"У врат Валимара Мелькор пал к ногам
                                Манве и умолял о прощении, и клялся,
                                говоря, что, будь он даже последним из
                                свободного народа Валинора, он поможет
                                Валар во всех трудах их и более всего
                                -- в исцелении тех ран, что нанес он
                                миру. И Ниенна просила за него. Но
                                Мандос молчал."

     Он предстал перед лицом Манве, но не склонил головы перед младшим
братом своим. Он молчал. И тогда заговорила Ниенна, сестра Намо и Ирмо;
она просила Короля Мира простить Мелькора, и тот преклонил слух к мольбе
скорбящей Валы. Но молчание Мелькора смущало его, и потому заставил Манве
своего брата повторить клятву, данную три столетия назад. Мелькор повторил
свои слова, и Манве успокоился.
     "Теперь он покорен нам, и станет исполнителем нашей воли. Воли
Единого. Конечно, он молчит лишь потому, что величие Могуществ Арды,
дивный свет Валинора и удивительная красота Детей Единого, что стала
подлинным украшением Благословенных Земель, лишили его дара речи. Ныне
узрел он во всем блеске воплощение замыслов Эру и осознал, сколь ничтожен
он сам в сравнении с Творцом Всего Сущего."
     Манве убедил себя в том, что иных объяснений молчанию Ченого Валы нет
и быть не может. Потому объявил он, что в милосердии своем и снисходя к
просьбе Ниенны, ныне дарует он Мелькору свободу. Однако запрещено было
Мелькору покидать пределы Валимара, покуда деяниями своими не заслужит он
полное прощение Великих. Тулкас и Ауле не решились возразить Королю Мира.
И Намо молчал.
     Когда Ниенна покидала Маханаксар, кто-то осторожно тронул ее за
плечо. Она обернулась -- и встретилась взглядом с Мелькором.
     -- Благодарю тебя. Благодарю тебя за все, -- тихо сказал Черный Вала
и прибавил, -- Сестра.
     Ниенна не ответила. Отчего-то слезы навернулись ей на глаза. Она
только кивнула и быстро ушла, впервые пряча слезы.

                                "В сердце своем более всех ненавидел
                                Мелькор Элдар -- как потому, что были
                                они прекрасны и исполнены радости, так
                                и потому, что в них видел он причину
                                того, что Валар поднялись против него,
                                причину своего падения. Тем более он
                                уверял их в своей любви к ним и искал
                                дружбы их; и предлагал им помощь и
                                знания свои для любого из их великих
                                свершений..."

     В последние годы, что провел он в заточении, все чаще обращался
Мелькор мыслями к Людям. Ведомо было ему, что первые из них уже пришли в
Средиземье. Жизнь их была коротка -- так судил Эру. Люди не были его
творением, хотя и называли их, как и Эльфов, Детьми Единого; но не были
они похожи на Эльфов -- странные и свободные, и Эру не мог понять их, а,
быть может, и страшился их, ибо не были они покорны его воле.
     И было дано Людям право выбора -- и дар смерти, неразрывно связанный
с этим правом. Умирая, уходили они на пути, неведомые ни Эльфам, ни Валар,
ни Эру; и, переступая грань мира, не ощущали они боли. То были дары
Мелькора.
     "Но кто будут учителя их? Кто даст им знания? Кто поможет им и укажет
им путь?"
     По замыслу Мелькора, учителями Людей должны были стать Эльфы Тьмы.
Их больше нет. Так кто же? Сам Мелькор? -- но как знать, когда сможет он
покинуть Валинор? Да и один он мало что сможет сделать. Гортхауэр? -- нет;
слишком много горечи и гнева в его сердце, и ненавидеть он умеет лучше,
чем любить. Ему самому еще предстоит учиться многому. Эльфы Средиземья,
Мориквенди? -- нет; слишком мало знают сами, да и в дела Людей вряд ли
захотят вмешаться. Валар? -- Могучим Арды нет дела до Людей; они не смогут
их понять, а непонимание рождает страх. Да и не пожелают они покинуть
Валинор...
     Оставались только три племени Элдар, Эльфы Валинора. И Мелькор пришел
к Ванйар, которых считали мудрейшими среди Эльфов Света; но они, жившие
под сенью Двух Дерев Валинора, слишком дорожили своим покоем.  Они были
довольны своей судьбой, и возносили хвалу Королю Мира и всесильным Валар.
Разве есть что-то, что неведомо им, мудрейшим из Элдар? С подозрением
отнеслись Ванйар к тому, кто смущал покой их; и Мелькор покинул их.
     Телери-мореходы, последними пришедшие в Благословенные Земли,
считали, что им вполне хватает знаний, позволяющих им слагать песни и
строить корабли.
     Оставались -- Нолдор. Пожалуй, из всех Элдар они были более всех
похожи на Эльфов Тьмы: была в них жажда знаний, и огонь творчества пылал в
их сердцах. К ним-то и обратился мыслями Мелькор в то время.  Да, их
королем был Финве... Но ведь народ не в ответе за деяния короля-палача!..
Правда, первое время Нолдор опасливо косились на тяжелые железные
наручники, навечно оставшиеся на его запястьях, как клеймо, как знак, как
напоминание о том, что он нарушил веление Единого. Но благороден был облик
Черного Валы, и мудры речи его, и велики знания его; к нему привыкли.
     И однажды увидел он книги Нолдор.
     Мелькор был потрясен. В рунах Эльфов Света была тяжеловесность, не
свойственная легкому, летящему письму Эльфов Тьмы; но, несомненно, это
была писменность Черных Эльфов.
     -- Кто... дал вам эти знаки?
     -- Феанор, -- ответил Румил, один из мудрейших Нолдор.
     Сердце Черного Валы забилось глухо и тяжело:
     -- Постой; повтори. Эти руны создал...
     -- Феанор, старший сын Финве.
     Мелькор замолчал.
     -- Он по праву считается мудрейшим из Нолдор, -- Румил вздохнул, --
Когда мы создавали Тенгвар, у нас ушло на это несколько лет. Но мои
письмена не так красивы, да и система более громоздка. Феанор талантлив;
работу, на которую у меня ушли годы, он сделал за месяц. Его знаки не
похожи на мои; правда, мои удобнее высекать на камне... Нет, Феанор
превзошел меня; должно быть, обо мне и моих знаках скоро забудут...
     -- Нет, -- глухо откликнулся Мелькор, -- Камень простоит века. А
книги... -- он замолчал ненадолго и неожиданно резко закончил: -- Книги
горят.
     Румил изумленно взглянцл на Мелькора, но Черный Вала поднялся и
быстро вышел.

