"Золотой дракон", новый китайский атомокар. Мы спорили на три желания. Тогда казалось, что это самое главное, что это будет всегда - и зимой, и летом, и на набережной под белыми статуями, и в большом парке, и в театре, где она была очень красивая в черном платье с белым воротником и все время толкала меня в бок, чтобы я не хохотал слишком громко. Но однажды она не пришла, как мы договорились, и я по видеофону условился снова, когда я вернулся в школу. Я все не верил и писал длинные письма, очень глупые, но тогда я еще не знал, что они глупые. А через год я увидел ее в нашем клубе. Она была с какой-то девчонкой и не узнала меня. Мне показалось тогда, что все пропало, но это прошло к концу пятого курса, и непонятно даже, почему мне все это сейчас вспомнилось. Наверное, потому, что теперь все равно. Я мог бы и не думать об этом, но раз уж все равно... Гулко хлопнул люк. Голос Быкова сказал: - Ну что, Михаил? - Заканчиваем первый виток, Алешенька. Упали на пятьсот километров. - Так...- Было слышно, как по рубке пнули пластмассовыми осколками.- Так, значит. Связи с Амальтеей, конечно, нет. - Приемник молчит,- вздохнув, сказал Михаил Антонович.- Передатчик работает, но ведь здесь такие радиобури... - Что твои расчеты? - Я уже почти кончил, Алешенька. Получается так, что мы провалимся на шесть-семь мегометров и там повиснем. Будем плавать, как говорит Володя. Давление огромное, но нас не раздавит, это ясно. Только будет очень тяжело - там сила тяжести два-два с половиной "же". - Угу,- сказал Быков. Он некоторое время молчал, затем сказал:- у тебя какая-нибудь идея есть? - Что? - Я говорю, у тебя какая-нибудь идея есть? Как отсюда выбраться? - Что ты, Алешенька,- штурман говорил ласково, почти заискивающе.- Какие уж тут идеи! Это же Юпитер. Я как-то даже и не слыхал, чтобы отсюда... Выбирались. Наступило долгое молчание. Жилин снова принялся работать, быстро и бесшумно. Потом Михаил Антонович сказал: - Ты не вспоминай о ней, Алешенька. Тут уж лучше не вспоминать, а то так гадко становится, право... - А я и не вспоминаю,- сказал Быков неприятным голосом.- И тебе, штурман, не советую. Иван!- Заорал он. - Да?- откликнулся Жилин, заторопившись. - Ты все возишься? - Сейчас кончаю. Было слышно, как капитан идет к нему, пиная пластмассовые осколки. - Мусор,- бормотал он.- Кабак. Бедлам. Он вышел из-за кожуха и опустился рядом с Жилиным на корточки. - Сейчас кончаю,- повторил Жилин. - А ты не торопишься, бортинженер,- сказал Быков сердито. Он засопел и принялся вытаскивать из футляра запасные блоки. Жилин подвинулся немного, чтобы освободить ему место. Они оба были широкие и громадные, и им было немного тесно перед комбайном. Работали молча и быстро, и было слышно, как Михаил Антонович снова запустил вычислитель и замурлыкал. Когда сборка окончилась, Быков позвал: - Михаил, иди сюда. Он выпрямился и вытер пот со лба. Потом отодвинул ногой груду битых пластин и включил общий контроль. На экране комбайна вспыхнула трехмерная схема отражателя. Изображение медленно поворачивалось. - Ой-ей-ей,- сказал Михаил Антонович. "Тик-тик-тик",- поползла из вывода голубая лента записи. - А микропробоин мало,- негромко сказал Жилин. - Что микропробоины,- сказал Быков и нагнулся к самому экрану.- Вот где главная-то сволочь. Схема отражателя была окрашена в синий цвет. На синем белели рваные пятна. Это были места, где либо пробило слои мезовещества, либо разрушило систему контрольных ячеек. Белых пятен было много, а на краю отражателя они сливались в неровную белую кляксу, занимавшую не менее восьмой части поверхности параболоида. Михаил Антонович махнул рукой и вернулся к вычислителю. - Петарды пускать таким отражателем,- пробормотал Жилин. Он потянулся за комбинезоном, вытряхнул из него Варечку и принялся одеваться: в рубке снова стало холодно. Быков все еще стоял, глядел на экран и грыз ноготь. Потом он подобрал ленту записи и бегло просмотрел ее. - Жилин,- сказал вдруг он.- Бери два сигма-тестера, проверь питание и ступай в кессон. Я буду тебя там ждать. Михаил, бросай все и займись креплением пробоин. Все бросай, я сказал. - Куда ты собрался, Лешенька?- спросил Михаил Антонович с удивлением. - Наружу,- коротко ответил Быков и вышел. - Зачем?