить страдания Человека и вылечить его от болезней. Появились новые ткани, новые металлы, множество новых продуктов. Родились новые архитектурные стили и материалы; люди получили новый тип литературы, узнали новые запахи, постигли новые принципы искусства. И еще к людям пришло дименсино - развлечение, которое вытеснило обычные телевидение, радио и кино. В дименсино зритель не просто видит и слышит - он чувствует. Он становился частью изображаемой ситуации. Зритель отождествляет себя с одним из героев или сразу с несколькими персонажами и живет их чувствами, действиями. На время он перестает быть самим собой, а выбирает себе личность из действующих в дименсино-постановке лиц. И все это - и продукты, и материалы, и дименсино - монополия "Фишхука". И потому, подумал Блэйн, все и ненавидят "Фишхук" ненавистью непонимающих, ненавистью оставшихся за чертой, ненавидят за помощь, равной которой человечество еще не знало. Бифштекс поджарился. Положив самодельный вертел из зеленой ветки на куст, Блэйн стал отрывать в углях картофель и кукурузу. Сидя у костра, Блэйн принялся за еду. Взошло солнце, замер ветерок, и казалось, весь мир затаил дыхание, стоя на пороге нового дня. На кроны тополей упали первые солнечные лучи, превратив листья в золотые монеты; запах ручей, уступая дневным звукам - мычанию стада на холме, рокоту машин на дороге, отдаленному гулу самолета высоко в небе. На шоссе ниже моста остановился автофургон. Из кабины вышел водитель, поднял капот и наполовину скрылся под ним. Затем вылез, вернулся в кабину, поискал что-то и, найдя, что искал снова вышел. До холма отчетливо доносилось звяканье инструментов о бампер. Грузовик был настоящей древностью - с бензиновым двигателем и колесами, но с дополнительной реактивной тягой. Такую колымагу редко где теперь встретишь, разве что только на свалке. Частный владелец, решил Блэйн. Перебивается как может, стараясь выдержать конкуренцию крупных фирм по автоперевозкам за счет заниженных цен и до предела срезанных накладных расходов. Краска на фургоне выцвела и местами облупилась, но поверх ее тянулись свеженамалеванные замысловатые кабалистические знаки, которые, несомненно, должны были отвести прочь все зло мира. По номеру Блэйн определил, что машина из Иллинойса. Разложив инструменты, шофер снова полез под капот. На холм обрушился шум ударов молотка и ржавый скрип отворачиваемых болтов. Блэйн закончил завтрак. У него осталось еще два бифштекса и две картофелины. Он перемешал уже начавшие остывать угли, наколол оба бифштекса на палочку и аккуратно обжарил. Из-под капота по-прежнему доносились удары и скрип. Пару раз водитель выбирался, чтобы передохнуть, и опять принимался за работу. Когда бифштексы как следует поджарились, Блэйн положил картофелины в карман и, держа бифштексы на палочке перед собой, как боевое знамя, стал спускаться к дороге. Заслышав звук шагов, водитель вылез из-под капота и обернулся. - Доброе утро, - как можно радушнее поздоровался Блэйн. - Завтракаю и вдруг вижу: кто-то подъехал. Шофер глядел на него с откровенной подозрительностью. - У меня осталась еда, - сказал Блэйн, - и я ее для вас приготовил. Хотя, может быть, вы уже поели. - Нет, еще не успел, - оживившись, произнес водитель. - Собирался перекусить в городке там, внизу, но все еще было закрыто. - Тогда прошу, - и Блэйн протянул ему палочку с нанизанными бифштексами. Водитель взял палочку, держа ее так, будто она может ужалить его в любую секунду. Порывшись в карманах, Блэйн извлек две картофелины. - Была еще кукуруза, три початка, - сообщил он, - но я съел. - Ты что, это мне даешь? - Конечно, - подтвердил Блэйн. - Впрочем, можешь швырнуть их мне в физиономию, если тебя это больше прельщает. Водитель нерешительно улыбнулся. - Пожалуй, я поел бы. До следующего городка еще миль тридцать, а на нем, - он ткнул пальцем в фургон, - неизвестно, когда я туда доберусь. - Нет соли, - сказал Блэйн, - но и так неплохо. - Спасибо. Я не знаю, чем... - Садись и ешь, - прервал его Блэйн. - Что там с двигателем? - Не знаю, кажется, карбюратор. Блэйн снял пиджак, аккуратно положил его на бампер и закатал рукава. Усевшись на камень на обочине, водитель принялся за еду. Блэйн взял гаечный ключ и полез на радиатор. - А где ты достал бифштексы? - поинтересовался водитель. - Да там, на холме. У фермера их целое поле. - То есть ты их украл? - А что делать, если нет ни работы, ни денег и надо пробираться в родные места? - Куда это? - Туда, в Южную Дакоту. Водитель, набив полный рот едой, замолчал. Блэйн заглянул под капот и увидел, что водитель уже ослабил все болты крепления карбюратора, кроме одного. Блейн наложил не этот болт ключ и потянул. Болт протестующе заскрежетал. - Черт побрал бы эту ржавчину, - выговорил водитель, не спуская глаз с Блейна. Справившись наконец с болтом, Блейн снял карбюратор и сел рядом с жующим