     ...Когда Мелькор вернулся в чертоги Намо, лицо его было застывшим.
Мертвым. Он молча сел и уставился а одну точку, стиснув руки.
     -- Что с тобой? -- обеспокоено спросил Намо.
     -- Руны, -- ответил Мелькор, -- Руны Феанора. Почему ты не сказал
мне. Почему.
     -- Я... -- Намо не мог подобрать слов, -- Мелькор, я не мог... не
хотел... я не посмел...
     Как объяснить?.. Он не записал этого в Книге. Не знал, что будет с
Мелькором, когда тот прочтет.
     -- Пожалел меня, -- тем же ровным голосом сказал Мелькор, -- решил,
что это меня сломает. Или побоялся, что я стану мстить.
     Намо вздрогнул: Мелькор словно прочитал его мысли. Черный Вала
повернулся к нему; лицо его дернулось в кривой усмешке:
     -- Ничего. Хоть что-то осталось от них, -- с неживым смешком
проговорил он, но смех его перешел то ли в сухой кашель, то ли в рыдание;
Черный Вала отвернулся.
     -- Ты знаешь... они так радовались тому, что могут записывать
мысли... -- Мелькор говорил, чуть задыхаясь, -- они... все -- сами... Я
лишь немного... помогал им...
     Он снова замолчал. Неожиданно рассмеялся тихо, и Намо с ужасом
подумал, что Мелькор сошел с ума.
     -- Знаешь... знаешь, ЧТО один из них принес мне? Сказки. Ну да,
сказки. Его так и прозвали потом -- Сказитель. Понимаешь, он
рассказывает... -- Мелькор не сказал: "рассказывал", но не заметил
оговорки, -- ...о цветах, деревьях, травах... о мире, о птицах и зверях, о
звездах... У него каждый стебель, каждый камень, каждая звезда говорит
своим голосом -- и рассказывает свою историю, свою легенду, -- Мелькор
снова рассмеялся, -- Он говорит: когда подрастут дети, они будут читать
это. Знаешь, мне кажется -- дети должны полюбить зти сказки. Мудрые
скаэки. Да он и сам -- большой мудрый ребенок... Странно,правда? А еще он
рассказывает о других мирах. И знаешь, я думаю -- наверно, он
действительно их видит...
     Мелькор перевел взгляд на Намо. В лице Владыки Судеб смешались ужас,
жалость, растерянность и боль. Улыбка исчезла с лица Мелькора. Он снова
вернулся в явь.
     -- Видел, -- Жестко поправился он. И, после паузы:
     -- Расскажи, как это было.
     Намо отрицательно покачал головой.
     -- Расскажи. Я имею право знать.
     И Намо рассказал.
     Рукописи Черных Эльфов попали к Ауле. И когда Феанор решил всерьез
заняться разработкой письменности, Кузнец отдал их своему ученику. Они
быстро разобрались, что к чему. Так Феанор "создал" свои письмена.
     -- А... книги? Что с ними стало?
     Книги сожгли. Там же, в чертогах Ауле. Никто, кроме Феанора, так и не
узнал о них. Книги, в которых записаны были знания, идущие из Тьмы.
Летопись Черных Эльфов и их сказания.
     -- Ничего не осталось?
     -- Нет, Мелькор, -- голос Владыки Судеб дрогнул.
     -- Даже памяти... Но твоя Книга, Намо... Скажи, ведь ты же напишешь
об этом? Ведь правда, напишешь? Хоть что-то... -- глаза Мелькора умоляли.
     -- Я обещаю тебе, я напишу, -- почти беззвучно сказал Намо. И
повторил, как клятву, -- Я обещаю, Мелькор.

