ступил бы точно так же. Месье ведь вполне хорош собой. -- Николя,-- сказал Колен, -- если я сегодня же вечером не влюблюсь, и притом по- настоящему, я... я начну коллекционировать сочинения герцогини де Будуар, чтобы подшутить над моим другом Шиком. X -- Я хотел бы влюбиться, -- сказал Колен, -- ты хотел бы влюбиться. Он хотел бы idem (влюбиться). Мы, вы, хотим, хотели бы. Они также хотели бы влюбиться... Он завязывал галстук перед зеркалом в ванной комнате. -- Осталось только надеть пиджак, и пальто, и кашне и натянуть перчатку сперва на правую руку, потом на левую. Шляпы я не надену, чтобы не испортить прическу. Ты что тут делаешь? Это он обратился к серой мышке с черными усами, которая забралась явно не туда, куда надо, в стакан для зубной щетки, и с самым независимым видом оперлась лапками о его край. -- Предположим, -- сказал он мышке, присев на край ванны (четырехугольника из желтого фаянса), чтобы быть к ней поближе, -- что я повстречаю у Трюизмов моего старого друга Шоз... Мышка кивнула. -- Предположим, -- а почему бы и нет? -- что он придет туда с кузиной. На ней будет белый свитер, желтая юбка и звать ее будут Ал... нет, Онезимой... Мышка скрестила лапки, явно выразив удивление. -- Да, -- согласился Колен, -- это некрасивое имя. Но вот ты -- мышь, и у тебя усы. Что ж тут поделаешь? Он встал. -- Уже три часа. Я из-за тебя опаздываю. А вот Шик и... Шик придет туда наверняка очень рано. Он облизал палец и поднял его над головой, но тут же опустил: палец обдало жаром, как в духовке. -- В воздухе носится любовь, -- произнес Колен. -- Ух, какой накал!.. Я встал, ты встаешь, он встает, мы, вы, они встаем, встаете, встают... Тебе не надоело сидеть в стакане? Помочь? Но мышка доказала, что не нуждается в помощи. Она самостоятельно выбралась на волю и отгрызла кусочек мыла, похожий на леденец. -- Какая же ты лакомка! -- сказал Колен. -- Только смотри не испачкай все мылом. Он прошел к себе в комнату и надел пиджак. "Николя, видимо, ушел... Вот кто, наверное знаком с удивительными девушками. Говорят, отейльские девочки а они, как известно, мастерицы на все руки, охотно поступают в прислуги к философам". Он притворил за собой дверь. "В левом рукаве подпоролась подкладка... И как назло, у меня больше нет изоляционной ленты... Что ж, приколочу гвоздиком..." Входная дверь захлопнулась за ним со звуком, напоминающим шлепок по голой заднице... Он вздрогнул. "Надо думать о другом... Хотя бы о том, что я могу сломать себе шею, сбегая с лестницы..." Ворс светло-лиловой ковровой дорожки был вытерт только на каждой третьей ступеньке -- Колен в самом деле всегда перепрыгивал через две ступени. Вдруг он зацепил ногой медный прут, прижимавший дорожку, и, чтобы удержать равновесие, схватился за перила. "И поделом мне, нечего думать о всяких глупостях. Я глуп, ты глуп, он глуп!.." У него заболела спина. Только внизу он понял, в чем дело, и вытащил из-за ворота злополучный медный прут. Дверь подъезда захлопнулась за ним, издав звук поцелуя в голое плечо. "Интересно, что я увижу на этой улице?" Прежде всего он увидел двух землекопов, которые играли в "классики". Брюхо того, что был потолще, сотрясалось не в такт его прыжкам. Биткой им служило распятье, но без креста, одна лишь фигурка, выкрашенная в красный цвет. Колен прошел мимо. Слева и справа возвышались красивые здания из саманного кирпича. В одном из окон появилась женская головка, над ней, словно нож гильотины, нависла открытая фрамуга. Колен послал красотке воздушный поцелуй, а она вытряхнула ему на голову серебристо-черный шерстяной коврик, которого терпеть не мог ее муж. Магазины оживляли до жути унылые фасады больших домов. Вниманье Колена привлекла витрина: "Все для факиров". Он отметил, что за эту неделю резко подскочили цены на спальные гвозди и стеклянный салат. Потом ему повстречалась собака и еще два человека. Холод приковывал людей к домам. А те, кому удавалось вырваться из его оков, оставляли на стенах примерзшие клочья одежды и умирали от ангины. На перекрестке полицейский сунул голову под пелерину и стал похож на большой черный зонтик. А официанты из ближайшего кафе водили вокруг него хоровод, чтобы согреться. Влюбленные целовались в подворотне. -- Я не хочу их видеть... Я не... Видеть их не хочу... Они меня мучают... Колен пересек улицу. Влюбленные целовались в подворотне. Он закрыл глаза и побежал... Но он их тут же вновь открыл, потому что под веками у него роились прелестницы, и он неизбежно сбился бы с пути. И сразу увидел перед собой одну из них. Она шла в ту же сторону, что и он. Колен глядел на ее белые ноги (она была в мягких сапожках из белой овчины), на ее поношенную шубку из дубленой бандитской кожи и на шапочку, из-под которой выбивались рыжие пряди. В шубе она была