ьба? 3. Нужно ли мне еще давать тезисы по поводу "турнан"9 и по поводу интернациональной политики? 4. Получили ли письмо тов. Франкеля, посвященное Ландау? Каково поведение интернационального секретариата в этом вопросе? 5. Как обстоит дело с Сюзо? Этот вопрос гораздо важнее, чем участие или неучастие Навилля в исполнительной комиссии. Когда вопрос о Сюзо решался здесь, то для меня лично это имя ничего не означало, и я просто надеялся на то, что вопрос о лице будет урегулирован вами, Раймоном [Молинье] по соглашению с Навиллем. На самом деле произошло совсем не так, и это в корне изменило вопрос об интернациональном секретариате. Сюзо так и не отважился ответить на мой прямой запрос. Мне пишут, что другой его товарищ стоит на правильной позиции. А остальные члены их группы? Сколько их? Группа в целом, мне кажется, обязана определить свою позицию. Секретариат сейчас ключевая позиция, т. е. должен ею стать. Для того, чтобы он мог осуществлять серьезное и в то же время тактичное руководство, он ни в каком случае не должен быть составлен на основах действительной солидарности во всех остальных вопросах. Это предполагает обновление состава секретариата. Поскольку Навилль явно не имеет поддержки большинства в Лиге, постольку он должен был бы быть заменен. Правда, я представляю себе временно некоторое переходное положение: от Лиги входят в секретариат два лица, от большинства и от меньшинства. Это станет особенно необходимым в случае удаления Навилля из исполнительной комиссии (это не мое предложение, повторяю, но я считаюсь теперь с этой возможностью). Очень прошу вас сообщить мне ваши вполне конкретные соображения и предложения на этот счет, по возможности в календарной форме с расчетом не на пятилетку, конечно, а на гораздо более короткий срок. 6. С большим нетерпением ждем номера 3 "Бюллетеня". Раз издание выходит теперь на шапирографе, то вы гораздо свободнее в отношении сроков и размеров каждого номера. Вы можете выпустить No 4, по-моему, через неделю или две после 3-го, подобрав текущий материал. В нем сейчас недостатка, я думаю, нет. 7. Получил вчера резолюцию бордигистов насчет демократических лозунгов. Худшей "каши" (употребляю ленинское словцо) - каши мыслей, формул - давненько не встречал, хотя, вообще говоря, недостатка в путанице не наблюдал. Будет очень хорошо, если вы им ответите. Может быть, и я позже вмешаюсь в дело. Вы спрашиваете насчет библиографии. Напоминаю вам о ленинских тезисах по вопросу о демократии (эпоха I конгресса Коминтерна)10. В моей книге "Терроризм и коммунизм"11 (против Каутского) есть, помнится, отдельная главка, посвященная демократии, да и во всей книге немало говорится на этот счет. Ближе к вопросу относятся тезисы II конгресса о парламентаризме12 (они в значительной мере направлены были против Бордиги). Таковы основные документы. Теперь несколько слов о наших друзьях бордигистах. Если оставить в стороне 3-ий параграф их резолюции, который вставлен ими самими чисто механически, без всякой связи с текстом, то дело представляется у них так: демократия есть принцип эксплуататоров, революционные партии не понимали этого; русские в 1917 году путались между демократией и диктатурой; только бордигисты открыли чистый принцип диктатуры. После того, как этот принцип открыт, всякое обращение к лозунгам демократии становится реакционным. Другими словами, диалектика развития человечества подменена метафизикой развития сектантского кружка. Ход мыслей бордигистов представляет собою отрыжку рационалистического просветительства XVIII века13: раньше царили заблуждения и предрассудки, а ныне открыт правильный принцип общества, на основе которого оно и должно теперь строиться; ибо раз мы, просветители, сие поняли, то остается только мелочь: перестроить общество. Курьез состоит в том, что просветители как раз открыли принцип демократии, который они формально противопоставили всему прошлому человеческому развитию, как некоторое абсолютное начало. Бордигисты же... открыть не открыли, а заимствовали у русской революции "принцип" диктатуры пролетариата, но освободили его от исторической реальности и противопоставили демократии, как абсолютную истину абсолютному заблуждению. Это показывает, что они "абсолютно" не поняли ни теории, ни практики русской революции, а, кстати сказать, и марксизма в целом. Они не дают себе труда объяснить, что они разумеют под демократией. По-видимому, только парламентаризм. А как быть, напр[имер], с такой мелочью, как независимость Индии от Великобритании? Это есть чисто демократический лозунг: дело идет об освобождении одной нации от другой нации (конечно, бордигисты начнут нам объяснять, что эти нации классовые, о чем мы, грешные, никогда не догадывались; но в том-то и суть, что дело идет об освобождении одной нации, буржуазно-феодального колониального типа, от другой