инстинкт особи вложено
стремление складывать с себе подобными систему. -- -- Системообразующая
структура психики.
А теперь вспомним пифагорейцев, которые вслед за Учителем не без
основания полагали лежащим в основе мироздания Число. Их сейчас как-то не
стремятся понимать, лишь "перечисляют" в ряду истории философии. А ведь их
подход последующими не отменим. И что они пришли однажды в панику,
уткнувшись в необходимость иррациональных чисел, до которых еще не
додумались -- это ведь сути не меняет. Гениального Пифагора надо понимать
так: в основе мироустройства лежат закономерности, которые на самом всеобщем
уровне могут быть выражены численными соотношениями между материальными
объектами и процессами. То есть материя изменчива и преходяща -- а
управляющие ее существованием законы вечны и неизменны: и познаются и
выражаются те высшие законы, суть мира, через математический аппарат. Что мы
и имеем по сей день. Когда Ньютон открывал и формулировал Всемирный закон
гравитации через математические символы -- это тоже была дальнейшая работа с
Числом, лежащим в основе мироустройства.
Вот греки и определились с числом "семь", скажем. Семь великих
мудрецов, семь чудес света и т. д. Почему не шесть или восемь, ведь нет
четкой границы между последним вошедшим в семерку и первым из невошедших? А
-- хватит. Как раз. Исключительного не может быть много. А вот немного
исключительного -- потребно, лучшее нам. нужно, нравится, хочется, для него
место в сознании готово.
В обыденном сознании мы отходим от выглядящего наивно-дидактическим
образа семьи или стаи, равно и как от категорично-конкретной семерки
(тройки, девятки, дюжины). Но ограничение по количеству сохраняется, и
потребность в иерархии объектов и ценностей тоже сохраняется.
И мы весьма строго и стройно организуем Пантеон своего культурного
сознания -- своего коллективного социокультурного пространства. В этой
казарме -- свое равнение коек и свое количество мест.
Вот -- пьедестал для Номера Первого. Он -- Основатель. Отец. Лидер.
Главный Гений этой комнаты. Повыше всех других. В центре. С нимбом.
Вокруг -- гении первого ранга. Столпы. Светила. Маршалы вокруг
императора. Свершители. Талантища.
Уровнем ниже -- крупные таланты. Настоящие творцы. Значительные
личности. Полковники, генерал-майоры, каждый из которых вне такой
конкуренции может составить славу отдельного Пантеона.
А дальше и ниже стоят скамейки для публики помельче. Ее не всегда
заметно по темным углам. То луч на такой личности -- а то ушел в сторону.
А там и дверцы в незаметных панелях. Кого-то вынесли, кого-то внесли.
Готово? Пьедесталы расставлены? Заноси!
И вот начинается ругань и давка.
8. В культуре плохо обстоит дело с объективными критериями, зато хорошо
-- с желанием каждого человека и народа быть некультурнее (позначительнее) в
собственных глазах. Поэтому обычно строят два Пантеона -- собственный,
"национальный" -- и мировой, общий. Свой к глазам поближе -- мировой
подальше: происходит перспективное искажение величин, двойной стандарт.
Вот литература -- разумеется: один из главных аспектов культурности.
Грузия -- Руставели. Украина -- Шевченко. Польша -- Мицкевич. Узбекистан и
Иран -- Хайям. Швеция -- Стриндберг. Россия -- Пушкин. Греция -- Гомер.
Италия -- Данте. Франция -- Гюго отталкивает Вольтера и Рабле. Германия --
Гете. Англия -- Шекспир. Это -- домашние Пантеоны.
В общем, мировом, выходит так: в центре и выше прочих -- Шекспир. Чуть
ниже на пьедестале -- Гете и Данте, а почетным особняком, победитель забега
ветеранов,-- Гомер, Гомер. Поблизости, на перворанговых пьедесталах --
французы и Хайям. Стриндберга заметить можно, Руставели нужно долго искать.
Славяне, первые номера своих Пантеонов, увы, не просматриваются. Хотя хорошо
заметны перворанговые дома русские Толстой и Достоевский, и даже Чехов. Хотя
уступают Диккенсу, Гюго и Бернарду Шоу. А где же великие Якуб Колас и
Там-сааре? Про них швейцар не слышал.
Литературные оценки страдают субъективизмом? Возьмем более объективные
величины из области, казалось бы, реальной, -- истории. Для лучшего
рассмотрения -- из ближайшей, новейшей истории.
Вот II Мировая война. Вот знаменитое сражение при Эль-Аламейне. Для
англичан оно вроде Сталинграда. Немецкие потери убитыми и ранеными -- 8 000
человек. Их потери в Сталинграде -- 350000 человек. В масштабе -- ничего
общего. Но должны же англичане объяснить себе и миру, что это они выиграли
войну -- в воздухе, на море и на суше.
Лучшие асы-истребители русских, англичан и американцев по числу сбитых
ими самолетов в Люфтваффе вообще не были бы заметны среди прочих: 30--50
побед против 200--300. Но герои выбираются из тех лучших, которые есть.