широкоплечей, а полы разлетались в стороны, они так и плясали вокруг нее. "Сейчас я ее обгоню. Я хочу увидеть ее лицо". Он ее обогнал и заплакал. Ей было не меньше пятидесяти девяти лет. Он присел на край тротуара и разрыдался пуще прежнего. Ему стало легче, а слезы замерзали, с чуть слышным потрескиванием падали и разбивались о гладкий гранит тротуара. Минут через пять он обнаружил, что находится как раз перед домом Исиды Трюизм. Две девушки, обогнав его, вошли в парадное. Сердце Колена раздулось до невероятных размеров, потом взмыло вверх, оторвало его от земли, и он влетел вслед за ними. XI Уже в вестибюле до него донесся смутный гул приема, который давали родители Исиды. Лестница делала три спиральных витка, и звуки в этом колодце усиливались, как в цилиндрическом резонаторе виброфона. Колен поднимался вслед за девицами, чуть ли не цепляя носом их высокие каблуки. Укрепленные нейлоновые пятки. Туфельки из тонкой кожи. Точеные щиколотки. Потом чуть съежившиеся швы на чулках, будто длинные-предлинные гусеницы, и мерцающие ямочки в подколенных впадинах. Он задержался и отстал от них еще на две ступеньки. Затем снова начал подниматься. Теперь он видел верхнюю часть чулок у той, что слева, двойной слой шелковой сеточки, вздернутой зажимами подвязок, и в полумраке юбки матовую белизну бедер. Юбка другой девицы, вся в бантовых складках, не давала ему возможности насладиться тем же зрелищем, но зато ее обтянутые бобровой шубой бедра двигались куда энергичнее, чем у первой, и между ними то и дело западала интригующая бороздка. Скромность заставила Колена опустить глаза, он уже не отрывал взгляда от ее ног и вдруг увидел, что они остановились на третьем этаже. Колен вошел в переднюю Трюизмов вслед за девицами, которым горничная отворила дверь. -- Здравствуйте, Колен, -- сказала Исида. -- Как вы поживаете? Он привлек ее к себе и поцеловал в висок. Ее волосы чудесно пахли. -- Да ведь сегодня не мой день рождения, -- запротестовала Исида, -- а Дюпона! -- Где же Дюпон? Я должен его поздравить. -- Это просто ужасно! -- воскликнула Исида. -- Сегодня утром его отвели к парикмахеру, хотелось, чтобы он был очень красивый. Его постригли, помыли и все прочее, но часа в два сюда примчались трое его друзей с отвратительными старыми костями в зубах и увели его. Представляю, в каком виде он вернется!.. -- В конце концов это его день рождения, -- заметил Колен. Сквозь проем распахнутой настежь двойной двери он увидел девушек и молодых людей. Человек двенадцать танцевали, но большая часть гостей, разбившись на однополые пары, стояли, заложив руки за спину, и обменивались, без сомнения, весьма сомнительными замечаниями. -- Пойдемте, -- сказала Исида. -- Я покажу, где оставить пальто. Он последовал за ней, столкнувшись в коридоре с двумя девицами, которые под щелканье сумок и пудрениц шли из комнаты Исиды, превращенной в гардеробную для дам. Там с потолка свисали огромные железные крючья, взятые напрокат в мясной лавке. Чтобы завершить убранство комнаты, Исида одолжила еще у мясника две хорошо освежеванные бараньи головы, которые приветливо скалили зубы с крайних крюков. Из кабинета отца Исиды, где устроили мужской гардероб, попросту вынесли всю мебель. Гости швыряли одежду прямо на пол, вот и все. Колен поступил точно так же, но задержался у зеркала. -- Пошли, пошли скорей! -- торопила Исида. -- Я познакомлю вас с очаровательными девочками. Он взял ее за кисти рук и притянул к себе. -- На вас прелестное платье, -- сказал он ей. Это было простое шерстяное платье фисташкового цвета с позолоченными керамическими пуговицами и низкой кокеткой на спине, выкованной в виде решетки из тонких железных прутьев. -- Вам нравится? -- спросила Исида. -- Прелестно! -- воскликнул Колен. -- А если я просуну руку сквозь прутья, меня никто не укусит? -- Не слишком на это надейтесь, -- сказала Исида. Она высвободилась из объятий Колена и, схватив его за локоть, потащила к эпицентру потоотделения. По пути они налетели на двух вновь прибывших гостей остроконечного пола, заскользили по паркету, сворачивая в коридор, и, прибежав через столовую, присоединились наконец ко всем остальным. -- Кстати, -- сказал Колен, -- Ализа и Шик уже пришли? -- Да, -- ответила Исида. -- А теперь разрешите вам представить... Представляемые девушки в среднем представляли известный интерес. Но среди них была одна, одетая в шерстяное платье фисташкового цвета с большими позолоченными керамическими пуговицами и необычной кокеткой на спине. -- Вот кому меня надо представить, -- сказал Колен и придвинулся к Исиде. Чтобы он успокоился Исиде пришлось его потрясти. -- Ну, будьте умницей, хорошо? Но он уже выглядывал себе другую и тянул за руку Исиду. -- Это Колен, -- сказала Исида. -- Колен, познакомьтесь с