яли и рыскали еле видные неведомые твари и слышался волчий вой. Ветер стих, и воздух словно застыл. Ночь была безоблачная, и уже четверо суток минуло с новолунья, но бледный молодой месяц заволакивало мутной пеленою: земля дымилась. Похолодало. К утру подул, крепчая, северный ветер. Ночные лазутчики исчезли, и пустошь казалась мертвенней прежнего. На севере среди зловонных ямин виднелись груды золы, щебня и шлака, кучи выжженной земли и засохшей грязи - всего, что изрыгал Мордор. А на юге, уже вблизи, возвышались громадные утесы Кирит-Горгора - с Черными Воротами между ними и башнями по бокам. На последнем переходе, накануне, войско свернуло в сторону со старой дороги, подальше от бдительных глаз бесчисленной стражи, и теперь они подходили к Мораннону с северо-запада, тем же путем, что и Фродо. Гигантские чугунные створы Черных Ворот под массивной аркой были наглухо сомкнуты, на зубчатых стенах никого не видать. Царило чуткое безмолвие. Они уперлись в тупик и теперь стояли, растерянные и продрогшие, в сером свете раннего утра перед могучими башнями и стенами, которые не прошибли бы никакие тараны, даже если б они у них были. Любой их приступ шутя отбила бы горстка защитников, а черному воинству на горах возле Мораннона, верно, и счету не было, да и в ущелье небось таились несметные полчища врагов пострашнее, чем орки. Они подняли глаза и увидели, что назгулы слетелись к башням - Клыкам Мордора - и кружат над ними как стервятники, кружат и выжидают. Враг почему-то медлил. А им надо было волей-неволей доигрывать роль до конца. Арагорн расположил войско на двух больших холмах, где земля слежалась со щебнем: орки нагромоздили их за многие годы. От Мордора их отделяла рвом широкая ложбина; на дне ее среди зыбкой дымящейся слякоти чернели вонючие лужи. Когда всех построили, вожди отправились к Черным Воротам с большой конной свитой, с герольдами и трубачами. Во главе их ехал Гэндальф, за ним Арагорн и сыновья Элронда, Эомер Ристанийский и Имраиль. Леголаса, Гимли и Перегрина они тоже взяли с собой, чтобы все народы - противники Мордора были свидетелями переговоров. Они подъехали к Мораннону, развернули знамя и затрубили в трубы; герольды выступили вперед и возгласили: - Выходите на переговоры! Пусть выйдет сам Властелин Сумрачного Края! Он подлежит наказанию, ибо злодейски напал на Гондор и захватил чужие земли. Великий князь Гондора требует, чтобы он во искупленье содеянного навсегда покинул свой престол. Выходите! Долго длилось ответное молчанье: ни звука, ни крика не донеслось со стен и из-за ворот. Но Саурон уже все рассчитал, и ему вздумалось сперва жестоко поиграть с мышками, а потом захлопнуть мышеловку. И когда вожди собирались повернуть назад, тишину внезапно нарушил грохот огромных барабанов, будто горный обвал; оглушительно взревели рога, сотрясая камни под ногами. Наконец с лязгом распахнулась дверь посредине Черных Ворот, и оттуда вышло посольство Барад-Дура. Возглавлял его рослый всадник на черном коне, если только это был конь - громадный, уродливый, вместо морды жуткая маска, похожая на лошадиный череп, пышущий огнем из глазниц и ноздрей. Всадник в черном плаще и высоком черном шлеме был не Кольценосец, а живой человек - Подручник Владыки Барад-Дура. Имени его сказания не сохранили. Он и сам его забыл и говорил о себе: "Я - глашатай Саурона". Говорят, он был потомком тех предателей рода людского, которые назывались Черными Нуменорцами: они перебрались в Средиземье во времена полновластного владычества Саурона и предались ему, соблазнившись чернокнижной наукой. А он, безымянный, стал приспешником Черного Властелина, когда Тот вернулся в Мордор из Лихолесья. Коварство его пришлось по нраву хозяину, он вошел к нему в доверие и приобщился чародейству; и орки страшились его жестокости. За ним следовал десяток-другой охранников в черных доспехах, несли черное знамя с багровым Недреманным Оком. Спешившись в нескольких шагах от западных вождей, Глашатай Саурона смерил их взглядом одного за другим и расхохотался. - Это кто же из вашей шайки достоин говорить со мной? - спросил он. - Кто способен понимать мои слова? УЖ наверно, не ты! - с презрительной ухмылкой обратился он к Арагорну. - Нацепил эльфийскую стекляшку, окружил себя сбродом и думает, что он государь! Да у любого разбойничьего атамана свита почище твоей! Арагорн ничего не ответил, лишь устремил на него пристальный взгляд, глаза в глаза, и вскоре, хотя Арагорн стоял неподвижно и не касался оружия, тот задрожал и попятился, будто на него замахнулись. - Я герольд и посланец, меня трогать нельзя! - крикнул он. - Да, это у нас не принято, - сказал Гэндальф. - Но у нас и посланцы не столь дерзки на язык. Впрочем, тебе никто не угрожал: пока ты герольд и посланец, можешь нас не бояться. Но если хозяин твой не образумится, тогда тебе несдобровать, как и прочим его холопам. - Ах, вот