COMMENT (для стыковки частей): начато с середины девятой страницы рукописи
Все, что ты видел - истина, - тихо говорил Айо. - Истина и то, что
Король Мира и Варда не хотят, чтобы это видели. Иначе они потеряют власть.
Просто.
Золотоокий молчал. Терять веру всегда тяжко. Наконец он поднял
голову.
- Я не могу больше, - с болью проговорил он. - Надо уходить.
- К Врагу?
- Нет. Просто уходить. Не "к кому" - "откуда".
- Тебя не отпустят.
- Все равно. Иначе лучше было бы не просыпаться...
- Хорошо. Постараюсь помочь. Но тогда уйду и я... Как же отпустить
тебя одного - такого, - грустно улыбнулся Айо.
*** *** ***
Были ли то чары Айо или действительно Манве и Варда больше не желали
видеть Золотоокого здесь, но его отпустили. Правда, он уходил под
предлогом встречи эльфов, и ему было строго приказано с ними вернуться...
Ирмо же легко отпустил Айо, и друзья ушли вместе.
*** *** ***
Они выходили из Озера - слабые, беспомощные, испуганные, совсем
нагие. А земля эта не была раем Валинора. И они дрожали от холодного
ветра и жались друг к другу, боясь всего, боясь этого огромного
чудовищного подарка Эру, что упал им в слабые, не готовые к этому руки -
боялись Средиземья. Ночь рождения была безлунной, непроглядной, и в
темноте таился страх. И только там, наверху, светилось что-то доброе и
красивое, и один из эльфов протянул вверх руки, словно прося о помощи, и
позвал:
- Эле!
*** *** ***
Тот, кто пришел к ним первым, откликнувшись на их зов, носил черные
одежды, и те, что ушли с ним, стали Эльфами Тьмы, хотя им было дано
ощутить и познать радость Света раньше всех своих собратьев. Ибо было им
дано - видеть.
Тот, кто пришел к ним вторым, был огромен, громогласен и блистающ, и
многие эльфы в ужасе бежали от него в ночь, и ужас сделал из них орков. Те
же, что ушли с ним из Средиземья, стали Эльфами Света, хотя и не знали
Света истинного.
Те, кто пришли к ним третьими, были очень похожи на них, но гораздо
мудрее. И эльфы, слушавшие песни Золотоокого и видевшие наваждения Айо,
полюбили Средиземье и остались здесь навсегда. Они разделились на разные
племена, и по-разному жили они, но в Валиноре их всех звали Авари,
Ослушники.
Так Золотоокий нарушил приказ Короля Мира, ибо остался в Средиземье.
Так остался в Средиземье Айо. Так не вернулся Охотник, ибо хотел он
творить. Так не вернулась Весенний Лист, ибо остался в Средиземье Охотник.
А Оссе не покидал Средиземья никогда.
*** *** ***
Бродил по земле Золотоокий, и эльфы чтили его и любили его песни,
хотя и не все понимали. Пел он и о Валиноре, и о Творении, и о
Светильниках, но если бы все это слышал Король Мира, то вряд ли
Золотооокий сумел бы спеть потом хоть одну песню. И только Черные Эльфы,
что жили на севере, понимали его так, как он понимал себя. Потому любил он
бывать среди них, но тайно - он боялся мощи и величия Мелькора.
...Так и зародились у эльфов Средиземья предания о добрых богах, что
жили среди них и учили их Красоте...
*** *** ***
Среди учеников Тулкаса они были лучшими - брат и сестра, Воители.
Зловеще красивые, отважные и сильные, они в бою были равны самому Гневу
Эру. Когда же они бились спина к спине, никто не мог их одолеть. Мрачным
огнем боя горели их черные глаза, когда Тулкас говорил своим Майяр о
Великом Походе на север, где, словно червь в норе, засел Враг. И жестокий
боевой клич вырвался из груди Воителя, когда главой над своими Майяр
поставил Тулкас его.
...И было разгромлено воинство Врага. Только последние защитники -
Черные Эльфы - стояли у врат черных чертогов молча, и смерть была в их
глазах.
