рником, цветочным бордюром, увитыми вьющейся розой беседками, водяными лилиями и лабиринтами еще не хоженых тропок. Уильям Бленд, почетный атташе, был холост и жил в одном доме с семейством Кортни. Остальные сотрудники британской миссии имели семьи и жили отдельно. У второго секретаря была собственная площадка для часового гольфа, у консула -- два теннисных корта. Второй секретарь и консул были на "ты", ни на минуту не расставались, слоняясь из одного дома в другой, и были посвящены в мельчайшие подробности семейной жизни друг друга. В отличие от них капитан Уолш, советник по восточным делам, вел более независимый образ жизни. Он был нелюдим, постоянно страдал приступами малярии и, по слухам, дурно обращался с женой. Вместе с тем капитана уважали: он единственный знал сакуйю и часто во время споров между слугами использовался в качестве арбитра. Британская колония в Дебра-Дове была невелика и в основном состояла из людей, доверия не внушавших. Это были управляющий банка с женой, которая, как говорили, была наполовину индианкой; два мелких банковских служащих; торговец кожами, именовавший себя "Президентом торговой ассоциации Азании"; механик на железной дороге, женатый одновременно на двух азанийках и не скрывавший этого; англиканский епископ Дебра-Довы, окруженный постоянно сменяющими друг друга канониками и викариями; управляющий Восточной телеграфной компании и генерал Коннолли. Общение между всеми этими людьми и сотрудниками посольства ограничивалось теперь лишь рождественским завтраком, на который получали приглашение наиболее уважаемые представители английской колонии, да ежегодным чаепитием в саду по случаю дня рождения короля, куда приглашались все британские подданные без исключения, от грузинского князя, владельца ночного клуба "Попугай", до миссионера из секты мормонов. Работники британского посольства всегда держались обособленно, и объяснялось это отчасти плохой дорогой, а отчасти глубоко укоренившимся нежеланием общаться с людьми второго сорта. Когда леди Кортни впервые приехала в Дебра-Дову, она попыталась было нарушить эту традицию, заявив, что англичан в Азании слишком мало, а потому все условности -- вздор и придавать им значение не следует. Коннолли дважды обедал в посольстве, и его дружба с послом, которая уже пустила корни, наверняка бы со временем расцвела, если бы в один прекрасный день леди Кортни не заявилась без предупреждения к генералу домой. В тот день она завтракала с императрицей и, по пути в посольство, зашла к Коннолли пригласить его на партию в крокет. Часовые у входа отдали честь, одетый с иголочки слуга распахнул перед леди Кортни дверь, но тут путь ей преградила невысокого роста негритянка в длинном, до полу красном платье, которая, неизвестно откуда взявшись, решительно шагнула гостье навстречу: -- Я -- Черномазая, -- без всяких обиняков представилась она. -- Что вам надо в моем доме? -- А я -- леди Кортни. Приехала повидать генерала Коннолли. -- Генерал сегодня пьян и женщинами не интересуется. С этого дня Коннолли не звали даже на рождественский завтрак. Недоразумения подобного рода, хоть и не всегда столь драматичные, возникали и с другими членами английской колонии Дебра-Довы, пока наконец, через шесть лет после приезда в Азанию сэра Самсона, единственным человеком, которого иногда приглашали поиграть в крокет на посольской лужайке, не остался англиканский епископ. Впрочем, в последнее время визиты в посольство его преосвященства также особенно не поощрялись. Немолодой уже человек, он был не в силах за один день проделать путь в посольство и обратно, а потому приглашение на обед означало, что епископ останется ночевать, а наутро, перед отъездом обратно в город, -- еще и завтракать. Главное же, Неполномочного, который постепенно утратил вспыхнувший было интерес к происходящему в стране, раздражали и утомляли подобные светские мероприятия. Епископ любил порассуждать о политике, о стоящих перед страной проблемах, о благосостоянии народа, образовании и финансах. Он мог часами говорить о местных законах и обычаях и о том, какие партии существуют сейчас при дворе. Вдобавок у него была довольно развязная -- с точки зрения Неполномочного -- привычка называть по имени членов королевской семьи и губернаторов, которых сам сэр Самсон по забывчивости называл не иначе, как "старый негр, который ужасно любит анисовую водку", или "эта, как ее, которая, по словам Пруденс, похожа на тетю Сару", или "этот, в очках, с золотыми зубами". Ко всему прочему, в крокет епископ играл из рук вон плохо и составить конкуренцию дипломатам не мог. И все же, когда, опоздав на двадцать минут к столу, Пруденс и Уильям вернулись с прогулки домой, они обнаружили за столом епископа. -- А я уже решила, что вас убили! -- воскликнула леди Кортни. -- Вот бы мсье Байон