как! - сказал Глашатай. - Стало быть, ты у них главный, седая борода? Наслышаны мы о том, как ты бродишь по свету и всюду строишь козни, ловко уходя от расплаты. Но на этот раз, господин Гэндальф, ты зарвался - и скоро узнаешь, что бывает с теми, кто злоумышляет на Великого Саурона. У меня есть трофеи, которые велено тебе показать - тебе прежде всех, если ты осмелишься подойти. Он сделал знак охраннику, и тот поднес ему черный сверток. Глашатай развернул его и, к изумленью и смятению вождей, показал им сперва короткий меч Сэма, затем серый плащ с эльфийской брошью, наконец, мифрильную кольчугу Фродо и его изорванную одежду. В глазах у них потемнело, и казалось, замерло все вокруг: надеяться больше было не на что. Пин, стоявший за князем Имраилем, рванулся вперед с горестным криком. - Спокойно! - сказал Гэндальф, оттянув его на прежнее место, а Глашатай расхохотался. - Да у тебя целый выводок этих недомерков! - воскликнул он. - Не знаю, зачем они тебе нужны, но глупей, чем засылать их в Мордор, ты придумать ничего не мог. Однако ж спасибо крысенку: ему, как видно, эти трофеи знакомы. Теперь, может статься, и ты не будешь хитрить. - Мне хитрить незачем, - отозвался Гэндальф. - Да, мне они тоже знакомы, я о них знаю все, в отличие от тебя, гнусный подголосок Саурона. Не знаю только, зачем ты их принес. - Гномья кольчуга, эльфийский плащ, кинжал с погибшего Запада и крысеныш-лазутчик из Хоббитании - да, да, нам все известно! Заговор обреченных - и он раскрыт. Осталось лишь узнать, дорого ли ты ценишь пойманного лазутчика. Если дорого - то живее шевели своим убогим умишком. Саурон лазутчиков не любит, и судьба его теперь зависит от вас. Никто ему не ответил, но он видел их посерелые лица и полные ужаса глаза и снова захохотал, почуяв, что не ошибся. - Ну-ну! - сказал он. - Видно, вы его дорого цените. Или ты дал ему важное поручение? Поручения он не выполнил. И теперь его ждет нескончаемая, многолетняя пытка - мы хорошо умеем пытать в застенках Великой Башни: медленно, страшно, мучительно. А может, пытка и кончится - мы вывернем его наизнанку, покажем тебе, и ты сам увидишь, что наделал. Да, так оно и будет, если ты не примешь условия моего Властелина. - Назови условия, - спокойно проговорил Гэндальф, но те, кто стоял рядом, видели муку в его лице, и он показался им древним, согбенным старцем, которого наконец сломила судьба. Никто не сомневался, что любые условия будут приняты. - Условия таковы, - сказал посланец, с ухмылкой оглядывая их. - Гондор и его обманутые союзники немедля уведут весь свой жалкий сброд за Андуин, поклявшись, что впредь никогда не поднимут и не замыслят поднять оружие против Великого Саурона. Все земли к востоку от Андуина отныне и во веки веков принадлежат Саурону. Жители правобережья до Мглистых гор и Врат Ристании станут данниками Мордора и не будут носить оружия, но править своими делами им не возбраняется. Они обязуются лишь отстроить Изенгард, преступно разрушенный ими, и отдать его Саурону. Туда он поставит наместника, достойного доверия более, нежели Саруман. Глаза выдавали умысел: он-то и будет наместником и приберет к рукам все прочие страны Запада. Будущий владыка говорил со своими рабами. Но Гэндальф сказал: - Не дорого ли вы просите за жизнь одного слуги? В обмен на нее твой хозяин хочет без единого боя выиграть добрый десяток войн! Должно быть, после разгрома на гондорской равнине он предпочитает не воевать, а торговаться? Но если бы мы и ценили этого пленника так высоко, где залог, что Саурон, у которого в чести подлость и вероломство, нас не обманет? Приведите пленника, верните его нам - тогда и поговорим. Гэндальф следил за ним, затаив дыхание, как за противником в смертельном поединке, - и ему показалось, что Глашатай на миг растерялся, но тут же снова презрительно захохотал. - Как ты смеешь оскорблять недоверием Глашатая Саурона! - крикнул он. - Залог тебе нужен? Саурон не дает залогов. Вы ищете его милости? Сперва заслужите ее. Исполняйте его условия, иначе ничего не получите! - Не получим, так сами возьмем! - Внезапно Гэндальф скинул плащ - и, казалось, яркий клинок засверкал в полумраке. Он воздел руку, и черный посланец попятился; Гэндальф, шагнув, отобрал у него кольчугу, плащ и меч. - Это мы возьмем в память о нашем друге! - объявил он. - А что до твоих условий, то мы их все отвергаем. Убирайся, все сказано, ты больше не герольд и не посланец. Еще слово - и ты умрешь. Не затем пришли мы сюда, чтобы попусту перекоряться с лживым выродком Сауроном или с его презренным холопом. Убирайся! Посланец Мордора больше не смеялся. Черты его дико исказились: он был ошеломлен, точно готовый к прыжку зверь, которому вдруг ткнули в морду горящим факелом. Злоба душила его, пена выступила на губах, и в горле клокотало от сдавленного бешенства. Но он видел перед собой суровые лица и беспощадные глаза врагов, и страх пересилил