н знал, что делает, помогая дочерям Ридареты в их первых самостоятельных шагах. Правда, таким образом он облегчал им реализацию их дальнейших планов (которых сам не знал), с другой стороны, однако, заручался определенным доверием с их стороны и, более того, знал, на что он в случае чего способен, вернее даже, на что способны они... Именно сейчас знакомство со связями Риолаты, с людьми, которые ей служили, и с местами, которыми она пользовалась, очень ему пригодилось. Естественно, он уже побывал в мрачном селении неделю назад - слишком уж удобное это было место для того, чтобы держать там пленников. В селении, однако, было пусто. Сейчас он надеялся на иное. Берег Висельников был идеальным местом для решения всевозможных вопросов, требовавших уединения. Там не было ничего, что могло бы помочь чересчур любопытной личности выяснить, что за женщина пользовалась заброшенной хижиной, ничего, что могло бы оказаться полезным в борьбе против нее. Защититься от непрошеных гостей здесь было достаточно просто, чего нельзя было сказать ни об одном доме или переулке в Дороне. Кроме того, дурная слава этого места производила соответствующее впечатление на каждого, кого сюда приглашали, приводили или притаскивали. Раладан не рассчитывал, что сразу же застанет здесь ту, кого искал. Однако он верил, что, вернувшись из такого путешествия, дочь Ридареты будет вынуждена заняться и теми делами, для которых Берег Висельников подходил как нельзя лучше. Он многим рисковал, забираясь прямо в волчью пасть, но иного выхода не видел. Дорона была велика, как он мог там найти Риолату? Женщины с таким именем для города просто не существовало (какое имя она себе взяла? Семена?). Для Дороны Риолаты не существовало вообще, под каким бы то ни было именем или внешностью. Наверняка были люди, знавшие, где ее искать; однако лоцман Раладан к ним не принадлежал и даже не знал таких людей. Купцы, которых она использовала в качестве наемников, такими людьми не были, - по крайней мере, это было ему известно. Не были ими и бандиты, которым кто-то пару раз поручил работу от ее имени. Так что он отправился на Берег Висельников. С собой он взял запас провианта и плащ на тот случай, если придется ждать несколько дней (с подобной возможностью следовало считаться). Кроме того, он вооружился словно на войну - при нем были меч и мощный арбалет, стрела из которого могла бы, пожалуй, пробить навылет медведя. Глаз его был меток, рука уверенна, он знал, что с расстояния в пятьдесят шагов попадет стоящему человеку прямо в грудь. Хуже было с движущейся целью; опытный арбалетчик мог учесть необходимую поправку, но Раладан не был арбалетчиком, тем более опытным. Однако он рассчитывал, что скорее всего придется стрелять с расстояния в несколько шагов. Не знал он лишь того, сколь многочисленный эскорт сопровождает обычно Риолату; ибо в том, что подобный эскорт вообще существует, трудно было сомневаться. Он полагал, что, имея арбалет, как-нибудь сумеет справиться с тремя захваченными врасплох людьми. А может быть, удастся убрать их по очереди. Прошел день, за ним ночь... Потом снова день. Днем он прятался в лесу неподалеку, в кроне росшего на его краю дерева, внимательно наблюдая за окрестностями. Ночью он караулил в первой хижине, считая от Дороны. Терпения ему было не занимать, но тащившееся словно улитка время было невероятно опасным врагом. Короткий сон, который он волей-неволей вынужден был себе позволять, не снимал усталости и не слишком сокращал ожидание, нетерпение и гнев же лишь росли. Мгновения ползли лениво, и каждое из них наводило на мысль о том, что его можно было бы использовать куда лучше, чем торчать просто так в ожидании, возможно тщетном... Нужно было действовать, действовать! Однако ему хватало благоразумия сказать себе, что все кажется простым и понятным только сейчас; с того же мгновения, когда он покинет свое укрытие, станет ясно, что, собственно, вообще неизвестно, что делать, и время помчится, наоборот, слишком быстро. И Раладан ждал. Ночь была необычно теплой, погожей и ясной. Последняя ночь лета... Он полагал, что завтра, самое позднее послезавтра, должен начаться "кашель". Потом - бури, ливни и штормы. Еще позже - зима. Он подумал, что зимой они с Ридаретой поднимутся на борт первого же корабля, идущего на континент. Он отвезет ее в Армект, а может быть, в Дартан. Куда-нибудь, куда не смогут добраться никакие злые силы. Он надеялся, что каждой осенью найдет в ее доме - свой дом... Раладан встряхнулся. Он чуть не забыл, что та, о которой он думает... может быть... Он нахмурился, вглядываясь во мрак сквозь дыру в обрушившейся стене. Кто-то приближался. Он все еще ничего не замечал... Или что-то послышалось? Инстинкт явно подсказывал ему, что в мертвом селении есть кто-то еще кроме него. Внезапно оказалось, что от арбалета нет никакого толку; если бы он сейчас попытался натянуть тетиву, то наделал бы слишком