Теренс Хэнбери Уайт. Хозяин --------------------------------------------------------------- Данное художественное произведение распространяется в электронной форме на некоммерческой основе при условии сохранения целостности и неизменности текста, включая сохранение настоящего уведомления. Любое коммерческое использование настоящего текста без ведома и прямого согласия владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ. По вопросам коммерческого использования данного произведения обращайтесь непосредственно к переводчику: Сергей Борисович Ильин, Email: isb@glas.apc.org --------------------------------------------------------------- © Copyright Terence Hanbuty White "The Master", 1957 © Copyright Сергей Ильин, перевод, 1993 ------------------------------------------------------------- Роман с приключениями Перевод с английского Сергея Ильина Счастливой памяти Т. --------------------------------------------------------------- ГОНЗАЛО: Устроил бы я в этом государстве Иначе все, чем принято у нас... .................................................... Никто над ним Не властвовал бы... СЕБАСТЬЯН: Вот тебе и раз, Ведь начал он с того, что он - властитель! АНТОНИО: В конце он позабыл уже начало. "Буря" Глава первая. Желтые руки Стоял обжигающий июльский день, и казалось, будто море вскипает, как лимонад в нагретых бутылках. Близнецы в одних брюках с лямками ничком лежали на горячем камне. Никки, жмурясь, разглядывал звездочки или сверкающие булавочные острия, рассыпанные солнцем по камню в трех дюймах от его носа. Если он не напрягал глаз и не старался держать пятнышки света в фокусе, они начинали медленно сплывать влево. Джуди играла обломком яичной скорлупки, наслаждаясь его тонкой, округлой и хрупкой гладкостью. Небо, не мигая, смотрело на них, - оно-то не мигало, а вот смотреть на него, не мигая, было невозможно, - и в его синеве дюжинами кружились морские птицы, словно взметенные вихрем снежные хлопья. Пролетая между человеком и солнцем, птицы коричневели, потом чернели, и крылья их приобретали прозрачность. Примерно в двадцати футах от близнецов сидел на скошенном выступе их отец с мистером Пьерпойнтом. Они сидели, повернувшись к детям спиной и уплетая бутерброды. На мистере Пьерпойнте была цветастая рубашка с танцующими лиловыми и зелеными индонезийками. Герцога же облекал цельнокроеный комбинезон, вроде того, что нашивал сэр Уинстон Черчилль, только этот был изготовлен из очень тонкой непромокаемой хлопковой ткани. У Герцога имелась теория насчет пористых материалов. Голову его покрывала клеенчатая шляпа, совсем как у мужчины в рекламе "Шотландской Эмульсии". Настроение у обоих было приподнятое. - Дорогой сэр, - говорил Герцог, - сознаете ли вы, что до сего дня ни единая нога человеческая не ступала на этот утес посреди винноцветного моря? - Как-как? - Мы первые люди, высадившиеся на этом острове. - Право же, Герцог, - отвечал мистер Пьерпойнт, - я сам читал в одной книжке, что Святой Брендан, прежде чем поплыл открывать Соединенные Штаты, как раз здесь и высаживался. Он тогда плавал на мельничном жернове и назвал эту скалу Брандионом. - Да знаю, голубчик, знаю. Однако... - И еще там говорилось... Близнецы перестали прислушиваться. Джуди отложила скорлупку и сказала: - А все-таки, Никки, мне как-то не по себе. - Отчего? - Оттого, что мы Первые Люди На Этом Острове. - Готов поспорить, что ничего мы не первые. Ты хоть последнюю войну возьми. Тут столько самолетов пролетало, - уж в этом-то я, во всяком случае, уверен. Папина осведомленность, как обычно, заканчивается тысяча восемьсот девяносто шестым годом. - Никки! - Ну, а что я могу поделать? И как это, интересно, Святой Брендан плавал на мельничном жернове? - Это такой поэтический образ. Или религиозный. Никки издал один из звуков, перенятых им у матросов. Остров, на котором они загорали, носил название "скала Роколл", - его иногда поминают в прогнозах погоды. Это такой гранитный утес размером с большой дом - футов семьдесят в высоту - выступающий из огромной, укачливой, пустынной Атлантики примерно в двухстах птидести милях к северо-западу от ближайшего из мысов Ирландии. Когда-то он составлял, - вполне вероятно, - часть Атлантиды, пока весь этот материк не ушел под воду. Остров окружает пучина, уходящая вниз на тысячу с лишком отметок лота. Этот каменный клык, атакуемый бурунами, - единственная крупица тверди, встающая из воды между Британией и Америкой. Здесь истинная обитель солнца, водной пыли и одиночества. Высаживались на остров немногие, это верно. Прежде всего, уединенность делает его труднодостижимым для мореплавателей. Ну и затем, высадиться на него - дело нелегкое по причине отвесности его стен, о которые нередко хлещет волна. Если не считать легендарного Святого