Запомните эту простую формулу:
Герои выбираютсяиз тех лучших, которые есть.
Она применима ко всему в культуре. Ко всему.
9. Что произойдет, если завтра из нашей культуры -- из нашего сознания
-- исчезнет Шекспир? Вот не было! Но -- первое место есть всегда. Так на нем
окажется Гете или Гюго, скажем. И получат дополнительную дозу лавров. В их
сочинениях не изменится ни одной буквы. Изменится их позиционирование в
нашем сознании, в нашем социокультурном пространстве.
10. Простой народ Пушкина не читает. И вообще почти ничего не читает.
По статистике -- даже дюдиков на душу населения мало читает. Но твердо
знает, что Пушкин -- это наше солнце и наше все. Откуда он это знает? И
очень просто:
а) должен же быть у нас супергении;
б) это все знают;
в) нам так сказали и продолжают говорить.
То есть:
а) есть место для Номера Первого в нашем социокультурном пространстве,
уготованное структурой сознания;
б) компетентные специалисты, уважаемые знатоки истории и литературы,
ставят его на это место: а кого еще-то? все верно.
Гения может оценить только гений. Остальные принимают оценку к сведению
и вере. А еще есть те, кто эту оценку выносят и утверждают. Пиарщики и
имиджмейкеры -- "позиционеры". Профессиональные диспетчеры социокультурного
пространства.
11. Возвращение в русскую поэзию Гумилева как-то вытеснило с места
первого поэта эпохи Блока. Утверждение Бродского -- решительно спихнуло с
верха Евтушенко и Вознесенского. Боливару не вынести двоих.
12. Пикассо, много лет Первый Художник XX века, был гениальным
саморекламщиком. Пардон: грамотно себя позиционировал. И все знали:
коллаж-примитив "Герника" есть великое произведение искусства. Умер
старенький Пикассо. И как-то все больше предпочитают ему Дали. Клоун
знатнейший! -- но картины выглядят искусством гораздо больше концептуальных
композиций его земляка Пабло, мастерство и мысль более явны.
13. Все знают, что Первым Ученым XX века был Эйнштейн, хотя практически
никто, кроме физиков, не испытывает желания, не говоря об отсутствии
возможности, вникнуть в суть теории относительности. Это неважно, что он
сделал -- все знают, нам сказали, мы верим. Кто-то должен быть первым
гением.
Знак! Есть знак в социокультурном пространстве! Фамилия, свершение,
суть -- вариабельны, не принципиальны. Номер Первый, и номера вторые, и
прочие -- предусмотрены структурой. Чем и кем именно наполняются клетки этой
структуры -- непринципиально. Принципиально их наличие и расположение.
14. Бездарный и беспрецедентно жестокий маршал Жуков не оставил после
себя ни одной сколько-то самостоятельной и ценной военной мысли, не
спланировал и не провел ни одной операции, где хоть какую-то роль играло
военное искусство, переигрывание врага полководческим умением. Только
подавляющим преимуществом в живой силе, технике, боеприпасах, топливе.
Только гибелью своих солдат многократно большей, чем у врага. Бесспорно умел
одно: беспощадно добиваться исполнения любых своих приказов, невзирая на
любую бессмыслицу и кровь. Но России нужен великий полководец в выигранной
войне! Сознанию народа нужна персонификация славы! И вот стоит конный
памятник Жукову на Манежной. Ибо в структуре социокультурного пространства
необходимо конкретизировать этот знак.
15. Социокультурное пространство мифологично. Его структура задана
спецификой нашего сознания. Его пьедесталы-клеточки-знаки существуют
независимо от конкретных личностей и событий, значащихся на них.
Есть Знак Отца. Он сильный, умный, значительный, охранительный, и --
добрый и любящий, даже если суровый и способный на поступки неоднозначные.
Его нельзя не любить и не уважать. Потребность любить и уважать заложена в
человеке -- так на кого же обратить эти чувства, если не на него. Говорить
плохое об Отце -- это плохо: это оскорбление, святотатство. Любя и уважая,
мы хотим видеть в нем только хорошее. Все поступки трактуем к его
достоинству. А скверного знать не хотим. Даже если оно есть -- говорить о
нем не надо, это плохо, неправильно.
Поэтому мы складываем миф. Вернее -- он заранее существует в сознании.
Мы просто подгоняем под него конкретику Номера Первого.
Есть Знак Наших. Друзья. Родня. Помогут, поддержат, они лучше чужих. Не
безупречны. Но тоже хорошие. Лучше чужих, хотя чужие могут этого не понимать
и думать иначе.
И есть Знак Злодея. Сальери. Гитлер. Фашист. Нечестный. Жестокий.
Несправедливый. Враг. С ним не договоришься, он изверг по сути. Может, в нем
и есть что хорошее, но этого не очень видно, и искать не надо. Все его
поступки трактуем ему в минус. В чем бы то ни было его защищать -- это
коллаборационизм, предательство, гнусность. И упаси тебя боже залететь под
этот знак -- никакая праведность не поможет.