нации, буржуазно-империалистического типа). Как же быть с демократическим лозунгом национальной независимости? Наши [...]14 этот вопрос проглядели. Должны ли коммунисты бороться против всяких насилий и козней полиции, направленных против свободы собраний, свободы стачек, свободы печати и пр.? А что это такое, как не борьба за демократию? Как быть с аграрным вопросом в той же Индии или в Венгрии, или еще в десятках других стран? Что земельные нужды крестьян могут их побудить поддержать диктатуру пролетариата даже в такой отсталой стране, как Индия, об этом мы знаем. Но для осуществления этой возможности нужен целый ряд реальных исторических условий, и в том числе правильное понимание аграрно-демократической проблемы. Индусские крестьяне не знают диктатуры пролетариата и познакомятся с ней только после того, как она уже совершится - при их полусознательном содействии. Я говорю: полусознательном, потому что индусский крестьянин, при всей ограниченности и смутности своих политических взглядов, вполне "сознательно" хочет забрать в свои руки землю, и эту свою волю он выражает в той формуле, что земля должна принадлежать не помещикам, а народу. Это есть чисто революционно-демократическая программа, означающая ликвидацию всех видов и пережитков феодализма. Что скажут бордигисты крестьянину? Твоя программа демократична, а потому реакционна. Мы предлагаем тебе программу диктатуры пролетариата и социализма. Крестьянин ответит им на индусском языке какой-нибудь очень крепкой формулой. Что скажем крестьянину мы? Твоя демократическая земельная программа представляет огромный исторический шаг в развитии общества; мы, коммунисты, преследуем более радикальную историческую задачу, но мы полностью и целиком поддерживаем твою демократическую задачу и для данного периода делаем ее своей задачей. Только таким путем можно довести крестьянство до того, что оно в ходе своей борьбы поддержит диктатуру пролетариата. Курьез состоит в том, что бордигисты преподносят здесь в виде собственного открытия ту самую чепуху, которую сталинцы и зиновьевцы приписывали мне под видом теории перманентной революции (перепрыгивание через демократию, через крестьянство и т. д.). Было бы очень хорошо, если б вы указали на эту сторону вопроса. Читали ли вы, к слову сказать, мою книжку о перманентной революции? /Там этот вопрос разобран наиболее подробно и наиболее близко к условиям сегодняшнего дня (я забыл выше указать эту книжку при перечне литературы)/15. Выше уже сказано, что бордигисты проявляют парламентский кретинизм наизнанку, сводя, очевидно, проблему демократии полностью к Учредительному собранию и вообще к парламенту. Но и в пределах парламентской постановки вопроса они кругом неправы. Из их антидемократической метафизики должна бы вытекать тактика бойкотизма по отношению к парламенту. На этой точке зрения стоял товарищ Бордига в период II конгресса, но затем он отказался от этой позиции (вообще, я думаю, следовало бы строго отделять в полемике бордигистов от Бордиги; мы его взглядов не знаем, так как условия, в каких он находится, лишают его возможности высказываться16; мы думаем однако, что вряд ли Бордига взял бы на себя ответственность за карикатурные взгляды данной группы его учеников). Недурно было бы поставить бордигистам вопрос в упор: стоят ли они за бойкот парламента или за участие в парламенте? Если коммунистического депутата арестуют с нарушением депутатской неприкосновенности, то призовут ли бордигисты рабочих к протесту против нарушения наших демократических прав? Эти доктринеры не понимают, что подготовку диктатуры мы ведем наполовину, на три четверти, а в некоторые периоды на 99/100 на основах демократии, причем отстаиваем каждую пядь демократических позиций под нашими ногами. Но если демократические позиции рабочего класса можно отстаивать и защищать, то, может быть, их можно и завоевывать в тех странах, где их нет? Демократия есть орудие капитализма, учат наши критики. Да, но это противоречивое оружие, как и весь капитализм противоречив. Демократия служит буржуазии, но в известных пределах она служит пролетариату против буржуазии. Вся беда в том, что бордигисты берут демократию и диктатуру пролетариата не как исторические учреждения, которые диалектически сменяют друг друга, а как два голых принципа, из которых один означает зло, а другой добро. В заключение отмечаю еще, как невероятный курьез, пункт 5-й, касающийся России. Там говорится, что большевики поддерживали лозунг Учредительного собрания "в течение очень короткого времени, от падения царизма до попытки установления капиталистической власти..." На самом деле социал-демократы с начала своего существования, т. е. с 1888 года, выдвинули лозунг Учредительного собрания17. Лозунг этот играл гигантскую роль в воспитании пролетариата и партии, начиная с первых лет нынешнего столетия. Под