Брендана, остров Роколл упоминается в истории всего несколько раз. Однажды ясным днем его заметил Фробишер. В то время утес покрывали деревья, так что он, надо думать, был повыше и покрупнее. В 1810 году капитан Холл, командовавший фрегатом его величества "Эндимион" увидел на верхушке скалы белые пятна птичьего помета и, по ошибке приняв ее за белоснежный топсель, пустился в погоню. Посланный им в исследовательских целях десант был отрезан внезапно павшим туманом. (Туманы - вот еще одна причина, затруднявшая отыскание Роколла. В те дни проплыть 250 миль и, пользуясь только показаниями компаса, попасть в пятнышко суши высотою всего в семьдесят футов было непросто.) Затем была еще бригантина "Елена", в 1824 году разбившаяся о далеко выдающийся риф. Его еще и поныне называют "рифом Елены". Странно, однако, что корабль угораздило столкнуться посреди пустынной Атлантики с камнем, не превосходящим размерами самого корабля. Это все равно, что двум мухам, ползущим с разных концов бального зала, стукнуться лбами. В 1862 году сюда был послан на шлюпке боцман с корабля "Дикобраз", также принадлежащего флоту ее величества; команда шлюпки имела задание произвести обмеры острова. Море, когда они приблизились к острову, было неспокойным, так что высадка оказалась невозможной. Впрочем, пока шлюпку мотало вверх и вниз, боцман изловчился отколоть кусок скалы. Отбил его ручным лотом. Этот кусок привезли в Англию. Сейчас он хранится в Британском Музее. В 1896-м, - именно эту дату и упомянул Никки, - Ирландская королевская академия организовала экспедицию, имевшую целью высадиться на острове. Экспедиция предприняла две попытки с двухнедельным интервалом, но обе оказались отбиты морским прибоем, высоким, как Гималаи. С той поры островок навестило (в 1921-м) французское исследовательское судно, и французы тоже, не сумев произвести высадку, отломали кусочек, а в 1948-м вокруг утеса проплыл на шлюпке мистер М.Т. Бизони с приписанного к Флитвуду траулера "Балби". И этот ухитрился отщипнуть от острова какую-то малость. Как известно, Великобритания аннексировала Роколл 18 сентября 1955 года, сопроводив это деяние салютом из двадцати одного орудия. Аннексия вполне могла явиться результатом событий, о которых я собираюсь вам рассказать. Причина, по которой сюда приплыли мистер Пьерпойнт с Герцогом, сводилась к тому, что это давало им возможность рассказывать впоследствии, как они побывали в столь редко посещаемом и труднодоступном месте. Одного человека спросили как-то, почему он пытался взобраться на Эверест, и человек этот ответил: "Потому что он там стоит". Шкипер мистера Пьерпойнта точно проложил курс на скалу, а высадились они на нее по чистому везению, воспользовавшись гарпунной пушкой, чтобы забросить на остров веревку. Ну, и с погодой им повезло. Невдалеке от берега медленно кружила под солнцем большая желтотрубая яхта, очертаниями напоминавшая клипер (у нее имелось подобие бушприта), - шкипер опасался рифов. Можно было разглядеть Герцогиню, сидевшую на открытой палубе под красной парасолем и читавшую книгу о хиромантии, и ее свернувшегося рядышком крошечного отсюда ирландского сеттера Шерри, островами не интересовавшегося. У подножия утеса, с западной его стороны, на тяжко дышащей груди океана, словно лифт, поднималась и опускалась шлюпка. Потревоженные птицы кружили над островом в слепящем эфире. Кое-кто уверяет, что видел на Роколле или вблизи от него гагарок, тупиков, олуш, моевок, чистиков, глупышей, поморников двух разновидностей, малых буревестников и даже буревестников больших, тех что гнездятся в Южной Атлантике на острове Неприступном. Сказать по правде, одно время верили, что большой буревестник гнездится и на Роколле, но это, конечно, глупости. Никакие птицы на нем не гнездятся. При том, что ветер "проходит" сюда по океану - от самой Америки - тысячи миль, волны в этих местах во время больших штормов достигают высоты шестидесяти футов, от гребня до котловины. Прибой же, - когда волна встречает препятствие, - достает и на сотню футов. (Маяк на мысе Даннет, указывающий пролив Пентленд-Ферт, - это примерно в тех же краях, - стоит на обрыве высотой в триста футов, и тем не менее волны нередко бьют ему стекла, швыряясь камнями.) Такие большие шторма случаются здесь четыре-пять раз в году. Какая же здравомыслящая птица станет гнездиться на утесе, который торчит над поверхностью океана всего-то на семьдесят футов? Впрочем, птицы навещают этот остров и отдыхают на нем. Герцог, намереваясь переплюнуть боцмана с "Дикобраза", прихватил с собой геологический молоток и теперь принялся за работу. Стук молотка мешался с чуждыми уху криками чаек. Еще одно живое существо присутствовало на Роколле, - принадлежавшая Джуди беспородная собачонка по имени