ярость. Он издал громкий возглас, повернулся, вскочил на свое чудище - и мордорское посольство побежало вслед за ним к Кирит-Горгору. На бегу они трубили в рога, должно быть подавая условный сигнал. И не успели они добежать до ворот, как Саурон захлопнул мышеловку. Прогрохотали барабаны, взметнулись языки пламени. Огромные створы Черных Ворот широко распахнулись, и воинство Мордора хлынуло неудержимым железным потоком. Гэндальф и все остальные вспрыгнули на коней и поскакали к своим под злорадный хохот и вопли. Поднимая облака пыли, выдвинулись полчища вастаков, дотоле скрытые позади дальней башни, за сумрачным отрогом Эред-Литуи. По обе стороны Мораннона спускались с гор бесчисленные орки. Вскоре серые холмы стали островками в бушующем море: врагов было в десятки раз больше, чем ратников Запада. Саурон схватил приманку стальными челюстями. Арагорн распорядился как можно быстрее. Над холмом, где были они с Гэндальфом, реяло дивное, гордое знамя с Белым Древом в кольце звезд. На другом холме развевались рядом знамена Ристании и Дол-Амрота, Белый Конь и Серебряный Лебедь. Каждый холм живой стеной окружали воины, и ряды их ощетинились жалами копий и клинками мечей. Впереди всех, готовясь принять на себя первый удар и самый жестокий натиск, стояли слева сыновья Элронда с дунаданцами, а справа князь Имраиль, могучие витязи Дол-Амрота и дружина стражей Белой Башни. Дул ветер, гремели трубы и свистали стрелы, но солнце, светившее с юга, застилали смрадные дымы, и оно померкло в тумане, стало дальним и мутно-багровым, словно клонилось к закату, возвещая конец света. Из дымной мглы вынырнули назгулы; смертный ужас вселяли их леденящие вопли, и последний проблеск надежды угас. Пин едва не завыл от горя, услышав, как Гэндальф обрек Фродо на вечную пытку; теперь, он немного опомнился и стоял возле Берегонда в первых рядах, вместе с витязями Имраиля. Жизнь ему опостылела, и он хотел, чтобы его убили поскорее. - Жалко, Мерри со мною нет, - услышал он свой собственный голос и, глядя на приближавшихся врагов, торопился додумать: "Ну-ну, выходит, бедняга Денэтор был не так уж неправ. Мы могли бы умереть вместе с Мерри, раз все равно умирать. А вот приходится врозь; желаю ему легкой смерти. Что ж, а теперь надо не осрамиться". Он обнажил меч и поглядел на сплетение красных и золотых узоров: нуменорские руны проступили на клинке огненной вязью. "На этот случай его и выковали, - подумал он. - Эх, нельзя было рубануть этого гада Глашатая, тогда бы мы с Мерри примерно сравнялись. Ну ладно, рубану кого-нибудь из этих черных скотов. Жаль, не видать мне больше ясного солнца и зеленой травы!" В это самое время на них обрушился первый натиск. Орки завязли в слякотной ложбине перед холмами, остановились и выпустили тучу стрел. А сквозь их толпу, давя упавших, шагали, рыча, как звери, горные тролли из Горгорота: высокие, выше людей, и кряжистые, в плотной чешуйчатой броне - или, может, это шкура у них такая? - с круглыми черными щитами, с громадными молотами в узловатых лапищах. Лужи и слякоть были им нипочем, с ревом ворвались они в ряды гондорцев, круша шлемы и черепа, дробя шиты, обламывая руки - тяжко и мерно, точно ковали податливое железо. Страшный удар свалил с ног Берегонда, и огромный тролль-вожак нагнулся к нему, протянув когтистую лапу: эти свирепые твари выгрызали горло у повергнутых наземь. Пин ударил его мечом снизу: древний узорный клинок пронзил чешую и глубоко впился в брюхо тролля. Хлынула черная, густая кровь. Тролль пошатнулся и всей тяжестью рухнул на Пина, придавив его, точно скала. Захлебываясь зловонной жижей, теряя сознание от нестерпимой боли, Пин успел напоследок подумать: "Ну вот, все и кончилось довольно-таки плоховато", и мысль эта, как ни странно, была веселая: конец, значит, страхам, терзаньям и горестям. В предсмертном затмении послышались ему голоса, как будто из другого, забытого мира: - Орлы! Орлы летят! На краю беспамятства подумалось: "Бильбо! Ах да, это из той, давнишней сказки. А моей сказке конец. Прощайте!" И глухая тьма поглотила его. КНИГА VI ГЛАВА I. БАШНЯ НА ПЕРЕВАЛЕ Сэм с трудом поднялся на ноги и никак не мог понять, куда его занесло, потом вдруг вспомнил и чуть не заплакал с хоря. Ну да, это он здесь, в беспросветной тьме у подбашенной скалы, у закрытых бронзовых ворот оркской крепости. Наверно, он о них сгоряча расшибся, а уж сколько пролежал, это не ему знать. Тогда-то он прямо горел, подавай врагов, да побольше, а теперь озяб и съежился. Он подобрался к створам и приложил к ним ухо. Издали послышался вроде бы оркский галдеж, потом он смолк, и все утихло. Голова уж очень болела, и мелькали вспышки перед глазами, но он встряхнулся: надо было подумать - дальше-то что же? Думай не думай, а ворота заперты, не проберешься: когда-нибудь, конечно, откроют, да ждать-то некогда, каждый час на счету. А что ему делать, это он