ого понимания истории само стало немедленно объектом классовой борьбы. Против теории, которая на место "общего блага", "национального единства" и "вечных истин и морали" поставила в качестве движущей силы борьбу материальных интересов, велись особенно ожесточенные атаки со стороны реакционных лицемеров, либеральных доктринеров и идеалистических демократов. К ним присоединились позже, уже из среды самого рабочего движения, так называемые ревизионисты, т. е. проповедники пересмотра ("ревизии") марксизма в духе сотрудничества и примирения классов. Наконец, в наше время на тот же путь стали практически презренные эпигоны Коминтерна ("сталинцы"): политика так называемых "народных фронтов" целиком вытекает из отрицания законов классовой борьбы. Между тем, именно эпоха капитализма, доведшая все социальные противоречия до крайнего выражения, является высшим теоретическим торжеством "Коммунистического Манифеста". 3. Анатомию капитализма как определенной стадии в экономическом развитии общества Маркс дал в законченном виде в своем "Капитале" (1867). Но уже в "Коммунистическом Манифесте" твердым резцом проведены основные линии будущего анализа: оплата рабочей силы в размерах, необходимых для ее воспроизводства; присвоение капиталистами прибавочной стоимости; конкуренция как основной закон общественных отношений; разорение промежуточных классов, т. е. городской мелкой буржуазии и крестьянства; концентрация богатств в руках все меньшего числа собственников на одном полюсе, численный рост пролетариата на другом; подготовка материальных и политических предпосылок социалистического режима. 4. Жестокому обстрелу подвергалось положение "Манифеста" о тенденции капитализма снижать жизненный уровень рабочих и даже превращать их в пауперов. Против так называемой "теории обнищания" выступали попы, профессора, министры, публицисты, социал-демократические теоретики и вожди трэд-юнионов. Они неизменно открывали растущее благосостояние трудящихся, выдавая рабочую аристократию за пролетариат или принимая временную тенденцию за всеобщую. Тем временем развитие даже наиболее могущественного, именно североамериканского, капитализма превратило миллионы рабочих в пауперов, содержащихся за счет государственной, муниципальной или частной благотворительности. 5. В противовес "Манифесту", который изображал торгово-промышленные кризисы как ряд возрастающих катастроф, ревизионисты заверяли, что национальное и интернациональное развитие трестов обеспечит контроль над рынком и постепенно приведет к победе над кризисами. Конец прошлого и начало нынешнего столетия действительно отличались столь бурным развитием капитализма, что кризисы казались только "случайными" заминками. Но эта эпоха отошла в безвозвратное прошлое. В последнем счете правота и в этом вопросе оказалась на стороне "Манифеста". 6. "Современная государственная власть есть только Комитет, заведующий общими делами всей буржуазии". В этой сжатой формуле, которая вождям социал-демократии казалась публицистическим парадоксом, заключена на самом деле единственно научная теория государства. Созданная буржуазией демократия не есть пустая оболочка, в которую, как одинаково думали Бернштейн и Каутский, можно мирно вложить любое классовое содержание. Буржуазная демократия может служить только буржуазии. Правительство "народного фронта" во главе с Блюмом или Шотаном436, Кабальеро или Негриным есть только "комитет", заведующий общими делами всей буржуазии". Когда такой "комитет" плохо справляется с делами, буржуазия прогоняет его пинком ноги. 7. "Всякая классовая борьба есть политическая борьба". "Организация пролетариата, как класса, [есть]437 тем самым его организация в политическую партию". От понимания этих исторических законов долго уклонялись - пытаются уклоняться и сейчас, - с одной стороны, трэд-юнионисты, с другой, - анархо-синдикалисты. "Чистый" трэд-юнионизм попал ныне под сокрушительный удар в своем главном убежище: Соединенных Штатах. Анархо-синдикализм потерпел непоправимое поражение в своей последней цитадели: Испании. "Манифест" и здесь оказался прав. 8. Пролетариат не может завоевать власти в рамках законов, установленных буржуазией. "Коммунисты... объявляют открыто, что их цели могут быть достигнуты только посредством насильственного низвержения всего существовавшего до сих пор общественного порядка". Реформизм пытался объяснить это положение "Манифеста" незрелостью движения того времени и недостаточностью развития демократии. Судьба итальянской, германской и длинного ряда других "демократий" показывает, что "незрелостью" отличались идеи самих реформистов. 