Шутька. Шутькой ее назвали еще в щенячьем возрасте, потому что она и впрямь походила на шутку, да к тому же дурную. Она была столь неуклюжа, что казалось, будто все лапы у нее разной длины. У Шутьки имелся длинный хвост и космы, свисающие на глаза, - вообще же шерсть у нее росла куда-то не в ту сторону, как у гиены. Она смахивала на маленькую, неопрятную, деятельную подметальщицу, родившуюся в мусорном ящике. Размером она не превосходила скайтерьера. Джуди любила ее больше всего на свете. В эту минуту Шутька где-то тявкала. - А куда подевалась Шутька? Из-за чаек им приходилось кричать. - Вниз пошла, вон туда. - Шутька! Дети посвистели, покричали, но все впустую, получив в ответ лишь тявканье и молчанье, - Шутька молчала, исследуя какую-то находку, и тявкала, призывая на помощь. - Наверное, нашла что-нибудь. - Скорее всего, дохлую птицу. - Шутька! - Вот же зануда, - сказала Джуди. - Небось забралась на какойнибудь обрыв и спрыгнуть не может. Действительно, с юго-западной стороны Роколл был почти отвесным, дети как раз на краю обрыва и лежали. Вернее сказать, обрывов там было два, и шли они уступом, - верхний поднимался над нижним примерно на двадцать футов, а нижний торчал из воды на пятьдесят. На круче хватало и зацепок, и подпорок для ног, - во всяком случае, для детей, в которых весу меньше, чем во взрослых, а энергии больше. - Шутька! - Придется пойти посмотреть. - Да все с ней в порядке. - Но она же может свалиться. - Ой, ты только паники не поднимай. Близнецы по-прежнему лежали ничком, но взглянув на них, пожалуй, можно было понять, о чем они думают. Джуди думала: "Никки мужчина, он и должен идти, потому что это мужская обязанность - все делать для женщин, кроме стряпни". А Никки думал: "Как бы там ни было, а это ее собака". - Вот сам пожалеешь, если она убьется. - Как же, жди. - Никки! - Да и с чего это она убьется-то. - С того, что там опасное место. - Ну так пойди сама и найди ее. - Это ты должен пойти. - Почему это я должен? - Потому. Вообще говоря, ответить на этот вопрос было нечего, ибо всем было известно, что Шутька - собака Джуди. На некоторое время наступило обиженное молчание, нарушаемое лишь визгливыми, как у механической пилы, криками олушей да стуком молотка. В отдалении одна из олуш, патрулировавших прибрежные воды, засекла подводную рыбу, на миг повисла, застопорив крылья, и пала вниз, словно лот, словно молния, словно глубоководная бомба. Она вошла в море отвесно, и вода чмокнула, почти неохотно выбросив в искрящийся воздух белый фонтанчик. Можно было медленно сосчитать до четырех, пока над поверхностью не показалась темная голова и не встряхнулась, сглатывая рыбу. Вся остальная эскадрилья, получив сигнал, - ибо явно пришел косяк, - уже слетелась туда же и принялась пикировать, чмок, чмок, чмок. Замечательные ныряльщики! Джуди с жалобным видом встала ("женских дел не переделаешь") и принялась нащупывать путь среди острых выступов обрыва. Вскоре она обогнула его изгиб и скрылась из глаз. - Никки! Тонкий голос еле слышался за птичьими криками. - Что? - Иди сюда. - Зачем? - Да иди же, пожалуйста. - Ну ладно, ладно. Он машинально прибегнул к ворчливому тону, но вскочил с охотой, потому что, сказать по правде, ему с самого начала хотелось пойти посмотреть, в чем там дело. Только он об этом не знал. - Что такое? - Иди, взгляни. Прямо под выступом или полкой на отвесной круче, Джуди с Шутькой, не очень надежно утвердившись на другой естественной полке, а то и тропе, разглядывали нечто, помещавшееся прямо под их носами. Носы почти соединялись, словно у пары сеттеров, причем Шутька, державшая голову несколько набок, задрала одно ухо. Никки подобрался к ним по гранитной круче, выпуклостью скалы отделив себя от отца. Стук молотка замер. Даже птичьи крики, казалось, затихли. Теперь детей и с яхты не было ни видно, ни слышно. - Ну, что тут у вас такое? - Да замолчи же ты, Шутька. Не тявкай. Выступ был достаточно широк, чтобы на нем стоять, поэтому Джуди взяла вырывающуюся собаку на руки и пальцами сжала ей челюсти. Шутька была вне себя. - Тут что-то странное. - Где? - Шутька! Никки, профессионально опустившись на колени - как обычно поступают мужчины, когда их зовут прочистить слив или разобраться, что такое случилось с кухонной плитой, - осмотрел поверхность скалы в том месте, где ее обнюхивала Шутька. Со стороны казалось, что все трое стоят на клавиатуре каменного пианино. Перед ними, там, куда ставятся ноты, поднимался обрыв, а за их спиной другой спадал к лежащим в море педалям. Правильнее сказать, что все это больше походило на огромную пианолу. У пианолы за подставкой для нот имеется такая панелька, которую можно открыть и посмотреть, как, воспроизводя музыку, кружатся на барабанах инструмента дырчатые ленты. Вот прямо