я, стараясь гладить его по верстке, - скажи мне, что мы нашли. - Библиотеку. Может быть, самую большую, самую полную библиотеку во всей Галактике. Какой-то народ потратил несказанное число лет, чтобы собрать знания в этой башне, а вы хотите захватить их, продать, рассеять. Если это случится, то библиотека пропадет и те обрывки, которые останутся, без всей массы сведений потеряют свое значение наполовину. Библиотека принадлежит не нам. И даже не человечеству. Такая библиотека может принадлежать только всем народам Галактики. - Послушай, Док, - умолял его я, - мы трудились многие годы, я, все мы. Потом и кровью мы зарабатывали себе на жизнь, но нам все время не везло. Сейчас появилась возможность сорвать большой куш. И эта возможность есть и у тебя. Подумай об этом, Док... У тебя будет столько денег, что их вовек не истратить... хватит на то, чтобы пьянствовать всю жизнь! Док направил на меня ружье, и я подумал, что попал как кур во щи. Но у меня не дрогнул ни один мускул. Я стоял и делал вид, что мне не страшно. Наконец он опустил ружье. - Мы варвары. В истории таких, как мы, было навалом. На Земле варвары задержали прогресс на тысячу лет, предав огню и рассеяв библиотеки и труды греков и римлян. Для варваров книги годились только на растопку да на чистку оружия. Для вас этот большой склад знаний означает лишь возможность быстро зашибить деньгу. Вы возьмете шашку с научным исследованием важнейшей социальной проблемы и будете сдавать ее напрокат. Пожалуйте, годичный отпуск за шесть часов. - Избавь меня от проповеди, Док, - устало сказал я. - Скажи, чего ты хочешь. - Я хочу, чтобы мы вернулись и доложили о своей находке Галактическому комитету. Это поможет загладить многое из того, что мы натворили. - Ты что, монахов из нас хочешь сделать? - Не монахов. Просто приличных людей. - А если мы не захотим? - Я захватил корабль, - сказал Док. - Запас воды и пищи у меня есть. - А спать-то тебе надо будет. - Я закрою люк. Попробуйте забраться сюда. Наше дело было швах, и он знал это. Если мы не сможем придумать, как захватить его врасплох, наше дело швах по всем статьям. Я испугался, но чувство досады взяло верх. Многие годы мы слушали, что он болтал, но никто никогда не принимал его всерьез. А теперь вдруг оказалось, что это он всерьез. Я знал, что отговорить его невозможно. И на компромисс он ни на какой не пойдет. Если говорить откровенно, никакого соглашения между нами быть не могло, потому что соглашение или компромисс возможны лишь между людьми порядочными, а какие же мы порядочные, даже по отношению друг к другу? Положение было безвыходное, но Док до этого еще не додумался. Он додумается, как только немного протрезвится и пораскинет мозгами. Он вытворял все это в пьяном угаре, но это не значило, что он ничего не поймет. Одно было ясно: в таком положении он продержится дольше нас. - Позволь мне вернуться, - сказал я, - нужно потолковать с ребятами. Мне кажется, Док только сейчас сообразил, как далеко он зашел, впервые понял, что мы не можем доверять друг другу. - Когда вернешься, - сказал он мне, - мы все обмозгуем. Мне нужны гарантии. - Конечно, Док, - сказал я. - Я не шучу, капитан. Я говорю совершенно серьезно. Я дурака не валяю. Я вернулся к башне, неподалеку от которой тесно сбилась команда, и объяснил, что происходит. - Придется рассыпаться и атаковать его, - решил Хэч. - Одного-двух он подстрелит, зато мы его схватим. - Он просто закроет люк, - возразил я. - И заморит нас голодом. В крайнем случае попытается улететь на корабле. Стоит только ему протрезвиться, и он, вероятно, так и сделает. - Он чокнутый, - сказал Блин. - Он просто тронулся спьяну. - Конечно, чокнутый, - согласился я, - и от этого он опаснее вдвойне. Он вынашивал это дело уже давным-давно. У него комплекс вины мили в три высотой. И, что хуже всего, он зашел так далеко, что не может идти на попятный. У нас мало времени, - сказал Фрост. - Надо что-то придумать. Мы умрем от жажды. Еще немного, и нам страшно захочется жрать. Все стали препираться насчет того, как быть, а я сел на песок, прислонился к машине и попробовал стать на место Дока. Как врач, Док оказался неудачником; иначе зачем бы ему было связываться с нами? Скорее всего, он присоединился к нам, чтобы бросить кому-то вызов или от отчаяния, - наверно, было и то и другое. И, кроме того, как всякий неудачник, он идеалист. Среди нас он белая ворона, но больше ему покуда податься, нечего делать. Многие годы это грызло его, и он стал