ил со всеми женщинами, но говорить, что они почему-то его не привлекают. Леди Статфилд. Да, это всегда очень, очень приятно слышать о других женщинах. Миссис Оллонби. Когда мы его спросим о чем-нибудь, в ответ он должен говорить нам только о нас самих. Он должен неизменно превозносить нас за те качества, которых у нас нет. Зато он должен быть беспощаден, совершенно беспощаден, порицая нас за такие добродетели, которые нам и не снились. Он не должен верить, что нам нужно хоть что-нибудь полезное. Это было бы непростительно. Зато он должен осыпать нас всем тем, что нам вовсе не нужно. Леди Кэролайн. Насколько я понимаю, ему остается только одно: осыпать нас подарками и комплиментами. Миссис Оллонби. Он должен постоянно компрометировать нас в обществе и быть совершенно почтительным наедине. И все-таки он должен быть всегда готов вытерпеть самую ужасную сцену, если нам захочется ее устроить, мгновенно стать несчастным, совершенно несчастным, и через какие-нибудь двадцать минут осыпать нас справедливыми упреками, а через полчаса положительно разъяриться и покинуть нас навеки без четверти восемь, когда нам нужно переодеться к обеду. А после того как женщина рассталась с ним навсегда и он отказался взять обратно те пустяки, которые когда-то ей подарил, и пообещал никогда с ней больше не видеться и не писать ей безрассудных писем - он должен чувствовать, что сердце его совершенно разбито, и целый день посылать ей телеграммы и записочки со своим кучером каждые полчаса, и обедать в клубе в полном одиночестве, чтобы все видели, как он несчастен. И вот, после целой ужасной недели, в течение которой она всегда выезжает вместе со своим мужем, для того только, чтобы показать, как он одинок, можно назначить ему третье, последнее свидание, вечером, и тогда, если его поведение было совершенно безупречным, а она действительно была с ним жестока, можно позволить ему сознаться, что он был совершенно неправ; когда же он в этом сознается, долг женщины - простить ему, а после того она может начинать все сначала, с разными вариациями. Леди Ханстентон. Какая вы умница, дорогая моя! Вы ничего этого не думаете, ни единого слова! Леди Статфилд. Благодарю вас, благодарю. Это очень, очень увлекательно. Надо постараться все это запомнить. Тут столько очень, очень важных подробностей. Леди Кэролайн. Но вы не сказали мне, какую же награду получит идеальный мужчина? Миссис Оллонби. Какую награду? О, возможность бесконечно надеяться. Этого ему вполне достаточно. Леди Статфилд. Но ведь мужчины так ужасно требовательны, не правда ли? Миссис Оллонби. Это ничего не значит. Женщина все-таки не должна уступать. Леди Статфилд. Даже идеальному мужчине? Миссис Оллонби. Разумеется, только не ему. Если, конечно, она не хочет, чтобы он ей надоел. Леди Статфилд. Ах!.. да. Понимаю. Это очень, очень важно. Как вы думаете, миссис Оллонби, встречу я когда-нибудь идеального мужчину? Или он не один такой на свете? Миссис Оллонби. В Лондоне их ровно четыре, леди Статфилд. Леди Ханстентон. О, моя дорогая! Миссис Оллонби (подходит к ней). Что случилось? Скажите мне. Леди Ханстентон (тихим голосом). Я совсем забыла, что эта американочка все время сидела тут же в комнате. Боюсь, кое-что из этого остроумного разговора могло ее шокировать. Миссис Оллонби. Ах, это будет ей очень полезно. Леди Ханстентон. Надеюсь, она многого не поняла. Мне, пожалуй, надо бы пойти поговорить с ней. (Встает и подходит к Эстер.) Ну, милая моя мисс Уэрсли. (Садится рядом.) Вы так тихонько сидели все это время в вашем уютном уголке! Должно быть, читали? Здесь в библиотеке столько книг. Эстер. Нет, я слушала ваш разговор. Леди Ханстентон. Знаете, дорогая, не следует верить всему тому, что здесь говорилось. Эстер. Я и не поверила ни единому слову. Леди Ханстентон. Так и надо, милая. Эстер. Я не могла поверить, чтобы женщины действительно смотрели на жизнь так, как об этом рассказывали сегодня ваши гостьи. Неловкая пауза. Леди Ханстентон. Говорят, у вас, в Америке, такое приятное общество. Кое-где совсем похоже на наше, судя по письмам моего сына. Эстер. У нас в Америке, как и везде, тоже есть свои кружки, леди Ханстентон. Но настоящее общество состоит из всех хороших женщин и мужчин, из всех хороших людей, какие только есть в нашей стране. Леди Ханстентон. Какая разумная система и, я думаю, очень приятная к тому же. Боюсь, у нас, в Англии, слишком много искусственных социальных перегородок. Мы почти не видим средних и низших классов общества. Эстер. У нас в Америке нет низших классов. Леди Ханстентон. В самом деле? Какое странное общественное устройство! Миссис Оллонби. О чем говорит эта ужасная девочка? Леди Статфилд. Она так утомительно естественна, правда? Леди Кэролайн. Говорят, у вас в Америке нет очень многого, мисс Уэрсли. Говорят, у вас совсем нет