ском распахнулась, и из здания вышел Амбеген в сопровождении гонца. Отпустив солдата, который тут же побежал к своему коню, комендант громко назвал имя. Повторять не пришлось. Один из гонцов Эрвы в мгновение ока появился перед ним. Получив запечатанное письмо, он выслушал несколько негромких указаний, ответил "так точно!" и помчался на конюшню. Солдаты на плацу начали нервничать. Услышав из уст Амбегена: "Офицеров ко мне!" - дежурный легионер отправился искать подсотников. Комендант вернулся в кабинет. Все видели, что он сильно взволнован. Подсотники явились тотчас же. Амбеген велел им сесть, после чего несколько мгновений смотрел на них, не говоря ни слова, затем взял в руку помятое, пропитавшееся потом письмо. Тереза и командир лучников обменялись короткими взглядами. Письма особой важности гонцы прятали порой в местах... попросту невероятных. Например, в штанинах, под рубашкой - и неизвестно, где еще. В седельной сумке, где полагалось возить сообщения, обычно лежал какой-нибудь пустячный, ни о чем не говорящий рапорт. Дело в том, что порой гонцы становились жертвами нападений. Алерцы читать не умели, но разбойники попадались грамотные... - От коменданта Алькавы, - сказал сотник. Пропустив "шапку", он сразу начал читать содержание приказа: - "Немедленно эвакуировать заставу. Пехота вместе со всем имуществом будет перевезена в Алькаву водным путем. Произвести глубокую и обширную разведку местности силами конницы. Многотысячные..." Здесь подчеркнуто, - заметил Амбеген, на мгновение прерывая чтение. - "Многотысячные силы Серебряных Племен форсировали Лезену выше и ниже Алькавы. Эвакуацию провести в течение трех дней. Завершив разведку не позднее тех же трех дней, конница должна явиться на главную заставу округа. Приказ командирам конницы: в поле не атаковать, избегать столкновений". Конец. Он отложил письмо. - Конец, - повторил он. - Кто-то совсем свихнулся... - Что значит "избегать столкновений"? - разозлилась подсотница. - Если я встречу стаю, то что? Отпустить тварей целыми и невредимыми? Может, еще и провизии им подкинуть на дорожку? - Никаких дискуссий! - предостерегающе сказал Амбеген. - Не сейчас, подсотница! - Он поднял палец. - Имей в виду, если дела и в самом деле обстоят именно так, - комендант показал на письмо, - то у нас тут настоящая война, а мы к ней не готовы. Это вам не рейды, не дозоры и не патрули. Это война. В Алькаве, как я вижу, хотят сосредоточить все силы. А их не так уж и много. Если конница начнет ввязываться в мелкие стычки... - Он снова поднял палец, так как Тереза опять открыла было рот. - Ни слова, Тереза. Мне самому не слишком нравится то, что здесь написано. Подумать только, указания командирам конницы отдаются через голову коменданта! Тем не менее приказ совершенно ясен и будет в точности исполнен. Понятно? - Понятно, - мрачно ответила Тереза. - Так точно, понятно. - Подготовь людей. Разведка, - назидательно произнес комендант, - глубокая и всесторонняя, но только разведка. Большое количество усиленных патрулей, но только патрулей. Поняла? А ты, - обратился он к командиру пехоты, - займешься эвакуацией. Сначала запасы воды и пищи, фураж для коней, затем кузница, столярные инструменты, весь скарб седельника, шорника, сапожника и портного, кухонная утварь, и в самом конце - обстановка солдатских казарм. В таком порядке все должно быть соответствующим образом упаковано и сложено на пристани. Под охраной. Усиль также сторожевые посты, в особенности на башне, поставь там четырех парней с хорошим зрением. Когда сделаете все, что надо, снова явитесь ко мне. Найдется немного времени, чтобы поговорить, я с удовольствием выслушаю, что вы думаете и что хотите сказать... Но сейчас - за работу. - Есть, господин! - хором ответили оба в ответ на речь коменданта. Амбеген остался один. Он еще раз прочитал письмо. Потом посмотрел в окно. Его гонец как раз выводил своего сивку из конюшни. Сотник развернулся, медленно поднял руку и, неожиданно для самого себя, грохнул кулаком о стену, аж доски затрещали. За четыре года, проведенных на Северной Границе, Амбеген побывал поочередно командиром топорников, заместителем коменданта Эрвы и, наконец, добрался до коменданта. Первый раз в жизни он слышал о том, чтобы бросали заставу. Это означало отдать ее на растерзание алерским ордам, то есть заставу полностью уничтожат, и позднее ее придется восстанавливать. А это потребует денег и времени, войско же надолго лишится опорного пункта. В кордоне застав появится дыра... и, судя по всему, не одна! Вряд ли эвакуируют только Эрву, оставив остальные заставы в покое. Амбеген догадывался о намерениях Алькавы. Учитывая небывалую численность алерских отрядов, было решено сосредоточить в одном месте все силы округа; обособленные, слишком слабые, чтобы оказывать успешное сопротивление, маленькие гарнизоны не составит труда разгромить. Однако комендант Эрвы опасался, что