раса-Азкану, тем снега становится меньше, а смеркается все быстрее. По описанию, поворот налево должен быть "по второму крупному притоку", но то ли в описании неточность, то ли понятие "крупный" -- слишком относительное! Когда остановились у второго притока, Михалыч отправился на разведку. Кадет диктовал мне пародию на песню Высоцкого "Здесь вам не равнина...". Ульянов, повредивший в начале похода палец на левой руке, пытался научиться зажимать струны другими пальцами. И тут появился Филиппов: - Ну, что! Ни по одной, ни по другой стороне притока тропы нет. Идем дальше! Это был тяжелый день, впрочем, как и все предыдущие, но сегодня мы еще и не обедали. Пройдя еще километра полтора, нашли удобное место для ночлега. Пока дежурные готовили ужин, Михалыч предложил мне с кем-нибудь сходить на разведку. Я выбрал безотказного Сергея Ульянова. Сергей -- веселый, добродушный человек, похоже, вообще не умеющий обижаться. Когда мы с Промом шли вниз вдоль реки, я с интересом разглядывал открывающуюся перед нами картину. Покрытые массивными снежными шапками, горы выглядят грандиозно! Не так, как раньше. Долина реки Караса-Азкан оказывается более мощной и широкой, чем пройденные ранее долины. Вечернее солнце раскрашивает ландшафт в цвета и оттенки картин Рериха. Спустившись километра на три от места ночевки, наконец-то видим слева крупный распадок. Приток вроде бы соответствует описанию, но хорошей тропы мы не обнаруживаем. Полной уверенности, что это наш поворот, нет, но ниже спускаться бессмысленно: либо -- это то, что нам нужно, либо мы проскочили мимо, что маловероятно. Остатки сил тратим на подъем к группе. Стемнело. Ужин приготовлен. - Разведчикам налить побольше! -- предлагает кто-то из темноты. - Ничего подобного! -- вдруг раздается строгий голос стажера Мельникова, который явно пытается сохранять командирский тон. Дежурный Коботов, которого друзья чаще зовут по отчеству -- Ардальоныч, все-таки наливает нам по полной миске. Коботов, и его друзья, Дерябин с Ульяновым -- спелеотуристы. Дружная, слаженная компания, чувствуется, что они немало походили вместе. Суп из лапши с тушенкой густо заправлен томатной пастой. Но усталость так велика, что даже при отсутствии обеда я еле доедаю свой ужин. Непреодолимо хочется спать. Забравшись в спальник, успеваю подумать: "Тот приток мы нашли или не тот?" -- и моментально засыпаю, даже не заметив, что палатка поставлена неудачно: голова -- ниже ног... Проснувшись, не сразу понял, что и я и мои товарищи по палатке выглядят несколько необычно. Если выразится помягче, мы слегка опухли. Напялил на голову свой снежный шлем, и Света Курбакова сообщила, на кого я стал похож... Впрочем, когда накинув рюкзаки, мы отправляемся вниз по Караса-Азкану, наш внешний вид очень быстро приобретает нормальное состояние. Доходим до того самого распадка, где вчера были с Промом, и поворачиваем в него. Хорошо утоптанной плановой тропы мы так и не видим, а вот снежок, который все чаще попадается под ногами, скоро укрывает и те тропки, что вначале просматривались. Михалыч, время от времени поглядывавший на схему 77 маршрута, вдруг скомандовал: - Лезем влево вверх! И, когда мы начали вскарабкиваться по крутому склону, хватаясь за кустарники, он весело крикнул: - Ха! Пятнадцать минут работы, и мы - на перевале! После этого лезли вверх полтора часа, потом после небольшого отдыха - еще час. А когда оказались на самом гребне и посмотрели за него, то стало ясно, что мы находимся на водоразделе между двумя верхними притоками реки Караса-Азкан. Сваливать туда, означало -- попасть в те верховья, по которым прошли вчера, и Михалыч распорядился: - Ну, что! Траверснем?! Идти по самому верху водораздела мы не захотели, потому что пришлось бы набирать ненужную высоту, а затем ее терять. Просто двинулись траверсом по склону, который был весьма крут, и, сорвавшись, по нему можно было, между прочим, долго катиться вниз, расшибаясь о камни. Вскоре вышли на снег, в котором нога проваливалась кое-где по самое не хочу. При этом нужно было помнить, что задержаться при падении на снежном склоне гораздо труднее, чем на травянистом. В одном месте я провалился и упал, но не покатился, а удачно завяз в снегу. Рядом со мной то же приключилось с Мельниковым. В другом месте попалась здоровенная каменная глыба, которую Вера хотела использовать в качестве опоры и, с ужасом ощутив, что глыба "живая", рванула прочь от опасного места. Через некоторое время мы выходим на поперечный гребешок, с которого открывается кусочек панорамы Сумультинского хребта. Впереди, в самом верху притока виднеется красивая седловинка. Филиппов, посмотрев на схему, говорит, что это - не то, что нам надо, под перевалом должно быть озеро. Он командует лезть вверх в лоб, и часа через полтора мы попадаем на гребень. Метрах