развалин, нет редкостей. Миссис ОллонбиСк леди Статфилд). Какой вздор! У них есть их матери, есть их манеры. Эстер. Английская аристократия поставляет нам редкости, леди Кэролайн. Их высылают к нам каждое лето пароходом, и на другой день после приезда они предлагают нам руку и сердце. Что касается развалин, мы стремимся построить нечто более долговечное, чем кирпичи и камни. (Встает, чтобы взять со стола свой веер.) Леди Ханстентон. Что же это такое, милая? Ах да, эту вашу железную Выставку в городке с таким смешным названием, не правда ли? Эстер (стоя у стола). Мы хотим построить жизнь, леди Ханстентон, на лучших, более чистых я справедливых основаниях, чем те, на каких она построена здесь. Без сомнения, всем вам это покажется странно. Да и не может не показаться странным. Вы, богатые англичане, сами не понимаете, как вы живете. Да и как вам понять? Вы изгоняете из вашего общества все доброе и хорошее. Вы смеетесь над всем простым и чистым. Живя, как вы все, на чужой счет, эксплуатируя людей, вы издеваетесь над самопожертвованием, а если и бросаете беднякам кусок хлеба, то только для того, чтобы усмирить их на время. Со всей вашей роскошью, богатством и художеством вы не умеете жить - даже этого не умеете. Вам нравится красота, которой можно любоваться, которую можно трогать и вертеть, та красота, которую вы в силах уничтожить и уничтожаете, но о незримой красоте жизни, о незримой красоте высшей жизни вы не имеете понятия. Ваше английское общество кажется мне мелким, эгоистичным, неразумным. Оно не видит и не слышит. Оно возлежит как прокаженный в пурпуре. Оно недвижимо, словно гроб повапленный. В нем все ложно, все ложно. Леди Статфилд. Об этом, я думаю, и знать не следует. Это ведь очень, очень неприлично, не правда ли? Леди Ханстентон. Милая моя мисс Уэрсли! А я-то думала, что вам очень нравится английское общество. Вы имели у нас такой успех. Вами так восхищались самые первые люди. Не припомню, что сказал про вас лорд Генри Уэстон, - но что-то очень лестное, а вы знаете, какой он ценитель красоты. Эстер. Лорд Генри Уэстон! Я его помню, леди Ханстентон! Человек с отвратительной улыбкой и отвратительным прошлым. Его везде приглашают. Ни один обед без него не обходится. А где те, кого он погубил? Они - парии. Даже имени их не называют. Вы отвернетесь, если встретите их на улице. Я не жалею о том, что они наказаны. Пусть будут наказаны все женщины, которые грешили. Миссис Арбетнот входит с террасы в накидке, с кружевной вуалью на голове. Услышав последние слова, она вздрагивает. Леди Ханстентон. Дорогая моя мисс Уэрсли! Эстер. Это справедливо, чтоб они несли кару, но пусть же страдают не они одни. Если мужчина и женщина согрешили, пусть удаляются в пустыню и там любят или ненавидят друг друга. Надо заклеймить и того и другого. Если хотите, отметьте клеймом обоих, но нельзя же карать одну, оставив другому свободу. Нельзя, чтоб был один закон для мужчин, а другой для женщин. У вас в Англии несправедливы к женщинам. И пока вы не признаете, что позор для женщины есть бесчестье и для мужчины, вы всегда будете несправедливы, и Добро - этот огненный столп, и Зло - этот облачный столп, будут вам видны очень смутно, или совсем не видны, а если и будут видны, вы не станете на них смотреть. Леди Кэролайн. Нельзя ли попросить вас, милая мисс Уэрсли, раз вы все равно стоите, передать мне мой клубок: он как раз за вашей спиной? Благодарю вас. Леди Ханстентон. Миссис Арбетнот, дорогая моя! Я так рада, что вы пришли. Но я не слышала, как о вас доложили. Миссис Арбетнот. О, я вошла прямо с террасы, не снимая накидки. Вы мне не писали, что у вас званый вечер. Леди Ханстентон. Какой же вечер? Так, несколько человек, которые гостят у нас; я вас с ними познакомлю. Позвольте мне. (Хочет помочь ей. Потом звонит.) Кэролайн, это миссис Арбетнот, мой лучший друг. Леди Кэролайн Понтефракт, леди Статфилд, миссис Оллонби и мой юный друг из Америки, мисс Эстер Уэрсли, которая только что рассказывала нам, какие мы все испорченные. Эстер. Боюсь, леди Ханстентон, вам показалось, что я говорила слишком резко. Но в Англии много такого... Леди Ханстентон. Милая девочка, я думаю, в том, что вы говорили, немало правды, и вы были такая хорошенькая в эту минуту, что гораздо важнее, как сказал бы лорд Иллингворт. В одном только вы были слишком уж строги, как мне подумалось, - это по отношению к брату леди Кэролайн, бедному лорду Генри. Право, он такой интересный собеседник. Входит лакей. Возьмите вещи миссис Арбетнот. Лакей уходит с вещами. Эстер. Леди Кэролайн, я понятия не имела, что это ваш брат. Мне очень жаль, что я вас огорчила... я... Леди Кэролайн. Милая мисс Уэрсли, единственное место в вашем маленьком спиче, если можно так выразиться, с которым я вполне согласна, это то, что вы говорили о моем брате. Что