А уже подробнее -- можно конкретизировать. Есть разные трафареты и
клише -- мифологические образы. И под эти знаки в готовые клеточки мы сажаем
конкретных людей и помещаем конкретные явления.
Знак гения. Знак таланта.
Мученика.
Пророка.
Романтика.
Циника.
Авантюриста.
Жизнелюба.
Великого труженика.
Надежного друга.
Настоящего мужчины.
Циника.
Предателя. И т.д.
Язык как феномен -- уже мифотворец. А из всех клише мы выбираем
доминирующее в соответствии с клеточкой и знаком -- а дальше, если кому
надо, обстраиваем знаковую фигуру соответствующим антуражем -- кто на
пьедестале, те получше, кто попал на роль злодеев -- те похуже. И пр.
16. Аналогичны структуры Великих Свершений, Великих Произведений,
Великих Открытий. Даже там, где, казалось бы, есть объективные критерии --
работают ограничения знаковой системы.
Дарвин вытеснил Ламарка, хотя вообще-то ведь теорию эволюции разработал
и обосновал Ламарк. Дарвин достроил -- и Ламарк слез с пьедестала.
За Линдбергом забыли тех, кто летал в Ирландию через Атлантику раньше
его.
Амундсен опередил Скотта -- и умер Скотт.
17. По законам перспективы, действующим в социо-культурном
пространстве, Великое Дело, по мере его удаления в пространстве и времени от
наблюдателя-воспринимателя, уменьшается в площади и объеме и сводится к
точке, обозначающей это Великое Дело. Оно кодируется, превращается в
специальный знак, и чтобы толком с ним ознакомиться, знак этот, хорошо
приметный и известный, требует раскодировки, обратного развертывания. Но
развертыванием обычно заниматься некогда и незачем, потому что объем
субъективного социокультурного пространства всегда ограничен. Знаков, этих
концентратов реальности, может поместиться много. А в развернутом виде
каждый знак -- это ведь клубки и горы судеб человеческих и дел
разнообразных.
Предельно свернуты знаки, например, в голливудских боевиках: Хорошие
Парни против Плохих Парней. Хорошесть и плохость героев здесь неважна и
никого не волнует, поэтому даже никак не обосновывается. Противоборствуют
две стороны, Х и П, зритель болеет за Х против П.
А вот реальность. Россия уже два века помнит и почитает декабристов:
пять повешенных, десятки сосланы в каторгу. Но Россия не желает помнить о
сотнях солдат, которые поверили посулам заговорщиков-декабристов и были на
Сенатской расстреляны на картечь. Эти обманутые декабристами солдаты,
умершие вполне мучительной смертью -- лишние в русском социокультурном
пространстве. Их не надо. Они мешают чистоте знака: декабристы --
благородные герои и мученики. Сочувственное, сопережевательное отношение к
молодым восстанцам против царизма за республиканство -- персонифицированы в
нескольких образах аристократов-офицеров. Как бы им делегированы функции
всей массы восставших -- храниться памятью потомков и принимать чувства и
юбилеи.
Сходным образом Анна Франк -- знак всех еврейских детей, погибших в
Холокосте. А менее известная Таня Савичева -- знак советских детей, погибших
в Ленинградскую Блокаду.
Идеал подобного знака -- памятник Неизвестному Солдату. Один за всех и
все за одного. Цветы и признание всем канувшим в войне.
Т-34 и "тигр" -- знак танков II Мировой. A Me-109 -- знак истребителя.
Хотя ФВ-190 был чуть лучше. И "спит-файр", "мустанг" или Ла-5ФН были всяко
не хуже, и наштамповано их было больше.
18. Управляющий спускает повару меню обеда. Повар идет на рынок, где
есть любые продукты. Закупает то, что ему надо, и приносит на кухню. Из
принесенных продуктов тоже можно приготовить очень много чего разного. Но
повар, в соответствии с данным ему меню, готовит записанное в нем. Меню
реализовано.
Архетипичная структура социокультурного пространства -- такое меню. Из
всего множества имеющихся продуктов мы готовим заранее указанные в меню
блюда.
19. Театральная труппа -- это клубок змей. В идеале -- клубок
талантливых змей. У них разнообразные склонности и индивидуальные нюансы
психики. Но играют они те роли, которые указаны в пьесах.
А кроме конкретных ролей -- есть типичные амплуа. Герой-любовник,
резонер, старуха и т.д. Антрепренер, набирая труппу, забивает все амплуа --
и недобор плох, и перебор не нужен. Амплуа -- знак роли.
А восходит европейский театр вообще к греческому театру масок. Маска --
знак амплуа.
Вот и велит Шекспир писать над "Глобусом": "Весь мир -- театр, а люди
-- актеры".
Количество сюжетов мировой литературы, как давно подсчитано,
ограничивается тридцатью. Коллизий, ситуаций, композиционных ходов, героев и
типажей -- также ограниченное количество.
Мы заранее получаем список ролей и текст пьесы -- а потом забиваем роли
теми, кто в наличии, и они соответствуют тексту, как могут. А мы
позиционируем актеров на эти роли и ситуации.
