Блестящий план. Но он на сработал. Нужно было довериться информационному роботу, думал Саттон. Он, безусловно, из наших. Он бы передал остальным. Саттон сидел, прислонившись спиной к дереву и глядел на речную долину, окутанную синеватой дымкой бабьего лета. Повсюду стояли желто-коричневые снопы, словно индейские вигвамы. Вдали, на западе, розовели просторы Миссисипи. На севере золотистое поле упиралось в бесконечную вереницу невысоких холмов... Лазоревка, сверкнув оперением, уселась на столб изгороди. Она недовольно трясла хвостиком и чирикала, будто проклинала все, что видит вокруг. Из ближнего стога выскочила полевая мышь, глянула на Саттона своими глазками-бусинками, потом, чего-то испугавшись, пискнула и снова юркнула в стог. Маленький, простой народец, улыбнулся Саттон. Маленький, простой, пушистый народец. Если бы они хоть что-нибудь понимали, они бы тоже были за меня. Лазоревка и полевая мышь, сова, ястреб и белка... Братство... Братство жизни, братство всего живого... Он слышал, как мышь шуршит в стогу, и попытался представить себе ее жизнь... Прежде всего, в ее жизни должен присутствовать постоянный, дрожащий, всепобеждающий страх, надо бояться совы, ястреба, норки, лисы, скунса. Бояться человека, кошки, собаки... Она боится человека, думал Саттон. Все на свете боятся человека. Человек заставил всех бояться себя. Потом в мышиной жизни следует голод или, как минимум, страх перед голодом. Размножение... Вечная спешка - и радость жизни: радость бега на быстрых лапках, удовольствие сытости набитого животика, сладость сна... А что еще? Что еще наполняет мышиную жизнь? ...Он свернулся клубочком, прислушался и понял, что все в порядке. Все спокойно, у него есть пища и укрытие от приближавшихся морозов. Он знал, что такое холода, не столько по опыту предыдущих зим, сколько за счет инстинкта, переданного ему многими поколениями дрожавших от холода и даже погибавших от мороза родичей. Его ушей достигал шорох соломинок в стогу - это копошились такие же, как он, занятые своими делами мыши. Он принюхался, и уловил запах высушенного солнцем сена, в котором так тепло и уютно спать. Он ощутил и другой запах - запах зерен и сочных семян, они спасут его голодной лютой зимой. Все хорошо. Все так, как должно быть. Но нужно оставаться настороже, нельзя расслабляться. Мы такие слабые... слабые и вкусные, нас любят есть. Хищник может подкрасться на мягких лапах, тихо-тихо. А шелест крыльев - вот песня смерти. Он закрыл, глаза, скрючил лапки и обернул тельце хвостиком... Саттон сидел, прислонившись спиной к дереву, и вдруг, неожиданно, сам не заметив, как эти случилось, понял, что происходит! ...Он закрыл глаза, подобрал лапки, обернул пушистое тельце хвостиком и познал все страхи, всю безыскусную радость другой жизни... жизни, приютившейся в стоге сена, спрятавшейся там от острых когтей и твердых клювов, жизни, которая спала там, в пропахшей солнцем сухой траве... Он это не просто почувствовал и не просто осознал, он на какое-то мгновение сам стал полевой мышью. Стал, оставаясь при этом Эшером Саттоном, сидящим у дуплистого вяза, глядящим на долину, к которой уже прикоснулась рука осени... Нас было двое, вспоминал Саттон. Я и мышка. Нас было двое одновременно, каждый существовал самостоятельно. Мышь, настоящая мышь, не знала об этом. Ведь если бы она что-то поняла или догадалась о чем-то, я бы тоже об этом узнал, потому что я был настолько же мышью, насколько самим собой. Он сидел, не шевелясь, совершенно пораженный. Он испугался той дремлющей неизвестности, какую таило в себе его сознание. Он привел сломанный звездолет из созвездия Лебедя, воскрес из мертвых, выкинул на костях две шестерки а теперь еще и это! У нормального человека одно тело и один разум, думал Саттон. И этого, Господь ведает, достаточно, чтобы достойно прожить жизнь. А у меня... у меня два тела, а может быть, и два Разума, и, что касается второй половины моего "я", тут ни наставников, ни учителей, ни врожденных знаний, ничего, что обычно сопровождает человека на пути знания. Я делаю только первые робкие шаги, я открываю в себе все новые и новые возможности. Одну за другой. И я не застрахован от ошибок, как ребенок, начинающий ходить. А как дети учатся говорить?! Сначала и слов-то не разберешь! Разве научишься уважать огонь, пока не обожжешься?! - Джонни! - позвал Саттон. - Джонни, поговори со мной! - Да, Эш! - Будут еще сюрпризы? - Жди и смотри, - ответил Джонни. - Я не могу ничего сказать. Ты должен ждать и смотреть... 