Оцените этот текст:


   -----------------------------------------------------------------------
   Журнал "Техника - молодежи". Пер. с польск. - Р.Матвеева.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   - Работа хорошая, - говорили старшие дежурные, и Макинто в глубине души
признавал их правоту. Но он не любил свою работу. По  многим  причинам.  В
основном потому, что она была действительно хорошей, спокойной, и  потому,
что коллеги, четверть жизни просидевшие на дежурствах, так ее хвалили.
   Обязанности  дежурного  были  очень  просты  -  сиди  себе,  и  только.
Остальное - работу, о которой техник Пабле говорил, что неизвестно, где ее
начало, а где конец, - исполняли автоматы. Пабле приходил  раз  в  неделю,
чтобы осмотреть радиоприемную аппаратуру. В среднем это занимало  четверть
часа, остальным рабочим временем он мог  распоряжаться  свободно.  Макинто
завидовал ему, пока не узнал, что техник все остальные дни недели торчал в
мастерской, где работы почти не было, да и была она  еще  скучнее,  чем  в
обсерватории. Потому что в обсерватории хоть иногда что-то да происходило.
Например, в среднем два раза в неделю включался  зуммер,  и  хотя  заранее
было  известно,  что  это  опять  ложная   тревога,   сама   необходимость
проанализировать поступивший сигнал позволяла убить время.
   Бывало,  что  старшим  коллегам  Макинто  надоедало  слушать   читающий
аппарат, а по видео шел малоинтересный публицистический блок.  Тогда  они,
пользуясь монтажным столом и архивными  пленками,  писали  так  называемую
космическую музыку. Из зарегистрированных импульсов  и  потоков  сигналов,
принятых радиотелескопом из  Галактики,  выбирали  и  объединяли  наиболее
интересные, по их мнению, отрывки. Так иногда  появлялись  произведения  с
удивительной  мелодической  линией.  Самое  красивое  из  них  (по  мнению
большинства работников обсерватории) -  им  страшно  гордился  его  автор,
старший дежурный Хеннес, - называлось "Симфония пульсара РР Лира".
   Подобные творческие пробы Макинто считал проявлением детства, а причину
почти поголовного увлечения ими усматривал в  монотонности  работы.  Он  с
тревогой думал о своем будущем и часто упрекал себя в том, что,  имея  все
условия, не пишет диссертацию или, что сейчас страшно модно,  какую-нибудь
научную работу. Конечно, сразу после учебы, когда он еще радовался диплому
радиоастронома, у него была масса планов, и именно для  их  реализации  он
устроился в обсерваторию.
   Но  работа,  которую  он  исполнял,  делала   безвольным,   опустошала.
Достаточно было взглянуть на постную физиономию  Гулла,  которого  Макинто
обычно сменял, сесть к пульту и послушать монотонное гудение аппаратуры.
   - Есть что-нибудь новое? - спрашивал Макинто, потому что так  повелось.
Этот риторический вопрос стал традиционным.
   - Одна "молния" от архангела Гавриила и хоровое пение с группой цефеид.
   Это мрачная шутка, которую Макинто знал наизусть и к которой был всегда
готов, каждый раз его раздражала. Он постоянно обещал  себе  поговорить  с
Гуллом, но кончалось тем, что Макинто молча падал в теплое еще кресло и  с
миной мученика ждал, пока Гулл уберется к черту, что тот и делал  довольно
быстро и охотно.
   Но сегодня Гулл задержался.
   - Обрати внимание на квадрат Кардашева, -  сказал  он,  -  в  нем  было
четыре тревоги.
   - Ого! - удивился Макинто. - А текст?
   Четыре сигнала за  смену  явление  необычное,  и  об  этом  можно  было
поговорить.  Макинто  приготовился  высказывать  различные  предположения,
выслушивать их от Гулла, то есть как-то скрашивать долгое дежурство.
   - Что-то невразумительное. - Гулл кивнул и вышел.
   Макинто даже обиделся - он  никакого  другого  ответа  и  не  ждал,  но
поговорить-то можно было. В то же время явное бегство Гулла привлекло  его
внимание к сигналам.
   Лаборатория принимала все диапазоны  радиоволн,  улавливаемые  системой
антенн с орбиты Земли. Особенное внимание обращалось на сигналы с частотой
от 2000 до 4000 мегагерц, которые наименее подвержены  искажениям,  о  чем
должна знать каждая научно-техническая цивилизация. А  так  как  неведомая
передача велась на этих частотах, то приняли ее довольно четко.