страдать болезненным самомнением, а дальний космос самое подходящее место, чтобы накачаться самомнением. Разумеется, он тронулся, но это было сумасшествие особого рода. Если бы оно не было таким ужасным, его можно было бы назвать славным. Причем Док - такой малый, что его даже насмешками не проймешь, стоит на своем, и все тут. Не знаю, услышал ли я какой-нибудь звук (шаги, может быть) или просто почувствовал чье-то присутствие, но вдруг я осознал, что кто-то подошел к нам. Я приподнялся и резко повернулся лицом к зданию: у входа стояло то, что на первый взгляд показалось нам бабочкой величиной с человека. Я не говорю, что это было насекомое - просто вид у него был такой. Оно куталось в плащ, но лицо было не человеческое, а на голове возвышался гребень, похожий на гребни шлемов, которые можно увидеть в исторических пьесах. Затем я увидел, что плащ вовсе не плащ, а часть этого существа, и похож он был на сложенные крылья, но это были не крылья. - Джентльмены, - сказал я как можно спокойнее, - у нас гость. Я пошел к существу, не делая резких движений, но держась настороже. Я не хотел напугать его, но сам приготовился отскочить в сторону, если мне будет угрожать, опасность... - Внимание, Хэч, - сказал я. - Я прикрываю тебя, - заверил меня Хэч, и оттого, что он был рядом, на душе стало поспокойней. Если тебя прикрывает Хэч, слишком большой неприятности не будет. Я остановился футах в шести от существа. Вблизи у него был не такой противный вид, как издали. Глаза были добрые, а нежное, странное лицо хранило мирное выражение. Но человеческие меры не всегда подходят к чужестранцам. Мы смотрели друг на друга в упор. Оба мы понимали, что говорить бесполезно. Мы просто стояли и мерили друг друга взглядами. Затем существо сделало несколько шагов и протянуло руку, которая была скорее похожа на клешню. Оно взяло меня за руку и потянуло к себе. Надо было или вырвать руку, или идти. Я пошел за ним. Времени на размышления не было, но кое-что помогло мне принять решение сразу. Во-первых, существо показалось мне дружески настроенным и разумным. Да и Хэч с ребятами были поблизости, шли позади. И самое главное - тесных отношений с чужестранцами никогда из завяжешь, если будешь держаться неприветливо. Поэтому я пошел. Мы вошли в башню, и было приятно слышать позади себя шаги остальных. Я не стал терять времени на догадки, откуда появилось существо. Этого следовало ожидать. Башня была такая большая, что в ней много чего поместилось бы - даже люди или какие-нибудь существа, - и мы все равно ничего не заметили бы. В конце концов, мы обследовали лишь небольшой уголок первого этажа. А существо, видимо, спустилось с верхнего этажа, как только узнало, что мы здесь. Наверно, понадобилось некоторое время, чтобы эта новость дошла до него. Но трем наклонным плоскостям мы поднялись на четвертый этаж и, пройдя немного по коридору, вошли в комнату. Она была небольшая. Там стояла всего одна машина, но на этот раз спаренная модель - у нее было два плетеных сиденья и два шлема. В комнате находилось еще одно существо. Первое существо подвело меня к машине и указало на одно из сидений. Я постоял немного, наблюдая, как Хэч, Блин, Фрост и все остальные входили в комнату и выстраивались у стены. Фрост сказал: - Вы двое останьтесь-ка в коридоре и смотрите. Хэч спросил меня: - Ты собираешься сесть в это чудо техники, капитан. - Почему бы и нет? - отозвался я. - Они, кажется, ничего не замышляют. Нас больше, чем их. Они не собираются причинить нам никакого вреда. - Есть риск, - сказал Хэч. - А с каких это пор мы зареклись идти на риск? Существо, которое я встретил у входа в башню, село на одно из сидений, а я приспособил для себя другое. Тем временем второе существо достало из ямщика две шашки, по эти шашки были прозрачные, а не черные. Оно сняло шлемы и вставило шашки. Затем оно надело шлем на своего товарища и протянуло мне другой. Я сел и позволил надеть на себя шлем, и вдруг оказалось, что я уже сижу на корточках за чем-то вроде столика напротив джентльмена, которого встретил около здания. - Теперь мы можем поговорить, - сказал чужестранец. Я не боялся, не волновался. У меня было такое ощущение, будто напротив сидит кто-нибудь вроде Хэча. - Все, что мы будем говорить, записывается, - сказал чужестранец. - После нашего разговора вы получаете один экземпляр, а второй я помещу в картотеку. Можете называть это договором, или контрактом, или как вы сочтете нужным. - Я не очень-то разбиралось в