шофером. - Скоро эта колымага вообще развалится, - заметил тот. - Впрочем, и с самого начала это был не подарочек, мучаюсь с ней всю дорогу. Сроки летят к чертям. Блэйн подобрав ключ к болтам карбюратора и начал борьбу с поржавевшей резьбой. - Пробовал вести машину по ночам, - сообщил водитель, - но после того раза - хватит. Такой риск не для меня. - Что-нибудь привиделось? - Если б не знаки на кузове, мне бы крышка. Правда, у меня есть ружье, но от него мало толку. Я не могу одновременно стрелять и крутить баранку. - Даже если б и мог, вряд ли это помогло. - Ну нет, приятель, - процедил водитель, - я бы им показал. У меня полный карман патронов с серебряной дробью. - А не дорого? - Еще как дорого. Но ничего не поделаешь. - Наверное, - согласился Блэйн. - И что ни год, то становится все хуже. Но там, на севере, появился наконец этот проповедник. - Проповедников везде хватает. - Точно, хватает. И все они только и могут разводить болтовню. А этот призывает заняться делом. - Ну вот, - Блэйн отвернул последний болт, вскрыл карбюратор и заглянул внутрь. - Нашел. Видишь, в чем дело? Водитель наклонился и посмотрел, куда показывал Блэйн. - Будь я проклят, если это не так! - Все, через пятнадцать минут будет готово. У тебя есть чем смазать резьбу? Водитель встал, вытер руки о штаны: - Пойду посмотрю. Он направился к машине, но вдруг вернулся: - Меня зовут Бак, - он протянул руки. - Бак Райли. - Блэйн. Можете называть меня Шеп. Они обменялись рукопожатием. Райли постоял, переминаясь с ноги на ногу, потом решился. - Ты, кажется, двигаешься в Дакоту? Блэйн кивнул. - Я скоро рехнусь, если и дальше все буду делать один. - Я как-то могу помочь? - Согласен вести ночью? - Черт побери! - сказал Блэйн. - Конечно. - Ты за рулем, а я буду держать ружье наготове. - Тебе не мешало бы выспаться. - В общем, вдвоем как-нибудь справимся. Лишь бы колеса крутились не останавливаясь. Я и так потерял уже слишком много времени. - А ты едешь в сторону Южной Дакоты? Райли кивнул. - Ну что, присоединяешься? - С удовольствием. В любом случае лучше, чем идти пешком. - Кстати, подзаработаешь. Немного... - Забудь о деньгах. Главное, что ты меня подвезешь. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Они ехали с юго-запада на северо-восток, ведя машину и днем и ночью, но тем не менее половину времени стояли. Грузовик и вправду оказался чуть лучше ржавой консервной банки. Им приходилось воевать с громоздким двигателем, сражаться со старыми, лысыми шинами, ухаживать за рахитичным шасси, чтобы продвинуться еще на несколько миль. Дороги были плохими, как все дороги теперь. Эра гладких, твердых, чуть ли не с зеркальным покрытием шоссе давно кончилась. Пришло время нового транспорта: полуавтомобилей-полусамолетов; хорошие дороги не нужны машинам, которые вовсе не касаются земли. Чуть живые шины со стоном прыгали по неровному, выщербленному асфальту. С новыми шинами было бы легче, подумал Блэйн, но даже если б Райли мог позволить себе заплатить за них, он вряд ли их достал. Спрос на шины обычного типа упал почти до нуля, и увидеть их где-то в продаже было почти невозможно. И еще одна постоянная проблема - бензин. Заправочных станций не было; последние заправочные станции закрылись лет пятьдесят тому назад. Транспорту, работающему на атомной энергии, заправляться не надо. Поэтому в каждом городке и приходилось искать магазин сельскохозяйственных товаров или кооперативную фермерскую лавку и покупать там, поскольку большинство сельскохозяйственных машин работало на бензине. Они спали урывками, используя для сна каждый удобный момент, они ели на ходу, запивая бутерброды и пирожки кофе из старой жестяной фляги. Так они пробирались древними дорогами, по которым современный транспорт ходил лишь по той причине, что в старину умели строить и знали, что прямая - кратчайшее расстояние между двумя точками. - В жизни б не взялся за эту работу, - сказал Райли, - но мне обещали хорошо заплатить. А деньги, сам понимаешь, не помешают. - Ничего, все будет нормально, - успокоил его Блэйн. - Может, опоздаешь на день-другой, но доехать мы доедем. Райли вытер лицо вылинявшим, когда-то красным платком. - Тут не только грузовик угробишь, - сказал он. - Тут и сам рехнешься от страха. Это верно, подумал Блэйн, Рейли весь пропитан страхом, страх проник ему в кровь и плоть. И притом он не производит впечатления человека, который просто с детства запуган зверинцем ужасов и кошмаров и продолжает и в зрелом возрасте с легкостью вызывать в своем воображении все эти древние ужасы. Нет, тут что-то более реальное, чем отзвуки детских ночных кошмаров. Блэйну его попутчик казался причудливым экспонатом из средневекового паноптикума. Человек, который боится темноты и существ, по его представлению, обитающей в ней! Человек, который верит, что его защитят намалеванные кабалистические знаки и