Голос аптекаря звучал как сигнальный рожок в тумане, и пол у него под ступнями -- длинными, черными, плоскими -- равномерно накренялся вперед-назад, в то время как облака водяной взвеси обрушивались на стойку. -- Алло! Фирма Гершвин? Не могли бы вы заменить мне стекло во входной двери? Через четверть часа?.. Давайте побыстрее, ко мне может зайти еще клиент... Хорошо... Он оставил трубку, которая с трудом повесилась. -- Месье, чем могу быть полезен? -- Приведите в исполнение вот этот рецепт, -- подсказал Колен. Аптекарь схватил бумажку, сложил ее вдвое, сделал из нее узкую длинную ленту и тут же ввел ее в маленькую конторскую гильотину. -- Ну вот и все, -- сказал он, нажимая на красную кнопку. Нож гильотины рухнул, а рецепт расслабился и опал. -- Приходите сегодня вечером, часов в шесть пополудни, лекарства будут готовы. -- Дело в том, -- сказал Колен, -- что мы очень спешим... -- Мы, -- добавил Шик, -- хотели бы получить их сразу. -- Хорошо, -- ответил аптекарь, -- тогда подождите, я приготовлю вам все необходимое. Колен и Шик уселись на обитый пурпурным бархатом диванчик как раз напротив прилавка и стали ждать. Аптекарь нагнулся за прилавком и через потайную дверь почти бесшумно выполз из комнаты. Шуршание его длинного и худого тела по паркету ослабло, затем рассеялось в воздухе. Они разглядывали стены. На длинных полках из покрытой патиной меди выстроились бутылки, скрывавшие в себе всевозможные снадобья, от банальных смесей до чудодейственных квинтэссенций. Из последней бутыли в каждом ряду исходило интенсивное свечение. В коническом резервуаре из толстого разъеденного стекла раздувшиеся головастики вращались по нисходящей спирали и, добравшись до дна, цугом отправлялись обратно к поверхности и возобновляли свое эксцентрическое вращение, оставляя за собой белесую кильватерную струю сгущенной воды. Рядом, на дне аквариума длиной в несколько метров, аптекарь поместил испытательный стенд реактивных лягушек, там и сям валялись отбракованные экземпляры, четверки их сердец еще слабо бились. Позади Шика и Колена расстилалась огромная фреска, изображающая хозяина аптеки в прогулочном костюме Цезаря Борджиа, блудящего со своей матерью. На столах стояло множество машин для изготовления пилюль, некоторые из них работали, хотя и вполсилы. На выходе из патрубков, сделанных из голубого стекла, пилюли скапливались в восковых руках, которые раскладывали их по пакетикам из плиссированной бумаги. Колен встал, чтобы поподробнее рассмотреть ближайшую к нему машину, и приподнял предохранявший ее заржавленный кожух. Внутри разнородное животное, полумясо-полуметалл, напрягало остатки своих сил, глотая лекарственное сырье и выделяя из организма в виде идеальных круглых катышков готовое лекарство. -- Иди посмотри, -- сказал Колен. -- Что? -- спросил Шик. -- Очень любопытно! -- сказал Колен. Шик посмотрел. Удлиненные челюсти зверя перемещались быстрыми поперечными движениями. Под прозрачной шкурой можно было различить трубчатые ребра из тонкой стали и слабо сокращающийся пищеварительный тракт. -- Это переделанный кролик, -- сказал Шик. -- Ты думаешь? -- Так обычно и делают, -- сказал Шик. -- Сохраняют только нужную функцию. Здесь оставлена перистальтика, но убрана вся пищеварительная химия. Это намного проще, чем производить пилюли обычным укатчиком. -- Что он ест? -- спросил Колен. -- Хромированную морковь, -- сказал Шик. -- Ее производят на том заводе, где я работал сразу после фака. Кроме того, ему дают элементы, входящие в пилюли... -- Здорово придумано, -- сказал Колен, -- и пилюли выходят очень красивые. -- Да, -- сказал Шик. -- Идеально круглые. -- Скажи-ка... -- сказал Колен, садясь обратно. -- Что? -- спросил Шик. -- Сколько у тебя осталось из тех двадцати пяти тысяч дублезвонов, что я дал тебе перед отъездом в путешествие? -- Эх!.. -- ответил Шик. -- Пора бы уже тебе решиться и жениться на Ализе. Ей же так обидно, что ты все тянешь и тянешь! -- Да... -- ответил Шик. -- В конце концов, у тебя же осталось тысяч двадцать? Все-таки... Этого достаточно, чтобы жениться... -- Дело в том... -- сказал Шик. Он остановился. Это было трудно выговорить. -- В чем дело? -- настаивал Колен. -- Не только у тебя денежные затруднения... -- Я это хорошо знаю, -- сказал Шик. -- Ну и? -- сказал Колен. -- Ну и, -- сказал Шик, -- у меня осталось всего три тысячи двести дублезвонов. Колен почувствовал огромную усталость. В голове у него с неясным гулом прибоя вращались острые и тусклые штуковины. Он уцепился за сиденье. -- Неправда... -- сказал он. Он устал, устал, словно его только что настегивали целый стипль-чез. -- Неправда... -- повторил он, -- ты меня разыгрываешь. -- Нет... -- сказал Шик. Шик стоял и ковырял