овались здесь, в основе их мировоззрения и было только христианство. Но роботы за долгие годы обнаружили столько всего, что теперь это уже далеко не классическое христианство. И потом есть еще кое-что... Она поколебалась мгновение. Теннисон молча ждал, когда Джилл заговорит вновь. - Видишь ли, в Ватикане существует два типа роботов, две, так сказать, группировки, между которыми четкого разграничения нет. Есть старые роботы, которые прибыли с Земли. Эти до сих пор чувствуют влечение к людям, хотят быть похожими на них. Связь между людьми и роботами для них неоспорима. Совсем другое дело - молодежь, то есть роботы, которых создали уже здесь, на Харизме, - собрали, родили, сконструировали - называй, как хочешь, - главное, что их сделали не люди, а другие роботы. Эти как-то по-своему враждуют - нет, не с людьми, конечно, упаси бог, но с самим отношением к людям, свойственным старым роботам. Эти стальные юнцы мечтают порвать связь с человечеством. О да, они по-прежнему осознают, что роботы в долгу перед человечеством, но хотят порвать эту связь, отделиться, доказать, что они сами что-то из себя представляют. Рай, который нашла Мэри, вызывает у них протест, поскольку само это понятие связано с человеческими представлениями. Мэри - человек, и она нашла христианский, человеческий Рай... - Не совсем логично, - вмешался Теннисон. - Не все же люди - христиане. Я вот, к примеру, не могу сказать, христианин я или нет, да и ты, думаю, тоже. Может быть, наши предки были христианами, хотя никто не мешал им быть иудеями, или мусульманами, или... - Но согласись, все-таки многие из нас - потомственные христиане, независимо от того, придерживаемся мы христианских обычаев или нет. Во многих из нас до сих пор силен христианский тип мышления. До сих пор мы, не задумываясь, употребляем слова, отражающие краеугольные понятия христианства - "ад", "Христос", "Господь", "Спаситель". Как легко и свободно они у нас с языка слетают! Теннисон согласно кивнул. - Да, можно допустить, что роботы всех нас считают христианами, хотя бы в душе. И не сказал бы, что это так уж плохо - быть христианином. - Конечно нет, Джейсон. Просто когда люди начали покидать Землю, они многое растеряли на пути, многое забыли о самих себе. Многие теперь просто не знают, кто они такие - без роду, без племени. Какое-то время они сидели молча, потом Джилл тихо и нежно проговорила: - Джейсон... а ты уже совсем не замечаешь моего ужасного лица. Не спорь, не замечаешь. Ты - первый мужчина в моей жизни, который сумел не обращать внимания на это жуткое пятно. - Джилл, милая, - растроганно сказал Джейсон. - Почему же я должен замечать его? - Потому что оно меня обезображивает. Я - уродина. - Ты - красавица, Джилл, - возразил Теннисон. - В тебе так много красоты - и внешней, и внутренней, что о такой малости легко позабыть. И ты совершенно права - я больше ничего не вижу. Джилл прижалась к нему, он крепко ее обнял, погладил по голове. - Держи меня крепче, Джейсон, - шептана она. - Мне это так нужно, так важно... Это был единственный вечер. Чаще всего они и вечерами не виделись. Джилл долгими часами сидела над историей Ватикана, вытягивала из отчетов разрозненные данные, собирала их, старалась в них разобраться и не уставала поражаться фанатизму, с которым роботы веками добивались цели. "Это - не религия, - говорила она себе. - Нет, не религия". Порой она начинала сомневаться и убеждалась в обратном - нет, все-таки религия. Она работала, думала, и неотвязный вопрос "что такое религия?" все время преследовал ее. Иногда ее навещал кардинал Феодосий - он приходил, тихонько усаживался на табуретку рядом с ней - такой маленький, закутанный в огромную мантию, похожий на стальную мумию. - Вам нужна помощь? - интересовался он. - Если нужна, мы дадим вам еще помощников. - Вы так добры ко мне, Ваше Преосвященство, - благодарила Джилл. - У меня вполне достаточно помощников. И это было правдой. Ей помогали двое роботов, которые, казалось, не меньше ее самой были заинтересованы работой. Порой над письменным столом склонялись сразу три головы - два робота и женщина пытались решить какой-нибудь чересчур запутанный вопрос, расшифровать какую-нибудь строчку в записях, обсуждали тончайший богословский аспект толкования религии, стараясь точнее изложить то, как мыслили, как верили те, кто записал свои мысли столетия назад. Во время одного из визитов кардинал объявил: - Вы становитесь одной из нас, мисс Робертс. - Вы мне льстите, Ваше Преосвященство, - попыталась отшутиться Джилл. - Я не знаю, что вы подумали, но я не это имел в виду, - возразил кардинал. - Я имел в виду ваши взгляды на вещи, столь очевидный энтузиазм в работе, вашу преданность фактам, истине. - Если говорить об истине, Ваше Преосвященство, то тут ничего нового - истине я была верна всегда. - Дело не столько в истине, - уточнил