дробовик, заряженный серебряной картечью! Блэйну приходилось слышать о подобных людях, но воочию до сих пор он их не видел. А если таковые и были среди его знакомых по "Фишхуку", то они искусно и тщательно скрывали свои взгляды. Но как Блэйн поражался Райли, так и Райли не переставал удивляться Блэйну. - Тебе не страшно? - допытывался он. Блэйн покачал головой. - Ты что, не веришь в нечистую силу? - Всегда считал это детскими сказками, - отвечал Блэйн. Тогда Райли начинал убеждать его: - Это не сказки, приятель, можешь мне поверить. Я встречал столько людей и слышал столько историй, и у нас в Индиане жил один старик. Однажды его нашли висящим на заборе, у него было перерезано горло, а вокруг тела были следы копыт, и стоял запах серы... - Если не поверишь в эту сказку, найдется другая, не менее жуткая, загадочная, окутанная мраком древности. - Тебе хорошо, - сказал Блэйну Райли. - Ты их не боишься, и, может быть, они тебя не тронут. Собака кусает бегущего, но лижет руку тому, кто ее не боится. - Тогда все просто, - заметил Блэйн. - Перестань бояться. Но давать такой совет человеку вроде Райли было бесполезно. Каждую ночь, когда Блэйн вел машину, Райли, дрожа от страха и судорожно сжимая ружье с серебряной картечью, вглядывался в темноту. Все, что им встречалось на пути -перебегающая дорогу лиса, сова, пролетевшая рядом, любая мелькнувшая у обочины тень, - все превращалось в ночные призраки, а вой койотов становился завываниями башни, вышедших на поиски жертвы. Но не все было только плодом больной фантазии Райли. Однажды им встретилась тень в форме человека, но уже не человек, - она вращалась и изгибалась в ленивом танце на высокой ветке над лесной порослью, они проехали обугленные развалины фермы, черный дымоход которой, как вытянутый обвиняющий палец, указывал в небо. Как-то раз, когда Райли возился с проржавелыми свечами, Блэйн отправился вверх по ручью, чтоб найти родник, и заметил вдали дымок небольшого костра. Они слишком поздно услышали его шаги, и Блэйн успел заметить их тени, вздымавшие вверх по заросшему лесом откосу скалы. На вытоптанной лужайке рядом с костром лежала опрокинутая сковорода, четыре наполовину поджаренных форели валялись на примятой траве рядом со стегаными ватными одеялами. На случай дождя стоял грубо сложенный шалаш. Блэйн опустился на колени рядом с костром и поправил сковороду. Затем положил на сковороду рыбу, предварительно очистив ее от приставших веточек и травинок. Сначала он думал позвать беглецов, сказать, что не надо прятаться, потом понял, что это бесполезно - доверия от них ждать уже поздно. Потому что они - дичь. Загнанная дичь в тех самых Соединенных Штатах, где когда-то так ценили свободу, где в свое время столько говорилось о правах человека! Он стоял на коленях, разрываясь от гнева и жалости, чувствуя, как начинает щипать в глазах. Он потер глаза кулаками, и мокрые костяшки оставили на лице грязные полосы. Он постоял так еще немного, затем поднялся и пошел обратно, вниз по ручью, позабыв, что искал родник, который был наверняка уже совсем рядом. Райли о тех, кого он встретил, Блэйн не стал говорить. Они пересекали пустыни, пробирались через горы и наконец выехали на бескрайние просторы плоскогорья, где носился только ветер, не встречая на пути своем ни деревца, ни холма. Блэйн, расслабившись, отдыхал на сиденье рядом с Райли. Солнце разогревало сухой ветер, и к северу, над пересохшим руслом реки, песчаные духи кружили смерчи. Крепко вцепившись в руль, ссутулившись, Райли вел фургон. На лице у него было написано напряжение, временами его щеку подергивал нервный тик. Этот человек, подумал Блэйн, боится даже днем даже при свете он не прекращает свою схватку с темнотой. А не связано ли это с грузом, который мы везем, предположил Блэйн. Ни разу за весь путь Райли не обмолвился о своем грузе, ни разу не проверил его. На задней двери фургона висел тяжелый амбарный замок, издающий угрюмое бряканье каждый раз, когда машина подпрыгивала на ухабах. Раз или два Блэйн уже собирался спросить Райли, но что-то останавливало его. О том, что этой темы лучше не касаться, говорили ему не поступки или слова Райли, а какая-то его подчеркнутая небрежность. А потом, решил Блэйн, меня это не касается. Какое мне дело, что там, в фургоне. Для меня главное - сам грузовик, каждый поворот колеса которого приближает к цели. - Если сегодня ночью мы поднажмем, к утру будем на реке, - сказал Райли. - На Миссури? Райли кивнул: - Если не сломаемся. И если сможем держать скорость. Но в эту ночь они повстречали ведьм. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Справа они заметили что-то темное, мелькнувшее над дорогой в пучке света фар, потом увидели их, летящих в лунном свете. Собственно, они не летели, поскольку у них не было крыльев, а двигались по воздуху, как рыба плывет по реке, с грациозностью, свойственной только летающим существам. В первый момент это можно было принять за мельтешение бабочек в луче света или бесшумный бросок на добычу ночного крылатого хищника, но только в первый момент, когда разум не мог преодолеть убеждения, что этого не может быть; но тут же не осталось никаких сомнений в том, что они увидели. Они увидели летающих людей. Левитаторы, подумал один. Ведьмы, летящие на шабаш, решил другой. Увидев, что Райли высунул ствол ружья в открытое окно, Блэйн ударил по тормозам. Райли спустил курок, и звук выстрела в кабине прозвучал оглушительнее грома. Машину занесло, и она остановилась поперек дороги. Дернув Райли за плечо, Блэйн вывел его из равновесия, а другой рукой вырвал у него ружье. Он взглянул на Райли: на лице у него был написан смертельный ужас. Его челюсть ходила беззвучно вверх-вниз, как у марионетки, в углах рта выступила пена. Глаза его бешено вращались, а лицо превратилось в уродливую маску от сведенных судорогой мышц. Скрюченные пальцы тянулись к ружью. - Прекрати! - заорал Блэйн. - Это всего лишь левитаторы. Слово ничего не значило для Райли. Страх грохотал у него в мозгу, заглушая разум и логику. Уже обращаясь к Райли, Блэйн понял, что слышит голоса, беззвучный хор голосов, обращающихся к нему среди ночи. "Друг, один из нас ранен алая струйка по мускулистому плечу не сильно. А где ружье? Ружье с печально обвислым стволом. Все в порядке - ружье у нашего друга. Теперь займемся этим загнанная в угол, рычащая собака; скунс с поднятым хвостом, готовая к броску, свернувшаяся в кольцо гремучая змея. - Стойте, - закричал Блэйн. - Подождите! Опасности больше нет. Он не будет стрелять. Нажав локтем на ручку замка, он распахнул дверь и, оттолкнув Райли, вывалился из кабины, держа в руках ружье. Блэйн переломил дробовик, и патроны выпали; отбросив ружье на дорогу, он облокотился на автомобиль. Ночь вдруг стала абсолютно беззвучной, не считая стонов и воя Райли, доносящихся из кабины. - Все, - сказал Блэйн, - больше нечего бояться. Они нырнули с неба, как будто стояли там на невидимой платформе, и мягко приземлились на ноги. Медленно и бесшумно они приблизились к нему и остановились, ничего не произнося. - По-идиотски ведете себя, - сказал им Блэйн. - В следующий раз кому-нибудь из вас отстрелят голову безголовое тело, прогуливающееся небрежной походкой, клубы пены, вскипающие из обрубка шеи. Блэйн заметил, что все они были молоды, не старше восемнадцати, а одеты в подобие купальных костюмов. Блэйн уловил исходящее от них чувство веселья и озорства. Они подошли еще ближе, Блэйн попытался прочесть еще что-нибудь по из виду, но больше ничего не увидел. - Ты кто? - спросил один из них. - Шепард Блэйн, из "Фишхука". - Куда ты едешь? - В сторону Южной Дакоты. - На этом грузовике? - И с этим человеком, - добавил Блэйн. - Не трогайте его. - Он стрелял в нас. Он ранил Мари. - Пустяки, - сказала Мари, - царапина. - Он боится, - сказал Блэйн. - У него патроны с серебряной картечью. Блэйн почувствовал, что мысль о серебряной картечи их развеселила. И ощутил необычность сложившейся ситуации: лунная ночь, заброшенная дорога, машина поперек шоссе, заунывный вой ветра над прерией и они двое, он и Райли, окруженные не индейцами из племени сиу, или команчей, или черноногих, а группой паранормальных подростков, вышедших ночью повеселиться. И кто вправе осудить их, спросил он себя, или мешать им? Если эти небольшие акции протеста помогают им самоутверждаться в их полной унижений жизни, если этим путем они отстаивают какую-то долю своего человеческого достоинства, тогда их поступки - вполне нормальное человеческое поведение, за которое из нельзя винить. Он всматривался в лица, которые мог разглядеть в расплывчатом свете луны и фар, и видел, что идет борьба между вспыльчивостью и нерешительностью. Из машины по-прежнему доносились стоны водителя, бьющегося в истерике. - "Фишхук"? Башни зданий на холме, квадратные километры зданий, массивный, величественные, вдохновляющие... - Верно, - подтвердил Блэйн. От группы отделилась девушка, подошла к Блэйну и протянула ему свою ладонь. - Друг, - сказала она, - мы не ждали встретить здесь друга. Нам всем очень жаль, что мы причинили тебе неприятности. Блэйн взял ее руку и ощутил пожатие сильных, молодых пальцев. - На дорогах редко кого встретишь ночью, - сказал один из ребят. - Мы просто веселились, - сказал другой, - в жизни так мало веселого. - Мало, - согласился Блэйн. - Я сам знаю, как мало. - Мы ряженные - ведь скоро канун Дня святых, - добавил еще один. - Ряженные? День святых? А, ну тогда все понял. Рука, стучащая в закрытые ставни, повешенная на дерево калитка, перевернутая вверх ногами табличка с заклинаниями. - Им это полезно. Сами напрашиваются. - Пусть так, - сказал Блэйн. - Но ведь это опасно. - Не очень. Они слишком боятся. - Но этим положению не поможешь. - Мистер, положению