контрактах, - сказал я. - В этих юридических уловках запутаешься, как муха. - Тогда назовем это соглашением, - предложил чужестранец. - Джентльменским соглашением. - Хорошо, - согласился я. Соглашения - удобные штуки. Их можно нарушать, когда вздумается. Особенно джентльменские соглашения. - Наверно, вы уже поняли, что здесь находится, - сказал чужестранец. - Не совсем, - ответил я. - Скорее всего, библиотека. - Это университет, галактический университет. Мы специализировались на популярных лекциях и заочном обучении. Боюсь, что у меня отвалилась челюсть. - Ну что ж, прекрасно. - Наши курсы могут пройти все, кто только пожелает. У нас нет ни вступительной платы, ни платы за обучение. Не требуется также никакой предварительной подготовки. Вы сами понимаете, как трудно было бы поставить это условие Галактике, которая населена множеством видов, имеющих различные мировоззрения и способности. - Точно. - К слушанию курсов допускаются все, кому они будут полезны, - продолжал чужестранец. - Разумеется, мы рассчитываем на то, что полученными знаниями воспользуются правильно, а во время самого учения будет проявлено прилежание. - Вы хотите сказать, что записаться может любой? - спросил я. - И это не будет ничего стоить? Сперва я разочаровался, а потом сообразил, что тут есть на чем заработать. Настоящее университетское образование... да с этим можно отделывать отличные делишки! - Есть одно ограничение, - пояснил чужестранец. - Совершенно очевидно, что мы не можем заниматься отдельными личностями. Мы принимаем культуры. Вы, как представитель своей культуры... как вы называете себя? - Человечеством. Сначала жили на планете Земля теперь занимаем полмиллиона кубических световых лет. Я могу показать на вашей карте... - Сейчас в этом нет необходимости. Мы были бы очень рады получить заявление о приеме от человечества. Я растерялся. Никакой я не представитель человечества! Да я и не хотел бы им быть. Я сам по себе, а человечество само по себе. Но этого чужестранцу я, конечно, не сказал. Он бы не захотел иметь со мной дела. - Не будем торопиться, - взмолился я. - Я хочу задать вам несколько вопросов. Какого рода курсы вы предлагаете? Какие дисциплины можно выбирать? - Во-первых, есть основной курс, - сказал чужестранец. - Его лучше бы назвать вводным, он нужен для ориентации. В него входят те предметы, которые по нашему мнению, наиболее пригодны для данной культуры. Вполне естественно, что он будет специально подготовлен для обучающейся культуры. После этого можно заняться необязательными дисциплинами, их очень много - сотни тысяч. - А как насчет испытаний, выпускных экзаменов и всего такого прочего. - поинтересовался я. - Испытания, разумеется, предусмотрены, - сказал чужестранец. - Они будут проводиться каждые... Скажите мне, какая у вас система отсчета времени? Я объяснил, как мог, и он, кажется, все понял. - Они будут проводиться примерно каждую тысячу лет вашего времени. Программа рассчитана надолго. Если проводить испытания чаще, то вам придется напрягаться изо всех сил и пользы от этого будет мало. Я уже принял решение. То, что случится через тысячу лет, меня не касается. Я задал еще несколько вопросов об истории университета и тому подобном. Мне хотелось замести следы на тот случай, если бы у него возникли подозрения. Я все еще не мог поверить в то, что услышал. Трудно представить себе, чтобы какая бы то ни было раса трудилась миллионы лет над созданием университета, ставила перед собою цель - дать наивысшее образование всей Галактике, совершила путешествия на все планеты и собрала все сведения о них, свела воедино все записи о бесчисленных культурах, установила определенные соотношения между ними, классифицировала и рассортировала эту массу информации и создала учебные курсы. Все это имело такие гигантские масштабы, что не укладывалось в голове. Он еще некоторое время вводил меня в курс дела, а я слушал его с разинутым ртом. Но потом я взял себя в руки. - Хорошо, профессор, - сказал я, - можете нас записать. А что требуется от меня? - Ничего, - ответил он. - Сведения будут извлечены из записи нашей беседы. Мы определим основной курс, а затем вы сможете выбрать дисциплины по желанию. - Если мы не увезем все за один раз, то можно будет вернуться? - спросил я. - Безусловно. Я думаю, вы пожелаете послать целый флот, чтобы увезти все, что вам понадобится. Мы дадим достаточное число машин и столько учебных записей, сколько потребуется. - Чертова уйма потребуется, - сказал