этим лозунгом проходила революция 1905 года. Вся работа большевиков между двумя революциями шла под лозунгами: 1) демократическая республика, 2) земля крестьянам (демократический земельный переворот), 3) 8-часовой рабочий день (требование рабочей демократии). Бордигисты, пожалуй, объявят теперь, что все это было сплошной ошибкой, ибо относится к мрачному периоду, когда не была еще открыта абсолютная истина "диктатуры пролетариата". /Я написал здесь больше, чем собрался написать, увлекшись темой. Вы можете как угодно использовать эти строки, которые ни в каком случае не предназначаются для печати, а только для вас лично. Поэтому прошу вас не цитировать их, ссылаясь на меня, ибо для печати я должен был бы писать гораздо точнее, в большем порядке и, конечно, не так жестоко в адрес бордигистов, среди которых должны быть хорошие ребята.../18 [Л.Д.Троцкий] [Письмо А.Монтегю] 16 января 1931 г. Дорогой товарищ Монтегю! Наконец-то вы снова обнаружились в Европе. Ваше намерение посетить Константинополь великолепно. Мы будем очень рады видеть вас у нас. Весь вопрос только в сроке. Вы, вероятно, читали в газетах о том, что норвежское правительство разрешило мне приехать на неделю для чтения лекций19. Инициатива всего этого дела принадлежит радикальному студенческому союзу в Осло. Я не сомневался, что правительство откажет. Между тем, оно, по-видимому, не отказало, а разрешило: официального сообщения у меня еще нет. Весь вопрос теперь в транзитных визах, так как ехать морем: Константинополь - Гамбург - Осло, было бы очень дорого. Весьма возможно, что из всего этого предприятия ничего не выйдет. Но вопрос окончательно выяснится в течение ближайших 8-10 дней. Если поездка состоится, то я в течение всего февраля буду отсутствовать. Вот почему я сегодня лишен возможности условиться с вами о сроке вашего приезда сюда. Во всяком случае, я вас буду держать в курсе дела и надеюсь, что ваш приезд к нам не затянется. Марджери Уэллс20 очень дружески держала меня в курсе вопроса о моей визе и делала все, что могла. Я ей за это искренне признателен. Любопытно, что буржуазное норвежское правительство оказалось смелее британских социалистов. Ходят слухи, что и немецкое буржуазное правительство разрешит мне въезд в Германию: в отличие от социал-демократов, которые отказали. Для въезда в Англию придется, очевидно, ждать пришествия к власти консерваторов. В этом нет ничего удивительного и парадоксального: хозяин всегда смелее и решительнее лакея. Верно ли, что Бернард Шоу21 подверг правительство Макдональда торжественному проклятию? В "Манчестер Гардиан" я не нашел этого проклятия. Каковы ваши ближайшие планы? Остаетесь ли вы в Лондоне? Крепко жму вашу руку в ожидании нашей встречи. [Л.Д.Троцкий] [Письмо М.Миллю] 30 января 1931 г. Дорогой товарищ Милль! Отвечаю вам на ваше письмо от 23 января. 1. По поводу салоникских выборов думаю, что ваши письма правильны, хотя сам я крайне мало осведомлен о внутренней обстановке. Поскольку они почувствовали себя задетыми, ваше второе письмо кажется мне тактичным и очень уместным. Было бы неосторожно форсировать сейчас греческий вопрос22, чтобы не накапливать кризисов. 2. Что Франк23 давно уже катится к капитуляции, для меня ясно, и я ему уж об этом писал еще задолго до конференции. Вся история с конференцией имеет недостойно авантюристский характер. Всему этому вопросу, в связи с вопросом о Ландау, я посвящаю письмо, которое либо одновременно с этим, либо завтра, вам пошлю. Я вынужден в этом письме занять позицию против т. Веля, который своей политикой больше всего помогает Ландау, как раньше - Нойман, Иокко и пр. Тов. Вель своей постановкой вопроса толкает колеблющихся в сторону Ландау. Это прямо вытекает из письма Зейпольда, который сообщает, что, напр[имер], тов. Маргот выражается в том смысле, что Ландау ведет плохую политику, но что с тов. Велем тоже нельзя сработаться, поэтому приходится сохранять Ландау. Письмо тов. Зейпольда в этом смысле только подтверждает те опасения, которые у меня все время были относительно политики тов. Веля. 3. О французской Лиге. То обстоятельство, что из Исполнительной комиссии совершенно устранили оппозицию, кажется мне ошибочным шагом: это лишает большинство возможности знать, чего хочет меньшинство, выслушивать его предложения, вынуждать его делать предложения и пр. Только так можно подготовить совместную работу, сведя трения к минимуму. Но так как я не знаю всех условий и мотивов, то высказываю свое мнение в предварительном порядке и ни в каком случае не для распространения. 4. По поводу отставок вообще и отставки Навилля, в частности. Сразу всего, конечно, достигнуть нельзя, но мы должны вести дело к тому, что отставки вообще недопустимы. Разумеется, товарищ может подать в отставку в том смысле, что он облегчает организации решение. Но если организация подтверждает мандат, то он не имеет права выходить в отставку. Наш "аппарат" еще слишком слаб и неавторитетен, чтоб установить такую дисциплину. Но мы должны эту мысль пропагандировать, как единственно правильное понимание революционной дисциплины. 