9. Для социалистического преобразования общества необходимо, чтобы рабочий класс сосредоточил в своих руках такую власть, которая способна сломить все политические препятствия на пути нового строя. "Пролетариат, организованный в качестве господствующего класса", - это и есть диктатура. В то же время это есть единственно реальная пролетарская демократия. Ее ширина и глубина зависят от конкретных исторических условий. Чем большее число государств вступит на путь социалистической революции, тем более свободные и гибкие формы будет иметь диктатура, тем шире и глубже будет рабочая демократия. 10. Международное развитие капитализма предопределило международный характер революции пролетариата. "Объединенные действия, по крайней мере, цивилизованных стран являются одним из первых условий его освобождения". Дальнейшее развитие капитализма так тесно связало все части нашей планеты, "цивилизованные" и "нецивилизованные", что проблема социалистической революции полностью и окончательно приняла мировой характер. Советская бюрократия попыталась в этом основном вопросе ликвидировать "Манифест". Бонапартистское перерождение советского государства явилось убийственной иллюстрацией ложности теории социализма в отдельной стране. 11. "При исчезновении в ходе развития классовых различий и при сосредоточении всего производства в руках ассоциированных индивидуумов, общественная власть теряет политический характер". Иначе сказать: государство отмирает. Остается общество, освободившееся от смирительной рубашки. Это и есть социализм. Обратная теорема: чудовищный рост государственного насилия в СССР свидетельствует, что общество отдаляется от социализма. 12. "У рабочих нет отечества". Эти слова "Манифеста" не раз расценивались филистерами как агитационная бутада438. На самом деле они дали пролетариату единственно мыслимую директиву в вопросе о капиталистическом "отечестве". Нарушение этой директивы Вторым Интернационалом привело не только к четырехлетнему разрушению Европы, но и к нынешнему застою мировой культуры. Ввиду надвигающейся новой войны, которой измена Третьего Интернационала расчистила дорогу, "Манифест" и сейчас остается самым надежным советником в вопросе о капиталистическом "отечестве". * Мы видим, таким образом, что небольшое произведение двух молодых авторов продолжает давать неизменные указания в самых важных и острых вопросах освободительной борьбы. Какая другая книга способна хоть отдаленно померяться в этом отношении с "Коммунистическим Манифестом"? Однако это вовсе не значит, что после 90 лет беспримерного развития производительных сил и величайших социальных боев "Манифест" не нуждается ни в поправках, ни в дополнениях. Революционная мысль не имеет ничего общего с идолопоклонством. Программы и прогнозы проверяются и исправляются в свете опыта, который является высшей инстанцией для человеческой мысли. В поправках и дополнениях нуждается и "Манифест". Однако эти поправки и дополнения, как свидетельствует тот же исторический опыт, могут быть с успехом сделаны, только исходя из метода, положенного в основу "Манифеста". Мы попытаемся показать это на важнейших примерах. 1. Маркс учил, что никакой общественный строй не сходит со сцены, пока не исчерпает своих творческих возможностей. "Манифест" бичует капитализм за задержку развития производительных сил. Однако в тот период, как и в дальнейшие десятилетия, эта задержка имела лишь относительный характер: если бы во второй половине XIX века хозяйство могло быть организовано на началах социализма, темпы его роста были бы неизмеримо выше. Это теоретически бесспорное положение не отменяет, однако, того факта, что производительные силы продолжали расти в мировом масштабе вплоть до мировой войны. Только последние двадцать лет, несмотря на новейшие завоевания науки и техники, открыли эпоху прямого застоя и даже упадка мирового хозяйства. Человечество начинает проживать накопленный капитал, а ближайшая война грозит надолго разрушить самые основы цивилизации. Авторы "Манифеста" рассчитывали, что капитализм пойдет на слом задолго до того, как из относительно реакционного превратился в абсолютно реакционный режим. Такое превращение окончательно определилось лишь на глазах нынешнего поколения и превратило нашу эпоху в эпоху войн, революций и фашизма. 2. Ошибка Маркса-Энгельса в исторических сроках вытекала, с одной стороны, из недооценки заложенных в капитализме дальнейших возможностей, с другой стороны, из переоценки революционной зрелости пролетариата. Революция 1848 г. не превратилась в социалистическую, как рассчитывал "Манифест", но раскрыла перед Германией возможность грандиозного капиталистического расцвета в дальнейшем. Парижская Коммуна показала, что пролетариат не может вырвать у буржуазии власть, не имея во главе закаленной революционной партии. Между тем, дальнейший длительный период капиталистического подъема привел не к воспитанию революционного авангарда, а, наоборот, к буржуазному перерождению рабочей бюрократии, которая стала, в свою очередь, главным тормозом пролетарской революции. Этой "диалектики" авторы "Манифест", само собою, еще совершенно не могли предвидеть. 