обрадовался. Он ведь вечно шипит, чтобы, пока не кончилась гражданская война, я не выпускала вас за ворота. Звонил сегодня утром, спрашивал, какие мы предприняли меры для укрепления посольства. Мадам Байон набила мешки песком и обложила ими все окна. Байон сказал, что последний патрон он хранит для мадам Байон. -- В городе все находятся в состоянии жуткой паники, -- сказал епископ. -- Столько всяких слухов. Скажите, сэр Самсон, только откровенно: нам угрожает резня или нет? -- Каждый Божий день мы едим на обед консервированную спаржу... -- сказал Неполномочный. -- Почему, непонятно... Простите, вы спрашиваете, будет ли резня? Трудно сказать. Я, признаться, об этом всерьез не думал... Да, пожалуй, будет. Ведь если эти молодцы вобьют себе что-нибудь в голову, их уж ничем не остановишь. И все-таки, мне кажется, все уладится. Волноваться не стоит... Надо бы нам спаржу самим выращивать. Все лучше, чем с утра до ночи копаться в этом идиотском саду. А то каждый день консервированная спаржа -- как будто на корабле плывешь. -- Я приехал к вам сегодня еще и потому, что надеялся узнать какие-нибудь новости, -- сказал епископ после того, как леди Кортни и сэр Самсон в течение нескольких минут выясняли сравнительные достоинства тюльпанов и спаржи. -- Мне бы очень хотелось вернуться в город с хорошей вестью... Вы себе не представляете, как все удручены... Уже много недель полное отсутствие новостей, одни слухи. Здесь-то вы, по крайней мере, в курсе событий. -- Новости, говорите? -- отозвался Неполномочный. -- Что ж, кое-какие новости действительно есть. Когда вы были у нас последний раз? Я не говорил вам, что Анстрадеры решили записать Дэвида в Аппингемскую школу? Очень, по-моему, правильное решение. А сестра Перси Легга -- та самая, помните, что гостила у них здесь в прошлом году, -- выходит замуж. У Бетти Анстрадер на днях понесла пони, и она, бедняжка, крепко расшиблась. Я всегда говорил, что на этой лошади детям ездить нельзя. Что еще рассказать епископу, дорогая? -- У Леггов сломался холодильник, и они смогут теперь починить его только после окончания войны. Бедный капитан Уолш опять слег с малярией. Пруденс на днях начала писать новый роман... Надеюсь, это не тайна, детка? -- Конечно, тайна. И потом, никакой это не роман. Это "Панорама жизни". У меня тоже есть новость, причем совершенно потрясающая: сегодня утром Перси набрал, играя в багатель, тысячу двести восемьдесят очков. -- Не может быть,--удивился сэр Самсон. -- В самом деле? --Так ведь это на бильярдном столе в канцелярии! -- сказал Уильям.-- Это не считается. Мы все набираем там массу очков. Там же лузы кривые. Я считаю, что мой рекорд -- тысяча сто шестьдесят пять очков, которые я набрал у Анстрадеров, -- не побит до сих пор. --А о гражданской войне вам что-нибудь известно? -- спросил епископ после того, как посол, леди Кортни, Пруденс и Уильям в течение нескольких минут обсуждали недостатки бильярдного стола в канцелярии. -- Боюсь, что нет. Во всяком случае, ничего конкретного припомнить сейчас не могу, -- сказал Неполномочный. -- Ведь всем этим занимался у меня Уолш, а у него сейчас лихорадка. Вот поправится -- тогда, возможно, что-нибудь и узнаем. Он у нас единственный в курсе местных событий... А впрочем, на днях, кажется, приходили какие-то телеграммы. Скажите, Уильям, в них было что-нибудь о войне? -- Трудно сказать, сэр. Дело в том, что мы опять потеряли шифровальный код. -- Ах, этот Уильям! Вечно он все теряет. Что бы вы сказали, епископ,если б у вас был такой капеллан? Как только код найдется, медленно прочтите телеграммы, слышите? Может быть, на них надо было ответить. -- Обязательно, сэр. -- И еще, Уильям... Пожалуйста, исправьте лузы на бильярдном столе в канцелярии. Какой смысл играть, если лузы кривые? -- Неполномочный был за обедом в ударе, черт возьми! -- сказал Уильям, когда они с Пруденс остались наедине. -- Проходу мне не давал. Сначала взъелся на меня из-за шифровального кода, а потом пристал с бильярдным столом. Что я ему сделал? -- Любимый, как ты не понимаешь, это он хотел епископу пустить пыль в глаза. Сейчас, наверно, самому стыдно стало. -- Непонятно только, почему ради этого епископа надо было из меня дурака делать? -- Милый, ну не сердись. Я же не виновата, что у меня отец солдафон. Знаешь, я придумала много новых способов целоваться. Давай попробуем? Когда пришли Анстрадеры и Легги, сели пить чай с бутербродами с огурцом и паштетом, горячими булочками, печеньем с тмином. -- Как себя чувствует Бетти? Она сильно ударилась? -- Да, тряхнуло ее здорово, бедную. Но Артур, представьте, хочет, чтобы она, как только сможет, опять начала ездить верхом. Он опасается, как бы у нее не закрепилась боязнь лошадей. -- Неужели она снова сядет на Красотку? -- Нет, конечно. Мы надеемся, что Перси отдаст ей на время