бы вы о нем ни сказали, все это будет слишком мягко для него. Я считаю Генри бесчестным, совершенно бесчестным. Но я должна сознаться, как и вы это заметили, Джейн, что он - интересный собеседник, что повар у него - лучший в Лондоне, а после хорошего обеда всякому простишь, даже родному брату. Леди Ханстентон (к мисс Уэрсли). А теперь, дорогая, подойдите и познакомьтесь с миссис Арбетнот. Она одна из тех добрых, хороших, простых людей, которых мы, по вашему мнению, никогда не допускаем в общество. Мне очень жаль, что миссис Арбетнот так редко ко мне приходит. Но я тут ничего не могу поделать. Миссис Оллонби. Как досадно, что мужчины так засиживаются в столовой после обеда! Должно быть, говорят про нас бог знает что. Леди Статфилд. Вы в самом деле так думаете? Миссис Оллонби. Уверена в этом. Леди Статфилд. Это очень, очень гадко с их стороны! Не перейти ли нам на террасу? Миссис Оллонби. О, куда угодно, лишь бы подальше от этих вдов, от этих нерях. (Встает и вместе с леди Статфилд идет к двери.) Мы только пойдем посмотрим на звезды, леди Ханстентон. Леди Ханстентон. Сейчас их очень много, дорогая моя, очень много. Не простудитесь только. (К миссис Арбетнот.) Нам будет очень недоставать Джеральда, миссис Арбетнот. Миссис Арбетнот. Но разве лорд Иллингворт действительно предложил Джеральду быть его секретаоем? Леди Ханстентон. О да! Он был так мил, так любезен. Он самого высокого мнения о вашем сыне. Вы, кажется, незнакомы с лордом Иллингвортом, дорогая. Миссис Арбетнот. Я никогда с ним не встречалась. Леди Ханстентон. Но вы, конечно, знаете его по имени? Миссис Арбетнот. Кажется, нет. Я живу так замкнуто, почти никого не вижу. Помню, много лет назад я слышала о старом лорде Иллингворте, который жил, кажется, в Йоркшире. Леди Ханстентон. Ах, да. Это был предпоследний граф. Очень любопытный человек. Он хотел жениться на женщине из низов. Или, напротив, не хотел. Об этом много говорили. Нынешний лорд Иллингворт совсем другой. Большой аристократ. Он занимается... Впрочем, он ничем особенно не занят, что так не нравится нашей хорошенькой американской гостье; не знаю даже, интересуется ли он тем, что так занимает вас, миссис Арбетнот. Как вы думаете, Кэролайн, интересуется ли лорд Иллингворт убежищами для бедных? Леди Кэролайн. Думаю, что ничуть не интересуется, Джейн. Леди Ханстентон. У всех нас разные вкусы, не правда ли? Но лорд Иллингворт занимает очень высокое положение и может добиться всего, чего только захочет. Конечно, он еще сравнительно молодой человек и не так давно унаследовал свои титул - с каких пор он лорд Иллингворт, Кэролайн? Леди Кэролайн. Да я думаю, уже года четыре, Джейн. Я помню, он получил титул в тот самый год, когда моего брата разоблачили в газетах. Леди Ханстентон. Ах да, припоминаю. Это будет как раз около четырех лет. Ну, вы понимаете, миссис Арбетнот, между лордом Иллингвортом и титулом стояло много людей. Там был, например... кто же такой, Кэролайн? Леди Кэролайн. Сын бедняжки Маргарет. Вы помните, как ей хотелось иметь сына, и у нее родился мальчик, но он умер, а после него умер и ее муж, и она как-то очень скоро вышла за одного из сыновей лорда Аскота, и, говорят, он ее колотит. Леди Ханстентон. Ах, дорогая, это у них семейное. А еще был один пастор, который выдавал себя за сумасшедшего, или сумасшедший, который выдавал себя за пастора, - точно не помню, но знаю, что дело разбирал Канцлерский суд и вынес решение, что он в своем уме. Потом я его видела у бедного лорда Пламстеда с сеном в волосах или еще с чем-то таким странным. Уж не помню с чем. Я часто жалею, Кэролайн, что милая леди Сесилия не дожила до того дня, когда ее сын стал лордом. Миссис Арбетнот. Леди Сесилия? Леди Ханстентон. Матушка лорда Иллингворта, милая миссис Арбетнот, была одна из хорошеньких дочек герцогини Джернингэм: она вышла за сэра Томаса Харфорда, и в то время не считали, что это хорошая партия для нее, хотя он был первым красавцем во всем Лондоне. Я близко знала всю семью, и обоих сыновей тоже: и Артура и Джорджа. Миссис Арбетнот. Титул унаследовал, конечно, старший сын, леди Ханстентон? Леди Ханстентон. Нет, милая, он был убит на охоте... Или на рыбной ловле, Кэролайн? Забыла. Но все наследство досталось Джорджу. Я всегда говорю, что ни одному младшему сыну так не повезло, как ему. Миссис Арбетнот. Леди Ханстентон, мне нужно сейчас же переговорить с Джеральдом. Могу я его видеть? Можно за ним послать? Леди Ханстентон. Конечно, дорогая. Он в столовой. Я сейчас пошлю за ним. Не знаю, что это мужчины сегодня так засиделись. (Звонит в колокольчик.) Когда я знала лорда Иллингворта еще нетитулованным Джорджем Харфордом, это был просто блестящий светский юноша, и у него никогда не было своих денег, кроме того, что давала ему бедняжка леди Сесилия. Она его очень любила. Больше