это внешне справедливое решение принято преждевременно. Никакой угрозы пока что не чувствовалось. Да, алерцам явно известно, что из Эрвы ушла значительная часть личного состава. Ночные патрули спугнули их разведчиков. Однако возвращение конников остудило пыл алерских воинов, и нападения на частокол больше не повторялись. Это свидетельствовало о том, что силы, готовые осаждать Эрву, не крупнее обычного и вряд ли насчитывают много тысяч воинов. Заставу отдавали даром, добровольно отказываясь от хорошо подготовленного форпоста, который мог обеспечить защиту действующим в этом регионе войскам. Амбеген считал, что это ошибка. Однако он получил четкий приказ и ничего не мог поделать. Впрочем, возможно, в Алькаве знают несколько больше, чем это следует из короткого, немногословного распоряжения. Вероятно, какие-то весомые предпосылки свидетельствуют о необходимости собрать все силы в один кулак. Не имея на этот счет никаких данных, Амбеген не мог и не хотел подвергать сомнению решение начальства. Его мучило другое - судьба отряда Равата. Его заместитель оказался в незавидной ситуации. Мало того что по армектанским землям бегают алерские армии, каждая из которых в порошок сотрет его отряд, даже не замедлив шага, так еще по возвращении Равату предстояло обнаружить пустую заставу... Амбеген все же надеялся, что Рават появится в Эрве прежде, чем из Алькавы придут речные барки, чтобы забрать людей и имущество. Жаль, нельзя было выделить заместителю одного из конных курьеров... Но в Эрве таких было только трое, одного из которых, тяжело заболевшего, не так давно перевезли в глубь страны. Второй гонец сопровождал отряд Терезы (и совершенно зря, поскольку подсотнице даже в голову не пришло сообщать о чем-либо на заставу). Так что Амбеген не мог выделить Равату последнего и единственного гонца, который у него оставался. Комендант снова посмотрел в окно. Подсотники времени даром не теряли. Конники готовились к выходу в поле, группа пехотинцев маршировала к пристани. Сама пристань была укреплена и соединена с заставой, но так, чтобы в случае необходимости можно было отказаться от ее обороны, не ослабляя валов и частокола, защищающих собственно заставу. А можно было поступить наоборот - покинуть заставу и обороняться на пристани, чтобы в крайнем случае уйти по реке. В Эрве было несколько небольших лодок. Хотя, конечно, с плоскодонными речными кораблями, которыми располагала Алькава, эти суденышки не выдерживают никакого сравнения. Убедившись, что все идет как надо, сотник уже собирался отойти от окна, когда вдруг заметил Терезу, чуть ли не бегом направляющуюся к комендатуре. Вскоре она уже стояла перед ним. Злость ее прошла, и девушка снова выглядела не слишком красивой. - Я отдала приказы, беру половину конницы и выхожу в поле. Естественно, только на разведку, - подчеркнула она. - Я бы предпочел, чтобы ты осталась. Кстати, чем ты собралась командовать? Патрулем? - Патрулем, - кивнула она. - Тем, который пойдет дальше всех и в Эрву уже не вернется. Сразу проследует в Алькаву. Он понял, что она имеет в виду. - Мне всегда казалось, что ты не любишь Равата? - сказал он и тут же пожалел о своих словах. Какое-то время она молчала, спокойно глядя ему в глаза. - Стыдно, комендант, - негромко ответила она. - Даже если это и так, что с того? Там ведь не только сотник Рават, с ним еще тридцать солдат. Да будь он там один! Ведь это армектанский легионер. А я - армектанская легионерка. - Прости, Тереза, - сказал комендант. - Не сумел сдержать язык. Ты права. Хорошо, найди его. - Есть, господин, - бесстрастно произнесла она, поворачиваясь, чтобы уйти. - Подожди. Несколько мгновений он напряженно размышлял. - Когда вернутся с разведки твои люди, в поле пойдет вторая половина. Тот гонец из Алькавы пока остается здесь, он слишком устал. Возьми второго, нашего. Если нужно будет... если действительно будет нужно, слышишь? В общем, пришлешь его ко мне. Барки из Алькавы будут здесь самое раннее послезавтра утром. До этого времени, если твой гонец обернется, я могу, собрав все патрули, отправить людей к тебе, в назначенное место. Поняла, Тереза? Но рассчитывай свои силы. - Спасибо, господин. Хорошо, я... спасибо. - Прежде всего - разведка. Это может оказаться важнее всего остального. - Есть, господин. - Все. Чтоб я тебя больше не видел. - Есть, господин! 