кончиком пальца угол ближайшего стола. Пилюли скатывались в отверстия стеклянных трубок с легким шариковым шумом, и шуршанье бумаги в восковых руках создавало атмосферу верхне-палеолитического ресторана. -- Но куда ты их дел? -- спросил Колен. -- Я покупал Партра, -- сказал Шик. Он порылся в кармане. -- Посмотри. Я отыскал ее вчера. Ну разве не прелесть? Это была "Цветочная отрыгниль" в переливчатом сафьяне с вклеенным приложением Кьеркегора. Колен взял книгу и стал ее разглядывать, но он не видел страниц. Он видел глаза Ализы у себя на свадьбе и взгляд грустного восхищения, который она бросила на платье Хлои. Но Шику этого не понять. Глаза Шика никогда не поднимались столь высоко. -- Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал... -- пробормотал Колен. -- Итак, ты все растратил?.. -- На прошлой неделе я добыл две его рукописи, -- сказал Шик, и голос его задрожал от сдерживаемого волнения. -- И я уже записал семь его лекций... -- Да... -- сказал Колен. -- Почему ты меня об этом спрашиваешь? -- сказал Шик. -- Ализе все равно, женюсь я на ней или нет. Она и так счастлива. Я ее очень люблю, ты же знаешь, и, кроме того, она тоже без ума от Партра! Одна из машин, по-видимому, понесла. Пилюли хлынули сплошным потоком, и в тот момент, когда они падали в бумажные кульки, во все стороны сыпались фиолетовые искры. -- Что происходит? -- сказал Колен. -- Это опасно? -- Вряд ли, -- сказал Шик. -- На всякий случай отойдем в сторонку. Они услышали, как где-то вдалеке хлопнула дверь, и за прилавком неожиданно возник аптекарь. -- Я заставил вас ждать, -- сказал он. -- Это неважно, -- заверил Колен. -- Напротив, -- сказал аптекарь. -- Я же сделал это нарочно. Чтобы подчеркнуть свое положение. -- Похоже, одна из ваших машин понесла... -- сказал Колен, указывая на механизм, о котором шла речь. -- А! -- сказал аптекарь. Он нагнулся, вытащил из-под прилавка карабин, спокойно упер его в плечо и выстрелил. Машина взлетела на воздух, сделала кульбит и, трепыхаясь, упала обратно. -- Ничего страшного, -- сказал аптекарь. -- Время от времени кролик берет верх над сталью и приходится их отстреливать. Он поднял машину, нажал на исподний кожух, чтобы заставить ее помочиться, и повесил ее на гвоздь. -- Вот ваше лекарство, -- сказал он, вытаскивая из кармана коробочку. -- Будьте внимательны, оно очень сильное. Не превышайте дозы. -- А! -- сказал Колен. -- И как, по-вашему, от чего оно? -- Не могу сказать... -- ответил аптекарь. Он запустил в свои белые лохмы длинную руку с волнистыми ногтями. -- Его используют во многих случаях... -- заключил он. -- Но обычному растению долго против него не продержаться. -- А! -- сказал Колен. -- Сколько я вам должен? -- Оно очень дорогое, -- сказал аптекарь. -- Вам следовало бы избить меня и уйти, не заплатив... -- Ох!.. -- сказал Колен. -- Я слишком устал... -- Тогда два дублезвона, -- сказал аптекарь. Колен вытащил бумажник. -- Это, знаете ли, -- сказал аптекарь, -- просто грабеж. -- Мне все равно... -- сказал Колен мертвым голосом. Он заплатил и отправился прочь. Шик за ним. -- Вы глупы, -- сказал хозяин аптеки, сопровождая их до дверей. -- Я стар и не могу сопротивляться. -- У меня нет времени, -- пробормотал Колен. -- Неправда, -- сказал аптекарь. -- Вы ждали не так уж и долго... -- Теперь у меня есть лекарство, -- сказал Колен. -- До свиданья, месье. Он переходил улицу наискось, косым выпадом, чтобы сберечь силы. -- Ты знаешь, -- сказал Шик, -- я не расстанусь с Ализой из-за того, что не женюсь на ней... -- Ох! -- сказал Колен. -- Я ничего не могу сказать... В конце концов, это твое дело... -- Такова жизнь, -- сказал Шик. -- Нет, -- ответил Колен. XXXVI Ветер прокладывал себе дорогу среди листьев и выбирался из крон деревьев, нагруженный запахами почек и цветов. Люди ходили громче и дышали сильнее, чем раньше, так как воздуха было предостаточно. Солнце медленно расправляло свои лучи и там, куда не могло добраться прямиком, осторожно ставило их на карту, изгибая под слащаво закругленными углами; однако, натыкаясь на черное -- пику или трефу, -- оно тут же отдергивало их сильным и точным движением золотистого осьминога. Его громадный жгучий скелет мало-помалу приблизится и начал, застыв в неподвижности, испарять континентальные воды, и часы пробили три раза. Колен читал Хлое роман. Роман, как водится, был о любви, и все кончалось хорошо. В данный момент герой и героиня писали друг другу письма. -- Почему они делают все так долго? -- сказала Хлоя. -- На практике это бывает намного быстрее... -- У тебя что -- есть практика в подобных вещах? -- спросил Колен. Он больно ущипнул кончик солнечного луча, который добрался наконец до глаза Хлои. Луч вяло отдернулся и