Хлоей. Колен проглотил слюну. Он ощутил во рту горьковатую сладость как от подгоревшего пончика. -- Здравствуйте! -- сказала Хлоя. -- Здра... Вы в аранжировке Дюка Эллингтона? -- спросил Колен... И убежал, потому что был убежден, что сморозил дикую глупость. Шик поймал его за полу пиджака. -- Куда это ты несешься? Уже уходишь? Лучше погляди-ка! И он вытащил из кармана книжечку, переплетенную в красный сафьян. -- Это рукопись "Очерка теории поллюций" Партра. -- Ты ее все-таки нашел? -- спросил Колен. Тут он вспомнил, что решил смыться, и опрометью кинулся к выходу. Но Ализа преградила ему путь. -- Как, вы уходите, ни разу не потанцевав со мной? -- спросила она. -- Извините, -- сказал Колен, -- но я повел себя, как последний идиот, и мне неловко здесь оставаться. -- И все же, когда на вас так смотрят, нельзя отказываться. -- Ализа, -- простонал Колен, обняв ее и потершись щекой о ее волосы. -- Что, старик? -- Черт возьми!.. Черт!.. Видите вон ту девушку? -- Хлою?.. -- Вы ее знаете? -- воскликнул Колен. -- Я сказал ей глупость, вот поэтому и хотел удрать. Он утаил, что в грудной клетке у него громыхало так, словно играл немецкий военный оркестр, в котором барабан заглушал все инструменты. -- Правда, она красивая? -- спросила Ализа. У Хлои были алые губы, темно-каштановые волосы, счастливый вид, и платье было здесь ни при чем. -- Я никогда не решусь! -- сказал Колен. И он тут же бросил Ализу и пригласил танцевать Хлою. Она посмотрела на него. Засмеялась и положила правую руку ему на плечо. Он чувствовал прохладное прикосновение ее пальцев на своей шее. Он уменьшал расстояние между их телами, несколько напружинив правый бицепс, что было результатом приказа, посланного головным мозгом по двум точно выбранным нервам. Хлоя снова на него посмотрела. У нее были синие глаза. Она тряхнула головой, чтобы откинуть назад свои вьющиеся блестящие волосы, и с решительным видом прижалась виском к щеке Колена. Кругом воцарилась гробовая тишина, и он почувствовал, что отныне весь остальной мир не стоит для него и выеденного яйца. Но тут, как и следовало ожидать, пластинка остановилась. Только тогда Колен вернулся к действительности и заметил, что сквозь просвет в потолке на них смотрели жильцы верхней квартиры, что плинтус был прикрыт радужной завесой водяных брызг, что из пробитых в стенах отверстий вырывались пестрые клубы газа и что его подруга Исида стоит рядом и протягивает ему китайский поднос, правда, без китайских церемоний, но зато с птифурами. -- Спасибо, Исида, -- сказала Хлоя, тряхнув локонами. -- Спасибо, Исида, -- сказал Колен и взял крохотный наполеон в сером походном сюртуке. -- Вы зря отказались, они очень вкусные, -- сказал он Хлое, но тут же закашлялся, потому что себе на беду подавился иголкой ежа, спрятанной в пирожном. Хлоя засмеялась, обнаружив прекрасные зубы. -- Что случилось? Не в силах справиться с кашлем, он был вынужден отпустить ее руки и отойти в сторону, но в конце концов кашель прошел. Хлоя вернулась с двумя бокалами. -- Выпейте, -- сказала она, -- вам будет лучше. -- Спасибо, -- сказал Колен. -- Это что, шампанское? -- Смесь. Он выпил залпом и поперхнулся. Хлоя умирала со смеху. К ним подошли Шик и Ализа. -- Что это с ним? -- спросила Ализа. -- Он не умеет пить! -- сказала Хлоя. Ализа тихонько стукнула его по спине, и раздался гулкий звук, словно ударили в гонг с острова Бали. Все тут же перестали танцевать, решив, что пора садиться за стол. -- Вот и хорошо, -- сказал Шик. -- Никто не будет нам мешать. Сейчас найдем хорошую пластинку... Он подмигнул Колену. -- Давайте танцевать скосиглаз, -- предложила Ализа. Шик рылся в кипе пластинок, лежащей возле проигрывателя. -- Потанцуй со мной, Шик, -- сказала Ализа. -- Вот под эту пластинку, -- сказал Шик. Оказалось, это буги-вуги. Хлоя ждала, чтобы Колен ее тоже пригласил. -- Надеюсь, вы не станете танцевать скосиглаз под эту музыку? -- в ужасе воскликнул Колен. -- Почему? -- спросил Шик. -- Не смотрите на них, пожалуйста, -- сказал он Хлое. Он слегка нагнул голову и губами коснулся ее шеи чуть ниже уха. Она вздрогнула, но не отстранилась. Колен тоже не отнял своих губ. А тем временем Ализа и Шик великолепно демонстрировали, как танцуют скосиглаз в негритянском стиле. Пластинка очень быстро кончилась. Ализа высвободилась из объятий Шика и стала искать другую. Шик плюхнулся на диван, возле которого стояли Колен и Хлоя. Вдруг он схватил их за щиколотки, и от неожиданности они повалились на диван рядом с ним. -- Ну, птенчики, порядок? Колен сел, а Хлоя удобно примостилась возле него. -- Милая девочка, верно? -- сказал Шик. Хлоя улыбнулась. Колен ничего не сказал, но обнял Хлою за шею и стал небрежно играть верхней пуговицей платья, которое застегивалось спереди. Подошла Ализа. -- Подвинься, Шик, я