своего Непоседу. Красотка ей пока что не по силам. -- Еще чаю, епископ? Как дела в миссии? -- О Боже, какой голый сад. Просто сердце разрывается. А ведь в это время он бывает особенно хорош. Мешок с львиным зевом куда-то запропастился. -- Никак эта война не кончится! Я уже полтора месяца жду, когда мне пришлют из Англии шерсть, чтобы довязать кофточку ребенку. Остались одни рукава. Как вы думаете, очень будет нелепый вид, если я свяжу рукава из другой шерсти? -- Отчего же, по-моему, это даже мило. -- Еще чаю, епископ? Я бы хотела, чтобы как-нибудь вы поподробнее рассказали о детской школе. -- Я нашел шифровальный код, сэр. -- Правда? И где ж он был? -- В верхнем ящике комода. На прошлой неделе я расшифровывал телеграммы, лежа в постели. -- Великолепно. Но впредь будьте внимательнее -- вы же знаете, какое значение придают в министерстве таким вещам. -- Бедный мсье Байон. Все пытается вызвать из Алжира аэроплан. -- По словам миссис Шонбаум, у нас кончаются запасы, потому что французское посольство скупает все, что только можно, и забивает товарами подвалы. -- Может, тогда они и мой джем купят? В этом году он все равно не получился. -- Еще чаю, епископ? Я хотела бы поговорить с вами о конфирмации Давида. Что-то последнее время он совсем от рук отбился, иногда такое сказанет, что страшно делается. -- Может быть, вам удастся прочесть телеграмму? Я, честно говоря, ничего не понимаю. Какой-то странный шифр. Лd2 Фс8. -- Это не шифр, а запись шахматных ходов. Перси ведь играет по переписке в шахматы с Беббитом из министерства. Он как раз искал эту бумажку. -- Бедная миссис Уолш. Выглядит хуже некуда. Этот климат не для нее. -- В Аппингеме Давиду будет очень хорошо, я в этом ни секунды не сомневаюсь. -- Еще чаю, епископ? Вы наверняка устали с дороги. В шестидесяти милях к югу, на перевале Укака, кровожадные головорезы из племени сакуйю, прячась за скалы, выслеживали и добивали последних беглецов из армии Сеида, а следом за ними из пещер, где люди жили с незапамятных времен, выползали старухи и, подкравшись к трупам, раздевали их. После чая зашел консул и позвал Пруденс и Уильяма поиграть в теннис. -- К сожалению, мячи старые, никуда не годятся, -- посетовал он. -- Уже два месяца ждем новых. Проклятая война. Когда стемнело и играть дальше стало невозможно, Пруденс и Уильям зашли к Леггам выпить по коктейлю, засиделись, и, чтобы успеть переодеться к ужину, обратно пришлось бежать бегом. Вернувшись, они бросили жребий, кому идти в ванную первому. Пруденс выиграла, но первым принял ванну все-таки Уильям, который к тому же израсходовал всю ароматическую соль, и к столу молодые люди пришли с большим опозданием. Епископ, как и ожидалось, решил остаться ночевать. После ужина в холле разожгли камин -- в горах вечерами было холодно, сэр Самсон взялся за вязание, а леди Кортни и епископ вместе с Анстрадером и Леггом сели играть в бридж. В посольстве в бридж играли мирно, без ссор. -- Пойду-ка я с маленькой червы. -- Это бескозырная игра -- надеюсь, вы меня поняли. -- Сколько можно жульничать. -- Это я жульничаю?! -- Послушай, у тебя что, не было другого хода? -- А что ты назначил? -- Черву. -- Тогда пойду с двойки червей. -- То-то же. -- Проклятье! Забыл, что у нас некозырная игра. Тогда "пас". -- Нет. Боюсь, на Визире придется ездить с мундштуком. У него очень отяжелела челюсть. -- Нет. Ваш ход, епископ. Стальной мундштук тут не поможет. -- Надо же быть таким тупицей! Хуже ты пойти не мог? -- Ты же сам хотел, чтобы я показал масть. Скажите конюхам, чтобы они, перед тем как седлать, мочили мундштук водой. Тогда все будет нормально, Пруденс поставила пластинку. Уильям лежал на ковре перед камином и курил одну из последних остававшихся в наличии сигар. -- Черт возьми, -- сказал он, -- когда же наконец придут новые пластинки? -- Эй, Пруденс, взгляни, как получается. Сейчас начну вязать рукава. -- Потрясающе, папа. -- Мне это занятие ужасно нравится... -- Симпатичная мелодия. Что, разве сейчас мой ход? -- Перси, не отвлекайся от игры. -- Прошу прощения, но эту взятку я беру в любом случае. -- Она и так наша. -- В самом деле? Пруденс, переверни пластинку. Послушаем "Крошку Сару". -- Перси, твой ход, сколько можно повторять? Что ты задумался? Бей козырем. -- Легко сказать "бей козырем". А если у меня нет козырей? Хорошие слова: "...