Графу. И уж конечно это был бы конец Умнику, если бы Умник не был Умником... Он растворил сводку в стакане с водой и пошел ходить кругами по кабинету. Он испытывал огромное облегчение. Теперь он, по крайней мере, точно знал, когда его вызовут наверх. Сначала они покончат с Бароном и будут не меньше суток выбирать между Дергунчиком и Зубом. Затем им придется повозиться с Очкариком и Тучей. Это еще сутки. Ну, Чайника они прихлопнут мимоходом, а вот генерал Шекагу один займет у них не меньше двух суток. А потом, и только потом... Потом у них уже не будет никакого "потом"... Он не выходил из кабинета до самого приезда гостя. Гость произвел самое приятное впечатление. Он был великолепен. Он был настолько великолепен, что прокурорша, женщина холодная, светская в самом страшном смысле слова, давным-давно в глазах прокурора уже не женщина, а старый боевой товарищ, при первом взгляде на Мака сбросила лет двадцать и вела себя чертовски естественно -- она словно знала, какую роль должен сыграть Мак в судьбе ее мужа. -- А почему вы один? -- удивилась она. -- Муж заказал ужин на четверых... -- Да, действительно, -- подтвердил прокурор. -- Я понял так, что вы придете со своей дамой. Я помню эту девушку, кажется, она из-за вас чуть не попала в беду... -- Она попала в беду, -- спокойно сказал Мак. -- Но об этом мы поговорим потом, с вашего разрешения. Куда прикажете пройти?.. Ужинали долго, весело, много смеялись, немного пили. Прокурор рассказывал последние сплетни, прокурорша очень мило загибала нескромные анекдоты, а Мак в юмористических тонах описал свой полет на бомбовозе. Хохоча над его рассказом, прокурор с ужасом думал, что было бы сейчас с ним, если бы хоть одна ракета попала в цель... Когда все было выпито и съедено, прокурорша извинилась и предложила мужчинам доказать, что они способны просуществовать без дамы хотя бы час. Прокурор воинственно принял вызов, схватил Мака под руку и повлек его в кабинет угощать вином, которое имели возможность дегустировать всего три десятка человек в стране. Они расположились в мягких креслах по сторонам низенького столика в самом уютном углу кабинета, пригубили драгоценное вино и посмотрели друг на друга. Мак был очень серьезен. Умница Мак явно знал, о чем пойдет разговор, и прокурор решил отказаться от первоначального плана беседы, хитроумной, изматывающей, построенной на полунамеках, рассчитанной на постепенное взаимопризнание. Судьба Рады, интрига Странника, козни Творцов -- все это не имело никакого значения. Он с удивительной, доводящей до отчаяния отчетливостью осознал, что все его мастерство ведения подобного рода бесед окажется лишним с этим человеком. Мак либо согласится, либо откажется. Это было предельно просто, так же, как и то, что прокурор либо будет жить, либо будет раздавлен через несколько дней. У него дрогнули пальцы, он поспешно поставил рюмку на столик и сказал без всяких предисловий: -- Я знаю, Мак, что вы подпольшик, член штаба и активный враг существующего строя. Кроме того, вы -- беглый каторжник и убийца экипажа танка специального назначения... Теперь обо мне. Я -- государственный прокурор, доверенное лицо, и тоже враг существующего порядка. Я предлагаю вам свергнуть Огненосных Творцов. Когда я говорю "вам", я имею в виду вас и только вас: вашей организации это не касается. Прошу понять, что вмешательство подполья может только испортить дело. Я предлагаю вам заговор, который базируется на знании самой главной государственной тайны. Я сообщу вам эту тайну. Только мы двое должны ее знать. Если ее узнает кто-либо третий, мы будем уничтожены в ближайшее время. Имейте в виду, что подполье и штаб кишат провокаторами. Поэтому не вздумайте довериться кому-нибудь, и в особенности близким друзьям... Он залпом осушил свою рюмку, не почувствовав вкуса, наклонился к Маку и продолжал: -- Я знаю, где находится Центр. Вы -- единственный человек, который способен этот Центр захватить. Я предлагаю вам план захвата Центра и последующих действий. Вы исполняете этот план и становитесь во главе государства. Я остаюсь при вас политическим и экономическим советником, поскольку в такого рода делах вы ни черта не смыслите. Ваша политическая программа мне в общих чертах известна. Не возражаю. Согласенн уже просто потому, что ничего не может быть хуже существующего положения. Все. Я кончил. Слово за вами. Мак молчал. Он крутил в пальцах драгоценный бокал с драгоценным вином и молчал. Прокурор ждал. Он не чувствовал своего тела. Ему казалось, что его здесь нет, что он висит где-то в небесной пустоте, смотрит вниз и видит мягко освещенный уютный уголок, молчащего Мака и рядом с ним в кресле нечто мертвое, окоченевшее, безгласное и бездыханное... Потом Мак спросил: -- Сколько у меня шансов остаться в живых при захвате центра? -- Пятьдесят