хочу сесть между тобой и Коленом. Она хорошо выбрала пластинку. Это была "Хлоя" в аранжировке Дюка Эллингтона. Колен покусывал волосы Хлои у уха. Он пробормотал: -- Это в точности вы! Но прежде чем Хлоя успела ему ответить, все остальные гости вернулись танцевать, сообразив наконец, что еще не время садиться за стол. -- О, как жаль... -- сказала Хлоя. XII -- Тебе удастся с ней снова встретиться? -- спросил Шик. Они сидели за столом и наслаждались последней творческой удачей Николя, который из обыкновенной тыквы сотворил настоящую тыкву под ореховым соусом. -- Не знаю, -- ответил Колен. -- Просто не знаю, что мне делать. Понимаешь, это очень хорошо воспитанная девушка. В тот раз у Исиды она выпила много шампанского... -- Ей это было к лицу, -- сказал Шик. -- Она очень красивая. И не гляди на меня так!.. Подумай только, я нашел сегодня издание "Проблема выбора при тошноте" не на ажурной, а на плотной туалетной бумаге! -- Откуда у тебя такие деньги? -- спросил Колен. Шик помрачнел. -- Да, это стоит безумно дорого, но я не могу без этого обойтись, -- сказал он. -- Партр мне просто необходим. Я коллекционер. Я должен иметь все, что он написал. -- Да он только и делает, что пишет, -- сказал Колен. -- Пять статей в неделю, не меньше. - Я знаю, -- сказал Шик. Колен подложил ему еще немного тыквы. -- Скажи-ка лучше, как бы мне снова увидеться с Хлоей? Шик посмотрел на него и улыбнулся. -- Верно, я тебе только голову морочу своими историями с Жан-Солем Партром, -- сказал он. -- Мне хотелось бы тебе помочь... Что я должен сделать?.. -- Знаешь, это какой-то бред,-- сказал Колен. -- Я в отчаянии и в то же время немыслимо счастлив. Здорово, когда так дико чего-то хочется... Мне хочется, -- продолжил он, помолчав, -- лежать на выгоревшей траве, ну, знаешь, когда солнце припекает, и земля совсем пересохла, а трава желтая, как солома, и ломкая, и в ней полным-полно всяких букашек, и они мечутся по сухому мху. Лежать ничком и смотреть на все это. И чтобы поблизости была каменная изгородь, и корявые деревья с листочками. Тогда сразу все отлегает. -- И еще Хлоя? -- спросил Шик. -- И Хлоя, конечно, -- сказал Колен. -- Хлоя в идее. Они снова помолчали. Этой паузой воспользовался графин, чтобы издать хрустальный звук, который эхом прокатился по стенам. -- Налить тебе еще немного сотерна? -- спросил Колен. -- Да, -- сказал Шик. -- Спасибо. Николя принес десерт -- нарезанный ломтями ананас в апельсиновом креме. -- Спасибо, Николя, -- сказал Колен. -- Что, по-вашему, мне надо сделать, чтобы вновь встретиться с девушкой, в которую я влюблен? -- Вообще-то говоря, месье, такой случай, конечно, можно себе представить... Но я должен признаться месье, что со мной этого никогда еще не было. -- Естественно, -- сказал Шик. -- У вас фигура как у Джонни Вейсмюллера. Не каждый может этим похвастаться. -- Благодарю вас, месье, за столь лестный отзыв, он тронул мое сердце, -- признался Николя. -- А месье я могу посоветовать, -- продолжал он, обращаясь к Колену, -- попытаться собрать посредством того лица, у которого месье виделся с особой, встреча с коей для месье столь желательна, хоть какие-то сведения о привычках и знакомствах этой особы. -- Несмотря на всю сложность ваших оборотов, Николя, -- сказал Колен, -- вы в самом деле дали мне разумный совет. Но когда человек влюблен, он, как известно, глупеет. Потому я не сказал Шику, что уже давно хотел бы это сделать. Николя тем временем отправился на кухню. -- Этот парень неоценим, -- сказал Колен. -- Да, -- согласился Шик, -- он прекрасно готовит. Они выпили еще сотерна. Николя вернулся с огромным тортом на подносе. -- Дополнительный десерт, -- объявил он. Колен взял нож, но, поглядев на белую глазированную поверхность торта, резать не решился. -- Он слишком красив, -- сказал Колен. -- Давай немного подождем. -- Ожидание, -- сказал Шик, -- это прелюдия в минорной тональности. -- Почему ты так говоришь? -- спросил Колен. Он взял бокал Шика и налил в него вина, густого и легкого, как сжатый эфир. -- Не знаю, -- сказал Шик. -- Мне вдруг пришло это в голову. -- Попробуй! -- сказал Колен. Они подняли бокалы и выпили все до дна. -- Невероятно!.. -- сказал Шик, и в глазах его заполыхали красные огоньки. Колен схватился рукой за грудь. -- Вот это да! -- сказал он. -- Ни на что другое не похоже. -- Это совершенно неважно, -- сказал Шик. -- Ты тоже ни на кого не похож. -- Уверен, что, если его много выпить, Хлоя тут же придет. -- Это еще не факт! -- сказал Шик. -- Ты меня не подначивай! -- сказал Колен, протягивая свой бокал. Шик наполнил оба. -- Погоди! -- сказал Колен. Он погасил плафон и маленькую лампу, освещавшую стол. Только в углу мерцал зеленоватый свет лампадки под шотландской иконой, глядя на которую Колен обычно