из-за того, я думаю, что он очень не ладил с отцом. А вот и наш милый архидиакон. (Слуге.) Нет, не нужно. Входят сэр Джон и доктор Добени. Сэр Джон подходит, к леди Статфилд, доктор Добени к леди Ханстентон. Доктор Добени. Лорд Иллингворт был сегодня очень интересен. Я никогда еще не проводил время так приятно. (Видит миссис Арбетнот.) А! миссис Арбетнот! Леди Ханстентон (доктору Добени). Видите, наконец-то я уговорила миссис Арбетнот приехать ко мне. Доктор Добени. Это большая честь, леди Ханстентон: миссис Добени позавидует вам. Леди Ханстентон. Ах, как жаль, что миссис Добени не могла приехать с щами. Головная боль, как и всегда, я думаю? Доктор Добени. Да, леди Ханстентон, она сущая мученица. Но ей всего лучше, когда она остается в одиночестве. Всего лучше в одиночестве. Леди Кэролайн (мужу). Джон! Сэр Джон подходит к ней. Доктор Добени разговаривает с леди Ханстентон и миссис Арбетнот. Миссис Арбетнот все время следит за лордом Иллингвортом. Не заметив ее, он переходит комнату, направляясь к миссис Оллонби, которая вместе с леди Статфилд смотрит на террасу, стоя возле дверей. Лорд Иллингворт. Как чувствует себя самая очаровательная женщина на свете? Миссис Оллонби (беря за руку леди Статфилд). Мы обе чувствуем себя прекрасно. Благодарю вас, лорд Иллингворт. Что же вы так недолго побыли в столовой? Мы, кажется, только что оттуда ушли. Лорд Иллингворт. Скука была смертная. Я все время молчал. Только и думал, как бы поскорее вернуться к вам. Миссис Оллонби. А стоило бы. Американка читала нам лекцию. Лорд Иллингворт. В самом деле? Мне кажется, все американцы любят читать лекции. Должно быть, у них климат как-то располагает к этому. О чем же была лекция? Миссис Оллонби. Ну конечно, о пуританстве. Лорд Иллингворт. Мне предстоит обратить ее, не правда ли? Какой срок вы мне даете? Миссис Оллонби. Неделю. Лорд Иллингворт. Недели за глаза хватит. Входят Джеральд и лорд Альфред. Джеральд (подходит к матери). Милая мама! Миссис Арбетнот. Джеральд, мне что-то нехорошо. Проводи меня домой. Не надо мне было приезжать. Джеральд. Как жалко, мама. Ну конечно. Но сначала познакомься с лордом Иллингвортом. (Идет к нему.) Миссис Арбетнот. Только не сегодня, Джеральд. Джеральд. Лорд Иллингворт, мне очень хотелось бы познакомить вас с моей матерью. Лорд Иллингворт. С величайшим удовольствием! (К миссис Оллонби.) Я через минуту вернусь. Чужие матери всегда надоедают мне. И все женщины становятся похожи на своих матерей. В этом их трагедия. Миссис Оллонби. А мужчины - никогда. В этом их трагедия. Лорд Иллингворт. Какое у вас чудесное настроение сегодня! (Поворачивается и подходит вместе с Джеральдом к миссис Арбетнот. Увидев ее, отшатывается в изумлении. Затем медленно переводит взгляд на Джеральда.) Джеральд. Мама, это лорд Иллингворт, который предлагает мне стать его личным секретарем. Миссис Арбетнот холодно кланяется. Для меня это прекрасное начало, не правда ли? Надеюсь только, что он во мне не разочаруется. Ты ведь поблагодаришь лорда Иллингворта, мама? Миссис Арбетнот. Конечно, лорд Иллингворт очень добр, что принимает в тебе участие. Лорд Иллингворт (кладя руку на плечо Джеральда). О, мы с Джеральдом уже успели подружиться, миссис... Арбетнот. Миссис Арбетнот. Между вами и моим сыном не может быть ничего общего, лорд Иллингворт. Джеральд. Мама, милая, как ты можешь это говорить? Конечно, лорд Иллингворт очень остроумен и все такое, он все на свете знает. Лорд Иллингворт. Мой милый мальчик! Джеральд. Он знает жизнь лучше, чем кто бы то ни было. Я себя чувствую таким тупицей, когда я с вами, лорд Иллингворт. Конечно, у меня не было никаких преимуществ. Я не учился ни в Итоне, ни в Оксфорде, как другие. Но лорд Иллингворт, по-видимому, не придает этому значения. Он был очень добр ко мне, мама. Миссис Арбетнот. Лорд Иллингворт может еще передумать. Вряд ли он хочет, чтобы ты был его секретарем! Джеральд. Мама! Миссис Арбетнот. Не забывай, ты сам сказал, что у тебя не было почти никаких преимуществ. Миссис Оллонби. Лорд Иллингворт, мне нужно поговорить с вами. Подойдите на минутку. Лорд Иллингворт. Извините меня, миссис Арбетнот. Не позволяйте вашей милой матушке настаивать на своих возражениях, Джеральд. Дело ведь совсем решено, не так ли? Джеральд. Надеюсь, что так. Лорд Иллингворт отходит к миссис Оллонби. Миссис Оллонби. Я думала, вы никогда не уйдете от этой дамы в черном бархате. Лорд Иллингворт. Она очень красива. (Смотрит на миссис Арбетнот.) Леди Ханстентон. Кэролайн, не перейти ли нам в концертную залу? Мисс Уэрсли сыграет нам. Вы ведь тоже идете с нами, милая миссис Арбетнот? Вы не знаете, какое нас ждет удовольствие. (Доктору Добени.) Право, надо как-нибудь привезти к вам мисс Уэрсли. Мне так хочется, чтобы милая миссис Добени послушала ее игру на скрипке. Ах, я и забыла! Милая