много шума. Подкравшись к двери, он выглянул во тьму. Потом вышел, прижимаясь к темной стене, с мечом наготове. Он двинулся в глубь селения, бесшумно, осторожно, избегая освещенных луной мест. Внезапно он замер, заметив среди хижин темную фигуру. Он быстро огляделся по сторонам, но никого больше не было видно. Он знал, что где-то в темноте должен быть кто-то еще. Темная фигура сделала несколько нерешительных шагов, после чего, словно поколебавшись, остановилась и неожиданно направилась прямо к нему. Лунный свет упал на волну темных волос. Ему стало страшно - ведь она не могла его видеть и тем не менее... Он крепче сжал рукоять меча, но в то же мгновение послышался приглушенный голос: - Это... я. Оружие выпало из его руки. Он даже на секунду не подумал о том, что это может быть какая-то хитрость, ловушка... Он знал. Он нашел ее. Они бросились навстречу друг другу. Он схватил девушку в объятия и прижал к себе, чувствуя, как колотится ее сердце. - Как ты узнала?.. - выдавил он. Неожиданно она оттолкнула его, и в лунном свете он увидел ее лицо, столь хорошо ему знакомое и вместе с тем - совершенно чужое. - Не спрашивай, - проговорила она столь враждебным тоном, что он оцепенел. - Никогда меня ни о чем не спрашивай! Старик задумчиво молчал. - Я не спрашивал... - горько сказал Раладан. - Это была не она, не та, кого я знал... Я до сих пор не знаю, что произошло там, на краю леса, хотя очень хотел бы знать, ибо это может быть важно для ее безопасности. Я не знаю, отчего сгорел дом; не знаю, как она меня нашла; не знаю, как она узнала меня в темноте. Хотя то, что я сегодня услышал от тебя, господин... многое, пожалуй, объясняет. Однако я до сих пор по-настоящему понимаю лишь одно: то, что девушки, которую я знал, не стало. Вместо нее теперь другая, враждебно настроенная ко всему, и ко мне тоже... и к самой себе. Ты уверяешь меня, господин, что в этом нет ничего необычного. Может быть, для тебя это так, господин. Я же до сих пор не понимаю. И до сих пор задаюсь вопросом: как это случилось? Столь внезапно? Горбун кивнул: - Помни, сын мой, что я говорил о тетиве лука. Я могу лишь догадываться, но наверняка не ошибусь, если скажу, что нападение на ее дом было подобно удару ножом в руку, эту тетиву держащую. Что-то позволило вырваться на свободу ненависти этой девушки, и наверняка она сама не понимает каким образом. Раладан снова горько улыбнулся, после чего заговорил, сначала медленно, потом все быстрее и громче: - Я вынужден верить тебе, господин... Но скажи, что мне теперь делать? Это не может продолжаться вечно. Я не могу оставить ее одну; когда я возвращаюсь, она близка к помешательству... С каждым днем все хуже и хуже. Я вижу, что мое присутствие... Старик молчал. Раладан тяжело дышал от возбуждения. - Пойми, сын мой, - послышался наконец ответ, - это не человек. Все чувства, которые ты испытываешь, - это чувства к Гееркото, Рубину Дочери Молний... - Нет, господин, - прервал его Раладан. - Это неправда. Твои знания неизмеримы, но это неправда. Ридарета в определенной степени - человек, не только Рубин. Если бы она всегда была только Рубином! Тогда она поступала бы так же, как и ее дочь-сестра, стремилась к какой-то цели, может быть и низменной, но поверь мне, господин, что я не делю мир на черное и белое, я хочу ей добра, неважно, какого оно будет цвета! Но то, что осталось в ней от той, шестнадцатилетней девушки, похищенной из маленькой деревушки, все еще живо. Оно и борется, и проигрывает... Она страдает, господин... и впадает в безумие. А я не в силах ей помочь. Он неожиданно отвернулся. - Если нечто пробудило в ней силы Рубина, то нечто может их и усыпить, - приглушенно произнес он. - Скажи, господин, что это, и больше мне ничего не нужно. Горбун задумался. - Шар Ферена, - коротко ответил он. Лоцман повернулся к нему; в глазах его блеснула надежда. - Шар Ферена, - повторил старик. - Самый могущественный из Светлых Брошенных Предметов. Но действие его... может быть разным. - Что это значит? - Это значит, что он может принести ей смерть. Наступило короткое молчание. - Все Шары одинаковые, - продолжил старик, - и мощь каждого из них значительно превышает мощь Рубина. Рубины, однако, разные, и этот - не обычный Рубин, но Рубин гигантский: это Риолата, королева Рубинов... Шар Ферена не может проиграть, однако трудно оценить, сможет ли он выиграть. Еще одно: мощь Рубина одна, но находится в трех телах. Похоже, младшие дочери Демона стремятся к некой цели... или же только одна из них, ведь судьба другой тебе неизвестна?.. Раладан наклонил голову. - Тем более, моряк. Если действует только одна из сестер, то тем более важно знать ее цель... Я не знаю, что это за цель. Законы Всего говорят об Агарах, но Законы Всего не слишком ясны... - Не понимаю, господин. Что такое Законы Всего? - Набор правил. Описание связей между Шернью и ее миром. Иногда они касаются возможных событий, но лишь