звивающие существа были
ужасны и омерзительны, и от них веяло лютой, холодной яростью,
жестокостью безразличия и непонимания, руководимой только
первобытными чувствами голода и ненависти.
     Блэйн замер, пораженный тем, что увидел. Ему казалось, что
он действительно там, будто часть его лежит на полу у камина, а
другая половина в самом деле находится в этих жутких джунглях.
     Ему послышался шорох, вернее, та половина в джунглях
услышала шум, и та половина поглядела на дерево, слишком,
впрочем, уродливое, колючее и гадкое, чтобы называться деревом.
Над ним, приготовившись упасть на него с ветки, висел мерцающий
алмазной крошкой мех.
     Блэйн закричал, или ему показалось, что он закричал, и
планета с ее обитателями тут же растаяла, будто чья-то рука у
него в мозгу вывела объектив проектора из фокуса.
     Он опять - весь, полностью - лежал в своем мире, где был и
камин, и склад, и трансо в углу. Дверь из склада открылась, и в
комнату вошел Грант.
     Он аккуратно прикрыл за собой дверь и, повернув свое
массивное, широкое тело, уставился на лежащего на полу человека.
     - Мистер Блэйн, - тихо позвал он. - Мистер Блэйн, вы спите?
     Блэйн молчал.
     - У вас открыты глаза, мистер Блэйн. Что-нибудь случилось?
     - Ничего, - ответил Блэйн. - Просто лежу и думаю.
     - И приятные мысли, мистер Блэйн?
     - Великолепные.
     Двигаясь по-кошачьи осторожно, Грант подошел к столу, взял
со стола бутылку, вставил горлышко в рот и забулькал.
     - Может, вы встанете, мистер Блэйн, - опустив бутылку,
предложил он. - Посидим, поболтаем, выпьем. Мне не часто выпадает
случай поговорить с кем-то. Конечно, сюда заходят покупатели, но
со мной они разговаривают не больше, чем необходимо.
     - Спасибо, я лучше полежу. Мне удобно.
     Грант отошел от стола и сел в одно из кресел у камина.
     - Как жаль, - сказал он, - что вы отказались вернуться в
"Фишхук" вместе с мистером Рэндом. "Фишхук" - потрясающее место.
     - Да-да, вы правы, - не слушая, автоматически ответил Блэйн.
     Он понял - наконец понял, - откуда взялось воспоминание о
планете. Он получил ее из систематизированного архива,
подаренного ему Розовым. Конечно же, не он, а Розовый побывал на
той планете.
     В памяти были не только цветные картинки с видами планет.
Там также хранилась полная информация о ней и жизни на ее
поверхности. Но данные эти не были еще разобраны и подобраться к
ним никак не удавалось.
     Самодовольно улыбаясь, Грант откинулся на спинку кресла.
     Он протянул руку и постучал пальцами по накидке. раздался
приглушенный барабанный звук.
     - Как вам это нравится, мистер Блэйн? - осведомился он.
     - Я тебе расскажу, когда освобожу руки, - пообещал Блэйн.
     Грант встал с кресла и направился в столику, делая вид, что
старается обойти Блэйн подальше. Взяв бутылку, он сделал еще
глоток.
     - Вам не удастся освободить руки, - сообщил он, - потому что
ровно через минуту я запихну вас в трансо, и вы окажетесь в
"Фишхуке".
     Он хлебнул еще и опустил бутылку.
     - Не знаю, что вы натворили. И не знаю, зачем вы им
понадобились. Но у меня есть приказ.
     Он опять приподнял бутылку, затем передумал и поставил ее на
середину стола. Потом подошел к Блэйну.
     Блэйн увидел новую картину: другая планета, дорога, по
которой идет существо, не похожее ни на что. им когда-либо
виданное. Нечто вроде ходящего кактуса, только не кактус, и вообще
вряд ли растение. Но ни существо, ни дорога не имели значения.
Значение имело то, что по пятам за существом неуклюже
припрыгивало с полдюжины "накидок".
     Охотничьи собаки, подумал Блэйн. Кактус - охотник, а они -
его охотничьи собаки. Или ловец и ловушка. "Накидки", вывезенные
с планеты джунглей каким-то бродячим торговцем, выдержавшие
космическую радиацию и нашедшие применения на этой планете.
     В мозгу у него пульсировало еще что-то - какая-то фраза,
фраза на неземном языке, возможно, на языке кактусовидного
существа. Она казалась бессмысленной, можно было сломать язык,
воспроизводя ее, однако, когда Грант склонился над ним и протянул
к нему свои лапы, чтобы поднять его, Блэйн что было силы
выкрикнул эту фразу.
     И сразу же мех отпустил его. Освободившись, Блэйн рывком
катнулся под ноги наклонившемуся над ним посреднику.
     Взревев от ярости, Грант рухнул лицом об пол. Блэйн вскочил
на ноги и забежал за стол.
     Грант медленно встал с пола. КРовь капала из разбитого носа
и сочилась с ободранных костяшек руки.
     Он сделал быстрый шаг вперед, и лицо его исказила гримаса
двойного страха - страха перед человеком, который сумел
освободиться от мертвых объятий "накидки", и страха за
проваленное задание.
     Наклонив голову, вытянув вперед руки с растопыренными
пальцами, он бросился на Блэйна. Отчаяние удвоило его и без того
достаточную силу и мощь, заставив его забыть о собственной
безопасности.
     Блэйн уклонился, но немного не рассчитал, и вытянутая рука
Гранта скользнула по его плечу, и толстые пальцы судорожно
вцепился в его рубашку. Рывок чуть было не вывел Блэйна из
равновесия, но тут материал не выдержал и с громким треском
разорвался.