40 - Мы проверили Бриджпорт с 2000 года, - сокрушенно покачал головой робот-разведчик, - и абсолютно уверены, что там ничего исключительного не произошло. Это - маленький городишко, в стороне, как говорится, от больших событий. - Не обязательно ему быть большим, - возразила Ева Армор. - Он вполне может быть и маленьким. Это всего лишь крошечная зацепка, в контексте будущего незначащее слово, оброненное Саттоном. - Мисс, мы проверили все мелочи, - ответил робот. - Мы проверили все, что могло бы хоть намекнуть на пребывание Саттона в Бриджпорте в том или ином времени. Мы пользовались испытанными методами и прочесали все, абсолютно все. Но ничего не обнаружили. - Он должен быть там! - упрямо повторила Ева. - С нам говорил робот из информационного центра. Саттон наводил справки о Бриджпорте. Следовательно, его что-то там интересовало? - Но это вовсе не означает, что он туда отправился, - подчеркнул Геркаймер. - Куда-то же он делся, - задумчиво проговорила Ева. - Куда? - Мы отправили на поиски Саттона всех, кого можно было отправить, не вызывая подозрений ни в нашем, ни в будущем времени, - продолжал докладывать робот. - Наши агенты разве только друг на друга не падали. Мы отправляли их в прошлое под видом торговцев, точильщиков, безработных. Мы обследовали все дома на двадцать миль в округе, и, уверяю вас, если бы там хоть слушок прошел о чем-то из ряда вон выходящем, мы бы об этом узнали. - Вы говорите - с двухтысячного года, - поинтересовался Геркаймер. - А почему не с 1999 или 1950? - Нам нужно было установить какую-то временную границу. - Семейство Саттонов когда-то проживало в этих местах, - сказала Ева. - Я надеюсь, вы уделили им должное внимание? - Мы проверили всех без исключения - от членов семьи до наемных работников. Как только на ферме нужны были рабочие руки, один из наших людей нанимался туда на работу. А если там никто не требовался, нанимались на соседнюю ферму. Один из сотрудников даже вынужден был купить полоску леса в тех краях, и десять лет рубил. Он бы рубил и дальше, но мы побоялись, как бы это не вызвало подозрений. Таким образом, мы просмотрели все с 2000 по 3150 год, то есть, до того момента, когда последний член семейства покинул эти места. Ева горько вздохнула. - Все так безнадежно, Но где-то же он находится! И с ним что-то случилось. Может быть, он, наоборот, в будущем? - И я об этом думаю, - сказал Геркаймер. - Его могли перехватить Ревизионисты. - Что?! Эшер Саттон - в плену?! Не может этого быть! - вспыхнула Ева. - Если он знает о своих способностях, он не может попасть в плен! - Но, скорее всего, он о них еще не знает, - осадил ее Геркаймер. - А у нас не было возможности рассказать ему об этом. Обо всех своих уникальных способностях он, увы, должен узнавать в критических ситуациях. Он не может ими овладеть сам, они должны снисходить на него, как откровение. - Все было так хорошо, - говорила Ева, шагая по комнате и нервно потирая руки. - Мы спровоцировали Моргана на заведомый провал - использовать Бентона для убийства Саттона... Моргам наивно полагал тогда, что это - самый простой способ избавиться от Эшера, если его откажется убрать Адамс. Случай с Бентоном насторожил Саттона... И теперь... - всхлипнула она. - Теперь... - Книга написана, - попытался успокоить ее Геркаймер. - Но не должна быть написана! - воскликнула Ева сквозь слезы. - Ты и я - мы всего лишь куклы в мире бесконечных случайностей, в мире, который может рухнуть не сегодня-завтра! - Мы перекроем все ключевые точки в будущем, - продолжал успокаивать ее Геркаймер. - Будем следить за каждым шагом Ревизионистов, еще раз просмотрим прошлое. Может быть, все-таки что-нибудь обнаружим... - Все дело в случайных факторах, - проговорила Ева, сев в кресло и немного успокоившись. - Никогда и ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным. Чего только не может произойти во времени и пространстве? Как угадать, где и когда отвернуть в сторону? Неужели бесконечно продираться сквозь дебри случайностей, чтобы добиться цели? - Ты забываешь о самом важном, - спокойно возразил Геркаймер. - О чем? - О самом Саттоне. Я верю в него. В него и в его судьбу. Ты же знаешь, он прислушивается к голосу судьбы и будет, в конце концов, вознагражден за это! 41 - Странный ты парень, Вильям Джонс, - сказал Джон Генри Саттон. - Но неплохой, ей-богу. Лучше работника у меня не было с тех пор, как я завел хозяйство. Другие год, ну - два, поработают, а потом пропадают. Все куда-то торопятся... - Мне торопиться некуда, - грустно ответил Эшер Саттон. - Некуда идти. Здесь не хуже, чем в любом другом месте. На самом деле здесь лучше, чем где бы то ни было, думал он про себя. Здесь покой, тишина, природа - о таком в мое время забыли уже и мечтать. Они стояли, облокотившись на изгородь и слушали, как в доме звенят посудой - близился ужин, - и смотрели, как шоссе мигает огоньками автомобилей. В темноте передвигались неуклюжие тени - коровы возвращались в хлев после дойки, довольно мычали, животные лениво ухватывали пучок-другой травы перед сном. Из долины веял прохладный ветерок, такой успокаивающий и приятный