Они падали мертвыми, отчаянно защищая своего повелителя, и постепенно
в душе Воителей вставало восхищение отвагой врагов, и жалость остановила
руку Воительницы, когда она не смогла добить раненую - такую же
воительницу, как и она сама. Так она узнала жалость.
И вот - с последним из эльфов схватился Воитель. Тот был уже весь
изранен и с трудом защищался.
- Сдавайся! - крикнул Майя. - Сдавайся, и я клянусь - ты получишь
пощаду! Но эльф покачал головой. Тогда Воитель выбил меч из ослабевших
рук эльфа. Тот упал. Воитель наклонился, чтобы помочь ему встать, но
неожиданно эльф схватился за лезвие меча Воителя и рывком всадил его себе
в горло.
"Почему?" - растерянно, почти обиженно думал Воитель. - "Ведь я
сдержал бы слово... Почему? Неужели он так ненавидел и боялся меня?" Но в
открытых мертвых глазах не было ни страха, ни ненависти - только боль и
жалость.
Они ворвались во дворец. И Тулкас сражался с Мелькором, и Воители,
глядя на поединок, видели - Черный Вала сражается куда искуснее. И
честнее. Мечи сломались, и противники схватились врукопашную. Несколько
секунд они стояли не шевелясь, и хватка их могла бы показаться братскими
объятьями. Но вот медленно-медленно Тулкас, багровея от натуги лицом, стал
опускаться на колени. Казалось, сам взгляд Врага гнетет его. Воитель
толкнул сестру в плечо:
- Смотри! Вот это мощь!
Та молча кивнула. Лицо ее было румяным от возбуждения.
- Если он одолеет, нам придется уйти ни с чем - таков закон честного
боя!
Но честного боя не было. Кто-то взвизгнул: - Что стоите, бейте его! -
И воинство Валар набросилось на Мелькора, и, когда толпа расступилась, он
лежал на полу - избитый и связанный. Тулкас зло пнул его ногой и обернулся
к ученикам, ожидая восхищенных похвал. Но в ответ услышал угрюмое:
- Это против чести.
Лицо Гнева Эру передернулось, но он промолчал. Однако этого не забыл.
Против чести было все. И наказание Мелькора и, тем более, судилище
над Черными Эльфами. Воительница видела ту, которую она не смогла добить.
Теперь она проклинала себя за жалость. "Лучше бы я убила ее тогда... Она
бы умерла быстро, без мук..." И Воитель, глядя на осужденных, глухо шептал
сестре:
- Ведь я обещал им свободу и честь, а теперь кто я? Лжец и предатель,
последняя дрянь...
Воителям позволялось только сражаться; мнения своего им иметь не
полагалось.
И когда свершилась казнь, Воитель снова сказал Тулкасу:
- Это против чести.
И с тех пор Воители не являлись в чертоги Тулкаса - ни на бой, ни в
застолье. Сады Ирмо теперь были их домом, и там впервые познала
Воительница слезы.
*** *** ***
И устрашился Оссе кары, постигшей Мелькора, и с покаянием пришел в
Валинор. Был он прощен, и великий пир устроили в его честь. Но что-то
терзало душу Оссе. "Отступник," - звучал в сердце чей-то глухой голос. И,
обернувшись, он увидел Владыку судеб. И тогда, после торжества, волной к
ногам Намо упал Оссе и умолял о прощении.
- Прости меня, господин, но я боюсь, боюсь не боли, не смерти -
неволи. Я дик, я неукротим, и неволя для меня страшнее любой пытки!
Прости!
В ту пору Намо еще не совсем отвратился от пути Валар, и слова Оссе
были не слишком-то приятны ему. Но он пожалел Майя и взял его под руку
свою, и стал Оссе вассалом Намо.
* * *
...А над озером таяли туманом последние клочья наваждения Айо, и
четверо Майяр видели все, что случилось в Валиноре. И словно камень,
застыл Охотник, и закрыла лицо руками в ужасе Весенний Лист, и безудержно
плакал Золотоокий. И угрюмо молчал Айо.