5 По мере того как легионеры приближались к мосту через ручей, накатывающаяся со стороны степи могучая волна алерских всадников становилась все гуще. Из леса тоже появились первые из преследовавших их воинов. Пехота перебежала через мостик. Рават упорно держался в конце отряда, оседлав вьючную лошадь. Прямо перед ним сражались со своими конями двое раненых солдат. Животные боялись ступить на непрочный деревянный мост, только что громко стучавший под сапогами бежавших пехотинцев. Сотник уже понимал, что отряд не успеет, будет окружен и вырезан под корень у самой деревни. И тут он внезапно увидел, что топорники возвращаются. Лучники, таща и поддерживая раненых, двигались дальше. - Вперед! - рявкнул подбежавший десятник топорников. - Шевелитесь же! Тяжелораненый щитоносец, едва держащийся в непривычном для него седле, получил помощь со стороны товарища: конный лучник с обмотанной окровавленными тряпками головой каким-то образом сумел успокоить своего коня, схватил под уздцы лошадь, на которой сидел пехотинец, и они вместе помчались к деревне. Рават хотел было пустить за ними свою вьючную лошадь, чтобы самому остаться с тяжеловооруженными пехотинцами. Но Биренета, бежавшая сразу за Дорвалем, решила иначе. - Пошла! - крикнула она, вбегая на мостик. - Ну, пошла же, кляча, мать твою!.. Ругаясь, она ударила животное обухом топора по заду. Конь заржал, дернулся и галопом понес Равата в сторону деревни. А буквально через миг на мост ворвались серебряные всадники, ударив в железную стену щитоносцев. Сотник, пытаясь справиться с конем, не видел, что произошло дальше, услышал лишь могучий лязг и грохот, смешанный с неистовыми воплями. Лишь у самой деревни он сумел наконец остановиться; на мосту к тому времени шла яростная резня. Офицер понял, что его участие в этой схватке лишено смысла. Он спрыгнул с коня и погнал его прямо в руки подбегающему Астату. Хотя бы эти дошли! Не раздумывая больше на эту тему, сотник побежал к лучникам, находящимся на полпути между речкой и деревней. Однако помощь не требовалась; легковооруженные пехотинцы тащили только двоих раненых. Одноглазый громбелардец исчез. Тела нигде не было видно, и сотник понял, что солдат, несмотря на раны, пошел вместе со своими товарищами. На мост... Он помог провести коней и раненых через неуклюжее заграждение, состоящее из опрокинутой повозки, каких-то лестниц, лавок и неизвестно, чего еще. Множество таких заграждений было возведено между домами. Удостоверившись, что все нашли убежище в пределах этого "укрепления", Рават снова перевел взгляд туда, где все еще сражались тяжеловооруженные пехотинцы. Топорники рубили наездников и их животных, крики боли смешивались с боевыми воплями алерцев. Узкий мостик в мгновение ока оказался завален грудой трупов и раненых. Рават видел, как треснули хлипкие перила под тяжестью свалившегося на них животного с всадником на спине. Во все стороны полетели брызги, вспенилась вода, в которой билось раненое животное. Алерцы, видимо, поняли, что мост им не одолеть, и теперь переправлялись через поток. Битва прервалась, топорникам отрезали путь к отступлению, после чего засыпали со всех сторон дротиками и стрелами. Когда очутившиеся в безопасности лучники Равата, передав раненых в руки крестьян, прильнули к заграждению рядом со своим командиром, вода как раз поглощала смертельно раненного, добиваемого множеством копий десятника тяжелой пехоты... На мосту оставались лишь громбелардец и Биренета, стоящие среди десятков сваленных в груду трупов животных, алерцев и людей. Все больше воинов соскакивали с животных, еще мгновение - и дикая толпа ворвалась на мостик, с двух сторон сразу. Лязг и вопли зазвучали с новой силой. В течение долгих, очень долгих минут, пока двое щитоносцев сдерживали атаку громадной стаи, легионеры в деревне хотели верить... да нет, они вправду верили, что эти двое никогда не сдадутся, будут стоять так вечно и рубить врагов, пока не останется никого, кто мог бы им угрожать. Сокрушительные удары Биренеты чуть ли не подбрасывали алерцев в воздух, скидывая их в воду через разбитые перила. Видны были отблески на доспехах прикрывающего ее со спины товарища. Громбелардец, полуслепой, с большой опухолью, закрывающей здоровый глаз, мог видеть, самое большее, размытые тени... Обеими руками держа топор, он валил эти тени до тех пор, пока какое-то оказавшееся более крепким, чем остальные, копье не выдержало удара о кирасу и не пробило ее. А через миг в руке Биренеты сломалась рукоять топора. Девушка попыталась вытащить меч, но за спиной ее уже не было светловолосого силача из далеких гор Громбеларда... Ее окружили со всех сторон. Возвышаясь над толпой алерцев, зажатая в смертельные клещи, она била кулаками по отвратительным мордам, разбивала головы, пока ее не опрокинули, пока не навалились всей массой, но и тогда еще слышен был жуткий, хриплый рев воина, которого она утащила за собой и сдавила в железных объятиях, прижав к закованной в панцирь груди. Солдаты в деревне с болью и яростью наблюдали за последней битвой товарищей, хотели бежать им на помощь, стыдясь того, что находятся здесь, в безопасности, среди домов и баррикад. Они столь рвались вступить в бой с серебряными воинами, что Рават удерживал их чуть ли не силой. Юная Эльвина, которой могучие мужчины в блестящих кирасах казались почти сверхлюдьми, плакала. Впрочем, слезы на глазах были у всех. Тяжеловооруженные пехотинцы купили им жизни, отдав взамен свои. Гибель громбелардца