ихий, счастливый, опустошенный, рядом с едва дышащей, блаженно полумертвой женой: лежит и смотрит отрешенно перед собой в предрассветный сумрак. И в душе его, омытой до кристальной прозрачности любовью и пронзительной сладостной благодарностью, происходит движение - - высокое и доверительное. И он тихонько зовет: - Маш, а Маш... - Что, милый... - Вот ты лежишь со мной, а ведь не знаешь... - Чего не знаю, милый? - Много не знаешь... - ровно и тихо говорит он, чем-то скрытно подтачиваемый, не то с виной, не то с угрозой. - Да все я про тебя знаю, глупый... - Какие там грешки у матроса в рейсе. Какая жена этого не понимает. Дурачок; нашел время. - Да нет, Маш, я правда... - Ладно тебе сейчас. Иди ко мне... Но он отодвигается слегка, выпивает рюмку, закуривает и произносит: - А вот что бы ты сказала, если б оказалось, что я в чем-нибудь виноват? - Кто ж ни в чем вовсе не виноват. Наверно, простила бы как-нибудь... Он настаивает: - Нет, Маш, а если что-то серьезное? Если б я, скажем, преступление совершил? Она уже в сон обрубается, вот пытает, завел шарманку... - Ой, ну какой ты преступник... Давай поспим... - Нет, а если серьезное? Ну, скажем... человека убил. Нет - вы понимаете вот это движение русской, достоевской пресловутой души? - Да куда ж тебе, - жалеет его, - человека. Ты и муху-то убить не можешь... - И похрапывает уже. То-есть не принимают всерьез, подвергают сомнению способность его души к крупным поступкам! пусть к злодеянию, но... - А если? - толкает ее, не отстает. - А если - так смотря кого, есть такие, что я бы сама убила. - И норовит заснуть. - Что, - спрашивает, - и простила бы? Гладит она его по щеке, прижимается теплым телом: ну конечно простила бы, куда ж она денется. Все хорошо, спи, милый... Но он ее пихает локтем для бодрствования, и говорит: - А ведь я, Маша, правда человека убил. Сколько можно валять дурака, убил так убил, а теперь пора спать, через час детей поднимать в школу. - Не веришь мне? - Всему я верю, не мучь ты меня! Она ж его любит! верит ему! ждет, детей воспитывает! не может он от нее такое в душе таить, обманывать ее!.. - А дело так было, - говорит он. И рассказывает ей всю историю. И закончив, гасит последнюю сигарету, вздыхает со скорбью и гигантским облегчением и вытягивается в постели, чтоб теперь спокойно заснуть. И отрадно ему до слез и спокойно, что и он теперь чист и честен перед ней, и она у него такая, что все поймет и простит. А жена смотрит на него; смотрит; и говорит: - Вить, а Вить... - Что? - А ты бы сходил покаялся... - Куда еще?.. - Ну куда... в милицию. С него от этого предложения весь сон слетает: - Ты... чо? - Я ж вижу, ты мучишься... а так тебе легче будет... - Ты что, - говорит, - всерьез? Посадят ведь. - Если сам покаешься - тебе снисхождение сделают. - Кто - милиция? они сделают. - Обязаны. Закон такой есть - явка с повинной. Юридические познания жены вгоняют его в дрожь. - Ты что, - говорит, - хочешь одна с детьми остаться, что ли? Или надоел, другого завести успела? а меня, значит - побоку и в зону, благо и повод подвернулся? Ах ты сука! Но у нее в глазах уже засветился кроткий свет христианского всепрощения, и она его материнским голосом наставляет: - Ты не бойся. Я буду хранить тебе верность, посылки посылать буду, на свидания ездить. Детей выращу, воспитаю, о тебе им все рассказывать буду. А тебе за хорошую работу срок сократят. Я тебя обратно в квартиру пропишу. - Да ты что, - головой мотает, - да на фига ж тебе это надо?.. - Нет, - говорит, - Витя, ты со мной по-честному - и я с тобой по-честному. Уж надо по совести, по справедливости. А иначе я не смогу. Он все цепляется за надежду, что она невсамделишно, не всерьез. Какое там. - Никуда я не пойду, - говорит как можно спокойнее. - Ты что? - Как же ты людям в глаза смотреть будешь? А я как людям в глаза смотреть буду?.. - Плевал я на твоих людей вместе с их глазами! - А тогда, - говорит печально, - я сама на тебя заявлю, что ты виновник... - Посадишь?! - Ты не бойся. Так тебе же лучше будет. Я буду хранить тебе верность... - и т.