но он кивнул сотнику. Тот, сжав зубы, отвел взгляд. Шернь медленно забирала свой дар... Когда Лейну привели, глаза его были закрыты. Но вдруг он поднял веки, спокойно, без трепета. Тут же руки упали, а его лицо исказила болезненная гримаса: он увидел в ее глазах не слезы, а отвращение, презрение и гнев... Рбаль медленно опустился на колени. Он еще раз поднял залитое кровью лицо, но на этот раз взгляд его искал Гольда. Они снова поняли друг друга. Сотник протянул руку, но дергающиеся пальцы уже не успели ее пожать. Шернь забрала свой дар... Он неподвижно лежал под дождем, закрыв глаза рукой, когда рядом сел Даганадан. - Шесть трупов, - сообщил он. - Два наших, люди Эгдеха. И раненые. Гольд тяжело сел. - Два наших? - угрюмо спросил он. - Все наши, Даг. Те ребята Рбаля даже не знали, за что бьются. Они дрались за него. Даганадан молчал. - Ты был прав, - добавил Гольд. - Это все она. Она виновата. Вместо того чтобы гробить шестерых отличных солдат, следовало бы повесить... эту ведьму. Молчание. - Змея. Сука. Даганадан покачал головой: - Если бы мы ее убили, Гольд, было бы хуже. Еще хуже. Лицо Гольда вспыхнуло гневом, он взорвался. - Это ты виноват, - процедил он сквозь зубы. - Это ты виноват, что парнишка лежит теперь в могиле. Подсотника нелегко было вывести из себя, но на этот раз он побледнел. - Сердце и душа всего. Так я говорил. О ней. Я предупреждал... - Это из-за тебя произошла нынешняя заварушка! - Ее бы не было, если бы... - Это из-за тебя! Даганадан медленно встал и хотел было уйти, но Гольд остановил его: - Ты хотел смерти Рбаля. Так? Хотел или нет? - Гольд... - Хотел или нет? - Так точно, господин, - по-уставному ответил Даганадан сквозь зубы. Гольд жестом приказал ему убираться. Подсотник повернулся и, размеренно вышагивая, ушел прочь. Гольд остался один. Он снова лег и закрыл глаза. Однако мгновение спустя он вскочил, выхватил из ножен меч и изо всех сил ударил им по скале. Лязг железа о камень, посыпались искры. Гольд колотил мечом до тех пор, пока клинок не сломался пополам. Отшвырнув рукоятку с остатком лезвия, он пошел куда-то, быстро скрывшись среди скал. Ему нужно было побыть одному, совсем одному. Тем временем Лейна задыхалась от неведения. Проходившие мимо нее гвардейцы сторонились ее безумного взгляда. Лицо дартанки неузнаваемо изменилось: на нем застыло выражение ужаса и брезгливой ненависти. Какая уж тут красавица! Чувства стерли всю красоту, превратив личико в отвратительную и отталкивающую харю. С кривых приоткрытых губ на подбородок стекала струйкой слюна; отвратителен был вид изящных рук, терзающих согнутыми, словно когти, пальцами брошенный на землю плащ. Ее душило отчаяние. Все планы, все надежды пошли прахом. Гольд был жив, а единственный человек, на которого она рассчитывала, все ее труды превратил в ничто. Не сдерживая себя более, она разразилась самыми непристойными ругательствами, какие только смогла подобрать. Солдаты у костра застыли, услышав хриплый крик. Они по-настоящему боялись ее с того мгновения, когда увидели, как, плача от ярости, отчаяния и ненависти, она пинает ногами мертвое тело человека, которого - как они полагали - она любила и который любил ее. Даже Эгдех с омерзением отвернулся, не желая видеть, как она плюет на труп и последний раз пинает его ногой в голову. Подавившись собственным голосом и слюной, она замолкла. Все кончено, все пропало. Она была разоружена, побеждена, уничтожена. От единственного оружия, которым она обладала, не было никакой пользы. Кто теперь ей поверит, кто заметит ее красоту? Никто. Она была отдана на гнев и милость человека, которого боялась и ненавидела. Она разрыдалась - уже не от злости, не от ненависти, а от собственного бессилия. От жалости к себе и от страха. Только теперь она испугалась не на шутку. Когда багровый от злости и унижения Даганадан вошел в пещеру, она все еще плакала. Он бросил на нее ненавидящий взгляд и сел в углу. Вскоре к нему подошел Эгдех. - Когда выходим, господин? - спросил он. Под сотник удивленно посмотрел на него, словно видел впервые. - Спроси командира, - бросил он. - Не знаю. Эгдех вышел, а Даганадан прислонился к стене и закрыл глаза. Он немножко успокоился и уже снова мог трезво рассуждать. Он понимал Гольда. Кажется, понимал. "Безумец! Он любит эту тварь. Ну и что? При чем здесь он, Даганадан? В чем его-то вина? - Он сжал кулаки. - Вот она, благодарность! За четыре года прошел вместе с Гольдом огонь и воду. Они во всем полагались друг на друга, понимали друг друга, уважали. Никогда до такого не доходило, никогда. Женщина? Тварь!" - сплюнул Даганадан. Он боялся женщин. Не умел с ними разговаривать, не умел себя вести в их обществе. Он не понимал их, они его не привлекали. Его страстью - уже много лет, собственно, с детства - была война. Не потому, что он - как Эгдех - любил убивать. Война, войско... В этом было нечто большее. Была дисциплина, были