принялся разгуливать по мебели. Хлоя покраснела. -- Нет, у меня нет практики... -- робко сказала она, -- но мне кажется... Колен закрыл книгу. -- Ты права, Хлоя. Он поднялся и подошел к постели. -- Пора принять пилюлю. Хлоя задрожала. -- Они такие противные, -- сказала она. -- Это обязательно? -- Конечно, -- сказал Колен. -- Сегодня вечером ты пойдешь к доктору, и наконец станет известно, что у тебя. А сейчас нужно принимать пилюли. После он, может быть, выпишет что-то другое... -- Это ужасно, -- сказала Хлоя. -- Будь благоразумной. -- Когда я принимаю пилюлю, будто два зверя начинают драться у меня в груди. И к тому же это неправда... не нужно быть благоразумной... -- Не хотелось бы, но иногда нужно, -- сказал Колен. Он открыл маленькую коробочку. -- До чего у них грязный цвет... -- сказала Хлоя, -- и пахнут они противно. -- Они странные, не спорю, -- сказал Колен, -- но их все-таки нужно принимать. -- Посмотри, -- сказала Хлоя. -- Они сами по себе шевелятся, и еще, они наполовину прозрачны, и что-то наверняка живет внутри. -- В воде, которой ты их запиваешь, -- сказал Колен, -- ничто, конечно же, не проживет слишком долго. -- Ты говоришь глупости... может быть, это рыба... Колен рассмеялся. -- Тогда она тебя подкрепит. Он наклонился и поцеловал ее. -- Прими лекарство, Хлоя, будь умницей. -- Согласна, -- сказала Хлоя, -- если ты меня еще поцелуешь! -- Идет, -- сказал Колен. -- Тебе не противно целоваться с таким скверным мужем, как я?.. -- Ты и в самом деле не очень-то красив, -- дразнясь сказала Хлоя. -- Я в этом не виноват. -- Колен повесил нос. -- Я слишком мало сплю, -- продолжал он. -- Колен, поцелуй меня, я такая скверная. Дай мне сразу две пилюли... -- Ты с ума сошла, -- сказал Колен. -- Одну-единственную. Ну, глотай... Хлоя закрыла глаза и, побледнев, поднесла руку к груди. -- Так и есть, -- сказала она с усилием. -- Опять началось... Рядом с ее блестящими волосами проступили капельки пота. Колен сел рядом и обнял ее за шею. Она обеими руками стиснула его руку и застонала. -- Успокойся, милая Хлоя, -- сказал Колен, -- так надо. -- Мне больно... -- прошептала Хлоя. В уголках ее век появились большие, как глаза, слезинки и прочертили прохладные борозды на ее округлых и нежных щеках. XXXVII -- Я не могу уже больше стоять... -- пробормотала Хлоя. Она спустила ноги на пол и попыталась подняться. -- Ничего не выходит, -- сказала она, -- я совсем вялая. К ней подошел Колен и приподнял ее. Она уцепилась за его плечи. -- Держи меня, Колен. Я сейчас упаду. -- Постель лишила тебя сил... -- сказал Колен. -- Нет, -- сказала Хлоя. -- Это пилюли твоего старика аптекаря. Она попыталась устоять сама и зашаталась. Колен снова подхватил ее, и она, падая, увлекла его за собой на кровать. -- Как хорошо, -- сказала Хлоя. -- Оставайся со мной. Мы так давно не спали вместе. -- И не нужно, -- сказал Колен. -- Нет, нужно. Поцелуй меня. Я твоя жена, да или нет? -- Да, -- сказал Колен, -- но ты плохо себя чувствуешь. -- Я в этом не виновата, -- сказала Хлоя, и ее рот слегка задрожал, как будто она вот-вот заплачет. Колен наклонился и поцеловал ее так нежно, как целуют цветок. -- Еще, -- сказала Хлоя. -- И не только лицо... Ты меня больше не любишь? Ты больше не хочешь свою жену? Он сильнее сжал ее в объятиях. Она была податливая и ароматная. Флакон духов из обитой белым коробки. -- Да, -- сказала Хлоя потягиваясь, -- еще. XXXVIII -- Мы опоздаем, -- заявил Колен. -- Ничего, -- сказала Хлоя, -- подведи свои часы. -- Ты и вправду не хочешь ехать на машине?.. -- Нет... -- сказала Хлоя. -- Я хочу пройтись с тобой по улице... -- Но это порядочный крюк! -- Ничего, -- сказала Хлоя. -- Когда ты меня... целовал, только что, это вернуло мне уверенность. Я хочу немного пройтись. -- Тогда я скажу Николасу, чтобы он приехал за нами? -- подсказал Колен. -- Ну если тебе так хочется... Чтобы идти к доктору, она выбрала миленькое нежно-голубое платьице с очень низким остроконечным декольте и короткую накидку из меха рыси, дополненную соответствующей шапочкой. Завершали ансамбль туфли из крашеной змеиной кожи. -- Пошли, кошечка, -- сказал Колен. -- Это не кошка, -- заявила Хлоя. -- Это рысь. -- Звучит почти как "брысь", -- сказал Колен, -- и кроме того, у нее нет уменьшительного. Они вышли из комнаты и направились в переднюю. Перед окном Хлоя остановилась. -- Что это? Здесь не так светло, как обычно... -- Да нет же, -- сказал Колен. -- Солнца вполне достаточно. -- Нет, -- сказала Хлоя, -- я хорошо помню, что солнце доходило до этого рисунка на ковре, а теперь оно вон где... -- Все зависит от времени, -- сказал Колен. -- Да нет же, ни от какого времени это не зависит, как раз это время и было... -- Посмотрим завтра, -- сказал