ал еще тлеющую головешку и подал богатырю. Жихарь раздул пламя и спустился вниз. Погреб оказался обширным, там было всего много - куда больше, чем в избе. И оружие наличествовало. "Вот же сквалыга старый!" - подумал Жихарь про Беломора, одарившего его на дорожку порченым мечом, хотя про мертвых плохо думать не полагается. Среди бесконечных темных склянок он отыскал наконец две, стоящие рядом и наособицу. Одна склянка украшена была изображением солнышка, другая же месяца, который есть солнце мертвых. Больше богатырь ничего искать не стал и вылез на белый свет. - Отпусти внучка, - сказал седой царь. - Дело верное, старый ворон мимо не каркнет. У кого же мы, по-твоему, это зелье добывали? У Беломора и выпрашивали... - Потерпит, не околеет, - хладнокровно сказал Жихарь. - Часом раньше, часом позже... Вдруг там простая вода? - Правильно делаешь, - вздохнул седой. - Никому верить не надо. Особенно людям. Жихарь откинул тряпку. У старого волхва даже глаз не было видно - сплошная черная короста. - Эй, эй, - забеспокоился вороний царь. - Сперва мертвую применить надобно, а то он очнется слепой да увечный - так не поблагодарит избавителя... - От древних людей и птиц советами не пренебрегаю, - сказал Жихарь, сколупнул ногтем со склянки восковую нашлепку, зубами пробку вытащил... - Не голой рукой, - предупредил еще раз седой ворон. - Тр-ряпку! Тотчас же одна из птиц отыскала и доставила Жихарю прожженное во многих местах полотенце. Жихарь сложил его в несколько раз, смочил в зеленоватой и вонючей жидкости и провел несколько раз по лицу мертвеца. Короста разом сползла, под ней показалось желто-белое лицо волхва. Лицо было спокойным, точно и не испытывал он перед кончиной лютых пыток, а прилег отдохнуть да и отошел во сне в Костяные Леса - или куда там волхвам положено. - Теперь все тело смажь, - распоряжался вороний царь. Видно, немалый у него был опыт в подобных делах. - Вот же зверье, - приговаривал Жихарь, обмывая тело мертвой водой. - Нет, вы у меня тоже претерпите, дайте срок... Потом он перевернул Беломора на живот, привел в порядок затылок, спину и прочее. Проверил, в нужных ли местах гнутся руки и ноги. Затем, следуя указаниям вещей птицы, снова перевернул на спину. Вороненок за пазухой притих. - Зубы ему разожми и лей живую воду прямо в рот! Да не щепкой разжимай, надави вот здесь и здесь! "Славный какой вороний царь, - подумал Жихарь. - А то бы я в одиночку наврачевал, пожалуй!" Зубы у волхва были как у молодого. Жидкость из солнечной склянки пахла мятой и полынью, и полынную горечь, видно, покойник почувствовал, потому что губы у него скривились. - Всю выливай, всю! Последние капли упали в полуоткрытый рот, только несколько попали на обгоревшую бороду. Тело волхва содрогнулось, выгнулось дугой. Руки и ноги бестолково задвигались. Потом Беломор вытянулся и задышал - медленно и глубоко. - Он спит, - сказал вещий ворон. - Но скоро проснется. Выполняй уговор. - Я вот тоже задремал, так всю зиму проспал, - проворчал богатырь, но пленника все-таки вытащил на белый свет, посадил на ладонь и подбросил. Вороненок покувыркался в воздухе, потом кое-как совладал с крыльями и, вереща, полетел к любимому дедушке - жаловаться на лихого и коварного человека. Лихой же и коварный человек вдруг почувствовал страшную усталость, прислонился к недогоревшим нижним венцам стены и тоже уснул - второй раз за день. Только снов никаких не видел. Глава десятая Ешь пироги с грибами - держи язык за зубами Пословица ...Питайся ими - и молчи. Федор Тютчев Кто-то плеснул ему в лицо холодной воды. - Вставай, арап, - послышался знакомый сварливый голос. Жихарь открыл глаза. Волхв Беломор, живой и здоровый, одетый в белый саван, склонился над ним. - Дедушка Беломор, - обрадовался Жихарь. - Значит, не обманул меня старый ворон - очнулся ты... - А откуда ты, арап, меня знаешь? - спросил Беломор. - Вовсе я не арап, - обиделся Жихарь. - Арапов-то я много повидал, они все чернущие... - А ты, можно подумать, белый лебедь, - сказал старик. - Вон что! - догадался богатырь. - Так это я на пожарище весь учучкался сажей да пеплом. - Он послюнил палец и потер щеку. - Еще того тошней - белый арап! - вздохнул волхв. - Вот заладил - арап да арап! - рассердился Жихарь, поднялся и побрел к протоке. Там он разделся до пояса и долго мыл и оттирал песком лицо и шею. Потом, не одеваясь, вернулся на пепелище. Только пепла уже не было, словно вихрем унесло. Беломор в покойницком саване бродил туда-сюда, считал урон, бормотал что-то себе под нос, и не просто так бормотал, а с толком, потому что черные бревна помаленьку светлели, переменяясь в свежеоструганные. - Дальше изба сама себя долечит, - махнул рукой старик и обратился к Жихарю: - Видишь, всей одежды-то у меня осталось. - И огладил саван по бокам. - На смерть