нас, знаете ли, распространился вдруг этот странный слух... Вы давно знакомы с Владимиром Сергеевичем? - Месяц, - неохотно сказал Юра. Он уже понял, что Кравец ему не нравится. Может быть, потому, что он говорил с белобрысым извиняющимся голосом. Или потому, что все время задавал вопросы. - А я его знаю больше, - сказал Кравец. - Я у него учился. - Он вдруг спохватился. - Что же мы тут стоим? Заходите! Юра шагнул в люк. Это была, по-видимому, вычислительная лаборатория. Вдоль стен тянулись прозрачные стеллажи электронной машины. Посередине стояли матово-белый пульт и большой стол, заваленный бумагами и схемами. На столе стояло несколько небольших электрических машин для ручных вычислений. - Это наш мозг, - сказал Кравец. - Присаживайтесь. Юра остался стоять. Молчание затянулось. - На "Тахмасибе" тоже такая же машина, - сообщил Юра. - Сейчас все наблюдают, - заговорил Кравец. - Видите, никого нет. У нас вообще очень много наблюдают. Очень много работают. Время летит совершенно незаметно. Иногда такие ссоры бывают из-за работы... - Он махнул рукой и засмеялся. - Наши астрофизики совсем рассорились. У каждого своя идея, и каждый почитает другого дураком. Объясняются через меня. И мне же от обоих попадает. Кравец замолчал и выжидательно посмотрел на Юру. - Что ж, - сказал Юра, глядя в сторону. - Бывает. Конечно, подумал он, никому неохота сор из избы выносить. - Нас здесь мало, - сказал Кравец, - все мы очень заняты, директор наш, Владислав Кимович, очень хороший человек, но он тоже занят. Так что на первый взгляд может показаться, что у нас очень скучно. А на самом деле мы круглыми сутками сидим каждый со своей работой. Он снова выжидательно посмотрел на Юру. Юра вежливо сказал: - Да, конечно, чем тут еще заниматься. Космос ведь для работы, а не для развлечений. Правда, у вас тут действительно пусто немножко. Только где-то гитара играет. - А, - сказал Кравец, улыбаясь, - это наш Дитц погрузился в размышления. Люк отворился, и в лабораторию неловко протиснулась маленькая девушка с большой охапкой бумаг. Она плечом затворила люк и посмотрела на Юру. Наверное, она только что проснулась - глаза у нее были слегка припухшие. - Здравствуйте, - сказал Юра. Девушка беззвучно шевельнула губами и тихонько прошла к столу. Кравец сказал: - Это Зина Шатрова. А это, Зиночка, Юрий Бородин, он прибыл вместе с Владимиром Сергеевичем Юрковским. Девушка кивнула, не поднимая глаз. Юра старался сообразить, ко всем ли прибывшим на "Тахмасибе" с Юрковским работники обсерватории относятся так странно. Он взглянул на Кравца. Кравец смотрел на Зину и, кажется, что-то подсчитывал. Зина молча перебирала листки. Когда она придвинула к себе электрическую машину и стала звонко щелкать цифровыми клавишами, Кравец обернулся к Юре и сказал: - Ну что, Юра, хотите... Его прервало мягкое пение радиофонного вызова. Он извинился и поспешно вытащил из кармана радиофон. - Анатолий? - спросил густой голос. - Да, я, Владислав Кимович. - Анатолий, навести, пожалуйста, Базанова. Он в библиотеке. Кравец взглянул на Юру. - У меня... - начал он. Голос в радиофоне стал вдруг далеким. - Здравствуйте, Владимир Сергеевич... Да-да, схемы я приготовил... Послышались частые гудки отбоя. Кравец засунул радиофон в карман и нерешительно поглядел на Зину и на Юру. - Мне придется уйти, - сказал он. - Директор просит меня помочь нашему атмосфернику... Зина, будь добра, покажи нашему гостю обсерваторию. Учти, он хороший друг Владимира Сергеевича, надо принять его получше. Зина не ответила. Она словно не слышала Кравца и только низко опустила лицо над машиной. Кравец улыбнулся Юре грустной улыбкой, поднял брови, слегка развел руками и вышел. Юра отошел к пульту и украдкой взглянул на девушку. У нее было милое и какое-то безнадежно усталое лицо. Что все это значит: "Владимир Сергеевич действительно приехал сюда инспектировать?" "Учти, он хороший друг Владимира Сергеевича". "Провалитесь вы все в тартарары!" Юра чувствовал, что все это означает что-то нехорошее. Он испытывал настоятельную потребность во что-то вмешаться. Уйти и оставить все в таком же положении было решительно невозможно. Он опять посмотрел на Зину. Девушка прилежно работала. Никогда он еще не видел, чтобы такая милая девушка была так печальна и молчалива. Да ее же обидели, подумал вдруг он. Ясно как солнце, что ее обидели. Обидели на твоих глазах человека - и ты виноват, - машинально вспомнил он. Ну, ладно... - Это что? - громко спросил Юра и ткнул пальцем наугад в одну из мигающих ламп. Зина вздрогнула и подняла голову. - Это? - сказала она. В первый раз она подняла на него глаза. У нее были необыкновенно синие большие глаза. Юра храбро сказал: - Вот именно, это. Зина все еще смотрела на него. - Скажите, - спросила она, - вы будете работать у нас? - Нет, - сказал