3. Капитализм для "Манифеста" - царство свободной конкуренции. Говоря о возрастающей концентрации капитала, "Манифест" еще не делает необходимого вывода о монополии, которая стала господствующей формой капитала нашей эпохи и важнейшей предпосылкой социалистического хозяйства. Только позже, в "Капитале", Маркс установил тенденцию к превращению свободной конкуренции в монополию. Научную характеристику монополистического капитализма дал Ленин в своем "Империализме". 4. Опираясь преимущественно на образец "промышленной революции" в Англии, авторы "Манифеста" слишком прямолинейно представляли себе процесс ликвидации промежуточных классов как сплошную пролетаризацию ремесла, мелкой торговли и крестьянства. На самом деле стихийные силы конкуренции далеко не довели этой своей в одно и то же время прогрессивной и варварской работы. Капитал разорял мелкую буржуазию гораздо скорее, чем пролетаризировал ее. К тому же сознательная политика буржуазного государства давно уже направляется на искусственное поддержание мелкобуржуазных слоев. Рост техники и рационализация крупного производства, порождая органическую безработицу, препятствуют пролетаризации мелкой буржуазии с противоположного конца. В то же время развитие капитализма чрезвычайно усилило рост армии техников, администраторов, торговых служащих, словом, так называемого "нового среднего сословия". В результате промежуточные классы, об исчезновении которых "Манифест" говорит в столь категорических словах, составляют даже в такой высокоиндустриальной стране, как Германия, около половины населения. Однако искусственное сохранение давно переживших себя мелкобуржуазных слоев нисколько не смягчает социальных противоположностей, наоборот, придает им особую болезненность и является, наряду с перманентной армией безработных, наиболее злокачественным выражением загнивания капитализма. 5. Рассчитанный на революционную эпоху "Манифест" заключает в себе (конец II главы) 10 требований, отвечающих периоду непосредственного перехода от капитализма к социализму. В "Предисловии" 1872 г. Маркс и Энгельс объявили эти требования частично устаревшими и во всяком случае имеющими лишь второстепенное значение. Реформисты ухватились за эту оценку, истолковывая ее в том смысле, будто переходные революционные требования навсегда уступили свое место социал-демократической "программе-минимум", не выходящей, как известно, за пределы буржуазной демократии. На самом деле авторы "Манифеста" совершенно точно указали главную поправку к своей переходной программе, именно: "Рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и привести ее в движение для собственных целей". Поправка направлялась, другими словами, против фетишизма буржуазной демократии. Капиталистическому государству Маркс противопоставил позже государство типа Коммуны. Этот "тип" принял в дальнейшем гораздо более отчетливую форму советов. Сейчас не может быть революционной программы без советов и без рабочего контроля. Во всем остальном 10 требований "Манифеста", казавшихся в эпоху мирной, парламентской деятельности "архаическими", возвратили себе ныне целиком свое актуальное значение. Наоборот, безнадежно устарела социал-демократическая "программа-минимум". 6. В обоснование надежды на то, что "немецкая буржуазная революция... может быть лишь непосредственным прологом пролетарской революции", "Манифест" ссылается на более продвинувшиеся вперед общие условия европейской цивилизации, по сравнению с Англией XVII и Францией XVIII века и на значительно более развитый пролетариат. Ошибка этого прогноза состояла не только в сроке. Революция 1848 г. уже через несколько месяцев обнаружила, что именно при более развитых условиях ни один из буржуазных классов не способен довести революцию до конца: крупная и средняя буржуазия слишком связана с землевладельцами и скована страхом перед массами; мелкая буржуазия слишком расслоена и в руководящих верхах своих слишком зависима от крупной буржуазии. Как показало все дальнейшее развитие в Европе и Азии, буржуазная революция, изолированно взятая, вообще не может быть более завершена. Полная чистка общества от феодального хлама мыслима только при том условии, если пролетариат, освободившись от влияния буржуазных партий, способен стать во главе крестьянства и установить свою революционную диктатуру. Тем самым буржуазная революция переплетается с первым этапом социалистической, чтобы в дальнейшем раствориться в ней. Национальная революция становится при этом звеном международной. Преобразование экономических основ и всех отношений общества принимает перманентный (непрерывный) характер. Для революционных партий отсталых стран Азии, Латинской Америки и Африки ясное понимание органической связи демократической революции с диктатурой пролетариата и тем самым с международной социалистической революцией является вопросом жизни и смерти. 7. Показывая, как капитализм втягивает в свой водоворот отсталые и варварские страны, "Манифест" ничего не говорит еще о борьбе колониальных и полуколониальных народов за свою независимость. Поскольку Маркс и Энгельс считали, что социалистическая революция, "по крайней мере, в цивилизованных странах", есть дело ближайших лет, постольку вопрос о колониях решался для них сам собою, в результате самостоятельного движения угнетенных народов, а в результате победы пролетариата в метрополиях капитализма. Вопросы революционной стратегии в колониальных и полуколониальных странах совершенно не затронуты поэтому в "Манифесте". Между тем эти вопросы требуют самостоятельных решений. Так, например, совершенно очевидно, что, если "национальное отечество" стало худшим историческим тормозом в развитых капиталистических странах, то оно остается еще относительно прогрессивным фактором в отсталых странах, которым приходится бороться за независимое существование. "Коммунисты везде поддерживают, - гласит "Манифест", - всякое революционное движение против существующих общественных и политических условий". Движение цветных рас против империалистических угнетателей есть одно из самых важных и могущественных движений против существующего строя и потому требует полной, безоговорочной, беззаветной поддержки со стороны пролетариата белой расы. Заслуга развития революционной стратегии угнетенных народов принадлежит главным образом Ленину. 8. Наиболее устаревшей частью "Манифеста "- не по методу, а по материалу - является критика "социалистической" литературы первой половины девятнадцатого века (III глава) и определение позиции коммунистов по отношению к различным оппозиционным партиям (IV глава). Течения и партии, перечисленные в "Манифесте", были так радикально сметены революцией 1848 г. или последовавшей за ней контрреволюцией, что даже названия их теперь приходится искать в историческом словаре. Однако и в этой своей части "Манифест" нам сейчас ближе, пожалуй, чем предшествующему поколению. В эпоху расцвета Второго Интернационала, когда марксизм казался безраздельно господствующим, идеи домарксовского социализма могли считаться окончательно отошедшими в прошлое. Не то сейчас. Разложение социал-демократии и Коминтерна порождает на каждом шагу чудовищные идеологические рецидивы. Одряхлевшая мысль как бы впадает в детство. В поисках спасительных формул пророки упадочной эпохи открывают заново доктрины, давно уже похороненные научным социализмом. Что касается вопроса об оппозиционных партиях, то здесь истекшие десятилетия внесли наиболее глубокие изменения не только в том смысле, что старые партии давно вытеснены новыми, но и в том, что сам характер партий и их взаимоотношения радикально изменились в условиях империалистической эпохи. Манифест должен быть дополнен поэтому важнейшими документами первых четырех конгрессов Коминтерна, основной литературой большевизма и решениями конференций Четвертого Интернационала. * Выше мы уже напомнили, что никакой общественный строй не сходит, по Марксу, со сцены, прежде чем не исчерпает заложенные в нем возможности. Однако и переживший себя общественный строй не уступает без сопротивления свое место новому. Смена общественных режимов предполагает самую суровую форму классовой борьбы, т. е. революцию. Если пролетариат оказывается по тем или другим причинам неспособен смелым ударом свергнуть переживший себя буржуазный строй, то финансовому капиталу в борьбе за свое неустойчивое господство не остается ничего другого, как превратить разоренную и деморализованную им мелкую буржуазию в погромную армию фашизма. Буржуазное перерождение социал-демократии и фашистское перерождение мелкой буржуазии связаны между собою, как причина и следствие. Сейчас Третий Интернационал с гораздо большей разнузданностью, чем Второй, выполняет во всех странах работу обмана и деморализации трудящихся. Избивая авангард испанского пролетариата, разнузданные наемники Москвы не только расчищают дорогу фашизму, но и выполняют добрую долю его работы. Затяжной кризис международной революции, который все более превращается в кризис человеческой культуры, сводится в основе своей к кризису революционного руководства. Как преемник великой традиции, в которую "Манифест Коммунистической Партии" входит самым драгоценным звеном, Четвертый Интернационал воспитывает новые кадры для разрешения старых задач. Теория есть обобщенная действительность. В честном отношении к революционной теории находит свое выражение страстное стремление перестроить социальную действительность. Тот факт, что на Юге черного материка наши единомышленники впервые перевели "Манифест" на язык африкаанеров, является одним из наглядных подтверждений того, что марксистская мысль живет ныне только под знаменем Четвертого Интернационала. Ему принадлежит будущее. К сотой годовщине "Коммунистического Манифеста" Четвертый Интернационал станет решающей революционной силой на нашей планете. Л.Троцкий 30 октября, 1937 г. Койоакан Предстоящие сенсационные процессы Во Франции и Швейцарии предстоят в ближайшие месяцы сенсационные процессы, связанные с преступной деятельностью ГПУ на мировой арене. Следствие ведется, по-видимому, с энергией. Ряд фактов установлен уже с полной незыблемостью. Один из новых фактов - длительная подготовка покушения против Льва Седова, моего сына, проживающего в Париже. Швейцарка Рената Штейнер439 участвовала в подготовке убийства Игнатия Райсса возле Лозанны. Теперь выясняется, что в течение более года до этого убийства Штейнер со связанным с нею русским белогвардейцем Смиренским440 занималась наблюдением над Л.Седовым, готовя похищение моих документов и похищение самого Льва Седова. Смиренский и Штейнер сняли квартиру рядом с Седовым (rue Lacretelle, 28)441 так, что балконы отстояли всего на метр один от другого. В ноябре прошлого года Смиренский вместе с другими агентами, имена которых преждевременно оглашать, похитили 65 килограммов моих архивов, сданных Седовым на хранение Институту социальной истории. Преступление осталось нераскрытым, несмотря на то, что французская полиция не сомневалась, что нити похищения ведут в Москву. В январе этого года террористы ГПУ пытались устроить Льву Седову такую же западню в Мюльгаусене, какую они 8 месяцев спустя устроили Игнатию Райссу в Лозанне. От имени моего швейцарского адвоката Льва Седова несколько раз настойчиво вызывали телеграммой и по телефону приехать в Мюльгаусен для переговоров о процессе против клеветников в швейцарской печати. Только случайное обстоятельство помешало Седову выехать в Мюльгаусен, где его на вокзале ждали Штейнер и Смиренский. Нынешние показания Штейнер показали, от какой опасности Седов спасся в январе, т. е. как раз в те дни, когда в Москве готовился второй большой процесс (Пятакова-Радека). Слежка за Седовым не прекращалась затем до августа, когда Штейнер, Смиренский и другие получили свыше неожиданно приказ выследить и убить Игнатия Райсса. Кремль считал это убийство наиболее неотложным, опасаясь разоблачений со стороны своего бывшего ответственного агента. Новое предписание, как известно, удалось: Райсс был убит 4 сентября. Но арест Штейнер привел к разоблачению террористической организации ГПУ во Франции. Сейчас уже для судебных властей нет сомнения в том, что целый ряд нераскрытых ранее преступлений (убийство русского экономиста Навашина в Булонском лесу в Париже, похищение генерала Миллера442 и прочее) совершены той же организацией, которая похитила мои архивы, убила Райсса и готовила убийство Льва Седова. Именно в связи со всеми этими преступлениями я рекомендовал французским властям по телеграфу допросить по крайней мере в качестве свидетеля Жака Дюкло, члена политбюро французской коммунистической партии, вице-президента палаты депутатов и долголетнего агента ГПУ. Позволяю себе прибавить, что те "друзья СССР", которые на самом деле являются друзьями ГПУ, должны ждать в ближайшие месяцы крайне неприятных для себя разоблачений. [Л.Д.Троцкий] 16 ноября 1937 г. Койоакан Редакции "Challenge"443 Дорогие друзья! Вы предлагаете мне принять участие в вашей кампании против войны. Позвольте мне ограничиться немногими словами. Чтобы бороться против войны, надо ясно понять причины, которые вызывают войну. Надо знать законы развития современного, т. е. империалистического общества. Марксистская оценка войны и способов борьбы с ней нашли свое выражение в программной брошюре Интернационального Секретариата "Война и Четвертый Интернационал". Надо сделать эту брошюру предметом внимательного и серьезного изучения в кружках молодежи. Борьба против войны неотделима от классовой борьбы пролетариата. Непримиримость классового сознания есть первое условие успешной борьбы против войны. Худшими вредителями классового сознания и саботажниками революционной борьбы являются в настоящее время так называемые "коммунисты". Эти субъекты "борются" против войны только... в Германии, Италии и в Японии, т. е. в тех странах, где они не имеют никакого значения. Зато в так называемых демократических странах, т. е. там, где буржуазия позволяет им мирно существовать, так называемые "коммунисты" являются сейчас главными агитаторами в пользу империалистической войны. Свою предательскую работу эти господа прикрывают пацифистскими съездами, банкетами и парадами. Совместно с парламентскими карьеристами, попами разных церквей и скучающими либеральными дамами они возносят время от времени мольбы к небесам о мире. Ничего, кроме отвращения, не может вызвать этот салонный базарный пацифизм у каждого мыслящего рабочего. Вот почему борьба против войны должна начинаться и кончаться разоблачением предательской роли Коминтерна, окончательно ставшего агентом империалистической буржуазии. Второй Интернационал, разумеется, не лучше. Но он более скомпрометирован и потому менее опасен. Наиболее циническую и постыдную работу он предоставляет ныне Коминтерну, который в Испании выступает уже как прямой и открытый палач революции. Бороться против войны значит прежде всего строить новый Интернационал, упрочивать его ряды, закалять его кадры. Горячо желаю вам успеха в этой работе. [Л.Д.Троцкий] 17 ноября 1937 г. Койоакан На помощь А.П.П.444! Нынешний кризис445 должен, по всей видимости, вызвать огромные перемены во всем мире и прежде всего, пожалуй, в Соединенных Штатах Северной Америки. Уже кризис 1929 г. нанес серьезный удар традиционным идеологиям американизма и породил потребность в новой ориентировке. Экономическое оживление последних лет несколько ослабило теоретические поиски и социальную критику. Возникли надежды на то, что прерванный кризисом процесс экономического роста опять восстановится. Но раньше, чем можно было ждать, пробил час нового кризиса. Он начался с более низкого уровня, чем кризис 1929 г., и развивается более быстрым темпом. Он показывает, что дело идет не о случайной заминке и даже не о конъюнктурном кризисе, а об органическом кризисе всей капиталистической системы. Вот почему можно с уверенностью предсказать, что во всех областях человеческой идеологии - в экономике, политике, философии, литературе, искусстве - откроется эпоха смелой критики, смелого творчества. Революционная мысль в Америке с неизмеримо большей настойчивостью и страстностью, чем ранее, начнет изучать различные социальные доктрины, чтобы разрешить вопрос о судьбе Соединенных Штатов и капиталистической системы в целом. Можно ждать, с другой стороны, что буржуазные издательства, которые выпускали время от времени радикальные произведения в твердой уверенности, что Соединенные Штаты иммунизированы от действия "разрушительных" идей, станут в ближайшие годы гораздо более осторожными, т. е. реакционными, и подвергнут полному остракизму446 революционную теоретическую мысль. Нельзя возлагать в этом отношении никаких надежд на издательство так называемой коммунистической партии. Чем дальше, тем враждебнее она становится в теории. Немудрено: каждая страница революционных классиков обличает нынешнюю политику Коминтерна. Подлог и фальсификация стали его основными методами во всех областях. Нельзя доверять ни одной книге, ни одной статье, ни одной цитате, выходящей из печати Коминтерна. Раньше или позже все эти издания будут занесены в индекс под общим названием: "Библиотека псевдо-марксизма и лжи". Что касается социалистической партии, то о ней вообще не приходится говорить в связи с проблемами теоретической мысли. Эта партия живет вульгарными общими местами. Ее лидеры питают органическое отвращение к научному анализу. Внимание к революционной теории является в их глазах безошибочным признаком сектантства, если не формой помешательства. В этих условиях необходимость в революционном издательстве, независимом как от капитала, так и от советской бюрократии, совершенно очевидна. "Пайонир Публишерс" поставило себе с самого начала задачу: создать серьезную библиотеку революционной мысли для передовых рабочих и радикальной интеллигенции. На этом пути издательством сделаны были за последние годы первые шаги. Они встретили явное и обнадеживающее сочувствие. Но остается сделать неизмеримо больше, чем сделано. Многое говорит за то, что центр социально-революционной и революционно-философской мысли переместится в ближайший период в Америку. Под ударами кризисов и социальных потрясений здесь поднимается поколение революционных теоретиков, способных сказать самостоятельное новое слово. Тем более важно создать для этой пробуждающейся социальной критики прочную опору в виде издательства, не связанного никакими другими соображениями и обязательствами, кроме стремления открыть перед человечеством новые пути развития. Издательство "Пайонир Публишерс" может совершить большое историческое дело. Наша общая обязанность - помочь ему. Л.