                                "Но Нолдор находили удовольствие в том
                                сокрытом знании что давал им Мелькор, и
                                были те, кто прислушивался к словам,
                                которых лучше было бы не слышать им..."

     И все же деяния Феанора не отвратили Мелькора от Нолдор. Лишь с
Эльфами из рода Финве избегал он встреч, и они платили ему потаенной
ненавистью.
     Много открывал Черный Вала Эльфам такого, что не было ведомо прочим
Валар; и был учителем внимательным и терпеливым. Он не спешил, ибо знания
Тьмы подобны клинку, что ранит неосторожного, обращаясь против него.
     И многим опасными и странными казались речи Мелькора, но до времени
молчали Эльфы.
     И пришло время -- начал Черный Вала рассказывать Нолдор о Средиземье.
И так говорил он:
     -- Вы -- рабы... или дети, если так угодно вам; дети, которым
приказали довольствоваться игрушками и не пытаться уходить слишком далеко,
не узнать слишком много. Вы говорите, что счастливы под властью Валар;
возможно; но преступите пределы, положенные ими -- и познаете вы
жестокость сердец их. Смотрите же: и искусство ваше, и сама красота ваша
служит лишь для украшения владений их. Не любовь движет ими, но жажда
обладания и своекорыстие: проверьте сами! Потребуйте то, что даровано вам
Илуватаром, то, что ваше по праву: весь этот мир, полный тайн, что
предстоит вам разгадать и познать. И плоть этого мира станет плотью
творений ваших, которым не достанет места в этих игрушечных садах,
отделенных от мира безбрежным морем, отгороженных от него стеной гор...
     Нолдор внимали словам Мелькора, и многим по сердцу было то, что
говорил он. И, видя это, рассказал им Вала о Людях:
     -- Старшими братьями и учителями станете вы им, -- говорил он, -- и
вместе сможете вы сделать Покинутые Земли не менее, а, быть может, и более
прекрасными, чем Аман.
     Дивились Эльфы речам Черного Валы, ибо о Смертных Людях ничего не
говорили им Валар: в то время, когда Илуватар дал Айнур видение Арды,
узнали они и о Людях, что вслед за Эльфами должны были прийти в
Средиземье. Потому и решили Валар, что должно Перворожденным пребывать в
Валиноре, под рукой Великих; до Людей же не было им дела.
     Не многое поняли Нолдор из рассказа Мелькора; а то, что поняли,
истолковали они по-своему. И решили они, что Люди хотят захватить земли,
которыми назначено владеть Эльфам; Манве же держит Элдар в Валиноре, как
пленников, ибо легче Валар подчинить своей воле народ слабый и смертный. С
тех пор никогда не было приязни меж Эльфами и Людьми; и позже стали
говорить Эльфы,что более, чем с прочими Валар, с Мелькором Морготом,
Черным Врагом, схожи Люди...

                                "...Феанор, достигший поры расцвета
                                своего мастерства, был увлечен новой
                                мыслью -- или, быть может, смутное
                                предвидение того, что должно было
                                свершиться, было дано ему; и задумался
                                он он о том, как навеки сохранить свет
                                Деревьев, славу Благословенной Земли.
                                Так начал он долгую тайную работу, и
                                собрал он воедино все знания, всю силу,
                                все тонкое искусство свое; и так, в
                                конце концов, создал он Сильмариллы..."

     ...В то время новая мысль пришла Феанору, старшему сыну Финве.
Помнил он прочтенное в книгах Эльфов Тьмы: один из учеников Черного Валы
создал камни, хранившие частицу пламени Арды. "Но если такое по силам даже
ничтожному слуге раба Валар, -- думал Феанор, -- так неужто я, мудрейший,
искуснейший из Нолдор, ученик великого Ауле, не сумею превзойти его."
     Он постарался вспомнить все, что рассказывали книги Эльфов Тьмы о
создании этих камней. Он дополнил то, что не понимал, тем, что знал. Он
был мудр, искусен и талантлив; гордыня была в сердце старшего сына Финве,
потому только самого Ауле и признавал он учителем своим, и никто из Нолдор
не мог похвалиться тем, что учил его.
     Так в тайне ото всех начал Феанор труды свои. И работал он быстрее, и
с большей страстью, чем когда-либо. И для создания камней своих взял он
частицу той не-Тьмы, что источали Деревья Валинора, и заключил ее в
кристаллы.
     Так созданы были три эльфийских камня, гордость и проклятие Нолдор; и
Сильмариллы было имя им.
     С изумлением и восхищением смотрел народ земли Аман на творение рук
Феанора. И Варда благославила их; и так сказала она:
     -- Отныне не смеет коснуться их ни тот, чьи руки нечисты, ни тот, чье
сердце таит злобу, ни смертный человек; но будут они жечь смертную плоть,
что коснется их.
     И было предсказано что и стихии Арды -- земля, море и воздух, --
связаны с судьбой этих камней.
     И прикипело сердце Феанора к творению рук его; все же, смирив гордыню
свою, склонился он перед тронами Властителей Мира, и Варде в дар поднес
Сильмариллы. Но Звездная Королева милостиво позволила роду Финве владеть
ими.
     -- Ибо, -- сказала она, -- род Финве суть род избранных, и над
потомками его простирают Валар милость свою. Великое деяние совершил в
прежние времена Финве, Король Нолдор; и велика будет награда его, и сынов
его. Да станут ныне Камни Света знаком избранного рода!
     И, низко поклонившись Варде, принял Феанор Сильмариллы из рук ее.
     С тех пор стал Феанор считать себя властителем Нолдор, мудрейшим,
избранником. Гордо и надмено смотрел он на прочих Нолдор, и, хотя
мудрость, талант и красота его привлекали, не было любви к нему в сердцах
Эльфов; не все хотели подчиняться ему.
     Равно в чести были среди Элдар Феанор и Фингольфин, старшие сыновья
Финве; потому не желал Фингольфин признавать главенства Феанора. И
показалось Феанору, что брат его хочет занять его место как на троне в
Форменос, так и в сердце Финве, отца их.
     Тогда снова в тайне начал работу Феанор; но на этот раз начал он
ковать мечи. Так же поступили и прочие Нолдор знатнейших родов, хотя до
поры никто не носил оружия открыто -- лишь украшенные гербами щиты.
     От прочих Элдар слышал Феанор рассказы о Средиземьи. И так подумал
он: "Кому и быть королем Темных Земель, как не мне?" И с подозрением стал
он относиться к Валар, что хотели удержать Элдар в Валиноре.  Слишком
хотел он, чтобы его считали высшим и мудрейшим прочие Нолдор, потому
возненавидел он Мелькора -- Черный Вала знал много больше его.