     Грант пролетел мимо, затем, хрипло рыча, снова бросился на
Блэйна. Вкладывая в удар весь свой вес, Блэйн взмахнул кулаком и
услышал хрустящий лязг челюсти. По крупному телу Гранта пробежала
дрожь, и он пошатнулся.
     Блэйн наносил удар за ударом, чувствуя, как немеют руки, как
переставшие ощущать боль кулаки сотрясают Гранта, отбрасывая его
все дальше и дальше.
     Хотя в нем был и гнев, вовсе не гнев заставлял его
безжалостно избивать Гранта, и не страх, и не самоуверенность. Им
руководил простой и трезвый расчет: или он добьет стоящего перед
ним человека, или ему конец.
     От беспощадного удара в голову Грант дернулся назад. Тело
обмякло, как будто из него враз исчезли все кости и мышцы. С
глухим стуком Грант рухнул на пол и так и остался лежать
тряпичной куклой, из которой вытряхнули опилки.
     Блэйн позволил рукам расслабленно повиснуть и тут же ощутил
саднящую боль в костяшках пальцев и перенапряженных мускулах.
     Как же у меня получилось, недоуменно подумал Блэйн, голыми
руками превратить такого громилу в окровавленное месиво?
     Просто повезло, и я нанес первый и точный удар. А то, что он
нашел ключ, отпирающий "накидку", - это тоже везение?
     Нет, то была не удача, а нужная и своевременная информация
из архива, вложенного в его мозг за пять тысяч световых лет
отсюда существом, обменявшимся с ним разумами.
     Блэйн взглянул на Гранта. Тот по-прежнему не шевелился.
     А что делать теперь?
     Конечно,  надо как можно скорей уходить.
     Еще немного, и из трансо выйдет какой-нибудь сотрудник
"Фишхука". чтобы узнать, почему не приходит столь замечательно
упакованная посылка.
     Ничего, я снова убегу, с горечью подумал Блэйн. Что-что, а
убегать я научился. Уже почти месяц бегу, и конца этому не видно.
Но однажды, он знал это, бег придется прекратить. Где-то надо
будет остановиться, пусть хотя бы для того, чтобы не потерять
самоуважение.
     Это время еще не пришло. Сегодня я снова убегу, но это будет
побег во имя цели. Сегодня побег ему кое-что принесет.
     Он шагнул к столу, чтобы взять бутылку, и наткнулся на
валяющуюся на полу "накидку". Он со злостью пнул ее, и она, легко
взмыв в воздух, упала бесформенным комом прямо в камин.
     Схватив бутылку, Блэйн направился к сложенным кипам товаров.
     Он потрогал один из мешков и убедился, что в нем что-то
сухое и мягкое. Затем она вылили на него содержимое бутылки и
отбросил ее на середину комнаты.
     Из камина Блэйн совком достал горящих углей и высыпал на
смоченный виски мешок.
     Заплясали маленькие синеватые язычки пламени. С треском
огонь начал расти и расползаться.
     Теперь не погаснет, подумал Блэйн.
     Еще пять минут, и загорится вся фактория. Склад превратится
в ад, и пожар ужу никакими силами нельзя будет остановить. Трансо
оплавится и деформируется, и дорога в "Фишхук" будет закрыта.
     Наклонившись, он ухватил Гранта за воротник, подтащил его к
двери и выволок во двор, футов за тридцать от здания.
     Грант застонал, попытался встать на четвереньки, но снова
рухнул на землю. Блэйн оттащил его еще на десяток футов и бросил.
Грант что-то пробормотал и зашевелился, но встать не смог.
     Блэйн вышел на дорогу и минуту постоял, приглядываясь. Окна
фактории все больше озарялись красными отблесками.
     Блэйн отвернулся и зашагал вперед.
     А сейчас, сказал он себе, самое время нанести визит Финну.
Скоро в городке заметят горящую факторию, начнется паника, и
полиции будет не до нарушителей комендантского часа.

        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

     На ступеньках отеля, глядя на ревущее пламя пожара всего в
двух кварталах о них, толпились люди. На Блэйна внимания никто не
обратил. Полиции видно не было.
     - Опять "гориллы" поработали, - обронил кто-то.
     - Не понимаю их, - поддержал его другой. - Днем они идут
туда и покупают что им надо, а ночью возвращаются и устраивают
пожар.
     - Ума не приложу, - продолжил первый, - как "Фишхук" мирится
с этим. Нельзя же просто смотреть и ничего не делать.
     - "Фишхуку" наплевать, - возразил ему его собеседник. - Я
пять лет провел в "Фишхуке". Там вообще ничего нельзя понять.
     Репортер, решил Блэйн. Завтра должна состояться проповедь
Финна, и поэтому отель забит репортерами. Он поглядел на того,
кто провел пять лет в "Фишхуке" но не узнал его.
     Блэйн поднялся по ступеням и вошел в пустое фойе. Чтобы
никто не обратил внимания на его ободранные кулаки, он засунул
руки в карманы пиджака.
     Отель явно был не из новых, а мебель в фойе, по всей
видимости, не менялась с незапамятных времен. И вообще отель
производил впечатление увядающего, старательного заведения,
кисловато попахивающего сотнями людей, которые провели недолгие
часы под его крышей.
     Несколько человек сидели в креслах, читая газеты или просто
со скучающим видом глядя в пустоту.
     Блэйн взглянул на часы над окошком администратора. Было
одиннадцать тридцать.
     Блэйн прошел мимо, направляясь к лифту.
     - Шеп!
     Блэйн резко повернулся.
     С трудом подняв из огромного кожаного кресла грузное тело,
через фойе к нему направился человек.
     Блэйн стоял на месте, ожидая, пока тот подойдет к нему, и
все это время по спине у него бегали мурашки.