Колен. -- Видишь, раньше оно доходило до седьмой черты. А сейчас только до пятой. -- Пошли, -- сказал Колен. -- Мы опаздываем. Проходя перед большим зеркалом облицованного плиткой коридора, Хлоя улыбнулась своему отражению. Ее болезнь не могла быть тяжелой, и отныне они часто будут гулять вместе. Колен станет бережно расходовать свои дублезвоны, их у него осталось достаточно, чтобы они могли жить без особых забот. Может быть, он пойдет работать... Звякнула сталь задвижки, и дверь открылась. Хлоя держалась за руку Колена. Она шла маленькими легкими шажками. На каждые два ее шага приходился один коленовский. -- Я довольна, -- сказала Хлоя. -- Солнечно, и хорошо пахнут деревья. -- Да! -- сказал Колен. -- Весна! -- Разве? -- шаловливо взглянув на него, сказала Хлоя. Они повернули направо. Чтобы попасть в медицинский квартал, нужно было миновать пару вольготно раскинувшихся построек. Метров через сто до них донесся запах анестезирующих средств, в ветреные дни он проникал еще дальше. Совсем другим стал тротуар. Теперь это была бетонная решетка с частыми и узкими поперечинами, настланная поверх широкого и гладкого канала. Под решеткой тек смешанный с эфиром спирт, он гнал ватные тампоны, замаранные слизью и сукровицей, а иногда и кровью. Там и сям поток нестойких выделений окрашивали собой длинные волокна наполовину свернувшейся крови; медленно проплывали, вращаясь вокруг своей оси, словно чересчур подтаявшие айсберги, лохмотья полуразложившейся плоти. Запах эфира забивал все остальные. Разматывая свои сонные кольца, спускались вниз по течению и марлевые повязки и компрессы. Справа от каждого дома в канал опрокидывалась спускная труба, и не представляло особого труда определить специализацию врача, понаблюдав чуть-чуть за жерлом его трубы. Какой-то глаз выкатился сам собой, уставился на несколько секунд на Колена с Хлоей и закатился за большое полотнище красноватой ваты, мягкой, как зловредная медуза. -- Мне здесь не нравится, -- сказала Хлоя. -- Хоть воздух и здоров, но смотреть неприятно. -- Да, -- сказал Колен. -- Пошли по середине улицы. -- Да, -- сказал Колен. -- Но нас же задавят. -- Зря я отказалась от машины, -- сказала она. -- Я совсем сбилась с ног. -- Тебе еще повезло, что он живет вдали от квартала общей хирургии. -- Замолчи, -- сказала Хлоя. -- Скоро уже? Она вдруг снова закашлялась, и Колен побледнел. -- Не кашляй, Хлоя... -- взмолился он. -- Не буду. Колен... -- сказала она, с трудом сдерживаясь. -- Не кашляй... мы пришли... это здесь. Вывеска профессора Лопатолопа изображала гигантскую челюсть, заглатывавшую землекопскую лопату; наружу из челюсти торчал один штык. Хлою это рассмешило. Она смеялась совсем тихо, очень осторожно, чтобы не закашляться. Вдоль стен висели цветные фотографии чудесных излечений профессора, снабженные подсветкой, которая в данный момент не работала. -- Вот видишь, -- сказал Колен. -- Нам повезло, он -- крупный специалист. Ни у одного из других домов нет столь совершенной декорации. -- Это доказывает лишь, что у него много денег, -- сказала Хлоя. -- Или что это человек со вкусом, -- сказал Колен. -- Все в целом выгладит очень художественно. -- Да, -- сказала Хлоя. -- Напоминает образцовую мясную лавку. Они вошли и очутились в большом круглом вестибюле, покрытом белой эмалью. К ним направилась санитарка. -- Вы назначены на прием? -- спросила она. -- Да, -- сказал Колен. -- Кажется, мы немного опоздали... -- Ничего, -- заверила санитарка. -- Профессор кончил на сегодня оперировать. Прошу следовать за мной. Они послушались, и звуки их шагов гулко отдавались от эмали пола. В круговой стене было несколько дверей, и санитарка повела их к той, на которой в чеканном золоте была воспроизведена в уменьшенном масштабе гигантская наружная вывеска. Санитарка открыла дверь и стушевалась, чтобы дать им пройти. Они толкнули вторую дверь, прозрачную и массивную, и оказались в рабочем кабинете профессора Лопатолопа. Тот, стоя перед окном, умащивал свою бородку при помощи зубной щетки, смоченной экстрактом опопанакса. Он обернулся на шум и с протянутой рукой устремился навстречу Хлое. -- Ну-с, как вы себя сегодня чувствуете? -- Пилюли были ужасны, -- сказала Хлоя. Лицо профессора потемнело. Теперь можно было подумать, что среди его родителей был квартерон. -- Досадно... -- пробормотал он. -- Я надеялся на лучшее. Он замер на месте с задумчивым видом, потом заметил, что все еще держит в руках зубную щетку. -- Подержите-ка минутку, -- сказал он Колену, засовывая щетку ему в руку, и добавил Хлое: -- Садитесь, малышка. Он обогнул стол и уселся сам. -- Видите ли, -- продолжал он, -- у вас что-то с легким. Точнее, у вас что-то в легком. Я надеялся, что это... Он