на пятьдесят, -- сказал прокурор. Вернее, это ему почудилось, что он сказал, потому что Максдвинул брови и снова, уже громче, повторил свой вопрос. -- Пятьдесят на пятьдесят, -- хрипло сказал прокурор. -- Может быть, даже больше. Не знаю. Мак снова долго молчал. -- Хорошо, -- сказал он наконец. -- Где находится Центр? Глава девятнадцатая Около полудня раздался телефонный звонок. Максим взял наушник. Голос прокурора сказал: -- Прошу господина Сима. -- Я вас слушаю, -- сказал Максим. -- Здравствуйте. Он сразу почувствовал, что случилось неладное. -- Он приехал, -- сказал прокурор. -- Начинайте немедленно. Это возможно? -- Да, -- сказал Максим сквозь зубы. -- Но вы мне кое-что обещали. -- Я ничего не успел, -- сказал прокурор. В голосе его прорвалась паническая нотка. -- И теперь уже не успеть. Начинайте немедленно. Нельзя ждать ни минуты! Вы слышите, Мак? -- Хорошо, -- сказал Максим. -- У вас все? -- Он едет к вам. Он будет у вас через тридцать-сорок минут. -- Понял. Теперь все? -- Все. Давайте, Мак, давайте. С богом! Мак- сим бросил наушник и несколько секунд сидел, соображая. "Массаракш, все летит кувырком... Впрочем, подумать я еще успею..." Он снова схватил наушник. -- Профессора Аллу Зефа. -- Да! -- Рявкнул Зеф. -- Это Мак... -- Массаракш, я же просил не приставать ко мне сегодня... -- Заткнись и слушай. Немедленно спускайся в холл и жди меня. -- Массаракш, я занят! Максим скрипнул зубами и покосился на лаборанта. Тот прилежно считал на арифмометре. -- Зеф! -- сказал Максим. -- Немедленно спускайся в холл. Тебе понятно? Немедленно! -- Он отключился и набрал номер Вепря. Ему повезло -- Вепрь был дома. -- Это Мак. Выходите на улицу и ждите меня. Есть срочное дело. -- Хорошо, -- сказал Вепрь. -- Иду. Бросив наушник, Максим полез в стол, вытащил первую попавшуюся папку и перелистал бумаги, лихорадочно соображая, все ли готово. "Машина в гараже, бомба в багажнике, горючего пол-ный бак... Оружия нет, и черт с ним, не надо оружия... Документы в кармане, Вепрь ждет... Это я молодец, хорошо придумал про Вепря... Правда, он может отказаться... Нет, вряд ли он откажется... Я бы не отказался... Все... Кажется, все..." Он сказал лаборанту: -- Меня вызывают. Скажи, что я в департаменте строительства. Буду через час-два. Пока. Он взял папку под мышку, вышел из лаборатории и сбежал по лестнице. Зеф уже расхаживал по холлу. Увидев Максима, он остановился, заложил руки за спину и набычился. -- Какого дьявола, массаракш! -- Начал он еще издали. Максим, не задерживаясь, схватил его под руку и потащил к выходу. -- Что за дьявольщина, -- бормотал Зеф, упираясь. -- Куда? Зачем? Максим вытолкнул его за дверь и по асфальтовой дорожке поволок за угол к гаражам. Вокруг было пусто, только на газоне вдалеке прерывисто стрекотала сенокосилка. -- Да куда ты меня в конце концов тащишь? - Заорал Зеф. -- Молчи, -- сказал Максим. -- Слушай. Собери немедленно всех наших. Всех, кого поймаешь... К черту вопросы! Слушай! Всех, кого поймаешь. С оружием. Напротив ворот есть павильон, знаешь? Засядьте там. Ждите. Примерно через тридцать минут... Ты меня слушаешь, Зеф? -- Ну? -- сказал Зеф нетерпеливо. -- Примерно через тридцать минут к воротам подъедет Странник... -- Он приехал? -- Не перебивай. Примерно через тридцать ми нут к воротам, может быть, подъедет Странник. Если не подъедет -- хорошо. Просто сидите и ждите меня. А если подъедет -- расстреляйте его. -- Ты что, свихнулся? -- сказал Зеф, останавливаясь. Максим пошел дальше, а Зеф с проклятьями побежал следом: -- нас же всех перебьют, массаракш! Охрана... Шпики кругом!.. -- Сделайте все, что сможете, -- сказал Максим. -- Странника надо застрелить... Они подошли к гаражу. Максим навалился на засов и открыл дверь. -- Какая-то безумная затея, -- сказал Зеф. - Зачем? Почему Странника? Вполне приличный дядька, его здесь все любят... -- Как хочешь, -- холодно сказал Максим. Он открыл багажник, нащупал сквозь промасленную бумагу запал с часовым механизмом и захлопнул крышку. -- Я ничего не могу тебе сейчас рассказать. Но у нас есть шанс. Единственный... -- он сел за руль и вставил ключ в замок зажигания. -- И еще имей в виду: если вы не прикончите этого приличного дядьку, то он прикончит меня. У тебя очень мало времени. Действуй, Зеф. Он включил двигатель и задом медленно выехал из гаража. Зеф стоял в дверях. Первый раз Максим видел такого Зефа: испуганного, ошеломленного, растерявшегося. "Прощай, Зеф", -- сказал он про себя на всякий случай. Машина подкатила к воротам. Легионер с каменным лицом неторопливо записал номер, открыл багажник, заглянул, закрыл, потом подошел к Максиму и строго спросил: -- Что вывозите? -- Рефрактометр, -- сказал Максим, протягивая разрешение на вывоз. -- "Рефрактометр РЛ-7, инвентарный номер...", -- Пробормотал