     Толстяк протянул ему руку.
     Блэйн показал ему свою, вынув ее из кармана. "Споткнулся
впотьмах".
     - Надо бы промыть ссадину, - посоветовал толстяк.
     - Я как раз собирался этим заняться.
     - Забыл меня, что ли? Боб Коллинз, - напомнил свое имя
толстяк. - Мы несколько раз встречались в "Фишхуке". В баре
"Красный призрак".
     - Ну как же, - смущенно ответил Блэйн. - Вспомнил. А то
смотрю - что-то знакомое. Как поживаешь?
     - Нормально. Правда, злой, как черт, что меня выдернули из
"Фишхука" на эту ерунду, но - такое ремесло. Газетчик должен быть
ко всему готов.
     - Будешь писать про Финна?
     Коллинз утвердительно кивнул.
     - А ты?
     - А я хочу поговорить с ним.
     - Считай, что тебе повезло, если к нему прорвешься. Он в
двести десятом. А у его дверей сидит здоровенный мордоворот.
     - Думаю, он меня примет.
     Коллинз наклонил голову набок:
     - Я слышал, ты сбежал. Пустили такую утку.
     - Все верно.
     - Ты неважно выглядишь, - сказал Коллинз. - Не сочти за
обиду, но если тебе нужно одолжить немного денег...
     Блэйн рассмеялся.
     - Ну, может, выпьем?
     - Нет. Я спешу к Финну.
     - Ты что, теперь с ним?
     - Не совсем...
     - Слушай, Шеп, в "Фишхуке" с тобой считались приятелями.
Скажи, что тебе известно. Хотя бы что-то. Хороший репортаж - и я
опять в "Фишхуке". А это для меня - все.
     Блэйн отрицательно покачал головой.
     - Шеп, я слышал много разных сплетен. Будто бы у реки под
откос полетел фургон. Будто в этом фургоне везли нечто
чрезвычайно для Финна важное. Он сам заявил, что сделает перед
прессой сенсационное сообщение. И что-то продемонстрирует.
Говорят, это будет звездная машина. Неужто звездная машина, Шеп?
Никто не знает наверняка.
     - Я тоже ничего не знаю.
     Коллинз подошел к нему поближе и, снизив голос до
хрипловатого шепота, сказал:
     - Дело очень серьезное, Шеп. Если Финн получил то, что
хотел. Он уверен, что теперь у него есть то, что поможет ему
разгромить парапсихов, всех и каждого в отдельности, всю
паракинетику вообще. Он ждал этого момента не один год. Не просто
ждал, а делал свое дело. Подлое дело, конечно. Проповедуя
повсюду ненависть. Это провокатор первого класса. Ему не хватало
только этого "Чего-то". Дай ему это "что-то", и он победит. А на
то, как он это сделает, весь мир будет смотреть сквозь пальцы.
Еще немного, и с парапсихов начнут живьем сдирать шкуры.
     - Не забывай, что я тоже парапсих.
     - И Ламберт Финн тоже. Был.
     - Сколько же вокруг ненависти, - устало произнес Блэйн. -
Сколько презрительных ярлыков и оскорблений. Реформисты называют
паранормальных людей парапсихами, а те же их в свою очередь зовут
гориллами. А таким, как ты, плевать. Тебе все равно. Сам ты
охотиться на людей не пойдешь. Но напишешь об этом. И размажешь
человеческую кровь по газетной странице. И тебе не важно, чья это
кровь, лишь бы кровь.
     - Господь с тобой, Шеп...
     - Хорошо, я скажу тебе кое-что. Можешь написать, что ФИнну
нечего показывать и нечего сказать. Можешь написать, что он
трясется от страха. Напиши, что его как следует щелкнули по
носу...
     - Шеп, ты меня разыгрываешь!
     - Он не осмелится показать то, что у него есть.
     - А что это?
     - Нечто такое, что превратит Финна в круглого идиота. Он ни
за что это не покажет. Завтра утром в мире не будет человека,
испуганней Ламберта Финна.
     - Я не могу этого написать. Ты же знаешь, что не могу...
     - Завтра в полдень, - сказал Блэйн, - об этом будут писать
все. Если ты начнешь немедленно, то успеешь в последний утренний
выпуск. Ты обскачешь всех - если у тебя хватит смелости.
     - Ты абсолютно уверен? Ты не...
     - Решайся. Я ручаюсь за каждое слово, которое сказал.
Остальное - твое дело. А мне пора.
     Но Коллинз еще колебался.
     - Спасибо, Шеп, - поблагодарил он. - Огромное спасибо.
     Блэйн обошел лифт и стал подниматься по лестнице пешком.
     Выйдя на второй этаж, по левой стороне в конце коридора он
увидел у двери номера сидящего в кресле человека.
     Блэйн двинулся прямо к нему. Когда он приблизился,
телохранитель встал.
     - Минуточку, мистер, - преградил он рукой дорогу Блэйну.
     - Мне срочно нужен Финн.
     - Вам туда нельзя, мистер.
     - Тогда передайте ему...
     - Сейчас я ничего не передам.
     - Но ведь Стоун...
     - Просто скажите, от Стоуна.
     Некоторое время телохранитель стоял в нерешительности, потом
опустил руку.
     - Ждите здесь, - сказал он. - Я пойду спрошу. И без фокусов.
     - Не волнуйтесь. Я подожду.
     Он остался один, размышляя, правильно ли поступил. А сумраке
плохо освещенного коридора вновь всплыли старые сомнения. Не
лучше ли, подумал он, дать задний ход, пока не поздно.
     Появился телохранитель.
     - Стойте спокойно, - приказал он. - Я должен вас обыскать.
     Опытные руки быстро заскользили вдоль тела Блэйна в поисках
ножа или пистолета.