* * *
...Когда они проснулись, им в глаза светило восходящее солнце, и они
смеялись, увидев Великий Огонь и Великий Свет. И потому эльфы назвали их
племенем Солнца. Они не боялись Света, они не боялись Тьмы, ибо умели
смотреть и могли видеть. Не думали о них в Валиноре, ибо чужими Валар были
они - непонятные, свободные, дерзкие, любознательные. Слишком похожие на
Проклятого. И никто не пришел к ним из Валинора. Тот, кто встретил их,
носил черные одежды и прятал руки в складках крылатого черного одеяния. И
они, увидев его, смеялись как дети, да они и были детьми. И впервые со дня
казни Черных Эльфов Проклятый улыбнулся. Но улыбка покинула его точеное
суровое лицо, когда он увидел Четверых. Он не спросил - кто они, он сразу
это понял. Он не спросил о том, зачем они здесь - он и это понял. Он
спросил одно:
- Куда вы хотите их вести? Чего вы хотите от них?
Не сразу он получил ответ - они робели. Айо выступил вперед и,
поклонившись, ответил за всех:
- Великий Вала, мы не думали об этом. Они непонятны нам, но почему-то
они нам дороги... Наверное, мы хотели бы просто быть рядом... Охранять...
Просто любить их. В них есть что-то непонятное, одновременно высокое и
печальное...
- Все истинно высокое печально, - негромко сказал Проклятый.
- Да, так... Они странны и притягательны. Валар учили эльфов, но чему
их научим мы? Я боюсь их учить и в то же время хочу этого.
- Незачем учить. Вернее, учить так, как учили эльфов. Они все поймут
сами. Они - люди, и их знание выше, ибо оно будет не дано, а найдено. Они
- выше эльфов, ибо свободны, и у них есть выбор.
- Выбор? Между чем и чем? - спросил, очнувшись от немоты, Золотоокий.
Черный Вала внимательно посмотрел на Четверых, и что-то странное
промелькнуло в его глазах. Уголок его рта дернулся, и вымученная кривая
улыбка появилась на его лице.
- Поймете сами. Хотя и не люди... - он говорил, словно сам с собой. -
Средиземье меняет всех, даже бессмертных. Выбор будет и у вас... - Он
усмехнулся. - Странные вы, все-таки. Вы - не со мной, но и не против меня.
Вы - не со мной, а идете моим путем. Вернее, не моим. Мы просто идем
рядом... Не боитесь?
- Чего мы должны бояться? - встрепенулся Охотник.
- Например, меня. Или - тех. Ведь они могут принять вас за моих
союзников. А за это карают жестоко, - это слово показалось ударом меча о
щит.
- Великий Вала, мы ведь здесь давно и видели твои деяния, - мягко
молвила Весенний Лист, или, как называл ее на непонятном языке Золотоокий,
Ити. Он говорил, что это означает все, что только что проросло, выглянуло
из семени.
- Ты создаешь красивое, а это не может напугать. Это верно, что мы не
с тобой, но мы не против тебя, скорее, наоборот. Не беспокойся, мы не
сделаем тебе зла.
Вала тихо засмеялся.
- Благодарю тебя, прекрасная госпожа, ты прямо-таки успокоила меня.
Теперь мне некого бояться. А то я очень вас испугался.
Он недолго говорил с ними. Был - и ушел, крылатый черный Вала. И
почему-то спокойно стало на душе у Четырех.
*** *** ***
...И несли люди странные и смутные легенды о добрых непонятных богах.
Они не знали их имен, ибо те не называли себя; они плохо помнили их, ибо
те не старались часто попадаться им на глаза. Они говорили мыслями, и
мысли возникали в сердцах у людей, и странные образы и слова... Люди
думали - они сами догадались о чем-то, и никто не разубеждал их. И все же
люди умели видеть, и потому смутно видели Четырех, дорисовывая в
воображении их образы, и разные давали им имена, и помнили о добрых богах
даже тогда, когда Эдайн стали союзниками эльфов...
*** *** ***
Он мог приказать Саурону. Этим - нет. Они не давали ему клятвы. Они
не были его учениками. Они просто пришли сюда, ибо считали, что их место -
здесь, и что биться им на этой стороне. Путь у них и у него был - один.