готовил, на житье пригодилось... Кто же ты таков, парнище, кто тебя надоумил, как мне пособить? - Дедушка, - жалобно сказал Жихарь. - Неужели и ты меня забыл? Я ведь Жихарь, тот самый, которого ты за Полуденной Росой посылал... Глянь-ка получше! Беломор глянул получше, но легче от этого не стало. - За Полуденной Росой, - сказал он, - посылал я вовсе не тебя, а подлеца Невзора. Только он тогда не подлец был, а добрый молодец. Невеликого, правда, ума, зато честный и смелый. Урок мой он выполнил, я это знаю, и домой благополучно вернулся, а дома-то его вроде как подменили... - Дедушка, так это не его подменили, наоборот - он меня подменил! - Ты вроде парень неплохой, только выдумывать горазд, - сказал Беломор, складывая в единое целое изрубленную лавку. - Но, раз уж ты меня из мертвых поднял, проси чего хочешь. Желаешь, к примеру, вечно в молодости пребывать, не стареть? - Не желаю, - сказал богатырь. - Во-первых, мне это уже предлагал твой добрый приятель - Мироед, знаешь такого? Во-вторых, не желаю, чтобы меня вечно учили и наставляли, словно отрока в дружине. В-третьих, за вечную-то молодость и платить придется вечно, а? - Догадлив, - проворчал старик. - Тогда проси чего-нибудь другого. - Попрошу, - сказал Жихарь и глазами проследил полет доски на крышу - изба и вправду потихоньку воссоздавалась. - Попрошу, только не удивляйся. Поклянись, что поверишь любому моему слову, крепко поклянись, а потом выслушай. - Поклясться-то можно, - тряхнул куцей бородой Беломор. - А вот поверить... - Пойдем на берег, - предложил богатырь. - А то тут еще пришибет бревном каким... - Не переезжать же мне, - сказал старик. - Лучше два пожара, чем один переезд... - Лучше, если сам не сгоришь, - сказал Жихарь. - Ты ведь совсем недавно был что головешка, а еще арапом обзывался. - Постой-постой, - сказал Беломор и уставился на богатыря. "Внутренним взором зрит, сейчас вся правда скажется!" - подумал Жихарь. Но неклюд только морщил лоб, напрасно стараясь что-нибудь припомнить. - Где-то я тебя вроде видел, - выдохнул наконец старик. - Но ведь я столько стран и земель прошел, недолго и обознаться... Как тебя, говоришь, зовут? - Нынче - Джихар Многоборец, а во младенчестве кликали Жихаркой... Ну, вспомни! Я еще Ягую Бабу, поедучую ведьму, в печке изжарил вместо себя, похвалился богатырь. - Вот водяной Мутило на что бестолков, а ведь и то помнит... - Да нет, - сказал многомудрый старец. - Ведьму изжарил, как всем то ведомо, малолетний Невзорка... - Вон что! Значит, и детская слава в общий счет пошла... - Ты это о чем? - Потом расскажу, надо все по порядку. Они выбрели на берег и уселись на камушках. - Долго я ждал Невзора, - сказал волхв. - Уже про него люди и книгу сложили, а он все ко мне не являлся. Пил, говорят, да гулял! Кто-то его отравить вроде бы пытался... Наконец вчера в обед соизволил пожаловать. Да не один, а с десятком дружинников - как будто не знает, что сторонним людям мое обиталище показывать не можно! Нет, говорит, я теперь полный князь, мне без охраны путешествовать неприлично... Ладно, стерпел я, угостил душегубов, начал его расспрашивать... - Дедушка, - перебил Жихарь, - а не было ли с ними такого нелюдя в черном плаще - все морду прячет? - Был! - сказал неклюд. - Он-то меня и сумел превозмочь - я ведь от Невзора и людей его беды не ждал. Приготовиться не успел... - Говори, говори, - сказал Жихарь. - А потом меня послушаешь. - Да чего говорить-то? Усадил я его за стол честь по чести, начал расспрашивать, как да чего. Он бекает, мекает, но рассказывает. С виду все вроде бы складно, только как бы с чужих слов... То вдруг про себя начинает говорить "он", то еще что-нибудь... Многого вовсе не помнит, затрудняется... То возьмет и перепутает все на свете... Только хотел я ударить кулаком об стол да гаркнуть, чтобы не темнил, как вдруг этот упырь в черном-то плаще произнес заклятие... Тут на меня Невзоровы заплечники и накинулись. Невзору было нужно золото, а тому упырю такое, о чем я тебе и сказать не могу, - это дела не богатырские, а чернокнижные. Подвесили меня на потолочную балку, стали спрашивать. Каленым железом прижигали, ломом колотили... Ну, перед тем как язык проглотить и задохнуться, я успел-таки пару слов сказать. Одного об стенку расшибло, а тут и вся изба занялась. А дальнейшего не помню. - Зато я все помню, - сказал Жихарь. - Ну, то есть не все, а что положилось в память, застряло там накрепко. Слушай, дедушка, и верь мне, как поклялся. И стал рассказывать долго, до самых мелких подробностей, что с ним произошло, когда переехал он на коне Ржавом протоку и двинулся в гору. Ничего не утаил: ни побед своих, ни поражений, ни встреч с добрыми друзьями, ни схваток с врагами. Рассказал и про Гогу с Магогой, и про Безымянного Принца, и про Соломона с Китоврасом, и про