возможных. Если что-то возможно, то не значит, что оно неизбежно. Понимаешь? - Нет, господин... не вполне. - Законы Всего крайне редко принимают форму Пророчеств. Я музыкант и проповедую Законы Всего в своих песнях, но Законы эти редко правдивы до конца... Оставим это, сын мой. Тебе вовсе не нужно это понимать. Достаточно знать, что Агары наверняка будут залиты кровью, так говорят Законы, а Рубин стремится их исполнить. Что произойдет потом - можно лишь догадываться. Однако Агары лишь начало некоего большего зла, и нужно, чтобы ты помог Рубину. Раладан смотрел на него, мало что понимая. Старик невозмутимо пояснил: - Нужно, чтобы всеуничтожающая сила Рубина нашла выход. Чем большую часть его мощи используют те две сестры (или одна, поскольку судьбы другой мы не знаем), тем меньше ее останется в Ридарете. Тогда принеси ей Шар. Сначала, однако, сделай все, чтобы исполнились планы младшей дочери. - Значит, я должен... - Да. Ты должен ей помочь. Всем, чем только сможешь. - Это невозможно, господин. Ты требуешь неисполнимого. Ни одна из них не примет этой помощи... а уж тем более _она_... - Послушай меня, сын мой. Возможно, что Риолата избавилась от сестры. Убила ее, скажем так, чтобы было понятнее. Конечно же, это вполне возможно. Тело - это только тело, мощь Рубина будет его оживлять, но лишь до тех пор, пока тело это будет существовать. А ведь его можно уничтожить без остатка. Хотя бы огнем. Раладан почувствовал, как его пробирает дрожь. - Если Риолата и в самом деле так поступила... Ты спрашиваешь, что из этого следует? Очень многое! Сила Рубина, разделенная до этого на три части, теперь заключена лишь в двух телах. Таким образом, в каждом из них ее больше, чем было прежде. Ее труднее победить. И вместе с тем все действия Риолаты может поддержать лишь сила Ридареты. Нужно сделать так, чтобы силы этой осталось в теле Ридареты как можно меньше, тогда сила Шара Ферена сможет победить оставшуюся часть и занять ее место, а не сгореть в неравной борьбе. Как же можно этого достичь? Создав младшей сестре достаточно широкий простор для действий, чтобы силы, содержащейся в ней самой, уже не хватило... Понимаешь, сын мой? Если на каждом из нас лишь часть доспехов, а я, бросаясь в битву, одолжу у тебя твою часть, то ты останешься беззащитным. Понимаешь? - снова спросил он. - Если даже и понимаю... Повторяю, господин: ни одна из дочерей Ридареты не примет моей помощи! - А я тебе говорю, сын мой, что ты ошибаешься. Ты снова доверяешь внешнему впечатлению, не пытаясь добраться до сути. Мощь Рубина, как я уже говорил, слепа, но неудержимо стремится ко всему, что ей благоприятствует. А кроме того, - подчеркнул старик, - из твоих воспоминаний ясно следует, что ты обладаешь немалой властью над этими женщинами. Одна из них была в тебя влюблена, моряк. Не знаю, может быть, даже обе. Раладан, онемев, смотрел на него. - Вот слепец, - вполголоса проговорил старик. - Не видит вещей огромных, как Просторы. Лоцман продолжал молчать, не в силах связать двух слов. - Кто тебе сказал, - продолжал старик, видя царящий в его мыслях хаос, - что любовь должна быть доброй? Ради Шерни, моряк, во имя этого чувства в мире совершено было больше преступлений, чем во имя чего-либо иного, не считая, может быть, власти! Это самое коварное, жестокое и убийственное чувство, какое только может овладеть человеком, ибо оно пробуждает в нем другие, а именно зависть, ревность и гнев. Все доброе, что есть в этом чувстве, касается лишь единственной живой души. Так что подумай, сын мой, прежде чем называть добрым это нечто, которое, по сути, есть не что иное, как убогая, извращенная дружба - само по себе чувство возвышенное и прекрасное. Говорю тебе, без любви мир был бы намного счастливее, при условии, что в нем осталась бы дружба. - Нет, ради Шерни... - проговорил Раладан, думая совсем о другом. - Не могу поверить, что они... Старик встал. - Тем не менее. Раладан понял, что разговор окончен. - Кто ты, господин? Тот, который все знает... Почему ты скрываешься под личиной бродячего музыканта? - Скрываюсь? Но я и есть музыкант! - ответил горбун, беря инструмент. - Похоже, однако, ты кое-что мне принес, моряк? Раладан встал, лихорадочно вытаскивая кошелек с золотом. Старик принял его с явным удовольствием. - Даром тут не кормят, - спокойно сказал он. - Даже музыкантов. Теперь - скажи еще раз, как тебя зовут. Лоцман поднял с пола плащ, рассеянно перебрасывая его с руки на руку. - Раладан. Горбун наклонил голову. Лоцман продолжал стоять, словно хотел еще о чем-то спросить, но почувствовал, что на этот раз ответа не будет. - Прощай... господин. Старик остался один. Он долго стоял опустив голову. Когда он ее наконец поднял, на устах его блуждала полуулыбка. - Раладан... Он чуть прикрыл глаза. - Прощай, князь, - произнес он в пустоту. - Прости, что я тебя обманул... но ты должен поступать в соответствии с Законами Всего. Твое