     Наконец охранник удовлетворенно кивнул:
     - Все в порядке. Можете заходить. Я останусь за дверью.
     Охранник открыл дверь, и Блэйн вошел.
     Комната была обставлена как гостиная.
     Спальня располагалась за ней.
     В углу комнаты стоял стол, за которым сидел высокий человек
в одеждах траурно-черного цвета с белым шарфом на шее. Его
по-лошадиному вытянутое, костлявое лицо могло бы показаться
измученным, если б не пугающее выражение одержимости.
     Блэйн твердой походкой шел вперед, пока не оказался у самого
стола.
     - Так ты Финн, - сказал он.
     - Ламберт Финн, - поправил его тот низким голосом
профессионального оратора, который, даже отдыхая, не может не
быть оратором.
     Блэйн достал руки из карманов и положил их на край стола. Он
увидел, что ФИнн глядит на запекшуюся кровь и грязь.
     - Тебя зовут, - произнес Финн, - Шепард Блэйн, и я знаю о
тебе все.
     - И даже то, что я собираюсь тебя убить?
     - Даже и это, - подтвердил Финн. - По крайней мере, я это
могу предположить.
     - Но не сегодня, - сказал Блэйн, - потому что завтра я хочу
посмотреть на твое лицо. Хочу увидеть, как ты все завтра
проглотишь и переваришь.
     - И это все, зачем ты пришел? Больше тебе нечего сказать?
     - СТранно, - признался Блэйн, - но в данный момент никакого
другого повода мне на ум не приходит. Я даже не могу объяснить,
зачем, собственно, я пришел.
     - Может, предложить сделку?
     - Это мне и в голову не приходило. У тебя нет ничего, что бы
ты мог мне дать.
     - Может, и так, мистер Блэйн, но зато у вас есть то, что
нужно мне. За что я готов прилично заплатить.
     Не отвечая, Блэйн смотрел на него.
     - Ты участвовал в похищении звездной машины, - сказал Финн.
- Я хочу знать цели и задачи. Мне нужно сложить куски воедино.
Твой рассказ может стать отличным свидетельством.
     - Однажды я уже был в твоих руках, - хмыкнул Блэйн, - но ты
дал мне ускользнуть.
     - Все этот трусливый доктор! - яростно воскликнул Финн. -
Испугался шума, побоялся за репутацию своей  больницы.
     - Лучше надо подбирать людей, Финн.
     - Ты мне не ответил, - нахмурился Финн.
     - Это насчет сделки? Дорого обойдется. Слишком дорого.
     - Я могу заплатить. А тебе деньги необходимы. У тебя нет ни
гроша, а "Фишхук" висит на пятках.
     - Всего час назад, - сказал Блэйн. - "Фишхук" меня связал и
собирался убить.
     - Но ты убежал, - произнес Финн, кивая. - И убежишь в
следующий раз. И еще раз, может быть. Но "Фишхук" никогда не
остановится. При теперешнем положении вещей у тебя нет никакой
надежды.
     - Разве только у меня? А у кого она есть? Может быть, у тебя?
     - Я говорю только о тебе. Ты знаком с некой Гарриет Квимби?
     - Очень близко.
     - Так вот, - ровным голосом сказал Финн, - она агент
"Фишхука".
     - Ты с ума сошел! - закричал Блэйн.
     - Успокойся и обдумай это. Думаю, ты согласишься, что это
правда.
     Они стояли, глядя через стол друг на друга, и молчание
стояло между ними, словно живое существо.
     Вдруг в мозгу Блэйна вспыхнула мысль: а не убить ли его
сейчас? Убить его будет совсем нетрудно. Такого убивать легко. Не
только за его убеждения, но и его самого как личность.
     Для этого надо только вспомнить о расползающейся по земле
ненависти. Для этого надо только закрыть глаза и представить
качающееся среди ветвей тело, покинутый лагерь, где вместо крова
- растянутое на кольях одеяло и на обед - рыба на сковородке;
указывающие в небо обгорелые пальцы печных труб.
     Он поднял руки со стола, затем опустил их обратно.
     И, не задумываясь, неожиданно для себя, совершенно
непредвиденно он сделал то, что никогда не сделал бы. И, уже
делая это, он знал, что это делает не он, а тот, другой,
спрятавшийся у него в мозгу.
     Потому что то, что он сделал, никогда не сделал бы ни один
человек на свете.
     - Меняюсь с тобой разумами.

        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

     Высоко в небе луна плыла над обрывами, а в речной долине
беспокойно ухала сова, временами перемежая уханье с самодовольным
хихиканьем, и ее крики гулко разносил свежий от начинающегося
морозца ночной воздух.
     На краю кедровой рощи Блэйн остановился. Деревья, вцепившись
корнями в землю, скрючились, изогнулись и были похожи на старых,
горбатых гномов. Блэйн замер, прислушиваясь, но слышно было
только уханье совы и слабый шелест упрямых листьев, никак не
желающих облетать с ветвей стоящих под холмом тополей. И еще один
звук, настолько слабый, что трудно было решить, действительно ли
он слышит или нет, - далекий, едва различимый шепот эльфа, а на
самом деле голос могучей реки, несущей свои воды вдоль подножий
залитых лунным светом обрывов.
     Блэйн присел на корточки, укрывшись под разлапистыми
кедрами, и снова сказал сам себе, что погони за ним нет, его
никто не преследует. "Фишхук" временно выведен из строя, потому
что сгорела фактория. Ф Ламберт Финн... В данный момент - кто
угодно, только не Ламберт Финн.