перед Никки и шли не то ровные прорези, не то трещины, проделанные в скальной породе с точностью, которая сделала бы честь и столяру-краснодеревщику, - результат походил на пару гаражных дверей. Двери или не двери, однако снаружи никто их не выравнивал и не скоблил. Они были такими же грубыми и бугристыми, как вся остальная поверхность утеса. Ни ручек, ни запоров, ни каких-либо приспособлений, чтобы их открывать. Даже с расстояния в несколько шагов заметить трещины в скале было невозможно. Словно великан острым ножом прорезал в поверхности скалы, как в пироге, математически правильный квадрат, но вырезанного куска не вынул. - Ничего себе! - Шутька уверяет, что внутри кто-то есть. - Трещиной это быть не может, Джуди. Смотри, она ровно идет вверх, потом горизонтально, потом вниз. И видишь, этот разрез в середине? Это наверняка что-то вроде дверей. - Но для чего? - Это людских рук дело. У природы таких прямых линий не получилось бы. Зачарованный сделанным открытием, он провел пальцем вдоль трещины. Джуди, соображавшую вдвое быстрее, чем Никки, понемногу охватывал страх. - Пойдем, папе расскажем. - Нет, погоди минутку. Я хочу посмотреть. Слушай, если бы они открывались наружу, на выступе были бы канавки, чтобы им легче распахиваться. Они должны открываться внутрь. Подожди, я попробую нажать. Джуди стояла, боязливо прижав к груди извивавшуюся всем телом дворняжку; ей все это очень не нравилось. - Давай сначала за папой сходим. Но Никки старательно толкал утес. - Должно быть, заперты. - Может, они все же естественные, - с надеждой сказала Джуди, - результат землетрясения или еще чего? Ну, там, вулкана. - Дурында. - Но Никки... В этот миг одна из дверей сама собой растворилась, величаво и плавно, словно дверца тяжелого сейфа. Две желтых руки с длинными, как у китайского мандарина, ногтями высунулись из темного каменного нутра, - и ласково столкнули детей с обрыва. Глава вторая. Внутри После того, как Герцог и мистер Пьерпойнт обыскали весь остров, ползая по скалам и криком призывая детей, они вернулись за помощью на яхту. Яхта раз за разом оплывала вокруг острова, нацелив бинокли на каменные отвесы и море под ними. На остров высадили поисковую партию, чтобы еще раз обшарить каждый его вершок. Но глаза взрослых, даже усиленные биноклями, оказались не так остры, как глаза детей, да и человеческому чутью было до Шутькиного далеко. Никто не заметил трещин в скале. В конце концов поисковая партия возвратилась с обнаруженной в воде красной соломенной шляпой Джуди. Пожалуй, лучше не вдаваться в подробности сцены разыгравшейся на борту, - с Герцогиней, прямой и застывшей, как статуя (только пальцы ее двигались сами собой, раздирая платок), и с несчастным Герцогом, съежившимся в каюте, глядя в пол и обхватив руками седую голову. Мистер Пьерпойнт, приходившийся Герцогине братом, чувствовал себя не лучше прочих. Он говорил: - Фанни, это несчастный случай. Тебе не в чем себя винить. В течение двух дней яхта обыскивала море, а затем уплыла. Больше им ничего не осталось. Когда Джуди слетела с выступа, по-прежнему прижимая к груди Шутьку, обе они завизжали, причем в точности на одной ноте. Никки же крикнул: - Берегись! Вот это было странно. Потому что обращался он к себе самому. Он увидел, как обрыв проносится мимо него, словно дорога, уходящая под мчащий автомобиль, или, - если вернуться опять к пианоле, - словно прокручиваемая вспять музыка ее барабанов после нажатия кнопки обратной перемотки. Еще он увидел, - ибо смотрел он во все стороны сразу, - как близится зеленое, искрящееся море с мелкой рябью на волнах покрупнее, и овальными пятнами солнца прямо под ним, как оно поднимается, встречая его, разрастаясь, увеличиваясь, распахиваясь и норовя поглотить. И наконец, услышав сокрушительный свист и получив хлесткий удар по переносице и глазам, он стал уходить вниз-вниз-вниз в синевато-зеленую, соленую, давящую, удушающую, оглушающую воду. Он повис в ней, извиваясь, словно собака, сдерживая дыхание, не понимая в полуобмороке, где теперь верх, где низ. Он был слишком занят, чтобы успеть подумать о смерти. В глубоком безмолвии он догадался, в какой стороне верх, и рванулся туда, отчаянно колотя руками, пыхтя без дыхания, силясь пробиться, выжить. Легкие его разрывались. Свет понемногу краснел. Еще чуть-чуть и ему осталось бы только вдохнуть полной грудью соленую воду. И тут, хватая ртом воздух, все еще молотя руками, встряхивая головой, будто мокрая выдра, он выскочил под солнечный свет. Лицо горело, как после грубого шлепка, а кожа под мышками и на груди, там где ее не покрывала планка пляжных брюк, стала багровой и зудела. Он почти ничего не видел. В следующий миг рядом с ним вылетела из воды Джуди. Еще через миг появилась Шутька. Джуди с сердитым