Юра и подошел вплотную к столу. - Я не буду у вас работать. Я здесь проездом. И никакой я не друг Владимира Сергеевича, а просто мы слегка знакомы. И я не любимчик. Я вакуум-сварщик. Она провела ладонью по лицу. - Погодите, - пробормотала она. - Вакуум-сварщик? Почему вакуум-сварщик? - А почему бы и нет? - сказал Юра. Он чувствовал, что каким-то непостижимым образом это имеет огромное значение, и очень хорошо для этой милой печальной девушки, что он именно вакуум-сварщик, а не кто-то другой. Никогда он еще так не радовался тому, что он вакуум-сварщик. - Простите, - сказала девушка. - Я вас спутала. - С кем? - Не знаю. Я думала... Не знаю. Это не важно. Юра обошел стол и остановился рядом с нею, глядя на нее сверху вниз. - Рассказывайте, - потребовал он. - Что? - Все. Все, что здесь делается. И вдруг Юра увидел, как на блестящую полированную поверхность стола закапали частые капли. У него подкатил ком к горлу. - Ну, вот еще, - сердито сказал он. Зина затрясла головой. Он испуганно оглянулся на люк и грозно сказал: - Прекратите реветь! Какой срам! Она подняла голову. Лицо у нее было мокрое и жалкое, глаза припухли еще больше. - Вам... бы... так, - проговорила она. Он достал носовой платок и положил ей на мокрую ладонь. Она стала вытирать щеки. - Кто это вас? - тихо спросил Юра. - Кравец? Так я пойду и сейчас набью ему морду, хотите? Она сложила платок и попыталась улыбнуться. Затем она спросила: - Слушайте, вы правда вакуум-сварщик? - Правда. Только, пожалуйста, не ревите. В первый раз вижу человека, который плачет при виде вакуум-сварщика. - А правда, что Юрковский привез на обсерваторию своего протеже? - Какого протеже? - изумился Юра. - У нас тут говорили, что Юрковский хочет устроить на Дионе какого-то своего любимца - астрофизика... - Что за чушь? - сказал Юра. - На борту только экипаж, Юрковский и я. Никаких астрофизиков. - Правда? - Ну, конечно, правда! И вообще - у Юрковского любимцы! Это же надо придумать! Кто это вам сказал? Кравец? Она опять помотала головой. - Хорошо, - Юра нашарил ногой табурет и сел. - Вы все-таки рассказывайте. Все рассказывайте. Кто вас обидел? - Никто, - сказала она тихо. - Я просто плохой работник. Да еще с неуравновешенной психикой, - она невесело усмехнулась. - Наш директор вообще против женщин на обсерватории. Спасибо, что хоть не сразу на Планету вернул. Со стыда бы сгорела. На Земле пришлось бы менять специальность. А мне этого вовсе не хочется. Здесь у меня хоть ничего и не получается, зато я на обсерватории, у мощного ученого. Я ведь люблю все это, - она судорожно глотнула. - Ведь я думала, что у меня призвание... Юра сказал сквозь зубы: - В первый раз слышу о человеке, чтобы он любил свое дело и чтобы у него ничего не получалось. Она дернула плечом. - Ведь вы любите свое дело? - Да. - И у вас ничего не получается? - Я бездарь, - сказала она. - Как это может быть? - Не знаю. Юра прикусил губу и задумался. - Послушайте, - сказал он. - Послушайте, Зина, ну, а другие как же? - Кто? - Другие ребята... Зина судорожно вздохнула. - Здесь они стали совсем не такими, как на Земле. Базанов всех ненавидит, а эти два дурачка вообразили невесть что, перессорились и теперь ни со мной, ни друг с другом не разговаривают... - А Кравец? - Кравец - холуйчик, - равнодушно сказала она. - Ему на все наплевать. - Она вдруг растерянно посмотрела на него. - Только вы никому не говорите того, что я вам здесь рассказывала. Ведь мне совсем житья не будет. Начнутся всякие укоризненные замечания, общие рассуждения о сущности женской натуры... Юра сузившимися глазами смотрел на нее. - Как же так? - сказал он. - И никто об этом не знает? - А кому это интересно? - Она жалко улыбнулась. - Ведь лучшая из дальних обсерваторий... Люк распахнулся. Давешний беловолосый парень просунулся по пояс в комнату, уставился на Юру, неприятно сморщив нос, затем взглянул на Зину и снова уставился на Юру. Зина встала. - Познакомьтесь, - сказала она дрожащим голосом. - Это Свирский, Виталий Свирский, астрофизик. А это Юрий Бородин... - Сдаешь дела? - неприятным голосом осведомился Свирский. - Ну, не буду мешать. Он стал закрывать люк, но Юра поднял руку. - Одну минуту, - сказал он. - Хоть пять, - любезно осклабился Свирский. - Но в другой раз. А сейчас мне не хочется нарушать ваш тет-а-тет, коллега. Зина негромко охнула и прикрыла лицо рукой. - Я тебе не коллега, дурак, - тихо сказал Юра и пошел на Свирского. Свирский бешеными глазами глядел на него. - И я буду говорить с тобой сейчас, понял? А сначала ты извинишься перед девушкой, скотина этакая. Юра был в пяти шагах от люка, когда Свирский, зверски выпятив челюсть, полез в комнату навстречу ему. Быков расхаживал по кают-компании, заложив руки за спину и опустив голову. Жилин стоял, прислонившись к двери в рубку. Юрковский, сцепив пальцы, сидел за столом. Все трое слушали Михаила Антоновича. Михаил Антонович говорил страстно и взволнованно, прижимая к левой стороне груди коротенькую руку. - ...