предназначение - поддерживать Темные Полосы, ибо для этого Просторы отдали тебя миру. Он крепче сжал инструмент и вышел из каморки. Черная, отвратительная ночь полна была звуков: то приближавшегося, то отдалявшегося воя и лая собак, плеска стекающей с крыш воды, шума и свиста ветра, несшего мокрый, смешанный с дождем снег. Раладан кружил по улицам, не находя себе места, но наверняка не нашел бы его нигде на свете. Порой ему казалось, что стоило бы бросить меч, упасть в вязкий сугроб и ждать псов... Несколько раз он направлялся в сторону порта, ощупывая одежду в поисках золота, которым можно было бы заплатить за поездку - куда бы то ни было... Наконец он прислонился к холодной стене дома в переулке, с закрытыми глазами мысленно взывая к тому, кто превратил его жизнь в клетку, из которой не было выхода. "Капитан, - говорил он, - ты несколько раз спасал мне жизнь... Неужели затем, чтобы присвоить ее себе? Ты получил свое; зачем же ты его отдал?! Ради Шерни, твоя последняя воля стала проклятием! Права была Ридарета: все, что с тобой связано, несет гибель! Повторяю вслед за твоей дочерью: пусть поглотит тебя море! И освободи меня, ибо я больше не хочу тебе служить!" Черная мокрая стена без единого звука принимала удары его кулаков. Он стоял сжавшись в комок, словно нищий, словно бездомный бродяга. Какой-то голос, похожий на голос горбатого старика, казалось, отвечал: "Глупец! Ты не ему служишь, но ей! Ты сделал все, чего пожелал Демон, но теперь даже его приказ не разделил бы тебя и эту девушку! Ибо то, что ты чувствуешь, когда ее видишь, - единственное светлое пятно в твоей жизни! У тебя нет цели и никогда не было - кроме нее! Она тебе больше чем дочь, и ты желаешь ей счастья, хотя вас и не связывают кровные узы! Неужели ты этого не понимаешь, глупец из глупцов?" Он снова двинулся по улице, все быстрее и быстрее, подставив лицо липким хлопьям снега. "Что за жизнь ты вел прежде? Все зло, которое ты творил, также и добро - растаяли, растворились, не служили никому и ничему, даже тебе. Теперь ты хотя бы знаешь, ради чего живешь. Действуй же, борись! Если сдашься, если откажешься от борьбы - что тебе останется? Ничего!" - Ничего! - сказал он, поднимая лицо к небу. Потом наклонился, набрал полные горсти снега и погрузил в него лицо. - Ничего... 40 Сила, сломившая ее волю, желала быть видимой всем. По мере того как девушка переставала быть собой, росла ее неистовая враждебность ко всему окружающему, к себе же самой - уменьшалась. Однако зло в качестве символа своей растущей мощи выбрало лицо и тело Ридареты. Она становилась все красивее, чувственнее, все более вызывающей; Раладан никогда не испытывал к ней физического влечения, поскольку действительно видел в ней дочь и ни в коем случае не любовницу, но, будучи мужчиной, не мог не заметить изящных очертаний груди, невообразимо пышных волос, гладкой, без единого изъяна, кожи, белизны зубов, формы рта, движений бедер при каждом шаге и рук при каждом жесте... Уже десяток раз он видел в ней законченное совершенство - и каждый раз ошибался! Достаточно было оставить ее на день-два, а когда он возвращался - она была еще прекраснее. Его это пугало, поскольку она привлекала внимание; он все больше опасался взглядов, которые она неизбежно к себе притягивала, - одноглазая красавица с обещанием во взгляде, с затаенным в очертаниях губ желанием и осознанием собственной красоты, проявлявшимся в каждом движении, осознанием, сбивавшим с толку самых смелых... И это было самое худшее. Ибо красота ее, растущая день ото дня, не была одним лишь торжествующим криком злой силы. Это было также ее оружием, позволявшим демонстрировать собственное превосходство, презрение к любой другой красоте, тщеславие и самолюбование. Она часами смотрелась в зеркало, потом требовала украшений, платьев, снова украшений... Ради всех морей Шерера! Где он мог взять эти украшения? Она требовала их, одновременно приходя в ярость, когда он хотел оставить ее одну. Серебро между тем не валялось на улицах. Нужно было его добыть, и вовсе не для украшений, но на еду! Приходилось воровать и грабить. Нет, ему не нужны были слова старика, чтобы понять - девушка находится во власти сил, которым нелегко противостоять. Только теперь он знал их природу. Знал - хотя до сих пор не понимал до конца. Четыре дня спустя после встречи со стариком Раладан возвращался из путешествия. Путешествия в Дорону... Уже неделю с лишним они жили в вонючей каморке, которую он снял за гроши в одном из домов в предместьях Багбы. Однако он знал, что и здесь они надолго не задержатся. Уже сейчас вся улица гудела от слухов о переодетой магнатке, сбежавшей с любовником от преследований мужа. Нужно было убираться, и быстро. К счастью, именно теперь это перестало иметь какое-либо значение. План, повергавший в ужас его самого, но, похоже, единственный возможный, был готов. Он с дрожью перешагивал порог, зная, что его ждет