встретили молчанием, гибель девушки - слезами. Они плакали, не стыдясь своих чувств перед окружившими их крестьянами. Серебряное Племя собирало своих "коней". Еще мгновение - и алерская орда двинулась в сторону деревни. Лучники вытерли глаза. Не дожидаясь указаний командира, воины схватились за оружие. Увидев, что его солдатам не нужны приказы, Рават бросился к своему коню, вырвал из колчана легкий лук и выдернул из седельной сумки колчан. Когда серебряные всадники оказались на расстоянии выстрела, в их сторону полетели первые стрелы. Четверо воинов почти одновременно свалились со спин животных. Тетива звенела без устали, то и дело падал на землю наездник, или с резким кваканьем вставало на дыбы раненое животное. Алерцы подошли к самому заграждению и тоже принялись пускать стрелы. Застонал раненный в плечо легионер, но другие трудились не покладая рук, стрела летела за стрелой, и почти каждая попадала в цель, раня, а нередко и убивая. Могло показаться, что не знающие промаха лучники, лучшие из лучших, побились об заклад, кто чаще натянет тетиву, кто первым опустошит колчан, кто уложит больше всего врагов... От вьючной лошади Дорлот тащил мешок с запасными стрелами, чтобы сражающиеся лучники не испытывали в них недостатка. И внезапно пришло подкрепление! Возле баррикады начали появляться разозленные крестьяне с оружием. Они стреляли иначе, нежели солдаты, - целились дольше, тщательнее, хмуря брови и прикусив губу, попадали тоже значительно реже, чем лучники легиона... Однако совместные усилия привели к тому, что в рядах алерцев началось замешательство, все больше вехфетов бегали без всадников, все больше раненых ползали по земле... Нападавшие все еще пытались стрелять из луков, иногда бросали дротики, но у них это выходило крайне неуклюже; в суматохе попасть в цель было не так-то просто, тем более что скрытые за заграждением защитники представляли собой непростую цель. Алерцы пытались подобрать своих раненых, но, когда еще нескольких всадников сбросило на землю, понесшая большие потери орда развернулась и поспешно отступила за реку, потеряв по дороге еще одного воина, в спину которого вонзился сразу целый пучок стрел. Через баррикаду с трудом перебрался солдат; блеснула сталью кираса щитоносца. Дольтар обходил побоище... Он бродил с мечом в руке, туда и обратно, иногда прижимал коленом к земле извивающегося воина и, схватив за голову, перерезал ему горло. Никто никогда не видел у Дольтара таких глаз... Все молча смотрели на него. Место топорника было там - на мосту. Дольтар не успел присоединиться к остальным тяжеловооруженным пехотинцам и чувствовал себя так, словно украл для себя чью-то жизнь... Военное счастье во второй раз улыбнулось Равату, и сотник начал всерьез задумываться о том, сколь велики еще запасы этого счастья... Почти все пошло не так, как он планировал, а ведь конец мог оказаться куда более трагичным. Алерцы до деревни не добрались, но и Дольтар с Астатом не сумели уговорить крестьян бросить все нажитое. Не сумели - к счастью... Вопреки ожиданиям алерцы предприняли запоздалую погоню через Сухой Бор и обнаружили уходящий отряд. Если бы селяне бежали в лес, как того добивался Рават, их бы перебили в чаще всех до единого. Всех - и легионеров, и крестьян. Однако случилось иначе. Дольтар и Астат, не сумев уговорить жителей деревни бежать от стаи, которой нигде не было видно (крестьяне не хотели бросать свое имущество), начали руководить строительством импровизированных укреплений. Благодаря этому их преследуемые алерцами товарищи нашли здесь временное убежище. Именно временное, ибо Рават не питал иллюзий. Наполненный счастьем мешок опустел - слишком обильно из него черпали! Всюду кружили серебряные воины, а новые стаи все подходили и подходили. Рават убедился, что даже он до сей поры понятия не имел, что такое на самом деле тысяча воинов. Мысль о том, чтобы пробиться сквозь эту толпу, нельзя было рассматривать всерьез... Но столь же печально выглядели шансы на оборону. Правда, самое большое скопление домов с запада и севера было защищено солидным частоколом; вопреки ожиданиям крестьяне восприняли рекомендации военных как должное и хоть и медленно, но все же строили укрепления. Но что с того? С востока и юга деревня была открыта, и алерские силы растопчут их вместе со всеми "фортификациями". Не только сотник, но даже самый глупый крестьянин прекрасно это понимал. Однако они намеревались защищаться. Ибо что еще им оставалось? Поспешно делались последние приготовления. Рават не ошибся, рассчитывая на расторопность Дольтара и Астата. Несмотря на спешку, они прекрасно подготовили деревню. Между изгородями возвели небольшие, но прочные заграждения, заблокировали главную улицу селения. В шести коровниках и трех хлевах собрали всю живность, подготовили запасы еды для людей и животных. Но в полях все еще стояло множество стогов, и Рават догадывался, какая