5. Вы пишете о том, как невыгодно и неприятно отстаивать "умеренность". Я с этим не могу согласиться. Отстаивать умеренность в отношении организационных форм борьбы, в отношении репрессий, изъятий и пр. - совершенно необходимо и диктуется потребностями самосохранения [и] роста каждой организации. Чем больше лояльности со стороны большинства по отношению к меньшинству, чем больше внимания к справедливым или правильным мыслям и предложениям, тем скорее будут изолированы интриганские элементы. Принципиальная непримиримость вовсе не исключает организационного примиренчества и максимальной тактичности. Поскольку тов. Вель выступает организационным максималистом (исключить Ландау), прежде чем немецкие оппозиционеры поняли о чем идет дело, постольку я решительно против тов. Веля - за умеренность, за более мирный тон - и в то же время за большую идейную непримиримость. 6. В протоколах секретариата я читал мнение Сюзо о том, что мы не можем допускать [выделения] из себя фракций (т. е. подфракций). Его аргументы мне показались очень формалистическими: он, в сущности, повторяет официальные аргументы Коминтерна. Разумеется, фракция во фракции не есть норма. Но когда создаются два противостоящие друг другу оттенка, то фракционные группировки совершенно неизбежны. Если разногласия имеют временный характер, то подфракции должны рассосаться (при правильном руководстве). В противном случае подфракции должны расколоться. Объявлять же фракцию запрещенной - бессмыслица: это значило бы просто душить идейную жизнь левой оппозиции. Совершенно правильно, что нам надо строжайше следить за тем, чтобы организация действительно жила жизнью демократического коллектива. Лучше избыток в этом отношении, чем недостаток. 7. О секретариате. Из вашего письма мне все же не ясно: участвует ли в нем Сюзо или не участвует? Вышел ли он формально, или только неглижирует24 работой? Бесформенность такой ответственной организации, как секретариат, недопустима, по-моему, ни на один день. Если тов. Франк уже выбран, то он, разумеется, должен войти немедленно в работу, как временный член секретариата, впредь до утверждения его национальными секциями. Было бы желательно, конечно, сохранить Сюзо. Следует поэтому вопрос перед ним поставить ребром: если он вышел, что было бы крайне нежелательно, - то необходимо немедленно пригласить другого итальянского товарища. Как обстоит дело с архивомарксистом25? Было бы очень желательно его участие хотя бы с совещательным голосом, при условии, если это серьезный товарищ и если в Афинах ему вполне доверяют. Как обстоит на этот счет дело с венгерцами? Не надо забывать того, что интернациональное бюро при нынешнем составе недееспособно. Европейскую конференцию удастся созвать не так скоро. Во всяком случае, не раньше французской или немецкой конференции. В течение всего подготовительного периода секретариат будет фактически играть роль бюро. Но именно поэтому его нужно всегда держать в оформленном состоянии, а, кроме того, желательно его расширить. Этот вопрос я сейчас считаю самым важным. Секретариат является, при совершенно неизбежных кризисах в разных секциях, важнейшим орудием интернациональной левой оппозиции. 8. No 3 "Бюллетеня" производит благоприятное впечатление. Наша публика здесь недовольна примиренческим духом статьи о Франции. Мое письмо к болгарам не предназначалось для печати (я вам об этом, помнится, писал). Но большой беды в напечатании нет. Больше всего меня смущают две резолюции интернационального секретариата: по поводу австрийских групп и по поводу чехословацких студентов. В каком составе интернациональный секретариат вынес эти решения? Неужели всеми тремя голосами? Это было бы, разумеется, очень хорошо, но я в этом не уверен. Кроме того, секретариат не имел права выносить такого решения. По этому поводу Ландау, да и Навилль (если он не голосовал с вами) могут поднять протест, и не без основания. Если допустить, что интернациональное бюро существует, то секретариат должен был внести предложение на утверждение бюро. До сих пор нигде не заявлялось о том, что Бюро при нынешнем положении фактически не существует. Но если даже исходить из того, что бюро не существует, то секретариат должен свое предложение представить либо на референдум секций, либо - еще лучше - на саму конференцию. Во всяком случае, крайне неосторожно было придавать мнению секретариата видимость окончательного решения, притом в таком исключительной важности вопросе, как исключение целой организации. Неудобство такого решения увеличилось бы в десять раз, если бы выяснилось, что один из членов секретариата голосовал против или воздержался. Кстати: я думаю, что и бюро, если бы оно правильно функционировало, не могло бы взять на свою лишь ответственность решение об исключении или о непри[...]26 целой организации. У меня все-таки такое впечатление, что юридически-организационная сторона у секретариата в загоне. Без этого нельзя установить демократический режим, ибо демократия предполагает правовую почву под ногами. 