адамычей, и про путешествие в страну страшных ментов, и про варкалапа, и про цыгана Мару, и про бабье царство, и про драбаданских колдунов. Если бы случился при Жихаре в тот миг скороспешный писарь (говорят, есть такие на свете), то успел бы он записать книгу о Жихаревых подвигах толстую-претолстую, не чета той, что у княжны Карины на полке пылилась. Потому что было бы в ней и описание обратного пути, на котором приключений и подвигов тоже хватило. Одного не мог поведать Жихарь - что они с Принцем и Лю Седьмым делали после встречи с Мироедом. Видно, так это и пребудет в тайне до скончания времен. Когда горло пересыхало от речей, богатырь прихлебывал воду горстью прямо из реки. Старый Беломор слушал внимательно, не перебивал - только уточнял кое-где обстоятельства, после чего согласно кивал. Длинен был летний день, но и у него не хватило терпения выслушать богатырские речи до конца. Солнце притомилось и пошло ночевать к себе за окоем. - Шабаш, - сказал наконец Беломор. - Ложкой море не вычерпать, хотя бы и золотой. Если даже ты самозванец, разницы нету. Хоть до тебя никто на свете не додумался отдавать славу свою в заклад. Но и выдумать ты сам этого не мог. А поверить тебе до конца я смогу лишь тогда, когда ты сам эту славу свою по чести выкупишь, - не обижайся... - Да я и не обижаюсь, - сказал Жихарь. - Сам виноват. - Вот это правильно, - сказал волхв. - Человек - не дерево и не зверь, он сам всегда в своих бедах виноват. Если бы все это понимали, жизнь устроилась бы на свете вполне прекрасная. Нынче уже не время по кругу ходит, а сами мы ошибки свои же повторяем и множим... Вставай, пойдем в избу - я чаю, она там без нас уладилась. И вернулись они в избу, и убедился Жихарь, что уладилась изба - стояла, как прежде, убогая снаружи и обширнейшая внутри. То, что огонь пожрал безвозвратно, изба выбросила за порог, а то, что в дело годилось, было восстановлено в прежнем виде. Даже та поганая кадушка, что выносила мусор своим ходом. Пришлось же ей нынче побегать! Только запах дыма остался, напоминая о злодеях и грядущей над ними расправе. - Ты, дедушка, их не трогай, - сказал богатырь. - Моя вина, мой и расчет. Принесу я тебе ихние головы, не сомневайся. - Жрать-то как охота! - внезапно сказал Беломор. - Вот же изверги - горели, а все съестное подчистую унесли... - Дело военное, - пожал плечами Жихарь. - Дружина и должна чужим добром жить. Хотя, честно сказать, я после восприятия Святогоровой силы должен питаться усиленно, а то ослабею... - Не ослабеешь, - сказал неклюд. - Вот я в погребе пошарюсь... Пошарился он там на славу - в прежний-то раз ведь томил богатыря травами да медом. А тут нашлись и копченые окорока, и ковриги совсем свежего хлеба, и раки вареные, и огурцы соленые... Даже Мозголомная Брага выявилась без всяких намеков - значит, поверил старик, лучшего доказательства и не надо! - Как это у тебя хлеб хранится? - спросил Жихарь. - Или недавно тесто творил? - Давно тесто творил, - ответил Беломор. - Для хлеба у меня особая безвременная полка имеется... На какое-то время они забыли и о Жихаревой судьбе, и о судьбах мира в целом - чокались уцелевшими кружками, жевали от души, сосредоточенно. Здравица над столом летала лишь одна: за здоровьице! А чего еще воскресшему покойнику желать? - Ты не меня спас, - объяснял Жихарю захмелевший мудрец. Видно, воскрешенный - тот же младенец, ему немного надо. - Ты весь мир спас, потому что зрю новую ему угрозу, а нынче перед собой даже избавителя зрю... - Да блин поминальный! - воскликнул богатырь и даже отставил в сторону полную кружку. - Я же его вроде бы наладил как надо, а ты снова про избавление толкуешь... Сколько можно? Что, кроме меня, на свете и героев не осталось? Я сто раз под смертью ходил, а ныне в безвестности пребываю... - Настоящие герои всегда пребывают в безвестности, - слабо утешил его старец. - Такая, видно, уж у них планида. А что это у тебя на груди за идолы наколоты? Так, с лысым-то все понятно, а другой кто? Уж не сам ли Мироед? Тут Жихарь вспомнил, что в страшном том ущелье разукрасил ему неведомо кто все тело синими рисунками и надписями. Он на всякий случай спрятал босые ноги подальше под стол, потому что на ногах, на взъемах ступней, тоже было кое-что наколото. Левая ступня синими буквами громко жаловалась: "Ноженька моя, ты устала!" Правая ступня была куда бодрей, поскольку и надпись на ней была задорная: "Наступи менту на горло!" - Может, и Мироед, - сказал Жихарь. - Он ведь умеет принять любое обличье. Я-то надеялся до тебя добежать в одно время с Невзором. Устроил бы ты нам с ним очную ставку, тут бы вся правда наружу и вылезла... Он ведь про славный поход только то знает, что в книжке у княжны прямо написано, а про цель... Он подсел поближе к старику-волхву и нашептал на ухо такое, что Беломор