ничем не поможешь. - А "Фишхук"? - спросила стоящая перед Блэйном девушка. Блэйн внимательно посмотрел на нее и вдруг понял, как она красива: голубые глаза, золотистые волосы и фигура, которая в древние времена сделала бы ее победительницей всех конкурсов красоты, - идол, благополучно позабытый человечеством, увлекшимся парапсихологией. - Не знаю, - сказал Блэйн. - Прости, но я не знаю. - Что-то случилось? Тебе грозит опасность? - Пока нет. - Тебе нужна помощь? - Ни к чему, - как можно беззаботнее произнес Блэйн. - Мы можем полететь с тобой куда скажешь. - Я не умею летать. - И не надо. Мы сами он в воздухе, поддерживаемый за руки двумя левитаторами. Блэйн передернул плечами: - Нет уж, благодарю, лучше не надо. Кто-то открыл дверцу машины, кто-то вышвырнул Райли на землю. Рыдая, водитель пополз на четвереньках. - Оставьте его, - закричал Блэйн. Девушка обернулась. Мысли ее прозвучали резко и властно: - Отойдите, не трогайте его! Чтоб никто пальцем его не тронул! - Но Анита... - Даже пальцем, - повторила она. - Это же подонок. Стреляет серебряной картечью. - Нет! Они отошли. - Нам пора, - сказала Анита Блэйну. - Думаешь, все будет нормально? - С этим? Она кивнула. - Ничего, я с ним справлюсь, - успокоил ее Блэйн. - Меня зовут Анита Эндрюс. Я живу в Гимальтоне, мой телефон - 276. Запиши в память. - Записано, - Блэйн показал ей слова и цифры. - Если понадобиться помощь... - Я позвоню... - Обещаешь? - Клянусь! Крест на бьющемся сердце. Неожиданно прыгнув, Райли схватил ружье и теперь, пошатываясь, стоял и шарил в кармане в поисках патрона. Блэйн бросился ему в ноги, ударив его плечом чуть выше колен; одной рукой он обхватил Райли за пояс, другой попытался поймать ствол ружья, но промахнулся. Падая, он крикнул: - Быстрей! Быстрей все убирайтесь! Затрещала одежда; но Блэйн почувствовал, как шершавый асфальт обдирает ему кожу, но Райли не выпустил, увлекая его за собой. Когда скольжение по асфальту прекратилось, Блэйн снова попытался нащупать ружье. Ствол блеснул в темноте и опустился ему на ребра. Блейн охнул, попробовал ухватиться за него, но Райли еще раз взмахнул ружьем, как дубинкой. В отчаянии Блейн наугад нанес удар и почувствовал, как его кулак погрузился в живот водителя. Раздался возглас боли, и тяжелый ствол прошел в дюйме от лица Блейна. Его рука рванулась вперед, поймал ствол и дернул на себя, одновременно выкручивая. Завладев ружьем, Блейн откатился в сторону и вскочил. Райли, как носорог, склонив голову, расставив руки, несся на него. На лице его жутко застыл ревущий оскал. Блейн едва успел отбросить ружье. Он попытался увернуться от приближающегося Райли, но Райли сумел ухватить его своей окорокообразной лапой за бедро. Не давая ему убрать руку, Блейн резко повернулся. Райли попробовал затормозить, но было поздно. С оглушительным грохотом его тело по инерции врезалось в грузовик. Райли обмяк и свалился. Блейн, выжидая, смотрел на него: тот не двигался. Из ночи не доносилось ни звука. Все исчезли, кроме них, вокруг никого не было. Только он и Райли и потрепанный фургон. Блейн отвернулся, поглядел на небо, но там тоже ничего не было, кроме луны, звезд и однако степного ветра. Он опять посмотрел на Райли и увидел, что тот жив. Райли уже сидел, держась за передний борт. Удар о кузов рассек ему лоб, и больше драться явно не собирался. Он тяжело пыхтел, стараясь отдышаться, и в глазах у него стоял дикий блеск. Блейн сделал шаг в его сторону. - Дурак проклятый, - сказал он. - Если б ты еще раз выстрелил, нам бы конец. Они нас на куски разорвали. Райли глядел на него вытаращенными глазами, силясь что-то сказать, но из его рта доносилось только: "Ты-ты-ты". Блейн шагнул к нему и протянул руку, чтобы помочь встать, но Райли отпрянул от него, прижавшись изо всех сил к кузову, как бы пытаясь раствориться в металле. - Ты один из них! - взвизгнул он. - Я давно понял... - Ты с ума сошел! - Я тебя раскусил! Ты не хочешь, чтоб тебя видели. Не отходишь от машины. За едой и кофе всегда хожу я. Ты не ходишь. И насчет бензина договариваюсь я. А не ты. - Машина твоя, а не моя, - ответил Блейн. - И деньги у тебя. А у меня, ты знаешь, ни гроша. - А как ты появился, - скулил Райли. - Вышел прямо из лесу. Ты, наверное, всю ночь там с ними провел. И ты не как все, ты ни во что не веришь. - Потому что я не дурак, - сказал Блейн. - Вот и все. Я не больший парапсих, чем ты. Думаешь, если б я был колдуном, стал бы я трястись с тобой на этой жестянке? Он подошел к Райли, схватил его и рывком поднял на ноги. И встряхнул так, что у него закачалась голова. - Хватит! - заорал на него Блейн. - Нам ничего не грозит. Поехали отсюда. - Ружье! Ты выбросил ружье! - К чертям ружье! Пошли в машину. - Но ты с ними разговаривал! Я сам слышал! - Ни слова ни сказал. - Ты не ртом разговаривал, - сказал Райли. - Не языком. Но я слышал. Не все. Только