в двухстах проглядывает что-то похожее на перевал. Останавливаемся для передышки, а затем Михалыч и я, вооружившись основной веревкой, идем на рекогносцировку. Сначала Михалыч, глянув за перегиб, кричит: - Все в порядке, внизу - Караташ. Затем он бормочет: - Что-то сложноватый перевал для плановиков-то... Он поручает мне страховку, обвязывается и приспускается за перегиб, исчезая в расщелине. Ребята орут с места остановки: - Ну, что у вас там?! - Вроде, перевал, -- отвечаю, стараясь не отвлекаться. Впереди, куда тянется веревка к Михалычу, очень круто. - Выбирай, -- угадываю его голос. - Странно, да здесь категория "2Б", -- с такими словами появляется Филиппов. Взглянув еще раз на схему, он вдруг начинает отрывисто и насмешливо исторгать страшные ругательства в адрес этих гор, попутно сообщая, что реки за перевалом текут не в ту сторону. - Э-э-э!!! -- орет Филиппов группе, -- Айда сюда! Ребята идут к нам, прихватив мой и Михалыча рюкзаки. Точнее сказать, мой-то висит за спиной у Шуркевича. У Леши неудобный рюкзак, к тому же, правильно укладывать его он пока не научился. Сначала я помог Леше упаковаться, а затем и вовсе с ним временно поменялся. У меня рюкзак такой же, как у Мельникова -- по десять рублей восемьдесят копеек, не очень объемный, но удобный. Проходим еще немного траверсом. Внизу появляется озеро, и становится все ясно. Надо было просто двигаться по руслу до самого верха притока, а затем оттуда брать перевал в лоб. Это несоизмеримо легче и проще только что проделанного пути. Вот тебе и "пятнадцать минут работы"! Теперь же ничего не остается кроме продолжения пути по склону до перевальной точки. Мы были почти на перевале, и вдруг впереди идущие, не дойдя несколько метров до тура, упали наземь, как подкошенные. "В чем дело?" -- удивился я, и в тот же миг был сбит с ног сильнейшим порывом ветра. "Ни чего себе!" -- подумал, прижимаясь щекой к склону. Так все пролежали несколько минут, пока ветер не ослаб. Затем почти ползком преодолели перевал через Сумультинский хребет, так и не обнаружив обещанных "сухариков" под ногами. На этот раз мы ели шоколад не на самом перевале, а немного за ним, прячась от ветра. Тут же Аляев наконец-то разгрузил Свету Курбакову, которая уже дня два страдала ангиной. Я поделился с ней своей долькой шоколадки, а Света этому очень удивилась. - Шоколад съели? -- вдруг спросил Филиппов, до этого разглядывающий открывшуюся за перевалом картину, и тут же добавил: - Эх, зря! Надо было на НЗ оставить... Кстати, вы заметили, что сзади нас -- всюду снежные шапки, а по ту сторону хребта вообще нет снега? Да, впереди снег отсутствовал, и все приободрились. Легче будет ориентироваться. Потеряв из-за отсутствия точной карты и обилия снега много времени, встали на ночевку, как только вошли в зону леса. Сегодня снова не обедали, но зато преодолели самый высокий перевал маршрута - Штатив. Оставалось взять перевалы Самурлу, Казакталма, Чакрык, Таныс и по Ачелманскому спуску дойти до поселка. Судя по описанию, мы уже прошли бόльшую и самую трудную часть пути. Засыпая, я подумал, что про НЗ Михалыч вспомнил неспроста... Наутро мы так и ахнули. Все вокруг было в снегу! Снег лег ровным слоем на палатки. Снег покрыл и горы, и долины, и деревья. Значит, ориентироваться и идти будет ничуть не легче. Все тропы и тропки безнадежно исчезли -- вокруг расстилалась снежная скатерть. Сначала спускались по кромке Уй-Караташа, поросшей мелким кустарником. Потом, попав в береговой лес, пошли по нему. В поисках прохода петляли, то приближаясь к реке, то удаляясь от нее. Река Уй-Караташ не похожа ни на одну из пройденных рек. С невероятной скоростью она с грохотом несет свои воды, свирепо перекатывая камни. Эту реку я мысленно окрестил Зверюгой. О бродах нет и речи. Утешает лишь то, что мы следуем вниз левым берегом и свернуть потом должны тоже налево - Уй-Караташ означает "Ай-да Караташ*!", -- нараспев говорит Филиппов, глядя на беснующуюся реку. Теперь мы идем по следу козлика, предполагая, что козлик умный, и что пробежал он именно там, где надо. - Ну, что! -- рассуждает Михалыч, -- дойдем до притока, и там -- на обед. Тогда, с разрешения руководителя я иду вперед, не дожидаясь остальных. Шагаю с твердой решимостью, дойти к предполагаемому притоку, и развести там костер до прихода группы. Скоро следы козлика начинают уводить куда-то влево, и я, заметив зарубки на деревьях, ориентируюсь по ним. Зарубки встречаются не слишком часто. Поэтому, один раз, выйдя прямо к бешено ревущей реке, был вынужден развернуться и пройти метров пятьдесят назад. Дальше иду вдоль реки, радуясь каждой очередной зарубке. Они означают, что здесь проходит какая-то тропа. А вот появляется слабый приточек. "Нет, не то," -- думаю я и, обернувшись назад, кричу: - Эй-э-эй! Никто не