хлестала виски -- кончила пургеном". В это время во французском посольстве, находившемся в нескольких милях от английского, посол и первый секретарь обсуждали очередной рапорт о действиях англичан, который каждый вечер доставлял им дворецкий сэра Самсона. -- Епископ Гудчайлд опять там. -- Клерикалы. -- Через него они поддерживают связь с городом. Этот сэр Кортни -- старая лиса. -- Сведения подтвердились: они даже не пытались укрепить здание посольства. -- Стало быть, действуют в ином направлении. Сэр Кортни финансировал Сета. -- Я в этом не сомневаюсь. -- Думаю, неустойчивость цен -- его рук дело. -- Они разработали новый шифр. Вот копия сегодняшней телеграммы. Мне этот код ничего не говорит. И вчера был такой же. -- Лd2 Фс8. Да, шифр необычный. Придется вам сегодня ночью поломать над ним голову. Пьер вам поможет. -- Я нисколько не удивлюсь, если окажется, что сэр Самсон работает на итальянцев. -- Очень может быть. Охрана выставлена? -- Да, часовые получили приказ стрелять без предупреждения. -- Сигнал тревоги отлажен? -- Все в полном порядке. -- Отлично. В таком случае спокойной ночи. Мсье Байон поднялся по лестнице в спальню. Войдя в комнату, он первым делом проверил металлические ставни и дверной замок. Затем подошел к кровати, на которой спала его супруга, и осмотрел москитную сетку. После этого посол полил окно и дверь жидкостью от мух, прополоскал горло антисептическим средством и разделся, сняв с себя все, кроме шерстяного пояса. Потом облачился в пижаму, проверил револьвер и положил его на стул у кровати, рядом с часами, электрическим фонариком и бутылкой минеральной воды "Витель". Второй револьвер он спрятал под подушку, после чего на цыпочках подошел к окну и негромко позвал: -- Сержант. Внизу в темноте щелкнули каблуки. -- Ваше превосходительство? -- Все в порядке? -- Все в порядке, ваше превосходительство. Мягко ступая, мсье Байон пересек комнату и потушил верхний свет, предварительно включив маленький ночник, осветивший спальню призрачным бледно-голубым сиянием. Затем осторожно приподнял москитную сетку, посветил на нее фонариком и, убедившись, что насекомых нет, и слегка фыркнув, улегся в постель. Прежде чем погрузиться в сон, он машинально сунул руку под подушку и нащупал там маленький шершавый орех -- талисман на счастье. В одиннадцать часов утра епископ наконец отбыл, и жизнь в посольстве пошла своим чередом. Леди Кортни отправилась в сарай за рассадой, сэр Самсон заперся в ванной, Уильям, Легг и Анстрадер сели в канцелярии играть в покер, а Пруденс принялась за третью главу "Панорамы жизни". "Секс, -- выводила она крупными, неровными буквами, -- это крик Души, стремящейся к Совершенству". Написала, перечитала написанное, зачеркнула "Души" и сверху надписала "Духа", затем после "Духа" вставила "мужчины", слово "мужчина" заменила на "мужское начало", а "мужское начало" -- на "человечество". Вынула чистый лист бумаги и переписала все предложение, а потом взялась за письмо: "Уильям, любимый. За завтраком, когда все еще пребывали в полусне, ты был такой хорошенький, что мне захотелось тебя ущипнуть, но я не стала. Почему ты сразу ушел? Сказал "расшифровывать телеграммы". Тебя же никто не просил. Наверно, из-за епископа. Милый, он уехал, поэтому возвращайся, и тогда я тебе кое-что покажу. "Панорама жизни" сегодня идет со скрипом. Получается слишком литературно и непонятно. Короче, не пишется. Зло берет. Пруденс". Она аккуратно сложила письмо, вложила его в треугольную шляпу, надписала: "Достопочтенному Уильяму Бленду, Аttache Ноnoraire, Legation de Grande Bretagne"' и послала мальчика отнести письмо в канцелярию, велев ему дождаться ответа. "Прости, дорогая, сегодня ужасно занят, увидимся за обедом", -- набросал Уильям и прикупил к двум королям еще два. Пруденс в сердцах бросила ручку на стол и вышла из дома посмотреть, как ее мать пропалывает клумбы с астрами. Накануне Пруденс и Уильям оставили в ванной надутого резинового змея, и теперь он привлек внимание сэра Самсона. Неполномочный сел в ванну, бросил змея в воду, поймал его ногами, схватил за хвост и, вспенив воду, стал возить его взад-вперед, изображая корабль в бурном море. Потом сел змею на голову, и тот, хвостом вперед, выпрыгнул у него между ног на поверхность воды; после этого сэр Самсон выпустил из змея немного воздуха, и по воде пошли пузыри. С таких развлечений обычно начинался день посла, и его настроение во многом зависело от того, хорошо ли он наигрался утром. Вскоре сэр Самсон мысленно погрузился в далекую эпоху плейстоцена: "На подернутые дымкой утреннего тумана скалы из пенящихся волн, резвясь и плескаясь, выбираются целые стада морских чудовищ... О пятый счастливый день сотворения мира, -- думал Неполномочный, -- о ты, сияющее, совсем еще молодое солнце, только недавно отлученное от груди твоей матери, тьмы; о земная твердь, над которой подымаются густые испарения болот... о киты и динозавры, резвящиеся в океанских волнах..." Стук в дверь. -- Приехал Уокер, сэр, -- раздался снаружи голос Уильяма. -- Вы можете его принять? Горькое разочарование. Сэр Самсон вынужден был вернуться в двадцатый век, в состарившийся, переполненный людьми мир. Он сидел в остывшей ванне, а рядом лежала резиновая игрушка... -- Уокер? Первый раз слышу. -- Вы знаете его, сэр. Это секретарь