     Без малейшей жалости Блэйн вспомнил выражение глаз Финна,
когда он обменялся с ним разумами: остекленевший, полный ужаса
взгляд, ошеломленный этим непрошенным вторжением, этим
сознательным осквернением могущественного жреца и великого
пророка, рядящего свою ненависть в тогу религии или того, что
ФИнн пытался выдать за религию.
     - Что ты сделал! - закричал он тогда, охваченный страхом. -
Что ты со мной сделал!
     Потому что его коснулись и обжигающий холод чужого разума, и
его абсолютная бесчеловечность, и ненависть, исходящая от самого
Блэйна.
     - Все! - объявил ему Блэйн. - Отныне ты уже не Финн. И
человек ты тоже только отчасти. Теперь ты частично я, частично -
существо, которое я нашел в пяти тысячах световых лет отсюда. И я
очень надеюсь, что теперь придет конец тебе и твоим проповедям.
     Финн открыл рот и снова закрыл его, не произнеся ни звука.
     - А сейчас я уйду, - сказал ему Блэйн, - и ты, во избежание
недоразумений, меня проводишь. Ты обнимешь меня как вновь
обретенного брата. И по дороге будешь говорить со мной как с
наилюбимейшим другом детства, а если это у тебя не получится, я
сумею объяснить, во что ты превратился.
     Финн стоял в нерешительности.
     - Во что ты превратился, - повторил Блэйн. - И репортеры
внизу запишут каждое слово.
     Этого довода для Финна оказалось достаточно, более чем
достаточно.
     И они вместе прошли по коридору, спустились по лестнице,
пересекли фойе, а репортеры ошарашенно глядели на нежно держащих
друг друга под руки, оживленно беседующих друзей.
     Они вышли на улицу, озаренную все еще полыхающей факторией,
и двинулись, будто прогуливаясь и обмениваясь пожеланиями
напоследок, по тротуару.
     А затем Блэйн скользнул в переулок и побежал в сторону
обрывистого берега реки.
     И снова я бегу, подумал Блэйн, просто бегу, не имея
никакого плана. Правда, были и передышки, и я все же нанес пару
ударов по планам Финна. Лишил его наглядного пособия, с помощью
которого он собирался доказать злонамеренность и вредоносность
паракинетиков; влил в его разум новые сознания, и теперь что бы
Финн ни делал, он уже никогда не сможет быть узколобым
эгоманьяком, как раньше.
     Блэйн присел и прислушался, но, кроме голосов реки, совы и
тополиных листьев, ничего не было слышно.
     Он медленно встал на ноги и тут услыхал новый звук - вой
хищника, голос клыков и когтей. Блэйн застыл, не в силах
пошевельнуться. Этот вой разбудил в нем страх, который люди
пронесли через столетия - из пещер каменного века до дней
нынешних.
     Собака, наверное, попытался он успокоить сам себя, или
койот. Не оборотень же. Оборотней не бывает.
     И все же инстинкт, которому он с трудом сопротивлялся,
кричал ему: беги, не раздумывай, спрячься где угодно, лишь бы
укрыться от крадущейся сквозь лунную ночь опасность.
     Он стоял напрягшись, в ожидании, что вой повторится, но
больше тишину ничто не нарушило. Он расслабил окаменевшие мышцы
и стянутые в узлы нервы и снова стал почти самим собой.
     Если бы я верил, если хоть б наполовину верил, я бы побежал,
подумал Блэйн. Что может быть проще - поверить и побежать. Это-то
и делает людей, наподобие Финна, столь опасными. Они играют на
инстинкте, который лежит почти на поверхности, под самой кожей, -
на страхе, следом за которым идет ненависть.
     Выйдя из кедровой рощи, он осторожно пошел низом, вдоль
обрыва. Идти здесь при свете луны, как он вскоре понял, оказалось
непросто. Он то и дело натыкался на камни, попадал в ямы, где
ничего не стоило сломать ногу.
     Он снова подумал о том, что не давало покоя с тех пор, как
он поговорил с Финном.
     Финн сказал, что Гарриет Квимби - агент "Фишхука".
     Нет, этого не может быть - кто, как не Гарриет, помогла мне
бежать из "Фишхука".
     И все же... Она была со мной в том городке, где меня чуть не
повесили. Она была со мной, когда убили Стоуна. Она была со мной,
когда я залез в дорожный гараж, где меня поймал Рэнд.
     Блэйн попытался загнать эти мысли в подсознание, но они
продолжали выползать наружу, преследуя его.
     Чепуха, Гарриет - и вдруг агент. Журналистка высшего класса;
надежный товарищ; когда нужно, решительна и хладнокровна.
Конечно, если б она захотела, из нее вышел бы отличный шпион - но
ей это просто чуждо. Вероломство не в ее характере.
     Берег пересекал глубокий овраг, уползающий вниз, к реке. На
краю оврага росло несколько изогнутых деревьев.
     Блэйн обогнул рощу понизу и сел на землю.
     Внизу под ним неслась река, и в ее черных водах поблескивали
серебряные искры, а лес в долине казался еще чернее. По обоим
берегам белесыми горбатыми призраками выстроились холмы.
     Сова замолчала, но рокот стал громче, и если прислушаться,
можно было различить, как журчит вода, омывая песчаные отмели и
прорываясь сквозь кроны рухнувших деревьев, чьи корни еще
цеплялись за берег.
     А здесь неплохо будет заночевать, подумал Блэйн. Правда, у
меня нет ни одеяла, ни пледа, но деревья и согреют меня и
спрячут. И потом, за весь день я впервые оказался действительно в
безопасном месте.
     Забравшись в густую поросль, он стал устраиваться. Пришлось
вывернуть несколько камней, убрать в сторону обломленный сук.
Потом, орудуя на ощупь в темноте, он сгреб в кучу несколько
охапок листьев и, только закончив все приготовления, подумал о
гремучих змеях. Хотя, сказал он себе, для гремучих змей стало
слишком прохладно.