кардинал, - сколько в понимании. Я верю, что вы начинаете понимать, какова цель вашей работы здесь. Джилл отодвинула в сторону кипу бумаг, над которыми работала, и покачала головой: - Нет, Ваше Преосвященство, вы ошибаетесь, мне не все понятно. Может быть, вы будете так любезны и объясните мне кое-что. И главный пробел в моем понимании - это то, что вас заставило покинуть Землю. Официально считается, что это произошло потому, что вас не принимали в лоно ни одной церкви, потому, что вы были лишены возможности исповедовать какую бы то ни было религию. Это вам скажет в Ватикане любой робот, и скажет так, будто это религиозный догмат. Но здесь, в записях, я не нахожу четких подтверждений... - Все, что происходило до прибытия сюда, - объяснил кардинал, - в отчетах не отражено. Не было нужды записывать то, что и так всем известно. Все мы знаем, почему прибыли сюда. Джилл промолчала, хотя хотела спросить еще. Она побаивалась спорить с кардиналом, даже с кардиналом-роботом. И он либо не заметил, что она хотела еще о чем-то спросить его, либо уверился, что достаточно полно ответил на вопрос. Больше ни о чем он в этот раз не говорил. Немного посидел сгорбившись на табуретке, потом молча поднялся, поклонился и ушел. Дни Теннисона тоже были заполнены до отказа. Он ходил по Ватикану - наблюдал, разговаривал, знакомился и болтал с роботами. Он познакомился и с некоторыми из Слушателей. Особенно близко он сошелся с Генри, тем самым, что был трилобитом. - Так вы, значит, смотрели мой кристалл с трилобитом? - обрадовался Генри. - Ну-ка, ну-ка, расскажите, какое же у вас было впечатление? - Я был совершенно ошеломлен, - признался Теннисон. - Я тоже, - сказал Генри. - С тех пор я еще ни разу не работал как Слушатель. Боюсь, честно вам признаюсь. Пытаюсь убедить себя, что дальше трилобита мне не выбраться. Трилобит - это ведь так близко к сотворению мира. Еще шаг... и человеку придется столкнуться, точнее, стать кусочком безмозглой протоплазмы, ничего не ощущающей, кроме голода и опасности. Фактически, и трилобит недалеко ушел в этом смысле. Но тут вмешалось мое собственное сознание, и трилобит осознал себя. А потом... пойди я дальше назад, я бы запросто мог увязнуть в промозглой массе живого холодца. Неплохой вариант для человека окончить дни свои, а? - хихикнул Генри. - Но вы могли бы попробовать что-нибудь еще. - Вы не понимаете. Да, конечно, я мог бы попробовать что-нибудь еще. Многие Слушатели отправляются в какие-то особые места и времена. Иногда им это удается, иногда - нет. Никогда нельзя быть уверенным. Слушание - занятие очень непростое. Многое в нем не зависит от собственного желания. Взять, к примеру, Мэри. Думаю, она еще раз попытается попасть в Рай, а Мэри - превосходная Слушательница, и у нее это может получиться скорее, чем у кого-то другого. Но даже она ни в чем не может быть уверена. Никто никогда ни в чем не может быть уверен. Я ведь сам вовсе не стремился отправиться по линии зародышевой плазмы. Просто так вышло. - Но почему вы не хотите больше слушать? Вряд ли вы... - Доктор Теннисон, - нахмурился Генри, - я же сказал, что не знаю, почему меня занесло на этот путь с самого начала, почему я отправился именно в прошлое. Но я знаю точно, что после первых путешествий у меня возникло впечатление, будто я лечу вниз на безотказном парашюте. И, боюсь, этот парашют до сих пор на месте, ждет меня. Поначалу я не был против. Это, пожалуй, даже забавно в каком-то роде. Очень интересно. Я побывал в роли всяких первобытных людей - это было замечательно! Страшновато бывало, не скрою - все время приходилось бояться за свою жизнь. Да, мистер Теннисон, доложу я вам, наши далекие предки не слишком большими фигурами были в свое время. Куски мяса среди кусков мяса, только и всего. Хищникам совершенно безразлично, нас жрать или кого-то еще. Белки и жиры - вот и все, что мы собой представляли. Половину времени я только и делал, что убегал от кого-нибудь. А остальное время добывал себе пищу - доедал какую-нибудь мерзкую падаль, оставленную крупными кошками и другими хищниками, иногда питался грызунами, которых мне удавалось убить, фруктами, корнями, насекомыми. Иной раз просто не по себе делается, как вспомню, что я там ел, заглатывая целиком, сырое... но ведь счастлив был, что хоть это добыл на пропитание. Но тогда меня это нисколько не смущало. Да что там греха таить - у вас, прошу прощения, желудок крепкий, доктор? - ну так вот, знаете, до сих пор иногда... увижу гнилушку и с трудом удерживаюсь, чтобы не перевернуть ее и не посмотреть, нет ли под ней белых, жирных личинок. Они извиваются, пытаются уползти, но я им не даю - крепко хватаю и отправляю в рот. Их так приятно глотать! На вкус они немного сладковатые... И вот просыпаюсь, весь в поту от страха, под ложечкой сосет. Но за исключением таких моментов было совсем неплохо. Страшно - да, но знаете, сам по себе страх - очень интересное ощущение. Так приятно, когда удавалось удрать и показать нос большой кошке, которая гналась за тобой, да не поймала, и теперь ее можно подразнить. Вот потеха так потеха! И других забот нет, кроме как набит да разыскать местечко, чтобы спрятаться да поспать. Ну, еще конечно, поиск самки, и все такое прочее... Я бы вот что еще рассказать хотел, доктор. Мне довелось побывать... в общем, это было самое лучшее из того, кем мне довелось побывать. Это был не человек и не предок человека, даже ничего близкого. Это было нечто вроде ящерицы, но я точно не знаю, и никто не знает. Экайер много времени потратил, все старался выяснить, что это такое, да так и не узнал. Он даже кое-какие книжки заказал, думал, там что-нибудь найдет, но... - и Генри развел руками. - А меня это вовсе не волновало - мне-то что. Можно, конечно, предположить, что это было нечто вроде связующего звена - какой-то праящер, от которого для палеонтологов не осталось даже косточки, чтобы раскапывать да раздумывать. Я думаю, и Экайер тоже так думает, что это существо жило в триасовый период. Я сказал "ящерица"? Нет, это, конечно, никакая не ящерица, просто слова другого подобрать не могу. Она не слишком большая была, но очень шустрая - самая шустрая из всех существ, которые жили в то время. А уж злющая... Она ненавидела всех и вся, со всеми дралась, ела все, что движется. Все, что попадалось, разрывала в клочья. Я до этого и представить себе не мог, что такое настоящая жестокость и какое наслаждение она дает... Кровожадная такая жестокость! - Генри скрипнул зубами и сжал кулаки. - Монстр, настоящий монстр, доктор, поверьте. Трилобитом я был совсем мало, этой ящерицей довольно долго пробыл. Сколько именно - точно не знаю, чувство времени исчезает, когда переселяешься в другое существо. Может быть, я там так долго и оставался, потому что нравилось. Вы бы попросили Экайера, пусть он вам разыщет этот кристалл с ящерицей. Вам понравится, вот увидите! - Ну... не знаю... - поежился Теннисон. - Может, и попрошу как-нибудь. Кристалл с ящерицей он смотреть не стал. Там было множество других. Экайер был готов показать ему что угодно. Он распорядился, чтобы робот-депозитор, ответственный за хранение файлов, давал Теннисону на просмотр все, что тот пожелает. Робот предоставил в распоряжение Теннисона длиннющий каталог. "Непонятно все-таки, - не переставал удивляться Теннисон. - Человек я здесь посторонний, а передо мной - все их сокровища. Как будто я сотрудник, участвующий в выполнении Программы". ...А в Ватикане все двери были распахнуты перед Джилл. И это было так непохоже на то, что сказал ей кардинал при первой встрече - что Ватикан прямо-таки дрожит над историей и до сих пор боится, что кто-то хоть немного о них разузнает. "Ответ, - думала Джилл, - совсем простой: Ватикан уверен, что ни за что на свете не позволит тому, кто хоть что-то узнает о них, покинуть Харизму". А может быть, расчет был на то, что и Теннисон, и Джилл, будучи посвящены в тайны Ватикана, станут его горячими приверженцами. Ватикан - кучка фанатиков, оторванных даже от ближайших секторов Галактики, отдавленных настолько, что ни у кого не могло возникнуть искушения улететь туда. Эта преданность, эта изоляция могли, по их расчетам, возвеличить Ватикан в глазах новичков. Стоит только объяснить непосвященным, сколь велики цели и задачи Ватикана, и все станет на свои места - у них исчезнут все желания, кроме одного: посвятить всю жизнь без остатка ему - смиренной жертве собственного, всепоглощающего эгоцентризма. Только объяснить - и всю жизнь отдадут за Ватикан... Теннисон замотал головой. Нет, не то, не так... В этом логики было явно маловато. Если бы они захотели, могли бы отправить его и Джилл укладывать вещички, пока "Странник" не отбыл на Гастру. Конечно, они уже тогда могли бы что-нибудь узнать о Ватикане, но уж не столько, сколько узнали теперь. Да, Джилл могла бы написать о том, как ее выгнали с Харизмы, но на фоне бесконечных крестовых походов, скандалов и перебранок, раздирающих Галактику, что толку было бы от этой статьи? Ерунда, круги на воде от крошечного камушка, брошенного в бескрайний океан. Но может быть, тогда все совсем просто? Может быть, они оба здесь действительно нужны? Да, здесь нужен врач для людей. И не исключено, что Ватикан действительно заинтересован в написании истории. Правдой было и то, что Ватикану очень трудно найти специалистов на стороне, - так трудно, что, как только парочка профессионалов оказалась на Харизме, на них прямо-таки набросились с предложениями остаться. Но почему-то Теннисона такой ответ не устраивал. Было непонятно, почему они с Джилл так бесценны, так необходимы Ватикану. Вновь и вновь к нему возвращалась мысль и том, что Ватикан не хочет позволить им уйти... Один из просмотренных