- Они сделали выбор... сделали... они умрут... - повторял он, стиснув
руками седую голову. Если бы кто увидел сейчас его глаза, не поверил бы
той немыслимой смеси теплоты и боли, что переполняла их, дрожа слезами.
Помочь он не мог ничем...
...И - только эти, последние преграждали путь воинству Валар. Из них
лишь Охотник умел сражаться, остальные же впервые взяли оружие в руки.
- Это против чести, - глухо сказал Воитель.
- Наше место среди них, - ответила его сестра.
*** *** ***
Эльфы - дети Илуватара, Майяр - народ Валар. Если первые могли
заблуждаться, и их судили эльфы, то с этими было куда серьезнее. Могучие,
почти равные Валар... Надо было наказать их примерно, дабы другим
неповадно было. Или заставить раскаяться. Как Оссе. Чтобы не осталось в
Арде, а тем более, в Валиноре, и следа мысли Проклятого. И опустил веки
Владыка Судеб. Он был бессилен спасти их. Страх и ненависть - страшная
сила. И приказал он своим ученикам приготовить ложа, числом шесть, в том
покое, где лежал Глашатай...
...И изрек Манве:
- Пусть хозяева заберут своих Майяр и поступят с ними по
справедливости, ежели не раскаются они!
- Хозяева? Мы тебе не рабы! - рявкнул Воитель. - Ты сам раб Эру,
трус, и других мнишь себе подобными! Да только воля Мелькора посильнее
твоей... Король Мира, - с брезгливостью в голосе закончил он.
- Мы выбрали, - тихо и твердо сказал Айо.
*** *** ***
- Говоришь, против чести? - издевался Тулкас. - Ну, что ж, я могу
тебе предложить честный бой. Одолеешь - свободен и прощен. Ну, как?
Воитель насмешливо смотрел ему в лицо. Честный бой. Тулкас - в
кольчуге, со щитом, и он - только с мечом, обнаженный до пояса...
- Я принимаю бой, - спокойно ответил Воитель, и Тулкас, не выдержав
его взгляда, отвел глаза.
И бились они в кругу майяр Тулкаса, и, несмотря на неравный бой, стал
одолевать Воитель. Тогда, по едва заметному знаку Тулкаса, один из майяр
ударил его в спину мечом, и тут же сам упал с разрубленной головой -
Воительница, вырвав у стражника меч, бросилась к брату.
- Спина к спине! - крикнула она, и два меча взлетели рядом...
*** *** ***
- А теперь беги, - сказал Ороме, возвышаясь в седле. - Беги, может,
спасешься. Если мои собачки позволят, - усмехнулся он. Псы рвались с
поводков. Охотник не двинулся. Лицо его было спокойно и бесстрастно, но
под взглядом его животные вдруг начали пятиться и прижимать уши; кони
храпели, псы жалобно скулили...
...Так же спокойно и бесстрастно было его лицо, когда ослушника
расстреляли из луков...
*** *** ***
- Ты ведь знаешь, как карают отступников, - глядя на него сверху
вниз, изрек Манве.
- Знаю. Я видел Черных эльфов, - Золотооокий смотрел мимо Короля
Мира, куда-то вдаль. Казалось, он видит и за Стеной Ночи.
- Так что же? Пойми, ты околдован. Околдован Врагом. Ты не мог видеть
тогда ни звезд, ни Солнца. Это - Враг. Признай - и тебе станет легче! -
ласково говорила Варда. Сияние лица ее угасло, и с содроганием смотрел
Золотоокий на ее прекрасный неживой лик.
- Я видел. - Что ему было сказать? Что не из-за Мелькора отрекся он
от пути Валар, что он шел своим путем, волей своего сердца? Не поймут.
Единожды уже пытался. Что ответить? Что не отречется от себя? Он понимал,
что это означает, он страшно боялся боли, боялся мучений. Но отречься он
не мог, это было еще страшнее.
- Он безнадежен, - со вздохом сказала Варда.
- Хватит. Дурную траву рвут с корнем, - оборвал разговор Манве. - Ты
выбрал сам.
И тут Золотоокий рассмеялся. Манве изумленно воззрился на него.