     Он сжался в комок на куче листьев. Оказалось совсем не так
удобно, как он рассчитывал. Впрочем, ему не так долго здесь
лежать. Скоро взойдет солнце.
     Блэйн тихо лежал в темноте, а его сознание, как на экране,
снова и снова прокручивало события прошедшего дня - мысленно
подводило итоги, чему он тщетно пытался положить конец.
     Отдельные кадры и сюжеты истекших, наполненных событиями
суток беспрерывно сменяли друг друга, теряя реальность,
превращаясь в видения.
     Как же их остановить, мучился Блэйн, как заставить себя
думать о чем-то другом?
     Но помимо воспоминаний в нем было еще нечто - разум Ламберта
Финна.
     Он осторожно попытался заглянуть в него и тут же отпрянул,
словно наткнувшись на тугой змеиный клубок ненависти, страха и
коварства. А в самом центре этой массы - голый ужас, превративший
наблюдателя с Земли в визжащего маньяка, который вышел из своей
звездной машины с пеной у рта, выпученными глазами и скрюченными
пальцами, - ужас другой планеты.
     Планета была отвратительной и мерзкой. Он увидел нечто
абсолютно враждебное чему-либо человеческому. Оно кричало, выло,
визжало. Оно жадно тянулось к нему своей мертвой головой. Все
было мерзко, расплывчато; нельзя было разобрать деталей, и лишь
волной накатывалось чувство всепоглощающего, бездонного зла.
     Блэйн отшатнулся, вскрикнув, и его крик оттолкнул, заслонил
это средоточие ужаса.
     Но он успел ухватить другую, какую-то неуместную, мимолетную
мысль.
     Мысль о Дне всех святых.
     Блэйн взялся за нее покрепче, стараясь отделить бесконечную
ленту воспоминаний от дорожки с инопланетным кошмаром.
     День всех святых - мягкий октябрьский вечер; по улицам,
освещенным уличными фонарями или необычно огромной полной луной,
будто специально подплывшей к Земле поближе, чтоб ничего не
пропустить, стелется дым сжигаемых листьев. Раздаются высокие,
звонкие детские голоса и топот бегущих ног - будто веселые
гоблины, пища и повизгивая от удовольствия, водят шумные
хороводы. Огни над дверью гостеприимно приглашают ряженых, и то
заходят, то выходят закутанные в накидки фигуры, таща за собой
все распухающие мешки с подношениями.
     Все вспомнилось Блэйну до мельчайших деталей, будто это было
только вчера, когда он, счастливый мальчишка, с криками носился
по городу. И как же давно это было на самом деле, подумал он.
     Это было еще до того, как страх загустел и разросся, когда к
магии относились еще с улыбкой и находили ее забавной и когда еще
умели веселиться в День всех святых. А родители не боялись
вечером выпускать детей из дома.
     Сегодня такое даже трудно себе представить. Теперь в День
всех святых на двери ставят двойные запоры, закупоривают дымоход,
а на окна вывешивают самые надежные заклинания против злых духов.
     Жаль, подумал Блэйн. Сколько было радости. Однажды в канун
Дня святых они с Чарли Джоунсом приделали постукалочку к окну
старика Чендлера. Притворясь донельзя разгневанным, старик
выбежал с воплями на крыльцо и сделал вид, что заряжает свой
дробовик. Они с такой скоростью помчались прочь, что свалились в
канаву за домом Льюиса.
     А еще был случай - такой случай... Больше ни о чем Блэйн
подумать не успел...

        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

     Блэйн проснулся от холода и судорог в затекших мышцах и
растерялся, не понимая, где он. Глядел на переплетенные над собой
ветви, которые никак не мог вспомнить. И лишь постепенно начал
осознавать, кто он и где находится.
     И почему.
     И то, что скоро День всех святых.
     Он резко выпрямился и ударился головой о ветки.
     С Днем всех святых была связана не просто случайная мысль.
     С Днем всех святых был связан целый заговор!
     Он застыл, обуреваемый негодованием и ужасом.
     Как просто и в то же время дьявольски хитро - именно такой
гамбит должен был разыграть человек, подобный Ламберту Финну.
     Нет, этого допустить нельзя. В противном случае произойдет
очередная вспышка гнева против паранормальных, а когда схлынет
первая волна террора и реакции, будут приняты новые
ограничительные законы. Хотя законы, не исключено, уже и не
понадобятся - погром может принять такой размах, что будут
уничтожены тысячи паракинетиков. Операция "День всех святых"
вызовет невиданную до сих пор бурю ярости против них.
     Есть только одна надежда, Решил Блэйн. Надо попасть в
Гамильтон - ближайшее место, где можно рассчитывать на помощь.
Там мне не могут не помочь, ведь в Гамильтоне живут только
паракинетики, и никто из них не может быть уверен в завтрашнем
дне. Если случится то, чего я боюсь, Гамильтон будет уничтожен в
первую очередь.
     И если я не запутался в днях, то День всех святых -
послезавтра. Хотя нет, "завтра" уже наступило. Значит, у меня
меньше двух дней, чтобы предотвратить несчастье.
     Он выбрался из кустов и увидел, что солнце только-только
показалось над холмами, просвечивая звонкий утренний воздух.
Откос под ним, покрытый жухлой травой, плавно спускался к бурому
речному потоку. Он поежился о холода и похлопал руками, чтобы
согреться.
     Он вышел на уходящую в реку косу. Коричневая от песка и
глины стремнина с яростным бурлением перекатывалась через отмель.
На краю косы Блэйн присел на корточки, зачерпнул в ладони воды и
поднес к губам. Вода отдавала илом, глиной, гниющими водорослями.