И поверь мне, Володенька, никогда в жизни я не выслушивал столько гадостей о людях. Все гадкие, дурные, один Базанов хороший. Шершень, видите ли, тиран и диктатор, всех измотал, нагло диктует свою волю. Все его боятся. Был один смелый человек на Дионе, Мюллер, и того Шершень, видите ли, выжил. Нет-нет, Базанов не отрицает научных заслуг Шершня, он, видите ли, даже восхищается ими, а в том, что обсерватория пользуется такой славой, заслуга именно Шершня, но зато, видите ли, внутри там царит упадок нравов. У Шершня есть специальный осведомитель и провокатор, некий бездарь Кравец. Этот Кравец, видите ли, везде подслушивает, а потом наушничает, а потом по указанию директора распространяет слухи и всех между собой ссорит. Так сказать, разделяй и властвуй. Кстати, пока мы беседовали, этот несчастный Кравец зашел в библиотеку за какой-то книжкой. Как на него Базанов накричал! "Пошел вон!" - кричит. Бедный Кравец, такой милый, симпатичный юноша, даже представиться не успел толком. Весь покраснел и ушел, даже книжки не взял. Я, конечно, не мог сдержаться и здорово отчитал Базанова. Я ему прямо сказал: "Что же вы, Петя? Разве можно?" Михаил Антонович перевел дух и вытер лицо платочком. - Ну, вот, - продолжал он. - Базанов, видите ли, необычайно нравственно чистоплотен. Он не выносит, когда кто-нибудь за кем-нибудь ухаживает. Здесь есть молоденькая сотрудница Зина, астрофизик, так он приклеил к ней сразу двух кавалеров да еще вообразил, что они из-за нее передрались. Она, видите ли, делает авансы и тому и другому, а те как петушки... Причем сам, заметьте добавляет, что это только слухи, но что факт остается фактом, все трое в ссоре. Мало того, что Базанов склочничает со всеми астрономами, он втянул в свои склоки и инженер-контролеров. Все у него кретины, сопляки, работать никто не умеет, недоучки... У меня волосы дыбом вставали, когда я это слышал! Вообрази, Володенька... Знаешь, кого он считает главным виновником всего этого? Михаил Антонович сделал эффектную паузу. Быков остановился и посмотрел на него. Юрковский, сильно прищурясь, играл желваками на обрюзглых щеках. - Тебя! - сказал Михаил Антонович сорвавшимся голосом. - Я прямо ушам не поверил! Генеральный инспектор МУКСа прикрывает все эти безобразия, мало того, возит по обсерваториям каких-то таинственных любимцев, пристраивает их там, а простых работников, придравшись к мелочи, увольняет и возвращает на Землю. Всюду насадил своих ставленников, вроде Шершня! Я этого уже не выдержал. Я ему сказал: "Извините, - говорю, - голубчик, извольте отдавать отчет в своих словах". Михаил Антонович снова перевел дух и замолчал. Быков принялся расхаживать по кают-компании. - Так, - сказал Юрковский. - Чем же ваша беседа кончилась? Михаил Антонович гордо сказал: - Я больше не мог его слушать. Я не мог слышать, как обливают грязью тебя, Володенька, и коллектив лучшей дальней обсерватории. Я встал, язвительно попрощался и ушел. Надеюсь, ему сделалось стыдно. Юрковский сидел, опустив глаза. Быков сказал с усмешкой: - Хорошо живут у тебя на базах, генеральный инспектор. Дружно живут. - Я бы на твоем месте, Володенька, принял бы меры, - сказал Михаил Антонович. - Базанова надо вернуть на Землю без права работать на внеземных станциях. Такие люди ведь очень опасны, Володенька, ты сам знаешь... Юрковский сказал, не поднимая глаз: - Хорошо. Спасибо, Михаил. Меры принять придется. Жилин тихо сказал: - Может быть, он просто устал? - Кому от этого легче? - сказал Быков. - Да, - сказал Юрковский и тяжело вздохнул. - Базанова придется убрать. В коридоре послышался торопливый стук магнитных подков. - Юра возвращается, - сказал Жилин. - Что ж, давайте обедать, - сказал Быков. - Ты с нами обедаешь, Владимир? - Нет. Я обедаю у Шершня. Мне еще о многом надо договориться с ним. Жилин стоял у входа в рубку и первым увидел Юру. Он вытаращил глаза и поднял брови. Тогда к Юре обернулись все остальные. - Что это значит, стажер? - осведомился Быков. - Что с тобой, Юрик? - воскликнул Михаил Антонович. Выглядел Юра предосудительно. Левый глаз был залит красно-синим синяком, нос деформировался, губы распухли и почернели. Левую руку он держал несколько на весу, пальцы правой были облеплены пластырями. Спереди на куртке виднелись наспех замытые темные пятна. - Я дрался, - хмуро ответил Юра. - С кем вы дрались, стажер? - Я дрался со Свирским. - Кто это? - Это один молодой астрофизик на обсерватории, - нетерпеливо пояснил Юрковский. - Почему вы подрались, кадет? - Он оскорбил девушку, - сказал Юра. Он глядел прямо в глаза Жилину. - Я потребовал, чтобы он извинился. - Ну? - Ну, и