ясные, четкие ситуации. Если где-то возникал беспорядок - его следовало устранить. Педантично, спокойно и тщательно. Порядок Даганадан любил больше всего. Ему причинял искреннюю боль любой раскол в надежной, испытанной дружине. Он жалел тех солдат, которых пришлось убить. Во имя порядка. Однако он пытался найти причину их гибели не в самом себе, а извне, и видел только одну: Лейна. "Женщина. Проклятая женщина! Какой ветер ее принес, с каким дождем она на них свалилась..." - негодуя, спрашивал себя Даг. Сколько бы он отдал за то, чтобы Гольд решился убрать ее, убить, связать и приторочить к седлу... Что угодно, только бы не оставлять ей свободы действий. Пусть отправит ее в Дартан, пусть отправит в Бадор, если уж она в самом деле так ему нужна, - но пусть сделает это как можно быстрее. Он потерял около трети своих людей, двумя больше, двумя меньше - какая разница! Несколько человек были ранены. Тащить их за собой в Край? Пусть едут в Бадор, пусть забирают ее с собой. Даганадан перевел дыхание. Гнев на Гольда улетучился, иссяк. Подсотник уже знал, что причиной скандала между ними тоже является она. Это и надо объяснить Гольду, предложить выход. Он обязан сделать это, как друг. Даг встал и вышел из пещеры. Гольда не было. Он пошел его искать, но вскоре, уже всерьез обеспокоенный, вернулся. Солдаты тут же прервали свою беседу. Вид подсотника не предвещал ничего хорошего. - Лордос, Эгдех, - спокойно спросил Даг. - Где командир? Они встали, вопросительно переглядываясь. Даганадан помрачнел. - Одна тройка останется здесь. Остальные со мной. Потом он обвел взглядом лица солдат и спросил: - Где Бельгон? Бельгона тоже не было. Даганадан отметил про себя, что не видел наушника с момента смерти Рбаля. Он вспомнил его бледность, безумный взгляд и еще сильнее помрачнел. Раненые остались в пещере, под опекой уцелевших в драке людей Рбаля, уже освобожденных от пут. Остальных Даг разделил между Лордосом и Эгдехом, сам же прихватил солдат из тройки Бельгона и пошел на поиски. Неподалеку от входа в пещеру нашли половину сломанного меча. Беспокойство подсотника возросло. Он быстро повел патруль на восток. Они шли под гору, петляя среди скал. Солдаты внимательно осматривались по сторонам. Услышав звук сильного удара, они оглянулись на под сотника. Тот стоял неподвижно, сжимая рукой торчащую из груди стрелу, пущенную из военного арбалета. Он поднял взгляд, скривил губы в гримасе боли и сказал что-то вроде: "Глупо, да!" или просто "Глупо...". 15 После всего, что случилось в конце дня, Байлей и Каренира не могли заснуть. Они лежали на мокрых от дождя камнях и тихо переговаривались. Она лежала к нему спиной; он крепко обнимал ее, ощущая тепло, робко прокрадывавшееся между их телами. - Несколько лет назад, - говорила она негромко и задумчиво, - я была маленькой глупой лучницей Армектанского Легиона. Здесь, в Громбеларде, я оказалась совершенно случайно. Тогда громбелардцы как раз завершили большую облаву на горных разбойников. Командование Громбелардского Легиона решило, что кампания не оправдала ожиданий. Хороших лучников не хватало. И по просьбе коменданта легиона в Громбе мой командир выделил отряд лучниц, которые должны были обучить громбелардцев пользоваться этим оружием. Я командовала тем отрядом. Она замолчала. Прошло несколько минут, прежде чем она с сожалением сказала: - Нет, не могу, Бай. Правда, не могу... не умею об этом рассказывать. Как бы прося прощения, она взяла его за руку, слегка погладила и внезапно, неожиданно даже для себя самой, поднесла ее к губам. Он уткнулся лицом в мокрые, жесткие волосы, небрежно связанные простыми ремешками. Она задумчиво смотрела в глубокую черноту ночи, ощущая горячее, обжигающее шею дыхание Байлея. Ей было хорошо, по-настоящему хорошо, несмотря на дождь, несмотря на холод и усталость. Та ссора, которая случилась между ними вечером, была им нужна. Они выплеснули в лицо друг другу весь гнев, причиной которого, вероятно, главным образом, было взаимное чувство вины... А потом, когда гнев прошел, наконец ясно и отчетливо проявилось все то, что их связывало... Она долго молча лежала, боясь пошевелиться. Наконец, пересилив себя, она произнесла: - Мне хорошо с тобой, Бай... я знаю, что не имею права... Ведь у тебя жена, Илара, правда? Но... сейчас хорошо. Я не хочу мешать, но я, я так хочу быть с тобой! Ты не сердишься, Бай? Он молчал. Она вдруг почувствовала, как на глаза навернулись слезы. - Я не должна была этого говорить. Прости меня, если можешь. Но у меня еще никогда, никогда в жизни никого не было - по-настоящему. Бай... я уже не смогу сама вырваться из этих гор. Вытащи меня, хорошо? Забери меня отсюда, в Дартан, в Армект - куда хочешь. Знаешь, такой маленький, неприметный дом, маленький садик. И мужчина, который готов ради тебя отправиться хоть в Дурной Край. Смешно, правда? Смешно. Она в голос расплакалась. Плечи дрожали, его