им кристаллов очень удивил Джейсона. Он находился внутри сознания одного из обитателей странного мира, именно внутри сознания, но пережитое им было за границами человеческого понимания. Он видел, - хотя, трезво размышляя, не мог с уверенностью сказать даже самому себе, что именно "видел", - так вот, он побывал в мире графиков и уравнений - то есть ему показалось, что это были графики и уравнения, однако знаки и символы, из которых они были составлены, не имели ничего общего с принятыми в мире людей. Все было так, будто он находился внутри некой трехмерной школьной доски, а значки и символы окружали его, заполняли все пространство вокруг. На какое-то мгновение ему показалось, что он сам или то существо, которым он был там, было уравнением. Он мучительно искал ответа, объяснения, пытался осторожно, мягко ощупать сознание, в которое проник, но ответа не получил. Либо это загадочное существо не догадывалось о его присутствии, либо... Самого существу, по всей вероятности, было понятно то, что оно видит, наверное, оно даже каким-то образом общалось, взаимодействовало с другими графиками и уравнениями. Но даже если это было так, Теннисон все равно ничего не понял. Мучился - и тонул в океане непонимания, неизвестности. Но не оставлял попыток понять: он оставался в этом мире, стараясь ухватиться хоть за какой-то оттенок смысла, чтобы оттолкнуться от этого и начать хоть что-то понимать... Но все было без толку. Когда запись на кристалле окончилась и Теннисон вернулся в привычный мир, он знал ровно столько, сколько до начала просмотра. Не двигаясь, он сидел в просмотровом кресле. - Нечто совсем особенное, не правда ли? - наклонился к нему робот-депозитор. Теннисон протер глаза руками. До сих пор перед глазами мелькали значки и символы. - Угу, - кивнул он. - А что это было? - Сэр, мы сами не знаем. - Зачем тогда нужно было находить это, давать мне смотреть? - Может, Ватикан знает, - предположил робот. - В Ватикане много знают. Они умеют понимать такие вещи. - Ну что ж, искренне надеюсь, - вздохнул Теннисон, поднимаясь с кресла. - На сегодня с меня хватит. Завтра можно зайти? - Ну конечно, сэр. Заходите завтра. В любое удобное для вас время. Назавтра он попал в осеннюю страну... Ничего особенного - место как место. На этот раз было такое впечатление, что он свободен и не проник ни в чье сознание - просто сам был там, сам по себе. Вспоминая потом о своем путешествии, он не мог судить со всей ответственностью, действительно ли он где-то побывал, но ощущение реальности пережитого не покидало его. Теннисон мог поклясться, что слышал потрескивание и шорох сухих сучьев и опавшей листвы под ногами, вдыхал терпкий, как вино, запах осенних костров, перезрелых яблок, последних, случайных, задержавшихся на голых ветвях, ощущал прикосновение первых заморозков к жухлой листве. Слышал - или ему казалось, что слышал, хруст желтой стерни под ногами, мягкий стук орешков, падавших на землю, внезапный, далекий посвист крыльев улетавшей на юг стаи невидимых птиц, нежные, свежие трели крошечного ручейка, несущего на своей поверхности тяжкий груз опавших листьев. А еще были цвета - в этом он был просто уверен - золотые монетки листьев орешника, лимонная желтизна осин, красные как кровь сахарные клены, шоколадно-коричневые дубы... Над всем этим царило горько-сладкое ощущение осени, великолепие умирающего года, когда окончены все труды и провозглашено начало времени покоя и отдыха. Ему было легко и покойно, он с радостью и готовностью погрузился в этот мир. Взбирался на холмы, спускался с них, шел берегом извилистого ручейка, останавливался и любовался багрянцем и золотом осенних лесов, поражался тому, как великолепен контраст желтизны деревьев и синевы небес. Удивительный покой сходил в его сердце. Краткий покой, наступающий в душе в самом конце жаркого лета, порядок и равновесие, царящие в ней, покуда ее не скуют холода близкой зимы. Время отдохновения, размышлений, залечивания старых ран и забывания о них и о тех превратностях судьбы, которые нанесли душе эти раны... Потом, вспоминая об осенней стране, он сказал себе, что это - его собственный Рай. Не высоченные сверкающие башни, не величественная широкая лестница, не пение торжественных фанфар - не то, что привиделось Мэри, но это был настоящий Рай - спокойный, мирный осенний день, клонившийся к вечеру, опустившийся на землю, уставшую от изнурительного зноя лета, от долгого пути по пыльным дорогам. Погруженный в собственные впечатления, он ушел в тот день из депозитория, обменявшись лишь самыми формальными фразами с роботом-депозитором. Вернувшись к себе, он попытался мысленно вернуться в осеннюю страну, но, увы, добился только того, что ощутил всю эфемерность, призрачность ее существования... В этот вечер он сказал Джилл: - Знаешь, у меня такое чувство, будто я ненадолго вернулся на свою