замолчал и резко поднялся. -- К чему лишние разговоры, -- сказал он. -- Идемте со мной. Положите ее куда хотите, -- добавил он в адрес Колена, который никак не мог понять, что же делать со щеткой. Колен хотел было пойти вслед за Хлоей и профессором, но оказалось, что для этого ему нужно отбросить что-то вроде невидимой и плотной вуали, которая возникла вдруг между ними. Сердце его наполнилось странной тревогой и билось с перебоями. Он сделал усилие, взял себя в руки и сжал кулаки. Собрав все свои силы, он сделал несколько шагов, и, как только дотронулся до Хлои, все прошло. Она подала профессору руку, и тот провел ее в небольшой белый кабинет с хромированным потолком, целую стену которого занимал гладкий приземистый аппарат. -- Вам лучше присесть, -- сказал профессор. -- Это продлится недолго. Напротив машины находился обрамленный хрусталем экран из червонного серебра, а на его цоколе поблескивала черной эмалью единственная рукоятка. -- Вы остаетесь? -- спросил профессор Колена. -- Мне бы хотелось, -- сказал Колен. Профессор повернул рукоятку. Свет потек из комнаты ярким потоком, который исчезал под дверью и в воздушной яме вентиляции над машиной, и экран мало-помалу засветился. XXXIX Профессор Лопатолоп похлопал Колена по спине. -- Не переживайте, старина, -- сказал он ему. -- Все может уладиться. Колен с убитым видом смотрел в землю. Хлоя держала его за руку. Она изо всех сил старалась выглядеть веселой. -- Ну да, -- сказала она, -- это ненадолго. -- Конечно, -- пробормотал Колен. -- Кроме того, -- добавил профессор, -- если она будет соблюдать предписанный мною режим, ей, вероятно, станет лучше. -- Вероятно, -- сказал Колен. Они стояли в круглом белом вестибюле, и голос Колена, отраженный от потолка, звучал, казалось, издалека. -- В любом случае, -- заключил профессор, -- я пришлю вам счет. -- Разумеется, -- сказал Колен. -- Благодарю вас за ваши хлопоты, доктор. -- А если ей лучше не станет, -- сказал профессор, -- приходите ко мне повторно. Есть еще и оперативное вмешательство, о котором мы даже и не упоминали... -- Да, конечно, -- сказала Хлоя, сжимая руку Колена; не в силах больше сдерживаться, она разрыдалась. Профессор собрал бороду в кулак. -- Очень досадно, -- сказал он. Наступила тишина. За прозрачной дверью возникла санитарка и постучала два раза. Перед ней в толще двери загорелся зеленый сигнал "Войдите". -- Пришел месье и велел предупредить Месье и Мадам, что Николас здесь. -- Спасибо, Сучка, -- ответил профессор. -- Можете идти, -- добавил он, и санитарка не заставила себя упрашивать. -- Ну так что же... -- пробормотал Колен, -- до свидания, доктор... -- Конечно... -- сказал профессор. -- До свидания... Лечитесь... постарайтесь выкарабкаться... XL -- Плохи дела? -- не оборачиваясь, спросил Николас, пока машина не тронулась. Хлоя по-прежнему плакала, уткнувшись в белый мех, а у Колена был вид мертвеца. Запах тротуара становился все сильнее и сильнее. Пары эфира наполняли улицу. -- Трогай, -- сказал Колен. -- Что с ней? -- спросил Николас. -- Ох! Хуже и быть не может! -- сказал Колен. Он тут же сообразил, что сказал, и бросил взгляд на Хлою. В этот момент он так ее любил, что готов был убить себя за свою неосторожность. Хлоя, съежившись в уголке, кусала себе кулаки. Блестящие волосы упали ей на лицо, и она топтала свою меховую шапочку. Она плакала изо всех сил, как младенец, но беззвучно. -- Прости меня, Хлоя, -- сказал Колен. -- Я изверг. Он придвинулся к ней и притянул ее к себе. Он целовал ее жалкие, обезумевшие глаза и чувствовал, как сердце у него в груди билось медленными, глухими ударами. -- Тебя вылечат, -- сказал он. -- Я хотел сказать, что хуже и быть не может, чем видеть тебя больной, какой бы ни была болезнь... -- Я боюсь... -- сказала Хлоя. -- Он наверняка предложит операцию. -- Нет, -- сказал Колен, -- какая операция, ты поправишься. -- Что с ней? -- спросил Николас. -- Я могу чем-нибудь помочь? У него тоже был очень несчастный вид. Обычное его холодное высокомерие сильно подтаяло. -- Хлоя, -- сказал Колен, -- успокойся. -- Конечно, -- сказал Николас. -- Она поправится со дня на день. -- Это кувшинка, -- сказал Колен. -- Где она могла ее подцепить? -- У нее кувшинка? -- недоверчиво переспросил Николас. -- В правом легком, -- сказал Колен. -- Сперва профессор думал, что это всего-навсего какое-то животное. Но это кувшинка. Она хорошо видна на экране. Довольно большая, но ведь и с ней можно справиться. -- Конечно, -- сказал Николас. -- Вы не можете себе представить, что это такое, -- всхлипнула Хлоя. -- Так больно, когда она шевелится! -- Не плачьте, -- сказал Николас. -- Слезами здесь не поможешь, вы только устанете. Машина тронулась. Николас медленно