чуть под стол не съехал. - И как мы на Змее Мировом кувыркались, он не знает, и как я Золотую Ложку утопил, - продолжал богатырь уже полным голосом. - Не говоря про обратный путь. Эх, как жалко ваджру мою, какая она была полезная! Мудрый Лю меня, правда, утешил, что вернется она ко мне в ином обличье, да только где и когда? - Это мне пока неведомо, - важно сказал Беломор. "Тоже мне, волхв! - фыркнул про себя Жихарь. - Ты и в тот раз ложку мою не признал..." - Пока неведомо, - повторил Беломор. - Но скоро станет все ясно. И еще мне ясно, что тебе тоже придется в поход отправляться. - Не тоже, а снова, - поправил Жихарь. - Только ты уж меня снаряди получше, а не как в тот раз... - А что в тот раз? - обиделся волхв. - А то, что меч твой хваленый с первого удара переломился, как сучковатый черенок у лопаты! - гневно пояснил богатырь. - Ну переломился и переломился, - сказал неклюд. - Видно, сразу у меня душа не лежала к этому Невзору, вот я и подсунул ему негодящий клинок - как чувствовал! Сожрали бы его Гога с Магогой, а я бы парня получше нашел тебя, к примеру... - Старинушка, да ты же поклялся мне верить, - напомнил Жихарь. - Как раз меня ты и нашел, того и держись, не то нам трудно будет договориться. А где Будимир наш ныне обретается? Уж он-то меня бы враз признал... - При деле, - многозначительно сказал старик. - Он и так с этим мерзавцем много времени потерял... - Снова-здорово! - огорчился Жихарь. - Это люди меня не признают, а деревья, звери и птицы хорошо помнят и пособляют... Он обиженно уткнулся в кружку, потом набросился на окорок и обглодал его до кости. После чего потянулся так, что все суставы затрещали, а исцеленная было лавка жалобно заскрипела. - А сила-то, сила Святогорова?! - заорал он. - Хочешь, печку твою сворочу с места? Невзору так нипочем не суметь! Или избу тебе разметать по бревнышку? Возвращается силушка, никуда не делась! Кабы меня кто ночью досыта накормил, я бы бегом к тебе куда раньше Невзора поспел! - Сила - дело хорошее, - сказал неклюд. - К ней бы да ума... - Не сам ли меня, спящего, наставлял? - спросил Жихарь. - Мне все твои уроки в дороге хорошо пригодились, всегда знал, что кому говорить и как поступать... Это он, конечно, прилыгнул, потому что и глупостей в походе натворил немало. Вспомнить хотя бы, как задирал Дикую Охоту, как лешего дразнил, как... - Ну-ка, ну-ка, - сказал Беломор. - Верно, учил я предателя, немало тайных знаний ему передал... - Славу мою он купил, - сказал Жихарь. - А вот памяти я ему не закладывал ни явной, ни тайной. Все при мне. Проверь, если не веришь... - А вот это дело, - сказал старик и на радостях разлил по кружкам еще по глотку Мозголомной Браги. - Ответствуй мне, кто таков есть зверь единорог и что он означает? - Нетрудно сказать, - обрадовался Жихарь. - Единорог символизирует целомудрие, а также служит эмблемой меча... Традиция обычно представляет его в виде белого коня с одним рогом, выходящим изо лба; однако, согласно эзотерическим верованиям, он имеет белое туловище, красную голову и синие глаза. Легенда утверждает, что он неутомим, когда его преследуют, но покорно ложится на землю, если к нему приблизится девственница. Это наводит на мысль, что он символизирует сексуальную сублимацию... Правда, девственниц нынче мало, а единорогов и того меньше, так что не знаю. Некоторые мудрецы отождествляют с единорогом животное, известное в Чайной Стране как Ши-линь, другие же оспаривают правомерность... - Хватит, хватит, - замахал руками Беломор. Потом взял кружку с напитком и задумчиво поболтал ее в воздухе. - А теперь ответь мне, что есть огонь-вода? - И это помню, - уверенно сказал Жихарь. - Как и другие алкогольные напитки, огненная вода есть coincidentia oppositorum, сиречь совпадение противоположностей, и поэтому относится к нуменам и гермафродитам. Вследствие этого алкоголизм можно рассматривать как попытку единения, преодоления разлада и отторгнутости. Вот я отчего пью-то в три горла! - догадался он. - За здоровьице твое, старинушка, за единение! - За головушку твою стриженую! - согласился старый волхв и ударил своей кружкой о Жихареву. - Она у меня бритая! - уверенно сказал Жихарь. - Стрижено, брито - какая разница! - махнул рукавом волхв и тем же рукавом савана утерся после выпитого. - Ну, спрошу еще для ровного счета: что есть лебедь? Лицо у Жихаря вытянулось, он наморщил лоб и призадумался. - Весьма сложный символ, - сказал богатырь наконец. - Посвящение лебедя Аполлону как богу музыки восходит к поверью, согласно которому лебедь поет прощальную песню, находясь на пороге смерти. Красный лебедь служит символом солнца... Это что же получается? Будимир и лебедь - два сапога пара? В поэзии и литературе он выполняет роль образа обнаженной женщины, целомудренной наготы и незапятнанной