Поэтому, скажем, нас не интересуют положительные качества Гитлера и
отрицательные качества Пушкина. Это не люди. Это знаки. Более того -- знаки,
поднятые до символов.
20. Конец XX века явил в признание этого условного подхода удивительный
и наивный цинизм. Появились и обрели права гражданства обороты "знаковая
фигура" и "знаковое произведение". Это означает: не будем вдаваться в
реальные достоинства, но констатируем, что фигуру/произведение принято
считать выдающимися, они нашумели, знамениты, на них ссылаются, они
находятся в активном культуртрегерском обороте, их успех стараются повторить
другие, они занимают заметное место в сегодняшней культурной жизни. Хороши
они или нет -- да черт с ним, не вдаемся, не суть важно, суть в другом --
они позиционируются как значительные.
Быть знаковым -- хорошо, не быть им -- хуже, это -- мерило успеха и
признания, и более того: это становится мерилом достоинства -- за
сомнительностью или отсутствием других мерил.
Мерилин Монро -- фигура средних актерских дарований. Но сексапильность!
женственность! шарм! магнетизм! Оп: самая знаменитая актриса XX века. Верно.
Никто ведь не говорит, что самая лучшая. Но лучшая -- это всегда под
вопросом, а знаменитая -- это как-то объективнее определить можно. Хрен ли
тебе с твоей (под вопросом) лучшести -- если она знаменитее? Так: надо быть
самой знаменитой, а не самой лучшей! Это больше приветствуется. И сильнее
вчеканивается в культуру -- в социокультурное пространство.
А дальше происходит простая вещь: самая знаменитая затеняет самых
лучших. И общая на них на всех доля значительности в сознании масс снимается
с лучших и переносится на знаменитую. Ее достоинства уже преувеличиваются --
а их забываются. Ибо объем общественного внимания, уделяемый какой-то
области, достаточно ограничен. И требуется этому вниманию -- внимать ясным
знакам.
21. И вот уже профессионалы-специалисты-знатоки-исследователи сами
подпадают под магнетизм знаков и теряют способность их раскодировать. Они
ведь тоже люди. Их сознание тоже мифологизировано понятийными схемами,
выраженными через языковые категории. А попросту говоря: у них тоже мозги
зашорены и замылены.
И вот уже профессора истории, искусствоведения и филологии работают в
русле прописных истин. Не подвергая сомнению знак! То есть и мысли не имея
сказать слово против авторитета святцев.
У профессуры, критиков, галерейщиков и т.д. сплетаются свои
интернациональные "мафии", не позволяющие нарушать корпоративные установки.
Ибо это нарушит интересы большинства, нарушит интересы этой маленькой
системы.
И вот уже безголосые певицы утверждаются как великие, и шарлатаны от
живописи и скульптуры как великие, и т.д.
Но нельзя называть голого короля голым -- тогда тебе не место в этом
королевстве!
Сегодняшнее искусство позиционирования прежде всего заключается в том,
чтобы внушить толпе достойную "одетость" голых королей. А поскольку короли
нужны всегда, и троны есть всегда, и сидеть на них кто-то же должен, и
голость и одетость любых королей относительна -- то -- мы заменяем короля
Знаком Короля.
Это на голом месте королем становится в борьбе с прочими самый крутой.
А где есть уже структура королевства и трон -- любой усидит, подсадить,
дело-то кругом само пойдет.
22. К XXI веку культура превратилась в индустрию. Массовую. Поток
информации потому что. А массы глупы, зато многочисленны. Их кормят
рассчитанными клише -- пусть платят и хавают.
А еще есть клише для элиты. Там своя мода и свои законы. Чтоб не всем
понятно, чтоб элемент нового, и т. д.
Но суть едина.
Есть клишированная знаковая структура для масс-культа.
И есть клишированная знаковая культура для элиты.
Ибо законы человеческого сознания, в рамках одной цивилизации, едины
для всех и не зависят от уровни образования. Различие тут не носит
принципиальный характер.
Мы всегда трансформируем в сознании образ любимого человека: одни
качества преувеличиваем, другие преуменьшаем, и все трактуем в пользу своего
чувства. Знак Любви, можно сказать.
Аналогичное, хотя и слабее степенью, человек проделывает с любой
фигурой/событием своего социокуль-турного пространства.
А если кто такой мудрый, пророк, понимаешь, что проницает сквозь миф
реальное содержание конкретного знака -- то ему привет от растерзанного
Грибоедова с его "Горем от ума".
VI
Россия и рецепты
I
1. Начало Руси как государства крайне характерно и показательно.
Норманские дружины осели на землях славянских племен, подчинили себе и
объединили аборигенов -- и были ими ассимилированы. Государство было
сколочено оружием. Культура возникала при господах и на средства,
присваиваемые господами с подчиненных. Принятие религии явилось
государственным актом. Религия насаждалась властным порядком сверху вниз,
сопротивление подавлялось.
2. Отметим: конкретный институт религии был создан государством в своих
интересах; был подчинен государству и зависим от него; служил целям
государства -- объединению людей и их лучшей управляемости. Византийское
христианство тут исполнило роль опознавательной системы "свой -- чужой".