мы подрались. Жилин едва заметно одобрительно кивнул. Юрковский встал, прошелся по каюте и остановился перед Юрой, глубоко засунув руки в карманы халата. - Я так понимаю, кадет, - сказал он холодно, - что вы устроили в обсерватории мерзкий дебош. - Нет, - сказал Юра. - Вы избили сотрудника обсерватории. - Да, - сказал Юра. - Но я не мог иначе. Я должен был заставить его извиниться. - Заставил? - быстро спросил Жилин. Юра поколебался немного, затем сказал уклончиво: - В общем он извинился. Потом. Юрковский раздраженно сказал: - А, черт, при чем тут это, Иван! - Извините, Владимир Сергеевич, - смиренно сказал Иван. Юрковский снова повернулся к Юре. - Все равно это был дебош, - сказал он. - Так это выглядит, во всяком случае. Послушайте, кадет, я охотно верю, что вы действовали из самых лучших побуждений, но вам придется извиниться. - Перед кем? - сейчас же спросил Юра. - Во-первых, разумеется, перед Свирским. - А во-вторых? - Во-вторых, вы должны будете извиниться перед директором обсерватории. - Нет! - сказал Юра. - Придется. - Нет. - Что значит - нет? Вы устроили драку в его обсерватории. Это отвратительно. И вы отказываетесь извиниться? - Я не стану извиняться перед подлецом, - ровным голосом сказал Юра. - Молчать, стажер! - проревел Быков. Воцарилось молчание. Михаил Антонович горестно вздыхал и качал головой. Юрковский с изумлением глядел на Юру. Жилин вдруг оттолкнулся от стены, подошел к Юре и положил руку ему на плечо. - Простите, Алексей Петрович, - сказал он. - Мне кажется, надо дать Бородину рассказать все по порядку. - А кто ему мешает? - сердито сказал Быков. Было видно, что он очень недоволен всем происходящим. - Рассказывай, Юра, - сказал Жилин. - Что тут рассказывать? - тихо начал Юра. Затем он закричал: - Это надо видеть! И слышать! Этих дураков надо немедленно спасать! Вы говорите - обсерватория, обсерватория! А это притон! Здесь люди плачут, понимаете? Плачут! - Спокойно, кадет, - сказал Юрковский. - Я не могу спокойно! Вы говорите извиняться... Я не стану извиняться перед инквизитором! Перед мерзавцем, который науськивает дураков друг на друга и на девушку! Куда вы смотрите, генеральный инспектор? Все это заведение пора давно эвакуировать на Землю, они скоро на четвереньки станут, начнут кусаться! - Успокойся и расскажи по порядку, - сказал Жилин. И Юра рассказал. Как он встретился с Зиной Шатровой, и как она плакала, и как он понял, что необходимо вмешаться немедленно, и он начал со Свирского, который до того оброс шерстью, что верил всяким гадостям о любимой девушке. Как он заставил Аверина со Свирским "поговорить по душам", и как выяснилось, что Свирский никогда не называл Аверина бездарью и подхалимом, и что Аверин даже не подозревал, что его неоднократно выводили ночью из комнаты Зины. Как отобрали у контролера Дитца гитару и узнали, что он никогда не распускал слухов про Базанова и Таню Оленину... И как сразу обнаружилось, что все это проделки Кравца и что Шершень не может не знать о них, и он-то и есть главный негодяй... - Ребята прислали меня к вам, Владимир Сергеевич, чтобы вы что-нибудь сделали. И вы лучше что-нибудь сделайте, иначе они сами сделают... Они уже готовы. Юрковский сидел в кресле за столом, и лицо у него было такое старое и жалкое, что Юра остановился и растерянно оглянулся на Жилина. Но Жилин опять еле заметно кивнул. - За эти слова вы тоже ответите, - процедил сквозь зубы Шершень. - Замолчи! - закричал маленький смуглый Аверин, сидевший рядом с Юрой. - Не смей перебивать! Товарищи, как он смеет все время перебивать? Юрковский переждал шум и продолжил: - Все это до того омерзительно, что я вообще исключал возможность такого явления, и понадобилось вмешательство постороннего человека, мальчишки, чтобы... Да. Омерзительно. Я не ждал этого от вас, молодые. Как это оказалось просто - вернуть вас в первобытное состояние, поставить вас на четвереньки три года, один честолюбивый маньяк и один провинциальный интриган. И вы согнулись, озверели, потеряли человеческий облик. Молодые, веселые, честные ребята... Какой стыд! Юрковский сделал паузу и оглядел астрономов. Все это сейчас зря, подумал он. Им не до меня. Они сидели кучкой и с ненавистью смотрели на Шершня и Кравца. - Ладно. Нового директора вам пришлют с Титана. Два дня можете митинговать и думать. Думайте. Вы, бедные и слабые, вам говорю: думайте! А сейчас идите. Они поднялись и, понурившись, пошли из кабинета. Шершень тоже встал и, нелепо качаясь на магнитных башмаках, подошел к Юрковскому вплотную. - Это самоуправство, - сипло сказал он. - Вы нарушаете работу обсерватории. Юрковский гадливо отстранил его. - Слушайте, Шершень, - сказал он. - На вашем месте я бы застрелился. 