очередной скандал, в котором, быть может, одних слов для нее будет недостаточно. Придется сопротивляться, чтобы она не схватила его за горло, как в то утро, когда он вернулся от старика. Бывало такое и раньше. Хотя порой, когда он возвращался, она встречала его сердечными объятиями, лишь плача и не в силах вымолвить ни слова... Это было еще хуже. Однако на этот раз его ждало нечто такое, чего он не мог предвидеть. Убогая коптилка, наполненная самым отвратительным маслом, догорала на столе, отбрасывая круг тусклого света. Он огляделся по сторонам, сделал два шага и... припал к неподвижно лежащему телу. - Ради Шерни, госпожа! Сердце подскочило к его горлу, и в то же мгновение он ощутил терпкий запах вина и смрад рвоты. - Ради Шерни... - повторил он. Она была пьяна в стельку. Ему никогда прежде не приходилось видеть ее такой, и он не допускал и мысли о том, что когда-либо увидит. - Ради Шерни! - повторил он в третий раз. - Подожди, девочка моя... Схватив ведро, он выбежал на улицу. Вскоре он вернулся с ведром, полным ледяного месива. Рванув заблеванное платье, он вывалил содержимое ведра на спину и голову лежащей без сознания девушки, потом перевернул ее навзничь и начал возить туда-сюда, вытирая пол волосами, словно тряпкой. Она дернулась, что-то хрипло бормоча; он втер две горсти ей в щеки и еще две в голые груди, затем отволок ее на постель и прислонил к стене. Она смотрела на него затуманенным взглядом, однако его узнала. - Ра... ладан... Он снова вышел, принес новую порцию серо-белого снега и встал перед своей подопечной. - Что это значит, госпожа? - мягко спросил он. Она криво улыбнулась. Взяв ведро за дно и за край, он вывалил ей в лицо все, что в нем было. Тяжесть смешанного с водой снега отбросила ее голову к стене так, словно ее ударили пустым кувшином. Он услышал звук удара и ее крик. Она схватилась за голову, затем вскочила, собираясь выцарапать ему глаза. Сегодня, однако, чаша его терпения переполнилась, слишком многое необходимо было сделать, чтобы терпеть любое препятствие на своем пути. Впрочем, он уже имел вполне определенную цель... Чтобы ее достичь, он в любом случае вынужден был прибегнуть к грубой силе. Он ударил ее по лицу с такой силой, что сел бы даже мужчина. Она во второй раз отлетела к стене, схватилась за щеку и - почти уже трезвая - уставилась на него. До сих пор она не произнесла ни слова. - Что это значит, госпожа? - повторил он, на этот раз с издевкой. - Значит, иначе ты не понимаешь? В чем дело? Ты не думала, что я на подобное решусь? Сюрприз за сюрпризом! - Я тебя убью, - глухо проговорила она. - На кого ты поднимаешь руку? За кого ты меня принимаешь, господин? Кто я, по-твоему? Он выдернул из-под стола опрокинутый табурет и сел. - Рубин, - сказал он. - Рубин Дочери Молний. Теперь уже - только он, и ничего больше, не так ли? Наступила долгая, очень долгая тишина. Девушка смотрела ему в глаза с ужасом, отчаянием и - чем-то еще, для чего он не мог найти названия. - Значит, ты знаешь? Внезапно закрыв лицо руками, он начал ожесточенно его тереть. - Ради Шерни, девочка, - сказал он, опуская руки и делая глубокий вдох. - Знаю, но почему так поздно? Она отвернулась, прикусив губу. Из ее груди вырвался вздох, похожий на сдавленный всхлип. - Теперь послушай, - сказал он. - Слушай, так как еще немного - и ты опять перестанешь быть собой. Я не упрекаю тебя за то, что ты хранила все в тайне, несколько дней назад я понял, что это не твоя вина. Та дрянь хотела, чтобы никто о ней не знал. Но теперь я хочу вышвырнуть ее из тебя, и я это сделаю, клянусь всеми морями Шерера. Я сделаю это даже вопреки твоему желанию, ибо никто на свете не в силах определить, где заканчиваешься ты и начинается Рубин. - Это невозможно, - прошептала она. - Он заменил... - Знаю. Я знаю даже больше, чем ты. Есть способ. - Невозможно, - повторила она, но _это_ уже возвращалось. В голосе ее звучала угроза. Он молча смотрел на нее. - Невозможно, - прохрипела она, сжимая кулаки. Он ударил ее во второй раз. 41 Если речь шла о тайных встречах, то лучшего места для них, чем Берег Висельников, было просто не найти. Однако зимой добраться до него было нелегко. Что ж, Раладан уже проделал долгий путь - из Багбы до Дороны, и последний отрезок этого пути показался ему не самым худшим. Едва он спешился, его тут же окружили несколько вооруженных детин. Он отдал им оружие еще до того, как они этого потребовали. - Пусть кто-нибудь последит за лошадьми, - велел он. - Не развьючивать! Ваша госпожа прибыла? - Ее благородие Семена ждет, - коротко ответил коренастый мужчина, судя по всему главный. - Не развьючивать лошадей! - приказал он своим людям, исполняя требование лоцмана. Раладана повели в сторону дома. Последний раз он видел ее там, в сокровищнице Демона, и не думал, что ему когда-либо еще доведется ее увидеть. Судьбе, однако, было угодно распорядиться иначе. Она сидела за столом. Когда он