3. От Киевской Руси и до дома Романовых мы имеем:
образование системы -- укрепление и развитие системы -- борьба системы
за выживание под внешним давлением -- экспансия системы. Это сопровождалось
подъемом цивилизации: ремесел, искусств, письменности, градостроения,
военного деле. И усложнением структур: властных, церковных,
профессиональных.
4. От Петра I до Николая 2 экспансия носит в целом устойчивый характер:
Швеция материковая (Прибалтика, Финляндия), Урал, Западная Сибирь, Украина,
Польша, Крым, Восточная Сибирь, Кавказ, Закавказье, Средняя Азия, Дальний
Восток, Камчатка, Чукотка, Аляска, Манчжурия. Торговые проникновения,
частные (казачьи) экспедиции, колониальные войны. Подъем цивилизации,
смягчение нравов, рост культуры. Набор богатства и мощи.
5. Первый серьезный кризис экспансии -- эпоха Александра II. Турция
(плюс Англия и Франция) воспрепятствовали продвижению России в Закавказье и
на Балканы, что окончилось поражением России в Крымской войне в 1856 г.
Последовало освобождение крестьян (1862), т.е. внутренняя либерализация,
ослабление жесткости системы. Как следствие -- польские восстания 1863--64
г. г. и либеральные реформы, которые пришлось провести в Польше. Как
следствия -- рост коррупции, финансовые трудности и -- продажа Аляски в
1867г.
На случае с Аляской остановимся. Управлять ею и получать прибыль было
фактически невозможно -- за оторванностью, далью и малоосвоенностью.
Полученные средства дали демпферный капитал при проведении собственных
внутренних реформ, оздоровивших и активизировавших экономику, а также
позволили завершить войны на Кавказе, присоединить Казахстан и Среднюю Азию.
То есть: пожертвовали малополезным, которое все равно принадлежало
скорее номинально, ряди реальной выгоды и приобретения того, что можно было
удержать.
6. К 1905 году разросшаяся и усложнившаяся система вошла в новый
кризис. Рост бюрократии определил рост коррупции. А рост либерализации
определил падение управляемости государством. Сочетание этих двух моментов
всегда дает гремучую смесь.
Итог внешний: поражение в русско-японской войне, людские и материальные
потери, деморализация, утрата баз и плацдармов в регионе, снижение
политического веса государства. Напор экспансии выдохся.
Итог внутренний: революция, Дума, стрельба, смуты, рост оппозиционных
партий, в их числе -- открыто проповедующих насильственную смену строя.
7. К 1905 г. система в своем существующем виде исчерпала свои
возможности, не могла выполнять свои задачи и тем самым была обречена. В
таком состоянии государство через то или иное время разваливается от попытки
внутреннего переустройства при сохранении существующих институтов -- или
рушится от любого сколько-то заметного внешнего толчка. То есть: скелет
истончается до хрупкости и неустойчивости карточного домика, и стоит дольше,
если вообще не прикасаться, но любое касание, даже с благой целью, нарушает
равновесие -- и конец всему.
Чиновники брали взятки.
Кто мог -- воровал.
Южные крестьяне, поляки и евреи эмигрировали миллионами: Аргентина,
Бразилия, Австралия, Канада, США.
Армия обворовывалась и пила.
Авторитет царя и правительства был ближе к заднице.
Революционеры самосильно готовили революцию.
Национальная идея скорее отсутствовала, нежели присутствовала,
Завоевывать было некого, защищаться не от кого.
А либерально настроенное просвещенное общество проповедовало гуманизм,
честь, достоинство и права личности.
Что может система в таких условиях? Накрыться медным тазом.
8. Первая Мировая война была явлением кровавым, но невнятным. Причины
ее историки старательно затемняют. Повод -- пожалуйста: ухлопали эрцгерцога
нашего Фердинанда. Передел колоний -- обязательно. Стремление народов
Австро-Венгрии к свободе -- это святое. Так чего ради Россия укладывала в
грязь миллионы своих мужиков? Не то проклятый царизм был подл, не то
Германия гнусна, не то богатая Англия подла и хитра, не то вошли в
противоречия верхи с низами, запад с востоком, а желания с возможностями.
Между тем Первая Мировая была явлением чисто системным. Государственные
системы уперлись в стенки своих возможностей: экспансия была в них
запрограммирована и определялась самой сущностью систем -- а все границы
были крепко подперты с другой стороны. И перемалывали друг друга под
Верденом, как два барана упираются лбами на мостике.
Никто конкретно воевать не хотел, но всем приходилось решать вставшие
перед ними вопросы. А допросы были поставлены логикой системы: надо
развиваться, захватывать, быть сильной и значительной, преобладать над
другими.
Что сделала в этом непосильном напряге российская система? Рухнула.
Но это неправильный ответ. Это только на первый взгляд.
9. Вторая Мировая война -- явление не самостоятельное. В том смысле,
что это -- "Мировая Война-2", вторая серия, продолжение, завершение.