- спросил Михаил Антонович, повернувшись к Жилину. Жилин пожал плечами. Он не знал зачем. Починить зеркало в пространстве, в рейсе, без специалистов-мезохимиков, без огромных кристаллизаторов, без реакторных печей просто немыслимо. Так же немыслимо, как, например, притянуть Луну к Земле голыми руками. А в таком виде, в таком состоянии, как сейчас, с отбитым краем, отражатель мог придать "Тахмасибу" только вращательное движение. Такое же, как в момент катастрофы. - Чепуха какая-то,- сказал Жилин нерешительно. Он посмотрел на Михаила Антоновича, а Михаил Антонович посмотрел на него. Они молчали, и вдруг оба страшно заторопились. Михаил Антонович суетливо собрал свои листки и поспешно сказал: - Ну, иди. Иди, Ванюша, ступай скорее. В кессоне Быков и Жилин влезли в пустолазные скафандры и с некоторым трудом втиснулись в лифт. Коробка лифта стремительно понеслась вниз вдоль гигантской трубы фотореактора, на которую нанизывались все узлы корабля - от жилой гондолы до параболического отражателя. - Хорошо,- сказал Быков. - Что хорошо?- спросил Жилин. Лифт остановился. - Хорошо, что лифт работает,- ответил Быков. - А,- разочарованно вздохнул Жилин. - Мог бы и не работать,- строго сказал Быков.- Лез бы ты тогда двести метров туда и обратно. Они вышли из шахты лифта и остановились на верхней площадке параболоида. Вниз покато уходил черный рубчатый купол отражателя. Отражатель был огромен - семьсот пятьдесят метров в длину и полкилометра в растворе. Края его не было видно отсюда. Над головой нависал громадный серебристый диск грузового отсека. По сторонам его, далеко вынесенные на кронштейнах, полыхали бесшумным голубым пламенем жерла водородных ракет. А вокруг странно мерцал необычайный и грозный мир. Слева тянулась стена рыжего тумана. Далеко внизу, невообразимо глубоко под ногами, туман расслаивался на жирные тугие ряды облаков с темными прогалинами между ними. Еще дальше и еще глубже эти облака сливались в плотную коричневую гладь. Справа стояло сплошное розовое марево, и Жилин вдруг увидел Солнце - ослепительный ярко-розовый маленький диск. - Начали,- сказал Быков. Он сунул Жилину моток тонкого троса.- Закрепи в шахте,- сказал он. На другом конце троса он сделал петлю и затянул ее вокруг пояса. Затем он повесил себе на шею оба тестера и перекинул ногу через перила. - Вытравливай понемногу,- сказал он.- Я пошел. Жилин стоял возле самых перил, вцепившись в трос обеими руками, и смотрел, как толстая неуклюжая фигура в блестящем панцире медленно сползает за выпуклость купола. Панцирь отсвечивал розовым, и на черном рубчатом куполе тоже лежали неподвижные розовые блики. - Живее вытравливай,- сказал в шлемофоне сердитый голос Быкова. Фигура в панцире скрылась, и на рубчатой поверхности осталась только блестящая тугая нитка троса. Жилин стал смотреть на Солнце. Иногда розовый диск затягивала мгла, тогда он становился еще более резким и совсем красным. Жилин поглядел под ноги и увидел на площадке свою смутную розоватую тень. - Гляди, Иван,- сказал голос Быкова.- Вниз гляди, вниз! Жилин поглядел. Глубоко внизу из коричневой глади странным призраком выплыл исполинский белесый бугор, похожий на чудовищную поганку. Он медленно раздавался вширь, и можно было различить на его поверхности шевелящийся, словно клубок змей, струйчатый узор. - Экзосферный протуберанец,- сказал Быков.- Большая редкость, кажется. Вот черт, надо бы ребятам показать. Он имел в виду планетологов. Бугор вдруг засветился изнутри дрожащим сиреневым светом. - Ух ты...- невольно сказал Жилин. - Вытравливай,- сказал Быков. Жилин вытравил еще немного троса, не спуская глаз с протуберанца. Сначала ему показалась, что "Тахмасиб" летит прямо на протуберанец, но через минуту он понял, что корабль пройдет гораздо левее. Протуберанец оторвался от коричневой глади и поплыл в розовое марево, волоча за собой клейкий хвост желтых прозрачных нитей. В нитях опять вспыхнуло сиреневое зарево и быстро погасло. Протуберанец растаял в розовом свете. Быков работал долго. Несколько раз он поднимался на площадку, немного отдыхал и снова спускался, каждый раз выбирая новое направление. Когда он поднялся в третий раз, у него был только один тестер. "Уронил", - коротко сказал он. Жилин терпеливо вытравливал трос, упираясь ногой в перила. В таком положении он чувствовал себя очень устойчиво и мог озираться по сторонам. Но по сторонам ничего не менялось. Только когда капитан поднялся в шестой раз и буркнул: "довольно. Пошли.", Жилин вдруг подумал, что рыжая туманная стена слева - облачная поверхность Юпитера - стала заметно ближе. В рубке было чисто. Михаил Антонович вымел осколки и теперь сидел на своем обычном месте, нахохлившись, в меховой куртке поверх комбинезона. Изо рта у него шел пар - в рубке было холодно. Быков сел в кресло, упер руки в колени и пристально поглядел сначала на штурмана, потом на Жилина. Штурман и Жилин ждали. - Ты закрепил пробоины?- спросил Быков штурмана. Михаил Антонович несколько раз кивнул. - Есть шанс,- сказал Быков. Михаил Антонович выпрямился и шумно перевел дух. Жилин глотнул от волнения.- Есть шанс,- повторил Быков.- Но он очень маленький. И совершенно фантастичесикй. - Говори, Алешенька,- тихо попросил штурман. - Сейчас скажу,- сказал Быков и прокашлялся.