     ...Он ворвался в зал красно-золотым вихрем. Черный Вала,
объяснявший что-то Эльфам, замолчал, пристально глядя на сына Финве.
     -- Что вы слушаете его! -- прорычал Феанор. -- Что может он сказать
вам такого, что неведомо прочим Валар? Он только и умеет, что красиво
говорить; но яд его речей незаметно проникает в ваши мысли -- души ваши
отравлены Врагом!
     Он повернулся к Мелькору. Лицо Черного Валы было спокойным, скорбным
и усталым, и это окончательно вывело из себя сына Финве:
     -- Как ты смеешь смотреть мне в лицо, раб! На колени перед королем
Нолдор!
     Во внезапно наступившей тишине раздаллся ровный холодный голос
Мелькора:
     -- Недолго тебе быть королем Нолдор, сын Финве, и кровью оплачен
венец на челе твоем. Да, железо сковывает руки мои, но я свободнее, чем
ты: страх перед Валар, боязнь преступить их запрет и покинуть пределы их
земель делает рабом тебя. Я никогда не был врагом Нолдор; если вы
осмелитесь избрать свободу, я помогу вам уйти из Валинора; и я, Вала, дам
вам защиту и помощь...
     -- Не слушайте его! Он лжет!
     -- А тебе, Нолдо из рода Финве, я говорю: берегись! -- молвил
Мелькор, и затаенная угроза была в его голосе.
     Они стояли теперь друг напротив друга: Феанор в блистающих золотом
алых одеждах, с тяжелым золотым драгоценным ожерельем на груди -- и
Мелькор в простых черных одеждах, спокойный и опасный, как узкий черный
клинок. Нолдор расступились и смотрели на них растерянно, как испуганные
дети. Пристальный пронизывающий взгляд Мелькора впился в глаза сына Финве,
и тот невольно дернулся, словно хотел схватиться за несуществующий меч.
Мелькор не шевельнулся, и через минуту Феанор вынужден был опустить глаза.
Во взгляде Мелькора скользнула тень насмешки:
     -- Берегись, Нолдо, -- медленно и тяжело повторил он.

                               "Так ложью, и злыми наветами, и дурными
                               советами разжег Мелькор в сердцах
                               Нолдор мятежное пламя..."

     Феанор был оскорблен словами Черного Валы; теперь он открыто призывал
к мятежу против Валар и возвращению во внешний мир; великим вождем Нолдор
провозгласил он себя, говоря, что освободит от рабства тех, кто последует
за ним.
     В ту пору Фингольфин пришел к отцу их, Финве, и просил его усмирить
гордыню Феанора; ибо, говорил он, не по праву объявляет тот себя королем
Нолдор, и не может говорить он от имени всего народа. Но пока говорил он,
Феанор вошел в чертоги Финве; и был он вооружен, и тяжелым мечом был
опоясан он. Гневные слова говорил он Фингольфину, обвиняя брата в том, что
тот хочет посеять вражду между Феанором и отцом его. Фингольфин промолчал
и хотел уйти, но Феанор догнал его и, приставив острие меча к его груди,
сказал:
     -- Видишь, брат мой по отцу -- ЭТО острее твоего языка! Попробуй хоть
раз еще оспорить мое первенство и встать между мной и отцом моим -- и,
быть может, ЭТО избавит Нолдор от того, кто хочет стать королем рабов!
     По-прежнему не говоря ни слова, тая свой гнев, ушел Фингольфин; но
Валар узнали о деяниях и словах Феанора, и был он призван в Маханаксар,
дабы держать ответ перед Великими. И смутился Феанор, и чтобы отвести кару
от себя, обвинил Мелькора в том, что тот внушил Нолдор мятежные мысли. И
пришли в Совет Великих также и те из Элдар, кто устрашился бездны
премудрости, открытой им Мелькором; и говорили они против него и обвиняли
его перед лицом Манве.
     И, разгневавшись, Король Мира повелел Тулкасу схватить мятежника и
снова привести его на суд Великих.