миссис Добени, кажется, не так хорошо слышит? Доктор Добени. Глухота для нее большое лишение. Она не может даже слушать мои проповеди. Она читает их дома. Но у нее есть внутренние ресурсы, есть ресурсы. Леди Ханстентон. Она, я думаю, много читает? Доктор Добени. Только самую крупную печать. Ее зрение быстро слабеет. Но она никогда не жалуется, никогда. Джеральд (лорду Иллингворту). Пожалуйста, поговорите с мамой, лорд Иллингворт, перед тем как вы пойдете слушать музыку. Ей кажется, вы говорите мне не то, что думаете. Миссис Оллонби. Разве вы не идете? Лорд Иллингворт. Сию минуту. Леди Ханстентон, если миссис Арбетнот позволит, я хотел бы сказать ей несколько слов, а потом мы присоединимся к вам. Леди Ханстентон. Ах, да, конечно. Вам есть что сказать ей, и ей хочется поблагодарить вас за многое. Не каждому сыну делают такое предложение, миссис Арбетнот. Но я знаю, вы его сумеете оценить, дорогая моя. Леди Кэролайн. Джон! Леди Ханстентон. Только не задерживайте миссис Арбетнот слишком долго, лорд Иллингворт. Мы без нее не можем обойтись. (Уходит вслед за другими гостями.) Из залы доносятся звуки скрипки. Лорд Иллингворт. Так это наш сын, Рэчел! Что ж, я горжусь им. Он настоящий Харфорд, с головы до ног. Кстати, почему он Арбетнот, Рэчел? Миссис Арбетнот. Не все ли равно, какое имя он носит, если у него нет прав ни на какое. Лорд Иллингворт. Пожалуй, но почему он Джеральд? Миссис Арбетнот. В честь того человека, чье сердце я разбила, - в честь моего отца. Лорд Иллингворт. Ну, Рэчел, что прошло, то прошло. Скажу только одно - я очень, очень доволен нашим мальчиком. Общество будет знать его только как моего личного секретаря, но для меня он будет и самым близким и самым дорогим человеком. Странно, Рэчел, мне казалось, что жизнь моя полна. Но это было неверно. Мне чего-то недоставало, мне недоставало сына. Теперь я нашел моего сына и очень рад, что нашел. Миссис Арбетнот. Вы не имеете на него никакого права, ни малейшего. Он целиком мой и останется моим. Лорд Иллингворт. Милая моя Рэчел, вы владели им больше двадцати лет. Почему бы теперь не уступить его мне, хоть ненадолго? Он столько же мой, сколько и ваш. Миссис Арбетнот. Вы говорите это о ребенке, которого бросили? О ребенке, который мог бы умереть от голода и нужды, если б это только от вас зависело? Лорд Иллингворт. Вы забываете, Рэчел, что это вы меня бросили. А не я вас. Миссис Арбетнот. Я бросила вас потому, что вы отказались дать ребенку имя. Перед тем как родился мой сын, я умоляла вас жениться на мне. Лорд Иллингворт. У меня тогда не было никаких надежд на будущее. И кроме того, Рэчел, я был не многим старше вас. Мне было всего двадцать два года. А когда вся эта история началась в саду вашего отца, мне был двадцать один год. Миссис Арбетнот. Когда мужчина достаточно взрослый для того, чтобы делать зло, он достаточно взрослый и для того, чтобы это зло исправить. Лорд Иллингворт. Милая Рэчел, отвлеченные рассуждения всегда очень интересны, но в моральном отношении они ровно ничего не стоят. Говорить, будто я оставил своего сына умирать голодной смертью, и неверно и неумно. Моя мать предлагала вам шестьсот фунтов в год. Но вы ничего не взяли. Вы просто скрылись и увезли с собой ребенка. Миссис Арбетнот. Я не приняла бы от нее ни одного пенни. Ваш отец был совсем другой. Когда мы были в Париже, он вам сказал при мне, что вы должны на мне жениться. Лорд Иллингворт. Долг - это то, чего мы требуем от других и не делаем сами. Конечно, я был тогда под влиянием матери. В юности это со всеми бывает. Миссис Арбетнот. Очень рада это от вас слышать. Джеральд, разумеется, не поедет с вами. Лорд Иллингворт. Какой вздор! Миссис Арбетнот. Неужели вы думаете, я позволю моему сыну... Лорд Иллингворт. Нашему сыну! Миссис Арбетнот. Моему сыну! Лорд Иллингворт пожимает плечами. Уехать с человеком, который погубил мою молодость, испортил мне жизнь, отравил каждую минуту существования? Вы не понимаете, что мое прошлое было сплошным страданием и позором? Лорд Иллингворт. Милая моя Рэчел, должен сказать откровенно, что будущее Джеральда для меня гораздо важнее, чем ваше прошлое. Миссис Арбетнот. Будущее Джеральда нельзя отделить от моего прошлого. Лорд Иллингворт. Именно это он и должен сделать. Именно в этом вы и должны ему помочь. Как это типично для женщины! Вы говорите так сентиментально, а сами остаетесь насквозь эгоисткой. Но постараемся обойтись без сцены. Рэчел, я просил бы вас взглянуть на дело с точки зрения здравого смысла, с точки зрения пользы для нашего сына, оставив нас обоих в стороне. Что он такое сейчас? Мелкий сдужащий в провинциальном банке, в захолустном английском городке. Если вы воображаете, что он счастлив, вы очень ошиблись. Он недоволен и несчастлив. Миссис Арбетнот. Он был доволен, пока не встретил вас. Это вы