рука выскользнула из ее ладони и безвольно упала. Байлей спал. Рассвет пришел тяжелым и мокрым, как обычно. Она осторожно выбралась из-под его руки, села. Протерла красные от недосыпания глаза и встала. Мужчины спали. Старик негромко храпел. Байлей что-то неразборчиво пробормотал сквозь сон, перевернулся на другой бок и свернулся клубком. Она порылась в мешке Байлея, достала оттуда три куска соленого мяса. Съев один, она задумчиво посмотрела на маленький котелок Старца, который поставила вечером на камень. Теперь он был полон дождевой воды. Сделав пару глотков, она поставила котелок на место. Вздохнув, она, по старому армектанскому обычаю, громко произнесла свое имя, вознесла хвалу небу и земле. В Армекте каждое утро небу говорили, что оно прекрасно... Но здесь его подпирали громбелардские горы, а не крыши Армекта. Она потянулась и громко зевнула. - Подъем! - коротко сказала она. - Подъем, подъем! Старик открыл глаза и почти сразу же сел. Байлея пришлось будить, потряхивая за плечо. Он еще не до конца пришел в себя, когда она сунула ему в руку кусок мяса и велела есть. - Я заснул под таким дождем, - пробормотал он. - Неудивительно - после такой дороги, - ответила она. - Поторопись. Он с трудом жевал жесткое мясо. Когда закончил, она уже ждала, готовая в путь. Шли в том же порядке, что и прежде. Все трое молчали, каждый был занят собственными мыслями. Время тянулось медленно, но самые трудные мили оставались позади. До полудня они даже словом не перекинулись. Дождь накрапывал с перерывами, иногда прекращаясь вовсе, иногда обрушиваясь с новой силой. Его уже как-то не замечали. С мешком за плечами и мечом, по странному обыкновению, под мышкой сзади плелся Байлей. Он настолько задумался, опустив голову, что, когда Каренира неожиданно остановилась, он с размаху налетел на нее. Однако она даже не обернулась. Ее взгляд был направлен куда-то вверх, к тучам. - Стервятник, - сказала она каким-то чужим, свистящим голосом. - Стервятник. Стервятник. Удивленный поведением девушки, Байлей проследил за ее взглядом. Где-то в вышине, посреди туч, он увидел маленькое черное пятнышко. - Стервятник, - повторила она, словно одержимая. - Стервятник. Старик тоже смотрел на небо, но птицу, похоже, не видел. Он взглянул на Карениру, хотел было что-то сказать, но передумал. Стиснув зубы, он сел на землю. Лицо его теперь было действительно старым. Очень старым. Каренира достала из колчана лук и двинулась вперед. Байлей удивленно смотрел, как она, неуклюже спотыкаясь на скалах, удаляется все дальше, время от времени глядя на небо. Когда она скрылась из виду, он посмотрел на старика. Тот беспомощно покачал головой. - Охотница, - коротко пояснил он. - Отсюда и ее прозвище... - Видя, что все еще ничего не понимающий парень удивленно смотрит на него, он добавил: - Когда-то с ней случилось страшное несчастье: стервятники ослепили ее, по своему обычаю... Тогда я взял глаза у другого человека и отдал ей. А тот человек покончил с собой. Теперь Байлей понимал еще меньше. Старик продолжал: - С тех пор я забочусь о ней, а она ходит по Горам и ищет мести... Я не хочу сейчас об этом говорить. - И что мы теперь будем делать? - помолчав, спросил Байлей. - Ждать, - последовал ответ. - Мы не в силах ей помочь. Самое большее, что мы можем, - это надеяться, что она вернется. - Ей грозит опасность? - Когда человек в одиночку сражается со стервятником - он либо глупец, либо самоубийца. Она единственная во всей Империи умеет пережить такую встречу. До сих пор ей везло. Она не любит об этом говорить, но я знаю, что на ее счету уже немало стервятников. А ей все кажется, что слишком мало. Я знаю, что за всю историю Шерера для этих крылатых чудовищ не было больше угрозы, чем ее присутствие в Горах. Байлей встал, взял меч и, не говоря ни слова, двинулся следом за девушкой. - Байлей! Тот не откликнулся, быстро поднимаясь по крутому скалистому склону. Подняв глаза к небу, он высматривал стервятника. Тот парил в низких тучах. Он собрал все свои силы, поторапливая себя. Если тропа впереди казалась ему более или менее надежной, он поднимал голову и искал взглядом стервятника. Потом снова смотрел под ноги. Наконец, взглянув на небо, он увидел птицу не на прежнем месте, а значительно ниже. Она зловеще кружила над оползнем, до которого, навскидку, от силы было четверть мили. Байлей припустил со всех ног. Слева открывалась широкая расщелина. Он осторожно двинулся вдоль нее. Неожиданно он заметил брошенную на камни коричневую куртку, чуть дальше колчан и рассыпанные стрелы, а потом увидел и саму девушку. Она бежала под гору так быстро, что он остолбенел от удивления. Она неслась длинными легкими прыжками, будто прямо по воздуху, не касаясь ногами поверхности скал. Словно дикая коза, перепрыгивая с камня на камень, она взбиралась на груду каменных обломков, над которой кружил стервятник. Птица описала большой