отзывается. По-видимому, я здорово оторвался от группы. Стал осматриваться. Мелкий-мелкий снежок, сеющийся с неба, не дает что-либо разглядеть. Уй-Караташ ревет где-то невдалеке. Гляжу вперед в надежде увидеть нужный приток или хотя бы намек на него, но тщетно. Все должны идти по моим следам. Сбросив рюкзак, отправляюсь назад. Через некоторое время встречаю остальных и интересуюсь, правильно ли я иду. - Да-да, все правильно, -- отвечает Филиппов, -- там только один раз ты явно вышел к реке и повернул назад. Группа сильно растягивается, и, прежде чем идти, я дожидаюсь последнего, помня о том, как однажды уснул Андрей Изотов. Однако, все в порядке, и я снова вырываюсь вперед. Через некоторое время догоняю самых первых -- Серегу Дерябина и Володю Коботова. Они, скинув рюкзаки, уже разводят костер на снегу. - Зачем?! -- воскликнул я, -- давайте, дойдем до притока! - И снова останемся без обеда! -- горячо отозвался Коботов. - Но приток, наверно, близко! - Да ну, ты! -- снова горячо возразил Коботов и спросил ехидно: - Пятнадцать минут работы, да? Решив, что спорить бесполезно, не снимая рюкзака, жду всех. Костер никак не хочет разгораться, а тем временем подходят остальные участники. - Михалыч! -- обращаюсь я к руководителю, -- Может, все-таки дойдем до притока и там пообедаем? Но Филиппов возражает: -- А чем это место плохо? -- отменяя свое же решение. И мы располагаемся на обеденный отдых. Снег пошел крупными хлопьями, затем снова превратился в изморозь. Наконец-то удалось развести хороший костер, и в котелках забурлила вода. Рюкзак, и без того подозрительно легкий, стал еще легче. Потом костер догорел, образовав в снегу яму до земли. После обеда вначале попадались знакомые зарубки на деревьях, затем дорогу преградил бурелом. Однако, широкая долина реки Уй-Караташ позволила обойтись без лазанья по крутым склонам. Тропили в основном попеременно я и Изотов, опережая Михалыча, который шел третьим. После очередной передышки попробовал тропить Шуркевич, но быстро выдохся. Уныние по-прежнему преследовало его. Похоже, путешествие продолжало быть для Леши в тягость. Чтобы посмотреть на реакцию, я предложил Жене Беляеву: -- Ну, что, вперед, твоя очередь! Тот безапелляционно замотал головой: стерты ноги. По-прежнему идем с Андреем Изотовым впереди всех. Не сговариваясь, время от времени меняемся местами. Это у нас вызывает некоторый дух соревнования, что весьма кстати при имеющемся цейтноте. Иногда шагаем рядом, рассказывая друг другу анекдоты, и в одном месте кто-то, забежав вперед, сфотографировал, как мы от души смеемся. Достигли, вроде бы, нужного нам притока, и еще часа два по-светлу можно идти. Но снег повалил хлопьями так, что ориентироваться становится совершенно невозможно, тем более без нормальной карты. Изображенный на схеме приток, мало походит на то, что мы видим перед собой на местности. Локальная разведка успеха не приносит: ничего не видно, и снег по колено. Берег притока круто спускается в воду. Как перебираться на противоположный более пологий берег, сейчас непонятно, и руководитель принимает решение: - Останавливаемся на ночевку где-нибудь здесь! Мало сегодня прошли, а сколько еще осталось?.. - Ничего, все равно до 21 мая мы придем, -- успокаивает Михалыч и повторяет, - до 21 все равно придем! Падает снег. Окружающая нас природа совсем не напоминает календарный май. Наступила настоящая зима. Утопая в снегу, рубим лапник под палатки, разводим костер. - Эй, берегись! -- слышу я и вижу такую картину. Жутяйкин невозмутимо роется в своем рюкзаке. На него также невозмутимо падает подрубленная тонкая осина. Услышав крик, он распрямляется, и в этот момент осинка попадает точно ему на голову. Володя делает треугольные глаза, ничего не понимая. К счастью, удар производит на Жутяйкина исключительно эмоциональное воздействие. Жутяйкин, как и Шуркевич, первый раз в серьезном походе, но Володя более спортивен и ему полегче, несмотря на то, что его не переваривает Света. Поужинали. Забравшись в палатки, обложились теплыми и не очень теплыми вещами. Засунули ноги в пустые рюкзаки - так теплее. Смерзшиеся петли палатки застегнуть не удается. Михалыч шуршит в спальном мешке, в очередной раз перезаряжая кинокамеру. Неопределенность. Позади десять дней похода. В этот срок Филиппов хотел уложить весь маршрут. Пока же и конца не видно. "Сколько дней до контрольного срока? Четыре что-ли?..." - подумал я. За десять дней в тайге мы, похоже, адаптировались к резким изменениям климата. Ни снег, ни холод не помешали нам моментально заснуть. Следующий день нас встречает ярким весенним солнцем, но снег не тает. Заснеженные кедры выглядят по-зимнему сказочно. Мы отправляемся влево вверх по кромке притока реки Уй-Караташ. Утопая выше колен в снегу и невольно жмурясь от сверкающего на солнце