американского посольства. -- Ах да, вспомнил. Другого времени для визитов он найти не мог? Что этому типу надо? Если он опять приехал за машинкой для разметки теннисного корта, скажите ему, что она у нас сломалась. -- Нет, сэр, Уокер привез последние новости о войне. Наконец-то, кажется, произошла решающая битва. -- Правда? Ну и слава Богу. И кто же победил? -- Уокер сказал, но я забыл. -- Не важно. Он сам мне все расскажет. Передайте ему, что я скоро спущусь. Дайте ему клюшку, пусть покамест поиграет в часовой гольф. И дайте знать на кухне, что Уокер остается обедать. Через полчаса сэр Самсон спустился вниз и протянул Уокеру руку: -- Рад вас видеть, голубчик. Простите, что не сразу вас принял -- ' Почетному атташе, посольство Великобритании (франц.). утром, знаете ли, всегда столько дел. Надеюсь, вы не скучали? По-моему, Уильям, сейчас самое время выпить по коктейлю. -- Посол подумал, что вас заинтересуют новости о сражении. Вчера мы связались по телеграфу с Матоди. Вечером пытались вам дозвониться, но не смогли. -- Ничего удивительного, после ужина я всегда отключаю телефон. Надо же когда-нибудь и отдохнуть, верно? -- Пока, разумеется, мы еще не знаем всех подробностей. -- Разумеется. Но Уильям сказал, что война кончилась, -- и это самое главное. Я лично очень этому рад. Слишком уж долго она продолжалась. Масса из-за нее неудобств. Интересно, и кто же победил? -- Сет. -- Вот как? Сет, говорите. Очень рад. Он ведь был... минуточку... дайте вспомнить... Сет... Сет... -- Сын покойной императрицы. -- Ну да, конечно, теперь вспомнил. Скажите, а что с самой императрицей? -- Она в прошлом году умерла. -- Очень за нее рад. Женщине ее возраста перенести все эти катаклизмы было бы нелегко. А как зовут ее мужа? Он что, тоже умер? -- Сеид? О нем пока нет никаких известий. Думаю, что больше мы его не увидим. -- Жаль. Славный был человек. Мне он всегда нравился. Кстати, кто-то из них, кажется, учился в Англии? -- Да, Сет. -- В самом деле? Значит, он говорит по-английски? -- Свободно. -- Бедный Байон. А он-то старался, учил сакуйю. А вот и Уильям с коктейлями. -- Боюсь, что сегодня коктейль не получился, сэр. У нас кончилось бренди. -- Ничего, скоро опять все появится. За обедом обязательно поделитесь вашими новостями, Уокер. Я слышал, ожеребилась кобыла миссис Шонбаум. Любопытно, как это вам удается? Наши, например, лошади потомства не дают, как мы ни бьемся. По-моему, местные конюхи ни черта не смыслят в породах лошадей. До французского посольства тоже дошли известия о победе Сета. -- Что ж, -- сказал мсье Байон, -- выходит, англичане и итальянцы взяли верх. Но игра еще не кончена. Старого Байона не так-то просто перехитрить. Вся борьба еще впереди. Разумеется, сэр Самсон будет стремиться не упустить достигнутого. В это же время Неполномочный говорил: -- Все решает климат. Я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь в здешних широтах выращивал спаржу. А с другой стороны, почему бы и не попробовать? Горох же мы тут имеем -- и преотличный. 3 Спустя два дня в европейской прессе появилось сообщение о битве на горном перевале Укака. На миллионы лондонцев, развернувших в тот вечер газеты, сообщение это не произвело ровным счетом никакого впечатления. "Что-нибудь интересное, дорогой?" "Нет, дорогая, ничего интересного". "Азания? Это, кажется, в Африке, да?" "Спроси Лил, она же в школе учится, а не я". "Лил, где находится Азания?" "Не знаю, папа". И чему вас только учат?" "Сплошные черномазые". "Эта Азания недавно попалась мне в кроссворде: "Независимое островное государство". Ты бы, наверно, решила, что это Турция". "Азания? А я думала, это название парохода. "Неужели ты не помнишь этого черномазого красавчика в Бейллиоле?" "Сбегай принеси атлас, детка... Да, в папином кабинете, за журнальным столиком -- он всегда там стоит". "В Восточной Африке стало вроде бы поспокойнее. Наконец-то в этой Азании взялись за ум". "Ты хочешь посмотреть вечернюю газету? Там ничего нет". На Флит-стрит, в редакциях ежедневных газет: -- Ренделл, в Азании творятся любопытные вещи. Оказывается, их новый царек учился в Оксфорде. Посмотрите, может, получится статья? "Его величество и по совместительству бакалавр искусств... -- отстукивал на машинке Ренделл. -- Выпускник Бейллиола среди людоедов... Отчаянная попытка бывшего студента Оксфорда завладеть троном... варварское великолепие... кровожадные орды... слоновая кость... верблюды... Восток идет навстречу Западу..." "Сандерс, в нашем лондонском выпуске надо бы разнести эту статью об Азании". "В утренней газете есть что-нибудь интересное?" "Нет, дорогая, ничего особенного". Во второй половине дня, зайдя в клуб по дороге к леди Метроленд, чтобы получить деньги по фальшивому чеку, Бэзил Сил просмотрел колониальную и зарубежную хронику в "Таймс". Последние