вел ее сквозь путаницу зданий. Мало-помалу солнце скрылось за деревьями, а ветер посвежел. -- Доктор хочет, чтобы она уехала в горы, -- сказал Колен. -- Он утверждает, что холод убьет эту мерзость... -- Она подцепила ее в дороге, -- сказал Николас. -- Там была уйма подобных гадостей. -- Кроме того, вокруг нее все время должны быть цветы, -- добавил Колен, -- надо запугать кувшинку... -- Зачем? -- спросил Николас. -- Если она зацветет, -- объяснил Колен, -- там появятся и другие. Но мы не дадим ей зацвести. -- Режим только в этом и состоит? -- спросил Николас. -- Не только, -- сказал Колен. -- А в чем еще? Колен не знал, что ответить. Он видел, как рядом с ним плачет Хлоя, и ненавидел ту пытку, которой должен был ее подвергнуть. -- Нельзя, чтобы она пила... -- сказал он. -- Что?.. -- спросил Николас. -- Ничего? -- Ничего, -- сказал Колен. -- Совсем ничего?! -- Две ложки в день... -- пробормотал Колен. -- Две ложки!.. -- сказал Николас. Он ничего не добавил и уставился на дорогу прямо перед собой. XLI Ализа дважды нажала на кнопку звонка и подождала. Входная дверь показалась ей уже, чем обычно. Ковер выглядел блеклым, истончившимся. Открыл Николас. -- Привет!.. -- сказал он. -- Ты пришла их повидать? -- Да, -- сказала Ализа. -- Они дома? -- Да, -- сказал Николас, -- заходи, Хлоя дома. Он закрыл за ней дверь. Ализа изучала ковер. -- Здесь не так светло, как раньше, -- сказала она. -- С чего бы это? -- Не знаю, -- сказал Николас. -- Странно, -- сказала Ализа. -- А не висела ли здесь картина? -- Я уж и не помню, -- сказал Николас. Дрожащей рукой он пригладил волосы. -- Действительно, -- сказал он, -- такое впечатление, что сама обстановка уже не та. -- Так и есть, -- сказала Ализа. Она пришла в отлично сшитом коричневом английском костюме, с букетом нарциссов в руках. -- А ты в хорошей форме, -- сказал Николас. -- Все в порядке? -- Да, -- сказала Ализа, -- все в порядке. Как видишь, Шик преподнес мне костюм... -- Он тебе очень идет, -- сказал Николас. -- Мне повезло, -- сказала Ализа, -- у герцогини де Бонвуар в точности те же размеры, что и у меня. Он подержанный. Шик хотел заполучить автограф, который был в одном из карманов, вот он его и купил. Она посмотрела на Николаса и добавила: -- Ты неважно выглядишь. -- Н-да! -- сказал Николас. -- Не знаю. У меня такое впечатление, будто я постарел. -- Покажи-ка паспорт, -- сказала Ализа. Николас пошарил у себя в заднем кармане. -- Вот, -- сказал он. Ализа открыла паспорт и побледнела. -- Сколько тебе было лет? -- тихо спросила она. -- Двадцать девять... -- сказал Николас. -- Посмотри... Он посчитал. Выходило тридцать пять. -- Не понимаю... -- сказал он. -- Должно быть, ошибка, -- сказала Ализа. -- Тебе ни за что не дашь больше двадцати девяти. -- Я выглядел на двадцать один, -- сказал Николас. -- Все, конечно, уладится, -- сказала Ализа. -- Я люблю твои волосы, -- сказал Николас. -- Иди, навести Хлою. -- В чем же дело? -- задумчиво сказала Ализа. -- Ох! -- сказал Николас. -- Это все из-за болезни. Она всех нас потрясла. Все уладится, и я помолодею. Хлоя лежала на кровати в пижаме из сиреневого шелка и длинном домашнем халате из стеганого атласа спокойного оранжево-бежевого оттенка. Вокруг стояло много цветов, главным образом орхидеи и розы, хотя были там и гортензии, гвоздики, камелии, длинные ветки цветущего персикового и миндального дерева, охапки жасмина. Сквозь янтарь ее обнаженной груди справа четко вырисовывался большой голубой венчик. Скулы Хлои порозовели, сухие глаза блестели, легкие наэлектризованные волосы походили на шелковые нити. -- Ты простудишься! -- сказала Ализа. -- Укройся! -- Нет, -- пробормотала Хлоя. -- Так надо, таков режим. -- Какие прекрасные цветы! -- сказала Ализа. -- Этак, пожалуй, Колен скоро совсем разорится, -- весело добавила она, чтобы рассмешить Хлою. -- Да, -- пробормотала Хлоя. Она жалко улыбнулась. -- Он ищет работу, -- добавила она едва слышно. -- Потому-то его здесь и нет. -- Почему ты говоришь так тихо? -- спросила Ализа. -- Я хочу пить, -- выдохнула Хлоя. -- Ты в самом деле выпиваешь всего две ложки в день? -- сказала Ализа. -- Да... -- вздохнула Хлоя. Ализа наклонилась и поцеловала ее. -- Ничего, скоро поправишься. -- Да, -- сказала Хлоя. -- Завтра Николас увозит меня на машине. -- А Колен? -- спросила Ализа. -- Он останется, -- сказала Хлоя. -- Нужно, чтобы он работал. Бедный мой Колен!.. У него больше нет дублезвонов... -- Почему? -- спросила Ализа. -- Цветы... -- сказала Хлоя. -- Она растет? -- пробормотала Ализа. -- Кувшинка? -- сказала Хлоя совсем тихо. -- Нет, кажется, ее скоро не станет. -- Ну вот видишь! Ты довольна? -- Да, -- сказала Хлоя. -- Но до чего я хочу пить... -- Почему ты не зажигаешь