     "Только бы успеть..." -- Лихорадочно думал Намо.
     -- Мелькор!..
     Эхо метнулось, ударяясь о стены темного зала.
     Он появился мгновенно, черный крылатый Вала. Намо, задыхаясь,
проговорил:
     -- Мелькор, я торопился... предупредить тебя... они...
     -- Я знаю, -- Тихо ответил Черный Вала, -- Я ухожу. Благодарю тебя,
Брат мой.
     Что-то дрогнуло в душе Владыки Судеб, когда он услышал этот голос,
печальный и искренний, комок подкатил к горлу.
     ...Как он умел смеяться -- свободно, открыто; казалось, весь мир
радуется вместе с ним...
     Какая улыбка была у него -- светлая, как-то по-детски доверчивая,
теплая, гасящая боль, -- удивительная улыбка; и звездные глаза его
лучились мягким светом...
     Намо отдал бы все, чтобы снова увидеть Мелькора таким; но со времени
казни Черных Эльфов Вала не улыбался никогда: только кривая усмешка
изредко изкажала его бледное лицо, а в глазах всегда стояла боль. И Намо
мучительно захотелось сказать Черному что-нибуть ласковое, доброе, чтобы
хоть на миг боль оставила его. Он искал слова -- и не находил их. Он
только повторил:
     -- Мелькор...
     Намо опустил глаза, и только теперь увидел в руках Черного Валы меч.
Странный меч: клинок его сиял, как черная звезда, и тонкая цепочка
иссиня-белых искр бежала по ребру клинка. Перекладину рукояти завершало
подобие черных крыльев, и Око Тьмы -- камень-звезда, очертаниями похожий
на глаз -- сиял в ней. Венчал рукоять серп черной луны.
     -- Что это, Мелькор? Зачем? -- растерянно спросил Намо.
     -- Хранитель Арды не может остаться безоружным, Намо. Это
Меч-Отмщение; ты был прав -- я не могу простить. Я не смогу забыть, брат
мой.
     Мелькор помолчал немного и прибавил:
     -- Когда-нибудь и ты сделаешь меч.
     -- Мои руки не для того чтобы создавать ТАКОЕ, -- сказал Владыка
Судеб -- и в ту же минуту испугался, что его слова задели Черного Валу.
     -- И мои не для того, чтобы разрушать и убивать, -- тяжело промолвил
Мелькор.
     Оба замолчали. Потом Намо спросил несмело, словно извиняясь за
невольную резкость:
     -- Скажи, этот знак... что он означает?
     -- Всевиденье Тьмы, -- коротко ответил Мелькор.
     Он коснулся руки Намо ледяными пальцами и повторил:
     -- Я ухожу. До встречи, брат мой.
     И -- внезапно, резко -- Намо понял, что так мучало его.  "Раскаленное
в боли железо короны -- как терновый венец..." -- всплыли из небытия
слова, и он вскрикнул:
     -- Нет, не нужно! Пусть лучше не будет этой встречи!
     -- Ты и сам знаешь, брат мой -- так будет, -- ответил Мелькор, и
бледное подобие измученной улыбки скользнуло по его губам. И Намо не
выдержал. Он сжал узкие руки Мелькора в своих сильных ладонях и зашептал
-- порывисто и горячо: "Мелькор... Брат мой... Мелькор..."

     "Так, невидимый, наконец пришел он в сумрачную землю Аватар. Эта
узкая полоса земли лежит к югу от Залива Элдамар у подножия восточных
склонов Пелори; бесконечные, безрадостные побережья тянутся на юг --
неизведанные, лишенные света. Там, под отвесной горной стеной, у глубокого
холодного моря, лежит густой мрак -- темнее, чем где-либо в мире; и там, в
Аватар, в тайне, скрыто от всех обитала Унголиант. Не знали Элдар, откуда
пришла она; но некоторые говорят, что в далекие века явилась она из тьмы,
что окружает Арду -- когда впервые с завистью взглянул Мелькор на
Королевство Манве; и что изначально была она из тех, кого обманом заставил
он служить ему. Но она не оправдала ожиданий своего Хозяина, возжелав быть
госпожой своих вожделений, овладевая всем, чем могла, чтобы насытить свою
пустоту. И она бежала на Юг, спасаясь от Валар и охотников Ороме, ибо гнев
их обращен был против Севера, о южных же землях забыли они. Туда и
пробралась она -- к свету Благословенной Земли; ибо она жаждала света и
ненавидела его..."

