ко диктатура пролетариата, то Суханов (наиболее последовательный оппонент) отвечал двумя основными доводами: 1) социальное содержание буржуазной революции еще не осуществлено; 2) Россия экономически еще не созрела для социалистической революции. Что отвечал Ленин? Созрела или не созрела это опять-таки "будем посмотреть"; статически этого определить нельзя; это определится по ходу вещей, притом не иначе, как в международном масштабе. Но независимо от того, говорил Ленин, как это социальное содержание определится в конце концов, сейчас, сегодня, нет другого пути для спасения страны -- от голода, войны и закабаления, кроме захвата власти пролетариата. Вот это самое и приходится теперь сказать по отношению к Китаю. Неправильно, во-первых, будто аграрная революция составляет основное содержание нынешней исторической борьбы. В чем должна состоять эта аграрная революция? В черном переделе. Но таких черных переделов в китайской истории было немало. А потом развитие снова возвращалось "на круги своя". Аграрная революция есть истребление китайских землевладельцев и китайских чиновников. А национальное объединение в Китае и экономический суверенитет означают освобождение от мирового империализма, для которого Китай остается важнейшим предохранительным клапаном против крушения европейского, а завтра-- американского капитализма. Аграрный переворот в Китае без национального объединения и таможенной автономии (по существу: монополии внешней торговли) не открыл бы Китаю никакого выхода и никаких перспектив. Этим и предопределяется гигантский размах и чудовищная острота той борьбы, которая предстоит в Китае, -- теперь, после опыта, уже проделанного всеми участниками. Что же в этих условиях должен сказать себе китайский коммунист? Ужели же он может рассуждать так: социальное содержание китайской революции может быть только буржуазным (сие доказано такими-то и такими-то таблицами); нельзя поэтому ставить себе задачей диктатуру пролетариата; социальное содержащие предписывает в своем крайнем случае коалиционную диктатуру пролетариата и крестьянства; но для коалиции (речь идет, конечно, о политической коалиции, а не о "социологическом" союзе классов) нужен партнер; Москва меня учила, что таким партнером является Гоминьдан-- сперва весь, потом без правых, потом левый Гоминьдан; однако левого Гоминьдана не оказалось; что же тут делать? Очевидно, остается мне, китайскому коммунисту, утешаться тем соображением, что "сейчас еще ничего нельзя сказать, выдвинет ли китайская мелкая буржуазия какие-либо партии .." или не выдвинет. А может, вдруг выдвинет? Китайский коммунист, который стал бы рассуждать по этому рецепту, зарезал бы китайскую революцию. Дело идет, разумеется, меньше всего о том, чтобы призвать Киткомпартию к немедленному восстанию для захвата власти. Темп целиком зависит от обстоятельств. Задача состоит в том, чтобы компартия насквозь прониклась тем убеждением, что третья китайская революция может победоносно завершиться только диктатурой пролетариата под руководством компартии. Причем это руководство надлежит понимать не "вообще", а в смысле непосредственного обладания полной революционной властью. А каким темпом придется строить в Китае социализм, это "будем посмотреть". [Л. Троцкий] [Конец апреля 1928 года] ПИСЬМО КЛЕМЕНТЬЕВУ И ТАМАРКИНУ Дорогие товарищи Клеменьев и Тамаркин! Вот уже четвертый месяц, как мы живем в Алма-Ата. В достаточной мере здесь освоились и более или менее представляем себе завтрашний день. Сообщу Вам самое основное. Климат здесь оказался совсем не таким южным и не таким благоприятным, как мы думали с самого начала. До сих пор весна еще никак не соберется с силами. Всего неделю тому назад выпал большой снег, который, правда, держался всего сутки. Сейчас погода перемежающаяся: два дня солнечных и теплых, два -- три дня пасмурных, дождливых и холодных. Окончательного установления теплой погоды ждут только во второй половине мая. Город весь в садах, это правда. Но в то же время он весь в пыли и в малярии, особенно средняя и нижняя его части. Мы живем в средней части. Квартира наша (улица Красина, 75) помещается в одном дворе с губернским архивом. Сама по себе квартира хороша, имеется даже электричество (это случайность, в частных домах электричества здесь почти нет), но, как уже сказано, часть города, в которой мы живем, в климатическом отношении не очень хороша. На лето, т. е. к концу мая, предполагаем выехать в более возвышенную местность. На склоне гор, верстах в 5 -- 8 отсюда, имеются так называемые дачи, т. е. летние деревянные бараки. Малярия туда, как говорят, не добирается. Общие бытовые условия в городе неблагоприятны. Почти в течение всех трех месяцев, что мы здесь живем, в городе ощущался недостаток в хлебе, да и в большинстве других продуктов и промышленных товаров. Везде и всюду очереди. Цена за пуд муки доходила до 8--10 рублей*, пуд овса 4--5 рублей, сноп клевера 50 -- 60 коп. В течение последних месяцев содержание лошади обходилось извозчику в месяц примерно в 100 -- 120 рублей. В настоящий момент хлебный кризис обострился до последней степени. Очевидно, эти факты, поскольку они становятся известными через печать и другими путями, вызывают беспокойство товарищей относительно нашего здесь существования Настойчиво прошу не беспокоиться, мы живем в достаточно благоприятных условиях, особенно по сравнению с другими товарищами, и имеем все необходимое. Одновременно с этим ходят слухи о моей болезни. Я получаю запросы письмами и по телеграфу с разных сторон. Положение в этом отношении таково: в первый период после приезда я хворал; затем наступил период полного физического благополучия; сейчас наступил третий период; температура время от времени повышается, два -- три дня недомогания, затем все входит в норму и снова возобновляется через несколько дней. Очевидно, это какие-то маля- 0x08 graphic * 3 мая мука "вскочила" до 17 руб рийные циклы. Я стал за ними следить. В общем же я вполне работоспособен. Хуже с Наталией Ивановной, у которой малярия возобновилась в довольно острых и болезненных формах. Пользуясь работоспособностью и свободой от практических занятий, я много занимаюсь. Главная работа сосредоточивается вокруг оценки послевоенного десятилетия (международное хозяйство, международная политика, международное революционное движение). Начал я с Востока: Китай, Япония... Вторая работа, на которую меня подбил Преображенский, -- это воспоминания. Более благоприятных условий для этой работы, чем здесь, в Алма-Ата, не дождешься... Кроме того, перевожу не изданный до сих пор памфлет Маркса "Карл Фогт" с немецкого и небольшую книжку английского утописта Годскина с английского. Книг мы сюда привезли хоть и не столько, как врали газеты, а во много раз меньше, но все же несколько ящиков. Теперь уж стали получаться книги из Москвы и даже из-за границы. Выписываем "Правду" и "Экономическую жизнь". Из Баку, Тифлиса, Воронежа товарищи посылают местные газеты Тов. Раковский присылает из Астрахани еженедельно пачку иностранных газет. Тов. Сосновский снабжает интересными вырезками из сибирской печати. Иностранные газеты получаются также время от времени из Москвы. Местная библиотека довольно обширна -- что касается старых книг. К сожалению, они совершенно не каталогизированы и большей частью лежат хаотическими кучами. Я имею доступ к ним и извлекаю из этих куч то, что мне нужно. Конечно, для систематической научной работы здешнее книгохранилище совершенно не достаточно, тем более что, как уже сказано, новых книг здесь крайне мало. Переписку я веду очень значительную, причем она имеет "тенденцию к быстрому возрастанию. В день первого мая мы получили здесь два десятка телеграмм, в большинстве групповых. Письма идут из Москвы 15--18 дней. В дополнение сообщу еще, что дважды ездил на весеннюю охоту, причем мы привезли с сыном изрядное количество уток. Охотничий сезон закончился здесь первого апреля; сейчас готовимся к рыбной ловле. Вот вкратце самое существенное, что я могу сообщить о своем житье-бытье. Незачем говорить, что настроение у нас троих хорошее и бодрое. Получаемые нами в большом числе письма также дышат бодростью. Я совершенно согласен со всем, что Вы пишете о Пята- кове. Да, он уже года два тому назад говорил мне, что хочет отойти от политики и стать чиновником. Он не раз повторял это. Крепко жму руки, желаю здоровья и правильного использования нынешней ,"передышки" -- в форме учебы. [Л. Троцкий] Алма-Ата, 3 мая 1928 г. ПИСЬМО МРАЧКОВСКОМУ Дорогой Сергей Витальевич. Получили наконец от Вас первое письмо. Оказывается, что письма не доходили по той причине, что их не писали. Я Вам послал за это время пять писем (не считая открыток): 1) 28 февраля, 2) 8 марта, 3) 12 марта (о кантонских событиях), 4) 20 марта -- копия моего письма Сосновскому, 5) 12 апреля, отчет о своей охотничьей поездке. Открытки у меня не записаны -- одна или две. Получили ли Вы все это? Большинство писем, а может быть, и все, посланы заказным порядком. Очень огорчительно, что Вы хвораете, и очень тревожит крайняя Ваша, простите, недисциплинированность по частя самосохранения. Тов. Орловская * вполне права, учиняя над Вами режим медицинской диктатуры. Мы отсюда полностью и целиком к этому режиму присоединяемся; просим только о том, чтобы гайки были подвинчены потуже. Где же и ограждать сердце, как не на полном покое: полгодика полежать-- означает в дальнейшем два-три годика лишних попрыгать. И в отношении охоты -- при усталости сердца -- необходимо наложить на себя известное ограничение. Я очень хорошо знаю, как сие трудно и заранее сочувствую полностью, тем не менее надо во что бы то ни стало укрепить себя. Напрасно Вы, дорогой Сергей Витальевич, думаете, что Ваша телеграмма Пятакову встретила тут у нас возражения. Наоборот, мы очень весело смеялись, когда узнали о ней из Москвы, недели за две до того, как узнали от Вас, а может быть, и раньше. Такого рода телеграмма стала сейчас же известна по Москве и тем самым превратилась в полити-ческий факт из сердитой шутки. Значит, цель достигнута полностью, что и требовалось доказать. От Уфимцева и Семашко мы получили первомайские те- 0x08 graphic * Жена Мрачковского -- Прим. ред.-сост. леграммы из Котласа, где они находятся вместе с Познанским. Вчера же я получил впервые весть от т. Розанова. Он находится в Кустанае (ул. Калинина, д. 77). Выехал он с температурой за 38, большую часть времени проводит в постели. Переписываю дальше часть его письма: "Сейчас становится лучше, однако работать еще не смогу, предполагаю лето использовать на укрепление здоровья. Так тянуть трудно. Но в "немощном теле" дух вполне здоровый; настроение всегда бодрое: ценности не переоцениваю, "покаянники" не раздражают, за исключением А. О. [Альский], -- уж очень согбенной и жалкой представляется мне его фигура, приложенная к его заявлению". Получил вчера также письмо от Преображенского. Должен сказать, что в числе аккуратных корреспондентов пока значатся только Раковский, Сосновский, Муралов и Преображенский. Остальные пишут не столь аккуратно, хотя писем получается все-таки очень много. Благодаря большому числу корреспондентов и приходится пользоваться копиями писем, написанных одному для ответа другим, иначе пришлось бы весь рабочий день занимать перепиской. Преображенский сообщает, что Полина [Виноградская] меняет Москву на Казахстан. Сегодня утром получилась телеграмма от Богуславского: "Беспокоюсь отсутствием ответа моих два письма; телеграфируйте -- Кузнецкая, 8, здоровье, бытие". Между тем я от Богуславского до сих пор не получил ни одной строки, хотя написал ему открытку. Вероятнее всего, письма его еще в пути. От Муралова письмо шло 33 дня (получил вчера). Николай Иванович только готовился к весенней охоте, Иртыш у него еще был покрыт льдом в момент отправки письма, а у нас здесь охота закончилась тридцать три дня тому назад. От Ищенки получилась вчера же открытка. Он жалуется на неполучение от меня ответа. Опять-таки я писал ему не меньше четырех раз, почти всегда заказным, но письма, очевидно, еще странствуют. От Григорова пришла открытка с пути, он здоров и бодр. Вчера же получил письмо от Валентинова, который, как Вы знаете, живет вместе с Ал. Георг. [Белобородовым]. Вчера пришла телеграмма от ростовцев: "Горячий привет апрельский группы ростовских большевиков Алферова, Пинега, Леснова", телеграмма из Мариинска. Вчера же опять-таки пришла телеграмма из Термеза, со значительным запозданием из-за порчи пути: "Первомайский привет Шумская, Радаевич, Микина". Из первомайских телеграмм эта по счету 22-я или 23-я, почти все групповые; есть среди них телеграммы из Москвы, Харькова, Кавказа и проч. Такова корреспонденция за последние два дня. Правда, не каждый день корреспонденция бывает так обильна, но так как число корреспондентов растет, то и переписка имеет тенденцию к постоянному возрастанию. Я Вам посылал свои соображения по поводу кантонских событий. Это письмо послано было 12 марта. Надеюсь, что Вы его получили. Е. А. [Преображенский] прислал некоторые свои возражения по этому предмету; Вы, конечно, помните, что мы кое в чем расходились с ним еще прошлой осенью. Разумеется, он ни на минуту не колебался в таких вопросах, как недопустимость участия в Гоминьдане или в Уханском правительстве. Единомыслие по этим двум пунктам, плюс лозунг Советов и конфискации крупного (по китайским условиям) землевладения, решало для своего времени вопрос. Но теперь китайская революция требует пересмотра основной установки. Вернее сказать, она требует этого с осени прошлого года. Об этом я, как помните, писал настойчивые письма из Нальчика, но наткнулся на чисто центристские возражения Зиновьева и на колебания кое-кого из наших. Сейчас как по всему ходу событий в Китае, так и по ходу событий в Коминтерне (резолюция последнего Исполкома, предстоящий международный конгресс), необходимо по этому поводу занять ясную и точную позицию. Вопрос этот ни в каком случае не менее важен, чем, скажем, вопрос об отношении к кулаку или индустриализации у нас. Я Вам посылаю здесь копию своей переписки с Е. А. по китайским делам. Первого письма своего не посылаю, так как оно должно у Вас иметься. В заключение еще несколько слов о житье-бытье. Мы ждали Сережу из Москвы в начале апреля. Он там задержался из-за экзаменов и выехал только 28 апреля, но сегодня, 8 мая, его еще здесь нет. Лева выехал его разыскивать на путях между Нишпеком и Алма-Ата. Получена как будто телеграмма, что Сергей где-то в пути. Ждем их обоих сегодня. За последние дни здесь сразу установилась очень жаркая погода, связанная с малярийным поветрием. У Наталии Ивановны малярия восстановилась полностью уже месяца полтора-два тому назад. Я до последнего времени состоял под сомнением, но вот уже недели две, как сомнения рассеялись, я так же записался в число маляриков. Местность здесь заражена малярией чрезвычайно. Я Вам, кажется, уже писал, что к весне мы собирались переселиться в так называемые сады. Это повыше, в горах, верстах в восьми от той части города, где мы живем. И это дело, к сожалению, задержалось по некоторым внешним причинам. Переезд состоится, вероятно, не раньше, как дней через 10--12. О работе своей я Вам уже писал, хотя работаю много, но по обширности темы работа подвигается медленно. Да и мне хочется воспользоваться здешней обстановкой для более основательной работы. Вот, кажись, все важнейшее, что могу Вам сообщить на сей раз. [Л. Троцкий] 8 мая 1928 г. ЦИРКУЛЯРНОЕ ПИСЬМО Чтоб не задерживать, посылаю пока это письмо. На Ваше отвечу завтра-послезавтра. Л. Троцкий Дорогой друг. Мы не можем вести отсюда политику "накоротке", высказываясь эпизодически по отдельным, хотя бы и существенным, вопросам. Из огромных "неудобств" нашего положения вытекает, однако, и некоторое маленькое преимущество: мы можем высказываться лишь обобщенно, обо всей ситуации в целом. Мы должны обратиться к Шестому конгрессу Коминтерна -- насколько окажется возможным, коллективно -- с изложением нашего отношения к нынешней международной и внутренней политике. Смысл заявления: высказать то, что есть. Никаких преувеличений, никакого игнорирования нынешних официальных попыток вырваться из трясины, но и никакой дипломатии, лжи, фальши, развращающего политиканства в духе Зино-вьеза--Каменева--Пятакова, себялюбивого, чиновничьего, насквозь безответственного, понтиепилатовского умывания рук в духе Крестинского или смердяковского пресмыкательства в духе Антонова-Овсеенко. Об этом, впрочем, незачем и говорить. Мы должны сказать правду, только правду, всю правду. Внутренние вопросы необходимо поставить под международным углом зрения. Никакая внутренняя политика не поможет без правильного и выдержанного курса международной пролетарской революции. Да и немыслима правильная внутренняя политика без правильного, широко продуманного международного курса. Надо ребром поставить вопрос об убийственных ошибках начиная с 1923 года -- Болгария-- Германия--Эстония--Англия--Китай... Весь авторитет, накопленный в течение десятилетий, закрепленный Октябрем, был направлен на срыв революции: сперва -- эпизодически, по недомыслию, близорукости, короткомыслию, а в последний период -- в силу новой системы, которая возвела все вышеозначенные качества в теорию. Еще в 1851 году Энгельс писал: "Если революционная партия пропускает решительные моменты, не произнося сво-его слова, или если она вмешивается и не побеждает, тогда ее можно считать на некоторое время погибшей". У нас были систематические упущения революционных моментов и, что еще хуже, "вмешательства", направленные против объективной логики революционного развития. Упущенные решительные моменты: Германия, Болгария, Англия, Китай. Оппортунистические вмешательства наперекор ходу развития: Англия, Китай. Авантюристские вмешательства, вразрез с логикой движения: Эстония, Кантон. Напоминаю только наиболее грандиозные примеры. Таким путем можно, как выражается Энгельс, "погубить на некоторое время партию". Под могущественными толчками империалистской эпохи мас-са снова левеет и приливает к нам. А когда ситуация достигает решающего обострения, мы оппортунистически срываем ее, а затем пытаемся авантюристски исправить неисправимое. Получается бочка Данаид, которой нельзя заполнить никогда. Только одна иллюстрация, зато свежая и поистине потрясающая. ЦК Киткомлартии объявлялся -- против нас -- безупречным. Затем, вдруг, он оказался меньшевистским. Сня-ли. Создали новый, истинно большевистский -- все это за кулисами. После Кантона новый сюрприз: безупречный ЦК второго издания оказался сторонником "перманентной революции". Калейдоскоп руководства, без правильно идейной жизни, без критики опыта, без преемственности и революционного вызревания. Вопрос о всестороннем обсуждении и теоретической про-работке всех вопросов китайской революции никак не менее важен, чем вопрос нынешнего, внутреннего, экономического поворота. Еще раз: никакая "самая лучшая" внутренняя политика не даст победы, если революция будет срываться ложной революционной стратегией и, главное, если Интернационал не будет учиться на ошибках. А последнее невозможно, поскольку сокрытие ошибок превращается в вопрос государственного престижа и охраняется государственными средствами. Это вопрос жизни и смерти для международной пролетарской революции. О линии в Китае по существу. Лозунг буржуазно-демократической коалиционной диктатуры рабочих и крестьян стал сейчас уже реакционным лозунгом для Китая -- гораздо более явно и очевидно, чем для России после февраля 1917 года. Этот лозунг неизбежно превратится завтра снова в ловушку для Киткомпартии и прикрытие для новой гоминь-дановщины, на более высокой ступени развития революции. Не меньшее значение имеет вопрос о так называемых "рабоче-крестьянских" партиях в Индии, Японии и пр. Это все назревающие нарывы новой гоминьдановщины. * * * Решения по внутренним делам (в отношении кулака и проч.), как и решения последнего Исполкома, представляют собою непоследовательный, противоречивый, но все же несомненный шаг в нашу сторону, т. е. на правильный путь. Это надо сказать ясно и отчетливо. Но, во-первых, не преувеличивать размера шага -- после проделанного опыта осторожнее на поворотах -- без лишних авансов,-- а во-вторых, кратко объяснить причины, механику и идеологию поворота. Почему это нужно? Для нас важнее всего то, что оседает в головах авангарда. Не только что делаешь, но и как понимаешь то, что делаешь. Политический эмпиризм (крохо-борчество, делячество) -- смертельный враг большевизма. Никакой потачки эмпиризму. Никаких потачек эпигонству, отцеживающему комаров и проглатывающему верблюдов (партию, страну, весь мир заставляют зубрить то, что имярек сказал в 1904 году о революции и ее перманентности, а тем временем проспали гигантскую китайскую революцию 1925--1927 гг.; бывало в истории такое злокачественное эпигонство?). Почему поворот в отношении кулака у нас, в отношении Макдональда и Перселя в Англии, Блюма во Франции, Гоминьдана в Китае -- так счастливо совпали во времени? Где искать возникновения объективной потребности в этом повороте: в Шанхае? в Лондоне? в Париже? Там-то объективная необходимость покончить с оппортунистической политикой была налицо давно. И тем не менее... Сия необходимость возникла в Москве. Кто ее создал? Разумеется, мы с Вами как "единственное сознательное выражение бессознательного процесса". Если б не было нас налицо, нынешние хозяйственные затруднения привели бы к гигантскому успеху устряловщины. Почему же нас организационно разгромили? Мы уже на это отвечали. Разгром явился завершением гигантского сдвига в соотношении мировых сил за последние годы, особенно за время 1922--1928 гг. Авангарду не раз приходилось в истории своим поражением обеспечивать продвижение вперед или хотя бы задерживать отступление или спуск. Так французская коммуна помимо своего основного значения -- как веха в борьбе пролетариата за власть обеспечила республику во Франции. Московское восстание в декабре 1905 года обеспечило созыв Государственной думы. В других условиях и в другом смысле: только наша расплата тягчайшей ценой за постановку всех важнейших вопросов в масштабе всей страны и всего мира обеспечила торможение в процессе сползания и вынудила на данной стадии серьезный шаг влево. Тем меньше у нас основания игнорировать этот шаг или недооценивать его. Мы предсказывали: хвост ударит по голове и вызовет перегруппировку сил (см., в частности, прения на февральском пленуме ЦК 1927 года). И вот как-то нечаянно обнаружилась мелочь: хлебозаготовки в руках тех, которые хотят жить в мире со всеми классами. Откуда они взялись и как приобрели силу эти достопочтенные строители социализма в отдельной стране? Вот они-то и представляют собой правый, устряловский хвост (вернее, партийное звено этого хвоста), который бьет по центристской голове, вынуждая ее выкидывать левые антраша, не предусмотренные программой. Хвост себя еще покажет, ибо он имеет могущественное продолжение в стране и особенно за ее пределами в капиталистическом мире. Мы необходимы партии (ее пролетарски-большевистскому ядру), чтобы справиться с этим "хвостом". С другой стороны, тот факт, что сдвиг произошел, то есть что он оказался возможен внутри ВКП и Коминтерна и способен стать -- пока не более -- исходным моментом нового курса, этот факт доказывает правильность и другой нашей установки: единство партии и Коминтерна, борьба за большевистскую линию на основе действительной партийности, то есть той, которая -- где нужно -- не боится существо дела , поставить выше всякой формы. В этом наша правота против тенденций в сторону второй партии, как у нас внутри, так и за границей. * * * На теоретической (экономической, классовой) оценке наметившегося официального сдвига не останавливаюсь. В основном здесь правильно то, что сказал на этот счет тов. Преображенский; нужно только, по-моему, и в этой части как можно резче подчеркнуть, что вопрос о кулаке ни в каком случае не разрешается группировками внутри деревни и вообще внутридеревенской политикой,-- этот вопрос непосредственно подчиняется вопросу о командных высотах хозяйства, то есть прежде всего о промышленности. Дальнозоркое управление государственным хозяйством, в том числе и прежде всего по линии его отношения к крестьянскому хозяйству, есть вопрос всех вопросов. И при капиталистическом режиме один трест -- в зависимости от организации и управления -- процветает, а другой рушится. Можно погубить и трест трестов -- госхозяйство --близоруким, беспринципным, бездарным управлением. Над вопросом о кулаке стоит вопрос об индустриализации (чего Зиновьев не понимал не только в 1923-м, но и в 1927 году). Над вопросом о кулаке и индустриализации вместе -- стоит вопрос о правильном руководстве Коминтерном, о воспитании кадров, способных опрокинуть мировую буржуазию. Готовы ли мы поддержать нынешний официальный сдвиг? Безусловно. Всеми силами и средствами. Считаем ли мы, что этот сдвиг увеличивает шансы оздоровления партии без слишком больших потрясений? Считаем. Готовы ли мы содействовать этому именно пути? Всемерно и всецело. Обвинение нас в том, что мы нарушили обещание, данное Пятнадцатому съезду, есть грубый и нелояльный вздор. Мы говорили искренне и добросовестно о нашей готовности отказаться от фракционных методов. Мы при этом твердо рассчитывали именно на то, что вышеупомянутый хвост непременно ударит по вышеупомянутой голове и вызовет в партии сдвиг, который даст возможность защищать правильную линию, без фракционных конвульсий. Но о какой же нефракционности можно говорить при исключении из партии? "Нефракционность" равносильна в этом случае отречению от партии. Только гнусный чиновник способен ставить такие требования большевику. Пятаков глубокомысленно разъясняет нам, что наше положение "противоречиво", поэтому он, видите ли, ныряет на дно. Для утопленника, что и говорить, все противоречия исчезают. Но только, как говорится у Чехова, "мертвый труп утоплого человека" -- вряд ли подходящий вождь в революционной борьбе. Противоречие в нашем положении есть жизненное, историческое противоречие, которое может быть преодолено только действием, опирающимся на правильное познание объективного хода вещей. Требуем ли мы в нашем письме в Коминтерн восстановления в партии? Безусловно, требуем. Обязуемся ли соблюдать дисциплину и не строить фракцию? Обязуемся. Сейчас, при наметившемся и нами же обусловленном официальном сдвиге, у нас для такого обязательства гораздо больше возможностей и шансов, чем полгода или год тому назад. Незачем говорить, что тон письма должен быть совершенно спокойный, так, чтобы ясно было видно то, что есть: именно, что политика эпигонского самодурства ни в малейшей степени не ожесточила нас -- политика не знает злобы-- мы глядим повыше и подальше этого, и наше, вполне определенное, отношение к крохоборчеству, оппортунизму, нелояльности и вероломству -- нимало не затемняет нашего отношения к исторической партии большевиков, тем более к историческим задачам международного рабочего класса. 9 мая 1928 г. ЦИРКУЛЯРНОЕ ПИСЬМО Уважаемый товарищ, Вы опрашиваете совета, "о чем сейчас писать", "какие темы более нужны в данное время". Мне очень трудно Вам ответить на этот вопрос уже по тому одному, что я не знаю Вас лично, не знаю круга Ваших наблюдений, объема Вашего жизненного опыта и размера Вашей писательской силы. Таких тем, которые были бы пригодны для всякого писателя, как Вы прекрасно понимаете, не существует. Да и вообще трудно, мне кажется, художнику гоняться за какой-то "наиболее нужной темой". Не правильнее было бы подойти к вопросу с другого конца, именно -- вглядеться хорошенько в свой собственный жизненный опыт, начиная с раннего детства и до сегодняшнего дня, и выбрать из этого опыта наиболее значительное, яркое, убедительное, то есть прежде всего то, что лучше всего знаешь и понимаешь. Если у писателя при этом правильная общественная ориентировка и если она не сидит на нем как мундир, а вошла нераздельной частью в его творческое сознание, тогда всякая сколько-нибудь серьезная и значительная тема повернется к читателю "нужным" концом. Вот на первый раз все, что я могу Вам ответить три всей готовности на поставленные Вам,и вопросы. С товарищеским приветом ([Л. Троцкий] г. Алма-Ата 14 мая 1928 г. циркулярное письмо Как мы здесь живем?