отрывки. Но ты разговаривал. Прижимая его одной рукой к грузовику, Блейн открыл дверцу. - А ну, заткнись и забирайся, - процедил Блейн. - Подумаешь, ружье у него есть! Серебряная картечь! Он слышал, надо же! Поздно, решил он. Объяснять бессмысленно. И показывать ему или пытаться помочь тоже бесполезно. Скорей всего, если ему рассказать правду, он утратит последние остатки логики и совсем сойдет с ума, утонет в трясине комплексов. Блейн обошел фургон в другой стороны, сел, завел мотор и развернул машину вдоль дороги. Целый час они ухали молча. Скрючившись в углу, Райли не спускал с Блейна испытывающих глаз. - Извини, Блейн, - наконец произнес он. - Наверное, я был не прав. - Конечно, не прав. Если бы ты открыл стрельбу... - Я не об этом, - перебил его Райли. - Если б ты был одним из них, ты бы не остался. Они могли бы тебя домчать куда надо в сто раз быстрее. Блейн рассмеялся: - Чтоб тебя совсем успокоить, завтра за кофе и продуктами пойду я. Конечно, если ты мне доверишь деньги. ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Блейн сидел на стуле в закусочной и ждал, пока ему завернут сандвичи и нальют во флягу кофе. В зале кроме него было еще два посетителя, и на Блейна они никакого внимания не обращали. Один только что закончил трапезу и теперь читал газету. Другой, склонившись над тарелкой, метал в рот густую массу, которая раньше была яичницей с жаренным картофелем, а сейчас, от тщательного перемешивания, видом напоминала собачий корм. Блейн повернулся лицом к мощной стеклянной стенке здания. На улице было по-утреннему тихо, брел один-единственный пешеход, и мимо него время от времени проносились автомобили. Наверное, было глупо, подумал Блейн, вот так рисковать лишь для того, чтобы попытаться развеять сомнения Райли, успокоить его. Хотя ясно: что бы водитель ни говорил, подозрения у него остались. Правда, осталось немного, скоро должна быть река, а в нескольких милях к северу - Пьер. Кстати, любопытно: за всю дорогу Райли ни разу не обмолвился, куда он едет. Впрочем, ничего странного: Райли явно боится и не касается тем, связанных с его грузом. Блейн отвернулся от окна, получил сверток с сандвичами и кофе, отдал бармену пятидолларовую купюру, а сдачу положил в карман. Выйдя, Блейн направился к заправочной станции, где его ждал Райли со своим фургоном. Было слишком рано, и заправщики на станцию еще не пришли. Блейн и Райли договорились перекусить, потом, когда станция откроется, заправиться и двинуться дальше. Возможно, рассчитывал Блейн, это будет последний день их совместного пути. Стоит им доехать до реки, и он пойдет сам, на север, в Пьер. Утро было совсем свежим, почти холодным, и воздух обжигал ему ноздри. Начался еще один хороший день - еще один миг октября, когда небо затянуто дымкой, а воздух пьянит, как вино. Блейн вышел к бензоколонке. Грузовика там не было. А может, подумал Блейн, он отъехал за угол. Но еще предполагая это, Блейн уже знал, что неправ. Он понял, что его провели. Для того, чтобы избавиться от Блейна, Райли пришлось пожертвовать пятью долларами и поискать другое место для заправки. Блейна это особенно не поразило, он понимал, что втайне был готов к этому. Так или иначе, с точки зрения Райли это было простейшее разрешение сомнений предыдущей ночи. На всякий случай Блейн обошел квартал. Машины не нашел. Приходилось рассчитывать на себя. Еще немного, и городок начнет просыпаться. надо успеть уйти до этого. Найти какое-нибудь место, где переждать день. Минуту он стоял, ориентируясь. Ближняя окраина лежит к востоку, решил он, так как мы въехали с юга и проделали милю-две по городу. Блейн тронулся в путь, стараясь двигаться как можно быстрее и в то же время не привлекать внимания. Проехало несколько машин, кто-то вышел на порог за газетой, прошел человек - в руке корзина с завтраком. На Блейна никто не обращал внимания. Дома стали реже, началась последняя улица города. Здесь плоскогорье кончалось, и рельеф пошел под уклон - поросшие лесом бугры и холмы, каждый чуть ниже, чем предыдущий. Впереди Миссури, понял Блейн. Где-то впереди, за последним холмом, шумит могучая река с ее песчаными отмелями и ивняковыми островами. Он пересек поле, перелез через ограду и спустился в крутой овраг, где меж кустов бежал крохотный ручеек. Опустившись на четвереньки, Блейн заполз в кустарник. Он нашел идеальное укрытие. За пределами города, и ничего такого, что могло бы привлечь людей: рыбу ловить слишком мелко, а купаться слишком холодно. Здесь его не найдут. Здесь никто не учует сверкающее зеркало у него в мозгу; никто не крикнет: "Парапсих!" А ночью он двинется дальше. Он съел три сандвича, запил кофе. Взошло солнце. Просачиваясь сквозь кусты, его лучи разбивались на мозаику света и тени. Из городка слабо доносились звуки - рычание грузовика, лай собак, голос женщины, скликающей детей. Как я уже далеко