9. Что касается вздора, будто секретариат должен быть техническим аппаратом Т[роцкого] (слова Сюзо), то противодействовать такого рода опасениям, подозрениям и инсинуациям лучше всего расширением состава секретариата и точной его конституцией. Кстати, в письме к вам, помнится, я предлагал оставить Навилля в составе секретариата, введя другого француза от большинства. Я думаю, что это было бы во многих отношениях целесообразнее и, в частности, свидетельствовало бы, как мало кто-либо стремится превратить секретариат в технический аппарат. Но сейчас, по-видимому, уже сделанного не переделаешь... 10. А все-таки важнее всего и превыше всего - Испания. В эту сторону надо обратить и взоры, и усилия. Я получил большое и ценное письмо от тов. Н[ина], которое свидетельствует о полной нашей с ним солидарности. Я сейчас уже совершенно не сомневаюсь, что Н[ин] вполне одобрит взгляды, развитые в моей работе об Испании, так как они во всем основном с ним согласованы (его письмо получено было как раз когда я заканчивал статью). Политически мы заинтересованы в том, чтоб статья эта вышла как можно скорее, т. е. до новой волны, которая, по-видимому, не за горами. Хотя я послал один русский экземпляр статьи непосредственно в Испанию, но я не уверен, дойдет ли он. Как только статья будет переведена на французский язык, необходимо послать ее в нескольких экземплярах в разные пункты Испании (Мадрид, Барселона и пр.). Твердо рассчитываю на то, что перевод не затянется. Я уже писал, что хорошо было бы в Париже же перевести статью и на испанский язык, чтобы застраховать себя полностью. Инициатива левой оппозиции в испанских событиях27 может иметь решающее значение для интернациональной левой оппозиции в целом. Сейчас инициатива выражается в том, чтобы своевременно дать программу и как можно шире распространить ее. Одновременно надо обеспечить секретариат и "Веритэ" несколькими добросовестными корреспондентами в разных частях Испании. Мне приходит в голову такая мысль: нельзя ли было бы выпустить один номер "Веритэ" в шесть (6) страниц и статью об Испании поместить целиком во вкладном листе? Тогда этот вкладной лист (вернее, полулист) можно было бы послать в значительном числе в Испанию; полулист можно было бы напечатать в большем количестве экземпляров, чем весь номер. Обсудите, пожалуйста, с Раймоном [Молинье], что тут можно сделать, и сообщите мне. Испанский вопрос сейчас - самый важный из всех вопросов. [Л.Д.Троцкий] Административному Секретариату Интернациональной левой оппозиции Копия: Правлению немецкой оппозиции, французской оппозиции Уважаемые товарищи! Кризис немецкой левой оппозиции, принявший неслыханно острые формы за последние недели, побуждает меня высказать некоторые соображения. 1. В числе других документов я получил копию переписки тов. Веля с берлинским Правлением. Я не могу считать правильным тот характер, какой т. Вель придал своей борьбе против ошибочной и крайне опасной политики Правления, руководимого т. Ландау. Тон писем т. Веля может быть объяснен только его крайне нервным состоянием, вызванным тяжелыми личными ударами, но политически не может быть оправдан, тем более в официальной переписке. Тов. Вель ставит задачей своей борьбы изгнание т. Ландау из рядов оппозиции. Незачем говорить, что я не могу присоединиться к такой постановке вопроса. Задача состоит в изменении всего характера работы немецкой оппозиции и ее интернациональной ориентации. Эта задача не может быть достигнута одним ударом. Во Франции борьба имеет гораздо более ясное принципиальное содержание. Однако, насколько я могу судить, левое крыло Лиги, составляющее ныне ее большинство, отнюдь не ставит себе задачей вытеснить т. Навилля из состава Лиги. Со своей стороны я считаю безусловно необходимым сделать все - кроме принципиальных уступок - для сохранения возможности совместной работы. То же самое я отношу полностью и целиком к тов. Ландау, характер ошибок которого не случайно сблизил его с Навиллем. 