снега, продвигаемся очень уж медленно. Впереди должен быть перевал Самурлу, но приток не соответствует схеме, поэтому возникают серьезные сомнения в правильности пути. Реки Уй-Караташ и Самурлу обозначены параллельно друг другу, и кто-то предлагает: - А может, перевалить в любом месте? Но этого делать нельзя - неизвестно, что там за склоны. Шагая первым, я по камням пересек приток и пошел справа от него по пологому участку. Но, следовавший за мной участник, почему-то этого не сделал, и все двинулись за ним по неудобному для продвижения берегу. А зря! В результате, на границе воды я вынужден был ждать всех целый час! Ругался про себя, но ускорить их продвижение не мог. Время, время... Когда группа настигла меня, оптимист Михалыч крикнул: - Э, да мы почти на уровне перевала! Но это оказалось далеко не так. Лишь спустя два с небольшим часа мы оказываемся на верху водораздела, не понимая, почему на обветренной от снега каменистой почве тропки прорисованы почти перпендикулярно нашему движению, наперекосяк, параллельно открывающейся за перевалом реке. Сама же река в свою очередь течет почти перпендикулярно заданному туристской схемой направлению. Может быть, поднялись не по тому притоку? Михалыч, махнув рукой, командует: - Режем прямо к реке! Очередная ошибка! Следовало уходить влево, обходя верховья правых притоков реки Самурлу. Именно там шла скрытая снегом плановая тропа. Я быстро спускался первым, но делал слишком широкие шаги, поэтому остальные участники по моим следам не пошли. Спуск, тем не менее, соответствовал описанию: очень крутой, но недолгий. Когда крутизна миновала, оглянувшись назад, Филиппов с досадой произнес: - Опять промахнулись! В самом деле, оказывается, перешли водораздел не в самом низком месте, а примерно в километре от него. Подойдя к реке, устроились на обед. Солнце приятно пекло. Около берегового леса вытаяли зеленые лужайки, на одной из которых я улегся и сладко задремал. Дежурные тем временем готовили супчик из сублимути и кисель. - Айда жрать! -- кричит Пром. Открыв глаза, понял, что руководитель распорядился полностью объединиться обеим группам. Прежде всего это касалось провизии. И у нас, и в параллельной группе продукты были на исходе. Михаил Мельников и Александр Аляев давно уже перестали командовать. Фактически уже несколько дней нами руководит один человек -- Александр Михайлович Филиппов. Постоянно хочется спать и, похоже, уже катастрофически не хватает ни времени, ни продуктов. Когда я спросил у Мишки, куда мы сейчас пойдем, тот пожал плечами, мол, кто его знает. Михалыч же удивленно отозвался: - Как куда? Вниз по реке! Но река-то ведь течет не в том направлении... Хотя, может, это один из притоков, который выведет нас на плановую тропу? Но что это? Снег кончился. Перед нами -- узкий, мрачный распадок, сильно заваленный буреломом. Пробираемся, то подлазя под валежины, то перелазя, то перешагивая. В результате идем ужасно медленно! Сумерки уже заметно сгустились когда приток наконец соединяется с руслом, направление которого вроде бы совпадает с указанным на схеме. Но сколько времени потеряно на этом участке! Чуть пониже устья притока лежит кедр, когда-то упавший прямо через реку. Сгоряча я сходу проскакиваю по этому дереву, не снимая рюкзака и даже не замечая, насколько здесь опасно. Следующий участник Ульянов идет без рюкзака, со страховкой, медленно и внимательно. Остальные переходят, держась за веревочные перила, натянутые Промом, стараясь не глядеть на воду. Как же это я так прошмыгнул?! Вера Хвоина попросила меня: - Сходи за рюкзаком Сергея, ему ведь еще веревку снимать. Снова перебегаю быстро, почти не держась за перила, словно загипнотизированный. Пошла Света Курбакова и... упала, к счастью, не выпустив перил из рук. Ей ободряюще кричали: "Ничего страшного!" - пока она выкарабкивалась на дерево. После переправы кто-то признался, что неприятно было проходить по нему, особенно в конце, где струя била со страшной силой. Идем в сумерках, но притока, по которому предстоит подниматься, все нет. Проскочить его не могли. Может эта река - не Самурлу? Ответа на последний вопрос не может дать никто. Я вижу: Михалыч весьма смущен. Сложив губы трубочкой и надув щеки, он смотрит то на схему, то на местность. Давно пора становиться на ночевку, но где найти для нее подходящее место? Каменистые, покатые участки на склоне, без воды, с рваными клочками снега не могут приютить уставших людей для ночного отдыха. Почти совсем стемнело, когда мы спустились на небольшую площадку с камнями, где с грехом пополам можно было поставить одну палатку. - Ну, что... в принципе... -- бормочет Филиппов, - в принципе... Но и в принципе восстановить здесь силы за ночь практически невозможно. Руководитель пытается шутить: - Ну что, сидячей, висячей ночевки у нас пока