сделали его несчастным. Лорд Иллингворт. Конечно, я. Недовольство - первый шаг к прогрессу, как у отдельного человека, так и у народа. Но я же не бросил его, пробудив в нем стремление к недоступному. Нет, я сделал ему лестное предложение. Могу сказать, что он в восторге. Как и всякий юноша на его месте. А теперь, только потому, что я прихожусь родным отцом мальчику, а он мне - родным сыном, вы хотите загубить его карьеру. Иными словами, если б я был ему чужой, вы бы позволили Джеральду уехать со мной. Но так как он моя плоть и кровь - вы ему это запрещаете. Где же тут логика? Миссис Арбетнот. Я его не отпущу. Лорд Иллингворт. А как вы его не пустите? Под каким предлогом вы заставите его отклонить мое предложение? Я ему, конечно, не скажу, кем он мне приходится. А вы не посмеете сказать. Вы это знаете. Вы сами его так воспитали. Миссис Арбетнот. Я воспитала его хорошим человеком. Лорд Иллингворт. Совершенно верно. А результат? Вы воспитали из него судью себе, если только он когда-нибудь узнает ваше прошлое. И он будет для вас суровым, несправедливым судьею. Не обманывайте себя, Рэчел. Дети начинают с любви к родителям. А потом - судят их. Они не прощают им почти никогда. Миссис Арбетнот. Джордж, не отнимайте у меня сына. Я пережила двадцать лет горя, и только одно существо на свете меня любит, только одно. Ваша жизнь была полна радостей, наслаждений, успехов. Вы были вполне счастливы и ни разу не вспомнили о нас. Да судя по вашим взглядам, и вспоминать нас не было никакой причины. Встреча с нами была просто случайностью, несчастной случайностью. Забудьте о ней. Зачем же вы явились, чтобы отнять у меня... все, что у меня есть на этом свете. У вас есть все, кроме этого одного. Оставьте мне маленький вертоград моей жизни, оставьте мне мой сад за оградою и источник в нем; оставьте мне агнца, которого бог послал мне из жалости или во гневе. Джордж, не отнимайте у меня Джеральда! Лорд Иллингворт. Рэчел, вы теперь уже не нужны для карьеры Джеральда, а я нужен. Больше нам говорить не о чем. Миссис Арбетнот. Я не пущу его. Лорд Иллингворт. А вот и сам Джеральд. Он имеет право сам решить этот вопрос. Входит Джеральд. Джеральд. Ну, мама, надеюсь, ты обо всем сговорилась с лордом Иллингвортом? Миссис Арбетнот. Нет, Джеральд. Лорд Иллингворт. Ваша матушка почему-то не хочет, чтобы вы ехали со мной. Джеральд. Почему же, мама? Миссис Арбетнот. Я думала, ты был счастлив со мною и здесь, Джеральд. Я не знала, что тебе так хочется покинуть меня. Джеральд. Мама, ну как ты можешь так говорить! Конечно, я был совершенно счастлив с тобой. Но ведь мужчина не может всю жизнь оставаться при своей матери. Никто так не делает. Мне хочется создать себе положение, добиться чего-то. Я думал, ты будешь гордиться мной, когда я стану секретарем лорда Иллингворта. Миссис Арбетнот. Не думаю, чтобы из тебя вышел такой секретарь, какой нужен лорду Иллингворту. У тебя нет для этого знаний. Лорд Иллингворт. Я не хочу вмешиваться в ваши дела, миссис Арбетнот, но в том, что касается вашего последнего возражения, я, разумеется, лучший судья. И могу только сказать, что у вашего сына есть все данные, на какие только я мог надеяться. И даже больше, чем я думал. Гораздо больше. Миссис Арбетнот молчит. Может быть, у вас есть иные причины, миссис Арбетнот, почему вы не желаете, чтобы ваш сын занял это место? Джеральд. Есть такие причины, мама? Отвечай же! Лорд Иллингворт. Если они есть, миссис Арбетнот, то очень прошу вас, скажите. Мы теперь совсем одни. Что бы это ни было - нечего и говорить, оно останется между нами. Джеральд. Мама? Лорд Иллингворт. Если вы хотите поговорить с сыном наедине, я вас оставлю. У вас могут быть особые причины, о которых мне знать не следует. Миссис Арбетнот. Других причин у меня нет. Лорд Иллингворт. Тогда, мой милый мальчик, можно считать дело решенным. Пойдемте на террасу и выкурим по папироске. Позвольте сказать вам, миссис Арбетнот, что вы поступили очень, очень разумно. (Уходит с Джеральдом.) Миссис Арбетнот остается одна. Она стоит неподвижно, ее лицо выражает глубокое страдание. Занавес ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ Картинная галерея в Ханстентоне. Дверь в глубине ведет на террасу. Лорд Иллингворт и Джеральд; лорд Иллингворт полулежит на диване, Джеральд сидит в кресле. Лорд Иллингворт. Чрезвычайно разумная женщина ваша матушка, Джеральд. Я так и знал, что в конце концов она согласится. Джеральд. Мама очень щепетильна, лорд Иллингворт; я знаю, она думает, что я не настолько образован, чтобы быть вашим секретарем. И она совершенно права. В школе я отчаянно ленился, а теперь не выдержал бы экзамена даже ради спасения жизни. Лорд Иллингворт. Милый мой Джеральд, экзамены ровно ничего не значат. Если вы джентльмен, то знаете столько, сколько нужно, а если не