видом выпустила изо рта фонтанчик морской воды и машинально подняла руку, чтобы пригладить мокрые волосы. Шутька, которая с ее маленькой, мокрой, обтянутой шкурой мордочкой выглядела до странности похожей на утонувшую крысу, решила, что самое безопасное и сухое место - это макушка Джуди. Она уперлась передними лапками в голову девочки, полезла наверх, и обеих с плеском накрыло волной, вблизи от спасительного берега. Когда они снова вынырнули, переплетясь, Джуди была вне себя. - Как ты могла! Кто-то же должен быть во всем виноват, вот Джуди и свалила всю вину на Шутьку. Она неловко шлепнула собачонку и снова ушла под воду. На поверхности они появились уже в лучшем расположении духа. Беспорядочно колотившая лапами, охваченная ужасом Шутька тронула сердце Джуди. На этот раз она сняла испуганные лапки со своих плеч, одной рукой придерживая собачье тельце и стараясь больше под воду не уходить. Шутька с одичалым выражением на мокрой мордочке, озиралась налево, направо, снова налево, ей казалось, что наступил один из вечеров ненавистного ей купания, да еще и купания какогото сумасшедшего. Никки как раз собирался спросить: "Кто это сделал?", - когда начались новые события. В море за их спинами послышались какие-то шлепки, по всей видимости не связанные с тремя или четырьмя громкими хлопками, донесшимися сверху. На противоположной стороне обрыва этого шума никто услышать не мог. Никки, сощурив заплывшие глаза, глянул вверх, - там, в пятидесяти футах над его головой, виднелась распахнутая каменная дверь. В проеме двери стоял Китаец, - самый настоящий Китаец в шафранном халате с голубыми драконами, - стоял и преспокойно стрелял в них из автоматического пистолета. Стрелял прямо в них! Никки разгневался. Сначала тебя спихивают с обрыва, а потом в тебя же еще и стреляют! Это же опасно. Самое занятное, что он не испугался. Он думал: "Безобразие какое! Разве можно так со мной поступать!" И тут, пока изукрашенный драконами человек еще палил, Шутька скулила, а Джуди пыталась понять, что там шлепает за спиной, в отвесной стене - прямо перед ними, на уровне воды - растворилась вторая дверь, на сей раз маленькая, больше похожая на окно, и в ней возник гигантский, угольно-черный негр. Джуди, смотревшая в противоположную сторону, бесстрастно сообщила: - Никки, по-моему в нас чем-то кидаются. Негр нырнул, - великолепным, профессиональным нырком, такую же кривую описывает вылетающий из воды лосось. В два гребка он очутился за спиною у Джуди и схватил ее за волосы. Джуди открыла рот, - Шутька тоже, - и сразу же обе, с так и открытыми ртами, ушли под воду в третий раз. Уходя, они успели еще вытаращить глаза. Негру хватило двух гребков больше, чтобы, таща на буксире добычу, вернуться к проему в стене, а там несколько пар участливых рук втащили мокрые тела за порог. Арап развернулся в воде и едва не столкнулся с Никки, который, загребая по-собачьи, поспешал за ним. За время меньшее, чем уйдет на рассказ об этом, мальчика также подняли внутрь, арап, рассыпая брызги, последовал за ним, и тяжелая дверь скользнула за их спинами на свое место. Дети, с которых струилась вода, стояли на кафельном полу освещенного электрическим светом коридора. У Никки порвалась брючная лямка, а у Джуди лопнула по внешнему шву одна из штанин. Шутька с силой встряхнулась, стараясь посильнее обрызгать ближайшего из сухих людей, - собаки всегда так делают, - и сказала: - Ну и хватит об этом. Никто не промолвил ни слова. Шестеро мужчин в запятнанных смазкой хлопчатобумажных рабочих штанах стояли, молча разглядывая детей. Негр, лицо которого сморщилось от улыбки, кивал, гукал и делал руками успокаивающие движения, словно показывая, что тут они в безопасности и все им рады. Дети с удивлением обнаружили, что он, несмотря на великолепное сложение, далеко не молод, густые короткие волосы его побелели и стали как вата. Сверкали голые электрические лампочки, звучно капала с одежды детей вода, и в спертом воздухе пахло какой-то механической смазкой. В конце коридора вздохнул лифт, звякнула дверца, и по коридору к ним неторопливо двинулся Китаец, так и державший в руке пистолет. Никки заметил, что с указательного пальца правой руки куда-то исчез длинный ноготь, должно быть и все они были у Китайца накладными. Китаец негромко спросил у негра: - Зачем? После чего приблизился к Джуди, повернул ее лицом от себя и уткнул ствол пистолета чуть ниже ее затылка. Из громкоговорителя, - видимо, коридор был снабжен трансляционной сетью, - послышался голос, сказавший небрежно и медленно: - Не потратишься, не спохватишься. Щелкнул тумблер усилителя. Китаец сунул пистолет в карман, пришитый снутри его рукава. Никки вырвало. Джуди сердито спросила Китайца: - Что это вы себе позволяете? Глава третья. Хозяин Они