- Шестнадцать процентов отражателя вышли из строя. Вопрос такой: можем ли мы заставить работать остальные восемьдесят четыре? Даже меньше, чем восемьдесят четыре, потому что процентов десять еще не контролируется - разрушена система контрольных ячеек. Штурман и Жилин молчали, вытянув шеи. - Можем,- сказал Быков.- Во всяком случае, можем попробовать. Надо скомпенсировать точку сгорания плазмы так, чтобы скомпенсировать асимметрию поврежденного отражаталя. - Ясно,- сказал Жилин дрожащим голосом. Быков поглядел на него. - Это наш единственный шанс. Мы с Иваном займемся переориентацией магнитных ловушек. Иван вполне может работать. Ты, Миша, рассчитаешь нам новое положение точки сгорания в соответствии со схемой повреждения. Схему ты сейчас получишь. Это сумасшедшая работа, но это наш единственный шанс. Он смотрел на штурмана, и Михаил Антонович поднял голову и встретился с ним глазами. Они отчетливо и сразу поняли друг друга. Что можно не успеть. Что там внизу в условиях чудовищного давления коррозия начнет разъедать корпус корабля и корабль может растаять, как рафинад в кипятке, раньше, чем они закончат работу. Что нечего и думать скомпенсировать асимметрию полностью. Что никто и никогда не пытался водить корабль с такой компенсацией, на двигателе, ослабленном по меньшей мере в полтора раза... - Это наш единственный шанс,- громко сказал Быков. - Я сделаю, Лешенька,- сказал Михаил Антонович.- Это нетрудно - рассчитать новую точку. Я сделаю. - Схему мертвых участков я тебе сейчас дам,- повторил Быков.- И нам надо страшно спешить. Скоро начнется перегрузка, и будет очень трудно работать. А если мы провалимся очень глубоко, станет опасно включать двигатель, потому что возможна цепная реакция в сжатом водороде.- Он подумал и добавил:- и мы превратимся в газ. - Ясно,- сказал Жилин. Ему хотелось начать сию же минуту, немедленно. Михаил Антонович протянул руку с коротенькими пальцами и сказал тонким голосом: - Схему, Лешенька, схему. На панели аварийного пульта замигали три красных огонька. - Ну вот,- сказал Михаил Антонович.- В аварийных ракетах кончилось горючее. - Наплевать,- сказал Быков и встал.  * Глава IV *  Люди в бездне 1. Планетологи забавляются, А штурман уличен в контрабанде - З-заряжай,- сказал Юрковский. Он висел у перископа, втиснув лицо в замшевый нарамник. Он висел горизонтально, животом вниз, растопырив ноги и локти, и рядом плавали в воздухе толстый дневник наблюдений и авторучка. Моллар лихо откатил крышку казенника, вытянул из стеллажа обойму бомбозондов и, подталкивая ее сверху и снизу, с трудом загнал ее в прямоугольную щель зарядной камеры. Обойма медленно и бесшумно скользнула на место. Моллар накатил крышку, щелкнул замком и сказал: - Готов, Вольдемар. Моллар прекрасно держался в условиях невесомости. Правда, иногда он делал резкие неосторожные движения и повисал под потолком, и тогда приходилось стаскивать его обратно, и его иногда подташнивало, но для новичка, впервые попавшего в невесомость, он держался очень хорошо. - Готов,- сказал Дауге от экзосферного спектрографа. - З-залп,- скомандовал Юрковский. Дауге нажал на спуск. "Ду-ду-ду-ду", - глухо заурчало в казеннике. И сейчас же - "тик-тик-тик" затрещал затвор спектрографа. Юрковский увидел в перископ, как в оранжевом тумане,сквозь который теперь проваливался "Тахмасиб", один за другим вспыхивали и стремительно уносились вверх белые клубки пламени. Двенадцать вспышек, двадцать лопнувших бомбозондов, несущих мезонные излучатели. - С-славно,- сказал Юрковский. За бортом росло давление. Бомбозонды рвались все ближе. Они слишком быстро тормозились. Дауге громко говорил в диктофон, заглядывая в отсчетное устройство спектроанализатора: - Молекулярный водород - восемьдесят один и тридцать пять, гелий - семь и одиннадцать, метан - четыре и шестнадцать, аммиак - один ноль один. Усиливается неотождествленная линия... Говорил им: поставьте считывающий автомат, неудобно же так... - П-падаем,- сказал Юрковский.- Как мы п-падаем... М-метана уже только ч-четыре... Дауге, ловко поворачиваясь, снимал отсчеты с приборов. - Пока Кангрен прав,- сказал он.- Ну вот, батиметр уже отказал. Давление триста атмосфер. Больше нам давление не мерять. - Ладно,- сказал Юрковский.- З-заряжай. - Стоит ли?- Сказал Дауге.- Батиметр отказал. Синхронизация будет нарушена. - Д-давай попробуем,- сказал Юрковский.- З-заряжай. Он оглянулся на Моллара. Моллар тихонько раскачивался под потолком, грустно улыбаясь. - Стащи его, Григорий,- сказал Юрковский. Дауге привстал, схватил Моллара за ногу и стащил вниз. - Шарль,- сказал он терпеливо.