легионер. -- Сейчас я запишу... Он неторопливо полез в карман за блокнотом. -- Побыстрее, пожалуйста, -- сказал Максим. -- Я спешу. -- Кто подписывал разрешение? -- Не знаю... Наверное, Головастик. -- Не знаете... Расписывался бы разборчиво, все было бы в порядке... Он наконец отворил ворота. Максим вырулил на трассу и выжал из своей тележки все, на что она была способна. "Если ничего не выйдет, -- думал он, -- и я останусь жив, придется удирать... Проклятый Странник, почуял, чертов сын, вернулся... А что я буду делать, если выйдет? Ничего не готово, схемы дворца нет -- не успел Умник, и фотографий Творцов тоже не достал... Ребята не готовы, плана действий никакого нет... Проклятый Странник! Если бы не он, у меня было бы еще три дня на разработку плана... И армия... И штаб, массаракш! Вот кто сразу оживится! Вот с кого надо начинать! Ну, это дело Вепря, он рад будет этим заняться, он в этом разбирается. И еще маячат белые субмарины... Массаракш, и еще ведь война! Да, война, кажется, кончилась. Впрочем, кто знает, что они еще там готовят...". Максим свернул с Центральной улицы в узкий проулок между двумя небоскребами розового мрамора и по булыжной мостовой подъехал к ветхому почерневшему домику. Вепрь уже ждал, покуривая сигарету, прислонившись спиной к фонарному столбу. Когда машина остановилась, он бросил окурок и, протиснувшись через узкую дверцу, сел рядом с Максимом. Он был спокоен и холоден как всегда. -- Здравствуйте, Мак, -- сказал он. -- Что случилось? Максим развернул машину и снова выехал на главную улицу. -- Что такое термическая бомба, знаете? -- спросил он. -- Слыхал, -- ответил Вепрь. -- Хорошо. С синхронными запалами имели когда-нибудь дело? -- Вчера, например. -- Отлично. Некоторое время они ехали молча. Здесь было большое движение, и Максим отключился, сосредоточившись на том, чтобы протиснуться между огромными грузовиками и облезлыми автобусами, и никого не задеть, и не дать задеть себя, и попасть под зеленый свет, а потом снова попасть под зеленый свет, не терять хотя бы ту жалкую скорость, которую они имели, и наконец они вырвались на лесное шоссе, на знакомую дорогу, обсаженную огромными деревьями. "Забавно, -- подумал вдруг Максим. -- По этой самой дороге я въезжал в этот мир, вернее, меня ввозил бедняга Фанк, а я ничего не соображал и думал, что он специалист по пришельцам. А теперь по этой самой дороге я выезжаю из этого мира и, возможно, из мира вообще, да еще увожу с собой хорошего человека..." Он покосился на Вепря. Вепрь был совершенно спокоен. Он сидел, выставив локоть протеза в окно, и ждал, когда ему все объяснят. Может быть, он удивлялся, может быть, волновался, но это не было заметно, и Максим почувствовал гордость, что такой человек верит ему и доверяет ему без оглядки. -- Я вам очнь благодарен, Вепрь, -- сказал он. -- Вот как? -- Произнес Вепрь, повернув к нему сухое, желтоватое лицо. -- Помните, однажды на заседании штаба вы отозвали меня в сторонку и дали несколько полезных советов? -- Помню. -- Так вот, я вам за это благодарен. Я вас послушался. -- Да, я заметил. Вы меня этим даже несколько разочаровали. -- Вы были правы тогда, -- сказал Максим. -- Я послушался вас, и дело повернулось таким образом, что у меня появилась возможность проникнуть в Центр. Вепрь дернулся. -- Сейчас? -- спросил он. -- Да. Приходится спешить. Я ничего не успел приготовить. Меня могут убить, и тогда все будет напрасно. Поэтому я взял с собой вас. -- Говорите. -- Я войду в здание. Вы останетесь в машине. Через некоторое время поднимется тревога, может быть, начнется стрельба. Это не должно вас касаться. Вы продолжаете сидеть в машине и ждать. Вы ждете... -- Максим подумал, прикидывая. -- Вы ждете двадцать минут. Если в течение этого времени вы получаете лучевой удар, значит все обошлось. Можете падать в обморок со счастливой улыбкой на лице... Если нет -- выходите из машины. В багажние лежит бомба с синхронным запалом на десять минут. Выгрузите бомбу на мостовую, включите запал и уезжайте. Будет паника, очень большая паника. Постарайтесь выжать из нее все, что можно. Некоторое время Вепрь размышлял. -- Вы разрешите мне позвонить кое-куда? - спросил он. -- Нет, -- сказал Максим. -- Видите ли, -- сказал Вепрь. -- Если вас не убьют, то, насколько я понял, вам наверняка понадобятся люди, готовые к бою. Если вас убьют, они понадобятся мне. Вы ведь для этого меня и взяли, на случай, если вас убьют... Но один я смогу только начать, а времени будет мало, и людей надо предупредить заранее. Вот я и хочу их предупредить. -- Штаб? -- неприязненно спросил Максим. -- Ни в коем случае. У меня есть своя группа. Максим молчал. Впереди уже поднималось серое пятиэтажное здание с каменной стеной вдоль фронтона. То самое. Где-то там бродила по коридорам