четыре дня Бэзил, как он сам выражался, прожигал жизнь. Час назад он проснулся на диване в совершенно неизвестной ему квартире. Играл патефон. В кресле, у газового камина, сидела женщина в халате и рожком для обуви ела из консервной банки сардины. Глядясь в зеркальце, стоящее на каминной полке, брился мужчина в рубашке с засученными рукавами. -- Проснулся... теперь проваливай, -- сказал Бэзилу мужчина. -- А я уж решила, что ты помер, -- сказала женщина. -- Не пойму, как я здесь оказался, -- сказал Бэзил. -- А я не пойму, как бы выставить тебя отсюда. -- Господи, как мне Лондон осточертел! -- У меня была с собой шляпа? -- Лучше бы у тебя ее не было. -- Почему? -- Господи, уйди ты наконец. И Бэзил, спустившись по обитой потертым линолеумом лестнице и выйдя через боковую дверь какого-то магазина, очутился на Кингз-роуд в Челси. В клубной гостиной у камина сидел очень старый джентльмен и пил чай с горячими булочками. Бэзил присел рядом и раскрыл "Таймс": -- Про Азанию читали? К такому вопросу старый джентльмен был явно не готов. -- Н-нет... в общем, нет. -- Сет победил. -- В самом деле? Знаете, сказать по правде, я не очень внимательно слежу за событиями в Азании. -- А зря. Там сейчас очень интересно. -- Не сомневаюсь. -- Кто бы мог подумать, что этим кончится, а? -- Нельзя сказать, чтобы я всерьез об этом думал. -- Ведь в сущности борьба шла между арабами и обращенными в христианство туземцами из племени сакуйю. -- Вот как? -- По-видимому, наша ошибка состояла в том, что мы недооценили престиж королевской династии. -- Гм... -- Откровенно говоря, мне и раньше казалось, что старая императрица узурпировала власть. -- Вас, я вижу, молодой человек, всерьез занимают события в Азании. Но поймите, мне о них ничего не известно, а расширять кругозор в моем возрасте пожалуй что поздновато. С этими словами старый джентльмен отвернулся от Бэзила и погрузился в чтение. -- Ни один из двух номеров не отвечает, сэр, -- доложил, войдя в комнату,слуга. -- Лондон вам не осточертел? -- А? -- Лондон, говорю, вам не осточертел? -- Нет, я всю жизнь здесь прожил. Мне Лондон никогда не надоест. Помните: "Если надоел Лондон, значит, надоела жизнь"?' -- Какой вздор, -- сказал Бэзил. -- Я на время уезжаю, -- сообщил он портье, выходя из клуба. -- Очень хорошо, сэр. Как прикажете поступить с корреспонденцией? -- Сжечь. -- Очень хорошо, сэр. -- Мистер Сил оставался для него загадкой. Портье ведь прекрасно помнил отца мистера Сила, почетного члена клуба. Совсем другой человек был. Всегда подтянут, одет с иголочки, на голове -- цилиндр, орхидея в петлице. Член парламента от консервативной партии. На протяжении двадцати лет -- бессменный парламентский партийный организатор. Кто бы мог предположить, что у него вырастет такой сын, как мистер Сил? "На неопределенный срок выехал из города. Корреспонденцию не пересылать", -- пометил портье в своем гроссбухе против имени Бэзила. В это время из гостиной вышел старый джентльмен: -- Артур, этот молодой человек -- член клуба? -- Мистер Сил, сэр? О да, сэр. -- Как, ты говоришь, его зовут? -- Мистер Бэзил Сил. -- Бэзил Сил, да? Бэзил Сил. Уж не сын ли это Кристофера Сила? -- Да, сэр. -- В самом деле? Бедный Сил. Грустно, ничего не скажешь. Кто бы мог подумать? Чтобы у Сила -- и такой... -- И старый джентльмен зашаркал обратно в гостиную к жарко натопленному камину и горячим булочкам. На душе у него было легко и спокойно -- как бывает у стариков, когда они раздумывают о неудачах своих сверстников. Бэзил пересек Пиккадилли и поднялся по Керзон-стрит. У леди Метроленд был прием с коктейлями. -- Бэзил,--сказала она, -- зачем ты пришел? Я ведь тебя не звала. -- Знаю. Я совершенно случайно услышал, что у вас прием, и пришел узнать, нет ли здесь моей сестры. ' Хрестоматийное высказывание известного английского критика и лексикографа Сэмюэла Джонсона (1709--1784). -- Барбары? Она обещала быть. Какой у тебя жуткий вид. -- Грязный? -- Да. -- Небритый? -- Да. -- Естественно, я же только что встал. Еще дома не был. -- Бэзил огляделся по сторонам. -- Я смотрю, народ все тот же. Друзей у вас, Марго, как видно, не прибавилось. -- Говорят, ты отказался участвовать в выборах? -- В общем, да. Это лишено всякого смысла. Я так и сказал премьер-министру. Тарифную реформу я защищать не стану. Премьер имел возможность отложить обсуждение законопроекта, но оппозиция рвала и метала, и я решил, что с меня хватит. К тому же хочу за границу съездить. Что-то я в Англии засиделся. -- Коктейль, сэр? -- Нет, принеси мне рюмку перно и стакан воды. Что? Перно нет? Тогда виски. Не сюда -- в кабинет. Мне надо позвонить. Я сейчас вернусь, Марго. "Господи, и что я нашла в этом мальчишке?" -- подумала леди Метроленд. -- Какой симпатичный, -- сказала одна девица другой, посмотрев вслед Бэзилу. -- Где? -- Только