- Не делайте порывистых движений. Зацепитесь носками вот здесь и держитесь. Моллар тяжело вздохнул и откатил крышку казенника. Пустая обойма выплыла из зарядной камеры, стукнула его в грудь и медленно полетела к Юрковскому. Юрковский увернулся. - О, опьять!- сказал Моллар виновато.- Простите, Володья. О, этот невесомость! - З-заряжай, заряжай,- сказал Юрковский. - Солнце,- сказал вдруг Дауге. Юрковский припал к перископу. В оранжевом тумане на несколько секунд появился смутный красноватый диск. - Это последний раз,- сказал Дауге, кашлянув. - Ви уже три раза говорили последний раз,- сказал Моллар, накатывая крышку. Он нагнулся проверяя замок.- Прощай, Солнце, как говорил капитан Немо. Но получилось, что не последний раз. Я готов, Вольдемар. - И я готов,- сказад Дауге.- Может быть, все-таки кончим? В обсерваторный отсек, лязгая по полу магнитными подковами, вошел Быков. - Кончайте работу,- сказал он угрюмо. - П-поч-чему?- спросил Юрковский, обернувшись. - Большое давление за бортом. Еще полчаса, и ваши бомбы будут рваться в этом отсеке. - З-залп,- торопливо сказал Юрковский. Дауге поколебался немного, но все-таки нажал на спуск. Быков дослушал "ду-ду-ду" в казеннике и сказал: - И хватит. Задраить все тестерные пазы. Эту штуку,- он показал на казенник,- заклинить. И как следует. - А п-перископ-ические н-наблюдения в-вести нам еще разрешается?- Спросил Юрковский. - Перископические разрешается,- сказал Быков.- Забавляйтесь. Он повернулся и вышел. Дауге сказал: - Ну вот, так и знал. Ни черта не получилось. Синхронизации нет. Он выключил приборы и стал вытаскивать катушку из диктофона. - Иог-ганыч,- сказал Юрковский.- П-по-моему, Алексей что-то з-задумал, как ты думаешь? - Не знаю,- сказал Дауге и посмотрел на него.- С чего ты взял? - У н-него т-такая особенная морда,- сказал Юрковский.- Я его з-знаю. Некоторое время все молчали, только глубоко вздыхал Моллар, которого подташнивало. Потом Дауге сказал: - Я хочу есть. Где суп, Шарль? Вы разлили суп, мы голодны. А кто сегодня дежурный, Шарль? - Я,- сказал Шарль. При мысле о еде его затошнило сильнее. Но он сказал:- я пойду и приготовлю новый суп. - Солнце!- сказал Юрковский. Дауге прижался подбитым глазом к окуляру видоискателя. - Вот видите,- сказал Моллар.- Опьять Солнце. - Это не Солнце,- сказал Дауге. - Д-да,- сказал Юрковский.- Это, п-пожалуй, н-не Солнце. Далекий клубок света в светло коричневой мгле бледнел, разбухая, расплылся серыми пятнами и исчез. Юрковский смотрел, стиснув зубы так, что затрещало в висках. Прощай, Солнце, подумал он. Прощай, Солнце. - Я есть хочу,- сердито сказал Дауге.- Пойдемте на камбуз, Шарль. Он ловко оттолкнулся от стены, подплыл к двери и раскрыл ее. Моллар тоже оттолкнулся и ударился головой о карниз. Дауге поймал его за руку с растопыренными пальцами и вытащил в коридор. Юрковский слышал, как Иоганыч спросил: "ну, как жизнь, хороше-о?" Моллар ответил: "хороше-о, но очень неудобно". - "Ничего,- сказал Дауге бодрым голосом.- Скоро привыкнете". Ничего, подумал Юрковский, скоро все кончится. Он заглянул в перископ. Было видно, как вверху, откуда падал планетолет, сгущался коричневый туман, но снизу, из непостижимых глубин, из бездонных глубин водородной пропасти, брезжил странный розовый свет. Тогда Юрковский закрыл глаза. Жить, подумал он. Жить долго. Жить вечно. Он вцепился обеими руками в волосы и зажмурился. Оглохнуть, ослепнуть, онеметь, только жить. Только чувствовать на коже солнце и ветер, а рядом - друга. Боль, бессилие, жалость. Как сейчас. Он с силой рванул себя за волосы. Пусть как сейчас, но всегда. Вдруг он услышал, что громко сопит, и очнулся. Ощущение непереносимого, сумашедшего ужаса и отчаяния исчезло. Так уже бывало с ним - двенадцать лет назад на Марсе, и десять лет назад на Голконде, и в позапрошлом году тоже на Марсе. Приступ сумасшедшего желания просто жить, желания темного и древнего, как сама протоплазма. Словно короткий обморок. Но это проходит. Это надо перетерпеть, как боль. И сразу о чем-нибудь позаботиться. Лешка приказал задраить тестерные пазы. Он отнял руки от лица, раскрыл глаза и увидел, что сидит на полу. Падение "Тахмасиба" тормозилось, вещи обретали вес. Юрковский потянулся к маленькому пульту и задраил тестерные пазы - амбразуры в прочной оболочке жилой гандолы, в которые вставляются рецепторы приборов. Затем он тщательно заклинил казенник бомбосбрасывателя, собрал разбросанные обоймы от бомбозондов и аккуратно сложил их в стеллаж. Он заглянул в перископ, и ему показалось - да так оно, неверное, и было на самом деле, - что тьма вверху стала гуще, а розовое сияние внизу сильнее. Он подумал, что на такую глубину в Юпитер не проникал еще ни один человек, разве что Сережа Петрушевский, светлая ему память, но и он скорее всего взорвался раньше. У него тоже был расколот