д. и т.п. - Кто ж тебе поверит?! - Сам говорил - у вас вся команда в свидетелях. Ну... Эх. Наливает она рюмки, чокается с ним, целует крепко. - Ты, - благословляет, - не бойся. Так тебе же лучше будет. - И, подумав, светлеет - утешает: - А может еще, простят тебя. Ведь ты ж не хотел, правда? Это ж как несчастный случай... тем более на первый раз. Да и денег, - добавляет, - там почти и не было. Утром он совершенно деморализован и разобран в щепки: сломался. Бессонные страсти, алкоголь и душевные терзания - все нервные силы исчерпаны: он трясется и на все согласен - да, раз лучше так - значит, так. Жена плачет и собирает ему в портфель белье, зубную щетку, мыло и сигареты. Он целует и гладит детей, она в дверях припадает истово к его груди, потом падает на постель, кусает подушку и все плачет. А он, значит, топает сдаваться в милицию. 10. НЕ МЕШКАЙ У ЦЕЛИ: ИДИ КУДА ШЕЛ В тюрьму кто же торопится. Поэтому сделал он остановку у пивного ларька, принял душевно пару кружечек, покурил, любуясь на белый свет, зеленую листву, твердь земную и женщин, по этой тверди прелести свои несущие, - хорошо-то как, Господи!.. - и построил маршрут таким образом, чтоб пройти мимо следующего пивного ларька. А от того ларька, добавив, наметил зигзаг в сторону рюмочной. И в рюмочной той, сквозь табачный туман и сивушную радугу, и мужицкий неторопливый гомон (прощай, свобода! я любил тебя) увидел того друга-подвахтенного. Тот тоже в первое утро вылез прогуляться по улицам, душу опохмелить. По рюмочке: - За благополучный приход! - А знаешь, - прощается, - я ведь сдаваться иду. - Кому сдаваться?.. - Ну кому... В милицию. - Куда?! - Гм. Вообще-то, наверно, в прокуратуру надо. - Зачем?! - С повинной. - Как это?.. - За повинную, - объясняет, - скидку дают. А по первой судимости могут срок сократить. На треть. - Т-ты чо - гребанулся?! - А может, и больше, чем на треть... - Погоди-ка, - советует друг, - я еще возьму. Тебе мозги поправить необходимо. Ты себя чувствуешь как? - Да я б, - вздыхает, - в общем, и не пошел бы: жена настояла. - Ты - жене рассказал?! - Как же такое скрыть... мы ведь в любви живем; она верит мне. - Так это она тебе по любви насоветовала в тюрягу идти?! - Тебе не понять... тут в душе дело... ты любил вообще?.. Другу плохо. Друг берет еще. Погоди, говорит, шлепнем. Куда спешить. Успеешь. И всячески ему вправляет мозги: убеждает. Но этот чем больше пьет, тем больше мрачнеет: твердеет; и цель в его сознании становится все неотклонимее. На автопилот мужик стал. И ложится на курс: уходит. А друг бросается к автомату - звонить третьему: "Срочно! спускайся вниз! поговорить надо!" - "Что за спех?.." - "Он в прокуратуру пошел!" - "Кто? Чего?" - "Сознаваться!!!" Тот ссыпается на улицу, они срочно соображают: как? чего? что делать? - высвистывают боцмана. Боцман: "Трах твою в пять!!!" Втроем бегут к артельщику! Первое утро, все дома, все с похмелья, соображается плохо: в команде начинается паника! Решают: перехватить, напоить до отклюка - и в канал сбросить: кранты. Другие возражают: а жена-то? ведь тоже теперь знает! Горячие головы кричат - и жену следом! А вдруг она уже кому-то рассказала? Кричат: зубы гадам спилить напильником, чтоб все выложили, кому уже растрепали! Самые спокойные возражают: давайте с доктором посоветуемся, он человек умный, образованный, он сообразит. Доктор: ох; он же всех заложит! Там же все размотают; все сядем. А наш бедолага движется себе неторопливо зигзагообразным маршрутом от пивной до рюмочной и до следующего ларька, и уже под конец рабочего дня добирается до прокуратуры - в геройском настроении, готовый принять вину и пострадать. И из прокурорской приемной навстречу ему вываливается половина команды и, тыча в него пальцами, орет: - Вот он! - Мерзавец! - Убийца! - Держите, уйдет! Это, значит, пока