- Ты говоришь - выбрал? Он сказал - поймешь между чем и чем придется
выбирать... Выбор дан только людям... Так я - человек. И я свободен!
- Увидишь, человек ты или нет, - прошипел Манве. - Ты подохнешь и
вернешься, и опять будешь умирать и возвращаться - до Конца Времен! Тогда
ты запросишь смерти, но я не дам ее тебе!
- Это не в твоей воле. Делай, что задумал, - сказал Золотооокий,
глубоко вздохнув и чуть прикрыв глаза. Он боялся боли, очень боялся, но
еще страшнее была мысль, что Манве может оказаться правым. Но выбор был
сделан.
...И кровавые следы босых ног на алмазном острогранном песке отмечали
его путь к вершине Таникветил...
*** *** ***
- Учитель, я не могу так... Ведь я - виновен, как и они... За что ты
караешь меня жизнью? Почему ты не отдал меня Манве? Я должен был быть там.
Он умирает, а я - буду жить... За что ты так мучаешь меня, учитель... -
судорожные рыдания поглотили его слова.
Он лежал лицом вниз на земле Валинора, и Ирмо молча стоял рядом, не
мешая ученику выплакаться. Потом он поднял его. Печаль и ласка его глаз
наполняли душу ученика, смягчая боль, превращая отчаянье в надежду.
- Идем, - тихо сказал он, и Айо, опустив голову, пошел за ним...
*** *** ***
Тих и печален был темный покой, где стояли черные ложа. Там, наверху,
в круглом куполе сияли семь звезд в черном хрустале, и их зыбкие лучи
ласкали лица лежащих. Ирмо стоял между Айо и Намо.
- Брат, я привел его. Он должен быть здесь.
Намо кивнул головой. Только одно ложе оставалось пустым. Айо понял -
для него. Он видел бледные лица и израненные тела Воителей и Охотника.
Рядом с ними, рядом с Охотником, лежала в глубоком сне Весенний Лист.
Йаванна не хотела крови, она просто прогнала и прокляла ученицу, не
желавшую покаяться. И вот - она пришла сюда. И Золотоокий. Он так боялся
боли, так боялся крови... Клочья мяса, вырванные когтями орлов, скованные
руки скрещены на груди... Такие слабые руки, тонкие, прозрачные... Так
нелепо, ужасно - эти руки и тяжелые грубые наручники... Как же все они
были прекрасны! Что-то новое пробивалось сквозь замершие лица, новые лица,
новая суть светилась изнутри мертвых тел... "И я буду среди них. Друзья
мои, братья и сестры мои, почему я не умер с вами, не разделил ваши муки,
вашу смерть? Почему..."
- Айо, смотри на меня! - сказал Ирмо. И, повинуясь его воле, Айо
поднял полные слез серые глаза. Мир задрожал и расплылся, наливаясь
черным. Он падал куда-то, и все глуше и глуше слышал голос Ирмо:
- Спите, спите, дети мои... Час еще не пришел. Вы еще не люди, но вы
- свободны. Спите. Придет время - не будет преграды. Спите, дети мои.
Спите, еще не люди, но уже - выше Валар... Спите.
...И слова Мелькора были истиной - в Валинор не вернулись они...
*** *** ***
...В ту ночь на землю обрушился звездопад, и каждая звезда горячим
углем падала в сердце Саурона. Один. Теперь - один. Слез не было. Только
жестокая, неутолимая боль, от которой не уйти, не скрыться.
*** *** ***
...Имен не осталось.
Приказано забыть.
Только следы на песке - на алмазном песке, на острых режущих осколках
- кровавые следы босых ног. И с воем, со стоном отчаянья бросался Оссе на
немые берега Средиземья, на блистающие берега земли Аман, целуя эти следы,
умоляя о прощении, проклиная себя за отступничество. Но не было ответа.
...Той ночью был шторм...
...Ничего не осталось. Только смутные печальные песни эльфов Средиземья.
Только непонятные людские легенды об умирающих богах, о распятых богах, об
убитых богах, которым суждено воскреснуть, но - иными...
Last-modified: Sat, 27 Apr 1996 20:46:31 GMT