свет? -- спросила Ализа. -- Здесь так темно. -- Уже давно, -- сказала Хлоя. -- Очень давно. И ничего не сделать. Попробуй. Ализа поколдовала над выключателем, и вокруг лампы обрисовался легкий ореол. -- Лампы угасают, -- сказала Хлоя. -- И стены суживаются. И окна тоже. -- В самом деле? -- спросила Ализа. -- Посмотри... От большого застекленного проема, который проходил ранее по всей ширине стены, осталось лишь два длинных, закругленных на концах прямоугольника. В середине проема появилась перемычка, что-то вроде черенка, связывающего его края и загораживающего дорогу солнцу. Потолок нависал заметно ниже, а платформа, на которой покоилась кровать Колена и Хлои, почти сровнялась с полом. -- Как это может быть? -- спросила Ализа. -- Не знаю... -- сказала Хлоя. -- Смотри, а вот и капелька света. Появилась мышь с черными усами, она несла отбрасывавший яркие отблески кусочек плитки из кухонного коридора. -- Когда становится слишком темно, -- объяснила Хлоя, -- она мне их понемногу приносит. И она приласкала зверушку, положившую свою добычу на ночной столик. -- Так мило с твоей стороны, что ты пришла меня навестить, -- сказала Хлоя. -- Ты же знаешь, -- сказала Ализа, -- я тебя очень люблю. -- Знаю, -- сказала Хлоя. -- А как Шик? -- О! Как обычно, -- сказала Ализа. -- Видишь, он купил мне костюм. -- Очень красивый, -- сказала Хлоя. -- И очень тебе идет. Она замолчала. -- Тебе плохо? -- сказала Ализа. -- Бедная моя. Она наклонилась и погладила Хлою по щеке. -- Да, -- простонала Хлоя. -- Я так хочу пить... -- Понимаю, -- сказала Ализа. -- Если я тебя поцелую, твоя жажда уменьшится. -- Да, -- сказала Хлоя. Ализа наклонилась к ней. -- Ох! -- вздохнула Хлоя. -- Какие у тебя свежие губы... Ализа улыбнулась. Ее глаза были влажны. -- Куда ты уезжаешь? -- спросила она. -- Недалеко, -- сказала Хлоя. -- В горы. Она повернулась на левый бок. -- Ты очень любишь Шика? -- Да, -- сказала Ализа. -- Но он больше любит свои книги. -- Не знаю, -- сказала Хлоя. -- Может быть, так и есть. Не будь я замужем за Коленом, мне бы хотелось, чтобы с ним жила ты. Ализа снова поцеловала ее. XLII Шик вышел из магазина. Ничего интересного для него там не нашлось. Он шагал, разглядывая свои обутые в красно-коричневую кожу ноги, и удивился, когда увидел, что одна из них тянет его в одну сторону, а другая норовит увлечь в противоположном направлении. Он поразмышлял некоторое время, построил в уме биссектрису образовавшегося угла и устремился вдоль этой линии. И тут же его едва не задавило большое, толстое такси; своим спасением он был всецело обязан грациозному отскоку, в результате которого ему удалось приземлиться точно на ноги какому-то прохожему; тот смачно выругался и отправился в больницу лечиться. Шик двинулся дальше, прямо перед ним возник книжный магазин, это была улица Джимми Нуна, и здание было выкрашено в белый цвет в подражание Эбони-Холлу Гуди Бедмана. Он толкнул дверь, та грубо возвратила ему пинок, и он, более не настаивая, вошел через витрину. Книгопродавец мирно покуривал трубку, восседая на полном собрании сочинений Жюля Ромена, каковой именно для этого его и написал. Свою редкой красоты вересково-суглиняную трубку мира продавец набивал оливковыми листьями. Кроме того, под рукой у него стояла кювета, в которую он по первому позыву со вкусом и запахом извергал желток живота своего, влажное полотенце, чтобы освежать виски, и флакон душистой водки "Чичикофф", чтобы усиливать действие трубки. Он поднял на Шика свой мертвенный зловонный взгляд. -- Что вам угодно? -- спросил он. -- Посмотреть ваши книги, -- ответил Шик. -- Ну так смотрите, -- сказал продавец и нагнулся над кюветой, но тревога оказалась ложной. Шик углубился в магазинчик. Здесь царила благоприятствовавшая открытиям атмосфера. Под ногами у него то и дело похрустывали какие-то насекомые. Пахло старой полукожей и дымом оливковых листьев, что в совокупности составляло довольно-таки омерзительный запах. Книги были расставлены в алфавитном порядке, но торговец плохо знал алфавит, и Шик обнаружил угол Партра между Б и Т. Вооружившись лупой, он принялся изучать корешки и переплеты. На экземпляре "Голоса и Логоса", знаменитого критического обзора радиосводок погоды, ему сразу же удалось выявить интересный отпечаток пальца. Охваченный лихорадочным возбуждением, он вытащил из кармана маленькую коробочку, в которой, помимо мягкой кисточки, содержалась пыль для компостирования, и "Краткий Справочник Образцового Шпига" ублаженного Фуя. Сверяясь с извлеченной из бумажника инструкцией, Шик тщательно проделал все предписанные операции и, задыхаясь, остановился. Это был отпечаток левого указательного пальца Партра, который до сих пор удавалось обнаружить