2. В европейской оппозиции мы имеем преимущественно молодых товарищей, из которых многие оказались в оппозиции раньше, чем имели возможность серьезно и длительно участвовать в партии и в массовой борьбе. Оппозиция формируется к тому же в условиях все еще продолжающегося революционного отлива, что питает сектантские и кружковые настроения. Австрия дает нам пример того, какие карикатурные образования склонны искать приюта под знаменем левой оппозиции. Этот пример есть в то же время серьезный урок и серьезное предостережение. В первую очередь - по адресу тов. Ландау. Тов. Ландау несет двойную ответственность за "Манруф". Он не только игнорировал все предостережения относительно "Манруфа", но позволил себе в самой недопустимой форме атаковать товарищей Милля и Молинье, которые дали совершенно объективную оценку группы "Манруф". Последний поворот в этой группе жестоко наказал т. Ландау, показав, что организационные комбинации и личные связи не заменяют политического воспитания на основе определенной программы. Идеи т. Франка составляли вчера еще его личное достояние. Для того, кто был знаком с его эволюцией за последний год, не могло быть сомнения, что Франк во всех важнейших вопросах революционной политики сползает с марксистской позиции. Этого своего мнения я от него, разумеется, не скрывал. Если бы т. Франк со своими взглядами выступил в печати (а он подготовил немецкую брошюру), он встретил бы, разумеется, необходимую оценку. Принципиальная полемика могла бы дать толчок идейному развитию оппозиции. В какую сторону эволюционировал бы при этом сам Франк дальше - есть вопрос личный, которого я не предрешаю. Но то, что характеризует "австро-оппозиционизм", по счастливому выражению тов. Франкеля, - это кружковое комбинаторство и закулисный авантюризм. Осколок группы Фрея, проделавший вместе с ним все ошибки последних лет и месяцев, плюс группа "Манруф", проделавшая все шатания, какие возможны для кружка, плюс Франк, который считал обе другие группы политически негодными - эти три группы принимают на конференции совершенно новые взгляды, которые до сих пор в печати не были изложены и совершенно не подверглись обсуждению в рядах интернациональной оппозиции. Можно ли представить себе худшую идейную неразборчивость, которая и есть основа организационного авантюризма! Тов. Ландау требует теперь, чтобы группа "Манруф" в 24 часа отказалась от своих новых взглядов. Как будто это что-нибудь изменит или подвинет нас на шаг вперед! Наоборот, новый поворот был бы только новым подтверждением полной идейной несостоятельности этой группы. В отношении австрийских групп я вполне присоединяюсь к заключению Интернационального Секретариата ("Бюллетень" No 3), которое должно быть представлено на утверждение всех секций и будущей европейской конференции. В отношении тов. Ландау вывод мне кажется не менее ясен. Надо признать и открыто сказать - лучше всего было бы, если бы это сказал сам т. Ландау, - что в вопросе о "Манруфе" он, несмотря на свою наибольшую близость к этой группе, оказался наименее способен правильно оценить ее. А так как т. Ландау является в значительной мере руководителем этой группы, то надо сделать вывод, что применявшиеся им методы руководства не отвечали своей цели. Это значит: т. Ландау надо радикально пересмотреть свои методы работы. Мы ему все в этом поможем. 3. Отношение немецкого Правления к французскому кризису дополняет сделанный только что вывод и укрепляет его. Если немецкое Правление не было осведомлено о ходе кризиса, то об этом приходится только пожалеть. Но к т. Ландау это совершенно не относится: он был осведомлен настолько, насколько вообще может быть осведомлен товарищ, живущий в другой стране. Т[оварищ] Ландау не хватало не информации, а правильного критерия, т. е. марксистского понимания революционной политики. И то, и другое можно приобрести путем опыта и размышлений. К сожалению, т. Ландау проявил чрезвычайное невнимание к принципиальным вопросам: в отношении Франции, как и в отношении Австрии, он гораздо больше заботился о личных и организационных комбинациях, чем об их принципиальной основе. В этом, несомненно, самый тревожный признак. Т[оварищ] Ландау необходима новая ориентация. Ему необходимо серьезно переучиться, иначе те положительные качества, которые у него имеются, будут идти не на пользу, а во вред революционному движению. 4. Австрийский и французский уроки бросают яркий свет на работу т. Ландау в Германии. Т[оварищ] Ландау вел все время непримиримую и непрерывную борьбу за руководство, причем никто решительно не знает, каковы принципиальные основы этой борьбы. Правда, личную борьбу т. Ландау вел с видимостью успеха. Но это был успех за счет организации в целом. Дальнейшее движение по тому же пути превратило бы немецкую оппозицию в расширенное издание группы "Манруф". 