проснулись в комнате, похожей на больничную палату, только без окон. Стены, пол и даже потолок устилал такой же белый глазурированный кафель, что и в коридоре. Кровати были черные, металлические. Кроме их кроватей тут стояло еще четыре пустых, аккуратно застеленных серыми одеялами. Имелась также тележка с термометрами, бинтами и сияющими ножницами. Ширмы. Это и в самом деле была больничная палата и даже с центральным отоплением. Близнецы ощущали себя какими-то одурманенными. - Никки? - Что? - Ты проснулся? - Нет. - Пожалуйста, проснись. Он недовольно повернулся на другой бок, по-дельфиньи всхрапнул и затем сказал совершенно нормальным голосом: - Ты как? - Есть хочется. - А у меня подбородок снизу ободран, - сказал Никки. Это стоило обдумать. - Я, наверное, вошел в воду ногами, вот она и ударила по всему, что смотрит вниз, - в подмышки, под подбородок, под нос, под веки, под... Он умолк, чтобы пошевелить пальцами ног и выяснить, как обстоит дело с подошвами, которые защищала обувь. - Но зачем все это? - Что зачем? - Зачем они нас спихнули? - Наверное, мы им мешали. - А зачем они нас тогда захватили? - Не знаю. - Ведь они же нас захватили, так, Никки? - Так. - Кто они такие? - Не знаю. Через некоторое время он спросил: - На тебе что-нибудь надето? Она заглянула под одеяло. - Да, что-то вроде ночной сорочки. И с довольным удивлением добавила: - С пояском. - А моя с карманами. - Моя тоже. - Что ж, и на том спасибо. Еще немного погодя Никки позвал: - Джуди? - Что? - Наверное, эти люди живут здесь? - Да. - Я думаю, они тут прячутся. - Да. - И они не хотели, чтобы мы про это узнали. - Не хотели. - Вот они и столкнули нас вниз, когда услыхали, как ты говоришь, что надо позвать папу. - Ох, Никки! - Да нет, ты была совершенно права. Конечно, надо было его позвать. Это я виноват, Джу, а не ты. - Ник! Он удостаивал ее похвалы примерно два раза в год, так что эта минута была для нее сладостной, даже несмотря на все свалившиеся на них напасти. - Китаец сквозь дверь услышал твои слова. Они, должно быть, подслушивали. - Тогда почему же негр нас спас? - Возможно... - И чем они в нас кидались? - Китаец стрелял в нас. - В нас?! - Ох, Джуди, все-таки ты дурында. Никки выпрыгнул из своей постели и присел на ее, - ему захотелось обнять сестру, на близнецов порой такое находит. - Ты была такая смешная, все время ныряла. - Ничего смешного во мне нет. - Есть-есть. - А я говорю, нет. Приятно, конечно, когда разговор идет исключительно о тебе, что бы там ни болтал Никки, однако не все же сидеть в обнимку, были дела и посерьезней. Следовало разобраться в том, что с ними случилось - А Голос ты слышала? - Да. - Я думаю, он у них главный. - Почему это? - Потому что когда он сказал то, что сказал, Китаец тут же перестал делать то, что он собирался сделать. - А что он собирался сделать? - Голову тебе прострелить собирался. Тоненьким, дрожащим голосом Джуди сказала: - Вообще-то, я об этом знала. Дети примолкли, чувствуя себя очень несчастными. - Ну ладно, во всяком случае, он этого не сделал. - Нет. - А почему он сказал: "Не потратишься, не спохватишься"? - Это он про твою голову. Никки осенило вдруг истинное вдохновение, и он пояснил: - Голос имел в виду, что мы можем на что-то сгодиться. - На что? - Откуда я знаю? Он хотел сказать, что живые люди полезнее мертвых. - Но для чего полезнее-то? - Ну, я думаю, для всего. Помолчали. - Ник? - Да? - Китаец у них второй по старшинству, и когда оказалось, что их тайну вот-вот раскроют, он спихнул нас с обрыва, надеясь, что мы погибнем, а мы не погибли, вот он и пытался застрелить нас в воде, а когда папа увидел бы, что мы исчезли, он бы решил, что мы сорвались, а когда негр нас вытащил, он, наверное, сделал это сам, без приказа, и Китаец пришел нас прикончить, и тогда Голос остановил его, и поэтому мы здесь. - Похоже что так. - Но что же папа про нас подумает? - простонала она. - Где он? Когда он за нами придет? Никки чувствовал себя еще паршивее, чем сестра, но он обнял ее рукой за плечи и сказал: - Придет, не бойся. Джуди вдруг подскочила в постели: - А Шутька где? В палате Шутьки не было. Лицо у Джуди стало совсем потерянное, она зарылась в подушку и зарыдала. - Дверь заперта, Джуди. Рыдание. - Нас заперли здесь. Еще одно. - Они держат Шутьку где-нибудь внизу. Может, у них тут и животные есть. - Шутька погибла. Никки вдруг побелел, как белеют костяшки стиснутых кулаков, и сказал: - Если Шутьку убили, я их всех тут прикончу. Он подскочил к двери и ударил по ней. И в бешенстве произнес самое страшное из известных ему ругательств: - Гады, гады, гады! - Не сквернословь. - А вот буду. И все равно они не сделали этого. - Чего? - Шутька жива, - сказал он, смерив Джуди таким гневным взглядом, будто она это отрицала. - Может быть