я ему прямо, рассчитывая поторговаться и немного уступить. - Я знаю, - согласился он. - Дать образование целой культуре - дело не простое. Но мы готовы к этому. Так вот мы и добились своего... и все законным путем, комар коса не подточит. Мы могли брать что хотели и сколько хотели и имели на это право. Никто не мог сказать, что мы воровали. Никто, даже Док, не мог бы этого сказать. Чужестранец объяснил мне систему записи на цилиндрах, сказал, как будут упакованы и пронумерованы курсы, чтобы их проходили по порядку. Он обещал снабдить меня записями необязательных курсов - я мог выбрать их по желанию. Он был по-настоящему счастлив, заполучив еще одного клиента, и гордо рассказывал мне о других учениках. Он долго распространялся о том удовлетворении, которое испытывает просветитель, когда представляется возможность передать кому-нибудь факел знаний. Я чувствовал себя подлецом. На этом разговор закончился, и я снова оказался на сиденье, а второе существо уже снимало с моей головы шлем. Я встал. Первый чужестранец тоже встал и обернулся ко мне. Как и вначале, говорить друг с другом мы не могли. Это было странное чувство - стоять лицом к лицу с существом, с которым ты только что заключил сделку, и не можешь произнести ни одного слова, которое бы он понял. Однако он протянул мне обе руки, а я взял их в свои, и он дружески пожал их. - Ты давай еще облобызайся с ним, - сказал Хэч, - а мы с ребятами отвернемся. В другое время за такую шутку я влепил бы Хэчу пулю, а тут даже не рассердился. Второе существо вынуло из машины две шашки и вручило одну из них мне. Их засунули туда прозрачными, а вынули черными. - Пошли отсюда, - сказал я. Мы постарались выбраться из башни как можно быстрее, но не роняя достоинства... если это можно назвать достоинством. Выбравшись, я подозвал Хэча, Блина и Фроста и рассказал, что со мной было. - Мы схватили Вселенную за хвост, - сказал я. - Мертвой хваткой вцепились. - А как быть с Доком? - спросил Фрост. - Разве не понимаешь? Именно такая сделка ему и придется по вкусу. Мы можем сделать вид, что мы благородные и великодушные, что мы верны своему слову. Мне только надо подойти к нему поближе и схватить его. - Он тебя и слушать не станет, - сказал Блин. - Он не поверит ни одному твоему слову. - Вы, ребята, стойте на месте, - сказал я. - А с Доком я справлюсь. Я пересек полосу земли между башней и кораблем. Док не подавал никаких признаков жизни. Я открыл было рот, чтобы кликнуть Дока, а потом передумал. Решив воспользоваться случаем, я приставил лестницу и забрался в люк, но Дока по-прежнему не было видно. Я осторожно двинулся вперед. Я догадался, что с ним, но на всякий случай решил не рисковать. Нашел я его на стуле в амбулатории. Он был пьян в стельку. Ружье лежало на полу. Рядом со стулом валялись две пустые бутылки. Я стоял и смотрел на него, представляя себе, что произошло. После моего ухода Док стал обдумывать создавшееся положение, и тут перед ним встала проблема - как быть дальше. Он решил ее так, как решал почти все свои жизненные проблемы. Я прикрыл Дока одеялом, потом порыскал вокруг и обнаружил полную бутылку. Откупорив, я поставил ее рядом со стулом, чтобы он мог легко дотянуться до нее. Потом я взял ружье и пошел звать остальных. В ту ночь я долго не мог засунуть - в голову приходили всякие приятные мысли. Перед нами раскрывалось так много возможностей, что я просто терялся и не знал, с чего начать. Тут тебе и афера с университетом, которую, как это ни странно, можно было осуществить на совершенно законном основании, - ведь профессор из башни ничего не говорил о купле-продаже. Тут тебе и дельце с каникулами - год-другой пребывания на чужой планете за каких-нибудь шесть часов. Надо будет только подобрать ряд необязательных курсов по географии, или социальной науке, или как там их. Можно создать информационное бюро или научно-исследовательское агентство, которое за приличное вознаграждение будет давать любые сведения из любой области. Несомненно, в башне есть записи исторических событий с эффектом присутствия. Заполучив их, мы могли бы продавать в розницу приключения - совершенно безопасные приключения - мечтающим о них домоседам. Я думал и об уйме других возможностей, не столь очевидных, но стоящих того, чтобы присмотреться к ним, и о том, как это профессора придумали наконец безошибочно эффективное средство обучения. Если хочешь иметь представление о чем-нибудь, то познай это на собственном опыте, изучи на месте. Ты