после жаркого дня. - Как хорошо... - мечтательно проговорил Джон Генри. - Какой бы ни был жаркий день, а ветерок всегда у нас по вечерам прохладный... Постоишь вот так, подышишь и заснешь потом как младенец... Я вот порой думаю, - продолжал он, - как легко человеку быть счастливым. Так легко, что иногда мне кажется, уж не грешно ли это? Ведь люди, по природе своей, суетливы и вечно чем-то недовольны... - Удовлетворенность, - отозвался Эшер, - это состояние полной гармонии личности и природы и не так-то часто встречается. Но когда-нибудь и человек, и все другие существа узнают, как достичь этой гармонии, и в Галактике воцарится мир и счастье. Джон Генри усмехнулся. - Ты мыслишь больно широко, Уильям. - Да, я, пожалуй, размахнулся, - смутился Саттон. - Но недалек тот день, когда человек отправится к звездам! Джон Генри кивнул. - Да, наверное. Наверное, скоро. Скорее, чем надо бы. Только лучше бы сначала на Земле жить научились как следует. - Он зевнул. - Пойду-ка я спать. Стар я стал, сынок. Пора отдохнуть. - Ну а я пройдусь немного, - сказал Саттон. - Ты много гуляешь, Вильям. - В темноте, - тихо сказал Саттон, - земля выглядит иначе, чем в лучах солнца. Все пахнет по-другому. Все такое свежее, чистое, как будто только что вымыли... В тишине слышно такое, чего днем и захочешь, да не услышишь. Бродишь, и кажется, что ты один на всем белом свете, и весь он принадлежит тебе... Джон Генри покачал головой. - Нет, это не земля становится другой, а ты сам. Знаешь, Вильям, ты меня прости, но мне порой кажется, что ты слышишь и видишь что то такое, чего больше никто не видит и не слышит. Как-будто... - он запнулся. - Ну, как будто ты вроде как маленько не от мира сего, что ли? - Мне и самому так иногда кажется, - усмехнулся Эшер. - Запомни, - твердо сказал Джон Генри, - ты один из нас. Почти член семейства. Сколько же лет ты у нас, Вильям? - Десять уже, - еле слышно ответил Саттон. - Да, верно, - сказал Джон Генри. - Я хорошо помню тот день, когда ты пришел, но счет годам потерял. Иногда мне кажется, сынок, что ты тут всю жизнь жил. Порой я ловлю себя на том, что считаю тебя Саттоном... - Он прокашлялся и сплюнул на землю. - Вчера я одолжил у тебя пишущую машинку, Вильям. Мне, понимаешь, нужно было письмо напечатать. Это очень важное письмо, и мне не хотелось бы писать его от руки. Почерк у меня - не очень... - Берите, когда нужно, - не выдавая волнения, ответил Эшер. - Рад, что она вам пригодилась. - А ты сам что-то ничего не печатаешь последнее время, а, Вильям? - А-а... - махнул рукой Саттон. - Бросил. Ничего не выходит. У меня были кое-какие наброски, да я их потерял. Думал, может так вспомню, да, видно, ничего не получится. И пробовать нечего. Голос Джона Генри был добр и мягок. - У тебя неприятности, Вильям? Беда какая? - Да нет, не то чтобы неприятности... - Может, помочь чем надо? - Нет-нет, что вы! - Если будет что нужно, ты скажи, не стесняйся, - искренне произнес старик. - Чем смогу - помогу. - Знаете... Может настать такой день, что мне нужно будет уйти. Может быть, совсем неожиданно. Если так случится, мне бы хотелось, чтобы вы забыли обо мне, вообще не вспоминали, что я здесь был. - Ты правда этого хочешь, сынок? - Да. Правда. - Как же мы тебя забудем, Вильям? Как и могу тебе обещать такое? Это просто... я не знаю... Но... если ты хочешь, мы не будем о тебе говорить. Если кто-то придет вдруг и спросит, мы никому про тебя не скажем. Так, Вильям? - Да, - ответил Саттон. - Если вы не против, пусть будет так. Они еще немного помолчали, глядя друг на друга в темноте, потом старик повернулся и пошел к дому, а Саттон уселся на перекладину и стал смотреть на реку, где в сказочном зеркале несбыточного горели волшебные огни... Десять лет прошло, думал Саттон. Вот уж и письмо написано. Десять лет, условия соблюдены, теперь прошлое может обойтись и без меня. Ведь я оставался здесь только для того, чтобы Джон Генри Саттон написал письмо и чтобы через шесть тысяч лет я нашел его в чемодане, прочитал на безымянном астероиде, который достался мне в качестве трофея после победы на дуэли в заведении под названием "Дом Зага". А "Дом Зага", усмехнулся Саттон, будет во-он там, на том берегу реки, далеко на равнине... А вон там, на холмах, подальше к северу, будет стоять Североамериканский Университет... А у слияния Висконсина и Миссисипи - вилла Адамса... А из прерий Айовы будут стартовать к звездам огромные корабли... Там, в "Доме Зага", за рекой, шесть тысяч лет спустя, я встречу маленькую девочку в измятом фартучке... Как в книжке. Мальчик в шапочке с пером и девочка в кружевном фартучке... Мальчик - босиком, а девочка смущенно комкает фартучек и говорит, что ее зовут... Он прижался щекой к столбу изгороди. - Ева, - прошептал он. - Где ты? ...