он пил и страдал, гурьба верных друзей опередила его и хором выложила прокурору: свершил он зло один и втайне, но они бдительно прознали, однако до родного порта молчали из патриотизма. Дабы предотвратить международный скандал и соблюсти репутацию советского морфлота: не позволим запятнать флаг пароходства! Скрепя души, горевшие праведным гневом: чесались руки за борт гада спустить - но самосуд осуждается советским законом, а закон для них свят. Потому наказали злодею сразу по прибытии на Родину идти в прокуратуру и чистосердечно сознаваться. Да... но так он молил попрощаться с семьей, что снизошли они мягкосердечно (виноваты!..) и дали ему сутки на прощание и сборы: а утром сдаваться и каяться. Однако доверяй, но проверяй: пришли проконтролировать, как честные и сознательные граждане, хотя и излишне гуманные: ну как передумает, скроется, или еще чего по злобе и страху выкинет, оговорит всех! Прокурор выпучил глаза на это массовое помешательство и поинтересовался, не приходили ли они в Мировом Океане случайно районы испытания империалистами неконвенционного психического оружия? а несвежей туземной пищей случайно не питались? Артельщик обиделся, доктор головой покачал. А как они вообще это узнали? А после визита полиции заподозрили, сопоставили, прижали гада к стенке и раскололи! Ага... А почему капитана не поставили в известность? А потому что имеют понимание о флотской чести: капитан обязан выполнять долг и сообщать всем инстанциям по команде, а они его уважают и хотели оставить не при чем. Это - флот! О Господи твою мать, говорит прокурор. А, вот он, пришел!!! Хватайте!!! А он, действительно, держится очень благородно в пьяном остекленении и все берет на себя одного. Он пострадать пришел. И плохо все понимает. И со всеми соглашается. 11. ПСИХ Прокурор звонит капитану. Капитан принимает валокордин, приезжает, дает показания, и его на "скорой" увозят с приступом в больницу. Прочие валят в ближайший кабак успокоить нервы и подумать о будущем. А виновника, с трудом подписавшего признание, придерживают в предвариловке. И у прокурора начинается дикая головная боль: что делать дальше? Дело международного масштаба. Убийство иностранного гражданина. Честь флота и державы. Не напороть бы горячки. Он звонит горпрокурору, тот звонит в областную прокуратуру, оттуда - в Управление пароходства, оказываются задетыми МИД и Министерство морфлота СССР, и эта эпидемия головной боли распространяется все шире. И никому совершенно это ЧП не нужно! Все сходятся на одном: черт бы драл этого идиота вместе с его женой, совестью и всеми потрохами! уж лучше сидел бы себе тихо!.. Мало ему убийства, так ему теперь нужен еще и скандал. Но уже поздно! Знает куча народа, бумаги официально зарегистрированы и пошли в ход - закрутилась машина!.. А пока суд да дело - всей команде закрыли визы, впредь до выяснения полной картины. Помполита исключили из партии и списали с флота; причем эту кару вся команда как раз восприняла со злорадным удовлетворением: вот тебе-то так и надо, дармоед, приставлен воспитывать - так воспитывай, не допускай убийства на вверенном тебе судне! Доктор перешел работать в районную поликлинику участковым врачом, отплавался, эскулап. Отлил матросику спирту на доллар!.. Зло одно от этих долларов. Особенно когда рублей не хватает. А у капитана оказался инфаркт, и он после больницы торчал печально дома, глядя в окно, как ржавеет под дождиком неотремонтированный "форд"... Само же судно отогнали в плановый ремонт, с глаз долой, благо по тому плану ремонт уж лет пять как полагался. И в пароходстве подумывали, не переименовать ли его на всякий случай: нет у нас вообще такого парохода - о чем вы говорите? не понимаем. Там, кстати, впервые заинтересовались: а кто она, собственно, была такая, эта Вера Артюхова? да и была ли еще... А тот наш знай долдонит: да, совершил убийство, и желаю понести наказание и искупить вину. Да