отражатель. Он вышел в коридор и направился в кают-компанию, заглядывая по пути во все каюты. "Тахмасиб" еще падал, хотя с каждой минутой все медленнее, и Юрковский шел на цыпочках, словно под водой, балансируя руками и время от времени делая непроизвольные прыжки. В пустынном коридоре вдруг разнесся приглушенный вопль Моллара, похожий на воинственный клич: "как жизнь, Грегуар, хороше-о?" Видимо Дауге удалось привести радиооптика в обычное настроение. Ответа Грегуара Юрковский не слышал. "Хороше-о", -пробормотал он и не заметил, что не заикается. Все-таки, хорошо. Он заглянул в каюту Михаила Антоновича. В каюте было темно и стоял странный пряный запах. Юрковский вошел и включил свет. Посреди каюты валялся развороченный чемодан. Никогда еще Юрковский не видел чемодана в таком состоянии. Так чемодан мог бы выглядеть, если бы в нем лопнул бомбозонд. Матовый потолок и стены каюты были заляпаны коричневыми, скользкими на вид кляксами. От клякс исходил вкусный пряный аромат. Мидии со специями, сразу определил Юрковский. Он очень любил мидии со специями, но они, к сожалению, были безусловно исключены из рациона межпланетчиков. Он оглянулся и увидел над самой дверью блестящее черное пятно - метеоритная пробоина. Все отсеки жилой гондолы были герметичными. При попадании метеорита подача воздуха в них автоматически перекрывалась до тех пор, пока смолопласт - вязкая и прочная прокладка корпуса - не затягивал пробоину. На это требуется всего одна, максимум две секунды, но за это время давление в отсеке может сильно упасть. Это не очень опасно для человека, но смертельно для контрабандных консервов. Консервы просто взрываются. Особенно пряные консервы. Контрабанда, подумал Юрковский. Старый чревоугодник. Ну, будет тебе от капитана. Быков не выносит контрабанды. Юрковский осмотрел каюту еще раз и заметил, что черное пятно пробоины слабо серебрится. Ага, подумал он. Кто-то уже прометаллизировал пробоины. Правильно, иначе под таким давлением смолопластовые пробки просто вдавило бы внутрь. Он выключил свет и вернулся в коридор. И тогда он ощутил усталость и свинцовую тяжесть во всем теле. О черт, как я раскис! - Подумал он и вдруг почувствовал, что лента на которой висел микрофон, режет шею. Он понял, в чем дело. Перелет заканчивается. Через несколько минут тяжесть станет двойной и над головой будет десять тысяч километров сжатого водорода, а под ногами шестьдесят тысяч километров очень сжатого, жидкого, твердого водорода. Каждый килограмм тела будет весить два килограмма, а то и больше. Бедный Шарль, подумал Юрковский. Бедный Миша. - Вольдемар,- позвал сзади Моллар.- Вольдемар, помогите нам везти суп. Очень тяжелый суп. Юрковский оглянулся. Дауге и Моллар, красные и потные, тащили из дверей камбуза грузно вихляющийся столик на колесах. На столике слабо дымились три кастрюльки. Юрковский пошел навстречу и вдруг почувствовал, как стало тяжело. Моллар слабо ахнул и сел на пол. "Тахмасиб" остановился. "Тахмасиб" с экипажем, с пассажирами и грузом прибыл на последнюю станцию. 2. Планетологи пытают штурмана, А радиооптик пытает планетологов - Кто готовил этот обед?- спросил Быков. Он оглядел всех и снова уставился на кастрюльки. Михаил Антонович тяжело со свистом дышал, навалившись грудью на стол. Лицо у него было багровое, отекшее. - Я,- несмело сказал Моллар. - А в чем дело?- спросил Дауге. Голоса у всех были сиплые. Все говорили с трудом, едва выталкивая из себя слова. Моллар криво улыбнулся и лег на диван лицом вверх. Ему было плохо. "Тахмасиб" больше не падал, и тяжесть становилась непереносимой. Быков посмотрел на Моллара. - Этот обед вас убьет,- сказал он.- Съедите этот обед и больше не встанете. Он вас раздавит, вы понимаете? - О черт,- сказал Дауге с досадой.- Я забыл о тяжести. Моллар лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Челюсть у него отвисла. - Съедим бульону,- сказал Быков.- И все. Больше ни кусочка.- Он поглядел на Михаила Антоновича и оскалил зубы в нерадостной усмешке.- Ни кусочка,- повторил он. Юрковский взял половник и стал разливать бульон по тарелкам. - Тяжелый обед,- сказал он. - Вкусно пахнет,- сказал Михаил Антонович.- Может быть, дольешь мне еще чуть-чуть, Володенька? - Хватит,- жестко сказал Быков. Он медленно хлебал бульон, по-детски зажав ложку в кулаке, измазанном графитовой смазкой. Все молча стали есть. Моллар с трудом приподнялся и снова лег. - Не могу,- сказал он.- Простите меня, не могу. Быков положил ложку и встал. - Рекомендую всем пассажирам лечь в амортизаторы,- сказал он. Дауге отрицательно покачал головой.- Как угодно. Но Моллара уложите в амортизатор непременно. - Хорошо,- сказал Юрковский. Дауге взял тарелку, сел на диван рядом с Молларом и принялся кормить его с ложки, как больного. Моллар громко глотал, не открывая глаз. - А где Иван?