5. Не правы ли все же в таком случае товарищи, видящие решение вопроса в устранении т. Ландау из рядов оппозиции? Нет. Это "решение" целиком лежит в плоскости приемов и методов самого Ландау. Если бы мы имели организацию, ясно и твердо знающую свой путь, с крепкими кадрами, то устранение того или иного лица могло бы быть решением данного личного вопроса. Но ведь положение в Германии совсем не таково. Организация в целом нуждается в марксистском самовоспитании. Первая задача состоит в том, чтобы помочь организации в целом разобрать, обсудить, понять ошибки нынешнего Правления, руководимого т. Ландау. Без этого организация не сдвинется с места. Обсуждение должно идти на основе определенных тезисов, открыто и на глазах всей интернациональной левой оппозиции. Только таким образом можно постепенно сформировать действительно революционные кадры, у которых все другие соображения подчинены постоянной заботе об идейной выдержанности, сплоченности и революционной стойкости интернациональной фракции. И только на этом пути может определиться в дальнейшем политическая судьба каждого отдельного товарища. 6. В письме от 13. I Правление заявило, что оно вынесет решение относительно французского кризиса, и что это решение должно быть обязательно для всех членов немецкой организации, как внутри, так и вне Германии. Одно это постановление - в возможность которого я бы никогда не поверил, если бы сам не прочитал бы его - показывает, в какую невылазную трясину ведет организационно-комбинаторский подход к принципиальным вопросам. Каким образом Правление может приказывать членам организации занимать определенную принципиальную позицию, притом в вопросе, составляющем предмет международной дискуссии? Здесь национальная дисциплина, карикатурно понимаемая, ставится выше интернациональной дисциплины и, что гораздо важнее, выше тех принципиальных основ, на которые дисциплина только и может опираться. Оказывается, что немецкий товарищ, временно находящийся во Франции и работающий в Лиге, должен голосовать по спорным вопросам не как коммунист, а как... немец. Но и в самой Германии надо было бы признать никуда не годным того коммуниста, который подчинился бы правлению, приказывающему ему сверху, какую ему занять позицию в дискуссии. Неудивительно, что при таком ультрабюрократизме берлинское Правление находится в состоянии войны со всеми важнейшими провинциальными организациями. 7. 12 июля прошлого года я писал Правлению немецкой оппозиции через т. Мюллера: "Вообще я должен сказать следующее: если Правление хочет приобрести авторитет (а оно обязано этого хотеть), то оно не должно действовать так, как если бы оно уже обладало несокрушимым авторитетом, и должно поменьше опираться пока что на чисто формальные права. Правление должно себе усвоить спокойный, товарищеский тон и проявлять величайшую терпимость, особенно по отношению к своим внутренним противникам. Правление не может приобрести авторитета, не доказав на деле всей организации свою полную объективность и добросовестность во всякого рода внутренних конфликтах и свою постоянную заботу об интересах организации как таковой. Только из такого рода авторитета, который не завоевывается в один день, может вырасти право на применение организационных мер, репрессий и проч. Без этого организация не может жить. Но попытка применять репрессии без должного авторитета и без убеждения организации в правильности этих репрессий неизбежно ведет не к упрочению организации, а к ее ослаблению и прежде всего к упадку авторитета самого правления. Мой горячий совет поэтому: при твердости политической линии - как можно больше осторожности и мягкости, как можно больше терпения и такта во всех личных вопросах, конфликтах и недоразумениях"28. Я и сейчас смогу только повторить эти слова. За срок, протекший после цитированного письма, Правление, к сожалению, чудовищно усилило административные меры, но нисколько не повысило своего авторитета. Выход из кризиса немецкой оппозиции может для данного момента найтись только на пути хорошо подготовленной и добросовестно организованной конференции. Л.Троцкий 31 января 1931 г. [Письмо М.Миллю] 5 февраля 1931 г. Дорогой товарищ Милль! 1. Вам вчера уже послали поправку к статье об Испании29. Посылаю вам сегодня в переписанном виде всю 12-ю страницу с поправкой, чтобы избежать каких бы то ни было недоразумений. Если, паче чаяния, "Бюллетень" уже сверстан и в текст статьи поправку внести нельзя (что было бы очень досадно), то я прошу вас приложить поправку в конце "Бюллетеня", или, если и это невозможно, превратить ее в сноску и на отдельной бумажке вложить в "Бюллетень". Необходимость поправки ясно видна из моего письма к Нину, копию которого при сем прилагаю. 2. Относительно т. Горкина30 я бы советовал попытаться ликвидировать с ним дело мирно, т. е. предложить ему самому написать Исполнительной комиссии Лиги или Административному секретариату письмо в том смысле, что, так как он по личным причинам не может сейчас отдавать необходимого времени Лиге, и так как, с другой стороны, он вынужден сотрудничать в "Монд"31, что несовместимо с принадлежностью к Лиге, то он выходит из организации, сохраняя сочувствие нашим взглядам, и пр. Этим путем был бы избегнут лишний скандал и в лице Горкина мы сохранили бы "попутчика", который в тех или других случаях мог бы быть нам полезен. Обсудите, пожалуйста, это дело с Раймоном [Молинье], который тоже мне писал на эту тему. 3. По поводу последнего номера "Веритэ" я писал Раймону. Номер производит хорошее впечатление. 