Рыба, орал и плевался разгневанный Бегемот. И там был Центр. Круг замыкался. -- Ладно, -- сказал Максим. -- У входа есть телефон-автомат. Когда я войду внутрь -- но не раньше -- можете выйти из машины и позвонить. -- Хорошо, -- сказал Вепрь. Они уже подъезжали к повороту с автострады. Почему-то Максим вспомнил Раду и представил, что с ней станется, если он не вернется. Плохо ей будет. А может, ничего. Может быть, ее, наоборот, выпустят... "Все равно -- одна. Гая нет, меня нет... Бедная девочка..." -- У вас есть семья? -- спросил он Вепря. -- Да. Жена. Максим покусал губу. -- Извините, что так неловко получилось, - пробормотал он. -- Ничего, -- ответил Вепрь. -- Я попрощался. Я всегда прощаюсь, когда ухожу из дома. На всякий случай... Вот это, значит, и есть Центр? Кто бы мог подумать... Максим остановился на стоянке, втиснувшись между ветхой малолитражкой и роскошным правительственным лимузином. -- Ну, вот и все, -- сказал он. -- Пожелайте мне удачи, Вепрь. -- От всей души... -- сказал Вепрь. Голос его осекся, и он закашлялся. -- Все-таки я дожил до этого дня, -- пробормотал он. Максим положил голову на руль. -- Хорошо бы этот день пережить, -- сказал он. -- Хорошо бы увидеть вечер... Вепрь посмотрел на него с тревогой. -- Неохота идти, -- объяснил Максим. -- Ох, неохота... Кстати, Вепрь, имейте в виду и расскажите своим друзьям. Вы живете не на внутренней поверхности шара. Вы живете на внешней поверхности шара. И таких шаров множество в мире, на некоторых живут гораздо лучше вас, на некоторых -- хуже, но ни где не живут глупее вас. Не верите? Ну и черт с вами. Я пошел. Он распахнул дверцу и вылез наружу. Он прошел по асфальтированной стоянке и стал подниматься по лестнице, ступенька за ступенькой, нащупывая в кармане входной пропуск, который сделал для него прокурор, и внутренний пропуск, который гдето украл для него прокурор, и простую розовую картонку, изображающую пропуск, который прокурор так и не сумел ни сделать, ни украсть для него. Было жарко, небо блестело, как аллюминий, непроницаемое небо обитаемого острова. Каменные ступени жгли сквозь подметки, а может быть, это только казалось. Все было глупо. Вся затея была бездарной. "На кой черт все это делать, если подготовиться толком не успели?.. А вдруг там сидит не один офицер, а два? Или даже три офцера сидят в этой комнате и ждут меня с автоматами наизготовку?.. Ротмистр Чачу стрелял из пистолета, калибр тот же, только пуль будет больше, и я уже не тот, что прежде, он уже основательно укатал меня, мой обитаемый остров. И уползти на этот раз не дадут... Я -- дурак. Был дурак, дураком и остался. Купил меня господин прокурор, поймал на удочку... Но как он мне поверил? Уму непостижимо... Хорошо бы сейчас удрать в горы, подышать чистым горным воздухом. Так мне и не довелось побывать в здешних горах... Очень люблю горы!.. Такой умный, недоверчивый человек -- и доверил мне такую драгоценность! Величайшее сокровище этого мира! Это гнусное, отвратительное, подлое сокровище... Будь оно проклято, массаракш, и еще раз, массаракш, и еще тридцать три раза, массаракш!.." Он открыл стеклянную дверь и протянул дежурному легионеру входной пропуск. Потом он пересек вестбюль -- мимо девицы в очках, которая все ставила штампы, мимо администратора в каскетке, который все ругался с кем-то по телефону, -- и у входа в коридор показал другому легионеру внутренний пропуск. Легионер кивнул ему, они были уже, можно сказать знакомы -- последние три дня Максим приходил сюда ежедневно. Дальше. Он прошел по длинному, без дверей, коридору и свернул налево. Здесь он был всего второй раз. Первый раз -- позавчера, по ошибке ("Вам, собственно, куда нужно, сударь?" -- "Мне, собственно, в шестнадцатую комнату, капрал." -- "Вы ошиблись, сударь. Вам -- в следующий коридор." -- "Виноват, капрал, действительно..."). Он подал капралу внутренний пропуск и покосился на двух здоровенных легионеров с автоматами, неподвижно стоявших по сторонам двери напротив. Потом взглянул на дверь, в которую ему предстояло войти. "Отдел специальных перевозок". Капрал внимательно разглядывал пропуск, потом, все еще продолжая рассматривать, нажал какую-то кнопку в стене. За дверью зазвенел звонок. "Теперь он там приготовился, офицер, который сидит рядом с зеленой портьерой. Или два офицера приготовились. Или, может быть, даже три офицера... Они ждут, когда я войду. И если я испугаюсь их и выскочу обратно, меня встретит капрал и легионеры, что стоят у двери без таблички, за которой, должно быть, полным-полно солдат". Капрал вернул пропуск и сказал: -- Прошу. Приготовьте документы. Максим, дос- тавая розовую картонку, открыл дверь и вошел в комнату. Массаракш. Так и есть. Не одна комната. Три. Анфиладой. И в конце -- зеленая портьера. И ковровая дорожка из-под ног