     ...Серое безликое Ничто, не имеющее образа; порождение Пустоты и
само -- пустота, окруженная не-Светом...
     Мелькор содрогнулся от отвращения, но стиснул зубы: только Это могло
стать орудием его замысла.
     Он стоял перед порождением Пустоты: Черный Властелин в одеяниях Тьмы.
Перед Лишенным обличья в истинном обличьи своем стоял он, и холодная
ярость была в глазах его, беспощадно-ярких, как звезды, и несокрушимая
всевластная воля была в душе его, и решимость, и боль -- в сердце его. И
сказал он:
     -- Следуй за мной.
     Мелькор шел, не оборачиваясь, зная, что, покорная воле его, скованная
страхом перед ним, как побитый пес за хозяином, следует Тварь.  он
чувствовал ее присутствие за спиной -- мертвящее дыхание Пустоты.
     На вершине Хьярментир, что на крайнем юге Валинора, в земле Аватар --
в земле Теней -- стоял он, глядя вниз на Благословенные земли Бессмертных.
Он смотрел на расстилавшиеся внизу леса Ороме, на поля и пастбища Йаванны;
и казалось ему: раскаленными стали железные наручники на запясьтях его.
Память и боль вели его; память и боль давали силу ему.
     И он посмотрел на север, и вдали увидел он сияющие долины и
величественные блистающие серебром дворцы Валимара. И увидел -- Деревья.
     Мелькор хорошо знал, как создавались они. Уничтожив Столпы Света, он
тогда вынудил Валар покинуть Средиземье. И была ночь, но они не увидели
звезд; и был день, но они не увидели солнца, ибо волей Единого глаза их
были удержаны, и до времени дано им было лишь смотреть, не видя. И была
тьма; и страхом наполнила она сердца их, ибо не знали они ни сути, ни
смысла ее. И прокляли они Властелина Тьмы, и в страхе и смятении бежали в
землю Аман, что на севере. Земле этой дали они имя Валинор, Обитель
Могуществ Арды. И на холме Короллаирэ, что зовется также Эзеллохар,
собрались они. Мрачными и угрюмыми были лица Валар. И взошла на холм
Йаванна, и воззвала она к Единому. В тот час отдали ей Валар силы свои, и
призыв ее был услышан Единым. И силой Единого и Валар созданы два Дерева
Валинора. Серебрянное дерево звалось Телперион, Золотое -- Лаурелин. И
Тьма отступила перед не-Тьмой Деревьев, которая не была Светом; Ибо где
нет места Тьме, не существует и Свет. Не Арда, но Пустота дала жизнь
Деревьям; и были они связью Валинора с Единым, связью между Пустотой,
созданной Единым, и ее порождением. И могли отныне Валар черпать силы из
Пустоты, дабы вершить в мире волю Единого. И возликовали Валар, но
Феантури молчали, и плакала Ниенна. И все силы свои творению Деревьев
отдала Вала Йаванна, и с той поры не дано было ей сотворить более ничего,
кроме бледного подобия прежних творений ее.
     Ведомо это было это Мелькору; и увидел он, что Пустота вошла в мир, и
что это -- сила, могущая выйти из-под власти Валар и уничтожить мир,
обратив его в ничто. И в душе своей так сказал он: "Я пришел в Арду, как
Хранитель и Защитник ее, и сердце мое отдано Арде. И ныне если я не
избавлю мир от Пустоты, КТО сделает это?"
     Он был могущественнейшим из Айнур, и велика была сила его. И теперь
видел он, что час его настал.
     Было время великого праздненства в Валиноре, и по повелению Короля
Мира Манве в чертогах его на вершине Таникветил собрались Валар, Майяр и
Эльфы. И пришел также Феанор, старший сын Финве; но Сильмариллы, творение
рук своих, оставил он в Форменосе. И отец его, Финве, и Нолдор, жившие в
Форменосе, не явились на праздненство.
     В этот час спустился Мелькор с вершины Хьярментир и взошел на
Короллаире. И Тварь, следовавшая за ним, не-Светом окутала Деревья. Она
выпила жизнь их и иссушила их; и стали они темными ломкими скелетами.  Так
погибли Деревья Валинора, великое творение Йаванны Кементари. Так
разрушена была связь между Единым и Валар: более не могли Могущества Арды
черпать силы из Пустоты, созданной Эру. Но силу Деревьев вобрала в себя
Тварь.
     И Мелькор покинул Короллаире; но Тварь, окутанная не-Светом,
следовала за ним.
     ...И наступила ночь. И Валар собрались в Маханаксар, и долго
сидели они в молчании. И Вала Йаванна взошла на Короллаире, и коснулась
Деревьев; но они были черны и мертвы, и под ее руками ветви их ломались и
падали на землю.

                                        "Тогда многие возвысили голоса
                                        свои и возрыдали; и казалось
                                        плачущим, что до дна осушили они
                                        чашу горестей, уготованную для них
                                        Мелькором; но это было не так..."

     И сказала Йаванна, что сумела бы воскресить Деревья, будь у нее хоть
капля благословенного света их. И Манве просил Феанора отдать Йаванне
Сильмариллы; и Тулкас приказал сыну Финве уступить мольбам Йаванны. Но
ответил на то Феанор, что слишком дороги ему Сильмыриллы и никогда не
сможет он создать подобное им.
     -- Ибо, -- говорил он, -- если разобью я их, то разобью и сердце свое
и погибну -- первый из Эльфов в земле Аман.
     -- Не первый, -- глухо молвил Намо; но немногие поняли его слова.
     Тяжело задумался Феанор; но не желал он уступить воле Валар. И
воскликнул он:
     -- По своей воле я не сделаю этого. Но если Валар принудят меня
силой, тогда я скажу, что воистину Мелькор -- родня им!
     -- Ты сказал, -- ответил Намо.
     И плакала Ниенна.
     В тот час явились посланнике из Форменоса; и новые злые вести
принесли они.