не читаешь об этом, не слышишь рассказ и не смотришь стереоскопический фильм, а живешь этим. Ты ходишь по земле планеты, с которой хотел познакомиться, ты живешь среди существ, которых пожелал изучить; ты становишься свидетелем и, возможно, участником исторических событий, исследованием которых занимаешься. Есть и другие способы использования такого обучения. Можно научиться строить собственными рунами что угодно, даже космические корабли. Можно изучить, как работает чужестранная машина, собрав ее по порядку. Нет такой области знания, для изучения которой не годилось бы новое средство... и результаты оно даст гораздо лучшие, чем обычная система обучения. Тогда же я твердо решил, что мы не выпустим из рук ни одной шашки, пока кто-нибудь ты нас предварительно не ознакомится с ней. А вдруг в них окажется что-нибудь подходящее для практического применения? Так я и уснул, думая о химических чудесах и новых принципах создания машин, о лучших способах ведения дел и о новых философских идеях. Я даже прикинул, как заработать кучу денег на философской идее. Итак, наша наверняка взяла. Мы создадим компанию, которая будет заниматься такой разносторонней деятельностью, что нас никому не одолеть. Мы будем жить, как боги. Разумеется, лет через тысячу придет время расплаты, но никого из нас уже не будет в живых. Док протрезвился только под утро, и я приказал Фросту затолкать его в корабельный карцер. Он больше не был опасен, но я считал, что посидеть взаперти ему не помешает. Немного погодя я собирался потолковать с ним, но пока я был слишком занят, чтобы возиться с этим делом. Я отправился в башню вместе с Хэчем и Блином и на машине с двумя сиденьями провел еще одно совещание с профессором. Мы отобрали кучу необязательных курсов и решили разные вопросы. Другие профессора стали выдавать нам курсы, уложенные в ящики и снабженные этикетками, и мне пришлось вызвать всю команду, чтобы перетаскивать ящики и машины на корабль. Мы с Хэчем вышли из башни и наблюдали за работой. - Никогда не думал, - сказал Хэч, - что мы и в самом деле сорвем куш. Положа руку на сердце скажу - никогда не думал. Я всегда считал, что мы так, только воздух толкаем. Вот тебе пример, как может ошибаться человек. - Эти профессора - какие-то придурки, - сказал я. - Ни одного вопроса мне не задали. Я хоть сейчас придумаю целую кучу вопросов, которые они могли бы задать и мне нечего было бы ответить. - Они честные и думают, что все такие. Вот что получается, когда влезешь по уши в одно дело и ни на что другое времени не остается. Что верно, то верно. Эта раса профессоров трудилась миллион лет... работы хватит еще на миллион лет и еще на миллион... не видно ей ни конца ни края. - Не могу сообразить, зачем они это делают, - сказал я. - Что им за выгода? - Для них-то выгоды нет, - отлетел Хэч, - а для нас есть. Скажу я тебе, капитан, придется голову поломать, как это все получше использовать. Я рассказал ему, что я придумал насчет предварительного ознакомления с шашками, чтобы не упустить ничего. Хэч был в восторге. - Да, капитан, ты своего не упустишь. Так и надо. Мы из этого дела выдоим все до последнего цента. - Мне кажется, мы должны заниматься предварительным знакомством по порядку, - сказал я. - Начать с самого начала и... до конца. Хэч сказал, что он думал о том же. - Но на это уйдет уйма времени, - предупредил он. - Вот поэтому надо начать сейчас же. Основной, ориентировочный курс уже на борту. Можем начать с него. Надо только запустить машину, Блин тебе поможет. - Поможет мне! - завопил Хэч. - Кто сказал, что это должен делать я? Да я для этого совсем не гожусь. Ты же сам знаешь, я сроду ничего не читал... - А это не чтение. Ты будешь жить в этом. Будешь развлекаться, пока остальные пупки себе надрывают. - Не буду я. - Послушай, - сказал я, - давай немного пораскинем мозгами. Мне надо быть здесь, у башни, и следить, чтобы все шло как следует. И профессору я могу понадобиться для очередного совещания. Фрост заправляет погрузкой. Док на губе. Остаешься ты с Блином. Доверить предварительное ознакомление Блину я не могу. Он слишком рассеянный. Целое состояние может проскользнуть мимо него, а он и не почешется. А ты человек сообразительный, у тебя есть чувство ответственности, и я считаю... - Ну, коли так, - сказал Хэч, напыжившись от гордости, - мне кажется, самый подходящий человек для этого дела - я. К вечеру мы устали как собаки, но настроение было прекрасное. Погрузка началась отлично, и через