круг и стрелой устремилась к земле. Байлей бежал, борясь с раздирающей легкие болью. Внезапно ощутив какой-то странный, необычный ужас, он начал громко кричать: - Кара! Ради Шерни! Кара! Стервятник исчез из поля зрения, и дартанец облегченно вздохнул, однако перед его глазами еще долго стоял образ широко распростертых крыльев. В самом облике стервятника было нечто мерзкое и угрожающее. Байлей вскарабкался по щебню, наконец встал на вершине каменной груды и неподвижно застыл. Стервятник и девушка стояли друг против друга у подножия булыжного завала. Полуобнаженная Каренира держала натянутый лук, но ее руки дрожали. Неуклюже рассевшаяся на земле громадная птица что-то говорила неразборчивым, лающим голосом. Слова были громбелардские, и дартанец их не понимал, но ощутил новый приступ тревоги, столь сильной, что чуть не упал. Каренира стояла неподвижно, явно борясь с таким же страхом. Байлей видел ее оскаленные зубы и едва мог ее узнать. Ее глаза, обычно чужие и не подходящие к ее лицу, теперь казались просто дьявольскими. Голос стервятника зазвучал снова, громче и отчетливее. Байлей увидел, как девушка отступает на шаг, потом еще... Внезапно она упала на колени, почти с плачем. Но лука не выпустила... Не в силах пошевелиться, он видел, как играют мускулы на ее лице. Внезапно она вскрикнула, но крик ее был похож скорее на хриплый вой зверя. Стервятник пошевелил крыльями и вытянул длинную шею. Каренира вскрикнула еще раз, после чего плавно натянула тетиву и выпустила стрелу. Птица заклекотала, ухватилась клювом за торчащее в груди древко и опрокинулась, хлопая крыльями. Скоро стервятник неподвижно застыл. Тогда и к Байлею вернулась способность двигаться. Ошеломленный и испуганный, он осознал, что сидит на корточках на серо-буром камне, а ноги его как свинцом налились. Тяжело поднявшись, он подбежал к ней, заключил в объятия и прижал к груди. Она тяжело дышала. - Это... Это не мои глаза, - наконец с усилием выговорила она. - Если бы у меня были свои... он проник бы через них... так, как тогда... Он поцеловал ее волосы, потом губы. Она все еще не могла прийти в себя, и он взял ее на руки, хотя она слабо сопротивлялась. С вершины каменной груды на них смотрел, грустно улыбаясь, Старец. 16 Спасение Илары было для Байлея делом чести. Но не более того. Он понимал, что это так. И ненавидел себя за это. Если бы он хотя бы знал почему! Но он этого не знал и не понимал. Каренира? Да, он определенно ее полюбил... Но как сестру. Как друга. По крайней мере, так ему до сих пор казалось. Что же все-таки произошло? Илару он уже один раз потерял, когда та ушла от него. Тогда он решил ради нее научиться быть мужчиной. Но средства, похоже, заслонили саму цель. Все усилия, с которыми он стремился к чуждой его природе цели, были направлены лишь на то, чтобы доказать... Байлей задумался. Вот именно, что? Что дело вовсе не в мече? Что требования, которые она ему предъявляла, безосновательны? И несмотря на то что он изменился, она все равно его не хочет? Да, пожалуй, именно это он и хотел себе доказать и, поняв, потерял ее во второй раз. Он с самого начала чувствовал, что вся эта затея - не ради нее, а ради собственного самолюбия. Тяжелые мысли причиняли ему боль. Он уже не представлял ни себя, ни своего места во всей этой... "забаве". Испугавшись мелькнувшего в его мыслях слова, он вновь ощутил отвращение к самому себе. "Забава, игра. Все, что осталось". Он горько усмехнулся. Однако он продолжал обманывать себя, хотел _верить_. И гнал прочь неприятные мысли, чуть не заплакав от отчаяния над судьбой любимой женщины. Он все еще продолжал убеждать себя, что это вовсе не поза, что именно сейчас под покровом безразличия просыпается истинная душа, настоящее чувство. И не было сил прямо сказать самому себе, что... Это так и осталось в тайниках его подсознания. В конце концов, он уже сам не знал, как все обстоит на самом деле. Слишком невероятным все казалось. Он - дартанский магнат - с мечом, в громбелардских горах; рядом с ним - таинственный, грозный в своем величии мудрец, внешне ничем не примечательный, и странная женщина, глупая и проницательная одновременно, скупая и бескорыстная, привлекательная и отталкивающая... Нереально. Все так нереально. Шли они среди гор, хотя и низких, но не менее коварных и враждебных, отчего невольно бросало в дрожь, особенно когда взгляд останавливался на их щербатых очертаниях. Каренира сказала, что это уже окраины Тяжелых Гор. Весть об этом взволновала Байлея. Они находились всего в нескольких шагах от границы Дурного Края. И на следующий день должны ее увидеть. Ночной привал сделали в небольшой нише. Судя по всему, ее вылизала вода прямо в скалистой породе. Сейчас дождя не было, время от времени ветер разгонял тучи, и тогда можно было увидеть ясное небо... До сумерек было еще далеко, а они разбивали лагерь. Байлея это сильно удивило. Неутомимая