и жива. - Ах, Шутька, Шутька! Несколько времени спустя, настроение у них изменилось, они испытывали скорее любопытство, чем отчаяние. - Слушай, а кто же они, в конце концов, такие, эти люди? - Может быть, пираты? - Да откуда теперь возьмутся пираты, дурочка? Я, во всяком случае, не думаю, что это пираты. А ты? - Ну, тогда гангстеры или контрабандисты. - Интересно, какая тут может быть контрабанда, в середине Атлантики? - Ладно, - покладисто сказала Джуди, - но все равно они тут чемто незаконным занимаются. В конце концов, они расхаживают с пистолетами и сбрасывают с обрыва людей, это как-то не похоже на родительское собрание, верно? - А может они инопланетяне или какие-нибудь летающие колдуны? - Да чушь это все. - Откуда ты знаешь? - Знаю. - Джуди у нас все знает. - Детские сказки - вся эта твоя научная фантастика. - Джуди все знает. Джуди... Они как раз намеревались поцапаться на эту тему, когда дверь беззвучно отворилась, обнаружив улыбающегося мужчину с сервировочным столиком. Мужчина был загорел, лыс, и на округлом лице его светилась очаровательная улыбка (зубы вставные). Мелодичным голосом он объявил: - Доброго утречка, детки. Как насчет ням-ням? Дети возмущенно уставились на него, ибо по их меркам "детки" и "нямнм" были едва ли не хуже стреляющего Китайца. Если бы этому мужчине да нацепить ватные усы, из него получился бы отличнейший Санта Клаус. Голосок у него был, как у кукушки, но вроде бы добрый. Светским тоном Джуди произнесла: - Заходите. Неестественность его голоса заставила и ее вести себя неестественно. - С добрым утром. - Доброго утречка, голубки, - сказал он. - Доброго утречка, милые крошки. Наилучшего утречка желает вам Бравый Бен Бакштаг. - Кто? - Кто как не я, детки, - так тут зовут старого Весельчагу. Никки решил опустить предисловия и требовательно спросил: - Где Шутька? - А не будет ли ваша честь так благолюбезна открыть мне, кто она, эта Шутька, и где этой Шутьке положено быть? - Где наша собака? - О, это есть вопрос. Никки побелел и попросил: - Пожалуйста, ответьте мне немедленно, где она? - Ага! - сказал Бравый Бен Бакштаг или Весельчага, или кто бы он ни был. - А теперь, детки, послушайте-ка меня, старого турка! Что мы здесь имеем? Мы имеем тосты-посты, столь возбуждающие юный аппетит, а на этом блюде - с правого борта - яичница с беконом и со шкварками из наилучшей консервной банки. Право, вы могли бы сказать, что такого и царь не едал, когда у нас побывал, и все это приготовил вам ласковый Бонио или Джек Утешитель, как называют его сотрапезники. - Где Шутька? - А вот и мармеладик... - Наша собака... - Ах, это жестокий вопрос, - ответил ласковый Бонио, приобретший вдруг австралийский акцент, и кланяясь, и потирая мягкие ручки, кивая, приседая и расточая улыбки, отступил назад, в коридор. Дверь за собой он запер. - Скотина! - Может, ему не велели нам говорить? - А может, он и сам не хотел. - Если кто-нибудь убивает твою собаку, так он потом всегда говорит, будто отдал или продал ее, или отослал в один хороший дом, вообще выдумывает какое-нибудь гнусное вранье в этом роде. - Не стоит об этом, Джуди. Мы же не знаем, мертва она или жива. Может быть, эти, в комбинезонах взяли ее к себе. Моряки и всякие такие люди любят держать разных зверушек. Я вот точно знаю, что на лайнерах запрещается держать собаку в каюте, и она живет внизу, у мясника какого-нибудь, и он за ней присматривает. - Она там, наверное, мучается. - Если бы нам удалось выбраться из палаты, - воскликнул Никки. - Поспорить готов, что яхта до сих пор здесь, и все нас ищут. Они не ушли бы, не попытавшись нас отыскать. Должен же быть какой-то способ дать им знать о себе. Хоть бы окно здесь было! - А как по-твоему, нельзя попытаться подкупить этого Бонио или как его там? - Чем это, интересно? - Ну, мы могли бы пообещать, что папа ему заплатит. - Тогда уж не папа, а дядя Пьерпойнт, у папы и денег-то нет никаких. - Дядя Пьерпойнт мог бы заплатить ему долларами. Доллары в Англии ценятся. - Пожалуй, стоит попробовать. - Давай ему скажем, что ты маркиз, вдруг это поможет. Немного погодя, он спросил: - Джу, а кто его подкупать-то будет, ты? Я, вроде, не знаю, как это делается. - Я. Она была беспринципна и не стеснялась в выборе средств, а Никки был как-никак лордом. - Надо предложить им выкуп за нас. - Похищенные! - аппетитно выговорил он. - Совсем как в Чикаго. А иногда они еще убирают тебя, как опасного свидетеля. Однако попытка подкупа не увенчалась успехом. Когда тот же добряк снова принес им еду, он только улыбался, совершенно как кошечка. Разговаривать с ними он не пожелал. Что бы они ни говорили ему, он лишь улыбался и улыбался и вообще вел себя, как последний мерзавец. Время после полудня тянулось долго и скучно, и детей охватило чувство, будто