Двадцать лет между ними -- исторический миг, генералы второй войны были
офицерами первой, и сорокалетние солдаты тотальных мобилизаций хлебнули
окопного лиха еще юнцами.
"Я вижу в этом договоре все причины и истоки скоро грядущей
всеевропейской войны",-- сказал Ллойд-Джордж сразу по подписании
Версальского мира.
Отвлечемся от итогов каждого дня и даже года. Иначе ничего не понять.
По итогам 41 года Гитлер -- блестящий победитель, а с учетом 45 -- он просто
вырыл себе могилу. По итогам 1918 года Россия вдрызг просадила войну. А на
момент 45 -- захватила столько, о чем в 1914 и мечтать не смела.
Если мы возьмем линейку подлиннее, чтобы там было 50, скажем, годовых
делений, и измерим от 1913 до 1963 -- успехи России грандиозны.
Россия выиграла Первую Мировую войну. С блеском и грохотом!
10. Отвлечемся от деталей. Поднимемся выше. Чтоб окинуть взглядом
историческое пространство и увидеть, понять, проследить тенденцию. А она
такова:
В 1917 году, исчерпав возможности своих структур, система мгновенно
развалилась на части -- и почти столь же мгновенно сложилась обратно в
несколько иных комбинациях, усовершенствовав себя и модернизировав.
Произвела своего рода капитальный ремонт.
Можно, почти не останавливая машину, менять детали по одной и на ходу
совершенствовать узлы. А можно остановить, разобрать, напороть в горячке и
методом тыка массу ерунды, но зато закончить ремонт гораздо быстрее.
Эволюционный путь и революционный.
В 1918 году от Российской Империи были независимые лоскутья и лохмотья.
А уже в 1921, через каких-то
три года, государство было восстановлено почти в прежнем объеме. И если
в 1917 году государство не могло вовсе ничего и бессильно испустило дух, то
в 21 бравые чекисты, ЧОН, китайцы-пулеметчики и комиссары с расстрельными
командами взяли народ под такие уздцы, что вздыбленной лошади Петра и не
снились.
Видоизменившись в Советский Союз, Россия к 1940 году была готова
продолжить исполнение основной функции системы -- продолжить экспансию.
Оболваненный народ нищ? Лагеря зеками полны? Ну так что? А кто сказал,
что для системы это всегда плохо? Когда парки ломятся от танков, самолеты не
помещаются на аэродромах, а весь народ по команде марширует и выкрикивает
лозунги, и глаза при этом горят, и особых отделов все боятся до дрожи, и
слова вождя не обсуждаются, а исключительно все декларируют готовность
умереть за них -- о! вот это система! вот это способность к экспансии!
Если рассматривать государство как систему, и прослеживать изменения
системы для решения своих собственных, системных, задач -- Октябрьская
Революция была актом реанимации. Пересадкой искусственного сердца.
Подживлением клонированных органов.
Мы имеем милитаризованную, тоталитарную империю как высшую стадию
государства. Как высшую стадию системы, стремящейся к экспансии.
А княжеская Русь, уничтожение Московией былых вольностей подбираемых
под себя городов и княжеств, самодержавие дома Романовых, диктатура генсека,
феодализм, капитализм, социализм -- это все формы; стадии. Народ, страна,
государство. Система.
11. Предположим: что необходимо было предпринять, чтобы не грянула
революция и Россия не пошла по коммунистическому пути?
Да пара пустых. Вовремя устроить Распутину самоубийство методом
заоконного полета -- это деталь. Посадить пару сотен обер-воров и вытряхнуть
их имущество в казну -- это мелочь. По законам военного положения
приостановить деятельность всех партий -- более чем исполнимо. И
категорически повесить несколько тысяч революционеров, призывавших к
свержению существующего строя. Элементарно. И не было бы морей крови и
десятков миллионов невинных жертв.
Но. Воры хотели воровать, а демократы-интеллигенты хотели свободы и
прав личности. А народ хотел, чтоб они все сдохли, как надоели. А царь был
добр и хотел всего хорошего.
Когда элементы системы в силу разнообразнейших личных причин
раскачивают систему -- она рушится и придавливает их.
Когда система -- надличностная структура -- позволяет своим элементам
раскачивать свои узлы -- это означает, что система ослабла и исчерпала себя.
Готовь индивидуальные убежища, спасайся кто может.
Система спасла себя как могла: из куколки вылупилась бабочка. Типа
стратегического бомбардировщика.
12. То, что не сделали царь, правительство и Дума -- сделали Ленин,
Троцкий и Сталин. Зажали. Экспроприировали. Расстреляли. Укрепили. И
заставили всех пахать на систему так, что дым валил.
И просвещенные мы говорим: какой ужас. Да уж не марципаны.
Но. Но. Предположим, что -- условно -- Пуришке-вич, Родзянко и Шульгин
убедили всю верхушку прибегнуть к упомянутым чрезвычайным мерам, большевиков
и левых эсеров перевешали, революции не произошло, и Россия двинулась по
"цивилизованному" пути. Получили репарации с побежденной Германии, подняли
благосостояние населения и так далее.