12. "КОЛЬЦО-1". БАЛЛАДА ОБ ОДНОНОГОМ ПРИШЕЛЬЦЕ - Знаешь, - сказал Быков, - глядя на Юрковского поверх очков и поверх "Физики металлов", - а ведь Шершень, пожалуй, считает себя незаслуженно оскорбленным. Как-никак лучшая обсерватория и так далее... - Шершень меня не интересует, - сказал Юрковский. Он захлопнул бювар и потянулся. - Меня интересует, как могли эти ребята дойти до такой жизни... А Шершень - прах, мелочь. Несколько минут Быков размышлял. - И как же по-твоему? - спросил, наконец, он. - У меня есть одна теория... Вернее, гипотеза. Я полагаю, что у них уже исчез необходимый в прошлом иммунитет к социально вредному, но еще не исчезли их собственные антиобщественные задатки. - Попроще, - сказал Быков. - Пожалуйста. Возьмем тебя. Что бы ты сделал, если бы к тебе подошел сплетник и сказал, что... э-э... скажем, Михаил Крутиков ворует и продает продовольствие? Ты повидал на своем веку много сплетников, знаешь им цену, и ты бы сказал ему... э-э... удалиться. Теперь возьмем нашего кадета. Что бы он сделал, если бы ему сказали... э-э... ну, скажем, то же самое? Он бы принял все за чистую монету и моментально бы помчался к Михаилу объясняться. И сразу же понял бы, что это чепуха, вернулся бы и... э-э... побил бы негодяя. - Ага, - с удовольствием сказал Быков. - Ну, так вот. А наши друзья на Дионе - это уже не ты, но еще и не кадет. Они принимают гадость за чистую монету, но неистраченные запасы ложной гордости мешают им пойти и все выяснить. - Что ж, - сказал Быков. - Может быть, что и так. Вошел Юра, сел на корточки перед открытым инженерным шкафом и стал выбирать себе книгу на вечер. События на Дионе совсем выбили его из колеи, и он все никак не мог прийти в себя. Прощание с Зиной Шатровой было молчаливым и очень трогательным. Зина и подавно не успела прийти в себя. Правда, она уже улыбалась. Юре очень хотелось остаться на Дионе до тех пор, пока Зина не начнет смеяться. Он был уверен, что сумел бы развеселить ее, в какой-то мере помочь ей забыть о страшных днях владычества Шершня. Он очень жалел, что остаться нельзя. Зато в коридоре он поймал белобрысого Свирского и потребовал, чтобы с Зиной здесь были особенно внимательны. Свирский бешено взглянул на него и невпопад ответил: "Морду мы ему еще набьем". - Э... Алексей, - сказал Юрковский. - Я никому не помешаю в рубке? - Ты генеральный инспектор, - сказал Быков. - Кому же ты можешь помешать? - Я хочу связаться с Титаном, - сказал Юрковский. - И вообще послушать эфир. - Валяй, - сказал Быков. - А мне можно? - спросил Юра. - И тебе можно, - сказал Быков. - Всем все можно. Утром Быков дочитал последний журнал, долго и внимательно разглядывал обложку и даже, кажется, посмотрел, сколько он стоит. Затем он вздохнул, отнес журнал в свою каюту, а когда вернулся, Юра понял, что "парень достругал палочку до конца". Быков был теперь очень ласков, словоохотлив и всем все позволял. - Пойду-ка и я с вами, - сказал Быков. Все втроем они ввалились в рубку. Михаил Антонович изумленно поглядел на них со своего пьедестала, расплылся в улыбке и помахал им ручкой. - Мы тебе мешать не будем, - сказал Быков. - Мы на рацию. - Только смотрите, мальчики, - предупредил Михаил Антонович, - через полчаса невесомость. По требованию Юрковского "Тахмасиб" шел к станции "Кольцо-1", искусственному спутнику Сатурна, движущемуся вблизи Кольца. - А нельзя ли без невесомости? - капризно спросил Юрковский. - Видишь ли, Володенька, - виновато ответил Михаил Антонович, - очень тесно здесь "Тахмасибу". Все время приходится маневрировать. Они прошли мимо Жилина, копавшегося в комбайне контроля, и сели перед рацией. Быков принялся манипулировать верньерами. В динамике завыло и заверещало. - Музыка сфер, - прокомментировал позади Жилин. - Подключите дешифратор, Алексей Петрович. - Да, действительно, - сказал Быков. - Я почему-то решил, что это помехи. - Радист, - презрительно сказал Юрковский. Динамик вдруг заорал неестественным голосом: - ...минут слушайте Александра Блюмберга, ретрансляция с Земли. Повторяю... Голос уплыл и сменился сонным похрипыванием. Потом кто-то сказал: "...чем не могу помочь. Придется вам, товарищи, подождать". - "А если мы пришлем свой бот?" - "Тогда ждать придется меньше, но все-таки придется". Быков включил самонастройку, и стрелка поползла по шкале, ненадолго задерживаясь на каждой работающей станции, "...восемьдесят гектаров селеновых батарей для оранжереи, сорок километров медного провода шесть сотых, двадцать километров...", "...масла нет, сахару нет, осталось сто пачек "Геркулеса", сухари и кофе. Да, и еще сигарет нет...", "...and hear me? I'm not going to stand this impudance... Hear me? I'm..." <...И слышите? Я не намерен терпеть эту наглость... Слышите? Я...>. "Ку-два, ку-два, ничего не понял... Что у него за рация?.. Ку-два, даю настройку. Раз, два, три...", "...