белизны. Башляр, однако, находит у этого символа также и более глубокое значение: гермафродитизм, поскольку в своих движениях и своей длинной фаллической шеей он мужествен, тогда как его закругленное шелковистое тело женственно... Далися этому Башляру гермафродиты, однако, - лебедя от лебедушки отличить уже не может! В итоге лебедь всегда указывает на полное удовлетворение желания... Сказать ли тебе, старинушка, про Лоэнгрина? - Довольно, - проскрипел неклюд. - Ты, я смотрю, и сам ухарь не хуже Лоэнгрина. Говори честно, у кого ходил в учениках - у Мерлина или у Мо Цзы? - У тебя ходил, - потемнел богатырь лицом. - А Мерлин - это наставник моего побратима. Я его в глаза не видел. Вот ворочу свою славу, поеду к Яр-Туру в гости - тогда, может, и увижу. - Добро, - сказал Беломор. - Простой дружинник такого знать не должен. А Невзору подобного допроса я учинить не догадался... - Не беда, - откликнулся Жихарь. - Он у меня перед смертью не хуже лебедя запоет. - Совсем ты мне голову заморочил, - сказал неклюд. - Даже брага не помогает, даром что Мозголомная... Невзор - Жихарь... Жихарь - Невзор... - А ты верь мне - все на место и станет, - посоветовал богатырь. - Верю, коли пью тут с тобой, - вздохнул Беломор. - Ну, это не доказательство, - сказал Жихарь. - Я вот тоже пил с кем попало... Старинушка, а кто же этот сэр Мордред был? Муж в зрелых летах, а побратим пишет - только-только у него племянник народился... Беломор помолчал, подумал. - Значит, снова со временем шутки шутить начали, как я и предполагал, - сказал он. - Придется тебе, милый сын, снаряжаться в дальний путь, во Время Оно. - А когда оно - это Время Оно? Было или еще будет? - Кабы знать... Поэтому отправишься ты в халдейскую страну Вавилон, к халдейскому царю Вавиле, который строит вышку из кирпичей до самого неба... Надо ее порушить. - Ломать - не строить, - легко согласился богатырь. - Велика ли вышка? - Сказано же - до неба! - вспыхнул старец. - А зачем ее рушить? Пусть люди любуются... - Она не для любования. Возводить ее царя Вавилу надоумил, конечно, Мироед. Сначала одну вышку воздвигнут, потом вторую, третью... Много. А уж тогда натянут между ними колючую проволоку и станут за всем миром приглядывать... - Что такое колючая проволока? - спросил Жихарь и почесал почему-то наколки на груди. - Из проволоки звенья для кольчуг делают, а кому нужна колючая кольчуга? - Это, сынок, уж такая дрянь, что и не расскажешь... Подозреваю, впрочем, что ты ее уже видывал, только память эту Мироед заел... "Поверил, старый пень! - возликовал Жихарь. - Наконец-то поверил!" - Или он ее все же у Невзора заел? - рассуждал сам с собой старец. - Старинушка, - сказал Жихарь ласково, только зубы у него при этом почему-то скрипели. - Хочешь, я тебе к завтрему кабатчика приволоку в пыльном мешке, вот у него все и узнаешь... - Недосуг нынче за кабатчиками с пыльными мешками бегать, - ответил неклюд. - К завтрему ты уже должен быть в пути... - Без коня, без меча, без доспехов... - продолжил богатырь. - Меч сам своего хозяина найдет. Конь... В тех местах не конь надобен, а верблюд, но его ты тоже добудешь. Да и не всякий конь тебя снесет... - Знаю верблюда, - сказал Жихарь. - Он вроде Демона: плюет на всех, только что о четырех ногах и без крыльев... Значит, опять пешим ходом? - Недолго - тут недалеко, - сказал Беломор. - Сначала меч, потом колодец... - Какой колодец? - встревожился богатырь. - Снова в яму? Блин поминальный! А поверху нельзя, что ли? - Нельзя, - сурово молвил неклюд. - А пока ложись-ка ты отдыхать. Я тебе во сне всю дорогу растолкую, после чего будешь преодолевать препятствия по мере их возникновения... - Попутчика, если подвернется, можно прихватить? С попутчиками ведь ловчее... - Нельзя, - повторил Беломор. - Мало ли кем может прикинуться Мироед? Укладывайся вон в том углу, сейчас и тулуп появится... А я тебе колыбельную спою... Старик запрокинул голову и закрыл глаза. Богатырь воспользовался счастливой минуткой, наполнил кружку Мозголомной Брагой, стараясь не булькать, закусил молодым луком и отправился на указанное место. А Беломор затянул: Бай-бай, люли, Хоть сегодня умри. Завтра мороз, Снесут на погост. Мы поплачем, повоем, В могилу зароем. Сделаем гробок Из семидесяти досок. Выкопаем могилку На плешивой на горе, На плешивой на горе, На господской стороне. Баю-бай, Хоть сегодня помирай. Пирогов напечем, Поминать пойдем. Со калиной, со малиной, Со гречневым крупом... "Утешные колыбельные поют нынче в Многоборье, - подумал Жихарь, засыпая. Веселые ребята должны от таких припевок вырасти..." Хоть и развесились снова по стенам чародейной избы связки душистых трав, но гарью все-таки пахло. Глава одиннадцатая Волшебною ширинкой машешь И производишь чудеса! Гавриил Державин Во время боев и походов, когда воины увечат друг