понимал: ну как, выручать хозяина, коли получится, а нет - погибать самому. - Погибать так погибать, дело нехитрое, - мрачно сказал он сам себе, вложил Терн в ножны и отошел от бронзовых ворот. Медленно, ощупью брел он назад по темному проходу - эльфийский фиал засветить поопасился - и по пути все ж таки раздумывал, соображал, что случилось с тех пор, как они пошли от Развилка. Времени-то сколько прошло? А кто его знает сколько: если нынче не сегодня, значит завтра, дням все равно счет потерян. В такой темноте что один день, что другой, тут и себя потеряешь - не найдешь. - Может, хоть они нас вспоминают, - сказал он. - А сами-то как? И где? Там, что ли? - Он махнул рукой, куда пришлось, а пришлось на юг, он ведь к югу вышел из логова Шелоб: на юг, а не на запад. А на западе близился к полудню четырнадцатый мартовский день по хоббитскому счислению, и Арагорн вел черную армаду от Пеларгира, Мерри ехал с мустангримцами по Каменоломной долине, в Минас-Тирите бушевали пожары, и Пин испугался безумного взора Денэтора. Но за страхами и заботами они друзей не забывали и все время думали о Фродо и Сэме. Думать думали, а помочь никак не могли, никто теперь не смог бы помочь Сэммиуму, сыну Хэмбриджа: он был один-одинешенек. Он вернулся к каменной двери-перегородке, поискал и не нашел ни засова, ни запора, опять протиснулся в лаз между дверью и сводом и ловко упал на руки. Потом прокрался к выходу из логова Шелоб, где обрывки ее рассеченной паутины мотались на холодном ветру - очень даже холодным показался он Сэму после вонючей духоты, но зато и бодрящим. Он осторожно вылез наружу. Было по-страшному тихо. И темновато - ну, вроде как в пасмурные сумерки. Дымные, тяжелые тучи, снизу окрашенные мутным багрянцем, клубились над Мордором и уползали на запад. Сэм взглянул на оркскую башню, и вдруг ее узкие окна зажглись, точно красные зрачки. "Сигнал, что ли, какой", - подумал он, и страх перед орками, подавленный было гневом и отчаянием, овладел им снова. Путь-то у него был, как видно, один: надо искать главный вход в эту треклятую башню - только вот колени подгибались и дрожь не отпускала. Он отвел глаза от башни, от каменных рогов Ущелины и, волоча непослушные ноги, медленно-медленно, вслушиваясь в каждый шорох, вглядываясь в тени под скалами, пошел обратным путем мимо того места, где лежал Фродо и до сих пор воняло гноем Шелоб, потом наверх, до самого гребня, где он надел Кольцо и пропускал мимо орков Шаграта. Умные ноги дальше идти отказывались, и он решил все-таки посидеть подумать. Ну да, вот сейчас он перейдет за этот гребень, шагнет - и очутится в Мордоре, а оттуда пути назад нету. Сам не зная зачем, он вытянул Кольцо и надел его. И сразу же на него обрушилась непомерная тяжесть, и злобное Око Мордора загорелось совсем вблизи, во сто крат ярче прежнего: оно пронизывало темень, которою само же окуталось и которая теперь мешала Властелину избавиться от тревог и сомнений. Как и в тот раз, обострился слух и помутилось зрение, выпуская из виду здешнее, земное. Побледнели, словно потонули в тумане, утесы, зато донеслись клокочущие стенания Шелоб и совсем уж четко, резко, чуть что не рядом послышались яростные крики и лязг оружия. Он вскочил на ноги, прижался ухом к скале и порадовался, что невидим: вот-вот нагрянут орки. Так ему, во всяком случае, показалось. А потом он понял, что зря показалось: просто уж очень громкими были ихние крики из башни, верхний рог которой торчал прямо над ним, за левой кромкой Ущелины. Сэм встряхнулся и снова прикинул, что делать дальше. Как-то оно худо: похоже, орки совсем озверели, наплевали на все приказы и теперь мучают Фродо, а может, уже и на куски его изрубили. Он снова прислушался: вдруг забрезжила какая-то надежда. Это уж точно - в башне дерутся, орки передрались. Шаграт и Горбаг чего-то не поделили. Надежда была крошечная, но ему и этого хватило. А мало ли, а вдруг? Что там все остальное, сильнее всего была любовь к Фродо, и он забыл о себе и воскликнул: - Господин Фродо, сударь, иду, иду! И побежал за гребень невозвратной тропой. Она свернула налево, потом круто вниз. Сэм вошел в Мордор. Он снял Кольцо, нутром почуяв опасность, но снял всего лишь затем, чтобы лучше было видно. - Оглядеться-то надо как следует, - пробормотал он. - Не все же в тумане блуждать! Увидел он суровую, истерзанную и скудную страну. Он стоял на вершине высочайшего гребня Изгарных гор, над крутым откосом и темной котловиной; по ту сторону котловины тянулся хребет пониже, острые скалы торчали, как черные зубья, в огневеющем небе. Это был Моргвей, внутренняя горная ограда. Далеко за нею, за озером тьмы, усеянной огоньками, светилось багровое зарево и столбами вставал дым, внизу темно-красный; он сливался поверху в черную тучу, и тяжкий свод нависал над зачумленным краем. Сэм глядел на Ородруин, на Огненную гору. Высилась ее остроконечная пепельная