   Макинто проверил отдаленность радиоисточника от Земли. Получилось около
пятисот световых лет, что  в  пересчете  на  мощность  давало  величину  в
миллиард  раз  больше  достигнутой  в  мире.  Предположение,  что   данный
радиоисточник искусственного происхождения и его  активность  подтверждает
существование  научно-технической  цивилизации,   можно   было   исключить
полностью.  На  лекциях  ему  футурологию  не  преподавали,  а  в   работе
принимаются во внимание только факты.
   Удивляло лишь то, что никогда еще  не  принимали  сигнала  с  настолько
стабильной и узкой полосой  частот,  да  и  район,  из  которого  поступал
сигнал, считался зоной низкой активности радиоизлучения.
   Макинто оторвал  взгляд  от  осциллографа  и  вернулся  к  пеленгатору,
нацеленному на радиоисточник. Индикаторы однозначно  указывали  водородное
облако. Согласно закону Баррета-Хойла его мощность должна быть  несравнимо
меньше  мощности  принятого  сигнала,  а  наука   категорически   отрицала
возможность естественного и к тому же внезапного ее увеличения.
   Это определение "естественного" не давало Макинто покоя.  С  трудом  он
вспомнил гипотезу Хойла  -  как-никак  одного  из  крупнейших  авторитетов
астрономии и астрофизики XX  века,  приведенную  на  какой-то  лекции  как
пример  того,  к   чему   может   привести   чрезмерно   буйная   фантазия
исследователя.  Ибо  Хойл  утверждал,  что  разумные  существа,  достигшие
соответствующего уровня развития,  вполне  могут  использовать  водородные
облака для усиления радиоволн. Электростатическим  полем  в  облаке  нужно
было   создать   резонаторную   нишу   и   направить   в   нее   излучение
кристаллического мазера. Усиленный  в  миллион  раз  сигнал  устремится  в
пространство вдоль оси резонатора.
   Макинто пожал плечами. Если даже и так, то  почему  выбрана  отдаленная
солнечная  система,  когда  о  жизни  на  Земле  и  соседних  планетах  не
свидетельствовали абсолютно никакие радиосигналы (кроме шумов,  излучаемых
естественными источниками).  Так  было  в  то  время,  когда  этот  сигнал
отправился в сторону Земли.
   Резкий звук зуммера вырвал Макинто из задумчивости. Одного  взгляда  на
приборы хватило, чтобы обнаружить  причину  тревоги.  Линия,  определяющая
частоту выделенного сигнала, находилась на том же месте; частота  осталась
прежней,  но  салатовые  листики  оптического   индикатора   объединялись,
колебались  с  десяток  секунд,  потом   возвращались   в   первоначальное
состояние. Продолжалось это полчаса, ну, может, час  без  четверти.  Потом
наступил долгий перерыв.
   Это была уже пятая передача. Получалось что-то невообразимое:  с  точки
зрения здравого смысла это не мог быть естественный сигнал, с точки зрения
здравого смысла ни одному разумному существу не  должно  прийти  в  голову
посылать его к Земле и с точки зрения здравого смысла это  не  могло  быть
ничем иным.
   Но, вероятно, именно для этих случаев была  составлена  инструкция,  не
очень умная, по мнению сотрудников,  но  по  крайней  мере  обязывающая  к
действиям.
   Макинто прежде всего переписал на  магнитную  ленту  данные  из  памяти
компьютера. Теперь он должен  приготовить  весь  комплекс  информации  для
многопрограммного читающего устройства. Но вначале он решил переговорить с
Гуллом.
   Телефон в квартире Гулла не отвечал.
   Макинто отключился. Ему пришло в голову, что Гулл ждал этого  звонка  и
потому сбежал. Но чего он опасался? Если он нашел  правильный  путь,  если
ему удалось найти верный ключ и расшифровать сигнал, то  какого  черта  он
это скрыл? И где расшифрованные записи?
   Он машинально посмотрел на люк мусоропровода. Из него  торчал  прижатый
дверцей конец ленты. Макинто вытянул почти триста метров,  которые  спасло
от сожжения в излучателе то, что люк был слишком поспешно захлопнут.