     "И поведали они, как слепая Темнота пришла на Север, и была в ней
сила, что не имеет имени, и темнота исходила от нее. Но Мелькор также был
там, и пришел он в дом Феанора, и у дверей его убил он Финве, короля
Нолдор,и пролил первую кровь в Благословенной Земле; ибо только Финве не
бежал перед ужасом Темноты. И рассказали они, что Мелькор разрушил
крепость Форменос, и забрал все драгоценности Нолдор, что хранились там, и
Сльмариллы исчезли..."

     Он действительно не бежал от Мелькора, Финве, король Нолдор. Он был
отважен, он верил в свои силы: ведь был он учеником Ауле и Майяр учили его
сражаться. А, кроме того, достойно ли его, родоначальника избранного,
славнейшего эльфийского рода, бежать от того, кого мысленно всегда называл
рабом Могучих Арды?
     Но когда предстал перед ним Мелькор, Финве почувствовал, как
медленный ползучий страх заполняет его душу. Не раб, сломленный и
покорный, но Властелин стоял перед ним.
     Лицо Мелькора казалось высеченным из камня:
     -- Вот мы и встретились, Финве, избранник Валар.
     Голос Черного Валы был ровным и спокойным, но холодный огонь
ненависти горел в его светлых глазах.
     -- Вот мы и встретились, Мелькор, раб Валар!
     ...Говорят, слова открывают раны. И это правда. Не впервые -- и не
в последний раз -- Мелькора назвали рабом. Это всегда было первым, что
приходило в голову его врагам, когда видели они железные наручники на
руках его. И всегда это причиняло боль.
     Голос Валы звучал по-прежнему холодно:
     - Может, я и был рабом, но палачом и убийцей своих собратьев --
никогда. Возьми меч и сражайся: я не убиваю безоружных.
     Они вступили в бой. Финве еще надеялся, что тяжелое железо и
незаживающие ожоги помешают Мелькору, но слишком быстро понял, что этого
не будет. Вала бился умело и уверенно, и, не сумев нанести ему ни одной
раны, Финве уже был несколько раз ранен черным мечом. И леденящий Ужас
сжал сердце Эльфа: пусть возьмет все, все! но пусть оставит жизнь!.. Вала
прочитал его мысли:
     -- Я возьму только Сильмариллы, цену крови. Но твою жизнь -- прежде.
Ты умрешь.
     Финве содрогнулся. Страх парализовал его тело, его мозг, его душу...
     Следующая рана, нанесенная Мелькором, пришлась в живот, и Финве,
выронив меч, рухнул под ноги Бессмертному. Нестерпимой была боль, и против
воли Эльф взмолился, захлебываясь кровью:
     -- Пощади... добей...
     "Нет, он не знает жалости... Убийца... Огонь... какая боль!.."
     Мелькор наклонился к искаженному страданием лицу Эльфа:
     -- А ИХ ты -- помнишь? Я тоже умолял пощадить. И ты видел это.  И как
они умирали -- тоже, -- глухо сказал он. И прибавил:
     -- И не было им пощады.
     "Он мстит... Эти Черные Эльфы... да, да... "Должно забыть о
милосердии..." Ниенна милостивая!.. он оставит меня умирать, и будет
стоять и смотреть... смотреть... как и я тогда..."
     Эльф сдавленно застонал. Ледяной взгляд Валы впился в полные отчаянья
и боли глаза Финве:
     -- Ты прав. Непозволительно так мучаться живому существу, -- с
горькой усмешкой сказал Мелькор. И быстро нанес Эльфу последний удар -- в
сердце. Но Финве еще успел увидеть в глазах Валы -- жалость. И это было
страшнее, чем ненависть и проклятия.

     ...Так погиб Финве, избранник Валар, король Нолдор. Никто не видел
этой схватки, потому Мудрые молчат, и только Черная Хроника Арды хранит
рассказ о ней...