4. Совершенно недопустимым фактом является несуществование Секретариата. Мне об этом пишет Феросси32. Если Франк33 поглощен делами Лиги, надо наметить кого-либо другого. Секретариат - слишком важная позиция. "Бюллетень" выходит очень редко и, следовательно, обязательства остаются невыполненными. Это ни в каком случае не упрек вам, ибо ни один человек не может справиться. Необходимо ближе притянуть Сюзо и найти французского товарища. 5. Ужасно меня удивило то, что вы пишете об Австрии. Вы, очевидно, так поглощены французскими делами и "Бюллетенем", что не читали платформы Франка: она целиком направлена против нас, уличает нас в каутскианстве по вопросу о бонапартизме и пр. Автор, очевидно, забыл, что Бухарин и Сталин уже года три-четыре тому назад обвиняли нас в каутскианстве по этому самому вопросу. Сообщение о том, что Нойман читал "троцкистский доклад" есть сознательная инсинуация, чтобы прикрыть собственную полукапитуляцию. Мысль Франка такова: троцкизм ведет к социал-демократии. Как же вы этого не заметили? Ей-ей, ума не приложу. Это еще раз показывает, что дела Лиги вас слишком поглощают. Франк - хороший журналист с марксистской подготовкой. Как политик он слаб, а хуже всего то, что он по природе скептик, резонер и потому во всякой организации непременно окажется в оппозиции и выпадет из организации. Если нам удастся поставить немецкий еженедельник, то в качестве сотрудника Франк будет полезен (если до того времени он не капитулирует). Из группы же его решительно ничего, по-моему, не выйдет. [Л.Д.Троцкий] [Письмо А.Монтегю] 6 февраля 1931 г. Дорогой товарищ Монтегю! Я задержался с ответом, ожидая со дня на день разрешения вопроса о Норвегии. Но дело затягивается. Вопрос о германской визе все еще неясен. Я телеграфировал поэтому сегодня в Норвегию, что в течение февраля не рассчитываю на визу. Таким образом, если вы будете здесь в 20-х числах, то вы почти наверное застанете меня на Принкипо. Я бы вас просил предупредить меня телеграммой о дне и часе вашего приезда. Тогда кто-нибудь из членов нашего дома встретил бы вас в Константинополе и облегчил бы вам дальнейший путь на Принкипо и здесь к нам на дачу. Если бы, вопреки всем ожиданиям, дело с Норвегией разрешилось скорее, чем можно думать, я вам в последнюю минуту дам телеграмму по лондонскому адресу. Крепко жму руку в письме, надеясь вскоре пожать ее в натуре. [Л.Д.Троцкий] Письмо доктору Залингеру34 Многоуважаемый господин доктор Залингер! В ответ на Ваше письмо от 31 января позволю себе высказать некоторые преджварительные соображения. Прежде всегго попытаюсь ответить на формированные судом вопросы о взаимоотношениях между мной и Керенским. Керенский формально примкнул после Феральского переворота к народной партии "социалистов-революционеров", я был марксистом и входил в партию большевиков. Керенский вступил министром юстиции в правительство князя Львова35. Большевики вели против этого правительства непримиримую борьбу. В июне, когда Керенский стал военным министром, он подготовил наступление на Восточном фронте36. По поручению партии большевиков я формулировал на съезде Советов письменное заявление, в котором наступление объявлялось величайшим преступлением против народа и революции. 3-5 июля 1917 г. рабочие и солдаты Петербурга37 выступили с оружием в руках на улицы, требуя перехода власти в руки Советов38. В ответ на это движение Временное правительство возбудило обвинение против вождей большевистской партии на основании статей 51, 100 и 106 Уголовного уложения. Постановление судебных властей (прокурора Каринского, судебного следователя Александрова) гласило в отношении большевиков: "...являясь русскими гражданами, по предварительному между собой и другими лицами уговору, в целях способствования находящимся с Россией государствам во враждебных против нее действиях, вошли с агентами названных государств в соглашение содействовать дезорганизации русской армии и тыла для ослабления боевой способности армии. Для чего на полученные от этих государств денежные средства организовали пропаганду среди населения и войск с призывом к немедленному отказу от военных против неприятеля действий, а также в тех же целях в период времени с 3-5 июля 1917 г. организовали в Петрограде вооруженное восстание"39. Первоначально постановлено было подвергнуть аресту: Ленина, Зиновьева. Коллонтай, Ганецкого, Козловского40, Семашко, Сахарова41, Раскольникова42, Рошаля43, Гельфанда (Парвуса) и Суменсон44. 23 июля по этому же обвинению были арестованы Троцкий и Луначарский. Судебный следователь Александров предъявил мне то же обвинение, что и вышеименованным членам партии, включив мое дел