до самой портьеры. По крайней мере, тридцать метров. И не два офицера. И даже не три. Шестеро. Двое в армейском сером -- в первой комнате. Уже навели автоматы. Двое в жандармском черном -- во второй. Еще не навели, но тоже готовы. Двое в штатском -- в третьей комнате по сторонам зеленой портьеры. Один повернул голову. "Ну, Мак!.." Он рванулся вперед. Получилось что-то вроде тройного прыжка с места. Он еще успел подумать: не порвать бы сухожилия... Туго ударил в лицо воздух. Зеленая портьера. Штатский слева смотрит в сторону. Шея открыта. Ребром ладони. Штатский справа, вероятно, мигает. Веки неподвижно полуопущены. Сверху по темени -- и в лифт. В лифте темно. Где кнопка? Массаракш, где кнопка?! Медленно и гулко застучал автомат, и сразу же -- второй. Ну что ж, отличная реакция. Ду -ут... Ду-ут... Дуут... Но это пока еще в дверь, в то место, где они меня видели. Они еще не поня- ли, что произошло. Это просто рефлекс. Кнопка?!.. Поперек портьеры, сверху вниз медленно движется тень -- падает кто-то из штатских. Массаракш, вот она, на самом видном месте... Он нажал кнопку, и кабина пошла вниз. Лифт был скоростной, кабина ползла довольно быстро. Заболела толчковая нога. "Неужели, все-таки растянул? Впрочем, теперь это не важно. Массаракш, да я ведь уже прорвался!.." Кабина остановилась, Максим выскочил, и сейчас же в шахте загремело, загрохотало, полетели щепки. Сверху в три ствола били по крыше кабины. "Ладно, ладно, бейте... Сейчас они сообразят, что не стрелять надо, а поднять лифт обратно и спуститься самим... Проморгали, растерялись..." Он огляделся. Массаракш, опять не то... Не один вход, а три. Три совершенно одинаковых тоннеля... Ага, это просто сменные генераторы. Один работает, другой на профилактике... Какой же сейчас работает? Ага, кажется, вот этот... Он бросился в средний тоннель. За спиной зарычал лифт. "Нет-нет, уже поздно... Не те скорости, не успеете... Хотя тоннель, надо сказать, длинный, и нога болит... Ну, вот и поворот. Теперь вы меня вообще не достанете..." Он добежал до генераторов, басовито урчащих под стальной плитой, остановился и несколько секунд отдыхал, опустив руки. "Так, три четверти дела сделано, даже семь восьмых... Осталась чепуха, одна вторая одной тридцать четвертой... Сейчас они спустятся в лифте, сунутся в тоннель; они наверняка ничего не знают, депрессионное излучение погонит их обратно... Что еще может случиться? Швырнут по коридору газовую гранату? Вряд ли, откуда она у них... Вот тревогу они уже наверняка подняли. Творцы могли бы, конечно, выключить депрессионный барьер... Ох, не решатся они, не решатся и не успеют, потому что им же надо собраться впятером, с пятью ключами, договориться, сообразить, не проделка ли это одного из них, не провокация ли... Ну в самом деле, кто в целом мире сможет прорваться сюда сквозь лучевой барьер? Странник, если он тайно изобрел защиту? Его задержали бы шестеро с автоматами... А больше некому... И вот, пока они будут ругаться, выяснять, соображать, я закончу дело..." В тоннеле за углом ударили в темноту автоматы. "Разрешается, не возражаю..." Он наклонился над распределительным устройством, осторожно снял кожух и зашвырнул его в угол. "М-да, крайне примитивная штука. Хорошо, что я сообразил почитать кое-что по здешней электронике..." Он запустил пальцы в схему. "А если бы не сообразил? А если бы Странник приехал вчера? Н-да, господа мои... Массаракш, как током бьется!.. Да, господа мои, оказался бы я в положении эмбриомеханика, которому нужно срочно разобраться... Даже не знаю, в чем... В паровом котле? Разобрался бы эмбриомеханик... В верблюжьей упряжи? А?! Ну как, эмбриомеханик? Разобрался бы?.. Вряд ли... Массаракш, да что у них тут, все без изоляции?.. Ага, вот ты где... Ну, с богом, как говорит господин государственный прокурор!" Он сел прямо на пол перед распределителем и тыльной стороной ладони вытер лоб. Дело было сделано. Огромной силы удар депрессионного поля обрушился на всю страну -- от заречья до хонтийской границы, от океана до алебастрового хребта. Автоматы за углом перестали стрелять. Господа офицеры были в депрессии. Сейчас мы посмотрим, что это такое: господа офицеры в депрессии... Господин прокурор впервые в жизни обрадовался лучевому удару. Не желаю смотреть на этого типа. Огненосные Творцы, так и не успев ничего решить, корчатся от боли, откинув копыта, как говаривал ротмистр Чачу. Ротмистр Чачу, кстати, тоже в глубокой депрессии, и мысль об этом приводит меня в восхищение. Зеф с ребятами тоже лежат, откинув копыта. Простите меня, ребята, но так надо. Странник! Как это здорово -- срашный Странник тоже лежит, откинув копыта, расстелив по полу свои огромные уши -- самые огромные уши в стране. Впрочем, его уже, может быть, пристрелили. Это было бы еще лучше. Рада, моя