Что бы мы имели? Мирную сытую жизнь, переход культуры серебряного века
в бронзовую стадию, свободу и демократию. Харшо.
Чего бы мы не имели? Танков от Т-34 до Т-92, атомной и водородной
бомбы, автомата Калашникова и самолета МиГ-31. Потому что все это --
следствия уничтожения крестьянства, что было базой для рывка
индустриализации, что было базой для милитаризации и направления всех
средств в военное обеспечение. А также мы не имели бы первого спутника,
первого человека в космосе, атомных электростанций, и баз на Кубе, в Египте
и в Индонезии. Все это -- порождения сверхдержавы, т. е. предельно мощной
государственной системы.
Люди жили бы лучше. Но максимальных действий государство совершило бы
меньше. Вес его в мире был бы меньше. Изменений на лик планеты оно нанесло
бы меньше. То есть: система свое системное назначение выполнила бы в меньшей
степени. Такие дела.
Увы -- да: мощь империи покоится на костях подданных. Снижается роль
человека как индивидуума -- но повышается как элемента мощной системы.
В форме СССР Россия совершала максимальные действия, на какие только
была способна.
13. Наступление кончается, когда Израсходованы горючее и боеприпасы,
сожжена и выработала ресурс техника и выбиты люди. Надо переформировываться,
изыскивать резервы, оптимизировать линию фронта.
Рассуждая с великогосударственной точки зрения, любят поругивать
Хрущева. Ослабил своей либерализацией стальную сталинскую систему, что
оказалось в перспективе гибельным для государства, организованного по
милитаристским законам. Лысый кукурузник, не разбирался в искусстве,
которому сам же дал вдохнуть кислорода, порезал крейсера и бомбардировщики,
попустительствовал анекдотам о себе же, решил немного дать народу
подкормиться при сохранении всех институтов советской системы, вот все и
покатилось по наклонной, пока не рухнуло в 91-м. Это государство, мол, могло
существовать только под жесткой рукой.
Разговоры подобные не от большого ума.
Никогда за тысячу лет своего существования Россия не была столь мощной
и не играла в мире роль такую значительную, как в конце правления Хрущева.
Хрущев привел государство к пику могущества.
К негодованию общества он подарил (!) президенту Сукарно 2-ю
Тихоокеанскую эскадру, морячки возвращались из Джакарты домой на самолетах.
И хрен с ней, не венцом науки и техники были те корабли. Но Индонезия --
другой край глобуса -- стала нашей сферой влияния, сырье и сбыт, база и
разведка.
На смех обществу он дал президенту Египта Насеру Героя Советского Союза
(хотя египетские, ну, немногочисленные, коммунисты были уже заморены в
концлагерях пустыни) -- так спесивый Насер свою Золотую Звезду даже не надел
перед фотошниками! Потом оказалось, что Звезды не было -- на предварительном
совещании Политбюро отказало Никите в этой акции: он дал Насеру Героя
единолично и самовольно. Но -- Союз вышел к Суэцу! Гнал танки и МиГи и
реэкспортировал лучший в мире египетский хлопок. Черноморский флот вышел
толком в Средиземку и базировался на Александрию. Запустили лапу в Сирию.
Заняли уже было место, век принадлежавшее Великобритании!
А Куба, эта ария Хозе из оперы Визе? Устроив переворот в банановой
республике, родовитый сын богатого латифундиста сеньор Кастро и не
подозревал своего коммунизма. Мы объяснили ему преимущества дружбы с нами и
накачали нефтью и ракетами. Было от чего прийти раззявам-американцам в ужас.
База слежения, заправки, ремонта, отдыха, пункт влияния, плацдарм.
Ракеты. Космос. Лунник. Гагарин. Атомными подводными ракетоносцами
океан нашпигован -- штатники трясутся, у них меньше вымпелов, меньше денег
на это, меньше людей.
А что крейсера и бомберы порезали -- так на все денег не хватит,
концентрируемся на главном: подводные лодки и баллистические ракеты. А что
народишко подкормили, хрущоб накидали и подышать разрешили -- так сталинский
зажим со временем перешел меру, глаза от удушья выпучиваться стали, все
хорошо в свое время, за пустые трудодни и баланду в шарашках народ работать
переставал, всех лучших уже переморили, КПД системы падал, поддержать надо
было. (Не потому Плиний рабов на вольную отпускал, что слаб характером, а
для пользы хозяйства.)
И что ведь характерно: люди старые, пережившие все перипетии XX века и
чудом уцелевшие, свидетельствовали: никогда не было в народе такого
массового и искреннего чувства исторического оптимизма, как в конце
хрущевской эпохи. Мне это рассказывал среди прочих писатель Александр
Борщаговский: а он, худо-бедно, был в конце сороковых объявлен космополитом
No 1, враг народа.
14. Брежневский застой объективно был политикой мудрой. "Не тронь -- не
сломается". Система сосредоточилась на том, что можно было удержать. Желудок
был полон.
Сейчас редко упоминают событие, которым ознаменовалось ее начало.