   Торопливо намотал пленку  на  катушку  и  включил  воспроизведение.  На
верхней дорожке был записан сигнал в естественном виде.  Нижняя  заключала
перевод  этого  сигнала.  Макинто  уменьшил  громкость  зуммера,   который
продолжал издавать незначительно модулированные  звуки  с  интервалами  по
несколько  минут.  Трижды  прослушал  запись  и  ничего   не   понял.   Из
репродуктора  плыло  заунывное   низкое   гудение,   вдобавок   искаженное
механическими повреждениями пленки.  Тогда  он  увеличил  скорость.  Текст
звучал приблизительно так:
   - МА-МА... ТУТ... МА-МО-ЧКА... НО... НО... МА-ЛА... ЛЯ-ЛЯ...
   Теперь  Макинто  понял,  почему  Гулл  предпочел  не   делиться   своим
открытием. Хвастаться такой расшифровкой значило бы нарваться на насмешки.
А все-таки Гулл считает, что нельзя пренебречь этим сигналом, потому  что,
сдавая дежурство, не преминул сказать о нем.
   Следовало проверить, какой программой пользовались при первом переводе.
   6-ЭТА-М - зажглось на экране, когда  компьютер  проанализировал  пленку
Гулла.
   Макинто поместил свою катушку с записью на панель  шифратора,  отстучал
на перфораторе: "6-ЭТА-М" и нажал кнопку пуска. Пленка исчезла в  щели,  а
через секунду, уже закодированная, вплыла в  считывающее  устройство.  Еще
через пять секунд она была намотана  на  ту  же  катушку  и  расшифрована.
Минуту поколебавшись, он включил воспроизведение.
   Услышал как будто продолжение:
   - О... О... СЕ-СЕ... МО-Я... МА-МА... МА-МО-ЧКА...  НО...  СЕ...  СЕ...
ТИ-ХО... ТИ-ХО...
   В  пользу  гипотезы  Хойла,  если  рискнуть  и  принять   ее   всерьез,
свидетельствует исключительно неправдоподобный  скачок  мощности  сигнала,
излучаемого наблюдаемым  водородным  облаком.  Принятый  сигнал  мог  быть
случайным  набором  знаков  -  ведь  компьютер  располагал  сотнями  тысяч
программ, а значит, и почти любое множество импульсов,  подобранных  более
или менее случайно, мог перевести на человеческий язык.
   Макинто, как и другие дежурные, больше всего боялся оказаться  смешным.
Поэтому он смотал с катушки ленту и вместе с лентой Гулла  бросил  в  люк,
проследив, чтобы она не застряла в узком канале.
   Правда, сигнал навсегда записан в  памяти  компьютера,  но,  во-первых,
контроль этой памяти производился нерегулярно  и  бессистемно,  во-вторых,
никто не мог бы - на основании воспроизводимого текста перевода - обвинить
Макинто в небрежности.
   В неожиданно наступившей тишине до него  дошло,  что  гудение,  которое
последние четыре часа гнетуще  давило  на  его  уши,  вдруг  прекратилось.
Салатовые крылышки в оптическом индикаторе сузились до  линии  толщиной  в
волос, затем амплитуда волны спала до минимума. Но  что  хуже  всего  -  и
Макинто констатировал это с ужасом - исчезла кривая,  определяющая  полосу
частот сигнала, значит,  исчез  и  сам  сигнал!  Водородное  облако  вдруг
смолкло, будто его кто-то выключил.
   Макинто снова взялся за  работу.  Переписал  все  на  магнитную  ленту,
закодировал  по  программе  "6-ЭТА-М"  и   пропустил   через   считывающее
устройство. Установил регулятор  скорости  ленты  на  максимум  и  включил
перевод.
   По мере того как из репродуктора вытекали  слоги,  черты  лица  Макинто
искажала гримаса растущего изумления.
   - ЦЕ-ТЫ-ТЬ... ВЕДЬ... СТОЛЬ-КО... РАЗ... Я...  ТЕ-БЕ...  ГО-ВО-РИ-ЛА...
ЧТО-ВЫ... ТЫ... НЕ... И-ГРА-ЛА... ПА-ПИ-НЫМ... РА-ДИ-О-ТЕ-ЛЕ-ФО-НОМ.
   Макинто ошеломленно вглядывался в вертящиеся перед ним катушки.

Last-modified: Mon, 26 Mar 2001 16:10:35 GMT
Оцените этот текст: