исать воспоминания, относящиеся к тому периоду? Следовало бы. Они, конечно, могли бы быть напечатаны самостоятельно, но еще в рукописи могли бы оказать мне большую помощь в моей работе... Других, столь благоприятных, условий для писания воспоминаний, как в благословенной Алма-Ата, больше уж, пожалуй, не дождешься. Один уговор: книг ни в каком случае для этой работы не покупать, а собирать при счастливой оказии. Что касается первой моей работы, основной, то я прилагаю при сем краткую оправку о том, какого рода книги мне нужны. Если у тебя окажутся под руками подходящие книги, то, не посылай их мне сразу, пришли мне список их, а я затем напишу, какие из них мне нужны. Таким образом будет избегнута посылка дубликатов из разных мест. Вот, кажись, и все относительно книг. Какие книги мне нужны для основной работы. Я работаю над послевоенным десятилетием. Поэтому мне, вообще говоря, нужны книги, относящиеся к: а) экономике послевоенного десятилетия (мировое хозяй ство, хозяйство отдельных, наиболее выдающихся стран, в том числе и колониальных); порядок важности стран при мерно такой: Китай, Индия, Соединенные Штаты, Южная Америка, Англия, Африка и пр.; б) международной политике и внутренней политике от дельных стран (социальная и политическая статистика вся- кого рода, в том числе и избирательная); порядок важности стран остается тот же; в) рабочему движению и колониальной борьбе за тот же период 1917--1928 гг. (Профсоюзы, с.-д., компартия -- отчеты к съездам и конгрессам, статистические сборники, журнальные, даже газетные статьи); (Порядок тот же. Книги можно на русском, французском, немецком или английском языках (отчеты, сборники и пр. можно и на других языках: итальянском, испанском (для Юж[ной] Америки), а также на балканских языках). Необходимы новейшие статистические сборники и справочники иностранных государств (за 1928 год). Из-за границы книги можно отправлять из магазина заказной бандеролью: я уже получал здесь книги таким путем (например, немецкую книгу Фишера: "О нефтяном империализме", английский роман и пр.). В частности, необходимы: а) с.-д брошюры и статьи, характеризующие отношения с.-д, к китайской революции, к событиям в Индии и пр.; б) из наших журналов в первую голову "Коммунистический Интернационал", "Мировое хозяйство и мировая политика" (Ком[мунистическая] академия), "Новый Восток" и пр ; в) статья Радека в "Новом Востоке" о китайской истории. Из русских книг о Китае у меня имеются: Попов-Татива, Ходоров, Ивин, [П.] Миф (Шанхай), Аджаров, Далин, Ржа-нов, Тайгин, Сибиряков, сборники Госиздата, Профинтерна, Партдискуссии и пр. [Л. Троцкий] [Май 1928 г.] ПИСЬМО БЕЛОБОРОДОВУ Дорогой Александр Георгиевич, Получил вчера Ваше письмо от 19 апреля и очень ему обрадовался. Письмо заключало для меня много нового. До меня совершенно не доходили голоса насчет переоценки сползания. "Письмо", о котором Вы говорите, мне совершенно неизвестно. Свое последнее письмо (в пунктах) я писал, не зная ничего о голосах насчет переоценки оползания. Если эти голоса есть, надо с ними посчитаться как следует быть. Вы пишете: "Наиболее смехотворно горестное покаяние о переоценке нами силы и темпа сползания. Как будто в природе имеется такой аршин, которым можно измерить сползание, а потом отпустить в надлежащей пропорции со- ответственное количество унций отпора ему. Когда и кем такая пропорция установлена? Драться против него мы были обязаны как большевики. И оценка его целиком оправдалась на хлебозаготовках, на товарном голоде, на посевной кампании, на шахтинском деле, в Китае, на внутрипартийном положении и т. д." Под этой общей принципиальной формулировкой я подписываюсь целиком. Но в дополнение к ней я хочу конкретно перебрать основные вопросы последнего периода, чтобы проверить, не преувеличивали ли мы разногласий, не забирали ли слишком влево, не переоценивали ли правого уклона и сползания? 1. Стачка углекопов. После срыва всеобщей стачки было совершенно очевидно, что стачка углекопов как затяжная экономическая стачка лишена перспектив. Надо было сразу поставить задачи возрождения на возможно коротком этапе всеобщей стачки против Генсовета. В этом духе был написан резкий документ, предсказывавший неизбежность поражения затяжной пассивно-экономической стачки и неизбежность укрепления на этом Генсовета. Восстал Пятаков: "Мысли мое ли дело, говорить о неизбежности поражения что ска жут?., и т. д. и т. д." Как будто вопрос решается тем, что сегодня скажут, а не тем, что завтра покажут события. Но Пятакову были сделаны большие уступки, в смысле мимич- ности, то есть окраски цвета окружающей среды. 2. Лозунг разрыва Англо-русского комитета, тесно свя занный с первым вопросом, мы подняли с некоторым запоз данием, преодолевая сопротивление. Здесь, как я в первом случае, была недооценка разногласия и угрожающих по следствий. В результате ошибок гигантское движение дало ничтожные политически-организационные результаты: Генсовет сидит на месте, компартия почти не выросла. 3. Китай. Мы открыто выдвинули лозунг выхода компар тии из Гоминьдана года на два позже, чем это диктовалось всей обстановкой и самыми жизненными интересами китай ского пролетариата и революции. Хуже того: в заявлении 83-х было демонстративное отречение от лозунга выхода из Гоминьдана, несмотря на решительное (увы, недостаточ но все же решительное) сопротивление части подписавших, в том числе мое с Вами. И здесь был страх перед тем, что скажут, а не перед тем, что покажут события. Сейчас только тупица или ренегат может не понимать или отрицать, что подчинение компартии Гоминьдану стоило китайской рево люции головы. Значит, и тут была ошибка вправо, а не влево. На анализе опыта и тенденций революции 1905 года сложились окончательно большевизм и меньшевизм, левое крыло германской социал-демократии и проч. Анализ опыта Китреволюции имеет не меньшее, а большее значение для международного пролетариата. Мы не разъяснили вслух осенью прошлого года, что лозунг демократической диктатуры пролетариата и кресть янства для китайской революции уже ликвидирован всем опытом 1925--1927 гг. и что в дальнейшем этот лозунг бу дет давать либо отрыжку гоминьдановщины, либо авантюры. Это было ясно и точно предсказано. Но и здесь мы пошли на уступки (совершенно недопустимые) тем, которые недо оценивали глубины сползания в китайском вопросе. Мы до сих пор не выступили с необходимой решитель ностью против насаждения так называемых рабоче-крестьян ских партий в Индии, Японии и проч. Мы недооценили всей глубины сползания, выраженного еще в 1924--1925 гг. в без грамотном лозунге двухсоставных рабоче-крестьянских пар тий для Востока. Мы не подняли своевременно вопроса о программе Коминтерна. На формулированные по этому вопросу тезисы Пятаков возражал: "Не стоит поднимать, скажут, что у нас есть еще и программные разногласия..." Между тем буха ринский проект есть в лучшем случае лево-социал-демо кратическая карикатура на коммунистическую программу. Бухарин исходит не из мирового хозяйства и его основных взаимоотношений (Европа--Америка--Восток--СССР), а из типов национального капитализма. Принятие этой или по добной программы после опыта 1923 года в Германии, после событий в Болгарии и Эстонии, наших дискуссий, в частно сти дискуссий об Америке и Европе, после опыта англий ских стачек и особенно китайской революции, означало бы идейное крушение Коминтерна как предпосылки политиче ского и организационного крушения. Мы недооценили важ ности этого вопроса. Утверждение, будто Ленин "одобрил" программу Бухарина, есть чудовищная неправда. Бухарин хотел, чтобы его проект был внесен от имени Политбюро. По инициативе Ленина ему было в этом отказано, но было разрешено внести проект от собственного имени, как отправной пункт для дискуссии. Зиновьев рассказывал мне, что, прочитав проект Бухарина, В. И. [Ленин] сказал: "могло быть хуже", или "я боялся, что будет хуже", что-то в этом роде. Бухарин очень интересовался отзывом Ленина и допрашивал Зиновьева. "Тут-то я и взял грех на душу,-- рассказывал мне Зиновьев,-- чрезвычайно смягчив отзыв Ленина". В основных вопросах политики Коминтерна и его ре жима мы до сих пор не сказали и третьей части того, что должны были сказать, то есть опять-таки повинны в грехе прямо противоположном преувеличению разногласий и пере оценке оползания. Но, может быть, мы переоценили разногласия во внут ренних вопросах? Такие голоса были (Яковлева В. Н., Кре стинский, Антонов-Овсеенко и др.). Они рассуждали так: "Внутренние разногласия не так велики, но невыносим партрежим". На это мы им отвечали: "А) Вы не способны оценивать внутренние разногласия в масштабе мировых процессов и мировой политики, а без этого Ваша оценка имеет грубо эмпирический характер; вы видите кусочки, но не видите, куда растут явления. Б) Вы вдвойне путаете, когда осуждаете партрежим, который, по Вашему же мне нию, обеспечивает правильную линию политики. Для нас партрежим не имеет самодовлеющего значения -- в нем вы ражается лишь все остальное. Поэтому опытный и серьезный политик непременно скажет: "Если считать, что произошел глубокий классовый сдвиг официальной политики, то как же объяснить продолжающийся экспорт тех людей, которые повинны лишь в том, что раньше поняли и раньше потребо вали классового сдвига?" Здесь совсем не вопрос справед ливости, еще меньше вопрос "личной обиды" (взрослые люди о таких вещах вообще не разговаривают), нет, здесь безошибочный измеритель серьезности, продуманности и глу бины происшедшего сдвига. Незачем говорить, что этот из меритель дает крайне неутешительные показания. Чтоб проверить, не преувеличили ли мы опасности и не переоценили ли оползания, возьмем все тот же свежий вопрос о хлебозаготовках. В нем как нельзя лучше пере секаются все вопросы внутренней политики. 9 декабря 1926 года, обосновывая впервые наш социал-демократический уклон, Бухарин говорил на седьмом пленуме ИККИ: "Что было сильнейшим аргументом нашей оппозиции против ЦК партии (я имею в виду осень 1925 года)? Тогда они говорили: противоречия растут неимоверно, а ЦК партии не в состоянии этого понять. Они говорили: кулаки, в руках которых сосредоточены чуть ли не все излишки хлеба, организовали против нас "хлебную стачку". Вот почему так плохо поступает хлеб. Все это слыхали... Затем те же товарищи выступали ©последствии и говорили: кулак еще усилился, опасность возросла еще более. Товарищи, если бы и первое, и второе утверждения были бы правильны, у нас в этом году была бы еще более сильная "кулацкая стачка" против пролетариата. В действительности же... цифра заготовок уже увеличилась на 35% против прошлогодней цифры, что есть несомненный успех в экономической области. А по словам оппозиции, все должно было бы быть наоборот. Оппозиция клевещет, что мы помогаем росту кулачества, что мы все время идем на уступки, что мы помогаем кулачеству организовать хлебную стачку, а действительные результаты свидетельствуют об обратном" (Стенографический отчет, т. II, стр. 118). Вот именно: об обратном. Пальцем в небо. Наш злополучный теоретик по всем без исключения вопросам свидетельствует "об обратном". И это не его вина, то есть не только его вина: политика сползания вообще не терпит теоретического обобщения. А так как Бухарин не может без этого зелья жить, то ему и приходится возглашать на всех похоронах: носить вам не переносить. Под давлением тех, которые боялись "переоценивать" и "преувеличить", мы выступали на седьмом пленуме под сурдинкой, во всяком случае, Бухарину на его хлебозаготовительную философию не ответили, то есть не разъяснили ему, что надо не по конъюнктурным эпизодам судить обо всей основной тенденции хозяйственного развития, а, наоборот, в свете основных процессов оценивать конъюнктурные эпизоды. 10. Но, может быть, мы в этом вопросе слишком забежали вперед, тогда как другие своевременно учли "своеобразие" новой обстановки? На этот счет мы имеем неоспоримей-шее и ценнейшее свидетельство Рыкова. На Моссовете 9 марта 1928 года Рыков заявил: "Несомненно, эта кампания носит все типичные черты "ударности". Если бы меня спросили, не лучше ли было бы если бы удалось более нормальным путем, т. е. не прибегая к такой ударной кампании, изжить хлебозаготовительный кризис, я откровенно сказал бы, что это было бы лучше. Необходимо признать, что мы пропустили время, прозевали начало хлебозаготовительных затруднений, не приняли раньше целого ряда мер, которые необходимо было бы предпринять для успешного развития хлебозаготовительной кампании" ("Правда", 11 марта 1928). Это свидетельство не требует комментариев. 11. В документе "На новом этапе", если помните, говорилось: "Мнимая борьба против двух партий прикрывает формирование двоевластия в стране и формирование буржуазной партии на правом фланге ВКП и под прикрытием ее знаменем". Этим словам Бухарин давал на февральском пленуме Исполкома следующее толкование: "Троцкий говорит: не мы -- вторая партия, а ВКП -- вторая партия. ВКП деградировала, у нас традиции, и мы -- первая партия, а ВКП -- вторая. Этим самым признается существование двух партий" ("Правда", 17 февраля 1928). Таким образом, Бухарин еще в феврале этого года отождествлял переплет из бюрократов и новых собственников с ВКП. Где у нас говорилось о зародыше второй партии, о полуустряловоком штабе, прикрывающемся знаменем ВКП -- благодаря борьбе налево, там Бухарин еще в феврале этого года возражал: да ведь это полуустряловский штаб и есть ВКП. А на хлебозаготовках неожиданно обнаружилось, что у нас есть многочисленные и влиятельные элементы, не признающие классов или желающие осуществить мартыновскую теорию блока четырех классов. По поводу этих элементов дня два пошумели. Но я что-то не заметил, чтобы эти элементы, в руках которых оказались хлебозаготовки не только в центре, "о и на местах, были названы по именам, осуждены и проч. Я уж не говорю о том, что ни один такой элемент в Усть-Кулом не попал. Во всяком случае, и по линии хлебозаготовок, и по линии полуустряловского штаба, формирующегося под прикрытием ВКП, на стыке ее правого фланга с новыми собственниками, мы ничего не преувеличили, ничего не переоценили. 12. Если, таким образом, политически мы ни разу не оказались повинны в преувеличении переоценки, в чрезмерном загибе или в ультралевизне, а, наоборот, делали ошибки противоположного характера, уступая бесхарактерности, нерешительности, левому центризму или потребности в мимич-ности, а все это выше доказано, если это вообще нуждается в доказательствах, то не делали ли мы из наших политических оценок каких-либо преувеличенных, организационно-тактических выводов? Ни в малейшей мере. Факты свидетельствуют, что мы не давали никакой подачки тем, которые пытались, хотя <бы в четверть голоса, объявить Октябрьскую революцию ликвидированной, партию -- термидорианской, советское государство -- буржуазным. Мы беспощадно разорвали с -прекрасными революционерами, когда обнаружили у них зачатки курса на вторую партию. Причем замечательно, что именно Зиновьев был противником этого разрыва. Мы приняли зиновьевские "Итоги июльского пленума", отнюдь не закрывая глаз на водянистость и прямую неправильность многих формулировок. Основную мысль тезисов -- против двух партий мы считали бесспорной и именно поэтому приняли тезисы, несмотря на единичные протесты товарищей, зарывавшихся тогда по этой линии "влево". Накануне и в период Пятнадцатого съезда потребность в мимичности, то есть в покровительственной окраске, прямо-таки захлестывала "ас с правого крыла. Это сказалось на ряде заявлений, бессодержательных или прямо фальшивых. С трудом и с ущербом для партии мы исправили этот загиб вправо. 13. В Европе мы также решительно вели борьбу против линии на две партии. Это, в частности, ярко выражено в "Двух документах", напечатанных в "Правде" от 15 января 1928 года, которые целиком посвящены конспективному обоснованию нашего курса за партию, через партию. В связи с имевшими недавно место событиями приведу два пункта, 8-й и 9-й, напечатанные без искажения: Приведенные выше соображения, как и свежий опыт в Германии (Альтона), говорят против выставления само стоятельных кандидатур. Нельзя ломать всю линию из-за проблематичных мандатов. Ошибочным является создание "союза левых коммуни стов". Имя оппозиции достаточно популярно и имеет между народный характер. Имя "союза" ничего не прибавит, но может стать псевдонимом второй партии. В связи с этим необходимо разъяснить эпизод с последней телеграммой тов. Радека, напечатанной в "Правде", с редакционной пометкой о том, что Троцкий отказался подписать телеграмму. На самом деле я ответил Радеку, что посылка телеграммы представляется мне излишней и нецелесообразной -- тем более что заявление наше по этому самому вопросу уже напечатано и в "Правде", и в "Роте Фане", стало быть, если официальное руководство захочет в интересах дела использовать наше мнение против сторонников параллельных кандидатур, то оно имеет полную возможность сделать это. Посылать особую телеграмму только по поводу немецких выборов было тем более неправильно, что, по сообщению "Правды", Трэн и другие выставили будто параллельные кандидатуры во Франции. Если бы редакция "Правды" не сыграла на противопоставлении мне Радека, то она сыграла бы на том, что мы молчим о французских выборах или о самом существовании "Ленинбунда" и еще о тысяче и одной вещи. Словом, было абсолютно ясно, что если "Правда" напечатает нашу телеграмму, то только для внесения какой-либо дополнительной смуты. Это подтвердилось целиком. Те условия, в какие мы поставлены, исключают для нас возможность "эпизодической" политики. Для отдельных вмешательств у нас не хватает даже информации, как, например, я до сих пор не знаю, действительно ли Трэн выставлял свою кандидатуру. Вот почему, с моей точки зрения, телеграмма тов. Радека была промахом, не бог весть каким, но все же промахом. В связи с этим вспоминаю любопытный эпизод. Каменев, проезжая через Берлин, благословил левых на выставление параллельных кандидатур. Один из русских товарищей написал мне по этому поводу возмущенное письмо, причем высказывал то предположение, что Каменев с такой легкостью толкает левых на путь параллельных кандидатур исключительно потому, что заранее решил при первой оказии отмежеваться от них "с максимальной прибылью". Тогда эта гипотеза показалась мне неправдоподобной и даже циничной. А теперь... 14. Может быть, мы зарывались тактически, в смысле формы выступления? В этом нас обвинял Крестинский. Я ему в свое время ответил на это обстоятельным письмом (Крестинский там фигурирует как X), но у Крестинского не было понимания существа разногласия, как и у Антонова-Овсеенко, по поводу которого я писал, что в его позиции "беспомощность и обывательская путаница находят свое наиболее законченное выражение. На этой позиции нельзя держаться и трех месяцев. На каком шути разучившийся по-марксистски мыслить Овсеенко найдет выход из обывательской путаницы, покажет ближайшее будущее (23 ноября 1927 года)". Срок в три месяца оказался для Антонова-Овсеенко ро-ковым. Да послужит сие, как говорится в прописях, уроком и предупреждением. Но возвращаюсь к вопросу о "тактических излишествах". У нас не было другой задачи, как доведение своих взглядов до партии. Мы пользовались теми средствами, какие нам оставляла обстановка. Как свидетельствует опыт, мы слишком малое количество своих взглядов довели до слишком малого количества членов партии. Если в этом есть и наша вина, а не только вина объективных условий, то вина эта в том, что некоторые из нас в известные моменты недооценивали разногласий и их опасности и поведением своим давали повод думать, что дело идет о второстепенных и эпизодических расхождениях. В таких случаях величайшей ошибкой и опасностью является равняться по тем, которые недооценивают разногласий, не видят, куда растут процессы, и потому испытывают потребность в покровительственной окраске. В общем и целом мы правильно отстаивали правильную линию Но отдельные срывы, и немаловажные, как показано выше, у нас бывают -- и это всегда были срывы вправо, а не влево. Тактически мы пробивали себе дорогу, пока не натыкались на капкан, подготовленный "масте- ром" * сих дел Все наши выступления имели пропагандистский и только пропагандистский характер. Наиболее острым было выступление 7 ноября. Наиболее острым был лозунг: "Повернем огонь направо -- против кулака, спекулянта и бюрократа", против кулака и спекулянта, срывающих хлебозаготовки, и против бюрократа -- организовавшего или проспавшего шахтинское дело. 7 ноября мы натолкнулись на очередную попытку "мастера" перевести внутрипартийную борьбу на рельсы гражданской войны. Мы отступили перед этим преступным замыслом. Таким образом, тактические зигзаги вытекали из всей обстановки, создающейся как условиями диктатуры вообще, так и специфическими ее особенностями в период сползания. Кстати сказать, 7 ноября вечером, после демонстрации, мы по телефону вызвали Зиновьева в Москву, чтобы поставить вопрос о тактическом свертывании. Зиновьев ответил письмом с оказией. В приложении к письму было описание событий 7 ноября в Ленинграде. А в письме Зиновьева говорилось: "Описание фотографически точное. Все сведения говорят о том, что все это безобразие принесет нашему делу большую пользу. Беспокоимся, что было у Вас. "Смычки" идут у нас очень хорошо. Перелом большой в нашу пользу. Ехать отсюда пока не собираемся..." и т. д. Все это писалось, повторяю, вечером или ночью 7 ноября. Мы повторили требование о немедленном выезде Зиновьева в Москву. Что (было по приезде, то есть спустя 24 часа, достаточно хорошо известно. Но довольно о прошлом. Я, впрочем, касался его в таких пределах, какие нам нужны для настоящего и для ближайшего будущего. Кто говорит, что мы "переоценили", кто говорит это не сгоряча, не случайно, не от импульсивности (этакое со всяким бывает), а обдуманно и убежденно, про того надо сказать: на такой позиции он не удержится и трех месяцев... Некоторые товарищи ставят вопрос иначе, а именно: оце-нивали мы все в основном правильно, выступали своевременно и ценой больших жертв добились известного поворота, когда наши предвиденья оказались подперты событиями. Этого поворота мы не должны упускать, мы должны его зарегистрировать и мы должны его использовать как некоторый шанс для более нормального и здорового разрешения партийных противоречий. Такую постановку -- в этой ее общей форме -- я принимаю целиком. Надо только в алгебраическую формулу вставлять более точные арифметические ве- 0x08 graphic * Имеется в виду Сталин -- Прим ред -сост личины. Но в том-то и суть, что эти арифметические величины, пока еще либо совершенно неизвестны, либо близки к бесконечно малым. Что происходит: классовый поворот или бюрократический маневр? Такая постановка вопроса, на мой взгляд, слишком упрощает вопрос. В отношении "самокритики", партдемокра-тии, китайских Советов и проч. вполне допустимо предполагать наличие желания отделаться маневрами. Ну а как же насчет хлебозаготовок, хвостов, внешних затруднений и проч.? Авторам политики, разумеется, ясно, что верхушечный маневр хлеба не даст Между тем получить его необходимо, и это есть предпосылка всяких вообще возможных маневров в будущем. Вот здесь-то и получается завязка чего-то, куда более значительного, чем один лишь верхушечный маневр. Авторы политики уперлись в необходимость какого-то глубокого и серьезного поворота. Но по всему своему положению и по всем своим повадкам они хотели бы этот неизбежный поворот, им самим, впрочем, еще не очень ясный в конкретных своих формах, совершить методами бюрократического маневра. Можно не сомневаться (сомневаться в этом может теперь только тупица), что не будь всей нашей предшествовавшей работы -- анализ предсказания, критика, обличения, новые и новые предсказания -- под действием хлебозаготовительного кризиса произошел бы резкий поворот вправо Сокольников на это твердо рассчитывал, когда снимал свои разногласия. Мы тоже считали это вероятным. Так, в "На новом этапе" говорится о возможности довольно близкого хозяйственного сдвига вправо, под влиянием обострившихся затруднений. Оказалось, что ближайший сдвиг произошел влево. Это значит, что мы сами недостаточно оценили тот крепкий и хороший клин, который вогнали. Да, именно наш клин сделал невозможным в данный момент искать выход из противоречий на правом пути. Это одно уже есть хоть и временное, но крупнейшее завоевание, ибо время -- важный фактор политики. Мало того, предпринят ряд шагов, который пока еще в рамках бюрократического маневра намечает поворот влево. Но для оценки этого поворота и не хватает именно основных арифметических величин. Ведь тут дело идет о классах, о взаимодействии партаппарата >и госаппарата, госаппарата и разных классов. Слишком опрометчиво утверждать, что море загорелось, раз синица обещала его зажечь. "Иди и гляди", очень уместно применяет к этой ситуации английскую формулу Христиан Георгиевич [Раковский], от которого вчера получил письмо. Правда, в печати был сделан ряд обобщений, которые кажутся прямо-таки плагиатом из наших документов. Но здесь еще вполне возможен отбой, и, ах, какой отбой. Думать, что правые слабы, значит ровнехонько ничего не понимать Оппортунисты всегда слабы сами по себе в рамках массовой пролетарской партии, они сильны силой других классов. Правые в нашей партии представляют собой то кольцо, за которое держутся новые собственники, а через них и мировая буржуазия. Если это кольцо вырвать из цепи, тогда кольцу, самому по себе,-- грош цена. Но при нынешнем положении через это кольцо передается могущественнейшее давление враждебных пролетариату классов. Правые молчат, уступают, отступают без боя, они понимают, что в рамках партии рабочее ядро, даже в нынешнем его состоянии, смяло бы их в два счета. Им нельзя еще слишком открыто высовывать голову. Кроме того, они понимают необходимость маневра влево. Даже Устрялов писал по адресу спецов: "Дадим руководству кредит на маневр влево, без этого руководство не справится с супостатами". Для этих элементов дело идет только о маневрах. Они твердо рассчитывают, что поворота не выйдет, что попытка поворота расшибется о сопротивление хозяйственной материи (то есть собственника), и что тогда, после банкротства попытки поворота, наступит их, правых, очередь. Товарищ Валентинов в только что полученном от него мной письме весьма правильно выдвигает этот момент процесса. Но если для правых и для их непартийных хозяев дело сводится только к маневру как подготовке поворота направо, то для центра и идущих за ним широких кругов партии дело сложнее. Здесь есть все оттенки -- от бюрократического штукарства до искреннего стремления передвинуть всю политику на пролетарски-революционные рельсы. Вот здесь-то и надо ждать, как определятся в ходе "поворота" составные его элементы. Маленький, но в высшей степени яркий образчик мы "мели в области "самокритики". Я имею в виду дело Блескова -- Затонского. Тов. Сосновский широко популяризирует "это дело", придавая ему симптоматический характер. И это, мне кажется, совершенно верно. Есть ли "самокритика" один только маневр? Заниматься на этот счет, то есть на счет намерений, догадками -- дело праздное. Но факт таков, что слесарь Блесков принял это дело всерьез и энергией своего добросовестного подхода соблазнил даже невиннейшего Затонского. Затонский разбежался и напором своим распахнул дверь "Харьковского пролетария". В Москве дали сигнал в смысле закрытия двери. Будет ли при этом ущемлен нос Затонского или какая-либо другая часть почтенного "рабоче-крестьянского" тела, этого отсюда не ви- дать. Но ясно, что тут завязался узелок, знаменующий возможность превращения маневра в поворот -- при очень энергичной помощи снизу. То же самое относится ко всему новому "курсу" в целом. Если пользоваться аналогиями, не боясь того, что фокусники и мошенники захотят сфабриковать тезис о Клемансо, то можно сказать: из "весны" Свя-тополка-Мирского вышла настоящая весна 1905 года, но никуда не годился тот революционер, который бы норовил уцепиться за хвост первой бюрократической ласточки, считая что сим разрешается проблема весны. Конечно, у нас дело идет не о революции, а о реформе в партии и через это -- в государстве. Но в соотношении указанных выше элементов есть аналогия. Все вместе, как видите, представляет собой материал для "тезиса о Святополке-Мирском". Каков же вывод? Тут я процитирую письмо тов. Валентинова: "Вывод 1: больше выдержки. Вывод 2: держись по-прежнему политики дальнего прицела. Вывод 3: наблюдай за тем, что делается в верхушке, но еще внимательнее следи за тем, что делается в массах, ибо здесь источник силы обороны революции и отпора термидору". Практический же вывод для ближайшего дня сделан мной в прошлом письме, где я говорю об обращении к Шестому конгрессу Коминтерна. Однако же пора кончать. Письмо мое и так перешло далеко за намеченные раньше пределы. {Л. Троцкий] 23 мая 1928 г., Алма-Ата ПИСЬМО ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ Дорогой Евгений Алексеевич, Книги я от Вас с великой благодарностью получил -- и "Очерки советской экономики" и "Очерки средневековой Европы". От П. С. * получил за последних два месяца изрядное количество книг и брошюр, все мне очень нужных. В довершение всего П. С. прислала нам по почте две посылки со всякой снедью, одна из них с мукой. По какому-то таинственному стечению обстоятельств мука получилась "как раз в тот день, когда в Алма-Ате совершенно прекратили выдачу хлеба. Но надеюсь все же, что П. С. дальнейшие такого рода посылки прекратит, так как это баловство совершенно излишнее, а для нее отяготительное. Впрочем, 0x08 graphic * Виноградская -- Ред.-сост. она, наверное, уже выехала или выезжает из Москвы. А хлеб в Алма-Ате снова начали выдавать. С собачьим вопросом дело обстоит менее благополучно. Сергей не привез Алы. Все уже было готово, как явился к нему Янушевский и стал уговаривать его не брать с собой собаки: очень-де трудно везти, существо нежное, да еще с будущими щенками и проч. и проч. Сергей оставил Алу в Москве, на квартире невестки, которая пишет отчаянные письма, не зная, что делать с собакой. Подозреваю, что здесь коварный охотничий умысел со стороны шайки Яну-шевского, желающего поживиться первоклассными щенками. Не могу не признать, что я этой шайке вполне в ее желаниях сочувствую. Но как же все-таки быть дальше? Имеете ли Вы связь с Янушевским, или еще лучше с Лукичом? Самое лучшее было бы отправить Алу до Фрунзе с проводником, дав мне на этот счет телеграмму. Во Фрунзе собаку приняли бы с поезда по моему указанию и переправили бы мне сюда с оказией. На щенков я, так и быть, не претендую, но в качестве гонорара за таковых настаиваю на отправке собаки. Теперь от муки и собак к политике. Получив Ваши тезисы, я никому о них решительно не писал ни единого слова Свое предложение (точнее сказать, контрпредложение) я послал Вам первому. Не знаю, получили ли Вы. Я всех адресатов просил меня уведомить о получении по телеграфу. Ни одной телеграммы пока еще на этот счет не получил. Третьего дня я получил из Колпашева следующую телеграмму: "Предложения-оценку Евгения решительно отвергаем, ответьте немедленно. Смилга, Альский, Нечаев". Вчера получил телеграмму из Усть-Кулома: "Предложения Евгения считаем неправильными. Белобородов". От Христиана Георгиевича * получил вчера письмо, в котором он свое отношение к "текущему моменту" выражает английской формулой: "Жди и бди". Вчера же получил письма от Белобородова и Валентинова. Оба они крайне встревожены каким-то письмом, посланным с северо-востока на запад и проникнутым прокисшими настроениями. Они рвут и мечут. Если они верно передают содержание письма, то я с ними в этом вопросе солидаризуюсь полностью и целиком и потачки импрессионистам давать никому не порекомендую. Со времени возвращения с охоты, то есть с последних дней марта, сижу безвыездно и безвыходно дома, все за книгой или с пером, примерно, с 7--8 утра до Ю вечера. Соби- 0x08 graphic * Раковский -- Ред -сост. раюсь сделать перерыв в несколько дней: поедем с Наталией Ивановной и Сережей в Илийск на рыбную ловлю, на реке Или. Отчет об этом деле будет Вам представлен своевременно. Поняли ли Вы, что произошло во Франции с выборами? Я не понял пока ничего. "Правда" не дала даже цифр общего количества участников, сравнительно с прошлыми выборами, так что неизвестно, повысился ли процент коммунистов или понизился. Я собираюсь, впрочем, проштудировать этот вопрос по иностранным газетам и тогда напишу. Если у Вас есть на этот счет какие-либо или общие соображения, сообщите. В курсе ли Вы любопытного эпизода Блесков--Затон-ский? Мне Сосновский прислал на этот счет вырезки и интереснейшие комментарии. Блесков, слесарь одного из украинских заводов, беспартийный, принял "самокритику" всерьез и написал Затонскому письмо, которое кажется при чтении выпиской из целого ряда наших документов. Затонский в силу свойственной ему душевной чистоты, а также и некоторого духовного ожирения не уразумел сути вещей и "своеобразия" текущего момента. В силу вышеозначенных обстоятельств, то есть, главным образом, в силу духовного ожирения, Затонский брякнул в колокола, не поглядев в последние святцы: он потребовал напечатания скромного письма Блескова в постном харьковском "Пролетарии". Редакция, решивши, что все совершается по святцам, требование выполнила, сопроводив письмо Блескова минимумом официозно-мечтательного блеяния (на всякий случай). Но как только глагол Затонского коснулся до слуха чуткого редакции "Рабочей газеты", так оный Затонский немедленно же был сопричислен к нытикам и маловерам. Соль этого замечательного эпизода в том, что Затонский, прошедший, казалось, через огонь, воду и трубы всевозможных диаметров, признал публично, в печати, письмо Блескова "замечательным", "истинно пролетарским", "глубоко искренним", "заслуживающим полного внимания" и проч. и проч. А в "Рабочей газете" нашли письмо Затонского самым доподлинным документом мелкобуржуазного уклона. Такое замешательство вызвано чрезвычайным усложнением административных веяний. Затонский лишь первая жертва усложнений. А блесковых, пожалуй, появится немалое число. Вот пока и все. [Л. Троцкий] 24 мая 1928 года ПИСЬМО ЧЕЧЕЛАШВИЛИ Дорогой товарищ Чечелашвили. Вот уж не ожидал я, что Вы в такой короткий срок окажетесь нашим соседом, хотя и на довольно все же приличном расстоянии. Карточку Вашу и Аракела я получил вместе с Вашим письмом и был очень обрадован Вашей дружеской памятью. В день получения карточки я телеграфировал Вам об этом в Тифлис и написал Вам туда письмо. Очевидно, не только письмо, но и телеграмма уже не застала Вас в Тифлисе. Вы пишете, что братья [М. С. и Н. С] Окуджава, старший и младший, находятся вместе с Вами. Очевидно, речь идет не о Михаиле Окуджава, который выехал, по-видимому, в Крым вместе с Кате [Котэ] Цинцадзе. Я получил от них телеграмму с пути из Баку и телеграфировал им в Новороссийск до востребования. Не знаю, получили ли они мою телеграмму. Еще совсем недавно я переписывался в Тифлисе с товарищем Вирап[ом]. Он выслал нам сюда прекрасную аптечку, снабженную всеми необходимыми материалами и медикаментами. Аптечка шла очень долго, так что получили мы ее дней десять тому назад. Я известил тов. Вирапа о получении аптечки телеграммой. Но телеграмма не застигла его уже в Тифлисе, так как его еще в конце апреля отправили в Ирбит. Оказывается, что люди передвигаются гораздо быстрее, чем их посылки, письма и даже телеграммы. Я очень рад был прочитать в Вашей открытке о Вашем бодром настроении. Каков для Вас климат Самарканда? Можете ли рассчитывать там на получение какой-либо работы? Имеются ли у Вас необходимые книжки? Получаете ли тифлисские газеты? Я получаю аккуратно -- "Зарю Востока" так же, как и бакинские издания. Каспарова, :как Вы, вероятно, знаете, находится в Кургане. Ее молодого сына отправили из Москвы на Кавказ. До нее дошел слух, будто ее тоже собираются переправить на Кавказ к сыну. Но до сих пор это, очевидно, не подтвердилось, иначе она меня известила бы по телеграфу о перемене места. Настроена т. Каспарова прекрасно, много занимается и читает, хотя северный климат для нее, как для южанки, вреден. Что касается здешних условий в Алма-Ата, то можно было бы не жаловаться, если бы не малярийный климат и не чрезвычайная удаленность от железной дороги. Т. Раковский проживает в Астрахани, много работает и над практическими задачами, и над теоретическими вопросами, но, к сожалению, за последнее время схватил там малярию, как я здесь. Преображенский ведет большую теоретическую работу в Уральске. По-видимому, к нему скоро прибудет туда семья, так как жене его также предложено покинуть Москву. От Н. И. Муралова правильно получаем письма из Тары |(Сибирь). Он работает там в Окружной плановой комиссии. Настроен, разумеется, твердо и бодро и об Антоновых--Овсеенко пишет в тоне нравственной брезгливости и политического презрения. Позвольте этим на первый раз ограничиться. [Л. Троцкий] 26 мая 1928 г. ПИСЬМО БРОВЕРУ Очень рад был получить письмо от Вас и карточки. Знаете ли Вы уже сейчас адрес тов. Владимирова? С Альским и Валентиновым я связан, с Валентиновым довольно часто переписываемся. Адрес его: Усть-Кулом, область Коми. За последнее время он получил там должность заведующего метеорологическим пунктом. Шутя он пишет, что если революция сделала его редактором газеты, то термидор обещает превратить его в метеоролога. Адрес Альского: село Колпа-шево, Нарым. С товарищем Альским вместе живет еще целый ряд товарищей, в том числе Смилга, который, правда, получил разрешение переехать в Минусинск. Вместе с Валентиновым в Усть-Куломе проживает Белобородов. Усть-Кулом страшная дыра, много хуже Вашего Ирбита, там даже керосин трудно достать. В Алма-Ата, кроме нашей семьи, никто из Москвы или других пунктов еще не появлялся. Мы живем здесь уже пятый месяц, так что можем считать себя старожилами. Главное неудобство Алма-Аты -- это малярийный характер местности, с одной стороны, и оторванность от железной дороги, с другой. За все время здесь проездом был один только товарищ: жена товарища Лангера, которая ехала из Москвы к мужу в Джаркент. Это отсюда верст около 300-х на северо-восток, у самой китайской границы. Вообще же в центральной Азии рассеяно очень большое количество товарищей, почти везде уже имеются группы, с которыми мы в большинстве находимся в переписке. Я за последнее время "акклиматизировался" в том смысле, что стал маляриком и живу на хинной диете. Пока не могу, однако, жаловаться на то, что малярия