еще не было. Никто не реагирует. Ситуация принимает серьезный оборот. И тут появляется Андрей Изотов. - Михалыч! -- невозмутимо говорит он, указывая вниз в темноту, - Там что-то наподобие полуострова. Мы сходим, разведаем. Изотов и Дерябин уходят на разведку, а остальные расчищают от камней скудную площадку. Но она не пригодилась. Со стороны нашего склона протекает маленький рукав. На образовавшемся острове парни отыскали более или менее подходящее место для палаток. Не очень хорошее, но все же вполне пригодное. Располагаемся на ночь при свете костра. Поужинав, ложимся спать. Впервые ночуем так некомфортно, с камнями под пятой точкой и спиной. На этот раз мы не выспались капитально! Однако, если бы не Андрей, то могло быть гораздо хуже. Мы двинулись левым берегом и постепенно стали подниматься над рекой. Хорошей дороги здесь не было, но то и дело проглядывали звериные следы, что почему-то вызывало некоторую надежду на появление тропы. Михалыч вспомнил про своих знакомых туристов-водников, которые не в меру увлекались крепкими напитками: доплывают до очередного селения и -- "в сельпό". И так они отмечались во всех сельпо на своем пути. Кто-то попытался засмеяться, но это вышло несколько неуклюже. Взглянув на дремавших от хронического недосыпания участников, Филиппов неожиданно предлагает: - А, что! Может быть, остановимся часа на два, поспим, а потом со свежими силами -- до упора? Кадет смотрит на руководителя, не понимая, шутит тот или говорит всерьез. Беляев обрадовано вскидывает голову. Ардальоныч, настороженно наблюдавший за разговором, с мягким укором произносит: - Так мы нескоро в сельпо попадем. Вовремя он это заметил. Предложение Михалыча было весьма заманчивым, а недосып -- уже весьма существенным, и все крепко бы уснули, но, конечно не на два часа, а до ночного холода, не иначе. ...Мы идем дальше. И вот мощный приток слева! Неужели наш?! Обследовав сотню метров, возвращаемся к основному руслу. Никаких признаков тропы! Да и по описанию нужный поворот мы давным-давно должны были проскочить. За притоком -- бестропье, бурелом, прижимы. В то же время на правом берегу просматривается широкая, поросшая лесом, береговая кромка. Михалыч идет вброд без рюкзака с шестом. С трудом перебравшись на другой берег, он быстро привязывает веревку удавкой к дереву и исчезает в кустах. Друзья-спелеологи Ульянов, Коботов и Дерябин активно берутся за налаживание навесной переправы. На противоположном берегу в одних трусах снова появляется Михалыч, дрожа от холода, он разводит костер. Спелеологи же сработали очень оперативно. Им даже не пришлось возвращаться за основной веревкой на левый берег. Репшнур был привязан таким образом, что переправившийся последним Дерябин, дернув за него, освободил петлю, и основная веревка была вытянута по воде. Переправившись, тут же и обедаем, а руководитель принимает решение сокращать маршрут. Из туристской схемы следует, что река Самурлу, сделав крутой изгиб, впадает в реку Чебдар, Чебдар -- в реку Башкаус, Башкаус -- в реку Чулышман, Чулышман -- в Телецкое озеро. Населенный пункт Балыкча на Чулышмане недалеко от озера является конечным пунктом активной части нашего маршрута. Решение идти до Балыкчи без перевалов вдоль рек ободрило всех участников. Возникло желание шагать и шагать без сна и отдыха. После всех пережитых приключений хотелось одного -- скорее домой! К тому же оставалось очень мало продуктов. Пройдя солидное расстояние по нехоженой дикой тайге, мы были вынуждены снова переправляться на левый берег. Здоровенный кедр, сваленный ветром, позволил обойтись без веревок. Уже в сумерках, сделав очередную навесную переправу, останавливаемся для ночевки на вполне приличном месте, хотя и на краю обрыва. Ночью лежащему с краю Михалычу показалось, что палатка его не удержит, и мы свалимся с кручи. Он разбудил меня, и потребовал поменяться с ним местами. Я не такой широкий как Филиппов, и мне на краю спалось вполне комфортно. Наступило 20 мая. За сегодня и завтра необходимо дойти до населенки. Иначе... Иначе после контрольного срока -- переполох в институте, в маршрутно-квалификационной комиссии, тревожные звонки в контро-льно-спасательную службу. Спасательские вертолеты вылетят на наши поиски. Будут подняты на ноги десятки людей. Кровь из носу -- надо дойти! Наскоро позавтракав, мы двинулись правым берегом. Местами попадается бурелом, но едва заметная тропка не прерывается. Вот только отклоняется она куда-то в сторону от реки. Во время очередной передышки Ульянов уходит на разведку. Ждем его около получаса. Наконец он возвращается. Спешит, загорелое лицо блестит от пота. - Ну, что, дошел? - Дойти-то, дошел, но река далековата. - А тропы там нет? - Нет там никаких троп, но, похоже, сейчас идем параллельно реке, поэтому стоит так и продолжать. Шагаем