родную планету, в свое детство и раннюю юность. Моя родная планета похожа на Землю. Я сам об этом судить не могу, поскольку на Земле никогда не бывал, но мне всегда говорили, что она потрясающе похожа на Землю. Ее в свое время заселили выходцы из Англии, и называлась она Педдингтон - ее назвали в честь города, если "тон" - это "town", что означает "город". Похоже, так оно и есть. Обитатели Педдингтона никогда и не задумывались, что тут что-то не так. У англичан туго с чувством юмора. Там много говорили о Древней Земле, о той Земле, на которой была Англия, хотя позднее мне стало казаться, что это скорее была Северная Америка, а не Англия. В детстве меня страшно интересовала Англия - я кучу книжек прочел и по истории, и легенд всяких и преданий. В нашей городской библиотеке целый отдел был... - Кстати, о книгах, - прервала его Джилл. - Давно хотела сказать тебе, да все как-то из головы вылетает. В библиотеке Ватикана полным-полно книг - земных книг, которые сюда привезли прямо оттуда. Настоящие книги, не магнитофонные записи, не дискеты. Обложки, листы - все честь по чести. Думаю, можно договориться, чтобы ты мог прийти и почитать там все, что тебе будет интересно. - Да, пожалуй стоит как-нибудь выбрать денек - прийти, покопаться в книжках, - согласился Теннисон. - Так вот, я тебе про Педдингтон начал рассказывать. Очень похоже на Землю. Люди там все говорили, до чего же им повезло, что они нашли такую похожую планету. "Обитаемых планет много, - говорили они, - но далеко не все они похожи на Землю". А там, на Педдингтоне, многие деревья и растения были именно такие, какие росли на Древней Земле. И времена года там такие же. Там было такое потрясающее время - бабье лето... Деревья расцвечены всеми оттенками красок, дали подернуты дымкой... Я почти забыл об этом, а сегодня вот увидел это снова. Или мне показалось. Я вдыхал ароматы осени, жил в ней, слышал ее... - Ты грустный сегодня, Джейсон. Не думай об этом. Пошли спать. - Этот математический мир, - сказал Теннисон Экайеру. - Я там ничего не понял. Скажи, Пол, тот Слушатель, что нашел его, возвращался туда? - И не раз, - ответил Экайер. - Ну и?.. - Не удалось уловить никакого смысла. То есть - никакого. - И часто такое случается? - Нет, что касается математического мира, не часто. Слушатели редко видят одно и то же. Во Вселенной, где что угодно может статистически произойти минимум однажды и максимум однажды, слишком мало шансов для повторов. Это происходит, но не часто. Случаются необъяснимые наблюдения, у которых ни начала, ни конца. - Что за смысл тогда? Какая из этого выгода? - Может быть, для Ватикана и есть какая-то выгода. - Хочешь сказать, что вы все передаете в Ватикан? - Естественно. Для этого, собственно, все и делается. Для Ватикана. У них есть право просматривать абсолютно все. Они просматривают кристаллы, а потом возвращают нам для хранения. Иногда они отправляются по следам Слушателей, иногда нет. У них для этого есть свои способы. - Но для того чтобы понять что-то в мире уравнений, кто-то должен отправиться туда лично, реально и посмотреть на все собственными глазами, а не глазами тамошних аборигенов. Я в этом уверен. - Ну, я могу тебе сказать только одно: у Ватикана есть возможности посещать те места, которые мы обнаруживаем. - Ты хочешь сказать, что они туда попадают физически? Конечно, именно физически. Я думал, ты это уже понял. - Что ты! Даже не догадывался! Мне этого никто не говорил. Значит, это не всегда подглядывание через замочную скважину? - Иногда поболее того. Иногда - нет. Иногда приходится довольствоваться подглядыванием. - А почему же тогда Ватикану не отправиться в Рай и не разузнать там все как следует? Я думаю... - Наверное, они не могут, потому что не знают, где это. У них нет координат. - Не понял. А что, Слушатели умеют определять координаты? - Нет, этого они не умеют. Но для этого есть другие способы. Народ Ватикана в таких делах многого добился. Один из самых примитивных способов - это ориентация по картине звездного неба. - А на кристалле, где есть запись о Рае, такой картины нет? Не должно быть, если это действительно Рай. Рай не должен иметь ничего общего с такими понятиями, как время и пространство. Ну, а если Ватикан все-таки найдет координаты, они отправятся туда? Пошлют кого-нибудь в Рай? - Клянусь, не знаю, - ответил Экайер. - Не могу даже догадываться. "Полный тупик", - подумал Теннисон. Видение Рая было настолько неразрывно связано с философией, тонкостями богословия, элементом чуда, что все власти предержащие должны быть напуганы до смерти. Он вспомнил, что говорила ему Джилл о различиях во взглядах роботов в Ватикане. - Рай, - сказал Теннисон, - означает вечную жизнь, жизнь после смерти. Можешь мне ответить, нашли ли ваши Слушатели хоть какие-нибудь доказательства того, что такая жизнь существует, хоть бы