--спрашиваете Вы. На этот вопрос уже приходилось отвечать десятки раз, так как число наших "корреспондентов" очень быстро возрастает. Тем не менее признаю полную законность этого вопроса, так как и сам с наибольшим интересом читаю те письма, в которых товарищи рассказывают о себе, о своем переселении, о том, как устроились, как живут и чем занимаются. Сообщаю вкратце: недели три прожили в гостинице, после того нам дана была возможность переселиться на квартиру, сперва занимавшую полдома, а ныне "органическим путем" захватившую весь дом. Впрочем, дом этот состоит из четырех комнат. В виде исключения, в квартире имеется электричество. Ввиду крайней слабости электростанции здесь электричество имеется лишь в учреждениях и в квартирах госслужащих. Однако вследствие той же слабости и прямо-таки негодности электростанции электрический ток, который по расписанию должен действовать примерно с семи часов вечера до двенадцати ночи, шутит каждый вечер злые шутки, давая перебои на несколько минут, иногда на полчаса и больше. Квартира остается в темноте, и обитатели оной начинают перекликаться: зажигать ли свечи и керосиновую лампу, или ждать возрождения электрического тока. В смысле снабжения продуктами здесь также наблюдаются жестокие перебои, особенно в отношении хлеба. Вот уж месяца полтора, как город особенно тяжко страдает от недостатка хлеба: жестокие очереди, крайне ограниченное количество хлеба и в высшей степени плохое качество. Пуд пшеничной муки был все время на вольном рынке на уровне примерно 20 рублей, а за последний месяц стал подниматься в цене и дошел до 25 рублей. Должен, однако, сказать, что мы, лично, пользуемся на этот счет всякими льготами. Был только один критический момент, когда нельзя было вовсе достать хлеба. Но как раз накануне мы совершенно неожиданно получили из Москвы по почте от П. С. Виноградской посылку прекраснейшей муки и самостоятельно изготовили из нее хлеб самого высшего качества. Очень большие здесь затруднения также и с мясом, и со всеми вообще продуктами. Из промышленных товаров сюда засылается главным образом брак. В книжном магазине мне не удавалось найти ни одной нужной книги. Библиотека оказалась здесь не бедной книгами, по крайней мере старыми, но они находятся в полном беспорядке, не каталогизированы, а свалены в хаотические кучи. Я имею, однако, к ним доступ и выбираю то, что мне нужно Новых книг, вышедших за время войны и революции, здесь очень мало, а новых иностранных книг нет совершенно. Журналы также получаются в ничтожном количестве. Все это приходится, таким образом, добывать извне. Что касается так называемого "режима", то первоначально наблюдался избыток усердия, который привел к нескольким, очень резким конфликтам. Но сейчас это утряслось, и я по этой линии ни на что жаловаться не могу. Представление об Алма-Ате, как об южной местности, требует очень серьезных поправок. Во всяком случае, в этом году весна очень поздняя, холодные дни выпадают редко, перемежаясь с дождливыми и даже снежными днями, последний большой снег был в конце апреля. Весь этот район, как и вся, впрочем, Средняя Азия, есть царство ужасающей пыли, особенно солончаковой. Местность малярийная, и наличность у меня малярии сейчас уже не подлежит никакому сомнению. Я аккуратно глотаю по утрам хинин, и это дает свои результаты. Город расположен уступами, от предгорья к степи, и чем ниже часть города, тем она малярийнее. Мы живем в средней части -- следовательно, со средним коэффициентом малярийности. Летом здесь жить почти невозможно по причине жары, пыли и все той же малярии. Тогда происходит переселение в "горы", вернее, в предгорья, называемые здесь привалками. Там раскинуты самые обширные сады и понастроены деревянные "дачи": помещения барачного типа. Делаются на летнее время помещения из плетеной дранки, которая называется здесь почему-то бар-даном. Мы тоже обеспечили себя летним помещением. Сперва предполагали выехать в начале мая, но вот сегодня уже 16-е число, а мы все еще не выезжаем как из-за необорудованности помещения, так и из-за дождей, чрезвычайно понижающих обыкновенную температуру. Из газет мы выписываем "Правду", "Известия" и "Экономическую жизнь". До последнего времени товарищи посылали бакинские и тифлисские издания. Сосновский посылает часто интереснейшие вырезки из сибирских и иных газет Иностранные газеты получались из Москвы, а главным образом от тов. Раковского из Астрахани. Последнее время мы стали получать иностранные газеты непосредственно из заграницы. Книги для работы я привез в некотором количестве с собой (увы, гораздо меньше, чем врали газеты по поводу знаменитых "ящиков"). Друзья посылают книги из Москвы. Кое-какие книги стали получаться также из заграницы. За это время я работал главным образом над Китаем, отчасти над Индией И сейчас продолжаю заниматься главным образом Востоком. Однако я не собираюсь ограничиваться Востоком, а хочу попытаться подвести кое-какие итоги послевоенному развитию мирового хозяйства, мировой политики и мирового революционного движения. Свободные часы пишу воспоминания, на что меня подбил Е. А. Преображенский. Кроме того, перевожу кое-что для Института Маркса и Энгельса. Вот, как будто, и полный ответ на вопрос, как мы здесь живем. Вопрос о поддержке все более требует теоретического рассмотрения, так как согласно официальной доктрине всякая критика, сопровождающая поддержку, тем самым уничтожает эту поддержку и переводит критикующего прямехонько в лагерь контрреволюции. Вопрос ставится альтернативно: или поддержка, но без