медитировал. -- О! -- прошептал Шик. Вино в хрустальных бокалах фосфоресцировало и переливалось всеми цветами, и сверканье это, казалось, исходило от мириад радужных искр. -- Пей! -- сказал Колен. Они выпили. Отсвет вина остался у них на губах. Колен снова повернул выключатель. Он нетвердо стоял на ногах. -- Один раз не в счет, -- сказал он. -- По-моему, мы можем допить бутылку. -- Не разрезать ли торт? -- спросил Шик. Колен схватил серебряный нож и принялся чертить спираль на белой глазированной поверхности. Внезапно он остановился и с изумлением посмотрел на то, что получается. -- Я сейчас попробую сделать одну штуку, -- сказал он. Одной рукой он взял из стоящего на столе букета острый лист остролиста, другой -- торт и, быстро вращая его на кончике пальца, осторожно опустил лист колючкой в прочерченную им борозду. -- Послушай!.. -- сказал он. И Шик явственно услышал "Хлою" в аранжировке Дюка Эллингтона. Шик посмотрел на Колена. Тот был бледен как полотно. Шик взял у него из рук нож и решительным движением всадил в торт. Он разрезал его пополам и увидел, что внутри лежит новая статья Партра для Шика, а для Колена -- записка, в которой Хлоя назначала ему свидание. XIII Колен стоял на углу площади и ждал Хлою. Площадь была круглая, и были на ней голуби, церковь, сквер, скамейки, а на проезжей части -- машины и автобусы. Солнце тоже ждало Хлою, но оно могло тем временем забавляться -- бросать, например, тени, проращивать дикую фасоль, играть со ставнями и пристыдить фонарь, все еще горящий из-за беспечности дежурного электрика. Колен теребил край перчатки и сочинял первую фразу, которую скажет Хлое. По мере того как час свиданья приближался, фраза эта все быстрее менялась. Он не знал, что Хлое предложить. Может, пойти в кондитерскую пить чай? Но там царит такая тоска, и эти прожорливые сорокалетки, которые поглощают по семь пирожных подряд, отставив мизинчики. Нет, это не для него! Обжорство он прощал только мужчинам, для которых оно еще имеет какой-то смысл и не умаляет присущего им достоинства. Кино тоже исключается, она никогда не согласится. И в депутатодром ее не поведешь -- ей там не понравится. И телячьи бега не годятся -- она испугается. И в больницу Сен-Лу нельзя -- туда не пускают. И Лувр он отверг, ведь там за ассирийскими херувимами притаились сатиры. И уж, конечно, о вокзале Сен-Лазар не может быть и речи: там нет ни единого поезда, одни только тележки для багажа. -- Здравствуйте! Хлоя подошла не с той стороны, с которой он ее ждал. Он стал поспешно снимать перчатки, но запутался от растерянности, угодил себе кулаком по носу, произнес "Уф!.." и пожал ей руку. Она рассмеялась. -- Что это у вас такой смущенный вид? На ней была шуба из пушистого меха цвета ее волос, такая же шапочка и короткие сапожки с меховой оторочкой. Она коснулась локтя Колена. -- Возьмите меня под руку. Что-то вы сегодня не расторопны... -- Верно, и тот раз у меня лучше получалось, -- признался Колен. Она снова засмеялась, поглядела на него и засмеялась еще громче. -- Вы смеетесь надо мной, -- жалобно сказал Колен. -- Это немилосердно. -- Вы рады меня видеть? -- спросила Хлоя. -- Да!.. -- сказал Колен. Они пошли по первому попавшемуся тротуару. Маленькое розовое облако спустилось с неба и повисло над ними. -- Могу спуститься пониже, -- предложило оно. -- Валяй! -- сказал Колен. И облако окутало их. Внутри него было тепло и пахло корицей с сахаром. -- Нас теперь не видно! -- сказал Колен. -- Но мы их видим!.. -- Облако все же довольно прозрачное, -- сказала Хлоя. -- Не обольщайтесь! -- Неважно, так все же чувствуешь себя лучше, -- сказал Колен. -- Что будем делать? -- Всего лишь гулять... Вам не будет скучно? -- Тогда говорите мне какие-нибудь слова... -- Я не знаю настолько хороших слов, -- сказала Хлоя. -- Но можно поглядеть витрины. Вот хоть эту!.. Как интересно! В витрине красивая женщина лежала на пружинном матрасе. Она была обнажена по пояс, и электрический прибор белыми шелковистыми щетками массировал ей грудь снизу вверх. Надпись гласила: "Берегите вашу обувь, пользуйтесь только гуталином "Антипод преподобного Шарля". -- Хорошая мысль, -- сказала Хлоя. -- Причем тут это! -- сказал Колен. -- А массаж куда приятней, когда его делают рукой. Хлоя покраснела. -- Не говорите таких вещей. Я не люблю ребят, которые говорят всякие гадости девушкам. -- Я в отчаянии... Я не хотел... У Колена и в самом деле был такой отчаянный вид, что она улыбнулась и даже слегка потрясла его за руку, чтобы показать, что не сердится. В другой витрине толстяк в фартуке мясника резал младенцев. Это была наглядная пропаганда общественной благотворительности. -- Вот на что уходят деньги, -- сказал Колен. -- Убирать все это каждый вечер стоит, наверно, очень дорого. -- Но ведь младенцы ненастоящие! -- с тревогой сказала Хлоя. -- Как знать? В общественных благотворительных заведениях младенцев навалом... -- сказал Колен. -- Мне это не нравится, -- сказала Хлоя. -- Прежде таких ужасных витрин не было. Я не считаю, что это шаг вперед. -- Не важно, -- сказал Колен. -- Это ведь действует только на тех, кто и без того верит в подобные глупости. -- А это что такое? -- спросила Хлоя. В витрине было выставлено гладкое, круглое, как шар, брюхо на колесах с резиновыми шинами. А под ним надпись: "И на вашем не будет складок, если вы его погладите Электрическим Утюгом". -- Да ведь я его знаю!..