Троцкий 27 ноября, 1937 г. Койоакан Письмо в редакцию газеты "The New York Times" Редактору "Нью-Йорк Таймс": Милостивый государь! В номере вашей газеты от 28 ноября вы напечатали статью господина Натаниела Пфеффера "Разбит ли Китай, или война только началась?" Автор, хорошо знакомый с положением дел на Дальнем Востоке, дает прекрасный анализ общего положения. Его вывод: Япония может одержать длинную серию частных побед, но не может выиграть войны. На стороне Китая: пространство, время, человеческие массы, национально-освободительный характер войны. Автор совершенно прав, когда говорит, что против массовой партизанской войны со стороны Китая Япония окажется в конце концов бессильной и потерпит, прибавим мы, не только финансовое и экономическое, но и социальное крушение. К сожалению, в этой картине не хватает важного политического элемента, именно взаимоотношения между китайским правительством и народом. Для того, чтобы превратить войну в национальную, т. е. мобилизовать и направить инициативу и самоотвержение миллионов китайских рабочих и крестьян, нужно, чтобы правительство доверяло народу или чтобы оно, по крайней мере, меньше боялось собственных вооруженных рабочих и крестьян, чем японских насильников. Имеется ли это условие налицо? В этом, к несчастью, можно сомневаться. Автор не упоминает еще об одном важном факторе, именно о политике советского правительства. Москва доставляла Испании оружие, требуя в обмен подавления инициативы и самодеятельности массовых организаций. Результаты налицо: Франко не одержал победы, но Сталин-Негрин потерпели поражение. Есть все основания опасаться, что Москва ту же политику применяет ныне в Китае. Вот почему к выводам вашего сотрудника приходится внести существенное ограничение: Микадо идет навстречу ужасающей катастрофе, если его не спасут Чан Кайши и Сталин. Л.Троцкий 3 декабря 1937 г. Телеграмма в комиссию Дьюи Комиссия судила и осудила московский суд. Тем самым Комиссия осудила систему, которой этот суд служил. Комиссия никого не приговорила ни к смерти, ни к тюремному заключению. Однако нельзя представить себе более страшный приговор. Комиссия говорит вершителям судеб великой страны: вы совершили подлог, чтобы оправдать истребление ваших политических противников. Вы попытались обмануть трудящихся всего мира. Вы недостойны представлять то дело, которому служите на словах! Комиссия, включающая в свой состав людей различных политических взглядов, не могла преследовать политических целей. Она хотела лишь установить правду. Однако ее вердикт имеет неизмеримое политическео значение. Методы лжи, клеветы, подлога, которые отравляют внутреннюю жизнь СССР и мировое общественное движение, пулучили сегодня страшный удар. Пусть официаольные "друзья" СССР и прочие лжерадикальные ханжи пугают нас тем, что приговором Комиссии воспользуется реакция. Неправда! Никогда и нигде правда не служила реакции. Никогда и нигде прогресс не питался ложью. Комиссия наносит удар московской бюрократии. Но сама эта бюрократия стала главным тормозом прогресса в Советском Союзе. Стремясь служить правде и только правде, Комиссия послужила освободительной борьбе человечества. Работа Комиссии, как и имена ее участников, отныне принадлежат истории. Я не позволю себе выразить Комиссии благодарность, ибо это значило бы придать личный оттенок работе, которая имеет историческое значение. Правда - творческая, движущая и революционная сила. Слава Комиссии, которая послужила торжеству правды. [Л.Д.Троцкий] В ночь с 7 на 8 декабря 1937 г. В редакцию "Сошиалист Аппил"447. Два слова о партийном режиме За последние месяцы я получил от нескольких неизвестных мне, по-видимому, молодых товарищей письма по поводу внутреннего режима революционной партии. Некоторые из этих писем жалуются на "недостаток демократии" вашей организации, на засилие "вождей" и прочее. Отдельные товарищи предлагают мне дать "ясную и точную формулу демократического централизма", которая исключала бы ложные толкования. Ответить на эти письма нелегко. Ни один из моих корреспондентов не пытается даже показать ясно и конкретно, на живых примерах, в чем именно состоят нарушения демократии. С другой стороны, насколько я, человек стоящий в стороне, могу судить на основании вашей газеты и ваших "Бюллетеней", дискуссия ведется в вашей организации с полной свободой. "Бюллетени" заполняются главным образом представителями меньшинства. Мне рассказывали, что то же самое происходит на дискуссионных собраниях. Решения еще не вынесены. Они будут, очевидно, вынесены на свободно избранной конференции. В чем же могли проявиться нарушения демократии? Это трудно понять. Иногда по тону писем, т. е. главным образом по бесформенности жалоб, мне кажется, что жалующиеся просто недовольны тем, что, несмотря на демократию, они оказываься в меньшинстве. По собственнолму опыту я знаю, что это бывет неприятно. Но при чем же тут нарушения демократии? Не думаю также, чтобы я был способен дать такую формулировку демократического централизма, которая "раз навсегда" устраняла бы недоразумения и ложные токования. Партия - живой организм. Она развивается в борьбе со внешними препятствиями и со внутренними противоречиями. Злокачественное разложение Второго и Третьего Интернационалов в суровых условиях империалистичекой эпохи создает для Четвертого Интернационала еще небывалые в истории трудности. Их нельзя преодолеть какой-либо магической формулой. Режим партии не падает