- спросил Юрковский. - На вахте,- ответил Быков. Он взял кастрюлю с остатками супа и пошел к люку, тяжело ступая на прямых ногах. Юрковский, поджав губы, глядел в его согнутую спину. - Все, мальчики,- сказал Михаил Антонович жалким голосом.- Начинаю худеть. Так все-таки нельзя. Я сейчас вешу двести с лишним кило, подумать страшно. И будет еще хуже. Мы все еще падаем немножко. Он откинулся на спинку кресла и сложил на животе отекающие руки. Затем поворочался немного, положил руки на подлокотники и почти мгновенно заснул. - Спит, толстяк,- сказал Дауге, оглянувшись на него.- Корабль затонул, а штурман заснул. Ну, еще ложечку, Шарль. За папу. Вот так. А теперь за маму. - Нье могу, простите,- пролепетал Моллар.- Нье могу. Я льягу.- Он лег и начал неразборчиво бормотать по-французски. Дауге поставил тарелку на стол. - Михаил,- позвал он громко.- Миша. Михаил Антонович раскатисто храпел. - С-сейчас я его ра-азбужу,- сказал Юрковский.- Михаил,- сказал он вкрадчивым голосом.- М-мидии. М-мидии. Со специями. Михаил Антонович вздрогнул и проснулся. - Что?- пробормотал он.- Что? - Нечистая с-совесть,- сказал Юрковский. Дауге поглядел на штурмана в упор. - Что вы там делаете в рубке?- сказал он. Михаил Антонович поморгал красными веками, потом заерзал на кресле, едва слышно сказал: "ах, я совсем забыл..."- И попытался подняться. - Сиди,- сказал Дауге. - Т-так что вы там д-делаете? - И на кой бес? - Ничего особенного,- сказал Михаил Антонович и оглянулся на люк в рубку.- Право, ничего, мальчики. Так только... - М-миша,- сказал Юрковский.- М-мы же видим, что он что-то з-задумал. - Говори, толстяк,- сказал Дауге свирепо. Штурман снова попытался подняться. - С-сиди,- сказал Юрковский безжалостно.- Мидии. Со специями. Говори. Михаил Антонович стал красен как мак. - Мы не дети,- сказал Дауге.- Нам уже приходилось умирать. Какого беса вы там секретничаете? - Есть шанс,- едва слышно пробормотал штурман. - Шанс всегда есть,- возразил Дауге.- Конкретнее. - Ничтожный шанс,- сказал Михаил Антонович.- Право, мне пора, мальчики. - Что они делают?- спросил Дауге.- Чем они заняты, Лешка и Иван? Михаил Антонович с тоской поглядел на люк в рубку. - Он не хочет вам говорить,- прошептал он.- Он не хочет вас зря обнадеживать. Алексей надеется выбраться. Они там перестраивают систему магнитных ловушек... И отстаньте от меня, пожалуйста!- Закричал он тонким пронзительным голосом, кое-как встал и заковылял в рубку. - Мон диеу,- тихо сказал Моллар и снова лег навзничь.- А, все это ерунда, барахтанье,- сказал Дауге.- Конечно, Быков не способен сидеть спокойно, когда костлявая берет нас за горло. Пошли. Пойдемте, Шарль, мы уложим вас в амортизатор. Приказ капитана. Они взяли Моллара под руки с двух сторон, подняли и повели в коридор. Голова Моллара болталась. - Мон диеу,- бормотал он.- Простите. Я есть весьма плехой межпланетникь. Я есть только всего радиооптикь. Это было очень трудно - идти самим и тащить Моллара, но он все-таки добрались до его каюты и уложили радиооптика в амортизатор. Он лежал в длинном, не по росту, ящике, маленький, жалкий, задыхающийся, с посиневшим лицом. - Сейчас вам станет хорошо, Шарль,- сказал Дауге. Юрковский молча кивнул и сейчас же сморщился от боли в позвоночнике. - П-полежите, отдох-охните,- сказал он. - Хороше-о, - сказал Моллар.- Спасибо, товарищи. Дауге задвинул крышку и постучал. Моллар постучал в ответ. - Ну, хорошо,- сказал Дауге.- Теперь бы нам костюмы для перегрузок... Юрковский пошел к выходу. На корабле было только три костюма для перегрузок - костюмы экипажа. Пассажирам при перегрузках полагалось лежать в амортизаторах. Они обошли все каюты и собрали все одеяла и подушки. В обсерваторном отсеке они долго устраивались у перескопов, обкладывали себя мягким со всех сторон, а потом легли и некоторое время молчали, отдыхая. Дышать было трудно. Казалось, на грудь давит многопудовая гиря. - П-помню, на курсах нам давали с-сильные перегрузки,- сказал Юрковский.- П-пришлось сбрасывать в-вес. - Да,- сказал Дауге.- Я совсем забыл. Что это за чепуха про мидии со специями? - В-вкусная вещь, правда?- сказал Юрковский.- Наш штурман в-вез тайком от к-капитана н-несколько банок, и они взорвались у него в ч-чемодане. - Ну?- сказал Дауге.- Опять? Ну и лакомка. Ну и контрабандист! Его счастье, что Быкову сейчас не до этого. - Б-Быков, наверное, еще н-не знает,- сказал Юрковский. И никогда не узнает, подумал он. Они помолчали, потом Дауге взял дневники наблюдений и стал их просматривать. Они немного посчитали, потом поспорили относительно метеоритной атаки. Дауге сказал, что это был случайный рой. Юрковский объявил, что это кольцо. "Кольцо у Юпитера?"