Охотница обычно заставляла идти от рассвета до заката, пока не стемнеет. - Не имеет значения, - сказала она на его вопросительный взгляд, - когда мы войдем в Край, завтра в полдень или только вечером. Ночевать все равно будем за его пределами. Здесь есть небольшой форпост легиона, где нас хорошо примут. Мы отдохнем, а войти в Край лучше утром. - Почему? - И правда, что ты можешь знать о границе Края... Это туманы. Густые, сплошные бело-желтые туманы. Как молоко. Их и при свете дня трудно пройти, а ночью - хоть глаз выколи. Причем туманы постоянно перемещаются. Иногда достаточно пройти милю, чтобы оставить их позади, а иногда можно брести в этом мороке целый день. Если мы войдем в туман утром, возможно, до вечера и выберемся. Так? Он кивнул. - Ты там уже была когда-нибудь? - помолчав, спросил он. - В Крае? - Нет. Меня туда почему-то совсем не тянет, - хихикнула она и задумалась. - Но так получилось, что один раз я уже водила группу людей к границе Края. Они тоже шли в Бадор. Только тогда шли другой дорогой, через Перевал Туманов и долину, которой теперь уже нет. Девушка вдруг умолкла. - Тихо! - шепнула она. Она вглядывалась в подступающие сумерки, прислушиваясь и даже, казалось, принюхиваясь... Старик и Байлей переглянулись и тоже напрягли зрение и слух. 17 Далекий крик привлек внимание Эгдеха. Он пару секунд прислушивался, потом сказал: - Возвращаемся. - Это оттуда, - сказал один из солдат, показывая пальцем. - Туда пошел подсотник и... - Заткнись, - оборвал его десятник. - Возвращаемся к пещерам. Солдаты переглянулись, но подчинились. Они бежали, огибая скалы и булыжники, пока не оказались перед входом в пещеру. Вскоре появился и Лордос со своими. - В горах кто-то кричал, - доложил тройник. - Что будем делать? Эгдех сжал губы, окидывая взглядом лица солдат. Бельгона не было. - Седлать коней. Готовиться к выходу. И чтоб следили за этой рыжей шлюхой. Связать ее и держать под стражей. Вбежав в пещеру, он схватил чей-то арбалет и мешок со стрелами, после чего вернулся к солдатам. - Выполнять! - рявкнул он. - Там в горах сидит сумасшедший! Сумасшедший с арбалетом! Я не собираюсь приводить ему легкую дичь! Пойду посмотрю, что с под сотником! Не теряя времени, он зарядил арбалет и рванул туда, откуда донесся крик. Двигался он быстро, но осторожно. Скользкий, примитивный и жестокий, Эгдех был все же гвардейцем и свои обязанности хорошо понимал. Он терпеть не мог Даганадана, но ему бы даже в голову не пришло оставить своих товарищей по дружине на произвол судьбы. Вместе с тем он знал, что повести за собой весь отряд было бы ошибкой. Все говорило о том, что Бельгон действительно сошел с ума и начал бить по своим. В одиночку у Эгдеха была возможность проскочить незамеченным. Группу всегда легко обнаружить. Лысый десятник хорошо знал, как стреляют гвардейские арбалетчики, потому он не горел желанием пасть смертью храбрых, командуя своей армией, только что выведенной из пещер. Укрываясь, он внимательно осматривал местность, как вдруг заметил распростертые неподалеку тела. Со всей осторожностью, на какую только был способен, он подобрался к ним. Но там осторожность уже не требовалась. На земле лежал мертвый Бельгон. Дореб, один из солдат, которых взял с собой Даганадан, при виде Эгдеха приподнялся на локте и сел. Из раны на правом бедре струилась кровь. - Что случилось? - Я прикончил сукина сына! - истерически крикнул солдат. - Паршивое дерьмо! - Что с остальными? Говори. - Под сотник убит, Мевен убит... Мы не могли понять, откуда он стреляет. Он уже всех перебил, пока я сумел до него добраться. - Гольд? - Убит. Там. - Дореб махнул рукой. Эгдех заскрежетал зубами. Внезапно Бельгон пошевелился и что-то неразборчиво прохрипел. Десятник схватил лежавший рядом меч и вонзил его в живот безумца. Потом наклонил свой арбалет, приставив его к голове, и нажал на спуск. Стрела расколола череп. - Жаль, - неожиданно сказал десятник. - Надо было сначала яйца ему оторвать и запихать в глотку. Отшвырнув оружие, он помог встать Доребу. Обнявшись, они медленно двинулись к пещерам. Кони были уже оседланы, багаж упакован. Измученный Эгдех передал раненого в руки товарищей и изложил ситуацию. Потом отвел в сторону оставшихся в живых тройников. - Беру командование на себя, - сообщил он. Никто не возражал, поскольку это право принадлежало ему по старшинству. - Что будем делать дальше? Тройники молчали. - Все просто, - сказал наконец Лордос. - Возвращаемся. - Возвращаемся, - согласился Эгдех. - Собрать людей, каждый здоровый человек должен позаботиться об одном раненом. Выходим немедленно. - А наши, там, в горах? - Там и останутся, - отрезал десятник. - Хватит с нас этого гребаного предприятия. У кого-то есть силы и желание хоронить трупы в этих скалах? Пусть хоронит. Потом догонит остальных. Желающих не оказалось. - Отправляемся! Тройники пошли к солдатам. Раненых усадили на лошадей. Привели коня для Эгдеха. Солдаты вытащили из пещеры отбивающуюся Лейну. - Шлюху на коня! - приказал десятник. - Мы взяли четырех запасных лошадей. Что с остальными? Их некому вести. Много раненых, и... - Оставить. Громко закричала Лейна, пытаясь вырваться из рук солдат. Эгдех пришпорил коня, подскочил ближе и, наклонившись, врезал ей увесистую плюху. Дартанка свалилась на землю. Ее подняли. Эгдех снова наклонился, обхватил девушку за талию и втянул на седло перед собой. Так и поехали. Лука седла больно упиралась в живот Лейне, и она протяжно застонала. Десятник придержал ее руки, связанные за спиной. - Спокойно, красавица. Добрые времена для тебя прошли. Я не Рбаль. Разнесу башку, и все дела, - пригрозил он. Она пыталась изменить позу на более приемлемую, но Эгдех тут же сдержал слово и шлепнул ладонью по ягодицам с такой силой, что крик булькнул у нее в горле. С бессильной яростью, даже не думая о том, что делает, она укусила его за ляжку со всей силы. Он пронзительно взвыл, дернул за поводья. Конь встал на дыбы, оба вылетели из седла и тяжело шмякнулись на землю. Десятник сразу вскочил, пнул пленницу в живот, потом в бок, потом еще и еще... Пока она не перестала вопить. Шипя от злобы, он сел на землю. Подтянулись двое гвардейцев. - Шлюха! - простонал Эгдех. Один из солдат соскочил из седла. Эгдех приспустил штанину. Укус сильно кровоточил. Солдат вытащил из вьюка корпию, перевязал рану, затем помог десятнику взобраться на коня. - Посадить эту падаль на запасную лошадь, - приказал Эгдех. Когда ее, без сознания, проносили мимо, он харкнул густой слюной прямо в ее лицо. Во время вечернего привала обсуждали ее дальнейшую судьбу. Она не знала громбелардского и потому не догадывалась, что ее ждет. Может, и к лучшему. - Зачем нам эта девка, Эгдех? - спрашивал десятника Лордос. - Она недотянет до Бадора. А если так, что с ней делать? Хлопот не оберешься. А что ты скажешь в комендатуре? Откуда она взялась? На дороге нашел, так, что ли? Эгдех мрачно молчал. - Что ни говори, командир был честнейшим человеком. А если узнают, что он лично ездил за ней в Дартан? - Так и будет. Чем объяснить гибель людей? Нужно говорить правду, Лордос, иначе нам всем будет плохо. Что тебе, в гвардии наскучило? Мне там хорошо. Лордос глубоко задумался. - Но ее и вправду нельзя тащить в Бадор... Это какая-то дартанская знаменитость. - Десятник презрительно скривился. - Можем сами погореть на ее языке. Наврет с три короба в комендатуре, и ей, того и глядишь, поверят. Но убийство нам тоже даром не пройдет, Лордос. Она магнатка. - А кто будет знать, что она магнатка? Эгдех поднял тяжелый взгляд: - Глупый ты, Лордос, даже смотреть тошно. В Дартане уже наверняка шум подняли на всех углах. Да и как сделать, чтобы наши не проболтались? Кто-нибудь напьется - и готово. К ним подошел еще один тройник. - Посмотрите на нее, - пробормотал он, показывая на лежащую неподалеку девушку. - Какие у нее глаза... Я к ней не притронулся бы, даже если бы мне заплатили... - Он махнул рукой, уходя. - Никто к ней не притронется, - подтвердил Лордос. - Она хуже смерти, хуже чумы. Он тряхнул головой. - Это она погубила наш отряд, Эгдех, - помолчав, добавил он. - Ты видел, как она пинала труп? Знаю, ты не любил Рбаля, но ведь он был наш, из гвардии. Лично я к ней не хочу притрагиваться, Эгдех. Не притронусь ни за какие коврижки. - Я тебе что, приказываю? - разозлился десятник. Но вдруг понизил голос: - Суку и вправду надо прикончить. Но так, чтобы люди не знали, что да как... Сделаем так: завтра, лучше около полудня, дадим ей сбежать. Я отправлюсь в погоню, но один. Потом вернусь. Все будет выглядеть так, будто она упала с лошади и разбилась. Пусть мне потом кто-нибудь скажет, что было иначе. Я под присягой скажу, что она упала, а ты подтвердишь. Лордос кивнул. На следующий день, после полудня, Эгдех начал воплощать свой план в жизнь. Он не спешил, действовал хитро. Прежде всего он с утра держался в конце группы, ругаясь и жалуясь на боль в бедре, которая мешает ему править конем. Потом сделал вид, что его клонит в сон. Изредка он оглядывался на лошадь с привязанной девушкой. Привязали ее, правда, очень слабо. Наконец он притворился, что дремлет, склонившись к шее коня. Вскоре поводья ведомой им лошади выскользнули из его рук, и лошадь, на которой сидела рыжеволосая, постепенно отставала, неспешно плетясь следом за отрядом. Десятник подумал, что если дартанка прозевает такую возможность, то придется изрядно потрудиться, чтобы придумать что-то получше... В конце концов его терпение было вознаграждено. Стук копыт за его спиной стих. Он приоткрыл глаза, но солдаты были слишком далеко впереди и вряд ли могли что-то заметить. Он снова закрыл глаза, довольный собой, прислушался. Однако перепуганная девушка, судя по всему, продолжала стоять на месте, пока он не скрылся из виду... Лишь потом она повернула лошадь. Он проехал