только на его старых трубках. Прижимая к груди драгоценную находку, он вернулся к торговцу. -- Эта почем? Книготорговец взглянул на книгу и хмыкнул. -- А! Разыскали-таки!.. -- А что тут особенного? -- спросил Шик с притворным удивлением. -- Ха!.. -- заржал торговец, выпуская изо рта свою трубку, она упала в кювету и потухла. Он грязно выругался, потирая себе руки от удовольствия, что не должен больше затягиваться этими отвратительными помоями. -- Я спрашиваю о книге... -- настаивал Шик. Сердце его стремилось вырваться наружу и с остервенением колотилось о прутья грудной клетки. -- А! Ну-ну... -- сказал торговец, который, чуть ли не задохнувшись покатывался от хохота по полу. -- А вы, однако, шутник!.. -- Послушайте, -- сказал растерянный Шик, -- объясните... -- Пожалуйста, -- сказал торговец. -- Для того чтобы получить этот отпечаток, мне пришлось много раз подносить маэстро свою трубку мира и проявить изрядную ловкость рук, чтобы в последний момент подсунуть вместо нее книгу... -- Не стоит говорить об этом, -- сказал Шик. -- Раз вам все известно, сколько она стоит? -- Недорого, -- сказал торговец, -- но у меня есть и кое-что получше. Подождите. Он встал, исчез позади полупереборки, которая разрезала магазинчик надвое, где-то порылся и появился вновь. -- Вот, -- сказал он, швыряя на прилавок брюки. -- Что это? -- пробормотал Шик с беспокойством. Его охватило дивное возбуждение. -- Штаны Партра! -- гордо провозгласил торговец. -- Не может быть! -- воскликнул Шик в экстазе. -- Как вам удалось? -- Сняты на его лекции, -- объяснил торговец. -- Он даже не заметил. Тут даже есть подпалины от трубки... -- Покупаю, -- выпалил Шик. -- Что именно? -- спросил продавец. -- У меня ведь, знаете ли, есть еще кое-что... Шик прижал руку к груди. Он не мог обуздать биение сердца и позволил ему немного закусить удила. -- Вот, -- опять сказал продавец. Это была трубка, на мундштуке которой Шик без труда распознал отпечатки зубов Партра. -- Сколько? -- сказал Шик. -- Вам, вероятно, известно, -- сказал книготорговец, -- что в настоящее время маэстро готовит энциклопедию тошноты в двадцати томах с фотографиями; у меня будут рукописи... -- Но я никогда не смогу... -- сказал сраженный Шик. -- Я-то тут при чем? -- спросил торговец. -- Сколько за эти три вещи? -- спросил Шик. -- Тысяча дублезвонов, -- сказал продавец. -- Это моя последняя цена. Вчера я отказался от двенадцати сотен, но больно уж у вас бережливый вид. Шик вытащил бумажник. Он был страшно бледен. XLIII -- Видишь, -- сказал Колен, -- скатерть мы уже не стелим. -- Ничего, -- сказал Шик. -- Не понимаю только, почему дерево такое жирное. -- Не знаю, -- рассеянно сказал Колен. -- Его уже, наверное, не отчистить. Жир все время просачивается изнутри. -- Ведь ковер раньше был шерстяным? -- спросил Шик. -- А этот выглядит как бумажный... -- Это все тот же, -- сказал Колен. -- Не мог он стать другим. -- Чудно, -- сказал Шик. -- Такое впечатление, что мир сжимается. Николас принес маслянистый бульон, в котором плавали кубики гренок. Он налил полные тарелки. -- Что это такое, Николас? -- спросил Шик. -- Кубацкий суп с мукой для прихлебки, -- ответил Николас. -- Знай наших! -- А, -- сказал Шик, -- вы отыскали рецепт у Гуффе? -- Подумайте-ка! -- сказал Николас. -- Это Нищеанский рецепт. Гуффе, тот хорош для снобарья. И, кроме того, для него нужно такое оборудование!.. -- Но у вас-то ведь есть все, что нужно, -- сказал Шик. -- Что? -- сказал Николас. -- Только газ и холодец, как у всех. Что вы себе воображаете? -- Да нет... Ничего! -- сказал Шик. Он заерзал на стуле. Он не знал, как продолжать разговор. -- Хочешь вина? -- спросил Колен. -- Теперь у меня в погребе только это. Очень недурное. Шик протянул ему свой стакан. -- Три дня назад Ализа приходила навестить Хлою, -- сказал Колен. -- Я не смог с ней увидеться, а вчера Николас отвез Хлою в горы. -- Да, -- сказал Шик. -- Ализа мне говорила. -- Я получил письмо от профессора Лопатолопа, -- сказал Колен. -- Он требует кучу денег. По-моему, он очень способный человек. У Колена болела голова. Ему хотелось, чтобы Шик говорил, рассказывал истории, все равно какие. Но Шик уставился на что-то за окном. Вдруг он вскочил и, вынимая из кармана метр, отправился измерять раму. -- Кажется, она изменяется, -- сказал он. -- Как это? -- равнодушно спросил Колен. -- Сужается, -- сказал Шик, -- да и комната тоже... -- Как? -- сказал Колен. -- Это же противоречит здравому смыслу... Шик не ответил. Он вынул блокнот и карандаш и записал несколько чисел. -- Ты нашел работу? -- спросил он. -- Нет... -- сказал Колен. -- Одно деловое свидание у меня завтра и одно на днях. -- Что за работу ты ищешь? -- спросил Шик. -- Да все равн