судьба их ждет. Крестьяне старались не смотреть в ту сторону... Впрочем, были и другие, не менее болезненные проблемы. От обороны многих домов пришлось отказаться, так как они находились слишком далеко друг от друга. Оттуда забрали все, что могло пригодиться, однако Рават еще раз про себя посетовал на крестьян, которые пренебрегают советами военных и не допускают их к участию в планировании новых селений. Здесь, на севере, нельзя ставить хижины как попало и где удобно! Все эти дома следовало расположить возле реки, вода которой могла бы питать оборонительный ров. Именно так, ибо частокол - законченный частокол! - должен быть окружен рвом. Впрочем, жалеть о чем-либо не имело смысла. Ничего уже не изменишь. Способных сражаться мужчин поделили на отряды, отобрали несколько молодых женщин, умеющих пользоваться луком. Впрочем, иллюзий Рават не питал, зная, что особой пользы от этих "отрядов" не будет. Из крестьян получаются прекрасные солдаты - доказательство тому большинство легионеров, служащих под его началом... Однако этим крестьянам было далеко до солдат, вся польза от них заключалась лишь в том, что они умели стрелять из лука и, самое главное, готовы были защищаться до конца, яростно и упрямо. К счастью, в деревне было несколько местных охотников: селяне частенько охотились в лесах северного Армекта... На этих людей Рават рассчитывал, ибо они по-настоящему владели охотничьим луком и не раз выходили с копьем на медведя или кабана. Кроме того, охотники прекрасно знали окрестности - как степь, так и лес... Сотник ломал голову, как бы половчее воспользоваться этими знаниями. Тем временем баррикады дополнительно укрепили, и крестьянам выдали все лишнее оружие. Его оказалось не много. Кроме того, обнаружилась серьезная нехватка стрел - большая часть их запасов ехала на вьючных лошадях, которых забрал Рест. У селян было не много своих стрел, не самых лучших; то же самое можно было сказать и о местных луках. Рават послал несколько человек на побоище, чтобы те собрали стрелы и все оружие, которое тут же передали крестьянам. Принесли десятка полтора безнадежно примитивных дротиков, несколько убогих луков - еще хуже, чем у крестьян, - и два ржавых меча. Еще с убитых алерцев сняли два деревянных панциря, которые быстро обрели новых владельцев. Теперь оставалось только ждать. Больше всего Рават опасался штурма пеших воинов. Наездников можно отогнать с помощью луков, но пехотинцы рано или поздно прорвутся за заграждения - в этом он был уверен. В непосредственном бою лучники могут поддерживать топорников, но в сражении один на один показывают себя не с лучшей стороны, да и предназначены лучники не для этого, с точки зрения как подготовки, так и вооружения. Но топорников осталось всего трое, и двое из них серьезно ранены. Он доверял отваге и ожесточенности крестьян, но прекрасно понимал, что этого мало. Допустим, удастся с помощью крестьян заткнуть дыру в обороне; выставив по обеим сторонам обученных солдат, которые прикроют с флангов и не пропустят врага. Но солдат катастрофически не хватает. А ночью? Ночью - хуже всего. Рават подозревал, что алерцы (или "алерские псы", как именовали их крестьяне) ударят, когда стемнеет, и в мрачном расположении духа ожидал наступления сумерек. Он приказал собрать все, что может гореть. Костры должны были пылать всю ночь, а на время сражения следовало разжечь их так, чтобы они хорошо освещали поле боя. Алерцы разделились на несколько отрядов. Самый крупный из них, к удивлению Равата, отправился к холму за деревней. Там начались какие-то работы, воины копали землю и таскали ее в корзинах. Мотыги и лопаты, о которых упоминал Дорлот, неожиданно быстро пошли в дело... Но Рават понятия не имел, что все это значит. Работы на холме подкинули ему новую пищу для размышлений. Неужели их цель именно этот холм? В таком случае понятно, почему алерцы притащили с собой столько воинов-землекопов. Но что они на этом холме потеряли? И прежде всего, почему бы алерцам сначала не захватить деревню? Удар всеми силами, что имелись в их распоряжении, неминуемо принес бы племенам успех. Тем временем к штурму готовились стаи, насчитывающие, самое большее, голов сто пятьдесят... Несколько сотен землекопов непрерывно рыли холм. В степь и лес уходили многочисленные отряды. Появились сторожевые посты, охраняющие занятую территорию. Смеркалось. Вскоре запылали все не охваченные кольцом обороны строения. Ярким огнем вспыхнули стога. Крестьянки рыдали, мужчины сжимали кулаки. Рават, конечно, тоже жалел о пропадающем впустую добре, но в конечном счете пожары были ему на руку... Они давали много света. Алерцы, охваченные жаждой уничтожения, были удивительно неразумны. Ждали до ночи лишь затем, чтобы тут же превратить ее в день. Штурм начался с наступлением темноты, то есть именно тогда, когда и предполагалось. Алерцы ударили с востока и юга, справедливо решив, что форсировать