с ним была когда-то, - правда, аль брешут? А правда, что ты в хоре тогда пела, и плясала? И квартира твоя была на Подъяческой? А потом тебя отовсюду... и к нам сюда... да ты не обижайся. А он тогда нормальный был? А девки говорили, он с огурец ростом, вершка четыре: такого наплели - и смехота, и срамота... мы все утро смеялись. А он тебе денег много давал? Конечно: граф... Эх, мне бы такого, я б сейчас в собственной карете ездила, а не здесь, по десяти гостей за вечер принимала. Правда - любила?.. Первый... вот оно как. Не плачь - ему-то небось счас хуже, чем нам. Говорили - на службу его телохранитель в кармане носит. А в кабинете посадит осторожненько на стол, а там столик, стульчик - кукольные. Бумажка нарезана с почтовую марку, перышки воробьиные точены - и он приказы пишет. А чиновники их в увеличительное стекло читают и исполняют. А буковки-то крохотные, не разобрать, да и головка у него, как у голубка, разве такой головкой сообразишь что? Вот и пишет каракульки, а чиновники делают, что хотят, а ему врут все, что исполняют. А он как проверит? Ему и самому все равно, абы жить, как живет, в своей должности. Как представлю себе жизнь эту... бедненький! Дети в гимназию уходят - пальчиком его тронут за плечико, - мол, до свиданья! Жена его, небось, в тарелке купает по субботам, кончиком пальца намыленным... ха-ха-ха! Маникюрными ножничками подстригает - боится головенку отстричь. Слушай, а как они спят-то? Ха-ха-ха! Ой, па-адумайте, цаца какая, оскорбили слух ейный. А как он у детей уроки проверяет? Бегает по тетрадке и буквы по одной читает? Да, тут деткам не скажешь - берите пример с папочки... уж лучше сума да тюрьма. А в кабинете его, говорят, огромное увеличительное стекло, и в него его рассматривают - и он размером для посетителя как настоящий. А шьет на него одна модистка - как на куколку. Ордена у него - дак ему такой орден и на спиночку не взвалить, крошечке. Кушает ложечкой для соли из кофейных блюдечек, они как миска огромная ему. Про другое уж не говорю. А верно говорят, что он до баб охоч был? А что ж теперь? - такая неприличность, тьфу! Умора. Девки за кофеем так хохотали про это, такого напредставляли безобразия, как он кого к себе на ночь требует да что делает... бегает и бесится гномик... мерзость какая. Я б на месте графини его в банку посадила да смотрела, и все. А все же - богатство, честь, есть-пить сладко, жить в палатах. А ты б согласилась быть с огурец, а жить в чести и богатстве? Я - да. А вдруг птица склюнет? Или кошка съест? Или в чашку с водой упадет - да и утонет? Это ж любой враг - щелк по голове, и нет тебя! И, говорят, он многих подозревает: чуть заподозрил - сразу в Сибирь! Никто при нем долго не держится. Я б на их месте его выбросила на помойку, и дело с концом, да у них порода такая: подслужиться надо, хоть ты с перст ростом, а раз начальник - служат тебе. Представляешь: стоит перед ним здоровенный гренадер, а он на столе своем ножками топает, потом двумя ручками за волосок в усах гренадерских ухватится - и ну вырывать! Да я б в него плюнула - и снесло б его в окно! Да... а если настоящий, большой усы вырывать станет - это еще хуже, больно, вырвет все... уж лучше этот, игрушечный... да уж больно обидно от него, козявки, терпеть! Слышь - а говорят еще, что он не один такой!.. Это у них, у графьев и министров, есть такая болезнь специяльная, открыли ее. В булочной сказывали утром, что многие из них такие, потому и не показываются никому. И поэтому и злобствуют против народа и своих же, что боятся, как бы не случилось что с ними. А чем держаться-то им? Только страхом! Пока боятся его - и рады, что он не показывается, и трогать его никто не смеет. А тронешь - и нету его, болезного. Не, она врать не станет, у ее нитка жемчужная им подарена, и к завтраку на извозчике приехала, прямо от него, глаза так и вертятся от удивления. Хотела я еще, говорит, ему ротик зажать - да в карман, и сюда привезти, - вот бы потеха была! Да боязно. Чего - бабушкины сказки? Саму ее почал, до желтого билета довел, - это не сказки? А сказали бы тебе в хоре твоем, когда и квартира, и карета, и граф в полюбовниках, что девкой в трехрублевом заведении будешь, - что, поверила бы? Все в жизни бывает, люди зря говорить не станут. 0,0. Память - Половой, еще пару чаю! А кенарь-то распелся, а, шельмец!.. Дак вот, робяты, што я вам скажу: на самом-то деле все это сказки. Почему? Да потому, што на самом-то деле его и не было вовсе на свете никогда. Ты обожди мне кукиш совать, а то сам и выкусишь. Ну чего - памятник? Памятник можно и Бове-королевичу поставить, а кто того Бову самого видел? То-то. Я твои байки уже слыхал. Что делается он меньше да меньше, что носят его в мыльнице, что кричит он в специальный рупор бумажный, а человек ухо приставит и еле слышит, что разглядывают его в подзорное стекло, стал он с наперсток, потом с муравья, а потом такая соринка, что и не разглядеть. И значит, по-твоему, что чиновники сами пишут за него приказы, офицеры сами отдают команды, все все сами делают, а кланяются пустому креслу и ему и служат. А если так, то они и раньше, значит, могли без него обойтись, верно? Вот и обходились. Нет такого закона в природе, чтоб человек уменьшался! А вот чтоб его вовсе не было - такой закон есть. А еще есть такой закон, что каждый норовит лучший кусок ухватить... а ну положь мой расстегай, ишь разинул пасть-то! Дак вот: эти, которые чиновники и офицера-генералы, каждый сам хочет на то кресло сесть, а других не пустить. И вот никто из них одолеть не может: другому помешать еще есть силы, а самому занять - уже нет. И тогда они договариваются: пусть считается, что кто-то его занял, придуманный, несуществующий - ни нашим, ни вашим, никому не обидно. А дело, мол, будем делать, как и раньше делали. Отсюда и сказки про исчезнувшего начальника, которого на самом деле никогда не было, а только кресло пустое. Понял? Плати за сахар, раз понял, без сахара пущай исчезнувший пьет.