вошел, она бросила на него короткий взгляд, тряхнув в беспорядке падающими на глаза волосами. Он едва не отшатнулся: ее красота была столь же пламенной, как и красота Ридареты! Никогда еще они не были столь похожи друг на друга. Двое из его провожатых обошли вокруг стола, встав за спиной женщины. Двое других заняли места у дверей. - Раладан, - лениво проговорила она с легкой улыбкой, - что ты опять затеваешь? Ради всех сил, когда мне доложили, что ты желаешь встретиться со мной, я просто не могла поверить! Она подняла голову, снова тряхнув волосами. Он посмотрел ей в глаза и увидел в них радость - неподдельную и искреннюю. - Ради Шерни, - сказала она, - сколько же бессонных ночей я провела, думая о том, как заполучить твою голову! Ты не мог раньше известить меня о том, что она явится ко мне сама? Да еще таща вместе с собой все остальное? Она послала ему улыбку - кокетливую и вызывающую. Он знал, что предстоит не обычный разговор... но так забавляться, так притворяться не умел никто из знакомых ему людей. Он вспомнил далекие как в пространстве, так и во времени Агары и светловолосую женщину, которую считал выдающейся интриганкой. Где там! В ее взгляде" и в самом деле не было _ничего_, кроме радости, доброты и... сентиментальности. Он опустил глаза. - Я пришел, ибо хочу служить тебе, госпожа. - О, великолепно! Что ж, послужи мне советом: не знаю, зажарить ли тебя живьем или содрать шкуру? Или, может быть, четвертовать? Хотя бы скажи, с чего мне начать? Он поднял взгляд. От ее доброты не осталось и следа. Она задавала вопросы. И это были не шутки. Внезапно ему показалось, что его расчет может не оправдаться. Все, что он хотел ей предложить, было основано на убеждении, что в большей или меньшей степени он может быть ей полезен. Однако похоже было, что она готова скорее отречься от всех своих зловещих намерений, чем выпустить его отсюда живым. Возможно, это была лишь игра, чтобы его запугать. Если так - играла она отменно. Он попросту видел, что она жаждет крови. Его крови. Отступать, однако, было уже поздно. - У меня есть доказательства и гарантии, что я буду служить тебе верой и правдой. Казалось, она его не слушала; кивнув одному из своих людей, она начала что-то шептать ему на ухо. - Прикажи принести мой багаж, госпожа! - сказал он уже громче. И слова его прозвучали убедительнее, чем он сам ожидал. Продолжая что-то шептать на ухо детине, она кивнула стоявшим у дверей. Потом, подперев подбородок рукой, безо всякого выражения уставилась на него. Раладан стоял ничем не выдавая собственных чувств. Двое вернулись, неся большой сверток. Они развернули его, и Раладан понял, что такого они не ожидали! Ридарета, крепко связанная, с кляпом во рту, неподвижно лежала на боку. Глаза ее были закрыты. Она тяжело дышала. - Ради Шерни, - нарушила тягостное молчание Семена, вставая из-за стола, - должна признаться, такой игры я не понимаю... - Понять ее очень легко, - негромко сказал Раладан. - Эта девушка повредилась умом. Она до сих пор для меня как дочь, но я не в состоянии убивать людей так быстро, как это необходимо для того, чтобы сохранить ее существование в тайне от тебя. У меня нет золота, чтобы надежно ее спрятать, и взять его мне негде. Должен признаться, я хотел бежать в Дартан, но она добровольно не поедет, а связанную я могу ее везти ночами на конском хребте, три дня... не больше. В каком порту меня возьмут на корабль с брыкающимся свертком на спине? - Внезапно он заскрежетал зубами. - Так что забирай ее! Если желание мстить затмевает твой разум - убей ее. Однако тебе придется убить и меня. Может быть, однако, ты все же сочтешь, что Раладан может тебе пригодиться. Вот она - гарантия моей верной службы. Если все же хочешь четвертовать меня, госпожа, - пожалуйста! Больше мне предложить нечего. Семена наконец пришла в себя. - Интересно, - пробормотала она. - Еще что-нибудь скажешь? Он кивнул: - Конечно. Я не бандит и не какой-то жалкий разбойник, хотя в последнее время мне приходилось быть и тем и другим. Я пират. Сокровища ты уже получила, я не сумел спасти их для нее. Больше нам сражаться не за что. Может быть, все же удастся объединить наши интересы? Я хочу, чтобы она была жива. Но я хочу снова служить какому-то делу. Тебя это не устраивает, госпожа? - Убрать, - мрачно велела она, показывая на лежащую без сознания женщину. Снова кивнув стоящему рядом детине, она что-то шепнула ему. Тот кивнул в ответ. Двое у дверей шагнули к лежащей. Лоцман схватил одного, поднял над головой, раскрутил и швырнул на пол. У второго он вырвал из руки меч и прикончил его одним ударом. Все произошло столь быстро, что, когда оставшиеся двое выбежали из-за стола, он стоял уже готовый к новой схватке, показывая на лежащую. - Стоять! - рявкнула Семена. - Я убью ее, - предупредил Раладан, - потом себя. Но сначала еще, может быть, этих двух придурков... Я не позволю ее забрать, не зная, договорились мы или