частокол не имеет смысла, поскольку с другой стороны деревня практически беззащитна. Рават угадал намерения нападавших и оставил у частокола лишь наблюдателей, направив все силы на оборону незащищенных мест. Однако общей ситуации это не изменило. Уже начало атаки подтвердило худшие ожидания сотника: лучники-солдаты и крестьяне убили несколько нападающих алерцев, но тут же вынуждены были бросить луки и вступить в ближний бой. Воины яростно форсировали заграждения, крестьяне сдерживали напор врага, но на место убитых и раненых приходили новые серебряные. Ничего общего с битвой, разыгравшейся возле леса, где сбившиеся в тесную толпу всадники больше внимания уделяли тому, чтобы удержаться на спинах вехфетов, чем сражению... Воины, штурмующие баррикады, подвижные и ловкие, имеющие полную свободу движений и боевой опыт, выжимали из обороняющихся воистину кровавый пот. Преимущество было на их стороне... Войска Равата быстро редели. Лишь у самого большого южного заграждения, блокировавшего улицу, ситуация была не столь тяжелой; там сражался Дольтар, которого отчаянно поддерживали раненные еще во время битвы у леса, держащиеся из последних сил товарищи. Кое-как справлялись лучники Астата. Хуже всего дела обстояли на востоке. Крестьяне дрались, не жалея сил, но алерцы быстро одержали верх: сильно оттолкнувшись от земли, они могли перескочить через заграждение... Рават бросил туда единственный резерв, что был в его распоряжении: десять вооруженных плотницкими топорами и трофейными дротиками крестьян, возглавляли которых местные охотники, вооруженные надежными, острыми копьями на крупную дичь. Крестьяне с разгона ворвались на почти захваченную баррикаду и отбили атаку алерцев, понеся, однако, неслыханные потери. Прибежал Дорлот: Астат просил о подкреплении. Рават отправил кота назад несолоно хлебавши. Впрочем, тот вскоре вернулся, но уже со стороны восточных заграждений. Подкрепления! На сей раз сотник передал через него обнадеживающее известие: "Скоро подойдет!" Он лгал, надеясь, что приободренные крестьяне выдержат еще немного и, быть может, их упорство сломит алерцев. Ни один из обороняемых домов до сих пор не был подожжен, и вскоре стало ясно почему. Нападавшие появились на крышах, пытаясь таким образом преодолеть кольцо укреплений. Последним резервом Равата были Агатра и Эльвина. Они справились с задачей. У юной Эльвины от непрестанного натягивания тетивы немели руки. Рават это видел и, наблюдая за общим ходом битвы, старался по мере возможности помогать лучницам. У него был достаточно острый глаз; он не мог сравняться со своими легионерками, но время от времени выпускал быструю стрелу - и попадал, хотя в мигающем свете далеких пожаров это было непросто. Наконец ему удалось отбить у алерцев охоту прыгать с крыш за линию обороны, но они подожгли два дома. Сразу же за этим наступил перелом: возле большого южного заграждения деревенский кузнец, некрупный, но страшно жилистый детина, у которого убили одного из сражавшихся рядом с ним сыновей, с яростным ревом отшвырнул свой тяжелый молот, схватил какую-то балку и, размахивая ею, выскочил за укрепления. Не колеблясь, за ним кинулся Дольтар, а за Дольтаром - остальные, сокрушая сбитых с толку неожиданной контратакой алерцев. Представился единственный случай переломить ситуацию, и Рават его не упустил. Отбросив лук, он взялся за копье. - Победа! - заревел он так, что, несмотря на всеобщий шум, его услышали повсюду. - Победа! Вперед! Дорлот, сообщи всем!.. Победа! Он пустил коня вскачь. Будучи отличным наездником, Рават без труда заставил животное взять препятствие и оказался по другую сторону баррикады, обороняемой Астатом. Легкое копье армектанской конницы не имело ничего общего с неудобным дартанским копьем, и сотник сделал так, что смотревшие на него крестьяне по-настоящему поверили в победу! Он показал, что умеет не только командовать: прекрасно уравновешенное ясеневое древко вертелось в уверенной руке с ошеломляющей быстротой, всадник одинаково легко бил как прямо, так и в бок, даже вниз и назад. Зараженные его примером, крестьяне, возглавляемые Астатом, бросились на врага, даже не заметив, что в погроме, который учинил командир солдат, немалое участие приняли две лучницы, стрелявшие с убийственно малого расстояния и прикрывавшие его с боков. Но крестьяне видели только Равата и то, скольких врагов можно прикончить в мгновение ока!.. Они побеждали! Победа близка! Алерцы не выдержали яростного удара, с воем и воплями развернулись и обратились в бегство. Разбегавшихся хотели преследовать, но Рават не позволил. Крича что было сил, он развернул своих людей и помчался на помощь восточным укреплениям, где оборона как раз поддавалась. Возглавляемые сотником, возбужденные победой крестьяне пришли на подмогу своим друзьям и разбили алерцев! Рават вырвался из царившей суматохи, но никаких приказов не требовалось: мчавшийся по "улице" во