Волосы у нее медно-рыжие, а глаза... какого цвета глаза? "Я за тобой наблюдала двадцать лет", - сказала она, а он подумал, что это шутка, и поцеловал ее... Он не поверил словам, но поверил взгляду, губам, объятиям... Где-то она теперь? Наверное, думает о нем, как и он о ней сейчас. А вдруг, если постарается, он сможет мысленно добраться до нее, сможет пронести свою тоску через бездны пространства и времени, даст ей знать, что помнит о ней и очень хочет вернуться! В душе он понимал, как безнадежны его мечты... Конечно, он уже не вернется. Хорошо, если Ева или Геркаймер, или еще кто-то доберутся до него... Если доберутся... Десять лет... Они, наверное, забыли про меня, отчаялись найти... А может, нашли, но не могут сюда пробраться? А вдруг все это подстроено специально? Но зачем? Порой ему казалось, что за ним следят. Он чувствовал иногда, как легкий холодок пробегал между лопатками... А был случай, когда однажды поздно вечером он ходил по лесу в поисках потерявшегося теленка, а кто-то шмыгнул от него в кусты... Саттон спрыгнул с изгороди и пошел через открытый ток. Из амбара пахло свежеобмолоченным зерном, в курятнике попискивали цыплята. На какое-то мгновение сознание Саттона соединилось с сознанием проснувшегося цыпленка... ...Он почувствовал тревогу. Кто-то шел мимо, кто-то потревожил его сон. Посторонний звук означал неведомую опасность. Темнота, шаги... - опасность! ...Саттон потряс головой и заспешил прочь. Цыплята... хрупки и ранимы, думал он. Вот корова та спокойна, мысли ее тягучи, как жвачка. Собака... Собака подвижна и дружелюбна, а кошка, невзирая ни на что, все-таки гуляет сама по себе, оставаясь существом из дикого леса... Я знаю их всех. Я был каждым из них. Не все они, по правде говоря, мне симпатичны. Крыса, к примеру, или жаба... Скунс и тот приятнее. Неплохо бы спрятаться в шкуре скунса... Что это - любопытство? Скорее всего. Вечное желание человека сунуть нос во все, что его окружает, на чем висит табличка типа: "Вход воспрещен", "Осторожно злая собака", "Личная собственность", "Просьба не беспокоить"... Но для меня это практика, хорошая практика, познание второго "я", попытка испытать все оттенки разумных и эмоциональных проявлений чужой жизни. Но была граница, которую он не переходил. То ли вследствие врожденной деликатности, то ли из-за боязни, что будет неправильно понят. Что его больше сдерживало, он и сам до конца не понимал. ...Дорога вилась белой змейкой вдоль гряды холмов. Саттон шел медленно, не торопясь. Земля вокруг была черная, а тропинка белая. Звезды мягко и нежно горели на темном небе. Зимой они светят по-другому, залюбовался Саттон. В этом древнем уголке тишина и покой, сюда не доносится грохот двадцатого столетия... Из таких краев выйдут крепкие парни, которые, несколько поколений спустя, поведут корабли к звездам. Здесь, на тихих окраинах Земли, закаляется надежность и мужество... Десять лет... Негласный договор с прошлым выполнен. Я могу уйти - куда угодно и когда угодно. Но идти некуда. А ведь я не прочь и остаться, сказал себе Саттон. Здесь так красиво! - Джонни! - позвал он. - Джонни, дружок, что же нам делать? - Все хорошо, Эш, - ответил Джонни. - Все хорошо. Тебе нужны были эти десять лет. - Ты был со мной, Джонни? - Я - это ты, Эш. Я пришел, когда ты родился. И буду с тобой, пока ты не умрешь. - А потом? - Потом я тебе не буду нужен, Эш. Я уйду к кому-нибудь другому. Ведь никто не должен быть одинок. - Никто не должен быть одинок, - повторил Саттон как заклинание... Он действительно не был одинок. Кто-то догонял его; кто это был и откуда взялся, Саттон не знал. - Отличный вечер, - сказал человек. - Часто вы так гуляете? - Почти каждый день, - беспечно ответил Саттон, а разум подсказывал: "Осторожно! Осторожно!" - Тут так спокойно, - сказал незнакомец. - Так тихо и безлюдно. Самое место для размышлений. Много чего, наверное, передумаешь, пока гуляешь вот так, совсем один... Саттон не ответил. Они шагали рядом. - У вас было много времени на раздумье, Саттон, - прервал молчание незнакомец. - Целых десять лет. - Вы следили за мной... - Следили. И мы, и автоматы... Мы знали каждый ваш шаг. - Десять лет назад, - сказал Саттон, - вы подослали двоих... Они пытались меня подкупить. - Кстати, - заинтересовался незнакомец, - что с ними такое случилось? - Простой вопрос, и ответ простой. Я их убил. - Но у них было к вам выгодное предложение. - Да. Они предлагали мне целую планету. - Я еще тогда говорил, что это вас не устроит! Самому Тревору говорил! - Надо понимать, что теперь у вас имеется более выгодное предложение. Цена подскочила? - Ну, не совсем так, - ответил человек. - Мы решили на этот раз не торговаться и предложить вам самому назвать цену. - Я подумаю, - ответил Саттон. - Решайте, мы подождем. Как надумаете, дайте нам знак. - Знак? - Естественно. Напишите