     И Тварь из Пустоты разрушила Форменос; и не-Свет навеки поглотил
сияние драгоценностей Нолдор -- только Сильмариллы взял себе Мелькор.
     Через пустынную землю Араман, что на севере Валинора, через туманы
Ойомурэ, по льду Хэлкараксе уходил он из Благословенных Земель -- крылатый
Черный Вала; и Тварь из Пустоты следовала за ним.
     Мелькор вернулся в Средиземье, и с собой уносил он Сильмариллы, цену
крови его учеников, Эльфов Тьмы. И камни эти, творение Феанора, наследие
рода Финве, что благословила некогда Варда, жгли ладонь его, как
раскаленные угли -- не-Тьма враждебнее Тьме, чем Свет; но он лишь крепче
стискивал руку.
     Он исполнил замысел свой; но Тварь, по-прежнему следовавшая за ним,
обрела ныне огромную силу.
     Он исполнил замысел свой: только не-Свет может уничтожить не-Тьму,
ибо они -- одно; но это знают лишь те, кому равно ведомы Свет и Тьма, кто
не отвергает ни одной из сторон бытия-Эа. И сила Пустоты, заключенная в
не-Тьме, вошла в Тварь. Она ощущала это; потому, когда остановился
Мелькор, преодолев страх, она бросилась на него.
     Он знал, что будет так, он был готов к этому. Но жгучая боль ныне
лишала его сил. Он чувствовал единственное желание Твари: уйти, вырваться
за пределы мира. И знал: этого не должно произойти.
     Сейчас они были равны по силе, и, чтобы стать сильнее, Твари нужно
было только одно: Сильмариллы, последняя частица не-Тьмы Валинора.
     -- Ты не получишь их, -- сказал Мелькор.
     И Мелькор произнес Заклятье Огня; и огненное кольцо сомкнулось вокруг
них, и Тварь бессильна была покинуть его.
     И Мелькор произнес Заклятье Тьмы; и Тьма стала щитом ему, и Тварь
отступила к границе огненного круга.
     Он терял силы; связанный с Ардой велением Эру, он не мог черпать силы
из Эа за гранью мира. Казалось, чей-то услужливый голос подсказывал ему:
возьми силу Арды, ведь ты можешь сделать это, ты -- истинный Властелин
Арды! Но он отогнал эту мысль: сделать это - значит разрушить, обратить в
ничто часть мира. Короля Мира это не остановило бы; но Возлюбивший сказал
-- нет. И теперь он мог рассчитывать только на себя.
     Боль обессиливала -- но и не давала утратить власть над собой. И
Мелькор произнес Заклятие Образа; и, взвыв в отчаяньи и ярости, Тварь
обрела образ огромной паучихи, тысячеглазого серого чудовища.
     И Мелькор произнес Заклятье Земли; и Тварь обрела плоть. Отныне и
навеки она была связанна с миром и стала смертной. И, шипя от ненависти,
она рванулась к Мелькору: тот лишь успел поднять руку, защищаясь от удара,
и загнутый острый коготь, лязгнув, скользнул по железу наручника; Мелькор
заметил на острие капли молочно-белого яда.
     Оставалось произнести только Заклятье Смерти, но у него уже не было
сил. Отступившая Тварь подобралась для прыжка. И тогда Мелькор крикнул, и
эхом отразился крик его от стен черных гор, и, казалось, сама земля
дрогнула, словно ощутила Арда боль и муку Возлюбившего этот мир.
     И черные горы помнили голос Мелькора, и его боль. Эхом стала эта
память; Ламмот, Великое Эхо, звалась долина эта с той поры.
     И в подземных чертогах разрушеного Ангбанда зов Властелина услышали
Балроги, слуги его. Пламенным смерчем, жгучей бурей пронеслись они над
землей; и вступили в круг огня, и могли они сделать это, ибо огонь был их
сущностью; и огненными бичами гнали они прочь Тварь из Пустоты --
Унголиант. Там, где проползала она, надолго земля осталась мертвой от
крови Унголиант -- молочно-белого яда. В Горах Ужаса, Эред Горгорот, в
самой глубокой пещере укрылась она от огненных бичей, и с той поры никто и
никогда не видел ее, потому неизвестно, как сгинула Унголиант, порождение
Не-бытия.
     Мелькор вернулся в Ангбанд. И там, на развалинах крепости, встретил
его Саурон. Страдание и гнев исказили красивое лицо Саурона, когда
взглянул он на Мелькора. Он давно -- знал. Теперь он -- видел. И Ученик
упал на колени, и сквозь стиснутые в муке зубы простонал:
     -- Я знаю все... ЧТО они сделали!..
     И голос его сорвался, и беззвучно проговорил он:
     -- Не прощу.

     ...Он сдержал слово. Боль Черного Майя стала гневом; и называли
его -- Гортхауэр Жестокий, и было это правдой, ибо ненависть не угасала в
нем...
     Саурон не посмел взять руку Мелькора. Он лишь благоговейно коснулся
губами края одежды Учителя, ибо ведомо было ему, ЧТО прошел Мелькор, ЧТО
пережил он и ЧТО свершил. И Мелькор поднял Саурона с колен; и, глядя в
глаза ему, сказал Майя:
     -- Больше никогда я не оставлю тебя. Прости меня; но не проси и не
приказывай. Я клянусь, я не покину тебя.
     Но Мелькор молчал.
     Так стояли они, глядя в глаза друг другу: Учитель и Ученик,
Проклятые, идущие путем Тьмы, Хранители Равновесия. И память и скорбь,
боль и ненависть навсегда объединили их.

     И стало так: утратив связь с Эру, Валар утратили и способность
изменять обличье или покидать его. Отныне и навсегда пребывали они в
облике, сходном с обликом Детей Единого, словно тоже были связаны
Заклятьем Образа.
     Не могли они более черпать силы из Пустоты. Потому, только разрушив
часть Арды, могли они восстановить силы свои; потому каждое их свершение
оставляло рану на теле Арды. И раны, наносимые Арде, оплакивала Ниенна, но
ничем не могла она помочь миру.

Last-modified: Sat, 27 Apr 1996 20:46:24 GMT