маленькая бедная Рада лежит в глубокой депрессии... Ничего, девочка, это, наверное, не больно, и вообще скоро кончится... Вепрь... Он вскочил. Сколько прошло времени? Он рванул обратно по тоннелю. Вепрь тоже лежит, откинув копыта, но если он услышал стрельбу, у него могли не выдержать нервы... Это, конечно, в высшей степени сомнительно -- нервы у Вепря, но кто знает!.. Он подбежал к лифту, на секунду задержавшись взглянуть на господ офицеров в депрессии. Зрелище было тяжелое: все трое плакали, побросав автоматы; у них не было даже сил утереть слезы. "Ладно, поплачьте, это полезно. Поплачте над моим Гаем... Над Птицей... Над Гэлом... Над моим Лесником... Надо полагать, вы не плакали с детства и, уж во всяком случае, не плакали над теми, кого убивали. Так поплачьте хоть перед смертью..." Лифт стремглав вынес его на поверхность. Анфилада комнат была полна народа: офицеры, солдаты, капралы, армейцы, штатские, легионеры, все при оружии, все лежат, сидят пригорюнясь, некоторые плачут в голос, один что-то бормочет, трясет головой и бьет себя кулаком в грудь... А этот вот застрелился... Массаракш, страшная это штука - черное излучение. Недаром Творцы приберегали его на черный день... Он выскочил в вестибюль, перепрыгивая через бессильно шевелившихся людей, чуть не кубарем скатился по ступенькам и остановился перед своим автомобилем, с облегчением переводя дух. Нервы у Вепря выдержали. Вепрь полулежал на переднем сиденье с закрытыми глазами. Максим вытащил из багажника бомбу, освободил ее от промасленной бумаги, осторожно взял под мышку и, не торопясь, вернулся к лифту. Он тщательно осмотрел запал, включил часовой механизм, уложил бомбу в кабину и нажал на кнопку. Кабина провалилась, унося вниз огненное озеро, которое вырвется на свободу через десять минут. Точнее, через девять минут с секундами... В автомобиле он посадил Вепря более или менее прямо, сел за руль и вывел машину со стоянки. Серое здание нависало над ним, нелепое, обреченное, набитое обреченными людьми, не способными ни передвигаться, ни понять, что происходит. Это было гнездо, жуткое змеиное гнездо, набитое отборнейшей дрянью, специально, заботливо отобранной дрянью, -- эта дрянь собрана здесь специально для того, чтобы превращать в дрянь всех, до кого достает гнусная ворожба излучения башен. Все они враги, и каждый из них ни на секунду не задумался бы изрешетить пулями, предать, распять меня, Вепря, Зефа, Раду, всех моих друзей и любимых... И все же хорошо, что я вспомнил о них только сейчас. Раньше такая мысль мне бы помешала. Я бы сразу вспомнил Рыбу... Единственный человек в обреченном змеином гнезде, да и тот -- Рыба... А что Рыба? -- Подумал он. -- Что я в конце концов о ней знаю? Что она учила меня говорить? И убирала за мной постель?.. Ну-ка, оставь Рыбу в покое. Ты отлично понимаешь, что дело не только в Рыбе. Дело в том, что с сегодняшнего дня ты выходишь драться всерьез, насмерть, как все здесь дерутся, и драться тебе придется с дурачьем -- со злобным дурачьем, оболваненным излучением; с хитрым, невежественным, жадным дурачьем, которое направляло это излучение; с благоустроенным дурачьем, которое радо было бы с помощью излучения превратить кукол злобных, озверевших в кукол умиленных, квазидобрых... И все они будут стремиться убить тебя, и твоих друзей, и твое дело... Колдун сказал: пусть совесть не мешает мыслить ясно, и пусть разум научится при необходимости заглушать совесть. Правильно, -- подумал он. -- Горькая правильность, страшная правильность... То, что я сейчас сделал, здесь называется подвигом. И Вепрь дожил до этого дня, и в этот день верили, как в добрую сказку, Лесник, Птица, Зеленый, и Гэл Кетшеф, и мой Гай, и еще десятки, сотни, тысячи людей, которых я никогда не видел... И все-таки мне нехорошо. И если я хочу, чтобы в дальнейшем мне доверяли и шли за мной, я никогда и никому не должен рассказывать, что главный свой подвиг я совершил не тогда, когда скакал и бегал под пулями, а вот сейчас, когда есть еще время пойти и разрядить бомбу, а я гоню и гоню машину прочь от проклятого места... Он гнал по прямой автостраде, там, где полгода назад Фанк вез его на своем роскошном лимузине в обгон бесконечной колонны грузовиков, мчал, чтобы передать с рук на руки Страннику... И теперь понятно зачем. Неужели он уже тогда знал, что я нейтрален к излучению, что я ничего не понимаю, и мной можно вертеть, как угодно? Значит, знал, Странник, знал, проклятый! И значит, это действительно дьявол, самый страшный человек в стране и, может быть, на планете. "Он знает все", -- сказал государственный прокурор, боязливо оглядываясь через плечо... Нет, не все. Ты обставил спранника, Мак. Ты выиграл у дьявола. И теперь надо его добить, пока не поздно, пока он не очухался, а может быть, его уже добили -- прямо у ворот его собственного логова... Ох, не верю, не верю, не по плечу это ребятам, у Волдыря было двадцать четыре родственника с пулеметами... Массаракш! Я даже не успел сообщить Генералу на каторгу, чтобы он был готов поднять политических и гнать их эшелоном сюда. Но что бы там ни случилось, со Странником я должен покончить. Суметь покончить со Странником и суметь продержаться несколько часов, пока армию и легион не свалит лучевое голодание. Они ведь ничего не знают о лучевом голодании, даже Странник, наверное, не знает, откуда ему знать, ведь во всей стране только я один вывозил бедного Гая за пределы лучевого поля... На шоссе было полно машин. Все они стояли кое-как -- поперек, наискосок, завалившись в кюветы. Раздавленные депрессией водители и пассажиры сидели, пригорюнясь, на подножках, бессильно свисали с сидений, валялись у обочин. Все это мешало, все время приходилось притормаживать, огибать, объезжать, и Максим не сразу заметил, что навстречу ему, со стороны города, тоже огибая и притормаживая, движется плоский, ярко-желтый правительственный автомобиль. Они встретились на свободном участке шоссе и проскочили друг мимо друга, едва не столкнувшись, и Максим успел заметить голый череп, круглые зеленые глаза и огромные оттопыренные уши и весь поджался, потому что снова все шло кувырком... "Странник! Массаракш, вся страна валяется в депрессии, все выродки валяются в обмороке, а этот гад, этот дьявол опять вывернулся! Значит, он все -таки придумал свою защиту... И оружия нет... - Максим посмотрел в зеркало, длинная желтая машина разворачивалась. -- Ну что ж, придется обойтись без оружия. Уж с этим-то совесть меня мучить не будет... -- Максим нажал на акселератор. -- Ско- рость, скорость... Ну, милая, еще..." Желтый плоский капот надвигался, рос, уже видны над ру- лем пристальные зеленые глаза. "Ну, Мак!.." Максим растопырился, уперся, одной рукой заслонил Вепря и изо всех сил нажал на тормоз. В раздирающем вое и визге тормозов желтый капот с хрустом вломился ему в багажник и, сминаясь гармошкой, встал дыбом. Посыпались стекла. Максим ногой вышиб дверь и вывалился наружу. Больно было ужасно, боль была в пятке, в разбитом колене, в ободранной руке, но он забыл о ней через мгновение, потому что Странник уже стоял перед ним. Это было невозможно, но это было. Дьявол, дьявол, длинный, сухой, грозный, с отведенной для удара рукой... Максим бросился на него, вложив в бросок все, что еще у него оставалось. Мимо! И страшный удар в затылок!.. Мир накренился, чуть не упал, но не упал все-таки, а Странник снова перед глазами, снова голый череп, пристальные зеленые глаза и рука, отведенная для удара... "Стоп, остановись, он промахнется... Куда это он смотрит?.. Ну, нас на этом не купишь...". Странник с застывшим лицом уставился поверх головы Максима, и Максим бросился снова и на этот раз попал. Длинный черный человек согнулся пополам и медленно повалился на асфальт. Тогда Максим перевел дух и оглянулся. Серый куб Центра был прекрасно виден отсюда, и он больше не был кубом. Он плющился на глазах, стекал и проваливался внутрь себя. Над ним поднимался дрожащий знойный воздух, и пар, и дым, и что-то ослепительно-белое, жаркое даже здесь, страшно и весело выглядывало сквозь длинные вертикальные трещины и оконные дыры... Ладно, там все в порядке... Максим с торжеством повернулся к Страннику. Дьявол лежал на боку, обхватив живот длинными руками, глаза его были закрыты. Максим осторожно придвинулся. Из покореженной малолитражки высунулся Вепрь. Он возился и ерзал, пытаясь вылезти наружу. Максим остановился рядом со Странником, примериваясь, как бы ударить, чтобы покончить сразу. Массаракш, проклятая рука не поднимается на лежачего... И тут Странник приоткрыл глаза и сипло произнес: -- Dummkopf, rotznase... Максим не сразу понял, а когда понял, у него подкосились ноги. Дурак... Сопляк... Дурак... Сопляк... Потом из серой гулкой пустоты до него донесся спокойный голос Вепря: -- Отойдите-ка, Мак, у меня пистолет. Максим, не глядя, поймал его руку. Странник с трудом сел, все еще держась за живот. -- М-мальчишка... -- Прошептал он с трудом. -- Не стойте столбом... Ищите машину... Живо, живо... Да не стойте же, поворачивайтесь! Максим тупо огляделся. Шоссе оживало. Центра больше не было -- он превратился в лужу расплавленного металла, в пар, в смрад. Башни больше не работали, куклы перестали быть куклами. Ошеломленные люди, приходя в себя, хмуро озирались, топтались возле своих машин, пытались понять, что с ними произошло, как они сюда попали, зачем они здесь и что делать дальше. -- Кто вы такой, -- спросил Вепрь. -- Не ваше дело, -- ответил Странник по-немецки. Ему было больно, он кряхтел и задыхался. -- Не понимаю, -- сказал Вепрь, поднимая ствол пистолета. -- Каммерер, -- позвал