дальше. Тропка, вроде бы, снова приближается к речке. Ага, значит, все правильно! После сорока минут хода тропа резко поворачивает направо. Стоп. Снова разведка. Жутяйкин уходит назад посмотреть, не пропущена ли развилка троп. После того, как в течение двадцати минут он не возвращается, Дерябин идет искать Жутяйкина, а Андрей Изотов отправляется вперед по тропе. Ждем-ждем -- никого нет. Кто-то чертыхается: теряем драгоценное время. Кто-то собирается на поиски Дерябина и Жутяйкина, но большинство против. Ждем еще полчаса. Куда же они все подевались? Нарастает беспокойство. Наконец-то появляется Дерябин, за ним Жутяйкин. На их лицах написано, что хороших вестей они не принесли. Так оно и оказалось. Теперь в шестнадцать глоток мы скандируем: - Ан-дрей! Ан-дрей! Никто не отзывается. Кричим снова. Эффект тот же. И тут мне слышится отдаленный крик. - Тихо, тихо, -- говорю я. Все замирают и прислушиваются. Нет. Ни звука. - Ан-дрей! Ан-дрей! И тут уже все слышат далекое: - О-го-го! Появляется Андрей. Быстро приближаясь к нам, сходу радостно и возбужденно он сообщает: - Там километра через два -- здоровенная река! Надо идти прямо по этой тропе... - А направление реки? -- спрашивает Михалыч. - С запада на восток, почти что точно. Дождавшись Прома, ушедшего на "шхельду", бодрым шагом двинулись по тропе. Через два километра, мы остановились и замерли, пораженные открывшейся картиной. Мощная река с крутыми и высокими берегами, похожими на каньоны, стремительно несла свои воды на восток. Постояв на краю обрыва, мы спустились к устью речки, по берегам которой пробирались последние два дня. Она впадала в большую реку, не делая изгиба, изображенного на схеме. - На Караган выскочили? - озадаченно пробормотал Филиппов. Река Караган -- это, как и Самурлу, приток Чебдара, но впадает значительно ниже, следовательно выскочить на него мы не могли. Тем более, не могли так сразу вырулить и на Башкаус. Следовательно, большая река -- это, скорее всего, Чебдар. В любом случае, по большой реке надо двигаться вниз, а для этого сначала требуется пересечь либо большую реку, либо малую. Решили делать навесную переправу через большую реку, так как на противоположном берегу виднелась хорошая поляна для обеда. Первая тройка со страховкой пересекла Чебдар и разделилась. Двое стали разводить костер, а третий начал налаживать навесную переправу. Потратив на нее около двух часов, мы достаем остатки продуктов для обеда. И тут подходит Андрей Изотов, успевший сходить на разведку, и ликующе сообщает: -- Там дальше изба, конная тропа и цивильные мосты! Это неожиданное известие вызывает взрыв восторга. Конная тропа от избы обязательно выведет нас в населенку! Ура!!! Конная тропа!!! Никаких буреломов и прижимов! Поход окончен!!! Мы сидим и бурно обсуждаем наши приключения. Что и говорить, это было необычное путешествие. Кроме того боялись опоздать к контрольному сроку, а теперь все-таки успеваем! Спелеологи зовут меня в осенний поход на пещеры. В сентябре, после "Эрлагола". - И я с вами! И я с вами! -- кричит Верка Хвоина. Восторг, охвативший нас, не дает спокойно пообедать. Мы скоро будем дома!!! Подкрепившись, мы отправляемся дальше, восхищаясь качеством дороги и близостью населенки. Вот и крепкая таежная изба. Рядом -- лабаз, установленный метрах в четырех над землей. У избы лежит череп марала с мощными рогами. Приостановились и решили: рога надо взять с собой. Реликвия. Рога не хотели отламываться до тех пор, пока Жутяйкин не догадался врезать обухом топора по черепу. - Во! Говорят же: как дам в лоб -- рога отклеятся, -- свидетельствует Изотов, приторочивая их к рюкзаку. Добротно сколоченные мосты. Их три: с правого берега на левый, затем с левого на правый и снова -- на левый. - Думаю, до поселка осталось километров восемь, -- с удовлетворением отмечает Филиппов. Широкая утоптанная тропа серпантином поднимается влево вверх. Следы конских копыт явственно проглядывают на ней. Спокойно, с легким сердцем мы так и шагали, пока не выскочили на каменную осыпь среднего калибра, где тропа пропала. Прошли по осыпи, которая широченным руслом круто спадала к реке, и стали искать выход тропы из нее. Осмотрев изрядный сектор, следов не обнаружили. Значит, конники уходили куда-то влево, в сторону от реки, и Михалыч распорядился: - Там внизу есть еще одна тропа, пошли к ней, а то эта - непонятно куда уведет. Как выяснится позже, это решение оказалось роковой ошибкой! У избы должен был стоять щит с надписью: "ХОДА НЕТ" и перечеркнутой стрелкой, запреща-ющей движение вниз по Чебдарскому ущелью. Почему щит в тот момент отсутствовал -- неизвестно. Внизу действительно просматривается тропка, по которой мы и отправляемся. Оля Черноверская находит черемшу, и группа приостанавливается. Продуктов остается всего ничего, и мы