что вышел. -- Ты имеешь в виду Бэзила Сила? -- Бэзила Сила? -- Одет черт знает как, небрит. -- Да. Расскажи мне про него. -- Дорогая, он очарователен... Это брат Барбары Сотхилл. Последнее время ему здорово не везет. Сил выставил свою кандидатуру в парламент от какого-то северного округа, и отец говорил, что на следующих выборах он обязательно победит. Анджела Лайн оплачивала его расходы на предвыборную кампанию, но что-то у них, как видно, сорвалось, а Анджела, сама знаешь, денег попусту тратить не станет. Мне-то всегда казалось, что Бэзил ей не пара. Уж очень они разные... -- А щетина ему идет. Обсуждали Бэзила и другие гости: -- Главная беда Бэзила в том, что он -- зануда. Ладно бы только хамил, а ведь он еще и поучить любит. Как-то раз меня посадили рядом с ним на одном званом обеде, и он, поверишь ли, весь вечер об индийских диалектах рассуждал. Ну что тут сказать? Потом я навела справки, и выяснилось, что он и сам в этих диалектах абсолютно ничего не смыслит. -- Чем он только не занимался... -- Именно. А все почему? Потому что зануда. Вечно он участвует во всяких там революциях, заговорах, убийствах... Ну что тут сказать? Бедняжка Анджела совершенно на нем помешалась. Вчера я была у нее, и она весь вечер только и говорила о том скандале, который Бэзил учинил в своем окружном комитете. Да и на приеме, устроенном местными консерваторами, он тоже вел себя не лучшим образом. А потом он, Аластер Трампингтон и Питер Пастмастер загуляли: пили, расплачивались фальшивыми чеками и даже попали в автомобильную аварию, за что одного из них арестовали... Впрочем, вам и без меня известно, что такое попойки Бэзила. И ладно бы еще в Лондоне -- а то ведь в провинции. Вы же знаете эти провинциальные городки. Как бы то ни было, пришлось ему свою кандидатуру снять. Все бы ничего, только бедняжка Анджела по-прежнему к нему неравнодушна. -- И что же с ним теперь будет?.. -- Спросите меня что-нибудь полегче. Барбара божится, что больше для него ничего делать не станет. -- А мне, признаться, ваш Бэзил порядком надоел, -- вступил в разговор еще один гость. -- То он меня не замечает, а то читает длиннейшие лекции о положении в Азии. Поразительно, что Марго его к себе приглашает, --ведь Питеру больше всех от него достается. В это время в гостиную вернулся Бэзил. Держа в руке стакан виски и откинув назад голову, он с наглым видом смотрел на гостей. Сутулый, с тяжелым подбородком, темные спутанные волосы лезут на лоб, под презрительно прищуренными серыми глазами мешки, надменный, по-детски капризный рот, на щеке шрам. -- Боже, как хорош, -- шепнула одна из девиц. Бэзил обвел взглядом комнату: -- С кем бы мне хотелось увидеться, Марго, так это с Рексом Мономарком. Он здесь? -- Да, в том конце гостиной, кажется. Но, Бэзил, я категорически запрещаю тебе дразнить его. -- Хорошо, не буду. Лорд Мономарк, газетный король, стоял в противоположном конце комнаты и рассуждал о диете. Вокруг него, то и дело исчезая в клубах сигарного дыма, мелькали мужские и женские лица его свиты: три броско одетые красавицы с изысканно-неправильными чертами лица, не спускавшие глаз со своего патрона; два потасканных светских льва вульгарного вида, громко сопевших от натуги, и с иголочки одетый, вертлявый пожилой секретарь с розовой плешью и тусклым, затуманенным взором, какой бывает у моряков и секретарей великих мира сего и вызван недостатком сна. -- Последние восемь месяцев я ем на обед только две сырые луковицы и тарелку овсянки, -- говорил лорд Мономарк. -- И должен сказать, чувствую себя на пять с плюсом -- и физически, и интеллектуально, и морально. Лорд Мономарк со свитой держался в стороне от остальных гостей. Он вообще крайне редко и неохотно соглашался покидать свои многочисленные особняки и появляться в свете. Несколько близких друзей, которых он удостаивал этой чести, должны были, если хотели его видеть, выполнять поставленные им жесткие условия: представлять лорду новых знакомых можно было, только предварительно заручившись его согласием; политиков надлежало держать от него на почтительном расстоянии; всех тех, кого он к себе приблизил, следовало приглашать вместе с ним; вдобавок хозяин дома обязан был готовить специальные блюда -- в зависимости от того, какой диете в данный момент отдавал предпочтение лорд Мономарк. На таких условиях он время от времени появлялся в обществе; играя роль непереодетого Гаруна аль-Рашида, он наблюдал за прихотью моды, а иногда, потакая собственному капризу, выбирал в этом призрачном мире какую-нибудь приглянувшуюся ему тень и, вдохнув в нее жизнь, переносил в свой мир, мир реальных ценностей. Остальные гости тем временем скользили мимо, словно не замечая его присутствия, стараясь всем своим видом показать, что нисколько на его общество не претендуют. -- Моя б воля, -- говорил