- Презрительно спросил Дауге. "Да,- сказал Юрковский.- Я давно это подозревал. И теперь вот убедился". "Нет,- сказал Дауге.- Все-таки это не кольцо. Это полукольцо". "Ну пусть полукольцо",- согласился Юрковский. "Кангрен большой молодец,- сказал Дауге.- Его расчеты просто замечательно точны". "Не совсем",- сказал Юрковский. "Это почему же?"- Осведомился Дауге. "Потому что температура растет заметно медленнее",- объяснил Юрковский. "Это внутреннее свечение неклассического типа",- возразил Дауге. "Да, неклассического",- сказал Юрковский.- "Кангрен не мог этого учесть",- сказал Дауге. "Надо было учесть,- сказал Юрковский.- Об этом уже сто лет спорят, надо было учесть". "Просто тебе стыдно,- сказал Дауге.- Ты так бранился с Кангреном в Дублине, и теперь тебе стыдно". "Балда ты,- сказал Юрковский.- Я учитывал неклассические эффекты". "Знаю"- сказал Дауге. "А если знаешь,- сказал Юрковский,- то не болтай глупостей". "Не ори на меня,- сказал Дауге.- Это не глупости. Неклассические эффекты ты учел, а цена этому, сам видишь, какая". "Это тебе такая цена,- рассердился Юрковский.- До сих пор не читал моей последней статьи". "Ладно,- сказал Дауге,- не сердись. У меня спина затекла". "У меня тоже",- сказал Юрковский. Он перевернулся на живот и встал на четвереньки. Это было нелегко. Он дотянулся до перископа и заглянул. - По-посмотри-ка,- сказал он. Они стали смотреть в перископы. "Тахмасиб" плавал в пустоте, заполненной розовым светом. Не видно было ни одного предмета, никакого движения, на котором мог бы задержаться взгляд. Только ровный розовый свет. Казалось, что смотришь в упор на фосфоресцирующий экран. После долгого молчания Юрковский сказал: - Скучно. Он поправил подушки и снова лег на спину. - Этого еще никто не видел,- сказал Дауге.- Это свечение металлического водорода. - Т-таким н-наблюдениям,- сказал Юрковский,- грош цена. Может, пристроим к п-перископу с-спектрограф? - Глупости,- сказал Дауге, еле шевеля губами. Он сполз на подушки и тоже лег на спину.- Жалко,- сказал он.- Ведь этого еще никто никогда не видел. - Д-до чего м-мерзко ничего не делать,- сказал Юрковский с тоской. Дауге вдруг приподнялся на локте и нагнул голову, прислушиваясь.- Что ты?- Спросил Юрковский. - Тише,- сказал Дауге.- Послушай. Юрковский прислушался. Низкий, едва слышный гул доносился откуда-то, волнообразно нарастая и снова затихая, словно гудение гигантского шмеля. Гул перешел в жужжание, стал выше и смолк. - Что это?- спросил Дауге. - Не знаю,- отзвался Юрковский вполголоса. Он сел.- Может быть, это двигатель? - Нет, это оттуда,- Дауге махнул рукой в сторону перископов.- Ну-ка...- Он опять прислушался и снова послышалось нарастающее гудение. - Надо поглядеть,- сказал Дауге. Гигантский шмель смолк, но через секунду загудел снова. Дауге поднялся на колени и уткнулся лицом в нарамник перископа.- Смотри!- Закричал он. Юрковский тоже подполз к перископу. - Смотри, как здорово!- Крикнул Дауге. Из желто-розовой бездны поднимались огромные радужные шары. Они были похожи на мыльные пузыри и переливались зеленым, синим, красным. Это было очень красиво и совершенно непонятно. Шары поднимались из пропасти с низким нарастающим гулом, быстро проносились и исчезали из поля зрения. Они все были разных размеров, и Дауге судорожно вцепился в рубчатый барабан дальномера. Один шар, особенно громадный и колыхающийся, прошел совсем близко. На несколько мгновений обсерваторный отсек заполнеился нестерпимо низким, зудящим гулом, и планетолет слегка качнуло. - Эй, в обсерватории,- раздался в репродукторе голос Быкова.- Что это за бортом? - Ф-феномены,- сказал Юрковский, пригнув голову к микрофону. - Что?- спросил Быков. - П-пузыри какие-то,- пояснил Юрковский. - Это я и сам вижу,- проворчал Быков и замолчал. - Это уже не металлический водород,- сказал Юрковский почти не заикаясь. Пузыри исчезли. - Вот,- сказал Дауге.- Диаметры: пятьсот, девятьсот и три тысячи метров. Если, конечно, здесь не искажается перспектива. Больше я не успел. Что это может быть? В розовой пустоте пронеслись еще два пузыря. Вырос и сейчас же смолк густой басовый звук. - М-машина п-планеты р-работает,- сказал Юрковский.- И мы никогда не узнаем, что там происходит... - Пузыри в газе,- сказал Дауге.- А впрочем, какой это газ - плотность как у бензина... Он обернулся. На пороге открытой двери сидел Моллар, прислонившись лицом к косяку. Кожа на его лице вся сползла к подбородку от тяжести. У него был белый лоб и темно-вишневая шея. - Это есть я,- сказал Моллар. Он перевалился на живот и пополз к своему месту у казенника. Планетологи молча смотрели на него, затем Дауге встал, взял две подушки - у себя и у Юрковского - и помог Моллару устроиться поудобнее. Все молчали. - Очень тоскливо,- сказал, наконец Моллар.