записку. А мы, уж не сомневайтесь, будем (хоть это и не очень прилично) смотреть вам через плечо. Или просто скажите вслух: "Ну, вот, я решился". И все. А уж мы услышим. - Действительно, просто, - грустно сказал Саттон. - Как у вас все просто. - Это для вас мы все так устроили, - вежливо ответил незнакомец. - Доброй ночи, мистер Саттон. Саттон не видел его, но отчетливо представил, как незнакомец коснулся рукой края шляпы... Если был в шляпе. Человек ушел по дороге вниз, пересек пастбище и направился к прибрежному лесу. Контакт, наконец контакт! Через десять лет - контакт с людьми из другого времени. Но не с теми, к сожалению, не с теми, с кем бы он мечтал увидеться. Ревизионисты следили за ним. Следили и выжидали. Выжидали десять лет. Ну, конечно, что им десять лет?! Все временное пространство протяженностью в десять лет было напичкано приборами для слежки, так что свою работу они могли выполнить за год, за месяц и даже за неделю. Только зачем они ждали десять лет? Как - зачем? Чтобы он сломался и был готов с радостью согласиться на любой предложенный вариант. Внезапная догадка остановила его. Господи, как же он раньше этого не понял? Не этого они ждали! Они ждали того дня, когда старый Джон Генри напишет письмо. Они знали про письмо. Они наблюдали за Джоном Генри и знали, что он должен написать письмо. Письмо - ключ ко всей истории. Письмо - приманка, которую использовали, чтобы затащить Эшера Саттона в это время. И тут его сознание выскользнуло из него и осторожно коснулось мозга человека, что спускался с холма. Когда он проделывал такие штуки с цыплятами, кошками, собаками, полевыми мышами, никто из них не подозревал, что нечто чужое проникло к ним в мозг, а как на это среагирует незнакомец? Вдруг почувствует неладное? "...Эта девка ждать не будет... Меня не было слишком долго. Ее обещаниям веры нет. А я, черт побери, торчу в этом идиотском патруле! Ей, конечно, ждать надоест, и она... Я на полчаса, бывало, уходил, и то... Ну, и пусть катится к чертовой матери. Получше найду. Ох, это я загнул, пожалуй. Такую не найду, будь она проклята! Вот интересно, кто был тот умник, который сказал, что с Саттоном будет легко договориться? Да я бы плюнул ему в морду! Вот я, будь я на месте этого Саттона, кинулся бы на шею первому попавшемуся из моего времени. Ну, а этот что?! Да он даже не удивился! Как будто это я тут десять лет болтаюсь!.. Эх, выпить бы чего-нибудь сейчас... Чертова работенка! А еще эта девка из головы не идет. Забыть про нее..." Саттон вернул свое сознание на место. Он чувствовал себя победителем. Десять лет они следили за ним, как проклятые, а так ничего и не поняли. Все знают про него, а вот этого - нет. Если бы у него был мозг обычного человека, они бы не промахнулись. Тут бы они выкосили все мысли, как траву в поле, все бы отпрепарировали, проанализировали и прочитали бы, как книгу. Но его сознание говорило только то, что хотело сказать. Десять лет назад шайка Адамса пыталась поковыряться - не тут-то было! Близок локоть, да не укусишь! Так до сих пор они и не узнали, что он способен проникать в сознание коровы, собаки, воробья и даже в сознание человека. Если бы узнали - были бы настороже, глаз бы с него не спускали. Но нет - они держали ухо востро не больше, чем глупые мыши. Он обернулся, взглянул в сторону фермы. На мгновение ему почудилось, что он видит дом, но быстро понял, что это не более чем игра воображения. Один за другим он мысленно перебирал предметы, находящиеся в его комнате. Книги, несколько исписанных листков бумаги, бритва... - ничего, с чем было бы жаль расстаться; ничего, что могло бы вызвать подозрение, что могло бы скомпрометировать его, превратиться в оружие, направленное против него же. Он был готов к сегодняшнему дню, он знал, что однажды Геркаймер, или Ревизионисты, или правительственный агент - кто-нибудь из них выйдет из-за дерева и пойдет по тропинке рядом. Знал? Не совсем верно... Надеялся. Уже много лет прошло с тех пор, как надежда написать книгу без рукописи развеялась, как дым. От книги осталась кучка пепла, да и тот давно смешался с землей. Дожди размыли его, он с водой ушел в глубь почвы, там распался на минеральные вещества, впитанные затем корнями растений, и теперь его книга колышется на ветру травами и цветами. Он готов. Собран и готов. И он, и его разум. Он тихо сошел с дороги в поле вслед за человеком. Сознание Саттона мчалось за незнакомцем, как гончая по следам зверя. Саттон вошел в лес, ступая осторожно, чтобы не хрустнул под ногой сучок, не зашуршали листья. ...Корабль стоял в глубоком ущелье. Входной люк был открыт. На фоне освещенного отверстия виднелась фигура мужчины. - Это ты, Гэс? - тихо окликнул от. - Кто же еще в такое время будет тут шляться? - буркнул, подходя, его напарник. - А я уже стал волноваться. Думал, не пойти ли поискать. - Ага, ты только и умеешь, что волноваться. Между нами - я сыт по горло. Пускай Тревор других кретинов поищет на такую работу. - Он поднялся по лестнице к люку. - Все, сматываем удочки. Хватит. Проваливаем отсюда. Он повернулся, намереваясь закрыть за собой дверь, но ее уже закрывал Саттон. Гэс отступил на два шага, наткнулся на привинченное к полу кресло и замер. - Посмотри, кто к нам пожаловал! - воскликнул он. - Эй, Пинки, да посмотри же кто у меня провожатый! Саттон угрюмо улыбнулся. - Если вы не возражаете, джентльмены, я полечу с вами. - А если мы будем возражать? - прощебетал Пинки. - Тогда я поведу корабль сам. С вами или без вас. Так что выбирайте. - Это Саттон, - объяснил Гэс. - Тот самый мистер Саттон. Мистер Саттон, Тревор будет безумно рад вас видеть! Тревор... Тревор... вспоминал Саттон. Уже в третий раз я слышу это имя. Первый раз обстановочка была похожая. Тогда Кейз (или Прингл?) произнес это имя: "Тревор?.. Ну, Тревор - это шеф нашей корпорации". - Давно мечтаю, - язвительно произнес Саттон, - встретиться с мистером Тревором. Нам с ним есть что обсудить. - Заводи машину, Пинки, - торопливо проговорил Гэс. - И дай весточку о нашем возвращении. Тревор почетный караул выставит для нашей встречи. Как-никак, Саттона везем! 42 Тревор скатал из бумаги шарик, положил на ладонь, дунул... Шарик влетел в чернильницу. - Ну, слава тебе, Господи! - довольно пробурчал Тревор. Семь из десяти. А раньше было наоборот. Он оглядел Саттона изучающим взглядом. - А вы выглядите совершенно заурядно, - сказал он. - Такое впечатление, что с вами можно даже поговорить и более того - договориться. - Да, рогов у меня нет, - сказал Саттон, - если вы это имеете в виду. - Ага, - кивнул Тревор. - Но и нимба тоже не наблюдается. Я, по крайней мере, не вижу. Он скатал еще один шарик и снова попал в чернильницу. Чернила выплеснулись. На столе расплылась клякса. - Саттон, - лениво начал Тревор, - вы столько знаете о судьбе. Вы никогда не задумывались о том, что существует такая вещь, как исключительная судьба? Саттон пожал плечами. - Вы пользуетесь неточными терминами. Нехитрая и не прикрытая ничем пропаганда в стиле девятнадцатого века. Была там одна нация, которая рядилась в подобные обноски. - Пропаганда? Ну, зачем же... - усмехнулся Тревор. - Давайте назовем это психологией. Когда о чем-нибудь говоришь долго и упорно, все начинают в это верить. Даже ты сам. - И эта исключительная судьба, - сказал Саттон, - предназначена, надо понимать, для человека? - Естественно, - ответил Тревор. - По крайней мере, мы - единственные живые существа, которые знают, как этим лучше распорядиться. - Вы кое-что упускаете, - возразил Саттон. - Людям это не нужно. Они и так знают, что они великие и во всем правы, ну, просто святые. Нет, вам людей ни в чем убеждать не нужно. - На первый взгляд, вы правы, но только на первый. - Указательным пальцем Тревор убедительно постучал по столу. - Когда у нас в руках будет Галактика, что мы тогда, по-вашему, должны будем делать? - Ну, - в замешательстве ответил Саттон. - Ну, наверное... - Вот именно, - сказал Тревор. - Не знаете. А говорите - люди, люди! - Ну, а с исключительной судьбой, что - по-другому? Тревор ответил хриплым шепотом: - Есть другие Галактики, Саттон! Гораздо больше, чем наша. Много-много других Галактик! - О, Боже! - содрогнулся Саттон. Он хотел что-то сказать, но не сумел. - Вы потрясены, не так ли? Саттон хотел ответить громко, убедительно, но невольно тоже перешел на шепот: - Вы сумасшедший, Тревор. Просто сумасшедший! - Нам нужен прогноз, взгляд в будущее, - словно не слыша продолжал Тревор. - Непоколебимая вера в судьбу человечества, четкая и всеобъемлющая убежденность в том, что человеку должны принадлежать не только наша Галактика, но и вся Вселенная! - Долго ждать придется, - буркнул Саттон. - Я, конечно, не доживу. И вы тоже. И дети наших детей, и даже их дети. - Миллион лет потребуется, никак не меньше, - в тон ему добавил Саттон. - Больше, - невозмутимо парировал Тревор. - Вы плохо представляете себе масштабы Вселенной. За миллион лет мы только-только развернемся. - Тогда, объясните мне, ради всего святого, какого дьявола мы с вами тут сидим и рассуждаем об этом? - Потому что это логично. - Никакой логики нет в планировании на миллион лет вперед! Свою жизнь человек еще может планировать, или жизнь своих детей. Ну, внуков. А дальше - какая логика? - Саттон, - спросил Тревор, - вы что нибудь слышали о корпорации? - Да, но... - Корпорация может планировать и на миллион лет вперед. И это вполне логично, уверяю вас. - Корпорация - не один человек, - возразил Саттон, - не единое целое. - Именно единое целое, - ответил Тревор. - Единое целое. В нее входят люди, она создана людьми и создана для людей. - И кроме всего прочего, ваша корпорация занимается книгоиздательством, не так ли? Тревор быстро глянул на Саттона. - Кто вам сказал? - Некто по имени Кейз или Прингл, - ответил Саттон. - Они пытались заполучить мою книгу для вашего издательства. - Кейз и Прингл на задании, - несколько озадаченно пробормотал Тревор. - Должны со дня на день вернуться. - Они не вернутся, - резко сказал Саттон. - Вы убили их, - без особого удивления выговорил Тревор. - Ну, если быть до конца точным, то сначала они пытались убить меня. Но это не так просто. - Поверьте, Саттон, я такого приказа не давал. Это не входило в мои планы. - Зато в их планы входило. Они были не прочь продать мой труп Моргану. Наблюдая за физиономией Тревора, Саттон подумал, что его невозможно ничем удивить. Адамс номер два. Даже в лице не изменился. - Ну, убили-так убили, - спокойно сказал Тревор. - Меньше хлопот. Он-запустил шарик в чернильницу. - Вернемся к нашим баранам, - предложил он, как ни в чем ни бывало. - Итак, нет ничего нелогичного в том, что корпорация может планировать на миллионы лет вперед. Существует определенная система, в рамках которой может непрерывно осуществляться некий проект, хотя персонал, ответственный за его выполнение, будет периодически меняться. - Подождите минуточку, - прервал его Саттон. - Корпорация действительно существует или вы мне здесь, извините, сказки рассказываете? - Существует, существует. И я ее возглавляю. Она движима различными интересами, и престиж наш со временем будет еще выше. - Надо понимать, что идея исключительной судьбы немало добавила бы к вашей популярности? Тревор кивнул. - Вот это уже разговор! Эта идея - товар. А у товара, как известно, есть цена. Саттон покачал головой. - Непонятно, что из этого можно выторговать! - Три вещи, как минимум, - без запинки отчеканил Тревор. - Власть, во-первых; могущество, во-вторых; знание - в-третьих. Власть, могущество и знание Вселенной. И только для человека, как вы понимаете. Исключительно. Для таких людей, как вы и я. Главное, безусловно, знание. Знание, умножаемое, управляемое и координируемое, оно укрепит и власть, и могущество и даст нам новые знания! - Это сумасшествие какое-то! - воскликнул Саттон. - Послушайте, Тревор. Вы и я - мы превратимся в прах, да что там мы - не только мы, вся наша эпоха будет забыта еще до того, как ваша задача будет выполнена! - Позволю себе напомнить вам о существовании корпорации, - невозмутимо парировал Тревор. - Да помню и про корпорацию, - не в силах сдержать раздражение, повысил голос Саттон. - Но я рассуждаю, как человек, как любой нормальный человек. - Ну, хорошо, давайте все рассмотрим, как нормальные люди, - согласился Тревор. - Настанет день и человек покорит Вселенную, и тогда миллиарды миллиардов других существ, других форм жизни будут служить ему, человек станет обладателем бессчетных богатств, удивительных знаний, о которых ни вы, ни я не можем даже мечтать! Саттон молча слушал. - И вы, Саттон единственный человек, который стоит у нас на пути. Вы один мешаете осуществлению планов, рассчитанных на миллион лет! - Вам нужна судьба, - пожал плечами Саттон. - А судьба не принадлежит лично мне. - Вы человек, Саттон, - доверительно сказал Тревор. - Вы же человек! И я говорю с вами от имени людей. - Судьба, - ответил Саттон, - принадлежит всему живому. Не только людям, но любым формам жизни. - Не обязательно, - сказал Тревор. - Вы - единственный, кто знает об этом. Вы единственный, у кого есть факты. Вы можете все обернуть так, что обладателями исключительной судьбы станут люди, вместо того, чтобы одарить ею ползучую, летучую, квакающую тварь только потому, что она живая! Саттон молчал. - Одно только ваше слово, - тихо сказал Тревор, - и дело сделано. - Она не сработает, - так же тихо ответил Саттон, - эта ваша система. Подумайте только о бесконечности времени, пространства, о тысячелетиях, которые, несмотря на бешеные скорости современных звездолетов, потребуются, чтобы преодолеть просторы Вселенной. Даже до ближайшей Галактики безумно далеко, не говоря уже об остальных! - Вы все время забываете о том, - вздохнул Тревор, - что я вам говорил насчет умножения знаний. Дважды два - четыре, друг мой. А будет гораздо больше, чем четыре. При нормальной работе будет в тысячи раз больше, чем четыре. Саттон медленно покачал головой. Он понимал - Тревор прав. Знания и техника развиваются именно так. - Одно ваше слово, - уговаривал Тревор, - и война во времени закончится. Только одно слово и безопасность человечеству будет гарантирована навечно. Человечеству не нужно ничего, кроме знаний, которые вы можете ему дать. - Это будет неправда, - ответил Саттон. - Это будет ложь во спасение! - А мне кажется, что для осуществления ваших планов вовсе не нужна идея исключительности судьбы. - Нам нужна идея, способная