Странник. -- Заткните глотку своему террористу, и ищите машину... -- Какую машину? -- спросил Максим тупо и беспомощно. -- Массаракш, -- прокряхтел Странник. Он кое-как поднялся, все еще сутулясь и прижимая ладонь к животу. Неверными шагами подошел к Максимову автомобильчику и пролез внутрь. -- Садитесь! Быстро! -- сказал он уже из-за руля. Потом он оглянулся назад, на окрашенный пламенем столб дыма. -- Что вы туда подбросили? -- спросил он безнадежно. -- Термическую бомбу, -- сказал Максим. -- В подвал или в вестибюль? -- В подвал... Странник застонал, посидел немного, откинув голову, потом включил двигатель. Машина затряслась и задребезжала. -- Да садитесь же вы наконец! -- заорал он. -- Кто это такой? -- спросил Вепрь. -- Хонтиец? Максим помотал головой, рывком открыл заднюю заклинившуюдверцу и сказал ему: -- Полезайте. Сам он обошел машину и сел рядом со Странником. Автомобиль дернулся, в нем что-то завизжало, треснуло, но он уже катился по шоссе, нелепо вихляя, дребезжа незакрывающимися дверцами и громко стреляя глушителем. -- Что вы теперь намерены делать? -- спросил Странник. -- Погодите... -- попросил Максим. -- Скажите хоть, кто вы такой? -- Я работник галактической безопасности, - горько сказал Странник. -- Я сижу здесь уже пять лет. Мы готовим спасение этой несчастной планеты. Тщательно, бережно, с учетом всех возможных последствий. Всех, понимаете?.. А вот вы кто такой? Кто вы такой, что лезете не в свое дело, путаете нам карты, взрываете, стреляете -- кто вы такой? -- Я не знал, -- произнес Максим упавшим голосом. -- Откуда мне было знать? -- Да, конечно, вы ничего не знали. Но вы же знали, что самодеятельное вмешательство запрещено, вы же работник ГСП... Должны были знать... На Земле мать по нему с ума сходит... Девицы какие-то звонят непрерывно... Отец работу забросил... Что вы намеревались делать дальше? -- Застрелить вас, -- сказал Максим. -- Что-о-о? Машина вильнула. -- Да, -- покорно сказал Максим. -- А что мне оставалось делать? Мне сказали, что вы здесь главный негодяй, и... -- он замялся. Странник искоса глядел на него круглым зеленым глазом. -- И в это нетрудно было поверить, так? -- Да. -- Ну ладно. А дальше? -- А дальше должна начаться революция. -- Чего это ради? -- Но ведь Центр-то разрушен... Излучения больше нет... -- Ну и что же? -- Теперь они сразу поймут, что их угнетают, что жизнь у них дрянная и поднимутся... -- Куда они поднимутся? -- печально спросил Странник. -- Кто поднимется? Творцы живут и здравствуют, легион цел и невридим, армия отмобилизована, в стране военное положение... На что вы расчитывали? Максим покусал губу. Можно было бы, конечно, изложить этому печальному чудовищу свои планы, перспективы и прочее, но что толку? Раз ничего не готово, раз все так получилось... -- Рассчитывать они будут сами, -- он показал через плечо на Вепря. -- Вот этот человек, например, пусть рассчитывает... Мое дело было дать им возможность рассчитывать. -- Ваше дело... -- пробормотал Странник. -- Ваше дело было -- сидеть в уголке и ждать, пока я вас не поймаю... -- Да, наверное, -- согласился Максим. -- В следующий раз я буду иметь это в виду... -- Сегодня же вы отправитесь на Землю, - жестко сказал Странник. -- И не подумаю, -- отозвался Максим. -- Сегодня же вы отправитесь на Землю! -- повысив голос, повторил Странник. -- На этой планете мне хватит дел и без вас. Забирайте свою Раду и отправляйтесь... -- Рада у вас? -- Быстро спросил Максим. -- Да. Давно у меня. Жива и здорова. Не волнуйтесь... -- За Раду -- спасибо, -- сказал Максим. - Большое спасибо... Машина въехала в город. На главной улице гудела, чадила и ворочалась чудовищная пробка. Странник свернул в проулок и поехал трущобами. Тут все было мертво. На углах столбом, руки за спиной, лицо под боевой каской, торчали чины военной полиции. Да, здесь на события отреагировали быстро -- общая тревога, и все на местах. Как только очнулись от депрессии. "Может, не надо было сразу взрывать? Может быть, надо было действовать по плану прокурора? Нет, нет, массаракш! Пусть все идет, как идет. Пусть он мне не выговаривает зря. Пусть они сами разберутся, что к чему, как только у них прояснится в голове..." Странник снова вывернул на магистраль. Вепрь деликатно похлопал его стволом пистолета по плечу. -- Будьте добры, высадите меня. Вот здесь. Вон где люди стоят... Возле газетного киоска, засунув руки глубоко в карманы длинных серых плащей стояли люди -- человек пять, а больше на тротуарах никого не было, очевидно, население, испугавшись депрессионного удара, попряталось, кто куда. -- А что вы намерены делать? -- спросил Странник, замедляя ход. -- Дышать свежим воздухом, -- ответил Вепрь. -- Сегодня на редкость славная погода... -- Это наш человек, -- сказал ему Максим. (