какие-то признаки жизни после смерти? - Не знаю, Джейсон. Не уверен. Честное благородное слово, не знаю. Нет возможности... - Что значит "не уверен"? - Понимаешь, существует много разных форм жизни. Вселенная просто-таки кишит всевозможными формами жизни - биологической и всякой другой. Среди небиологических форм жизни полным-полно разновидностей... - Ну да, - кивнул Теннисон, - роботы, к примеру. - При чем тут роботы, черт возьми? Ну да, извини, конечно, роботы - одна из разновидностей небиологической жизни. Произведенная, искусственная форма небиологической жизни. Но существуют природные формы небиологической жизни, понимаешь? В области созвездия Орион, например, существует пылевое облако. Небольшое скопление пыли и газа. Отсюда его трудно разглядеть даже в самый мощный телескоп. Смешение магнитных полей, газов высокой плотности, мощнейшая ионизация, тяжелые облака космической пыли. И там есть что-то живое. Может, сам газ, сама пыль. А может - и что-то еще. Можно почувствовать ритм жизни, ее пульс, и... оно разговаривает! Нет, разговором это с большой натяжкой можно назвать - "коммуникация" подойдет лучше. Уловить это можно, но понять - увы! Может быть, те формы жизни, которые там обитают, что-то пытаются сказать нам, а может быть, говорят между собой... - Но какое отношение это имеет к жизни после смерти? - А я разве сказал, что это имеет отношение к жизни после смерти? - Да нет, - вздохнул Теннисон, - не говорил как будто. Иногда Теннисон, прихватив с собой немного еды и бутылочку вина, перебросив через плечо термос с кофе, отправлялся бродить по окрестностям - ходил по узким, извилистым тропкам, взбирался на невысокие холмы. И всегда перед его глазами были горы - синие и лиловые, они возвышались над окрестностями, всегда волшебные, всегда таинственные, изборожденные причудливыми тенями, сползавшими по склонам, сверкающие белизной заснеженных пиков. Долгие часы Теннисон мог сидеть, глядя на горы, устроившись на невысоких пригорках, и никогда не мог наглядеться. Загадка гор, их необъяснимая притягательность оставались нераскрытыми, сколько на них ни смотри. Он уходил далеко от Ватикана, порой плутал, шел не по той дороге, которой ушел из дому, но в конце концов всегда находил тропинку, которая выводила его домой. Он радостно топал по ней, поднимая башмаками маленькие облачка пыли, спину его грели лучи теплого солнца, а в памяти хранилось величавое спокойствие гор. Проходило несколько дней, и он вновь отправлялся на прогулку, порой менял направление, но горы видели его всюду и следили за ним. Однажды, после полудня, возвращаясь в Ватикан по одной из нешироких дорог, он услышал позади шум мотора. Оглянувшись, он увидел сильно помятый автомобиль, за рулем которого сидел мужчина. Теннисон был удивлен не на шутку - впервые за время его одиноких вылазок ему кто-то встретился, не говоря уже об автомобиле. Он отступил с дороги в сторону, чтобы пропустить машину, но автомобиль остановился. Водитель поинтересовался: - Вы такой любитель ходить пешком, что даже не хотите, чтобы вас подвезли немного? У незнакомца было простое, честное, открытое лицо, умные голубые глаза. - С удовольствием проедусь, - улыбнулся Теннисон. - Надо понимать, - сказал мужчина, когда Джейсон уселся рядом, - вы - новый доктор из Ватикана? Теннисон, если не ошибаюсь? - Верно, - не без удивления ответил Теннисон. - А вы? - Я Декер. Томас Декер - к вашим услугам, сэр. - А я тут брожу уже столько дней, - признался Теннисон, - и, представляете, вы - первый, кого я встретил. - И ничего удивительного. Только со мной вы и могли встретиться. Остальные-то по домам сидят, у каминов греются. Даже неинтересно им выйти да посмотреть, что за порогом делается. Смотрят на горы каждый божий день и только горы видят. А вот вы видите больше, чем просто горы, а, доктор? - Гораздо больше, - не стал отрицать Теннисон. - Ну, а как насчет того, чтобы увидеть еще больше? У меня сейчас такое настроение, что я вполне мог бы для вас экскурсию провести. - Получайте клиента, - улыбнулся Теннисон. - Никаких возражений. - Ну что ж... Батарея заряжена, хватит на несколько часов. Предлагаю для начала взглянуть на фермы. - Фермы? - Ну, конечно, фермы. Что это вы так удивились? Вы же хлеб едите, правда? Мясо, молоко, яйца? - Ну, естественно. - И как вы думаете, откуда это все берется, если не с ферм? - Как-то, признаться, в голову не приходило. - Эти роботы, они все продумали, - объяснил Декер. - Они должны кормить своих людей, поэтому некоторые из них стали фермерами. Нужно электричество - они построили плотину и поставили электростанцию. Они пользуются и солнечной энергией, но не слишком широко. Однако такая возможность есть, и, если понадобится, - они ее используют, не сомневайтесь. У них есть и ветряк, но он работает редко - нет большой потребности. Раньше он был очень нужен, когда