увлечь. Нечто, что может захватить воображение. Нечто важное, на что люди обратили бы внимание. Исключительность судьбы человека - как раз то, что нужно! - Двадцать лет назад, - сказал Саттон, - я был бы с вами. - А теперь что вам мешает? Саттон повел плечами. - Теперь - нет. Теперь я знаю больше, чем знал двадцать лет назад. Двадцать лет назад, Тревор, я был человеком. Теперь я в этом не уверен. - Но мы еще не говорили о такой малости, как вознаграждение. Это само собой разумеется. - О, нет, благодарю вас. Как только речь заходит о вознаграждении, тут же следом, откуда ни возьмись, появляется пистолет. А я хочу пожить еще, уж вы меня простите. Тревор скатал шарик и запустил в чернильницу. Промахнулся. - Ну, вот видите, и вы не застрахованы от промашек, - улыбнулся Саттон. Тревор скатал еще один шарик. - Ладно-ладно, - процедил он сквозь зубы. - Продолжайте забавляться. Идет война. И мы ее выиграем. Чертовски трудно, но мы уж постараемся, будьте уверены. Это невидимая война, поскольку, как вы, надеюсь понимаете, с виду в Галактике царит мир и спокойствие под управлением справедливого человечества. Мы и без вас справимся, Саттон, но с вашей помощью было бы, конечно, быстрее. - Вы не намерены меня задерживать? - удивленно спросил Саттон. - Да сдались вы мне! Можете проваливать на все четыре стороны. Идите, бейтесь головой об стенку, пока не устанете. Уверяю вас, вам это очень скоро надоест. А когда надоест, придете к нам, как миленький, сами попроситесь. Саттон встал. Но что-то мешало ему уйти сразу. - Чего вы ждете? - сердито буркнул Тревор. - Я вот чего не могу понять. Книга когда-то и где-то написана. Этому факту уже, по меньшей мере, лет пятьсот. Как можно от этого отмахнуться? Если я соглашусь теперь написать ее иначе, как хотите вы, многое должно быть изменено! Тревор захохотал. - Не волнуйтесь! Мы это предусмотрели. Допустим, в конце концов, будет обнаружен оригинал вашей рукописи. Его можно очень легко и просто интерпретировать по нашему усмотрению. Все будет в порядке, мой милый, у человечества будет своя, исключительная судьба. А все недочеты объяснятся тем, что рукопись в течение долгого времени подвергалась значительным изменениям и редакциям. И даже вашим приятелям, андроидам, придется смириться и поверить, что все так и было, как мы говорим. - Умно, - обреченно проговорил Саттон. - И я того же мнения, - кивнул Тревор. 43 У выхода его поджидал какой-то человек. Он приветственно помахал рукой. - Одну минутку, мистер Саттон! - Да, в чем дело? - Видите ли, мы должны сопровождать вас. - Но... - Да нет, не беспокойтесь! Мы не будем вам мешать. Просто будем охранять вас, сэр. - Охранять меня? - Да, сэр. Команда Моргана, вы не забыли? Нельзя, чтобы они вас заполучили. - Вы просто не представляете себе, - вздохнул Саттон, - насколько совпадают наши интересы. - Ерунда, сэр. Нормальная работа. Я очень рад, что могу услужить вам. Так что не стоит благодарности! Он отошел в сторону, а Саттон спустился по лестнице и пошел по устланной гравием дорожке к шоссе. Солнце клонилось к закату. Обернувшись назад, он обвел взглядом стройные, четкие очертания здания громадного офиса, где состоялась его беседа с Тревором. За ним никто не шел. ...Идти ему было некуда. Но он понимал, что оставаться здесь только бессмысленно. Лучше прогуляться, по-пути подумать, посмотреть, не случится ли еще чего-нибудь. Навстречу попадались люди, некоторые смотрели на него с нескрываемым любопытством. Сначала Саттон не мог понять в чем дело, но потом догадался: дело в одежде - он был одет как простой фермер двадцатого века - синие джинсы, застиранная клетчатая рубаха и тяжелые ботинки. Хотя, по идее, даже такой экзотический костюм не должен бы вызывать здесь сильного удивления. На Земле, которую посещают делегации со всех концов Галактики, в этом Вавилоне, где представители разнообразных цивилизаций трудятся в сотнях правительственных учреждений, где в рамках культурного обмена обучаются тысячи инопланетных студентов, где огромное количество дипломатов из разных уголков космоса, - костюм не может вызывать ничего, кроме легкого любопытства. К ночи, думал он, нужно будет найти какое-нибудь укрытие, какое-нибудь местечко, где можно отдохнуть и поразмыслить о том, как быть и что делать в этом мире. Потом надо найти какого-нибудь андроида, который поверит мне и сведет с организацией андроидов. Никто не говорил Саттону, что имеется такая организация, но он почему-то был уверен, что она существует. Она должна была существовать, чтобы вести войну во времени. Он свернул с дороги и пошел по едва заметной тропинке, тянущейся мимо высоких холмов на север. Только теперь он почувствовал, что страшно голоден и что хорошо было бы купить чего-нибудь съестного. Правда, денег все равно нет, в карманах - несколько долл