Попытка коммунистического переворота в Индонезии. Чтоб, значит, совсем наша
была. Продолжение экспансии.
Путч подавили. Правительство сменили. Коммунистов ликвидировали. На
СССР посмотрели с большим неудовольствием. И дружить перестали. Накрылась
зона влияния.
Извлекли урок. Наказали кого надо. Не откусывай больше, чем можем
переварить, пока и так хватает, вроде.
Система уравновесилась. Сколько можем -- столько и держим.
15. 1968 год. Восточная Европа, санитарный кордон, братская
социалистическая Чехословакия -- решила либерализовать свою систему: что
означало меньшую зависимость от СССР и попытку ослабить его систему. Попытку
пресекли, все сохранили в прежнем виде: логично, естественно.
Поняли и ощутили, что дальнейшее существование с отпущенными
(расхлябанными) гайками чревато ослаблением и понижением системы. Меньше
воли индивидуумам! Стали подкручивать гайки.
16. 1973 год. Накачали арабов оружием, имея в виду, что Египет и Сирия
-- наша зона, а Израиль -- американская зона влияния: наших -- усилить,
чужих -- сократить. Выступили на стороне арабов в очередной их агрессии
против Израиля (а лозунг их был однозначен: уничтожить Израиль). Попытка
усиления нашего влияния.
Наши ракетчики, радиолокаторщики, летчики, вертолетчики, инструкторы
всех видов вооружений воевали там.
Затея провалилась. Арабы проиграли. В результате Египет
переориентировался на США. Из Египта русских выперли, Египет мы потеряли. И
Сирия, дотоле подбадриваемая нами, обескуражилась поражением, обиделась на
"малую помощь", задумалась и сократилась в дружбе.
Решили, значит, нарушить статус-кво -- и оно нарушилось не в нашу
пользу. Весьма подготовленная попытка изменения -- дала изменение во вред
системе, в проигрыш.
Лучше бы ничего не трогали.
17. Однако коммунистический Северный Вьетнам против Южного,
демократ-капиталистического, продолжали поддерживать деньгами, оружием и
людьми -- и выиграли. Северные выперли американцев-помощников с Юга: мы
имели базы, влияние, еще одну зону внешнего распространения системы.
Получается так на так. Общее равновесие сохранялось.
18. Но. Но. Время стало работать против нас. Мы могли хоть треснуть --
но система исподволь (для дураков -- исподволь, умным ясно, но умных всегда
очень мало) ослабевала.
A) Всем вдалбливали в мозги Маркса. Среди прочих цитат: "Новая
общественно-экономическая формация является более прогрессивной по сравнению
со старой, если дает более высокую производительность труда". Наша
производительность была во столько-то раз ниже западной. Разрыв в
производстве продолжал расти. Раньше или позже, в той или иной форме,
невзирая на жертвы и закрутки, мы неизбежно должны были скатиться со статуса
сверхдержавы вниз. Система исчерпала экономический потенциал.
B) Менялся национальный состав государства. Рождаемость славян падала.
Прирост давали только Средняя Азия и Закавказье. В армию призывалось уже
больше азиатов и кавказцев, чем славян. А поскольку в системе однозначно
доминировали русские, то при сохранении госструктуры эта система неуклонно
ослаблялась.
C) "Правящая сила" -- КПСС -- была организована по принципу военного
ордена. Мы имели тоталитарное и милитаризованное государство. Это отлично и
эффективно для подготовки и ведения войны -- но без толку выжирает
государство изнутри в случае долгого и прочного мира.
D) Богатый и свободный Запад целенаправленно разлагал нашу идеологию и
культуру. Сравнение в материальном уровне, правах личности, свободе любого
творчества было неизменно не в нашу пользу: преданность людей системе
продолжала в таких условиях падать, КПД отдачи сил личностью системе
продолжал уменьшаться.
Е) Придавленность угнетенной религии лишала людей естественного
духовного стержня: если в истории государство всегда старалось использовать
потребность человека в религии в своих интересах, то в СССР потребность
человека .в религии имела как бы обратный знак и противопоставлялась
интересам государства, тем самым ослабляя его. Это имело смысл на этапе
становления системы, когда православие пыталось противостоять коммунистам.
Позднее, во время войны, умный Сталин подконтрольно и частично восстановил
православие, дабы подключить к сопротивлению внешнему врагу. Но в
брежневский период всеобщего безверия и пофигизма отрицание религии лишало
систему дополнительной поддержки. Противопоставление ей "морального кодекса
строителя коммунизма", который не мог терпеть "конкурентку", успеха иметь не
могло в силу явной фальшивости.
F) Система постарела. Ее бюрократические узлы продолжали работать по
логике собственных интересов и собственного развития, снижая и даже сводя на
нет идущие сверху попытки общего укрепления системы. Спуск инициативы на
несколько этажей инстанций -- и благие намерения уходили водой в песок,
расчленяясь на струйки и оседая в обкомах, райкомах, комиссиях и комитетах.
А система не могла ликвидировать собственные узлы -- она могла стараться
решать задачи только методом наращивания и усложне