с неба в готовом виде, а постепенно слагается в борьбе. Над режимом стоит политическая линия. Прежде всего надо правильно определить стратегиченские задачи и тактические методы для их разрешения. Организационные формы должны соответствовать стратегии и тактике. Только правильная политика может обеспечить здоровый пртийный режим. Это не значит, разумеется, что партийное развитие не выдвигает самостоятельных организационных задач. Но это значит, что формула демократического централизма должна неизбежно находить разное выражение в партиях разных стран и на разных этапах развития одной и той же партии. Демократия и централизм вовсе не находятся в отношении друг друга в какой-либо постоянной пропорции. Все зависит от конкретных обстоятельств, от политического положения в стране, от силы партии и ее опыта, от общего уровня ее членов, от авторитета, который успело завоевать руководство. Перед конференцией, когда дело идет о выработке политической линии на ближайший период, демократия торжествует над централизмом. Когда дело идет о политическом действии, централизм подчиняет себе демократию. Эта последняя снова предъявляет права, когда партия испытывает потребность критически проверить свои собственные действия. Равновесие между демократией и централизмом устанавливается в живой борьбе, моментами нарушается и затем снова восстанавливается. Зрелость каждого члена партии выражается, в частности, в том, что он не требует от партийного режима больше, чем тот способен дать. Плох тот революционер, который определяет свое отношение к партии отдельными полученными им щелчками по носу. Разумеется, со всякой отдельной ошибкой руководства, несправедливостью и прочим, надо бороться. Но эти "несправедливости" и ошибки надо оценивать не сами по себе, а в связи с общим развитием партии, как в национальном, так и в международном масштабе. Правильный глазомер и чувство пропорции - в политике вещь чрезвычайно важная. Кто склонен муху или даже зайца превращать в слона, тот может причиниить много вреда и себе и партии. Несчастье таких людей, как Олер448, Филд, Вейсборд и другие, состоит в отсутствии глазомера. Сейчас немало полуреволюционеров, усталых от поражений, боящихся трудностей, молодых стариков, у которых больше сомнений и претензий, чем воли к борьбе. Вместо того, чтобы серьезно разобраться в существе политических вопросов, такие элементы ищут панацеи, жалуются по каждому поводу на режим, требуют от руководства чудес или пытаются заглушить внутренний скептицизм ультралевой трескотней. Боюсь, что из таких элементов, если они не возьмут себя в руки, не выйдет хороших революционеров. Не сомневаюсь, с другой стороны, что молодое поколение рабочих сумеет оценить программное и стратегическое содержание Четвертого Интернационала по достоинству и будет становиться под его знамя во все большем и большем числе. Каждый действительный революционер, подмечающий прорехи партийногот режима, должен прежде всего сказать себе: "Надо привлечь в партию десяток свежих рабочих!" Молодые рабочие призовут к порядку господ скептиков, резонеров, нытиков и пессимистов. Только на этом пути в секциях Четвертого Интернационала установится здоровый партийный режим. Л.Троцкий 8 декабря 1937 г. Койоакан Невозвращенцы Два выдающихся советских сановника в течение одной недели порвали с московским правительством, обвинили его гласно в организации фальшивых процессов и в убийстве сотен старых революционеров, в том числе выдающихся советских дипломатов. Первый из двух сановников, Александр Бармин449, доброволец во время гражданской войны, под конец бригадный генерал и воспитанник генерального штаба. После демобилизации переходит в ведомство внешней торговли, а затем иностранны;х дел. В последний период Бармин выполнял обязанности советского министра в Греции. Второй, Вальтер Кривицкий450, имеет за собой 19 лет партийной и советской работы. В последний период он был начальником научного института военной индустрии. Этот институт является мозгом военной техники. Все изобретения, улучшения, технические секреты проходят через научный институт. Бармин и Кривицкий, по собственным словам, уже давно начали сомневаться в правильности политики сталинского правительства. Оба они были тесно связаны с десятками тех сановников, которые вдруг были объявлены шпионами, арестованы и расстреляны. Этому обвинению Бармин и Кривицкий поверить не могли, так как они слишком хорошо знали доросовестнолсть и преданность делу своих бывших начальников и сотрудников. Многие удивляются, почему советские дипломаты, военные атташе, один за другим добровольно возвращаются по требованию Москвы в объятия ГПУ. Бармин и Кривицкий объясняют причины такого послушания. Отказаться вернуться - значит быть убитыми из-за угла, как убит был Игнатий Райсс, ответственный заграничный представитель Комин