-- воскликнул Колен. -- Это брюхо Сержа, моего бывшего повара! Как оно здесь очутилось? -- Какая разница, -- сказала Хлоя. -- Стоит ли горячиться из-за этого живота? К тому же он такой огромный... -- Но Серж так хорошо готовил!.. -- Пошли отсюда, -- сказала Хлоя. -- Я не хочу больше смотреть витрины. Мне это не нравится. -- Что же мы будем делать? -- спросил Колен. -- Может, выпьем где-нибудь чаю? -- О!.. Сейчас не время... и вообще, я это не очень люблю. Колен вздохнул с таким облегчением, что подтяжки его затрещали. -- Что это за звук? -- Я наступил на сухую ветку, -- покраснев, объяснил Колен. -- Не пойти ли нам погулять в Булонский лес? -- предложила Хлоя. Колен с восторгом посмотрел на нее. -- Отличная мысль! Там сейчас никого нет. Хлоя покраснела. -- Я не из-за этого. К тому же, -- добавила она мстительно, -- мы будем ходить только по главным аллеям, чтобы не промочить ноги. Они взяла его под руку, и он слегка прижал к себе ее локоть. -- Пойдем по подземному переходу, -- сказал он. Вдоль всего перехода с обеих сторон тянулись огромные вольеры, где Городские Уборщики держали запасных голубей для Скверов и Памятников. Там находились также питомники для воробьев и питомников для воробушков. Люди избегали пользоваться этим переходом, потому что все эти птицы махали крыльями, и от этого возникал невероятный сквозняк, вздымавший белые и сизые перышки. -- Они что, вообще никогда не перестают трепыхаться? -- спросила Хлоя, надвигая на лоб меховую шапочку, чтобы ее не унес ветер. -- Они все время меняются, -- сказал Колен. Он никак не мог справиться с развевающимися полами своего пальто. -- Давайте пройдем поскорее мимо клеток с голубями. Воробьи не поднимают такого ветра, -- сказала Хлоя, прижимаясь к Колену. Они прибавили шагу и вышли из опасной зоны. Облачко не последовало за ними под землю. Оно избрало кратчайший путь и уже ждало их у выхода. XIV Темно-зеленая скамейка оказалась сыроватой, но по этой аллее почти никто не ходил, и им было тут неплохо. -- Вам не холодно? -- спросил Колен. -- Нет, из-за облачка, -- ответила Хлоя. -- Но... все же я могу к вам придвинуться. -- О!.. -- вырвалось у Колена, и он покраснел. Ощущение было удивительное. Он обнял Хлою за талию. Шапочка была у нее надета набок, и у самых его губ оказалась копна блестящих волос. -- Мне хорошо с вами, -- сказал он. Хлоя ничего не сказала в ответ. Она только учащенно задышала и незаметно еще плотнее прижалась к нему. Колен говорил ей теперь почти в самое ухо. -- Вам не скучно? -- спросил он. Она покачала головой, и Колену удалось, воспользовавшись ее движением, еще к ней приблизиться. -- Я... -- шепнул он ей прямо в ухо, но в этот момент она как бы случайно повернула голову, и Колен поцеловал ее в губы. Это длилось недолго. Зато в следующий раз получилось уже куда лучше. И тогда он уткнулся лицом в волосы Хлои, и так они сидели, не говоря ни слова. XV -- Как мило, что вы пришли, Ализа, -- сказал Колен. -- Но вы будете единственной девушкой... -- Не важно, -- сказала Ализа. -- Шик не против. Шик это подтвердил. Но, по правде говоря, голос Ализы был не очень веселым. -- Хлои нет в Париже, -- сказал Колен. -- Она укатила на три недели на юг со своими предками. -- Так ты, наверно, очень несчастен. -- Что ты! Я еще никогда не был так счастлив! -- сказал Колен. -- Я как раз хотел вам объявить о нашей помолвке... -- Поздравляю, -- сказал Шик. Он старался не глядеть на Ализу. -- Что с вами происходит? -- спросил Колен. -- Похоже, где-то заело. -- Все в порядке, -- сказала Ализа. -- Просто Шик глупый. -- Да нет, -- запротестовал Шик. -- Не слушай ее, Колен. Ничего не происходит. -- Вы говорите одно и то же, но не согласны друг с другом, -- сказал Колен, -- значит, кто-то из вас врет, а может, и оба. Давайте ужинать. Они прошли в столовую. -- Садитесь, Ализа, -- сказал Колен. -- Вот сюда, рядом со мной. Вы мне расскажете, в чем дело. -- Шик совсем глупый, -- сказала Ализа. -- Он говорит, что не должен больше жить со мной, потому что у него нет денег, чтобы меня обеспечить. Ему, видите ли, стыдно, что он на мне не женится. -- Я негодяй, -- сказал Шик. -- Право, не знаю, что