несколько дней мы уже будем лететь к дому. Хэч за ужином был какой-то задумчивый. К еде едва притронулся. Он не говорил ни слова и сидел с таким видом, будто у него что-то на уме. При первом же удобном случае я спросил его: - Как дела, Хэч? - Ничего, - сказал он. - Болтовня всякая. Объясняю, что к чему. Болтовня. - А что говорят? - Да не говорят... в общем трудно выразить это словами. Может, у тебя на днях найдется время попробовать самому? - Можешь быть уверен, что я это сделаю, - сказал я, слегка разозлившись. - Пока в этом деле деньгами и не пахнет, - сказал Хэч. Тут я ему поверил. Хэч углядел бы доллар и за двадцать миль. Я пошел к корабельному карцеру посмотреть, что там поделывает Док. Он был трезвый. И не раскаявшийся. - На этот раз ты превзошел самого себя, - сказал он. - Продавать эти штуковины ты не имеешь права. В башне хранятся знания, принадлежащие всей Галактике... бесплатные... Я рассказал ему, что случилось, как мы узнали, что башня - это университет, и как мы на самом законном основании грузим на корабль курсы, предназначенные для человечества. Я изобразил все так, будто мы делали благое дело, но Док не поверил ни единому слову. - Ты бы даже своей умирающей бабушке не дал глотка воды, если бы она не заплатила вперед, - сказал он. - Так что не заливай-ка ты мне тут о служении человечеству. Итак, я оставил его еще потомиться в карцере, а сам пошел к себе в каюту. Я сердился на Хэча, весь кипел от слов Дока и до изнеможения устал. Уснул я тотчас. Работа продолжалась еще несколько дней и уже приближалась к концу. Я был очень доволен. После ужина я спустился по трапу, сел у корабля на землю и посмотрел на башню. Она была все такая же большая и величественная, но уже не казалась столь большой, как в первый день, ослабло чувство удивления не только перед ней, но и перед той целью, ради которой ее построили. Стоит нам снова попасть в нашу родную цивилизацию, пообещал я себе, как мы сразу развернемся. Вероятно, стать законными хозяевами планеты нам не удастся, потому что профессора - существа разумные, а владеть планетой с разумными существами нельзя, но есть много других способов прибрать ее к рукам. Я сидел и удивлялся, почему это никто не спускается посидеть со мной. Так и не дождавшись никого, я наконец полез по трапу. Я опять пошел к корабельному карцеру, чтобы потолковать с Доком. Он по-прежнему не смирился, но и не был настроен особенно враждебно. - Знаешь, капитан, - сказал он, - временами у нас были разные взгляды на вещи, но я уважал тебя, а порой ты мне даже нравился. - К чему ты это клонишь? - спросил я. - Думаешь, такие разговорчики помогут тебе выкарабкаться отсюда? - Тут кое-что заваривается, и, наверно, тебе это надо знать. Ты откровенный негодяй. Ты даже не возьмешь на себя труд отрицать это. Ты человек неразборчивый в средствах и бессовестный, и в этом нет ничего дурного, потому что ты не лицемеришь. Ты... - Выкладывай, в чем дело! Если сам не скажешь, я войду и такое учиню, что ты у меня сразу заговоришь. - Хэч приходил сюда несколько раз, - сказал Док. - Приглашал подняться наверх и послушать те записи, с которыми он возится. Говорил, что это точнехонько по моей части. Сказал, что я не пожалею. Но в том, как он себя вел, было что-то не то. Что-то трусливое. - Он уставился на меня из-за решетки. Ты же знаешь, капитан, Хэч никогда не был трусом. Давай, продолжай! - Хэч сделал какое-то открытие, капитан. На твоем месте я делал бы такие открытия сам. Я умчался, даже не ответив ему. Я вспомнил, как вел себя Хэч: он почти не ел и был задумчив, неразговорчив. Кстати, кое-кто еще тоже вел себя странно. Просто я был слишком занят и не обращал на это внимания. Взбегая по аппарелям, я ругался на каждом шагу. Как бы ни был занят капитан, он никогда не должен упускать из виду свою команду... не упускать ни на минуту. И все из-за спешки, из-за желания скорее загрузиться и удрать, пока что-нибудь не случилось. И вот что-то все-таки случилось. Никто не спустился посидеть со мной. За ужином не было сказано и десятка слов. Чувствовалось, что все идет шиворот-навыворот. Блин с Хэчем занимались предварительным знакомством с записями в штурманской рубке. Ворвавшись в рубку, я захлопнул дверь и прислонился к ней спиной. Кроме Хэча и Блина, там был Фрост, а на плетеном сиденье машины устроился человек, в котором я признал одного из подчиненных Хэча. Я стоял, не говоря ни слова, а все трое смотрели на меня. Человек со шлемом на голове не заметил