очень соскучилась. Когда же ты вернешься? И почему не пишешь? Целую, твоя Анна. Точка", "...Чэн, не пугайся, это очень просто. Берешь объемный интеграл по гиперболоиду до аш...", "Седьмой, седьмой, для вас очищен третий сектор...", "...Саша, ходят слухи, что какой-то генеральный инспектор прилетел. Чуть ли не сам Юрковский..." - Хватит, - сказал Юрковский. - Ищи Титан. Паршивцы, - проворчал он. - Уже знают. - Интересно, - глубокомысленно сказал Быков. - Всего-то их в системе Сатурна полтораста человек, а сколько шуму... Рация крякала и подвывала. Быков настроился и стал говорить в микрофон: - Титан, Титан. Я "Тахмасиб". Титан. Титан. - Титан слушает, - сказал женский голос. - Генеральный инспектор Юрковский вызывает директора системы. - Быков весело посмотрел на Юрковского. - Я правильно, говорю, Володя? - спросил он в микрофон. Юрковский благосклонно покивал. - Алло, алло, "Тахмасиб"! - женский голос стал немножко взволнованным. - Подождите минуту, я соединю вас с директором. - Ждем, - сказал Быков и пододвинул микрофон к Юрковскому. Юрковский откашлялся. - Лизочка! - закричал кто-то в динамике. - Дай-ка мне директора, голубчик! Быстренько! - Освободите частоту, - строго сказал женский голос. - Директор занят. - Как это занят? - оскорбленно сказал голос. - Ференц, это ты? Опять без очереди? - Освободить частоту, - строго сказал Юрковский. - Всем освободить частоту, - раздался медлительный скрипучий голос. - Директор слушает генерального инспектора Юрковского. - Ух, ты... - испуганно сказал кто-то. Юрковский самодовольно посмотрел на Быкова. - Зайцев, - сказал он. - Здравствуй, Зайцев. - Здравствуй, Володя, - проскрипел директор. - Какими судьбами? - Я... э-э... слегка инспектирую. Прибыл вчера. Прямо на Диону. Шершня я снял. Подробности после. Значит, сделаем... э-э... так. На смену Шершню пришли Мюллера. Шершня постарайся как можно скорее отправить на Землю. Шершня и еще там одного. Кравец его фамилия. Из молодых, да ранний. За отправкой проследи лично. И учти, что я тобой недоволен. С этим делом... э-э... ты мог бы справиться сам, и гораздо раньше. Далее... - Юрковский замолчал. В эфире царила поразительная тишина. - Я наметил себе следующий маршрут. Сейчас я иду к "Кольцу-1". Задержусь там на двое-трое суток, а затем загляну к тебе на Титан. Прикажи там, чтобы приготовили горючее для "Тахмасиба". И, наконец, вот что. - Юрковский опять замолчал. - У меня на борту находится один юноша. Это вакуум-сварщик. Один из группы добровольцев, что работают у тебя на Рее. Будь добр, посоветуй, где я его могу высадить, чтобы его немедленно отправили на Рею. - Юрковский снова замолчал. В эфире было тихо. - Так я слушаю тебя, - сказал Юрковский. - Одну минуту, - сказал директор. - Сейчас здесь наводят справки. Ты что, на "Тахмасибе"? - Да, - сказал Юрковский. - Вот тут со мной рядом Алексей. Михаил Антонович крикнул из штурманской: - Привет Феденьке, привет! - Вот Миша тебе привет передает. - А Григорий с тобой? - Нет, - сказал Юрковский. - А ты разве не знаешь? В эфире молчали. Потом скрипучий голос осторожно спросил: - Что-нибудь случилось? - Нет-нет, - сказал Юрковский. - Ему просто запретили летать. Вот уже год. В эфире вздохнули. - Да-а, - сказал директор. - Вот скоро и мы так же. - Надеюсь, еще не скоро, - сухо сказал Юрковский. - Ну, как там твои справки? - Так, - сказал голос. - Минутку. Слушай. На Рею твоему сварщику лететь не нужно. Добровольцев мы перебросили на "Кольцо-2". Там они нужнее. На "Кольцо-2", если повезет, отправишь его прямо с "Кольца-1". А если не повезет - отправим его отсюда, с Титана. - Что значит - повезет, не повезет? - Два раза в декаду на Кольцо ходят швейцарцы, возят продовольствие. Возможно, ты застанешь швейцарский бот на "Кольце-1". - Понимаю, - сказал Юрковский. - Ну, что ж, хорошо. У меня к тебе пока больше ничего нет. До встречи. - Спокойной плазмы, Володя, - сказал директор. - Не провалитесь там в Сатурн. - Тьфу на тебя, - проворчал Быков и выключил рацию. - Ясно, кадет? - спросил Юрковский. - Ясно, - сказал Юра и вздохнул. - Ты что, недоволен? - Да нет, работать все равно где, - сказал Юра. - Не в этом дело. Обсерватория "Кольцо-1" двигалась в плоскости Кольца Сатурна по круговой орбите и делала полный оборот за четырнадцать с половиной часов. Станция была молодая, ее постройку закончили всего год назад. Экипаж ее состоял из десяти планетологов, занятых исследованием Кольца, и четырех инженер-контролеров. Работы у инженер-контролеров было очень много: некоторые агрегаты и системы обсерватории - обогреватели, кислородные регенераторы, гидросистема - еще не были окончательно отрегулированы. Неудобства, связанные с этим, нимало не смущали планетологов, тем более что большую часть времени они проводили в космоскафах, плавая над Кольцом. Работе планетологов Кольца придавалось