их в наказание оставили в школе после уроков. Они обшарили унылую, смертельно-белую палату, которая могла бы показаться более пригодной для обитания, если бы ее выкрасили, ну, хоть в кремовый цвет, что ли, да уж если на то пошло, так в какой угодно, только не в белый, - белый это вообще не цвет. Джуди обратила внимание на то, как скруглены в ней все углы, - чтобы легче было подметать, - а на Никки произвела впечатление геометрическая точность, с которой была уложена плитка. - А вот интересно, сколько комнат в этой скале? - В тот коридор их много выходило. - И лифт у них большой. - Чтобы все это соорудить нужны целые века. - Я еще мог бы понять, - добавил Никки, - если бы они понаделали тут пещер, взрывая скалу динамитом или еще чем, но тогда стены были бы грубые, как в угольной шахте, а у них тут все устроено совсем как в общественной уборной. Тьфу! Вот именно на нее и похоже. Так ведь чтобы столько нагородить, нужны миллионы людей. Наверняка народу здесь больше, чем мы с тобой видели. - Слушай, а может они тут что-нибудь производят, может быть, у них здесь фабрика? Фальшивки какие-нибудь изготавливают или опиум варят? - Уж тогда, скорее, атомные бомбы. - А это возможно? - Я думаю, нет. Чтобы делать атомные бомбы нужны богатства целой страны. Вроде России. - Так они, может, и есть русские. - Пока мы тут никаких русских не видели. - А Бонио кто? - Притворяется ирландцем, но по-моему, он совсем не ирландец, а ты как думаешь? - Он, вроде, с виду добрый. - Скотина он, вот он кто. - Ну, ты же не знаешь, скотина он или нет. В конце концов, это он нам еду приносит. - Ай, да он скорее всего стюард какой-нибудь. У него руки сальные. - Каким же им еще быть, если он стюард? Наверное, ему приходится мыть посуду. - Во всяком случае, мне он не нравится. Будь он порядочным человеком, он нам сказал бы про Шутьку. - А он может и не знать про нее. - Ну ладно, ладно. После угрюмой паузы Джуди сказала: - Может быть, он такой же пленник, как мы. Как по- твоему, они нас всю жизнь здесь продержат? Однако ужин, когда он, наконец, наступил, принес им новую пищу для размышлений. Ужин был как в заурядном ресторане - черничный джем из консервной банки, которого дети терпеть не могли, мороженое с персиками, только не свежими, а тоже консервированными и совершенно бесценный кларет, ни больше ни меньше, вкусом напоминавший чернила. Ужин им подал безмолвный Бонио, облаченный в белую куртку. Руки у него дрожали. - Так как же все-таки вас зовут? - с любопытством спросила Джуди. Он кашлянул и хрипло ответил: - В точности как я сказал. Малютка Нелл. - Нет, вы сказали Бен Бакштаг, а потом, что вас зовут Весельчага, а потом еще... Совершенно неожиданно он перешел на шотландский выговор и умоляюще прошептал: - Только не говорите ему, что я с вами болтал. Ни словечка, ладно? - Кому не говорить? Он уронил тарелку и ответил: - Хозяину. Глава четвертая. Лицом к лицу Он спустил их на лифте вниз и повел по одному из мерцающих коридоров с лампами в сводчатом потолке, отстоящими одна от другой, как на станции подземки. Человеку, идущему вдоль правой стены тоннеля, казалось, что лампы отбрасывают свет лишь на его сторону, но не на другую, они словно изображали фазы движения кометы или вереницу уходящих вдаль осветительных снарядов. Коридор отсвечивал, подобно внутренности ружейного ствола. Толстый войлок устилал его пол. Беззвучие их шагов и неколебимое спокойствие света создавали у детей ощущение, будто что-то ожидает их в конце коридора. Они слушали его безмолвие, чувствуя, как оно нарастает в ушах. Вид у коридора был самый погребальный, - "Гранд-отель" да и только. Коридор уперся в большую черного дерева дверь с тяжелыми, декоративными панелями восемнадцатого века. Дверь казалась здесь неуместной, как дворцовая мебель из Бленхейма или Чатсуорта в операционной. От нее веяло таинственностью и богатством, и казалось, что она говорила: "Да, это здесь, внутри". В старинных университетах за такими дверьми обычно ожидает ректорский дворецкий в белых перчатках и с серебряным подносом для визитных карточек. Бонио потянул за полированную медную ручку вроде тех, что порождают в далеких кухнях звон, - звон колокольца, висящего на подобии металлической мутовки или часовой пружины, соединенном с ручкой натянутой проволокой. Медленно поворотясь, дверь сама собой отворилась. Бонио знаком показал им - входите. Сам он остался снаружи. Лицо его походило цветом на сыр. Старомодную прихожую украшали оленьи рога - с двенадцатью ответвлениями, - и стойка для зонтов, изготовленная из слоновьей ноги в медной оплетке. В стойке торчал альпеншток. Еще была здесь картина работы Ландсира, изображающая умницу-ньюфаундленда, придерживающего лапой котенка, на пластинке под ней значилось: "Верные друзья". Име