вершина, близ подножия полыхали горнила, и расселины по склонам извергали бурные потоки магмы: одни струились, плеща огнем, по протокам к Барад-Дуру, другие, виясь, достигали каменистой равнины и там застывали подобьями сплющенных драконов, выползших из-под земли. Багровое озаренье кузни Мордора было невидимо с запада, из-за Эфель-Дуата, а Сэму оно слепило глаза, и голые скалы Моргвея были словно окровавлены. Сэм взглянул налево - и ужаснулся, увидев башню на Кирит-Унголе во всем ее сокрытом могуществе. Рог над гребнем Изгарных был всего лишь ее верхним отростком, а с востока в ней было три яруса; и ее бастионы, внизу огромные, кверху все уже и уже, обращены были на северо- и юго-восток. Кладка была на диво искусная. Нижний ярус и дворик, футов за двести под ногами Сэма, был обнесен зубчатой стеною с воротами на широкую дорогу, парапет которой тянулся по самому краю пропасти. Потом дорога сворачивала на юг и крутыми излучинами уходила во тьму, к торному пути с Моргульского перевала. Между зубьями Моргвея, равниною Горгорота путь этот приводил в Барад-Дур. Узенькая тропа, где стоял Сэм, ступенчатыми сходами спускалась на дорогу под стеною близ башенных ворот. Глядя на башню, Сэм как-то вдруг сообразил, что эта твердыня изначально служила не Мордору, а против Мордора. В самом деле, ее воздвигли гондорцы для защиты Итилии - давным-давно, когда Последний Союз победил Саурона, а в Сумрачном Краю еще бродили остатки его недобитого воинства. Но как было с Наркостом и Каркостом, башнями-клыками у Мораннона, так и здесь. Обманув нерадивую охрану, Главарь Кольценосцев захватил твердыню, и многие века владела ею черная нечисть. Еще нужнее стала эта башня, когда Саурон возвратился: верных слуг у него почти не было, а запуганных рабов не след выпускать из Мордора. Если же сюда попытается тайком проникнуть враг - обойдет Минас-Моргул и ускользнет от Шелоб, - то его встретит неусыпная стража. Яснее ясного было Сэму, что никак не проберешься вниз мимо сотен бдительных глаз, никак не минуешь ворота. И все равно недалеко уйдешь по дороге, которую стерегут пуще зеницы ока. Как ни прячься в черной тени от багровых отсветов, от орков не спрячешься, они в темноте видят не хуже кошек. И это бы ладно - так ведь ему же надо было не удирать и не прятаться, а соваться в самые ворота. "Кольцо? Да Кольцо-то, - подумал он с ужасом, - опаснее всякого врага". Заполыхала вдали треклятая гора, и ноша его так и налилась тяжестью. Видно, вблизи от горнил, где Кольцо было некогда выковано, таинственная власть его возрастала, и могучая нужна была сила, чтобы с ним совладать. Сэм не трогал Кольцо, оно висело у него на шее; однако ему чудилось, что он вырос и преобразился, что не сам он, а величественный его призрак вступает в пределы Мордора. И обманный выбор вставал перед ним: либо отказаться от Кольца и обречь себя на муку, либо же стать его владельцем и бросить вызов Тому, сокрытому в черной башне за морем сумрака. Кольцо искушало его, подтачивало волю, расшатывало рассудок. Мечтания овладевали им: он точно воочию видел, как Сэммиум Смелый, герой из героев, грозно шагает по темной равнине к Барад-Дуру, воздев пламенеющий меч, и со всех сторон стекаются войска на его зов. И рассеиваются тучи, блещет яркое солнце, а Горгорот превращается в цветущий, плодоносный сад. Стоит ему лишь надеть Кольцо, сказать: Оно - мое, и мечтания сбудутся наяву. В этом тяжком испытании ему помогла выстоять любовь к хозяину, но, кроме того, в нем крепко сидел простой хоббитский здравый смысл: в глубине души он твердо знал, что такое бремя ему не по силам, пусть даже видения и не совсем обманные. Хватит с него и собственного сада, незачем превращать в свой сад целое царство; есть у него свои руки - и ладно, а чужими руками нечего жар загребать. - И чего я сам себе голову морочу? - пробурчал он. - Да он меня как увидит, так и сцапает, я и пикнуть не успею. А он увидит, и скоренько, ежели я здесь, в Мордоре, вздумаю надеть Кольцо. Словом, как ни кинь, все клин. Это ж надо: в самый раз бы мне пробраться невидимкой - а Кольцо не тронь. Мало того, оно дальше - больше будет мне мешать, вот навязалась обуза! Ну и что же делать? Это Сэм просто так спрашивал: он знал, что надо побыстрее идти к воротам. Он пожал плечами, встряхнул головой, как бы отгоняя видения, и стал медленно спускаться, делаясь меньше и меньше: через сотню шагов он снова превратился в маленького, перепуганного хоббита. Из башни слышны были без всякого Кольца крики, лязг оружия, да и не только из башни - похоже, дрались во дворе. Сэм наполовину спустился, когда из темных ворот на дорогу, озаренную багровым светом, выскочили два орка. По счастью, бежали они не к нему и недалеко убежали, а свалившись, не двигались. Должно быть, их подстрелили из бойницы или со двора. Сэм осторожно продвигался, левым боком прижимаясь к стене; он взглянул наверх: да