нет. Итак, да или нет? - Я ведь могу тебя обмануть, - сказала она. - Нет, не можешь, - ответил он. - Ты шлюха, но для тебя это было бы чересчур низко. Я ведь тебя немного знаю, не правда ли? С детства. С того мгновения, когда ты появилась на свет. Она подошла ближе. Он преградил ей путь мечом, но она отвела клинок в сторону. - Не называй меня шлюхой. Никогда больше так не говори, Раладан. Она протянула руку. Поняв, он отдал ей меч. - Убрать, - повторила она, показывая на Ридарету. - А ты - на улицу, - повернулась она к лоцману. - Выходи наружу и раздевайся до пояса. Получишь тридцать палок. Согласен? После двадцати с чем-то ударов он перестал что-либо ощущать. Потом, когда его отпустили, он упал в мокрый снег. Те, что его только что били, помогли ему подняться. - Все честно? - спросила она. Он кивнул, чувствуя, как от незначительного движения лопается иссеченная кожа на спине. Боль вернулась. - Должно было быть тридцать, - хрипло сказал он. - Столько и было. - Плохо били. Пяти последних я не почувствовал... Пусть исправят. Что ж, оно того стоило! Она отступила на шаг, не в силах скрыть изумление. Державшие его люди что-то пробормотали - удивленно и с уважением. - За эти слова стоило бы отнять десяток... Ты опасный человек, Раладан. Похоже, я сама лезу в петлю, договариваясь с тобой. Она повернулась и ушла. Его усадили в седло. Он почти лежал на лошадиной шее; ехавший рядом широкоплечий предводитель эскорта взял его коня под уздцы. Мгновение спустя Раладан ощутил прикосновение железа. Ему протягивали рукоять меча. - Ты его заслужил, - коротко сказал мужчина. - Жаль, что ценой жизни нашего товарища. Но нам платят за то, чтобы мы умирали. Раладан вздрогнул, когда ему набросили плащ на обнаженную спину. Они двинулись шагом в сторону Дороны. 42 Новая, только что начатая игра беспокоила ее, но вместе с тем и захватывала... Какую партию на сей раз разыгрывал этот человек? Какова была его цель? Если бы он хотел ее убить, он воспользовался бы иными способами. Она легко могла поверить, что Раладан и в самом деле желает ей служить. Но почему? Рассказанная им история не внушала доверия. Он не мог вывезти ее в Дартан?! Смешно... Имея золото, можно было сделать и не такое, - неужели он действительно не мог добыть нужного его количества? Чушь. Она слишком хорошо знала лоцмана. Он лгал. Впрочем, прекрасно зная, что она ему не поверит. Значит, он скрывал от нее что-то еще. Что-то, о чем он не хотел или же не мог говорить в присутствии посторонних. Очередная ложь? Наверняка. Она была убеждена, что лоцман в самом деле хочет поступить к ней на службу, однако он наверняка преследовал какие-то собственные цели, частично совпадающие с ее целями... Однако что он мог о последних знать? Но было, должно было быть что-то, ради чего стоило идти на любой риск! Что-то, о чем она не имела понятия. Однако, раз лоцман придавал этому такое значение, имело смысл попытаться узнать больше. Этот человек не привык подставлять собственную шею ради слитка серебра. Речь должна была идти о чем-то крайне важном! Кроме того, часть сказанного все же была правдой: Ридарета и в самом деле повредилась разумом! Вряд ли она могла столь умело притворяться. Да и как долго можно притворяться? И зачем? Наконец, то, что он сказал в конце: что он не разбойник, а пират. Устраивало ли это ее? Конечно устраивало. Больше, чем все прочее! Да, это могло быть причиной. Для этого человека - это могло быть причиной. Однако не единственной, но одной из многих. "Ну, Раладан? - подумала она. - Что у тебя еще есть для меня? Какую еще ложь ты мне готовишь, не сомневаясь в том, что я ее приму? Мой дорогой?" Где-то в глубине души таилась догадка... Но столь наивная и смешная, что она сама ее стыдилась. - Дура ты! - рассерженно бросила она вслух. - Самая распоследняя дура! Она долго сидела прикрыв глаза и стараясь думать о чем угодно, только не о союзнике, которого только что приобрела. Она пыталась успокоиться, хотела идти к нему... Но сначала нужно было избавиться от остатков злости. Наконец она встала... и долго поправляла волосы, глядя в зеркало. Тут же сообразив, зачем и для кого она это делает, она снова с трудом сдержала гнев. Раладан лежал на животе в комнате для слуг, положив подбородок на руки. Обнаженная спина была иссечена длинными, еще свежими ранами. Когда она вошла, он повернул к ней голову. Она тряхнула волосами. - Как прошла ночь? - спросила она. - Все в той же позиции, - мрачно ответил он. Она свернула в комок кусок ткани, который принесла с собой, и смочила его в круглом оловянном сосуде. - Что это? - спросил Раладан. Она развернула ткань, прикрыв ему спину. Он глухо застонал. - Ром, - сладко шепнула она. - Когда-то Лерена мне говорила, что это хороший способ. Солдатский. - Может быть... - прошипел он сквозь зубы. - Но сразу... после ранения. Хотя... Она сняла тряпку с его спины и снова свернула ее, приложив еще несколько