критики; или критика, но с той стороны баррикады. Правильна ли такая постановка? Возьмем отношение коммуниста к современному английскому рабочему движению и его организациям. Поддерживали ли мы всеобщую стачку и станку углекопов? Более энергично, чем кто бы то ни было Критиковали ли мы руководство? Крайне недостаточно Но в этом была не заслуга наша, а вина (я говорю об официальной линии). Совместима ли критика с поддержкой? Казалось бы, тут и вопроса нет. В большинстве случаев критика составляет важнейшую часть поддержки Можно сказать, что одно дело Генсовет, а другое дело руководство нашей страной. Но отсюда может вытекать только разница в характере критики, в глубине ее, в остроте ее Это уже вопрос, который каждый раз должен быть рассмотрен по существу. Но вся суть в том, что у нас с 1923 года установилось два принципа, тесно друг с другом связанных: во-первых, всякая вообще критика есть "изм" -- "изм" оправа и "изм" слева; во-вторых, всякая критика недочетов, промахов, а тем более ложной линии руководства помогает "буржуазии", и тем самым контрреволюционна. Из этой незамысловатой "доктрины" (ее вернее было бы назвать глупостью) вытекают, однако, огромные практические последствия: партии Коминтерна усекаются в каждый данный момент справа и слева так, чтобы не оставить места никакой критике. В основе этой практики лежит априорное признание непогрешимости руководства. Конечно, эта "доктрина" не держалась бы и одного дня, если бы руководство было связано с государственной властью. Государственная власть в экономически отсталой стране стоит перед своими специфическими опасностями. Эти опасности порождают сдвиги. Важнейшей гарантией против сползания является международный классовый контроль. На деле же происходит обратное: каждый новый сдвиг внутри ведет к усечению Коминтерна по новой линии. Официальное возражение гласит, что не всякая критика контрреволюционна, а только та, которая заражена "измом". Превосходно. Но пусть нам укажут один-единственный случай критики, который не был бы подведен под "изм" и был бы признан законным. История Коминтерна за последние четыре с лишком года такого случая не знает. [Л. Троцкий] Алма-Ата, 16 мая 1928 года ПИСЬМО СОКОЛЬНИКОВУ "Воспоминания" Витте я получил и сейчас читаю с интересом. Кое-что полезное в этой книге для меня найдется. Дело в том, что помимо основной своей работы -- подведение итогов мирового развития со времени империалистской войны -- я работаю еще сейчас над воспоминаниями. Подбил меня на это последнее Преображенский. Воспоминания я хочу взять пошире, то есть на фоне определенной эпохи. Начинаю я "с самого начала", с деревни, затем следует Одесса, далее Николаев, тюрьма, ссылка и проч. Первая часть у меня завершается Николаевом -- но до Южно-русского рабочего союза. Старые журналы, начиная с 70-х годов, я здесь разыскал в библиотеке (книг здесь довольно много, но они не каталогизированы, а свалены в кучу). Этими журналами я довольно широко уже воспользовался и впредь буду производить в них раскопки. В качестве вспомогательных источников я разыскиваю сейчас книги самого разнообразного содержания, в том числе, например, "План городов Одессы и Николаева" издания Херсонского губернского земства, народнические и народовольческие мемуары, документы первого периода марксизма, мемуары сановников, статистику развития промышленности, особенно на юге и проч., и тому (подобное... Я совсем не думаю писать "ученый труд". Но самое основное хотел бы дать, а главное, сохранить перспективу, ибо война и революция так отодвинули прошлое, так его спрессовали, что молодые поколения концов не сыщут. Это дает, в частности, возможность грубейших искажений довоенного прошлого. Таковы общие рамки моей работы. Они и облегчают и затрудняют ответ на вопрос, какие, собственно, книги мне нужны. Я бы многое дал за то, чтобы получить сюда одесские газеты за период 1888--1898 гг., а также николаевскую газету за 1895--1898 гг Но это, по-видимому, неосуществимо, разве что у кого-нибудь из старых одесситов или николаев-цев сохранились комплекты за старые годы; но вряд ли... Разумеется, я бы в аккуратности вернул прочитанное. Вторая часть воспоминаний: Южно-русский рабочий союз, Николаевская тюрьма, Херсонская, Одесская, Бутырки в Москве, Александровская пересыльная, Усть-Кут и весь вообще период сибирской ссылки. По первой части у меня довольно обширные черновики написаны, а по этой, второй, части я еще к работе не приступал, но начинаю подбирать материалы. Незачем говорить, что как раз в этой второй части твое содействие могло бы иметь для меня незаменимое значение как подбором соответственных материалов, так и личными воспоминаниями. Так, в частности, я хочу восстановить картину того, что читалось нами в тюрьме и в ссылке, какие книги и вопросы волновали и проч. Не знаю, приходилось ли тебе п