лорд Мономарк, -- я бы обязал всю страну сесть на эту диету. По моему распоряжению была составлена и распространена по всем редакциям бумага, рекомендующая эту систему питания. Мы, не задумываясь, тратим на обед фунт и шесть шиллингов, а то и целых два фунта ежедневно, а ведь это составляет восемь-девять фунтов в неделю. -- Рекс, вы просто великолепны. -- Прочтите эту бумагу леди Эвримен, Сандерс. -- "Лорд Мономарк настоятельно рекомендует всем сотрудникам редакции воспользоваться преимуществами тщательно составленной диеты..." -- Как удачно, что я нашел вас, Рекс, -- вмешался в разговор Бэзил. -- Вы вот рассуждаете о луковицах и овсянке, а Гриффенбах, когда я был в Вене три года назад, эту диету раскритиковал. Но я, собственно, хотел с вами поговорить не об этом. -- Это вы. Сил? Какими судьбами? Вы, по-моему, мне некоторое время назад писали. О чем мне писал мистер Сил, Сандерс? -- Об Афганистане. -- Да, верно. Я передал ваше письмо одному из своих главных редакторов. Надеюсь, он вам все объяснил? В свое время, когда Бэзил был еще совсем юн и подавал надежды, лорд Мономарк им заинтересовался и пригласил его в круиз по Средиземному морю на своей яхте. Сначала Бэзил отказался, однако затем, когда лорд Мономарк с друзьями уже уплыл, передумал и дал телеграмму, что он присоединится ко всей компании в Барселоне. Целых два дня, изнывая от жары, лорд Мономарк прождал Бэзила в Барселоне, но так его и не дождался. Когда же, после возвращения из круиза, он встретился с Бэзилом в Лондоне, тот довольно сбивчиво принялся объяснять своему покровителю, что очень хотел поехать, но буквально в последний момент не смог. Впрочем, подобных историй у Бэзила набралось немало, отчего, собственно, и пострадала его репутация. -- Видите ли, Рекс, -- сказал он, -- меня интересует ваше отношение к Сету. -- К Сету? -- Лорд Мономарк бросил на Сандерса вопросительный взгляд.-- Каково мое отношение к Сету? -- К Сету? -- На мой взгляд, в Азании сейчас складывается очень любопытная ситуация. Вы же читали сообщения из Укаки. Из газет, впрочем, ничего понять нельзя. Я хочу иметь информацию из первых рук. Возможно, я отправлюсь туда в самое ближайшее время. Вот мне и пришло в голову, что вы могли бы использовать меня в одной из ваших газет, например в "Эксцессе", в качестве специального корреспондента в Азании. И тут только лорда Мономарка, который с полным недоумением слушал эту длинную речь, осенило: да этот молодой человек просто ищет работу. -- К сожалению, -- сказал он, -- сам я такими мелочами не занимаюсь. Вам надо обратиться к одному из моих редакторов. Но сомневаюсь, чтобы сейчас кто-нибудь из них согласился взять в штат нового сотрудника. -- В таком случае я сошлюсь на вас. -- Нет, нет, оказывать протекцию не в моих правилах. Обратитесь в газету обычным порядком. -- Ладно, дам вам знать, если из этого что-нибудь получится. А заодно, если найду, пришлю вам статью Гриффенбаха о луковицах и овсянке. А вот и моя сестра. Простите, мне надо с ней поговорить. До моего отъезда, надеюсь, еще увидимся. Барбара Сотхилл уже не относилась к своему брату с тем обожанием, которое наложило отпечаток на первые двадцать лет ее жизни. -- Бэзил, -- сказала она, -- что ты вытворяешь? Сегодня я завтракала у мамы. Она ужасно на тебя зла. Ты, оказывается, обещал быть на ее званом обеде, и она до сих пор не знает, придешь ты или нет, -- тебя ведь всю ночь дома не было. Ты же знаешь, если тебя не будет, ей придется для пары приглашать еще одного мужчину. -- Я загулял. Начали мы у Лотти Крамп. Что было потом -- забыл, помню только, что Аллана избили какие-то подонки. -- Кроме того, мама узнала про скандал, который ты устроил в окружном комитете. -- Подумаешь! Я все равно собирался отказаться от участия в выборах. Сейчас стать членом парламента -- не фокус. Лучше в Азанию съезжу. -- В Азанию? Что ты там будешь делать? -- Рекс Мономарк хочет, чтобы я ехал специальным корреспондентом "Эксцесса", но, по-моему, будет лучше, если я смогу принадлежать самому себе. Единственное, что мне нужно, -- это деньги. Как ты думаешь, мамаша подкинет мне пять сотен? -- Уверена, что нет. -- Ничего, на ней свет клином не сошелся. Если честно, мне сейчас в Англии лучше не оставаться. Неудачная полоса. А ты меня, конечно, не ссудишь? -- Бэзил, ты же прекрасно знаешь, что для этого мне придется просить у Фредди, а он прошлый раз пришел в бешенство. -- Не понимаю, кстати, почему. У него же денег куры не клюют. -- Да, но ты бы мог быть с ним повежливей -- хотя бы на людях. -- Ну, разумеется, ведь твой супруг полагает, что, одалживая мне несколько фунтов, он совершает великий подвиг... В бытность сэра Кристофера парламентским партийным организатором леди Сил вела светскую жизнь. Теперь же, когда сама она овдовела, дочь Барбара удачно вышла замуж, а с