забрался после той ночи в "Фишхуке", думал Блейн, сидя под ивами и ковыряя веточкой в песке. Далеко от виллы Шарлин, от Фредди Бейтса. А до сих пор у меня не было времени поразмыслить об этом. То, что было неясно тогда, неясно и сейчас: правильно ли я поступил, убежав из "Фишхука", не лучше ли было, несмотря на слова Годфри Стоуна, остаться и испытать все, что ни уготовил бы ему "Фишхук". Мысли вернули его к залитой светом голубой комнате, откуда все началось. Он видел ее, как будто был в ней только вчера - лучше, чем если бы был вчера. Чужие звезды мерцали над этой комнатой без крыши, колеса легко катились по гладкому голубому полу, а вокруг стояли странные предметы, которые могли быть и мебелью, и произведениями искусства, и всем чем угодно. Все предстало перед ним как реальное - неправдоподобно реальное, без резких контрастов и без расплывчатости, со всеми без исключениями деталями и подробностями. - Вот ты и вернулся! - приветствовал его, приподнявшись, лениво распластавшийся Розовый. Он действительно был там. Без машины или тела, без каких-либо приспособлений, только силой разума Шепард Блейн вернулся к Розовому, в его голубую комнату за пять тысяч световых лет от Земли. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Разум увидеть нельзя. И все же Розовый видел его или чувствовал - во всяком случае, о присутствии разума Блейна он знал. А Блейна это и не удивляло и не пугало. Он чувствовал себя так, как будто вернулся домой, и голубая комната казалась ему более знакомой и близкой, чем в первое посещение. - Н-да, - удовлетворенно хмыкнул Розовый, оглядывая его разум. - Неплохая получилась парочка. Ну конечно, подумала та часть разума, которая еще оставалась Шепардом Блейном, ведь я, или, по крайней мере, часть меня, или даже половина и в самом деле вернулась домой. Потому что на сколько-то процентов возможно, мне никогда не узнать, насколько я и есть сидящее перед ним существо. Я одновременно и Шепард Блейн, путешественник с Земли, и дубликат обитателя голубой комнаты. - Ну, как дела? - любезно осведомилось существо. Как будто не знает само! - Есть одна просьба! - торопливо сказал Блейн, спеша объяснить все до того, как ему придется покинуть эту планету. - Одна-единственная. Ты сделал нас как зеркало. Мы отражаем чужие мысли. - А как же иначе? - удивился Розовый.- Разве можно по-другому? На чужой планете приходится экранизировать от черезчур любопытных разумов. Конечно, здесь, дома, нет нужды... - Ты не понял, - запротестовал Блейн. - Твой экран нас не защищает. Он только привлекает к нам внимание. Из-за него мы чуть не погибли. - Этого не может быть, - сердито оборвало его существо. - Погибнуть невозможно. Нет такого понятия, как смерть. Смерть бессмысленна. Хотя, может быть, я и ошибаюсь. Кажется, очень давно была планета... Стало почти слышно, как существо перебирает пыльные архивные папки в заваленной знаниями памяти. - Да, - подтвердило оно. - Было несколько таких планет. Это позор. Для меня это непонятно. Непостижимо. - На моей планете, - сказал Блейн, - умирает все, поверь мне. Абсолютно все. - Неужели все? - Ну, точно не скажу. Возможно... - Вот видишь. Даже у тебя на планете смерть не обязательна. - Не знаю, - сказал Блейн, - кажется существуют и бессмертные вещи. - То есть нормальные. - Смерть не бессмысленна, - настаивал Блейн. - Смерть - процесс, благодаря которому на моей планете стали возможны развитие и дифференциация видов. Она не дает зайти в тупик. Это ластик, который стирает ошибки и открывает путь новым началам. Розовый уселся поудобнее. Чувствовалось, как он устраивается, собираясь с мыслями, подтягиваясь, готовясь к долгому и плодотворному обсуждению и, может быть, спору. - Может, ты и прав, - сказал он, - но такой путь слишком примитивен. Это кончится первоначальным хаосом. Есть лучшие решения. Существует даже этап, когда самосовершенствование, о котором ты говоришь, перестает быть нужным. Но прежде всего скажи, ты доволен? - Доволен? - Ты ведь стал более совершенен. Ты больше, чем обычный разум. Ты - это частично ты, частично я. - Ты ведь тоже частично я. Существо удовлетворенно хмыкнуло: - Видишь ли, тебя сейчас двое - ты и ; а я - даже трудно сказать, сколько нас одновременно. Я так много путешествовал и нахватался всякого - разумов в том числе. Кстати, многих из них, откровенно говоря, можно было и не брать. Но, знаешь ли, хотя я сам странствую очень много, у меня в гостях почти никто не был. Ты не представляешь, как я признателен тебе за твой визит. Когда-то у меня был знакомый, который частенько меня навещал, но это было так давно, что и не вспомнишь. Кстати, ведь у вас измеряют время, то есть поверхностное время? Блейн объяснил, как люди измеряют время. - М-м, сейчас прикинем, - существо начало быстро подсчитывать что-то в уме. - По-вашему счету выходит приблизительно десять тысяч лет