нет, не взобраться, куда там. Тридцать футов гладкого-прегладкого камня - ни трещинки, ни выступа - до гребня стеньг, нависавшего перевернутыми ступеньками. Только через ворота. Он крался к воротам и соображал, сколько орков в башне у Шаграта, сколько привел Горбаг и с чего они разодрались. В Логове с Шагратом было около сорока, а с Горбатом, пожалуй, вдвое больше, но Шаграт не всех же вывел из башни. А поцапались, конечно, из-за Фродо, из-за добычи. Сэм даже остановился: он сразу все понял, точно увидел своими глазами. Мифрильная кольчуга! Ну конечно же - раздели Фродо, увидели кольчугу, и Горбаг наложил на нее лапу: они ведь его первые нашли! И выходит так, что жизнь Фродо висит на волоске, ее охраняет лишь приказ из Черной Башни, а если они ослушаются... - Ну же, ты, негодный слизняк! - закричал сам на себя Сэм. - Беги скорей! Он выхватил Терн и ринулся к открытым воротам. Однако у входа под арку его что-то задержало, в точности как паутина Шелоб, только невидимая. Вроде бы проход свободен, а не пройдешь - и все тут. Он огляделся и по обеим сторонам прохода в тени увидел Соглядатаев. Это были две фигуры на тронах, у каждой по три тулова и три головы, обращенные вперед, назад и поперек прохода. Головы как у стервятников, на коленях когтистые лапы. Высеченные из камня, недвижные, они, однако, следили - зорко, злобно, цепко - и распознавали врагов. Видимый или невидимый - никто их не мог миновать. Они и впускали - и не выпускали. Сэм изо всех сил рванулся вперед - и больно ушибся лицом и грудью. Тогда с отчаянной смелостью - больше ему просто ничего на ум не пришло - он вынул из-за пазухи фиал Галадриэли и поднял его над головой. Светильник вспыхнул, разгорелся серебряной звездой - и отступили тени из-под темной арки, а Соглядатаи, выхваченные из тьмы во всем своем жутком уродстве, казалось, заново оцепенели. Черные камни-глаза блеснули леденящей ненавистью. Сэм даже вздрогнул; но блеск угас, и он почуял их страх. Когда же он проскочил мимо, пряча фиал на груди, за ним как железный засов задвинулся: опомнились, будут стеречь еще строже. И испустили дикий, пронзительный вопль - эхом загудели высокие стены. Сверху, отозвавшись, резко ударил колокол. - Готово дело! - сказал Сэм. - Позвонил у парадного! Ну, давайте сюда, где вы там! - крикнул он. - Скажите своему Шаграту, что огромный богатырь-эльф тут как тут, и эльфийский меч при нем! Ответа не было, и Сэм пошел вперед; в руке его сверкал ярко-голубой Терн. Темным-темно было во дворе, но он видел, что всюду валялись мертвецы. Возле его ног скорчились два лучника с ножами в спинах. Трупы за трупами, поодиночке, изрубленные или подстреленные, по двое, резали, душили, кусали - и издохли, вцепившись друг в друга. По скользким камням струилась черная кровь. Доспехи, заметил Сэм, у одних были с Багровым Оком, у других - с Луной, оскаленной, как череп; он, впрочем, приглядываться не стал. Большая дверь у подножия башни была приоткрыта, на пороге лежал здоровенный орк. Сэм перепрыгнул через него и зашел внутрь, растерянно озираясь. Дальний конец широкого, гулкого коридора, тускло освещенного торчавшими по стенам факелами, терялся в сумраке. По обе стороны виднелись двери и проходы, и всюду было пусто; лежали два или три трупа. Сэм помнил из разговора вожаков, что Фродо, живого или мертвого, надо искать "в потайной каморке на самом верху" - но проискать можно было и целый день. - Наверно, где-нибудь в той стороне, - пробормотал Сэм. - Башня вроде как наискось построена, прислонена к горе. Ладно, вперед, не в темень же соваться. Он шел по коридору все медленнее и медленнее, еле волоча ноги. Ему опять стало очень страшно. Тишину нарушал только звук его осторожных шагов, которые эхо превращало в шлепки огромных рук по каменным плитам. Мертвые тела, пустота, сырые стены, при свете факелов точно сочившиеся кровью, смерть за каждой дверью и в темных простенках, да еще неотвязная память о чудищах, поджидавших его у ворот, - словом, немудрено было и оробеть. Но ему даже хотелось, чтоб на него скорей напали - один-два орка, не больше, - лучше все-таки драться, чем трястись со страху. Он старался думать о Фродо, который лежит где-то в этой жуткой башне, связанный, раненый или мертвый. И не останавливался. Ряды факелов кончились, он добрел почти до самых дверей в конце коридора - это, верно, и были задние ворота башни, только теперь изнутри. И вдруг откуда-то сверху донесся безумный сдавленный крик. Он замер и услышал топот: кто-то быстро сбегал по гулкой лестнице. Удержать свою руку было не под силу, она невольно схватилась за цепочку с Кольцом. Но не успел Сэм надеть его, как из темного прохода справа выскочил орк и вслепую побежал прямо на него. Шагов за шесть, подняв голову, он заметил Сэма, а тот уже слышал его пыхтенье и видел воспаленные, выпученные глаза. Орк в ужасе остановился: перед ним был вовсе не маленький перепуганный хоббит с мечом в дрожащей руке, а огромная безмолвная фигура в сером облаченье, заслонявшая неверный факельный свет; в одной руке у пришельца был меч, яростным блеском выжигавший глаза, другую он держал на груди, скрывая неведомую, властную, убийственную угрозу. Орк съежился, дико завопил и метнулся обратно в проход. А Сэм взбодрился, как щенок, нежданно-негаданно испугавший большого пса, и погнался за ним с победным криком: - Ага! Видал эльфийского богатыря! Вот он я. А ну, показывай дорогу на самый верх, а то шкуру спущу! Но ловкий и сытый орк был у себя дома, а голодный, изможденный Сэм спотыкался на каждом шагу, взбегая по высоким ступенькам крутой винтовой лестницы. Он запыхался; вскоре орк скрылся из виду, и все глуше доносился сверху его топот; правда, время от времени он подвывал от ужаса, и эхо гудело на лестнице. Но потом все стихло. Сэм поднимался дальше. Он чуял, что он на верном пути, и сил у него прибыло. - Ну-ну! - сказал он сам себе, как следует упрятав кольцо и подтянув пояс. - Если они все будут так шарахаться от меня при виде Терна, то, может, я с ними как-нибудь и управлюсь. Вообще-то похоже, что Шаграт, Горбаг и их молодцы славно поработали за меня. Кроме этого трусливого ублюдка, никого и в живых, кажется, не осталось. Сказал - и словно ударился лбом о каменную стену. А вдруг и в самом деле - никого в живых?.. Чей это был отчаянный крик? - Фродо, Фродо! Хозяин! - воскликнул он, давясь слезами. - Что мне делать, если они вас убили? Иду, все равно иду - эх, кабы не опоздать! Выше и выше вела лестница, которую изредка освещали факелы на поворотах или над зияющими проходами в верхние ярусы. Сэм принялся считать ступеньки, досчитал до двухсот и сбился. Шел он крадучись: вроде бы сверху послышались голоса. Видно, ублюдок-то был не один. И когда ноги уже не гнулись, а дышать стало совсем невмочь, лестница кончилась. Он остановился (голоса были слышны отчетливо и близко) и осмотрелся. Он был на плоской крыше третьего яруса, на круглой площадке шириною футов шестьдесят, с низким парапетом. Лестница выходила посредине площадки в сводчатую комнатку шатром: низкие дверные проемы глядели на восток и на запад. На востоке, далеко внизу, простиралась темная пустыня Мордора, полыхал Ородруин. Из кипящих недр яростней прежнего извергались огненные потоки - такие раскаленные, что даже здесь, за много миль, верхушку башни озарял багровый свет. Впрочем - Сэм поглядел на запад, - это была не верхушка, а дворик у подножия верхней сторожевой башни, того самого рога над горным гребнем. Оконная прорезь светилась. Дверь в башню - футов за тридцать от Сэма - была отворена, и оттуда, из черноты, и слышались голоса. Сэм не стал прислушиваться; он вышел из восточной дверцы и окинул взглядом площадку - да, здесь, видать, была главная драка. Мертвецы лежали грудами, повсюду валялись отрубленные головы, руки, ноги. Застоялся смертный смрад. Вдруг кто-то рявкнул, кого-то ударили, раздался злобный крик, и Сэм кинулся назад, к лестнице. Орк заорал, и это был голос Шаграта: резкий, сиплый, начальственный. - Ты что, Снага, очумел, как это ты не пойдешь? Да я тебя, гаденыша! Думаешь, я ранен, так и можно отбрехаться? Иди-ка сюда, я тебе глаза выдавлю, как Радбугу - слышал, он вопил? Вот подойдут парни, я с тобой разберусь: скормлю тебя Шелоб! - Не подойдет никто, ты прежде сдохнешь, - угрюмо отвечал Снага. - Два раза уж сказал тебе: моргульская сволочь перекрыла ворота, из наших никто не выбрался. Проскочили Лагдуф и Музгаш - и тех подстрелили. Говорю же: я сам из окошка видел. А всем остальным - каюк. - Вот, значит, ты и пойдешь. Мне все равно надо быть здесь; к тому же Горбаг, подлюга, ранил меня, чтоб ему сгнить в Черной Яме! - Шаграт разразился долгой и гнусной руганью. - Пока я его душил, он, вонючка, успел меня ножом пырнуть. Иди давай, живьем ведь слопаю. Надо скорее обо всем доложить в Лугбурз, а то угодим в Черную Яму. Да, да, с тобой на пару, не отвертишься, не отсидишься! - Не пойду я на лестницу, - буркнул Снага, - плевать я хотел, что ты начальник. Хрен тебе! И не хватайся за нож, получишь стрелу в брюхо. Да и начальником тебе не бывать, когда Там узнают, что ты натворил. Моргульцев-гнид правильно всех перебили, но вы же и долбаки с Горбагом: сцепились из-за добычи! - А ну, заткнись! - рявкнул Шаграт. - У меня был ясный приказ, а Горбаг хотел захапать кольчужку. - Ты тоже хорош: сразу пошел выпендриваться - я, мол, здесь хозяин! У него в голове-то было побольше твоего: он тебе сколько повторял, что главного шпиона мы не видели, а ты уши затыкал. И сейчас как глухой - говорят тебе, прав был Горбаг. Главный этот у нас под боком ходит - не то эльф-кровопийца, не то поганый тарк [На оркском наречии - гондорец.]