его только построили. Но это было давно, много веков назад. - Прищелкнув языком, он продолжал: - Уж в чем, в чем, а в безделье роботов не упрекнешь. Ну, вот взять хоть лесопилку для примера. Там у них стоит примитивный паровой двигатель - как вы думаете, на чем он работает? На щепках и опилках. - Полное самообеспечение. Круговорот, - заключил Теннисон. - А куда деваться. Приходится. Жизнь заставляет. Они ведь предоставлены сами себе. Такой вещи, как импорт, практически не существует, - то есть он есть, но крайне ограничен. Небольшие грузы, которые время от времени доставляет "Странник". Доставка влетает в копеечку. Роботы ввели строжайший режим экономии, потребности ограничены до минимума. Ведь если вам нужно немного, то и денег нужно немного, согласитесь. А денег у роботов мало. То, что они выкачивают из паломников - и есть все их средства. У них существует небольшой отряд лесозаготовителей - эти весь год только тем и занимаются, что собирают сучья и хворост для каминов и очагов, которые тут есть у всех. Постоянная потребность - постоянное обеспечение. Все рассчитано до мелочей. У них есть мельница, чтобы молоть зерно - пшеницу и другие злаки. Не было случая, чтобы хлеба не хватило, еще и запасы делают на случай неурожая. Хотя до сих пор, насколько мне известно, неурожаев тут не было. Все примитивно до чертиков, но все работает, а это - самое важное. Теперь они ехали по более широкой дороге, чем та, на которой Теннисон повстречал Декера. Дорога пошла под уклон и спустилась в долину, покрытую желтыми полями. Акры поспевающей пшеницы золотым морем колыхались под порывами легкого ветерка. - Скоро сбор урожая, - сообщил Теннисону Декер. - Даже ватиканская братия оторвется от своих священных обязанностей и выйдет на поля, чтобы собрать урожай. Кардиналы подвернут края лиловых мантий, чтобы не запылились. Монахи прибегут в своих коричневых балахонах - пользы от них только раз в году. Ходят с серпами, жнут вручную, ползают по полю, как муравьи. У них есть машина - сборщик соломы - замечательно работает, все собирает, ничего не остается. Есть паровая косилка, и для нее они заранее запасают дрова. Между полями пшеницы попадались пастбища, заросшие сочной, зеленой травой, - там паслись коровы, лошади, овцы и козы. В загонах похрюкивали довольные, толстые свиньи. В небольших вольерах озабоченно кудахтали куры. Декер указал в сторону горизонта. - А там, - сказал он, - поля кукурузы, чтобы скот кормить. А вот это небольшое поле впереди - там рожь. Я же вам говорю - они все продумали. За холмами - отсюда не видать - у них есть пасека, и там целая куча ульев. А вот где-то туг должен быть... ага, вот, мы как раз подъезжаем - тут сахарный тростник - для тех пирожных, что вы потом будете есть за утренним кофе. - Совсем как на моей родной планете, - сказал Теннисон. - Я родился на аграрной планете. Они проезжали огороды, сады - яблони, груши, абрикосы, персики - все деревья клонились под тяжестью плодов. - А вот вам и вишневый сад, - показал Декер. - Ранние сорта. И все до вишенки собирается. - Да, - протянул Теннисон. - Потрясающе. Вы правы, у них все продумано. Декер весело усмехнулся. - Ну, скажем так: у них было полно времени, чтобы все продумать. Тысяча лет, а может, и побольше того. Но все это им не понадобилось бы, не будь им нужны люди. А люди им были нужны. Не знаю, когда они привезли сюда первых людей. Мне кажется, лет через сто после того, как сами туг обосновались. ...Когда они возвращались, солнце почти село. - Спасибо вам огромное за экскурсию, - поблагодарил Теннисон. - Честное слово, я себе такого не представлял. - Ну, а как вам в Ватикане, если не секрет? - Недурно. Привыкаю помаленьку. То, что видел, пока нравится. - Знаете что-нибудь про эту болтовню насчет Рая? - Да так... время от времени кое-что слышу. Пока не могу понять, в чем тут дело. Есть одна женщина, которая думает, будто нашла Рай. - Так-таки нашла? - Не знаю, - пожал плечами Теннисон. - Лично я склонен сомневаться. - Вы правы, - кивнул Декер. - Слухи тут все время гуляют. Не Рай, так что-нибудь другое. В это мгновение Теннисон заметил вспышку света над правым плечом Декера. Отвел взгляд и снова взглянул на то же место - над плечом Декера сверкало крошечное облачко искристой пыли. Теннисон непроизвольно поднял руку, протер глаза - сияние исчезло. - Что, в глаз что-то попало? - спросил Декер. - Да нет, ерунда. Пылинка, наверное. Уже все прошло. - Может, хотите, чтобы я посмотрел? Или все в порядке? - Нет, спасибо. Все нормально. Декер вел машину по серпантину дороги, поднимавшейся на нагорье, где был расположен Ватикан. Горы в лучах закатного солнца казались фиолетовыми. - Вас у клиники высадить? - спросил Декер. - Или где-нибудь в другом месте? - У клиники, если вам не трудно, - попросил Теннисон. - Еще раз спасибо за прогулку. Было просто