большое значение в системе Сатурна. Планетологи рассчитывали найти в Кольце воду, железо, редкие металлы - это дало бы системе автономность в снабжении горючим и материалами. Правда, даже если бы эти поиски увенчались успехом, воспользоваться такими находками пока не представлялось возможным. Не был еще создан снаряд, способный войти в сверкающие толщи колец Сатурна и вернуться оттуда невредимым. Алексей Петрович Быков подвел "Тахмасиб" к внешней линии доков и осторожно пришвартовался. Подход к искусственным спутникам - дело тонкое, требующее мастерства и ювелирного изящества. В таких случаях Алексей Петрович вставал с кресла и сам поднимался в рубку. У внешних доков уже стоял какой-то бот, судя по обводам - продовольственный танкер. - Стажер, - сказал Быков. - Тебе повезло. Собирай чемодан. Юра промолчал. - Экипаж отпускаю на берег, - объявил Быков. - Если пригласят к ужину - не увлекайтесь. Здесь вам не отель. А лучше всего захватите с собой консервы и минеральную воду. - Увеличим круговорот, - вполголоса сказал Жилин. Снаружи послышался скрип и скрежет - это дежурный диспетчер прилаживал к внешнему люку "Тахмасиба" герметическую перемычку. Через пять минут он сообщил по радио: "Можно выходить. Только одевайтесь потеплее". - "Это почему?" - осведомился Быков. "Мы регулируем кондиционирование", - ответил дежурный и дал отбой. - Что значит - теплее? - возмутился Юрковский. - Что надевать? Фланель? Или как это там называлось - валенки? Стеганки? Ватники? Быков сказал: - Надевай свитер. Надевай теплые носки. Меховую куртку неплохо надеть. С электроподогревом. - Я надену джемпер, - сказал Михаил Антонович. - У меня есть очень красивый джемпер. С парусом. - А у меня ничего нет, - грустно сказал Юра. - Могу вот надеть несколько безрукавок. - Безобразие, - сказал Юрковский. - У меня тоже ничего нет. - Надень свой халат, - посоветовал Быков и отправился к себе в каюту. В обсерваторию они вступили все вместе, одетые очень разнообразно и тепло. На Быкове была гренландская меховая куртка. Михаил Антонович тоже надел куртку и натянул на ноги унты. Унты были лишены магнитных подков, и Михаила Антоновича тащили, как привязной аэростат. Жилин натянул свитер и один свитер дал Юре. Кроме того, на Юре были меховые штаны Быкова, которые он затянул под мышками. Меховые штаны Жилина были на Юрковском. И еще на Юрковском были джемпер Михаила Антоновича с парусом и очень красивый белый пиджак. В кессоне их встретил дежурный диспетчер в трусах и майке. В кессоне была удушливая жара, как в шведской бане. - Здравствуйте, - сказал диспетчер. Он оглядел гостей и нахмурился. - Я же сказал: одеться потеплее. Вы же замерзнете в ботинках. Юрковский зловеще сказал: - Вы что, молодой человек, шутки со мной хотите шутить? Диспетчер непонимающе посмотрел на него. - Какие там шутки? В кают-компании минус пятнадцать. Быков вытер пот со лба и проворчал: - Пошли. Из коридора пахнуло леденящим холодом, ворвались клубы пара. Диспетчер, обхватив себя руками за плечи, завопил: - Да поскорее же, пожалуйста! Обшивка коридора была местами разобрана, и желтая сетка термоэлементов бесстыдно блестела в голубоватом свете. Возле кают-компании они столкнулись с инженер-контролером. Инженер был в невообразимо длинной шубе, из-под которой проглядывала голубая майка. На голове инженера красовалась ушанка с торчащими ушами. Юрковский зябко повел плечами и открыл дверь в кают-компанию. В кают-компании за столом сидели, пристегнувшись к стульям, пять человек в шубах с поднятыми воротниками. Они были похожи на будочников времен Алексея Тишайшего и сосали горячий кофе из прозрачных термосов. При виде Юрковского один из них отогнул воротник и, выпустив облако пара, сказал: - Здравствуйте, Владимир Сергеевич. Что-то вы легко оделись. Садитесь. Кофе? - Что у вас тут делается? - спросил Юрковский. - Мы регулируем, - сказал кто-то. - А где Маркушин? - Маркушин ждет вас в космоскафе. Там тепло. - Проводите меня, - сказал Юрковский. Один из планетологов поднялся и выплыл с Юрковским в коридор. Другой, долговязый вихрастый парень, сказал: - Скажите, среди вас больше нет генеральных инспекторов? - Нет, - сказал Быков. - Тогда я вам прямо скажу: собачья у нас жизнь. Вчера по всей обсерватории была температура плюс тридцать, а в кают-компании даже плюс тридцать три. Ночью температура внезапно упала. Лично я отморозил себе пятку, работать при таких перепадах температуры никому неохота, поэтому работаем мы по очереди в космоскафах. Там автономное кондиционирование. У вас так не бывает? - Бывает, - сказал Быков. - Во время аварий. - И это вы так целый год живете? - с ужасом и жалостью спросил Михаил Антонович. - Нет, что вы! Всего около месяца. Раньше перепады температуры были не так значительны. Но мы организовали бригаду помощи