может тебе почудилось? Нет - запросите полицию того порта. Да мало ли кто там утоп! Нет - вяжите меня, это я убил! Хоть ты с ним тресни. И принимается в конце концов простое и здравое решение, которое всех должно устроить и разрядить ситуацию. Назначается психиатрическая экспертиза, и признают его добрые психиатры душевнобольным. Ослабла психика моряка от монотонной работы в замкнутом пространстве. Отсутствие земли и женщин, жаркий климат - ну и помрачился слегка. Разновидность миниально-депрессивного психоза. На него, значит, надавил нечуткий коллектив - и он предпринял самооговор. Что вы видите на этой картинке? Ну: шизофренические фантазии. Вызывают жену: он у вас убить может? Говорит: ни в жисть бы не подумала. А фантазировать может? Да, говорит, он у меня романтик, о душе любил рассуждать. А-а, о душе? вот видите? типичная шизофрения. И дело прекратили, а его законопатили в психушку. И стали лечить. Он орет: я убил!! Ему бах аминазина - и ходит тихий-тихий, только слюни пускает. А, тихий, депрессия? бах ему инсулиновый шок, чтоб прыгал веселее. Что вы думаете? Через несколько месяцев действительно вылечили. Стал он соображать, наконец, что к чему. Да: ничего не было. Да: придумал. Конечно: был болен; понимаю. А теперь лучше. Почти здоров. Да, выйти хочу, но сначала надо до конца вылечиться. Загляденье, а не больной, любо-дорого поглядеть. 12. КАРЬЕРА ПРАВЕДНИКА Дома он поплакал у жены на груди и выпил водочки, чтоб полегчало. Утром еще поплакал, и потом опять выпил. Так и повелось: утром плачет, вечером пьет. Неделю пьет, месяц пьет. А утром плачет. Когда он проплакал свою сберкнижку, жена хватилась в доме кой-чего из украшений и одежды. Произошел разговор, и он безропотно отправился обратно в психушку и попросил его еще полечить. С ним побеседовали и сказали, что он в общем здоров, а если насчет алкоголизма, так можно пройти курс наркологического лечения. Он был на все согласен, наркологическое так наркологическое: лечите, родимые. И полечили бы, да мест не было. Тогда они стали плакать с женой вместе, а пил он один. Потом и пить стали вдвоем. Она скоро бросила, потому что ему это не помогало, а расходы увеличились вдвое. И детей растить надо было. С флота его, естественно, списали вчистую, и в паспорт шлепнули статью о психической болезни. С такой статьей на работу могут взять только коробки клеить. Он клеил коробочки, а сам утром плакал, а вечером пил. И днем пил, с такими же клейщиками коробочек, как он сам. А чтоб меньше плакать, стал и с утра пить. А жизнь есть жизнь, хотя никакая это не жизнь, а одно паскудство. И жене эта нежизнь вконец обрыдла. Конечно: одно дело - верно ждать возвращения из тюрьмы любимого мужа, очищающегося от греха, и совсем другое - жить в квартире с рехнутым плачущим алкоголиком. Дети ведь. И сама еще не старуха. Хотела сдать его в ЛТП, но все-таки пожалела. И в конце концов она с ним развелась и разменяла квартиру, воткнув его в комнату без окна в коммуналке. Регулярно стал он наведываться к воротам порта и просить сколько-нибудь бывшему мореману на опохмел. Все знали его историю, и приходящие из рейса - а приходы он следил тщательно - отсыпали щедро: это даже вошло в ритуал. Но ритуалы, связанные с материальными затратами, раздражают людей, и со временем его стали гнать. Недавно я видел его в сквере по Петра Лаврова, прямо рядом с Литейным. Там сидело на скамеечке рядком пять таких же ханыг. Из углового магазина вышли трое с бутылкой и принялись озираться. Крайний со скамейки проворно встал и приблизился к ним: протянул стакан из кармана. Они выпили по очереди, и ему налили грамм сорок - за стакан. Он глотнул, поблагодарил и вернулся, передав стакан следующему, а сам сел теперь с другого края скамейки, в конец очереди, передвинувшейся, таким образом, на одного человека. И к новой компании пошел уже со стаканом следующий. Есть, оказывается, у ханыжек такая форма выпивать бесплатно.