вам сказать... Колен сам был так счастлив, что все это его невероятно огорчило. -- Дело ведь не только в деньгах, -- сказал Шик, -- а еще и в том, что родители Ализы не согласятся на наш брак и будут правы. В одной из книг Партра как раз описана подобная история. -- Это великолепная книга, -- сказала Ализа. -- Вы ее не читали, Колен? -- Вот вы какие, -- сказал Колен. -- Не сомневаюсь, что вы по-прежнему тратите все свои деньги на Партра. Шик и Ализа потупили глаза. -- Это моя вина, -- сказал Шик. -- Ализа больше ничего не тратит на Партра. С тех пор как она живет со мной, она почти перестала им заниматься. В голосе Шика звучал упрек. -- Я люблю тебя больше, чем Партра. Она готова была расплакаться. -- Ты прелесть, -- сказал Шик, -- я тебя не стою. Но коллекционировать Партра -- это мой порок. А инженеру, к сожалению, это не по карману. -- Я в отчаянии, -- сказал Колен. -- Я так хочу, чтобы у вас все было хорошо... Разверните-ка ваши салфетки. Под салфеткой Шика лежал томик "Блевотины", переплетенный в кожу вонючки, а под салфеткой Ализы -- массивное золотое кольцо во вкусе Бенвенуто Тошнини. -- О! -- воскликнула Ализа. Она обвила руки вокруг шеи Колена и поцеловала его. -- Ты мировой парень, -- сказал Шик, -- не знаю, как тебя отблагодарить. Впрочем, ты сам понимаешь, что я не могу отблагодарить тебя так, как хотел бы... Колен несколько приободрился. И Ализа была в этот вечер на редкость хороша. -- Какие у вас духи? -- спросил Колен. -- Хлоя душится орхидеевой квинтэссенцией. -- Я не употребляю духов, -- сказала Ализа. -- Это ее естественный запах, -- добавил Шик. -- Просто чудо! -- воскликнул Колен. -- Вы пахнете лесом, где течет ручей и бегают крольчата. -- Расскажите нам о Хлое, -- попросила Ализа, которая явно была польщена. Николя принес закуски. -- Здравствуй, Николя, -- сказала Ализа. -- Как ты поживаешь? -- Хорошо, -- сказал Николя и поставил поднос на стол. -- Ты меня не поцелуешь? -- спросила Ализа. -- Не стесняйтесь, Николя, -- сказал Колен. -- Вы доставил и бы мне большое удовольствие, если б согласились с нами поужинать... -- Да, да!.. -- сказала Ализа. -- Поужинай с нами. -- Месье повергает меня в смущение, -- сказал Николя. -- Не могу же я сесть за стол в таком виде... -- Послушайте, Николя, -- сказал Колен. -- Вы можете, если хотите, переодеться, но я вам просто приказываю поужинать с нами. -- Благодарю вас, месье, -- сказал Николя. -- Пойду переоденусь. Он расставил закуски и вышел. -- Ну, так вернемся к Хлое, -- сказала Ализа. -- Ешьте, пожалуйста, -- сказал Колен. -- Не знаю, что это такое, но, должно быть, вкусно. -- Не томи нас!.. -- сказал Шик. -- Я женюсь на Хлое через месяц, -- сказал Колен, -- но мне хотелось бы, чтобы это было завтра!.. -- Да, вам везет. Колену стало стыдно своего богатства. -- Послушай, Шик, -- сказал он, -- возьми у меня деньги. Ализа с нежностью посмотрела на Колена. Он был настолько открытым, что видно было, как голубые и сиреневые мысли пульсируют в венах его рук. -- Это вряд ли нам поможет, -- сказал Шик. -- Тогда ты смог бы жениться на Ализе, -- сказал Колен. -- Ее родители против, -- ответил Шик, -- а я не хочу, чтобы она с ними ссорилась. Она еще маленькая... -- Вовсе я не маленькая... -- сказала Ализа, выпрямляясь на мягком сиденье, чтобы они обратили внимание на ее соблазнительную грудь. -- Он совсем не это имеет в виду, -- перебил ее Колен. -- Послушай, Шик, у меня есть сто тысяч инфлянков, я дам тебе четверть этой суммы, и вы сможете спокойно жить. Будешь продолжать работать, и тогда вы вполне сведете концы с концами. -- Я никогда не смогу отблагодарить тебя должным образом, -- сказал Шик. -- Не надо меня благодарить, -- сказал Колен. -- Просто меня в жизни интересует счастье не всех людей, а каждого в отдельности. Раздался звонок в дверь. -- Пойду открою, -- сказала Ализа. -- Я ведь здесь самая маленькая, вы сами меня в этом упрекаете... Она встала, и ножки ее засеменили по мягкому ковру. Это был Николя, который вышел из квартиры черным ходом и теперь возвращался через парадный в пальто из плотного драпа в зелено-бежевую елочку и в америхамской фетровой шляпе, перчатки его были из свиной кожи, а ботинки -- из настоящего крокодила, но во всем своем великолепии он предстал лишь сняв пальто: на нем оказался пиджак из коричневого вельвета в перламутровый рубчик и синие в радужный отлив брюки с обшлагом в пять пальцев, включая большой. -- О! -- воскликнула Ализа. -- До чего же ты шикарен! -- Как дела, племянница? Все такая же красивая?..