главе крестьян Дольтар уже достиг соседних укреплений. Рават рассмеялся диким, исходящим от самого сердца смехом: он снова убедился в том, какие отличные у него солдаты! Защитники бросились тушить свою цитадель. Женщины, дети и старики пытались сбить пламя, однако их усилий оказалось недостаточно. Колодцев в деревне было много, и воды в них пока что хватало, однако, несмотря на это, удалось потушить лишь одну крышу. Второй дом пылал. Рават боялся, что огонь перекинется на другие постройки, но этого удалось избежать. Когда прошло первое возбуждение и радость победы, начали собирать раненых и убитых. Сотник обошел посты возле заграждений. У него уже не было столь легко на душе... Всюду лежали тела, много тел. Рават понимал, что второго штурма не переживет никто, даже если алерцы не задействуют дополнительные силы. Защитникам удалось воспользоваться благоприятным моментом, не более того. Победу одержал боевой дух, упорство, но, если смотреть правде в глаза, "войско" Равата не выстоит перед врагом. Алерцы были не детьми, но воинами. Они могли потерпеть поражение, могли пасть духом... Но в конечном счете разве крестьянин с палкой в руке способен выстоять против прирожденного убийцы? Считать погибших не хотелось. И так все видно... Своих больше. Намного больше. Сотник пытался найти какой-нибудь уголок, где можно было бы сесть и спокойно подумать, вдалеке от чужих взглядов и рыданий... Такого места не нашлось. Его солдаты тоже гибли, точно так же, как и крестьяне. Но силком в легион никого не тащили. Они сами предложили свои услуги, и их приняли на службу, отправив ни с чем многих других. Будущим воинам дали хорошее оружие, их как следует обучили, им регулярно платили жалованье. Сражения, которые могли завершиться ранами или смертью, были их профессией. Его профессией. Но эти, крестьяне? Рават не собирался сочувствовать их тяжкой доле, тем более что знал, как живут крестьяне в других местах. Доля как доля... Их делом было обрабатывать землю - кто-то же должен этим заниматься. Но отвага, с которой крестьяне защищали своих близких, глубоко тронула его. Такие люди не заслуживают того, чтобы погибнуть от руки каких-то пришельцев из-под чужого неба... Алькава... Рават судорожно уцепился за эту мысль. Территория, которую контролировала Алькава, начиналась совсем недалеко, к востоку от Трех Селений. Гарнизон Алькавы должен знать о появлении столь крупной стаи. Группа в двадцать голов могла ускользнуть от внимания стерегущих границу часовых и незаметно проникнуть в глубь Армекта. Но такая армия? Алькава наверняка уже приняла меры и отправила сюда карательную экспедицию. Вопрос лишь в том, насколько сильное войско собрали алькавцы... Так или иначе, это единственный шанс. Нужно прокрасться между отрядами алерцев. Одолеть немалое расстояние по степи в поисках отряда, который, вообще говоря, может быть где угодно, или добраться до самой Алькавы. Нужно сделать это быстро, чтобы помощь успела прибыть вовремя. Только и всего. Рават чуть не рассмеялся вслух. Быстро... насколько быстро? Чтобы успеть до нового штурма? Посмотрев по сторонам, Рават пришел к выводу, что сейчас деревню могли бы захватить даже вехфеты. Без своих наездников, вообще без наездников... Пока, однако, штурма не было. Энтузиазма у алерцев явно поубавилось... Похоже, они не собирались пополнять силы, предназначенные для захвата деревни. И похоже, этой ночью они нападать не собираются. Но все равно ничего не остается, кроме как цепляться за соломинку. Нужно побыстрее привести сюда алькавцев. Только кто может это сделать? Дольтар, отчаянный рубака, слишком стар для гонки по степи. Астат? Да, наверное, Астат. Хотя нет, здесь нужен конник. Отличный конник на великолепном коне. Честно говоря, в деревне был лишь один человек, который мог бы успешно справиться с этой задачей... Но подобное даже не берется в расчет. Рават обязан остаться. Он знал, что в такой ситуации командир - это символ. Если он хоть на пару шагов отъедет от селения, какой-нибудь дурак... или просто уставший, да, уставший крестьянин непременно скажет: "Он сбежал". А это конец всему. Конец! Командир - сбежал. Сотник с сожалением подумал о своих конниках, окруженных и перебитых где-то в степи. Был бы хоть один из них здесь, в селении! Но нет... В деревню вместе с ним пришли только двое конных лучников. Один умирает, а другой, несмотря на раны, сражался и погиб. Впрочем, даже будь он жив, все равно бы не справился. А лучники Астата... может, они и умеют держаться в седле, но какие из них конники?! Впервые за последнее время Рават вспомнил о группе легионеров, которые отвлекли от него армию алерцев. Он сжился с этими людьми, они вместе побывали во многих походах. И теперь ему так хотелось верить, что, возможно, они все же уцелели. А в деревне не появились из-за того, что не сумели продраться через многочисленные алерские отряды. Рават молился, чтобы им