Когда он закрыл рот, на зубах у него захрустел песок.
     Но все же это была вода. Он снова зачерпнул, но как крепко
он ни прижимал края ладоней, вода убегала между пальцев, едва
оставляя ему маленький глоток.
     Вокруг было так покойно и мирно, и Блэйн подумал, что таким,
наверное, был первый день после сотворения мира, когда Земля не
была еще заражена алчностью, завистью и всем тем, что на
протяжении стольких веков отравляет жизнь человечества.
     Неожиданно тишину разорвал всплеск. Блэйн вскочил на ноги.
Ни на берегу, ни в реке, ни на ивняковом островке за косой никого
не было видно. Какой-нибудь зверек, решил Блэйн. Норка, или
ондатра, или выдра, или бобр, а может, рыба.
     Всплеск повторился, и из-за острова показалась лодка. На
корме сидел закутанный в плащ человек, работая веслом так
неуклюже, что на него было неловко смотреть. Нос лодки высоко
торчал из воды, перевешенный тяжестью гребца и подвесного мотора
на корме.
     Когда лодка с трудом приблизилась к косе. Блэйн вдруг
обнаружил, что фигура человека кажется ему удивительно знакомой.
Где-то, когда-то их пути так или иначе пересекались.
     Он прошел дальше на отмель, поймал лодку за борт и вытащил
ее на песок.
     - Благослови тебя господь, - изрек сидящий в лодке. - Какое
сегодня чудесное утро.
     - Отец Фланаган! - воскликнул Блэйн. Старый священник
улыбнулся очень доброй, даже светлой улыбкой.
     - Вы далеко забрались от дома, - заметил Блэйн.
     - Я иду туда, куда ведет меня бог. - Отец Фланаган похлопал
ладонью по сиденью перед собой. - Хочешь, посиди со мной немного.
Да простит меня господь, ноя жутко устал.
     Блэйн вытащил лодку еще дальше на берег, сел в нее и
протянул священнику руку. Отец Фланаган взял ее в обе свои
скрюченные артритом ладони и осторожно пожал ее.
     - Рад видеть вас, святой отец.
     - А я, - ответил священник, - повергнут в смущении. И,
должен признать, я искал тебя.
     - Странно, - удивился Блэйн, отчасти озадаченный, отчасти
напуганный этим признанием. - Такой человек, как вы, наверняка
имеете более важные дела.
     Священник выпустил его руку, не забыв успокаивающе погладить
ее.
     - Это не так, сын мой, - сказал он. - Для меня нет более
важного дела, чем идти следом за тобой.
     - Простите, святой отец, но я не понимаю.
     Отец Фланаган наклонился вперед, уперевшись искалеченными
руками в колени.
     - Ты обязательно должен понять. Слушай меня внимательно. И
не впадай в гнев. И не торопи меня.
     - Конечно, - согласился Блэйн.
     - Ты, наверное, слышал, что говорят о Святой Церкви. Что она
косная и негибкая, что она придерживается старых правил и
древнего образа мыслей, что она если и меняется, то очень
медленно. Что она сурова и догматична...
     - Да, я слышал все это.
     - Дело в том, что это не так. Церковь не отстает от времени,
она меняется. Ибо, в противном случае, она не смогла бы
существовать во всем своем блеске и величии. Ей не страшны ветры
и сквозняки людской молвы, она не боится потрясений меняющихся
нравов. Она приспосабливается, хотя и не слишком быстро. И эта
медлительность вызвана тем, что церковь не должна ошибаться.
     - Не хотите же вы сказать...
     - Именно хочу. Если помнишь, я тебя спрашивал, оборотень ли
ты, а тебе это показалось ужасно забавным.
     - Но это действительно забавно.
     - То был ключевой вопрос, - сказал священник, - упрощенный
до предела, с тем чтобы на него можно было  ответить просто "да".
     - Тогда я отвечу еще раз. Я не оборотень.
     Старик вздохнул.
     - Ты хочешь, - с обидой произнес он, - затруднить мне мой
рассказ.
     - Продолжайте, - сказал Блэйн. - Я постараюсь сдерживаться.
     - Церковь должна знать, что такое паракинетика: естественная
человеческая способность или колдовство? Когда-нибудь, может
через много лет, ей придется принимать решение. Ей, как и по всем
проблемам человеческой этики, придется определить свою позицию. И
я не раскрою секрет, если скажу, что учрежден специальный комитет
теологов, изучающих этот вопрос.
     - И вы? - спросил Блэйн.
     - Я лишь один из немногих, которым поручено расследование.
Мы только собираем факты, которые в должный момент будут
представлены на рассмотрение теологам.
     - А я - один из собранных вами фактов?
     Отец Фланаган утвердительно наклонил голову.
     - Мне только одно неясно, - произнес Блэйн. - Почему у вашей
веры вообще возникают сомнения? У вас же есть доказательства
"святых чудес". Ответьте мне, что такое любое ваше "чудо", как не
проявление паракинетики?
     - Ты так считаешь?
     - Да, я в этом не сомневаюсь.
     - Мне трудно согласиться с тобой. Это слишком похоже на
ересь. Но я хотел спросить тебя вот о чем: в тебе есть что-то
необычное, чего я не видел в других?
     - Я - наполовину нечеловек, - с горечью ответил Блэйн. -
Вряд ли кто еще может сказать о себе то же самое. Сейчас вы
беседуете не только со мной, но и с созданием, даже отдаленно не
похожим на человека, - существом, которое сидит на планете за
пять тысяч световых лет отсюда. И оно живет там уже миллион лет,
а может, больше. И проживет еще не один миллион лет. Оно
отправляет свой разум путешествовать по другим мирам, но,
несмотря на все путешествия, ему очень одиноко. Тайны времени для
него не существует. И не знаю, есть ли для него вообще тайны. И
все, что знает оно, знаю я. Мне надо только, если у меня будет
время, все разобрать, пронумеровать и разложить по полочкам. У
себя в мозгу.