чуть вперед, притворяясь спящим, и наконец обернулся. Ее как ветром сдуло. - Ну, красотка... - рыкнул он сквозь зубы. Пришпорив коня, он догнал отряд. - Где она? - орал он издали. - Где эта стерва? Солдаты остановили коней, непонимающе переглядываясь. Эгдех, побагровев от злости, выхватил меч из ножен и ударил ближайшего солдата плашмя по спине. - Силы небесные! - зарычал он. - Что за гребаное войско! Сам за всем не проследишь, и ничего, один только бордель на уме! Я за ней! Несколько солдат пришпорили лошадей, желая составить компанию разъяренному командиру. - Куда? - рявкнул он. - На кой ляд мне ваша помощь, задницы?! Езжайте дальше! Ну! Лордос, забирай их! - За мной! - приказал тройник. Солдаты, поколебавшись, вернулись в строй. Эгдех галопом помчался назад. Он был рад, что его план удался. "Ха! Самое приятное - впереди! И убегает со всех ног!" - Эгдех раскатисто захохотал. Попытка девушки бежать, невзирая на окружающую дикость природы, гор, была поистине отчаянным шагом. Она не знала этого края, не знала и куда ей бежать. Эгдех прекрасно это понимал и не мог нарадоваться тому, какое впечатление произвела на дартанскую красотку его "опека", раз уж она решилась на подобную авантюру. Подумав о том, сколько хлопот было из-за этой капризницы у Рбаля, Даганадана и Гольда и сколь трагично закончилось их знакомство с рыжей, он решил, что ему есть чем гордиться. Он-то не дал провести себя так бездарно. 18 Ночь опустила на горы свою таинственную тьму. Гольд слегка пошевелил головой и со стоном схватился за бок. Рука наткнулась на арбалетную стрелу, пробившую кольчугу и подстежку и теперь дававшую о себе знать жестокой, раздирающей внутренности болью. Он крепче сжал пальцы и выдернул стрелу. Сознание тут же покинуло его. Прошло время, прежде чем он пришел в себя и снова дотронулся до раны на боку. Гольд застонал, безуспешно пытаясь сесть. Потом опять лег, долго приноравливаясь к боли, сделал новую попытку сесть и ударился головой о скалу, но, удачный случай, нашлась опора. Наконец Гольд вытер пот с лица, ощупывая голову: лоб был глубоко рассечен. Вероятно, падая, он ударился о камни. "Ерунда", - сказал он себе и, стиснув зубы, ощупал бок. Рана была очень болезненная, но, как он и надеялся, не очень глубокая. Стрела пробила кожу и мышцы, но внутри, похоже, ничего не повредила. "Пройди она на дюйм глубже..." Он отогнал мрачные мысли. Боль стихала, и рана почти перестала кровоточить. Похоже, к ней присохла ткань подстежки. "Отдирать ее будет не слишком приятно, но это потом... Сейчас... еще немного отдохнуть..." Он оперся головой о скалу и застыл. Светало. Сотник наблюдал за рождением нового дня уже в полном сознании. Дождь будто специально задержался в облаках, все было тихо и спокойно. Крепко опершись руками о скалу, он поднялся на ноги. Медленно, шатко, Гольд шел в сторону пещер. Он двигался все увереннее. Затекшие, изболевшиеся мускулы немного разогрелись. К боли он уже попривык. Потом он увидел Даганадана. Тот лежал навзничь, прямой и застывший в покое смерти. Из могучей груди торчала стрела; большая рука сжимала ее легко, почти нежно... Гольд встал на колени, провел дрожащей рукой по лицу мертвеца, осторожно откинул с холодного лба прядь волос. - Даг? Глаза друга смотрели на него спокойно, без гнева, без упрека. - Мы поссорились, Даг. Шернь! Что случилось, Даг? Он посидел еще немного, потом хотел закрыть другу глаза, но веки окоченели. Гольд встал и, глотая ком в горле, ушел, оставив друга наедине с громбелардским небом. Чуть дальше он наткнулся на израненный труп Бельгона и все понял. В пещерах никого уже не было, кроме лошадей. Он сел и наконец занялся тем, что так долго откладывал: начал думать. Постепенно он восстанавливал возможный ход событий. Он понял, что его сочли убитым. Что же случилось с его людьми? Конечно, они повернули назад, в Бадор. После смерти обоих командиров и больших потерь в отряде ничего другого не оставалось. "Что с Лейной?!" - у него захолонуло внутри. Он приказал себе успокоиться. А что с ней могло случиться? Конечно, она едет с солдатами. Нужно только догнать отряд. Это нетрудно. Дорогу он знает. Можно не спешить. В худшем случае догонит их уже в Бадоре. Однако он знал, что торопиться будет. Гольд оседлал коня и прихватил другого. Остальных лошадей прогнал. Может, они найдут траву, может, и нет. Может быть, попадут кому-нибудь в руки. Он не может вести за собой целый табун. Он вскочил в седло и вскрикнул от боли. Скорчившись, зажал рукой сочившуюся кровью рану и медленно сполз на землю. Нужно перевязать. Иначе он далеко не уедет. Гольд начал снимать кольчугу и подстежку. 