друга самым жестоким и причудливым образом, Жихарь узнал, что мозги у человека делятся на две половинки, словно, простите, люди добрые, задница какая-то. А если половинки - две, то голова может думать зараз две думы. Две думы у богатыря и было. Одна про княжну Карину. Только видел про себя Жихарь не саму княжну во всяких видах, что достойно лишь охальника и похабника, а чистое лесное озеро на закате, и вроде бы тонкий голос где-то вдали выводит песню. Слов не слышно, а сердце внимает и томится... Вторая дума была про меч. Негоже шляться по свету и тем более отправляться во Бремя Оно без меча. Конечно, мог бы богатырь снова изладить из подручных средств тяжеленный шестопер - с этим оружием он управлялся много ловчее, чем с мечом; мог, на худой конец, найти подходящую дубину - тоже врагу мало бы не показалось. Только тогда никто из встречных не узнал бы в нем странствующего и подвигов взыскующего воителя, а посчитал бы простым разбойником. С разбойником, как известно, можно вовсе не драться, презреть его, а ежели бой и случится, разрешается бить лиходея без всяких правил, словно ходячего умруна, - и никто не осудит. Даже Яр-Тур, сам себе сочиняющий благородные законы боя. У простого дружинника и меч - простая полоса железа, только что наточенная и заостренная. Такое оружие ему приятель Окул мог бы за один вечер выковать. Но был Окул настоящим мастером и знал, что подлинному богатырю меч нужен совсем не простой, а такой, что куется не вдруг, но из выдержанной в болотной воде крицы, а выдерживать крицу следует в три приема: ковать слиток и снова тащить его в болото на три года. И болото, кстати, годится не всякое - должны бить в нем горячие ключи с вонючим запахом. Таких болот в Многоборье не водится. В жидкую сталь непростого меча полагается сыпать толченые самоцветы и смарагды, чтобы стала она гибкой и крепкой. У Окула же с Жихарем денег на самоцветы сроду не водилось. Правда, скопил кое-что кузнец, но не в достаточном количестве. Перед тем как приступить к изготовлению такого меча, кузнец обязан полгода вкушать только травяную пищу, не прикасаться ни к чарке, ни к женщине, ни к собаке. Такое тоже не всякий выдержит. А уж сколько заклинаний придется припомнить и напеть под стук молота, да не просто напеть, а в надлежащем порядке! Не меньше хлопот и с закалкой. Старые книги велят закаливать красный еще от жару меч в теле молодого раба; многоборцы рабов не держали, батрак же не годился. Если бы годился, то в книгах так бы прямо и писали: "в теле молодого батрака". А за убитого батрака можно запросто принять лютую казнь либо заплатить не менее лютую виру, после чего останешься и без кузницы, и без штанов. Можно, правда, погрузить раскаленный клинок и в серого козла, но и тут незадача - козел-то быть должен не менее десяти лет от роду, взлелеянный старушкой, живущей на отшибе, и откормленный семью видами особых трав, и, что немаловажно, ни разу не вспрыгнувший на козу. Да где же старушке углядеть-то за козлом! Конечно, если бы Окул Вязовый Лоб задался целью создать чародейный меч, он бы его в конце концов да отковал. Только к тому времени сам Жихарь успел бы сделаться пожилым, семейным и зажиточным мужиком, которому такой меч вроде бы уже и ни к чему. Быстро сковать надлежащий клинок могут только горные карлы, но их сперва нужно найти, приучить к себе, уговорить, уболтать, да и плату карлы потребуют такую, что не захочешь связываться. Если же не платить вовсе, обмануть искусных малышей, лезвие сделается проклятым и при первом же удобном случае поразит самого хозяина. Поэтому настоящие богатыри, как правило, свои знаменитые мечи кузнецам не заказывают, а либо получают в наследство, либо берут с боя (что бывает крайне редко), либо в награду за доброе дело (но тут уж как повезет), либо меч сам дается им в руки, поскольку так уж суждено, в древних курганах или каменных подземных гробницах. При этом бывший владелец оружия имеет скверную привычку оживать и душить похитителя. Оттого и мало на свете героев, обладающих чудесными мечами. С простой железкой все понятно - вот это она еще худо-бедно перерубит, а вот на этом сама обломится. С наговорным же мечом никогда наперед не знаешь, чего ожидать. То он сам влетит тебе в руку и потащит наносить роковой удар лучшему другу. То он начинает в ножнах нагреваться, и остудить его можно лишь чужой кровью, а ведь не век же ходить среди врагов, будет и с товарищами в застолье посидеть. То вдруг так привяжется к человеку, что станет как бы частицей самого владельца, и тогда малейшая щербинка отзовется тут же зубной болью, пятнышко ржавчины откликнется лишаем на лице, а когда клинок вдруг да переломится, тут хозяину и славу поют. Посмертную, разумеется. Тоже неплохо, но живому как-то приятнее. Старый варяг Нурдаль Кожаный Мешок, Жихарев