моего прихода... да его тут и не было. - Ну, Хэч, - сказал я, - выкладывай начистоту. Что все это значит? Почему этот человек занимается предварительным знакомством? Я думал, что только ты и... - Капитан, - сказал Фрост, - мы как раз собирались сказать тебе. - Молчать! Я спрашиваю Хэча! - Фрост верно сказал, - стал объяснять Хэч. - Мы давно хотели тебе все рассказать. Да ты был очень занят, и так как нам немного трудновато... - Что здесь трудного? - Ну, ты решил во что бы то ни стало разбогатеть. И поэтому нашу новость мы хотим сообщить тебе осторожно. Я подошел к ним. - Не понимаю, о чем вы говорите... Ведь нам же по-прежнему светит большая прибыль. Ты знаешь, Хэч, если я возьмусь... от тебя только мокрое место останется, и, если не хочешь быть битым, выкладывай-на все побыстрее. - Никакая прибыль нам не светит, капитан, - спокойно сказал Фрост. - Мы увезем эти штуковины и сдадим их властям. - Да вы все с ума посходили! - взревел я. - Сколько лет, сколько сил мы убили, охотясь за кушами. А теперь, когда он уже у нас в кармане, когда мы можем ходить босиком по горе тысячедолларовых бумажек, вы тут передо мной строите из себя святую невинность. Какого... - Если бы мы это сделали, мы поступили бы нечестно, сэр. И это "сэр" испугало меня больше всего. До сох пор Блин не величал меня так ни разу. Я переводил взгляд с одного на другого, и от выражения их лиц у меня мороз по коже пошел. Они все до единого были согласны с Блином. - Это все курс ориентации! - крикнул я. Хэч кивнул. - В нем говорится о честности и чести. - А что вы, мерзавцы, понимаете в честности и чести? - взвился я. - Вы сроду не знали, что такое честность. - Прежде не знали, - сказал Блин, - а теперь знаем. - Это же пропаганда! Просто профессора подложили нам свинью! Подложили свинью, как пить дать. Но надо признаться, эти профессора - великие доки. Не знаю уж, то ли они считали человечество бандой подлецов, то ли курс ориентации был у них для всех одни. Не удивительно, что они не задавали мне вопросов. Не удивительно, что они не провели расследования до того, как вручить нам свои знания. Мы и шагу не ступили, как нас стреножили. - Узнав, что такое честность, - сказал Фрост, - мы решили, что поступим правильно, познакомив с курсом ориентации остальных членов команды. Прежде мы вели отвратительную жизнь, капитан. - И вот, - продолжал Хэч, - мы стали приводить сюда одного за другим и ориентировать их. Мы считали, что должны сделать хоть это. Сейчас этим делом занят один из последних. - Миссионеры, - сказал я Хэчу. - Вот вы кто. Помнишь, что ты мне говорил однажды вечером? Ты сказал, что не станешь миссионером, хоть озолоти. - Напрасно стараетесь, - холодно возразил Фрост. - Вам не пристыдить нас и не запугать. Мы знаем, что мы правы. - А деньги! А как же с компанией? Мы же все продумали! - Забудьте и об этом, капитан. Когда вы пройдете курс... - Никакого курса я проходить не буду! - Наверно, голос у меня был громкий, но я уже понял, что ни один из них не бросится на меня. - Эй, вы, ханжи, миссионеришки несчастные, если вам не терпится заставить меня, попробуйте, давайте... Они по-прежнему не двигались с места. Я запугал их. Но спорить с ними не было никакого толку. Я не мог пробиться сквозь каменную стену честности и чести. Я повернулся к ним спиной и пошел к двери. На пороге я остановился и сказал Фросту: - Советую выпустить Дока и тоже накачать его честностью. Скажи, что на меня это подействовало. Это то, что ему надо. Туда ему и дорога. Хлопнув дверью, я поднялся по аппарели в свою каюту. Я запер дверь, чего прежде никогда не делал. Я сел на край койки и, уставившись на стену, задумался. Они забыли одно: корабль был мой, а не их. Они были всего-навсего командой, срок контракта с ними давно истек и ни разу не возобновлялся. Я стал на четвереньки и полез за жестяным ящиком, в котором хранил бумаги. Внимательно просмотрев их, я отложил те, которые мне были нужны, - документ, подтверждающий мое право собственности на корабль, выписку из регистра и последние контракты, подписанные командой. Я положил документы на койку, отпихнул ящик с дороги и снова сел. Взяв бумаги, я стал тасовать их. Команду можно было бы вышвырнуть из корабля хоть сейчас. Я мог взлететь без них, и они ничего, совершенно ничего не могли бы поделать. Более того, я мог улететь совсем. Это был бы, разумеется, законный, но подлый поступок. Теперь, когда они стали честными и благородными людьми, они бы склонились перед законом