джентльмен - то всякое знание вам только вредит. Джеральд. Но я так мало знаю свет, лорд Иллингворт. Лорд Иллингворт. Не бойтесь, Джеральд. Помните, что у вас есть самое замечательное в жизни - молодость. Нет ничего лучше молодости. Пожилые люди уже в долгу у жизни. А старики сданы в архив. Но молодость - владыка жизни. У молодости все впереди. Каждый рождается королем, и многие, подобно королям, умирают в изгнании. Для того чтобы вернуть свою молодость, Джеральд, я готов делать все - только не вставать рано, не заниматься гимнастикой и не быть полезным членом общества. Джеральд. Но ведь вы не считаете себя стариком, лорд Иллингворт? Лорд Иллингворт. Я достаточно стар, чтобы быть вашим отцом, Джеральд. Джеральд. Я не помню своего отца, он умер очень давно. Лорд Иллингворт. Я это слышал от леди Ханстентон. Джеральд. Очень странно, мама никогда не говорит со мною об отце. Я иногда думаю, что она, должно быть, вышла за человека недостойного. Лорд Иллингворт (слегка хмурится). Вот как? (Подходит к Джеральду и кладет руку ему на плечо.) Вам, я думаю, было трудно без отца, Джеральд? Джеральд. О нет, мама так любила меня. Ни у кого нет такой матери, как у меня! Лорд Иллингворт. Я не сомневаюсь. А все-таки, мне кажется, матери не всегда понимают сыновей. То есть не представляют себе, что у сына может быть честолюбие, желание видеть жизнь, создать себе имя. В конце концов, Джеральд, вы ведь не можете просидеть всю жизнь в такой дыре, как Рокли, не правда ли? Джеральд. Конечно нет! Это было бы ужасно. Лорд Иллингворт. Материнская любовь очень трогательна, разумеется, но она часто бывает крайне эгоистична. Я хочу сказать, что в этой любви немало эгоизма. Джеральд (после паузы). Мне тоже так кажется. Лорд Иллингворт. Ваша матушка - очень хорошая женщина. Но даже у самых хороших женщин такие узкие взгляды на жизнь, их горизонт ограничен, их интересы так мелки, не правда ли? Джеральд. Да, они интересуются такими вещами, до которых нам дела нет. Лорд Иллингворт. Должно быть, ваша матушка очень религиозна, ну и прочее в этом же духе? Джеральд. Да, она часто ходит в церковь. Лорд Иллингворт. А! она не современная женщина, а теперь самое главное - не отстать от современности. Вы ведь хотите быть человеком своего времени, Джеральд? Вы хотите узнать жизнь, какова она есть. А не быть сбитым с толку разными отсталыми теориями о жизни. Так вот, вам теперь надо только войти в лучшее общество. Человек, который может овладеть разговором за лондонским обедом, может овладеть всем миром. Будущее принадлежит денди. Господствовать должны утонченные люди. Джеральд. Мне очень хотелось бы изящно одеваться, но я всегда слышал, что мужчина не должен много заниматься своей внешностью. Лорд Иллингворт. Люди нынче стали до того поверхностны, что не понимают даже философии внешности. Кстати, Джеральд, вам надо научиться завязывать галстук. Для бутоньерки в петлице довольно и чувства. А для галстука самое главное - стиль. Хорошо завязанный галстук - это первый важный шаг в жизни. Джеральд (смеясь). Галстук я, быть может, научусь завязывать, лорд Иллингворт, но никогда не научусь говорить так, как вы. Я совсем не умею говорить. Лорд Иллингворт. О! говорите с каждой женщиной так, как будто вы в нее влюблены, а с каждым мужчиной так, как будто он вам надоел, и к. концу первого сезона у вас будет репутация светского человека с необыкновенным тактом. Джеральд. Но ведь получить доступ в высший свет очень трудно, правда? Лорд Иллингворт. Чтобы получить нынче доступ в высший свет, надо или кормить людей обедами, или потешать их, или шокировать - вот и все! Джеральд. В светском обществе, должно быть, замечательно интересно! Лорд Иллингворт. Бывать в обществе просто скучно. А быть вне общества - уже трагедия. Без общества нельзя обойтись. Мужчина не может иметь успеха в жизни, если его не поддерживают женщины, а женщины правят обществом. Если женщины не на вашей стороне, то вы человек конченный. Уж тогда лучше сразу идти в адвокаты, в маклеры или в журналисты. Джеральд. Очень трудно понимать женщин, не правда ли? Лорд Иллингворт. А вам и не надо их понимать. Женщина - это картина. Мужчина - это проблема. Если вы хотите знать, что на самом деле думает женщина - а эта, кстати сказать, всегда опасно, - смотрите на нее, но не слушайте. Джеральд. Но ведь женщины очень умны? Лорд Иллингворт. Это им всегда следует говорить. И для философа, милый мой Джеральд, женщины являют собой торжество материи над духом, точно так же как мужчина - торжество духа над моралью. Джеральд. Почему же тогда женщины имеют такую власть, как вы говорите? Лорд Иллингворт. История женщин - это история самого худшего вида тирании, какую знал мир. Тирания слабого над сильным. Это единственная форма тирании, которая еще держится. Джеральд. Но разве влияние