повезло, хотя и не связывал с ними никаких надежд. Вряд ли Рест знает о том, что происходит сейчас в Трех Селениях. Даже если ему удалось уйти, он повел отряд в Эрву. А Эрва (если ее до сих пор не сожгли) - чем она поможет? Самое большее - известит Алькаву. Но сколько на это потребуется времени... Амбеген не мог послать ему помощь. Даже если бы Тереза, верная подсотница Тереза, привела конницу, которую у него забрала, - что с того? Помощь в лице пятидесяти конников? Смешно... Рават покачал головой. Он устал, смертельно устал... Устал и кот. Устал настолько, что даже не проснулся, когда сотник остановился рядом с ним. Впервые Рават видел, чтобы Дорлота не разбудил звук шагов. Кот ушел с заставы первым. Обежал степь, вернулся, потом снова пошел на разведку, хотя пораненная шипом лапа явно досаждала ему. Вместе со всеми он прошел через лес, а ночью снова исчез, чтобы отыскать стаю в степи, и опять присоединился к отряду. Потом с остатками отряда бежал к Трем Селениям. Во время штурма Дорлот без устали носился туда и обратно, доставляя командиру необходимые сведения, передавая приказы, бегая от баррикады к баррикаде. Так что кот действительно устал - имел на это право. - Дорлот. Кот открыл глаза и поднялся. - Пойдешь в степь, Дорлот. Нужно найти алькавцев и привести их сюда с подкреплением. Может, придется идти в саму Алькаву. Неизвестно, стоит ли она еще... Нашу Эрву скорее всего сожгли, в этом я почти уверен. Сидевшие неподалеку крестьяне подняли головы и несколько оживились, услышав слово "подкрепление". Весть тут же начала передаваться из уст в уста. - Нет, - сказала Агатра. В полумраке Рават только сейчас заметил девушку, которая сидела, прислонившись спиной к стене дома и положив лук на колени. - Нет, - тихо повторила она. - Ты посылаешь его на смерть, господин. Прошу тебя... нет. Порой лучница бывала упряма. На заставе она недвусмысленно дала всем понять, что предпочитает иметь собственное мнение. Как и большинство легионерок... Женщины весьма своеобразно толкуют слово "приказ". Рават привык к тому, что иногда необходимо ставить их на место. Однако сейчас он промолчал, ибо осознавал ее правоту. Хотя дело было не только в этом. Агатра подружилась с котом. Она никогда не любила ни одного мужчину и не имела семьи. Однако здесь, у Северной Границы, она встретила и одарила искренней, сестринской любовью проворного кота-разведчика. Над этой дружбой посмеивались, но искренне, без какой-либо злости; все солдаты знали об их дружбе и уважали ее, ибо в ней было нечто нежное и прекрасное, огромное и чистое, и это замечали даже глаза грубых, закаленных воинов. Каким-то образом вышло так, что дружбу кота и девушки окружили заботой и вниманием. На заставе, среди постоянных патрулей и походов, столь мало прекрасного и чистого... Всем хотелось, чтобы эта дружба продолжалась и продолжалась. Никто не имел ничего против. И каждый хотел ее видеть. - Прошу тебя, господин, - повторила лучница. - Не посылай Дорлота, он хромает... Он не дойдет. Его увидят и подстрелят из лука... Он уже не может бегать, господин. Его догонят на вехфетах. Вехфеты быстрее, чем хромой кот... Прошу тебя, господин. Прошу в первый раз... Дорлот молча опустил голову, и это поразило Равата больше, чем все остальное. - Агатра, - тяжело проговорил он, - больше идти некому. Я бы поехал сам, но ведь ты прекрасно знаешь, что мне нельзя. Для всех нас это единственный шанс спастись. И для него тоже. Рават присел и заглянул девушке в глаза. Ее некрасивое, худое лицо было полно боли. Похоже, она не понимала, что он говорит. - Агатра, послушай меня, - настойчиво повторил он. - В степи у Дорлота, даже охромевшего, куда больше шансов уцелеть, чем у нас, запертых в этой деревне. Он приведет помощь или хотя бы спасет собственную шкуру и расскажет кому-нибудь, что здесь происходит. Если же он будет сидеть здесь и ждать штурма, то кончит, как и все мы. Разве что заберется в какую-нибудь нору, спрячется и оттуда будет смотреть, как нас режут. Но ты прекрасно знаешь, что он на такое не способен. - Я пойду, сотник, - произнес Дорлот. - И вовсе не затем, чтобы спасти собственную шкуру. - Дорлот... - прошептала Агатра. - Сотник прав, Агатра. Здесь от меня никакой пользы, я не смогу помочь вам защищаться. Держитесь. Я приведу помощь, но вы должны продержаться... Слышишь, сестра? Девушка расплакалась: - Слышу... - Вэрк. - Иди, Дорлот, - сказал сотник. Человека можно было бы обнять, и Рават обязательно сделал бы это, но он не знал, как пожелать удачи коту. В конце концов сотник кивнул и тихо повторил вслед за Дорлотом: - Вэрк... Кошачье приветствие, а также подтверждение, выражение согласия... Рават надеялся, что, кроме Агатры, никто этого не слышал. Он повернулся и пошел прочь. Когда он обернулся, кота уже не было. Присев у южного заграждения, Рават смотрел на холм. Там все еще копали... Он просто сидел - не строил никаких планов, не