и дали бы мне возможность улететь. И винить им было бы некого, кроме самих себя. Я долго сидел и думал, но мысли мои снова и снова возвращались к прошлому; я вспоминал, как Блин попал в переделку на одной планете в системе Енотовая Шкура, как Док влюбился в... трехполое существо на Сиро и как Хэч скупил по дешевке все спиртное на Мунко, а потом проиграл его, увлекшись чем-то вроде нашей игры в кости - только вместо костяшек там были странные крохотные живые существа, с которыми нельзя было мухлевать, и Хэчу пришлось туго. В дверь постучали. Это был Док. - Тебя тоже распирает от честности? - спросил я его. Он содрогнулся. - Только не меня. Я отказался. - Это та же бодяга, которую ты тянул всего дня два назад. - Неужели ты не понимаешь, - спросил Док, - что теперь станет с человечеством? - Конечно, понимаю. Оно станет честным и благородным. Никто никогда не будет ни обманывать, ни красть, и станет не жизнь, а малина... - Все подохнут от тяжелой формы скуки, - сказал Док. - Жизнь станет чем-то средним между бойскаутским слетом и дамскими курсами кройки и шитья. Не станет шумных перебранок, все будут вести себя до тошноты вежливо и прилично. - Значит, твои убеждения переменились? - Не совсем, капитан. Но ведь так же нельзя. Все, чего достигло человечество, было добыто в процессе социальной эволюции. Мошенники и негодяи необходимы для прогресса не меньше, чем дальновидные идеалисты. Они как человеческая совесть, без них не проживешь. - На твоем месте, Док, я бы не слишком беспокоился о человечестве. Это великое дело, и не нашего оно ума. Даже слишком большая доза честности не искалечит человечества навеки. А вообще-то мне было все равно. Меня одолевали совсем другие заботы. Док подошел ко мне и сел рядом на койку. Он наклонился и постучал пальцем по документам, которые я все еще держал в руках. - Я вижу, ты уже решил, - сказал он. Я уныло кивнул. - Да. - Я так и знал. - Все предусмотрел. Вот почему ты переметнулся. Док энергично покачал головой. - Нет. Поверь мне, капитан, я страдаю не меньше тебя. - Куда ни кинь, все клин, - сказал я, тасуя документы. - Они летали со мной по доброй воле. Разумеется, контракта они не возобновили. Но это и не нужно было. Все было понятно само собой. Мы все делили поровну. Не менять же теперь наших отношений. И по-старому быть не может. Если бы мы даже согласились выкинуть груз, взлететь и никогда больше не вспоминать о нем, все равно так просто не отделаешься. Это засело в нас навсегда. Прошлого не вернешь, Док. Его похоронили. Разбили на куски, которые нам теперь уже не склеить. У меня было такое чувство, будто я истошно кричу. Давно уж мне не было так больно. - Теперь они совсем другие люди, - продолжал я. - Они взяли да переменились, и прежними они больше никогда не будут. Даже если они снова станут, какими были, все пойдет не так, как прежде. Док подпустил шпильку: - Человечество поставит тебе памятник, За то, что ты привезешь машины, тебе поставят памятник. Может, даже на самой Земле, где стоят памятники всем великим людям. У человечества глупости им это хватит. Я вскочил и стал бегать из угла в угол. - Не хочу я никаких памятников. И машины я не привезу. Мне нет до них больше никакого дела. Я жалел, что мы вообще нашли эту силосную башню. Что она мне дала? Из-за нее только лучшую команду потерял и лучших на свете друзей! - Корабль мой, - сказал я. - Больше мне ничего не надо. Я довезу груз до ближайшего пункта и выброшу там. Хэч и все прочие могут катиться ко всем чертям. Пусть наслаждаются своей честностью и честью. А я наберу другую команду. Может быть, подумал я, когда-нибудь все будет почти как прежде. Почти как прежде, да не совсем. - Мы будем продолжать охотиться, - сказал я. - Мы будем мечтать о куше. Мы сделаем все, чтобы найти его. Все силы положим. Ради этого мы будем нарушать все законы - и божьи, и человеческие. И знаешь что, Док? - Не знаю. - Я надеюсь, куш нам больше не попадется. Я не хочу его находить. Я хочу просто охотиться. Мы помолчали, припоминая те дни, когда охотились за кушем. - Капитан, - сказал Док, - меня ты возьмешь с собой? Я кивнул. Какая разница? Пусть его. - Капитан, помнишь те холмы, в которых живут насекомые на Сууде? - Конечно. Разве их забудешь? - Видишь ли, я придумал, как в них проникнуть. Может, попробуем? Там на миллиард... Я чуть было не проломил ему голову. Теперь я рад, что этого не сделал. Мы летим именно на Сууд. Если план Дока сработает, мы еще, может быть, сорвем куш!