женщин не облагораживает? Лорд Иллингворт. Облагораживает только интеллект. Джеральд. Но все-таки бывают женщины всякого рода, не правда ли? Лорд Иллингворт. В обществе - только двух родов: некрасивые и накрашенные. Джеральд. Но ведь есть в обществе и хорошие женщины, да? Лорд Иллингворт. Даже слишком много. Джеральд. Разве вы не думаете, что женщины и должны быть хорошими? Лорд Иллингворт. Никогда не надо им этого говорить, а то все они сразу станут хорошими. Женщины - очаровательно своенравный пол. Каждая женщина - мятежница и яростно восстает против самой себя. Джеральд. Вы никогда не были женаты, лорд Иллингворт? Лорд Иллингворт. Мужчины женятся от усталости, женщины выходят замуж из любопытства. И те и другие разочаровываются. Джеральд. А как вы думаете, человек может быть счастлив, если женится? Лорд Иллингворт. Вполне. Но счастье женатого человека зависит от тех, на ком он не женат. Джеральд. Но если он влюблен? Лорд Иллингворт. Надо всегда быть влюбленным. Вот почему никогда не следует жениться. Джеральд. Удивительная вещь - любовь, не правда ли? Лорд Иллингворт. Когда человек влюблен, он сначала обманывает себя. А кончает тем, что обманывает других. Это-то и называется на свете любовью. Но настоящая grande passion {Большая страсть. (Франц.).} встречается теперь сравнительно редко. Это привилегия людей, которым нечего делать. Это единственное занятие для праздных слоев общества и единственный смысл жизни для нас, Харфордов. Джеральд. Для Харфордов, лорд Иллингворт? Лорд Иллингворт. Это мое родовое имя. Вам надо бы изучать Книгу пэров, Джеральд. Это единственная книга, которую светский молодой человек должен знать наизусть, и самый лучший роман, какой произвели на свет англичане. А теперь, Джеральд, вы входите вместе со мной в совершенно новую жизнь, и я хочу научить вас, как жить. Миссис Арбетнот появляется сзади, на террасе. Потому что мир создан глупцами для того, чтобы в нем жили умные люди! Входят леди Ханстентон и доктор Добени. Леди Ханстентон. Ах, вот вы где, дорогой лорд Иллингворт! Вы, верно, говорили с нашим юным другом о его новых обязанностях и дали ему много полезных советов вместе с хорошей папиросой. Лорд Иллингворт. Я дал ему самые лучшие советы, леди Ханстентон, и самые лучшие папиросы. Леди Ханстентон. Мне очень жаль, что я тут не была и не слышала вас, но я, пожалуй, уже стара учиться. Разве только у вас, дорогой архидиакон, я готова учиться, когда вы говорите с вашей красивой кафедры. Но там я всегда знаю наперед, что вы скажете, и меня это не тревожит. (Замечает миссис Арбетнот.) Ах, милая моя миссис Арбетнот, идите к нам! Идите же, дорогая. (С террасы входит миссис Арбетнот.) Джеральд так долго разговаривал с лордом Иллингвортом, я думаю, вы очень рады, что ему так повезло. Давайте сядем. Обе садятся. Как подвигается ваша прелестная вышивка? Миссис Арбетнот. Я все еще работаю над ней, леди Ханстентон. Леди Ханстентон. Миссис Добени тоже немножко вышивает, кажется? Доктор Добени. Когда-то она прекрасно вышивала. Но теперь пальцы у нее сведены подагрой. Она уже лет девять-десять не дотрагивалась до рукоделия. Но у нее много других развлечений. Она очень интересуется своим здоровьем. Леди Ханстентон. Ах! это всегда большое удовольствие, не правда ли? О чем же вы говорили, лорд Иллингворт? Расскажите нам. Лорд Иллингворт. Я только что объяснял Джеральду, что люди всегда смеются над своими трагедиями - это единственный способ переносить их. И, следовательно, во всем, к чему люди относятся серьезно, нужно видеть комическую сторону вещей. Леди Ханстентон. Ну вот, я опять совсем сбита с толку, как и всегда, когда говорит лорд Иллингворт. А человеколюбивое общество так невнимательно. Никогда не придет на помощь. И мне остается только погибать. Мне смутно представляется, лорд Иллингворт, что вы всегда на стороне грешников, а я всегда стараюсь быть на стороне святых, но больше я ничего не понимаю. А может быть, все это только кажется утопающей. Лорд Иллингворт. Единственная разница между святым и грешником та, что у святого всегда есть прошлое, а у грешника - будущее. Леди Ханстентон. Ну, это меня совсем доконало. Не могу возразить ни слова. Мы с вами, дорогая миссис Арбетнот, совсем отстали от века. Нам не понять лорда Иллингворта. Боюсь, нас чересчур заботливо воспитывали. А теперь хорошее воспитание - только помеха. Оно от слишком многого отгораживает. Миссис Арбетнот. Я была бы огорчена, если бы разделяла хоть какие-нибудь взгляды лорда Иллингворта. Леди Ханстентон. И вы совершенно правы, дорогая. Джеральд, пожимая плечами, недовольно смотрит на мать. Входит леди Кэролайн. Леди Кэролайн. Джейн, вы не знаете, где Джон? Леди Ханстентон. Вы напрасно беспокоитесь о нем, милая. Он с леди Статфилд, я их видела недавно в желтой гостиной. Им, кажется, очень ве