назад. - Когда у тебя был твой приятель? - Да, - подтвердил Розовый. - С тех пор ты мой первый гость. И ты сам пришел ко мне. Не дожидаясь, пока к тебе приду я. Ты был в машине... - А почему, - поинтересовался Блейн, - ты спросил меня про наш счет времени? Ведь у тебя есть мой разум. Ты знаешь все, что знаю я. - Естественно, - пробормотал Розовый. - Все твои знания во мне. Но я еще не разбирался в них. Ты не представляешь, что у меня там твориться! Еще бы, подумал Блейн. Тут с одним-то лишним разумом не знаешь, как разобраться. Интересно... - Ничего, - успокоил его Розовый. - Со временем все образуется. Потерпи немного, и вы станете единым разумом. Вы поладите, как ты считаешь? - Но с отражателем ты и устроил нам... - Я вовсе не хочу вам неприятностей. Я стараюсь как лучше. И делаю ошибки. И исправляю их. Снимать экран? - Снимай, - поспешил согласиться Блейн. - Я путешествую, - рассказывало существо, - не сходя с этого места. Сидя здесь, я бываю, где захочу, и ты не поверишь, как мало встречается разумов, стоящих обмена. - Ну, за десять тысяч лет ты их, думаю, набрал немало. - За десять тысяч лет? - озадаченно спросило существо. - Мой друг, десять тысяч лет - это только вчера. Существо покопалось в памяти, но, опускаясь в глубины воспоминаний все глубже и глубже, так и не дошло до начала. - Иди сюда, - пригласил Розовый, - садись рядом со мной. - Вряд ли в таком виде, - объяснил Блейн, - я смогу сидеть. - Конечно, как я не сообразил. Тогда подвинься поближе. Ты ведь сам пришел ко мне в гости? - само собой, - пробормотал Блейн, не понимая, о чем идет речь. - Тогда, - произнесло существо, - давай поболтаем о путешествиях! - Давай, - Блейн пододвинулся к нему. Они сидели в голубой комнате, залитой светом неизвестных звезд, и под отдаленный рокот бушующей пустыни Розовый рассказывал. Не только о цивилизации машин. О племени насекомых, которые тысячелетиями накапливали неисчерпаемые запасы пищи, им не нужной, и стали рабами собственной слепой жадности. О расе, сделавшей искусство объектом религиозного поколения. О станциях подслушивания, обслуживаемых гарнизонами одной галактической империи, о которой давно забыли все, кроме самих гарнизонов. О фантастически сложных, сексуальных традициях еще одной расы, которая практически все усилия направляла на разрешение воспроизводства. О бесплодных, голых планетах, никогда не знающих жизни. И о других планетах, где, как в колбах и ретортах алхимика, шли такие химические реакции, какие разум не в состоянии не то что понять, но даже представить, и где, в результате этих химических реакций, зарождалась шаткая, эфемерная жизнь, чтобы через доли секунды опять уйти в небытие. Об этом и о бесконечно многом еще. Слушая, Блейн в полной мере осознал, насколько фантастичен случайно повстречавшийся ему Розовый, который не может вспомнить начала и не представляет конца; существо со странствующим разумом, за миллионы лет посетившее миллионы звезд и планет на расстоянии миллионов световых лет в этой и соседней галактиках. Перед ним было существо, которое принесло бы человеческому племени неисчерпаемую пользу. То, что говорилось сейчас, стоило всех усилий, затраченных когда-либо человечеством. Человечество встретилось с расой, у которой, похоже, не было других эмоций, кроме дружелюбия: если у нее и существовали когда-то эмоции, то за бесконечные годы мысленных путешествий они износились в прах. Потому что, наблюдая, подглядывая в окна соседей по галактике, эта раса научилась терпимости и пониманию не только по отношению к себе подобным или человечеству, но и ко всем созданиям, пониманию жизни во всем разнообразии ее проявлений. Научилась приятию любой мотивации, любой этики, любой культуры, какой чужеродной она не казалась бы. Вдруг до Блейна дошло, что все знания, о которых он думает, находятся в равной степени и в мозгу одного человеческого существа - некого Шепарда Блейна; если тот только сможет разобрать знания, систематизировать их и аккуратно сложить, то ими можно будет пользоваться. В беседе Блейн потерял чувство времени, утратил ощущение того, кто он, где находится и зачем; он позабыл обо все на свете, как мальчик, самозабвенно слушающий невероятные истории старого матроса, вернувшегося из дальних, неведомых стран. Комната стала родной, Розовый уже был другом, а далекие звезды не казались чужими; завывания пустынного ветра звучали как с детства знакомая колыбельная. Он не сразу понял, что рассказы о далеком и древнем уже прекратились, и он слушает только ветер. Он потянулся, как после сна, и существо сказало: - Мы отлично провели время. Не помню, чтоб я когда-либо получал столько удовольствия. - Подожди, - попросил Блейн, - еще один вопрос... - Насчет экрана не беспокойся. Я его убрал. Теперь тебя никто не выдаст. - Я не о том. Я про время. У - то есть мы каким-то образом управляем временем