     Священник медленно втянул в себя воздух:
     - нечто подобное я и предполагал.
     - Так что можете приступать к работе, - сказал Блэйн. - Где
у вас святая вода? Окропите меня, и я исчезну в облаке дыма.
     - Ты наверное думаешь обо мне, - ответил отец Фланаган. - И
о моей цели. И о моем отношении. Если не от дьявола сила,
пославшая тебя к звездам, то не более чем несчастный случай, то
что с тобой там стряслось.
     Его скрюченная рука вдруг вцепилась в Блэйн с силой, которую
в ней нельзя было предположить.
     - Тебе дана великая сила, - сказал он, - и великое знание.
ты обязан применить их во славу и на пользу человечеству. На
часто бремя столь огромной ответственности ложится на человека.
Не утрать дарованное тебе. И не используй его во зло. Но и не дай
ему пролежать бесплодно. То, что ты получил, пришло тебе в силу
божественного умысла, который мы не можем ни понять, ни оценить.
Я уверен, что это не простая случайность.
     - Перст божий, - вырвалось насмешливо у Блэйна.
     - Да, перст божий обратился на тебя.
     - Я не просил его. И если б меня спросили заранее, я бы
отказался.
     - Расскажи мне, - попросил священник. - С самого начала.
Прошу тебя.
     - Хорошо. Если мне расскажите кое-что.
     - Что ты хочешь знать? - спросил отец Фланаган.
     - Вы сказали, что шли за мной следом. Откуда вам было
известно, где проходил мой след?
     - Как же так, сын мой, - изумился отец Фланаган. - Я думал,
ты давно понял. Видишь ли, я один из вас. У меня отличное
паракинетическое чутье.

        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

     За рекой показался еще спящий Гамильтон. Несмотря на свой
небольшой возраст, город в дымке легкого, мягкого тумана был
похож на все соседние старые речные города. Над ним возвышались
рыжевато-коричневые холмы, а под холмами, простираясь до самого
города, тянулись шахматные клетки полей. Из дымоходов поднимался
ленивый утренний дымок, и за каждой оградой обязательно рос
розовый куст.
     - Все выглядит очень мирно, - сказала отец Фланаган. - Ты
уверен в том, что делаешь?
     - А вы, святой отец? Куда пойдете вы?
     - Чуть дальше вниз по реке есть аббатство. Меня там примут.
     - Я вас еще увижу?
     - Может быть. Я должен вернуться в мой пограничный городок.
На мой одинокий пост на границе с "Фишхуком".
     - Поджидать других беглецов?
     Священник кивнул, включил мотор и направил лодку в берегу.
Когда днище зашуршало по песку и гальке, Блэйн выпрыгнул.
     Отец Фланаган, повернув голову в сторону запада, принюхался:
     - Меняется погода, - сообщил он, - я перемены чую, как
овчарка.
     По щиколотку в воде Блэйн приблизился к нему и протянул руку.
     - Спасибо, что подбросили меня, - поблагодарил он. - Пешком
мне бы еще идти и идти.
     - Всего доброго, сын мой. Господь с тобой.
     Блэйн столкнул лодку с мели. Священник завел мотор, круто
развернулся и помчался вниз по течению, махнув Блэйну рукой.
Блэйн помахал в ответ.
     Затем Блэйн вышел на берег и направился в сторону городка.
     Вскоре он шагал по улице, чувствуя, что пришел домой.
     Не к себе домой, не домой к друзьям и даже не в дом, в
котором он всю жизнь мечтал, а просто в дом, подходящий для всех
живущих на Земле. Тут было мирно и надежно, от городка веяло
спокойствием и каким-то душевным уютом. В таком месте можно
поселиться и жить, просто отсчитывая дни, принимая каждый новый
день во всей его полноте и не думая о том, что будет завтра.
     На улице, тянущейся меж аккуратных чистеньких домиков,
никого не было, но Блэйн чувствовал, что на него устремлены
взгляды из каждого окна и что в этих взглядах не настороженность
или опаска, а обыкновенное любопытство.
     Из одного из дворов выбежала собака - грустная, симпатичная
гончая - и побежала рядом с ним, как старый добрый товарищ.
     Блэйн вышел на перекресток и слева увидел группу небольших
торговых зданий.
     У порога одного из них сидело несколько человек.
     Он и гончая свернули в их сторону. Когда они приблизились,
сидящие молча подняли на него глаза.
     - Доброе утро, господа, - поздоровался он. - Не подскажите
ли, где я могу найти человека по имени Эндрюс?
     - Я Эндрюс, - ответил один из них после секундного молчания.
     - Я хотел бы побеседовать с вами.
     - Садись и разговаривай со всеми, - сказал Эндрюс.
     - Меня зовут Шепард Блэйн.
     - Кто ты, мы знаем, - остановил его Эндрюс. - Нам стало это
известно, как только лодка причалила к берегу.
     - Ну да, конечно, - согласился Блэйн, - я мог догадаться.
     - Вон того зовут Томас Джексон, рядом с ним сидит Джонсон
Картер, а вон тот - Эрни Эллис.
     - Рад со всеми вами познакомиться, - сказал Блэйн.
     - Присаживайся, - пригласил Томас Джексон. - Ты ведь пришел,
чтобы нам что-то сказать.
     - Наверное, мне следует начать с того, что я убежал из
"Фишхука".
     - Мы немного знаем о тебе, - произнес Эндрюс. - Моя дочь
познакомилась с тобой неско