замечательно. - Я иногда выбираюсь в горы, - сообщил Декер. - Порой на несколько дней ухожу. Если у вас найдется время, не хотите ли как-нибудь прогуляться со мной? - Был бы счастлив, Декер. - Давайте на "ты". Зовите меня Том. - Хорошо, Том. Меня зовут Джейсон. Думаю, мне удастся выкроить пару дней как-нибудь. - Конечно, только чтобы прогулка не нарушила твоего рабочего режима. Думаю, тебе понравится. - Я просто уверен, что мне понравится. - Ну, значит, на том и порешили. Декер высадил Теннисона у клиники. Джейсон немного постоял у крыльца, глядя, как исчезает вдали громыхающая колымага. Когда машина скрылась за повороте, он повернулся и собрался было отправиться к себе, но совершенно неожиданно для самого себя вдруг передумал и пошел в сад - тот самый, который обнаружил в первый день своего пребывания в Ватикане. Сумерки ласковой пеленой окутывали сад, здесь царили нежность и странный, терпкий аромат поздних цветов. Сад был похож на тускло освещенную театральную сцену на фоне темно-лилового занавеса отвесных гор. Оглядывая сад, Теннисон понял, почему его потянуло сюда: это было самое подходящее место, где можно было попрощаться с уходящим прекрасным днем. Самое интересное - пока он не пришел сюда, он не понимал, как прекрасен был этот день. "Не Декер ли, - подумал он, - сделал этот день таким замечательным?" Но тут же прогнал эту мысль. Дело было, конечно, не в Декере. Кто такой Декер? Просто новый знакомый - человек, который никак не связан с Ватиканом и поэтому немного непохожий на тех, с кем ему приходилось встречаться до сих пор. Но все-таки в нем было что-то такое, чего Теннисон пока понять на мог. По вымощенной гравием дорожке к Теннисону подкатился робот. - Добрый вечер, сэр, - проговорил он. - Добрый вечер и тебе, - ответил Теннисон. - Прости, сразу не узнал тебя. Ты - садовник. Как поживают розы? - Неплохо, неплохо, - ответил робот. - Большинство уже отцветает, но еще есть несколько бутонов. Через пару дней будут цветы. Чайные розы, очень красивые. Приходите полюбоваться на них. - Непременно, - пообещал Теннисон. Робот двинулся вперед в сторону калитки, но вдруг резко обернулся. - Новости слыхали, сэр? - Не уверен. О каких новостях ты говоришь? - О, сэр, значит, не слыхали! Слушательницу Мэри собираются канонизировать. - Канонизировать? То есть... объявить святой? - Именно, - подтвердил робот. - Ватикан так думает... - Но, прости, людей не канонизируют, пока они живы! Проходит какое-то время после смерти, пока... - Я про это ничего не знаю, сэр. Но та, что нашла Рай... - Погоди-ка, садовник, постой минутку. Где ты об этом слышал? Кто об этом говорит? - Ну, вся община в Ватикане. Она будет нашей первой святой. Все считают, что это просто превосходная идея. Наша первая святая, сэр. До сих пор у нас не было святых, а теперь будет своя святая, и... - Ну а кардиналы? А Его Святейшество что думает по этому поводу? - Не знаю, сэр. Мне таких вещей знать не положено. Мое дело маленькое. Но все говорят. Вот я и подумал, что вам будет интересно. В знак прощания робот поднял руку, в которой были зажаты садовые ножницы, и удалился по дорожке, ведущей к калитке, а Теннисон остался в саду один-одинешенек. Легкий ветерок обдал его лицо ароматом вечерних цветов и вывел из задумчивости. - Боже милостивый, - сказал Теннисон вслух, обращаясь к самому себе, - теперь с ней совсем сладу не будет! Глава 17. Настала ночь. В библиотеке погасили свет. Единственная лампа горела над столом Джилл. Двое ее помощников уже ушли - один по церковным делам, а второй - за сандвичами и стаканом молока для Джилл. Джилл отодвинула в сторону стопку бумаг - записи, над которыми она работала - и, откинувшись на спинку стула, закинула руки за голову. Посидела так, потом руками обняла плечи и поежилась. "Где же это может быть и как это может быть? - думала она. - Что это за места такие - за пределами времени и пространства?" Она всеми силами пыталась сконцентрировать свои познания о подобных вещах, но ей было совершенно не от чего оттолкнуться, не за что ухватиться, а в здешних записях не было ничего такого, что могло бы облегчить эту задачу. Одно было ясно - иногда роботы отправлялись в путешествия за пределы пространственно-временного континуума на кораблях собственной конструкции, приводимых в движение энергией мысли, силой разума. Она не была в этом уверена, но из записей следовало именно это. "Господи Боже, - покачала головой Джилл, - ну и угораздило же меня влезть во все это! И как только я позволила, чтобы меня в это втянули?" Теперь было ясно - она ни за что не сможет отказаться от этой работы, не захлопнет раскрытую на середине книгу. Она обязана узнать - а узнать надо так много... А ведь Джейсон ее именно об этом предупреждал - следовало прислушаться к его словам. "Ты втянешься, - говорил он, - и не сможешь оторваться". Работала она