боевой учитель, сказывал как-то сагу про славного берсерка Хренли Щитоеда. Тот, нажравшись мухоморов, рубил всех подряд, направо и налево, и друзей, и недругов, а когда рубить было некого, со злости грыз собственный щит, причем ломались не зубы берсерка, а стальные пластины на дубовой основе. Вот этому Щитоеду как раз и посчастливилось попасть к горным карлам. Они его раненного подобрали и выходили. Он воспользовался случаем и заказал себе оружие: такой клинок, чтобы все, хотя бы и каменные валуны, рассекал на две половинки. Его так и назвали - меч Пополам. Плату маленькие мастера запросили небольшую, и даже не плату, а работу попросили исполнить - запрудить ручей, чтобы поставить там водяную мельницу, а уж мельница бы сама под землей качала воздух в кузнечные мехи. Хренли Щитоед горазд был только ломать все и портить, поэтому созидательный труд у него не задался. Бревна обтесать как следует не умел, не то что собрать мельничное колесо со спицами и лопастями! Попробовать он попробовал, но от неудач только пуще разозлился, достал где-то мухомор, пустил, по обычаю берсерков, пену изо рта, отобрал у своих благодетелей чудесный клинок силой, немало их при этом перетоптав своими погаными ножищами. Скалы над ним они успели сомкнуть, но с новым мечом Щитоеду все было нипочем. Он пробился к свету, выскочил из-под земли и пошел по ней, напополам рубя все, что ни попадется. Страшная слава далеко обгоняла его, приводя в трепет города и царства. Поэтому в свою родную дружину он не вернулся - да не больно об этом жалели ярл и дружина. В конце концов дошел он и до могучего южного государства у теплого моря. Рассек мечом Пополамом городские ворота, явился пред царевы очи и потребовал себе и державу, и царевну, я все, что богатырю полагается. Царь было пытался откупиться от него половиной страны, но Щитоед рассмеялся и заявил, что это меч у него Пополам, а сам он, Щитоед Хренли, желает владеть единым целым. Тогда царь, вздыхая, объяснил варягу, что держава-то, как бы сказать, порченая. Обычное дело: повадился зорить здешние земли крылатый змей, а в качестве отступного требует каждый год по девице. Всех уже в основном приел, одна царская дочь осталась... Берсерк велел показать логовище змея, нарвать себе свежих мухоморов, подкрепился и отправился на легкий подвиг. Змей был большой - и как ему одной девицы на целый год хватало? Щитоед не стал заводить долгих разговоров, не задирал и не дразнил чудовище, а с ходу достал из-за спины меч Пополам и нанес неотразимый удар. Но змей, противу ожидания, не развалился на две половинки и не окатил героя потоком своей зеленой крови. Просто вместо одного огромного змея стало два - поменьше. Они бросились на берсерка, но он успел махнуть мечом на две стороны. Четыре змея принялись за него с четырех сторон. Щитоед рычал, исходил пеной, рубил, как ветряная мельница. Но змеев становилось все больше и больше. Хоть каждый уже был не крупнее собаки, потом курицы, потом котенка... Силы в конце концов оставили бешеного варяга, он повалился на колени, облепленный тучей трехголовых бабочек с кожаными крыльями. Тут они уж попировали! А потом стая бабочек вылетела из пещеры на вольный воздух и устремилась к стольному городу. Но, на беду змея умноженного, поднялся над морем вихрь, подхватил кровожадных малюток и унес далеко-далеко. То ли они потом все утопли, то ли поселились в диких, непроходимых лесах - это уже никому не интересно было. Обглоданного богатыря похоронили честь по чести, и даже кумир над ним воздвигли. Так что славу ему меч все-таки принес, как и сулили горные мастера... "Хоть и гад, и клятвопреступник, а жалко", - подумал Жихарь. Впрочем, не уважали в Многоборье варяжскую мухоморную смелость. Как и в прошлый раз, богатырь поднимался вверх по ручью, чтобы достичь в конце концов той колдовской деревни, где он боролся с Гогой и Магогой, а побратим Яр-Тур, по его словам, переночевал вполне мирно и даже с красной девицей. Как и в прошлый раз, было жарко. Тем более что сзади не шел в поводу конь Ржавый и все подорожные припасы пришлось нести на себе в заплечном мешке. Пусть и разорили злодеи Беломорово хозяйство, старик сумел, как уж мог, снарядить своего посланца. За ночь, пока Жихарь впитывал во сне необходимую премудрость, лесные пауки по приказу волхва сплели нечто вроде кольчуги. Она, конечно, не могла защитить от меча и стрелы, но и не рвалась о ветки, пропускала воздух, отчего на упале в ней было не жарко. Заштопанные умелой русалкой штаны богатырь заправил в мягкие сапоги-ичиги. Они ступали по тропе бесшумно и позволяли незаметно подкрасться к самому чуткому сторожу - если, конечно, сторожем был обыкновенный человек. Жихарь думал о княжне Карине, о вожделенном мече, который должен был вскоре обрести, да и третья дума прибавилась, хотя