19 Каренира поднялась с земли, напряженно вглядываясь вдаль... В то же мгновение из-за скал выскочили несколько человек и бегом бросились к ней. Девушка нагнулась за луком, но было уже поздно; она оставила оружие и так, как была, с голыми руками, выбежала навстречу нападавшим. Байлей никогда еще не видел таких прыжков, а если бы ему кто-нибудь рассказал - не поверил бы. Быстро разогнавшись, она взмыла в воздух, словно степная пантера. Получив удар ногами, мужчина рухнул на землю, не издав ни звука. Она повернулась ко второму. Тот набросился на нее, подняв меч; она повернулась, присев, перехватила опускающуюся руку и подбросила ноги вверх. Нападавший по инерции перелетел через ее спину, перекувырнулся и грохнулся на скалы, словно мешок с песком. Все произошло так быстро, что Байлей очухаться не успел. Стряхнув с себя оцепенение, он прыгнул с мечом вперед, встав плечом к плечу со Старцем. Противники бросились на них. Дартанец видел краем глаза, как его седобородый спутник отражает своим полумечом вражеский клинок, а раскрытой ладонью останавливает бросившегося в атаку противника. Эффект был таким, словно тот на бегу въехал головой в растяжку между деревьями. Впрочем, у Байлея тоже не возникло особых хлопот: его противник очень плохо владел мечом, почти сразу же лишился оружия и позорно бежал. Байлей посмотрел на Охотницу, которая, молниеносно обернувшись вокруг своей оси, изо всех сил закатила ногами в лицо рослого детины. Тот рухнул. Удивительный способ борьбы, который Байлей видел впервые, ошеломил дартанского магната. Однако он тут же опомнился, поскольку перед ним возник очередной противник. Лязгнули скрещенные клинки, оружие в руке молодого человека дрогнуло. На этот раз он имел дело не с увальнем! Дартанец парировал второй, очень быстрый удар, с силой оттолкнул меч, попытался перейти в контратаку, но безуспешно. Отчаянно защищаясь, он внезапно услышал приглушенный, полный боли крик Карениры. На мгновение он отвлекся, но это дорого ему обошлось: вражеский клинок сместился вдоль острия до самой рукояти его меча, мягко отодвинув в сторону, после чего холодный металл коснулся его шеи. - Недурно, братец, - с уважением произнес воин, намереваясь проткнуть ему горло. В тот же миг раздался странно низкий, полный ужаса и изумления голос: - Во имя Шерни! Стоять! Стоять, говорю! Противник Байлея отступил и опустил оружие, продолжая бдительно следить за его движениями. Байлей хотел было прыгнуть вперед, но кто-то перехватил его за плечо. Это был Старец. - Нет, мой мальчик. Байлей быстро огляделся по сторонам и почти сразу же увидел Карениру. Она лежала на земле, с залитым кровью лицом. Рядом с ней, издавая протяжные стоны, сидел мужчина в потрепанной кожаной куртке, прижав руки к животу. Еще один безуспешно пытался подняться. Среди вооруженных людей стоял человек, возвышавшийся над всеми больше чем на голову. Его плечи и руки ошеломляли одним своим видом. У ног его пошевелилось нечто, что дартанец в сгущающихся сумерках сперва принял за большой камень. Это был кот. И если этот человек был гигантом среди людей, то его спутник, должно быть, был гигантом среди котов. - Убрать оружие! - яростно рыкнул кот, прижав уши. Голос его звучал ясно и отчетливо, хотя и походил на звериное рычание. Кот посмотрел на Байлея и Старца, сверкнув желтыми глазами. - Дорлан, - сказал он, преодолевая расстояние одним большим прыжком. - Мы были неосторожны. Старик кивнул. - Она жива? - нетерпеливо спросил он. Кот, не говоря ни слова, побежал к девушке. Они поспешили следом. Старик наклонился и приложил ладонь ко рту армектанки, потом осторожно стер кровь с бледного лица. - Ее только оглушило, - сказал он, осматривая глубокую, идущую вдоль брови, рану. Байлей облегченно вздохнул. Те же чувства, похоже, испытывал и кот, поскольку его прижатые к голове уши дрогнули и поднялись. Великан тоже присел рядом с лежащей. Удивительно осторожно он ощупал своими могучими пальцами края раны и спросил через плечо: - Кто ее ударил? - Я, - признался один из разбойников, показывая окованную железом дубину. Великан покачал головой, словно чему-то удивляясь, потом внимательно посмотрел на Старца и перевел взгляд на Байлея. - Дорлан-Посланник, - негромко сказал он. - Дорлан умер, - возразил Старец. - Жив только Старец. Незнакомец задумчиво наклонил голову. - Я слышал об этом. Что ж, хорошо, Старец. Прости за недоразумение. - Не будем больше об этом. Насколько я понимаю, передо мной - сам Басергор-Крагдоб? - Ради Шерни, господин, - поспешно сказал великан, - позволь мне сообщить тебе мое настоящее имя! Я И.И.Глорм. Военное прозвище звучит просто смешно в твоем присутствии! Байлей изумленно слушал. - Басергор-Крагдоб, - повторил он. Король Гор пристально посмотрел на него. - Ты что, знаешь меня, господин? Ты не похож на знатока Гор, и ты явно не громбелардец... Судя по акценту - дартанец? - Да, это так. Но твое имя, господин, я слышал много раз. Разбойник вернулся к тому, что беспокоило его больше всего. - Рбита не было со мной, - объяснял он Старцу. - Наши отряды должны были встретиться именно здесь. Моя группа наткнулась на вас позавчера, похоже, мы шли одни