раз в разных местах. - Что ты сделала с Лереной? - поколебавшись, спросил он. Она отодвинулась от него. - Тебя не касается. Какое тебе дело до Лерены? - Никакого. Совершенно никакого. Год с лишним я служил на ее корабле. А когда-то... сажал ее себе на спину. Так же, как и тебя, госпожа. Она молчала. - Не твое дело! - наконец повторила она с неожиданной яростью. - Я хочу знать, жива ли она. - Не твое дело! - рявкнула она в третий раз, швыряя тряпку на пол. Раладан повернул к ней голову. - Что ты с ней сделала? - спросил он. - Бросила ее, закованную в цепи, в море? Сожгла? Закопала живьем в землю? - Раладан, - неожиданно спокойно сказала она, хотя и несколько сдавленным голосом, - не спрашивай меня о Лерене. Может быть... когда-нибудь я тебе расскажу. Но сейчас спрашивать буду я. Они долго смотрели друг на друга. - Хорошо, госпожа, - коротко ответил он и тут же добавил, тряхнув головой: - Не спрашивай. Там, на Берегу Висельников, я лгал. - Конечно, - кивнула она. - Я знаю. - Тогда, прежде чем все тебе рассказать, я хотел бы лишь спросить: почему? Почему ты взяла меня к себе на службу? Она немного подумала. - Не скажу, - просто ответила она. - А теперь я тебя слушаю. Раладан глубоко вздохнул. - Ты бессмертна, - сказал он. - Нет, это вовсе не означает, что тебя нельзя убить. Можно. - Он сел на постели, болезненно поморщившись. - Ты бессмертна, поскольку не умрешь так, как любой другой. Ты больше не будешь стареть. Смысл сказанного дошел до нее не сразу. Потом она внезапно схватила его за плечи. Она ходила по комнате, держась за голову. - Нет, Раладан. Это неправда, - говорила она. - Правда, госпожа. - Нет, Раладан. Неправда. - Ну хорошо. Будем считать, что я пришел потому, что не мог увезти ее в Дартан. Она не слушала. - Нет, Раладан. Это неправда. - Правда, госпожа. Неожиданно она накинулась на него: - Ты приходишь и заявляешь, что я какой-то там Рубин! Что я неживая! И я должна в это верить?! Думаешь, я умом тронулась? Он держал ее за запястья, пока она не перестала вырываться. - Нет, - убедительно проговорил он. - Ты обыкновенная восьмилетняя девочка, такая же, как и все прочие... Ты не срывала с неба Полос Шерни. Ты не уничтожала призрак "Морского Змея". А твоя сестра-близнец дышала через пупок, когда ты хотела ее задушить. Нет, госпожа. Ты не Рубин. Он с силой оттолкнул ее. Она стояла то поднимая ладони к вискам, то снова их опуская. - Но... как же так? - в отчаянии бросила она. Наконец превосходство было на его стороне. Но тут же ему совершенно неожиданно стало ее жаль. Еще совсем недавно он ненавидел эту девушку больше кого бы то ни было на свете... - Успокойся, госпожа, - сказал он. - Надо полагать, ты догадываешься, что я пришел не затем, чтобы сказать тебе все это и смотреть, как ты будешь себя вести. Дело касается нас обоих; меня потому, что я должен заботиться о Ридарете. Да сядь же, наконец! Если ты не в состоянии взять себя в руки, значит, я пришел зря. Она снова прижала руки к лицу, а когда их убрала, он увидел, что его тирада возымела действие. - Собственно, о чем-то подобном я догадывалась, - сказала она все еще несколько сдавленным голосом, но уже совершенно спокойно. - Я не знала, как назвать то, что дает мне эту силу, но и так понятно, что сила эта не берется из ниоткуда. Говори. Он кивнул: - Сила Рубина полностью тобой овладела, и ты не в силах ей противиться. Пока эта сила спит, но посмотри, однако, на Ридарету и подумай, что случится, когда эта сила проснется. И все же ей можно противостоять. Она выжидающе смотрела на него. - Нас ждет путешествие в Дурной Край, госпожа, - коротко сказал он. - В Безымянную Землю, где родился Рубин. Мне сказали, что лишь там я найду ответы на все вопросы. Она не сводила взгляда с его лица. - Наверняка ты спросишь, почему бы мне не отправиться туда одному? Но как, госпожа? Вплавь? Нужен корабль, нужны люди... У тебя все это есть. Есть у тебя и личная заинтересованность в том, чтобы организовать подобную экспедицию. Вот истинная причина, по которой я к тебе пришел. - Откуда мне знать, что ты не лжешь? Где доказательства, Раладан? - Доказательства чего, госпожа? Что тобой и Ридаретой овладела одна и та же сила? Возьми нож и перережь ей горло. Посмотрим, получишь ли ты что-либо, кроме быстро заживающего шрама. - Я хочу видеть человека, который все это тебе рассказал. - А я что, хочу чего-то другого? Я же тебе говорю: плывем в Дурной Край! - Он там? - Туда он собирался. Насколько мне известно, родина Посланников - Дурной Край, а не Гарра. - Что он искал здесь? Слишком уж невероятна эта ваша встреча, - подозрительно заметила она. Раладан развел руками. - Чего искал? Не знаю! - со злостью проговорил он. - Но я знаю, чего ищешь ты - очередных придирок! Неужели ты, госпожа, в самом деле не в состоянии хоть немного подумать? Разве что-то нас до сих пор разделяло? Какая-то враждебность, идущая от самого сердца? Наоборот! Если бы не с