. Сюда он идет, говорю же тебе. Колокол слышал? Он прорвался мимо Соглядатаев: тарки это умеют. И гнался за мной по лестнице. Покуда он здесь, не пойду я вниз. Будь ты хоть сам назгул, не пойду. - Ах, ты так? - взревел Шаграт. - Туда не пойдешь, сюда не желаешь? А когда он придет, удерешь и бросишь меня? Нет, не выйдет? Сперва я из тебя кишки с дерьмом вытряхну! Из башенной двери выскочил орк небольшого роста, а за ним гнался дюжий Шаграт, скрючившись и загребая ручищами чуть не до полу: одна, окровавленная, болталась, а в другой он держал большой черный сверток. Прячась за лестничной дверцей, Сэм увидел в багровом свете его злобную морду, изорванную когтями, испятнанную кровью, с ощеренных клыков капала слюна. Шаграт гонялся за Снагой по дворику, а тот ускользал, увертывался, - наконец с визгом нырнул обратно в башню и скрылся. Из восточной дверцы Сэм видел, как Шаграт стал у парапета, задыхаясь, сжимая и разжимая когти на левой, свисавшей лапе. Он опустил сверток на пол, вытащил длинный красный нож и сплюнул на него. Потом перегнулся через парапет, разглядывая нижний двор, и зычно заорал раз-другой, но ответа не было. Вдруг Сэм с изумленьем заметил, как один из распростертых мертвецов зашевелился, пополз, ухватил сверток за спиною склоненного над парапетом Шаграта и, шатаясь, поднялся на ноги. В другой руке у него был обломок копья с широким плоским наконечником; он занес его для удара, но в последний миг зашипел - от боли или от злобы. Шаграт отпрянул по-змеиному, извернулся - и вонзил нож в горло врагу. - Здорово, Горбаг! - крикнул он. - Ты что, не сдох? Ладно, сейчас помогу! Вскочив на рухнувшее тело, он бешено топтал и пинал его, нагибался, колол и кромсал ножом, наконец закинул голову и испустил надсадный ликующий вопль. Потом облизал нож, взял его в зубы, поднял сверток и заковылял к ближней лестничной дверце. Раздумывать не приходилось. Сэм, конечно, мог выскочить в другую дверцу, но вряд ли незаметно, а затевать с этим выродком игру в прятки - дело дохлое. Наверно, он поступил правильнее всего: с криком выпрыгнул навстречу Шаграту. Теперь он Кольцо в руке не сжимал, но оно никуда не делось, и всякий мордорский раб чуял его страшную власть и смертельную угрозу. Нестерпимо сверкал Терн - отблеском звезд эльфийского края, страшнее которого для орков ничего нет. И наконец, Шаграт не мог драться, не выпустив сверток. Он пригнулся, зарычал и оскалил клыки. Потом отпрыгнул в сторону и, когда Сэм на него бросился, выставил тяжелый сверток, словно щит, ткнув им врага в лицо. Сэм отшатнулся и опомниться не успел, как Шаграт уже сбегал по лестнице. Сэм с проклятьем кинулся за ним, но быстро остыл. Он подумал о Фродо, о том, что другой орк вернулся в сторожевую башню. Опять надо было выбирать, не мешкая. Если Шаграт удерет, то скоро вернется с подмогой. Но если бежать за ним - тот, другой, может такое вытворить... Шаграта еще поди догони, а догонишь - кто кого убьет. Сэм повернулся и взбежал наверх. - Опять небось маху дал, - вздохнул он. - Но будь что будет, сперва доберусь до этой каморки на верхотуре. А Шаграт тем временем сбежал по лестнице, пересек двор и выскочил из ворот со своей драгоценной ношей. Знал бы Сэм, сколько скорби вызовет его бегство, он бы, может, еще подумал. Но он думал только о том, где ему искать Фродо. Он с оглядкой подошел к башенной двери и сунулся внутрь: вроде бы совсем темно, но потом глаза привыкли, и он завидел справа тусклый свет - из прохода к узкой винтовой лестнице у стены. Откуда сверху мерцал факел. Сэм стал осторожно подниматься. Факел оказался над дверью слева, напротив оконной прорези, обращенной на запад: это небось и было то красное окно, которое они с Фродо увидели, выйдя из Логова. Сэм прошмыгнул мимо двери и поспешил на третий этаж, каждый миг опасаясь, что сзади схватят его за горло. Снова прорезь, теперь на восток, и опять факел над дверью напротив. Дверь была открыта: темный коридор скудно освещали отблески факела и багрового зарева за окном. Но лестница кончилась, и Сэм прокрался в коридор. С двух сторон были низкие двери; обе заперты. Ниоткуда ни звука. - Добрался, нечего сказать, - пробормотал Сэм, - было зачем добираться! Но это вроде бы не самая верхотура. А дальше-то куда? Он сбежал на второй этаж, попробовал дверь. Заперта. Он снова взбежал наверх, пот лил с него ручьем. Каждая минута была дорога, и минута за минутой уходили попусту. Он уж и думать забыл про Шаграта, Снагу и всех прочих орков; он не чаял найти хозяина, посмотреть ему в лицо, потрогать его за руку. И наконец, усталый и разбитый, он сел на ступеньку пониже третьего этажа и уронил голову на руки. Стояла жуткая тишина. Факел, догорая, затрещал и погас; темнота, как волна, захлестнула его с головой. И вдруг, себе на удивление, Сэм, у которого не осталось надежды и не было сил горевать, тихонько запел, повинуясь тайной подсказке сердца. Его слабый, дрожащий голосок был еле слышен в черной холодной башне; никакой орк не принял бы это жалобное пение полуживог