собираем побольше черемши. Часа через полтора встаем на ночевку в шикарном месте. Спелеологи достают пакет, на котором написано: "Вскрыть в последний день похода". Этот пакет ребятам вручили друзья на вокзале в Новосибирске перед отходом поезда. В пакете оказались шоколадные конфеты и записка с поздравлением по случаю окончания путешествия. Отдых был безмятежен -- завтра будем в жилухе. - Так, значит, Михалыч, совсем немного осталось? -- с глазу на глаз спрашиваю я у руководителя. - Может быть не так уж близко, -- отвечает Филиппов, -- если все рядом, зачем тогда лабаз? Я залез в палатку и провалился в сон, глубокий, как бездонный колодец. Никаких смутных предчувствий у меня не было, впрочем, как и полной уверенности, что скоро мы дойдем до поселка. Ясно было одно: завтрашний день должен стать последним днем похода. За ним -- контрольный срок. Завтрак в этот раз был необычный. Не суп, не каша, а... компот из оставшихся сухофруктов и черемша с аджикой. Заварили также остатки чая, который пили без сахара. Сухари закончились вчера. Подкрепившись таким образом, мы двинулись дальше. Часа через два пришлось лезть в ледяную воду и, с трудом преодолевая течение, перебираться на правый берег Чебдара. Еще через некоторое время -- снова на левый. Мощные прижимы по обоим берегам тормозили наше продвижение. На обед мы остановились, пройдя слишком уж мало. С целью экономии времени костер решили не разводить. В НЗ оставалась копченая колбаса, которую нес Пром. Дежурный разрезал ее на семнадцать частей, и каждый по очереди тащил свой кусок из Серегиного мешка. Скудно. Мишка Мельников ушел на разведку, остальные же разбрелись неподалеку, собирая подножный корм. - Послушай, -- тихо обратился ко мне необычно хмурый Ульянов, -- ты березовую кашу умеешь готовить? Нет? Так вот! Я тоже не умею! Хреновато... - Где-то читал, что можно есть молодые еловые шишки, вон их здесь сколько, -- сказал я и сорвал одну из них. Шишка представлялась вполне съедобной. Пром задумался, тоже жуя шишку. - А силки ты умеешь ставить? -- спросил он, -- ... Я тоже не умею. Вернувшийся из разведки Мишка сообщил, что дальше все так же, можно больше и не смотреть, а надо подняться повыше, там есть тропа. - Мощная? -- спросил Михалыч. - В общем нормальная, -- ответил Мишка, -- идти можно. Мы поднялись повыше. Там и вправду была тропка. Мельче, чем человечья, но крупнее, чем козья -- не поймешь чья. - Ты знаешь, -- поделилась со мной Оля Черноверская, -- ничему я так не рада, как этой тропе. Однако, тропа постепенно сходит на нет, а склон становится все более крутым. В конце концов, Жутяйкин вызывается разведать, что там внизу, а мы продолжаем идти по склону, пока тот не становится совершенно непригодным для ходьбы. Мы приостанавливаемся и начинаем орать о своем местонахождении Жутяйкину, который куда-то испарился. Подождав его в течение часа и, едва не надорвав глотки, спускаемся к реке. Но Володи не оказалось и там. Где же он?! Снова горланим -- никакого ответа. Уйти назад он не мог. Значит, либо удрал вперед, либо стал подниматься наверх и разошелся с нами. Двинулись по береговой кромке, рассчитывая ждать его где-нибудь внизу -- все-таки место более открытое. Река делает небольшой изгиб, и, пройдя его, мы видим столб дыма. Это Володя Жутяйкин у очередного прижима сигналит нам о своем присутствии. Здесь и останавливаемся. Выясняется, что он тоже нам кричал, но из-за поворота ничего не было слышно. Филиппов достает схему и, надув щеки и сложив губы трубочкой, смотрит на нее, покачивая головой. - Ты туда сможешь залезть? -- спрашивает он меня, кивая на очень крутой, почти отвесный склон. - Смогу, -- ответил я и полез. Забравшись на самый верх увидел, что за поворотом ничего хорошего нет. Препятствие мы обошли, поднявшись повыше, затем спустились к реке. В полукилометре от нас виднелся еще более мощный прижим. Пришлось таким же образом преодолевать и его. Солнце уже почти село, когда, пройдя еще немного, мы упираемся в очередную стену. Делать нечего - встаем на ночевку. В одном котле варим крапиву, в другом -- смородиновый лист. Из взятых в поход продуктов остается только аджика. А через три часа закончится контрольный срок... Зашкалили. Задержка на маршруте, казавшаяся преступлением, теперь стала реальностью. - Наверно нас уже ищут... -- произносит Беляев, когда, преодолев прижим, мы двинулись дальше. - Да вряд ли... -- отвечает Филиппов, - Завтра точно будут искать, но сегодня мы должны дойти, -- уверенно добавляет он. Очередной прижим преодолеваем впрямую: навешиваем перила и пролазим по нему со страховкой. На это уходит много времени. Но потом, опять же с веревкой, приходится лезть в лоб вверх. Забираемся повыше, но и тут идти очень сложно. И мы продвигаемся осторожно и медленно... - Что там? -- тревожно спросил