в мозгах всего две половинки. Среди ночи старый волхв разбудил его, усадил посреди избы на пол, достал тряпицу, в которую замотаны были некие пластинки с узорами на одной стороне и яркими рисунками на другой. Беломор разложил их, все двадцать две, узорами вверх и предложил богатырю, не думая и даже не особенно просыпаясь, выбрать три. Жихарь и выбрал. Беломор перевернул пластинки. На одной намалеван был скоморох в пестром платье. На другой изображался бедолага, подвешенный за одну ногу к висельной веревке. На третьей рушилась вниз могучая каменная башня, пораженная ударом молнии. Богатырь ничего не понял, а старик, довольно урча, собрал картинки и снова спрятал сверток. После чего велел улечься на прежнее место и крепко спать. "Выходит, что я шут гороховый и висельник презренный, - думал Жихарь, то и дело вытирая пот со лба. - Ничего, зато башня должна обрушиться..." Распадок наконец прекратился, вот показался и знакомый мосточек - вернее, то, что от него осталось. Поэтому пришлось тут перейти ручей вброд, нахваливая хорошо смазанные салом сапоги. Ноги чуть тронуло холодом, но ни капли воды не попало внутрь. А если бы ичиги промокли и высохли на ноге, то не обошлось бы без мозолей. "Все-таки с деревней нечисто, - решил богатырь. - Иначе бы они давно все тут наладили". А вот и батюшка Пропп - тот самый, которому Жихарь в прошлый раз дерзко бросил "Обойдесся!" и которого оставил без полагающейся жертвы, отчего и сам едва не стал жертвой людоедских братцев. Дважды пренебречь обычаем мог лишь полный дурак. Поэтому богатырь остановился, отвесил кумиру глубокий, поклон, снял со спины мешок, подкрепился, приговаривая "Хлеб сам себя несет", напился из ручья, сполоснул лицо (рыжая щетина уже кололась, бороде тоже хотелось посмотреть на подвиги своего носителя), сел у подножия и задумался. Никогда не угадаешь, понравится Проппу твой рассказ или, наоборот, прогневит. Это все равно что кости кидать, и не на наговорный плат, а как судьба решит. Вот Жихарь и решил попотчевать благодетеля довольно странной сказкой-устареллой, подхваченной им в тех горах, куда любил летать Демон. Странствующий рассказчик при этом уверял, что сочинил устареллу знаменитый сказитель и поэт, герой своего времени, в тех краях воевавший и сложивший голову в поединке со своим же товарищем из-за сущего пустяка. - Сюжет трагедии, - сказал Жихарь, удивляясь незнакомым словам. - Отец с дочерью ожидают сына, военного, который (недавно женился, с женою) приедет в отпуск. Отец разбойничает в своей деревне, и дочь самая злая убийца. Сын хочет сюрприз сделать отцу и (под другим именем) прежде, нежели писал, отправляется; приехав, недалеко от деревни становится у мужика на постоялом дворе с женою в трактире ночевать. Он находит здесь любезную свою с матерью. Ну так там сказывается, что я поделаю, не отсебятину же нести! Они просят, чтоб он ночевал, ибо боятся разбойников. Он соглашается. Вдруг разбойники ночью приезжают. Он защищается и отрубает руку у одного. Всех убивают и жену утаскивают. Он в отчаянии идет броситься к отцу, чтобы тот дал ему помощь, ибо дом не так далеко. Его запирают в комнате. Когда все утихло, он вырывается. Уходит и приносит труп своей любезной, клянется отомстить ее. Для этого спешит к отцу, чтоб найти там помощь. Ночь у отца. Дочь примеривает платья убитых несколько дней тому назад, люди прибирают мертвые тела. Прибегает сын. Сказывает о себе, его впускают. Он рассказывает сестре свое несчастье... вдруг отец... он без руки... Сын к нему... и видит... в отчаянии убегает. Смятение в дому. Меж тем полиция узнала не о сем, но о другом недавнем злодеянии и приходит; сын сам объявляет об отце: вбегает с ними. Отца схватывают и уводят... Сын застреливается. Тут вбегает служитель старый сына, добрый, хочет сказать ему о смерти печальной супруги, его увидеть, но не замечает и рассказывает сестре, что он... И видит его мертвого. - Батюшка Пропп, - добавил Жихарь. - Я не виноват, что устарелла такая непонятная. Видно, сочинитель ее не успел как следует сочинить - то у него так, а то этак. Но в общем понятно, правда? - Он просительно посмотрел на идола. Лицо Проппа не выражало ни добра, ни худа. - Чем богат, - оправдывался Жихарь. - В другой раз получше расскажу... Решив, что сделал достаточно, Жихарь взвалил на плечи котомку, еще разок поклонился кумиру до земли и зашагал по дороге. Интересно бы знать, кто первую-то дорогу проложил? Должно быть, родилась она от простой тропинки. Люди ходили туда-сюда, прибивали траву и скоро прибили совсем. Потом пошли с возами, начали вырубать деревья по обочинам... Случалось богатырю видеть всякие дороги. Иной раз даже мощенные камнем. Но все равно дорога - место опасное. Кто тебе идет или едет навстречу, кто сзади догоняет - неведомо. А если ты один, то