инженерам, и вот... Сами видите. Юра старательно сосал горячий кофе. Он чувствовал, что замерзает. - Бр-р-р, - сказал Жилин. - Скажите, а нет ли здесь какого-нибудь оазиса? Планетологи переглянулись. - Разве что в кессоне, - сказал один. - Или в душевой, - сказал другой. - Но там сыро. - Неуютно очень, - пожаловался Михаил Антонович. - Ну, вот что, - сказал Быков. - Пойдемте все к нам. - И-эх, - сказал долговязый планетолог. - А потом опять сюда возвращаться? - Пойдемте, пойдемте, - сказал Михаил Антонович. - Там и побеседуем. - Как-то это не по правилам гостеприимства, - нерешительно сказал долговязый. Наступило молчание. Юра сказал: - Как мы забавно сидим - четыре на четыре. Прямо как шахматный матч. Все посмотрели на него. - Пошли, пошли к нам, - сказал Быков решительно поднимаясь. - Как-то это неловко, - сказал один из планетологов. - Давайте посидим у нас. Может, еще разговоримся. Жилин сказал: - У нас тепло. Маленький поворот регулятора - и можно сделать жарко. Мы будем сидеть в легких красивых одеждах. Не будем шмыгать носами. В кают-компанию просунулся угрюмый человек в шубе на голое тело. Глядя в потолок он неприветливо сказал: - Прошу прощения, конечно, но разошлись бы вы, в самом деле, по каютам. Через пять минут мы перекроем здесь воздух. Человек скрылся. Быков, не говоря ни слова, двинулся к выходу. Все потянулись за ним. В торжественном молчании они прошли коридор, захлебнулись горячим воздухом в пустом кессоне и вступили на борт "Тахмасиба". Долговязый планетолог проворно стащил с себя шубу и пиджак и принялся сматывать с шеи шарф. Теплую амуницию запихали в стенной шкаф. Потом состоялись представления и взаимные пожимания ледяных рук. Долговязого планетолога звали Рафаил Горчаков. Остальные трое, как выяснилось, были Иозеф Влчек, Евгений Садовский и Павел Шемякин. Оттаяв, они оказались веселыми разговорчивыми ребятами. Очень скоро выяснилось, что Горчаков и Садовский исследуют турбулентные движения в Кольце, не женаты, любят Грэма Грина и Строгова, предпочитают кино театру, в настоящий момент читают в подлиннике "Опыты" Монтеня, неореалистическую живопись не понимают, но не исключают возможности, что в ней что-то есть; что Иозеф Влчек ищет в Кольце железную руду методом нейтронных отражений и при помощи бомб-вспышек, что по профессии он скрипач, был чемпионом Европы по бегу на четыреста метров с барьерами, а в систему Сатурна попал, мстя своей девушке за холодность и нечуткое к нему отношение; что, наконец, Павел Шемякин, напротив, женат, имеет детей, работает ассистентом в институте планетологии, яро выступает за гипотезу об искусственном происхождении Кольца и намерен "голову сложить, но превратить гипотезу в теорию". - Вся беда в том, - горячо говорил он, - что наши космоскафы как исследовательские снаряды не выдерживают никакой критики. Они очень тихоходны и очень непрочны. Когда я сижу в космоскафе над Кольцом, мне просто плакать хочется от обиды. Ведь рукой подать... А спускаться в Кольцо нам решительно запрещают. А я совершенно уверен, что первый же поиск в Кольце дал бы что-нибудь интересное. По крайней мере какую-нибудь зацепку... - Какую, например? - спросил Быков. - Н-ну, я не знаю!.. - Я знаю, - сказал Горчаков. - Он надеется найти на каком-нибудь булыжнике след босой ноги. Знаете, как он работает? Опускается как можно ближе к Кольцу и рассматривает обломки в сорокакратный биноктар. А в это время сзади подбирается здоровенный астероид и бьет его под корму. Паша надевается глазами на биноктар, а пока он свинчивается, другой астероид... - Ну, и глупо, - сердито сказал Шемякин. - Если бы удалось показать, что Кольцо - результат распада какого-то тела, это уже означало бы многое, а между тем ловлей обломков нам заниматься запрещено. - Легко сказать - поймать обломок, - сказал Быков. - Я знаю эту работу. Весь в поту и так до конца и не знаешь, кто кого поймал, а потом выясняется, что ты сбил аварийную ракету и горючего у тебя не хватит до базы. Не-ет, правильно делают, что запрещают эту ерунду. Михаил Антонович вдруг сказал, мечтательно закатив глаза: - Но зато, мальчики, как это увлекательно! Какая это живая, тонкая работа! Планетологи посмотрели на него с почтительным удивлением. Юра тоже. Ему никогда не приходило в голову, что толстый добрый Михаил Антонович занимался когда-то охотой на астероиды. Быков холодно посмотрел на Михаил Антоновича и звучно откашлялся. Михаил Антонович испуганно оглянулся на него и торопливо заявил: - Но это, конечно, очень опасно... Неоправданный риск... И вообще не надо... - Кстати, о следах, - задумчиво сказал Жилин. - Вы тут далеки от источников информации, - он оглядел планетологов. - И, наверное, не знаете... - А о чем речь? - спросил Садовский. По его лицу было видно, что он основательно изголодал