Беляев, почувствовав что-то неладное сзади себя. Это, не удержавшись на крутизне, сорвалась Оля Черноверская. Счастье, что падать здесь оказалось не слишком недалеко. - Оля! Что с тобой?! -- крикнула Света Курбакова. Та не отвечала. - Подождите! -- сказал Филиппов, -- У нее шок, она головой ударилась! Ольга сидела значительно ниже нас на камне у приточка, льющегося почти водопадом вниз, и молчала. - Оля-я! -- позвала Вера Хвоина, -- Как ты?! - Ну, не видишь что ли? -- откликнулась, наконец, Оля, -- ну... живая... Прошло еще некоторое время, пока мужественная Ольга, собравшись с силами, и, привязав к себе булинем сброшенную ей веревку, не выползла к нам. На ее лице обнаружились страшные синяки. Кажется, Оля Черноверская впервые в походе, но видно, что человек она очень добросовестный. Весьма осторожно поднимаемся по крутяку еще выше, потом еще. Появляется маленькая тропка, явно не человечья, но по ней худо-бедно можно продвигаться. Я иду замыкающим, поедая по пути горный чеснок. В одном месте попадается ревень. Собрав его, складываю в кармашек рюкзака. Во рту ощущаю сильное жжение, позже выяснится, что вместо чеснока мне где-то подвернулся ирис. Увидев чабрец, съедаю два стебелька и чувствую некоторое облегчение. Быстро догнав участников, вижу, что все, приостановившись, щиплют и едят траву. Заметив приличный островок ревеня, снова останавливаюсь. Группа наискосок медленно спускается вниз... Интересно, какие еще травы съедобны? Вчера я попробовал стебельки цветка бадана. Сами-то зеленые листья бадана ядовиты, а вот эти стебельки оказались сладкими, по вкусу напоминающими ранетку. Это было своеобразным открытием, и сегодня многие, убедившись, что мне не поплохело, обрывают эти стебельки и едят. Выйдя к группе, я увидел сурового Прома с топором в руке, встревоженные лица спутников. На Верке вообще лица не было. - Не уходите, не уходите отсюда!!! -- истерическим голосом кричала она. - Топтыгин пожаловал! -- поясняет Пром. По словам Веры, медведь проскочил от нее настолько близко, что она "видела только его зубы". Ульянов рассказал мне, что произошло. Молоденький медведь неожиданно выкатился на группу. Перепугавшись, наверно, не меньше людей и, не зная куда деваться, он ринулся в сторону Жутяйкина, который в этот момент шел почему-то с гитарой на животе. Володя упал прямо на гитару, а медведь, полуперескачив, полуперекатившись через него, скрылся в кустах.* По береговой кромке продвигаться становится легче. Группа растягивается. Река делает крутой изгиб. Передние останавливаются. Михалыч достает схему и, взглянув на нее, радостно и удивленно произносит: - Пришли! К нему подскакивает Мельников, смотрит на карту и улыбается: за поворотом должна быть долгожданная развязка. - Башкаус! -- несколько раз возбужденно повторяет Мишка. Преждевременная уверенность руководителя передается всем. Но это оказывается подвохом. Очень скоро выясняется, что вместо обещанного слияния рек впереди нас ожидает узкий каньон с двойным поворотом русла -- труба. С обоих берегов нависают могучие отвесные скалы. Трое со страховкой прошли вброд, натянув перила, с помощью которых переправились остальные. И мы начали буквально скрестись, другого слова не подберешь, по правому берегу Чебдара. Я отправился первым. Не без труда пролез по почти отвесной скале, крикнув остальным, чтобы шли выше, потому что здесь слишком опасно. Филиппов умудрился пройти прямо по кромке воды, держась за стену, у него на этот случай имелись болотные сапоги. Я догнал Михалыча, и мы стали ждать остальных. Спустя некоторое время появился Андрей Изотов. Он продвигался точно по моему пути, видимо не расслышав предостережение. - Когда он упадет, будем ловить его здесь, -- говорит мне Филиппов, показывая на сильную струю между двух огромных камней. Но Андрей не упал. Тяжело отдуваясь и топорща усы, он проделал мой путь. На то, чтобы дождаться остальных, которые полезли выше, по более безопасному пути, пришлось потратить целый час. Брод. Затем еще брод. А дальше я попал в чрезвычайную ситуацию, о чем в походе никто так и не узнал. Я лез первым, без страховки пересекая прижим и не замечая, что уже сильно оторвался от группы, которая меня не видит. Над водой - не менее тридцати метров, подо мной - отрицаловка, а скала, которую пересекаю, становится все более гладкой. Шаг, еще шаг. Стена не кончается. Вот уже и зацепиться не за что. Стоп! Назад. Не тут-то было! Едва захотел развернуться, как рюкзак меня потянул книзу. Гляжу вниз и вижу под собой бушующую реку, камни. Еще одна попытка развернуться. И вдруг понимаю, что никакого маневра тут не предпримешь. Здесь бы с верхней страховочкой да без рюкзака сделать маятник, но я нахожусь один на один со стеной, без веревок и с рюкзаком за спиной. Освободиться от рюкзака?! Продуктов там уже