-- И он провел рукам по ее груди и бедрам. -- Пошли ужинать, -- сказала Ализа. -- Привет, друзья, -- сказал Николя, входя в комнату. -- Наконец-то вы решили разговаривать нормально! -- сказал Колен. -- Конечно! Я могу по-всякому. Но послушайте, -- продолжал он, -- не перейти ли нам всем на "ты"? -- Охотно, -- подхватил Колен. -- Опусти-ка свою задницу на стул! Николя сел напротив Шика. -- Положи себе закуски, -- сказал Шик. -- Ребята, вы согласны быть моими шаферами на свадьбе? -- Заметано, -- сказал Николя. -- Только, чур, чтобы с нами в паре не оказалось мордовороток! Знаем, как это бывает... -- Я попрошу Ализу и Исиду быть подружками невесты, -- сказал Колен, -- а братьев Демарэ -- свадебными педералами. -- Договорились! -- сказал Шик. -- Ализа, сбегай-ка на кухню и притащи сюда блюдо из духовки, -- распорядился Николя. -- Пора его вынимать. Она в точности выполнила указания Николя и принесла судок из массивного серебра. Шик приподнял крышку, и они увидели, что там лежали две скульптурные фигурки из гусиного паштета, изображающие Колена в визитке и Хлою в подвенечном платье. Над их головами была начертана дата бракосочетания, а в уголке стояла подпись: "Николя". XVI Колен бежал по улице. "Свадьба будет замечательная... Завтра, завтра утром... Придут все мои друзья..." Улица вела к Хлое. "Хлоя, ваши губы нежны. Ваша кожа золотистая, как персик. Ваши глаза видят все, как надо, а ваше тело бросает меня в жар..." Разноцветные стеклянные шарики катились по тротуару, за ними бежали дети. "Пройдут месяцы, долгие, долгие месяцы, а я все буду целовать вас с ненасытной жадностью. Пройдет столько месяцев, сколько дней в году, сколько часов в году, сколько минут в году, а все не исчерпаются поцелуи, которыми я хочу покрыть ваши руки, ваши волосы, ваши глаза, вашу шею..." Ему повстречались три маленькие девочки. Они водили хоровод и выводили песенку, вписывая поющий треугольник в танцующий круг. "Хлоя, я хотел бы, чтобы ваши груди прижались я моей груди, чтобы мои ладони касались вашего трепещущего тела, чтобы ваши руки обхватили мою шею, а ваша благоухающая головка уткнулись мне в плечо, я хотел бы вдыхать ваш запах, ощущать вашу кожу..." Небо было голубым, ясным, мороз еще держался, но уже не лютовал, как прежде. На четко очерченных черных деревьях тускнели концы веток -- там набухали зеленые почки. "Когда вас нет рядом, я вижу вас в том платье с серебряными пуговицами, но когда же это вы в нем были? Не в первую ли встречу? Нет, в день нашего свидания оно облегало ваше тело под тяжелым и мягким пальто". Он толкнул дверь и вошел в лавку. -- Мне нужны цветы для Хлои, -- сказал он. -- Когда их доставить? -- спросила цветочница. Она была молодая, хрупкая, с красивыми руками. И очень любила цветы. -- Завтра утром. Ко мне домой также надо отправить побольше цветов, чтобы вся наша комната была ими завалена, -- лилиями, белыми розами и гладиолусами и еще другими белыми цветами. Но главное, не забудьте большой букет красных роз... XVII Братья Демарэ, близнецы, одевались, чтобы отправиться на свадьбу. Их очень часто приглашали в качестве свадебных педералов, потому что они выглядели на редкость представительно. Старшего звали Кориолан. У него были черные вьющиеся волосы, белая нежная кожа, невинный взгляд, прямой нос и голубые глаза, опушенные желтыми ресницами. Младший по имени Пегас выглядел точно так же, с той лишь разницей, что ресницы его были зелеными, и этого обычно оказывалось достаточным, чтобы отличить их друг от друга. Они выбрали карьеру педиков по необходимости и по склонности, но так как они хорошо зарабатывали, выступая в качестве свадебных педералов, им уже почти не приходилось работать, и, увы, это пагубное безделье толкало их время от времени в объятия порока. Вот накануне, например, Кориолан побаловался с одной девицей, и теперь Пегас, стоя перед трельяжем и натирая себе чресла спермацетовым кремом "В мужских объятиях", весьма сурово его отчитывал. -- Нет, ты скажи мне, в котором часу ты вчера пришел домой? -- допытывался Пегас. -- Не помню, -- отмахнулся Кориолан. -- Оставь меня в покое, занимайся своим делом. Кориолан выщипывал себе брови с помощью медицинского пинцета. -- Ты ведешь себя непристойно! -- сказал Пегас. -- Девочка! Если бы только твоя тетя это видела!.. -- Подумаешь!.. А ты что, никогда этим не занимался? Нет? -- грозно наступал на него Кориолан. -- Скажи, когда? -- с некоторой тревогой в голосе спросил Пегас. Он прекратил себя массировать и сделал несколько приседаний перед зеркалом. -- Ладно, не будем уточнять, -- сказал Кориолан. -- А то сквозь землю провалишься от стыда. Застегни-ка мне лучше ширинку. У них были брюки особого покроя, с ширинками сзади, которые трудно застегнуть самому. -- А, вот видишь! -- ухмыльнулся Пегас. -- Тебе нечего сказать!.. -- Ну ладно, хватит! -- повторил Кориолан. -- Чья свадьба сегодня? -- Колен женится на Хлое, -- сказал брат с гримасой отвращения. -- Чего это ты? -- удивился Кориолан. -- Парень, что надо. -- Да, он-то парень, что