- Не могу один. Хочется говорить.- Он делал самые невообразимые ударения. - Мы очень рады вам, Шарль,- сказал Дауге совершенно искренне. - Нам тоже тоскливо, и мы все время говорим. Моллар попытался сесть, но раздумал и остался лежать, тяжело дыша и глядя в потолок. - А к-как жизнь, Шарль?- спросил Юрковский с интересом, - Жизьнь хороше-о,- сказал Моллар, бледно улыбаясь.- Только мало. Дауге лег и тоже уставился в потолок. "Мало,- подумал он,- гораздо меньше, чем хочется". Он выругался вполголоса по-латышски. - Что?- спросил Моллар. - Он ругается,- об'яснил Юрковский. Моллар вдруг сказал высоким голосом: - Друзья мои!- И планетологи разом повернулись к нему. - Друзья мои!- сказал Моллар.- Что мне дьелатть? Ви есть опытные межпланьетники! Ви есть большие льюди и геройи. Да, геройи! Мон диеу! Ви смотрели в глаза смерти больше, чем я смотрелль в глаза девушки.- Он горестно помотал головой.- И я совсем не есть опытний. Мне страшно, и я хочу много говорить сейчас, но сейчас уже близок конец, и я не знаю как. Да, да, как надо сейчас говорить? Он смотрел на Дауге и Юрковского блестящими глазами. Дауге неловко проборматал: "о, черт",- и оглянулся на Юрковского. Юрковский лежал, заложив руки за голову, и искоса глядел на Моллара. - О, черт,- сказал Дауге.- Я уже и забыл. - М-могу рассказать, к-как мне однажды х-хотели ам-ампутировать н-ногу,- предложил Юрковский. - Верно!- радостно сказал Дауге.- А потом вы, Шарль, тоже расскажете что-нибудь веселенькое... - Ах, вы все шутите,- сказал Моллар. - А еще можно спеть,- сказал Дауге.- Я про это читал. Вы нам споете, Шарль? - Ах,- сказал Моллар.- Я совсем прокис. - Отнюдь,- сказал Дауге.- Вы замечательно держитесь, Шарль. А это же самое главное. Правда, Шарль замечательно держится, а, Володя? - К-конечно,- сказал Юрковский.- З-замечательно. - А капитан не спит,- бодро продолжал Дауге.- Вы заметили, Шарль? Он что-то задумал, наш капитан. - Да,- сказал Моллар.- Да! Наш капитан,- это есть большая надежда. - Еще бы,- сказал Дауге.- Вы даже не знаете, какая это большая надежда. - М-метр девяносто пять,- сказал Юрковский. Моллар засмеялся. - Вы все шутите,- сказал он. - А мы пока будем болтать и наблюдать,- сказал Дауге.- Хотите посмотреть в перископ, Шарль? Это красиво. Этого никто никогда не видел.- Он поднялся и приник к перископу. Юрковский увидел, как у него вдруг выгнулась спина. Дауге обеими руками взялся за нарамник.- Бог мой,- сказал он.- Планетолет! В розовой пустоте висел планетолет. Он был виден совершенно отчетливо и во всех подробностях и находился, по-видимому, километрах в трех от "Тахмасиба". Это был фотонный грузовик первого класса с параболическим отражателм, похожим на растопыренную юбку, с круглой жилой гондолой и дисковидным грузовым отсеком, с тремя сигарами аварийных ракет на далеко вынесенных кронштейнах. Он висел вертикально и совершенно неподвижно. И он был серый, как на экране черно-белого кино. - Кто же это?- пробормотал Дауге.- Неужели Петрушевский? - П-погляди на отражатель,- сказал Юрковский. Отражатель серого планетолета был обломан с края. - Тоже не повезло ребятам,- сказал Дауге. - О,- сказал Моллар.- А вон еще один. Второй планетолет - точно такой же - висел дальше и глубже первого. - И у этого обломан отражатель,- сказал Дауге. - Я з-знаю,- сказал неожиданно Юрковский.- Это наш "Тахмасиб". М-мираж. Это был двойной мираж. Несколько радужных пузырей стремительно поднялись из глубины, и призраки "Тахмасиба" исказились, задрожали и растаяли. А правее и выше появились еще три призрака. - Какие красивые пузыри,- сказал Моллар.- Они поют. Он снова лег на спину. У него пошла носом кровь и он сморкался и морщился и все поглядывал на планетологов, не видят ли они. Они, конечно, не видели. - Вот,- сказал Дауге.- Ты говоришь, что здесь скучно. - Я н-не говорю,- сказал Юрковский. - Нет, говоришь,- сказал Дауге.- Ты брюзжишь, что скучно. Оба старались не глядеть на Моллара. Кровь остановить было нельзя. Она свернется сама. Радиооптика нужно было бы отнести в амортизатор, но... Ничего, она свернется. Моллар тихо сморкался. - А вон еще мираж,- сказал Дауге.- Но это не корабль. Юрковский заглянул в перископ. Не может быть, подумал он. Этого не может быть. Ни тут, ни в Юпитере. Под "Тахмасибом" медленно проплывала вершина громадной серой скалы. Основание ее тонуло в розовой дымке. Рядом поднималась другая скала - голая, отвесная, изрезанная глубокими прямыми трещинами. А еще дальше вырастала целая вереница таких же острых крутых вершин. И тишина в обсерваторном отсеке сменилась скрипами, шорохами, едва слышным гулом, похожим на эхо далеких-далеких горных обвалов. - Эт-то н-не мираж,-