а алебардисты - это замечательный полк. Я видел, как они маршируют. Нисколько не хуже гвардейской пехоты. В одиннадцать часов свет на нижнем этаже отеля погасили, обслуживающий персонал исчез. Гай и его отец поднялись наверх. В гостиной мистера Краучбека пахло табаком и собакой. - Боюсь, тебе здесь будет не очень-то удобно. - Прошлую ночь, у Анджелы, я спал в библиотеке. - Ну что ж, надеюсь, ты переживешь это. Гай разделся и лег на софу возле открытого окна. С моря доносился шум прибоя, комнату заполнил свежий морской воздух. За сегодняшний день положение Гая коренным образом изменилось. Через некоторое время дверь в спальню отца открылась. - Ты уже спишь? - спросил он. - Не совсем. - Вот та вещь, которую я тебе обещал. Медальон Джервейса. Утром я могу забыть о нем. - Большое тебе спасибо, папа. Отныне я всегда буду носить его. - Я положу его вот здесь, на столе. Спокойной ночи. Гай вытянул в темноте руку и нащупал маленький металлический диск. Медальон был прицеплен к тонкому шнуру. Гай накинул шнур на шею. В спальне отца раздались шаги. Дверь снова открылась. - Боюсь, что я встану очень рано и мне придется пройти через твою комнату. Постараюсь потише, чтобы не разбудить тебя. - Я тоже пойду с тобой к мессе. - Да? Пойдем. Еще раз спокойной ночи. Вскоре Гай услышал легкий храп отца. Последняя мысль Гая, перед тем как он забылся во сне, была: "Почему я не мог по-человечески сказать майору Тиккериджу: "Ваше здоровье!" Отец сказал. Джервейс тоже наверняка сказал бы. Почему же не смог я?" ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЭПТОРП ТЩЕСЛАВНЫЙ 1 - Ваше здоровье! - сказал Гай. - Ура! - сказал Эпторп. - Послушайте, вы, вам лучше бы пить это за мой счет, - сказал майор Тиккеридж. - Младшим офицерам не положено выпивать в буфете перед обедом. - О боже, извините, сэр. - Ничего, друзья, вы могли и не знать этого. Мне нужно было бы предупредить вас. Это одно из наших правил для молодежи. Разумеется, нелепо применять его к вам, друзья, но что поделаешь... Если вы захотите выпить, попросите обслуживающего капрала принести вам напиток в бильярдную. Там вам никто слова не скажет. - Спасибо, что вы предупредили нас, сэр, - сказал Эпторп. - После такой шагистики вам, конечно, не грех и выпить. Командир и я понаблюдали за вами сегодня утром. У вас, надо сказать, получается неплохо. - Да, я надеюсь, что неплохо. - Сегодня я получил от своей половины весточку. В Мэтчете все в порядке. Жалко, что это довольно далеко для поездок туда на уик-энды. Надеюсь, что после окончания курса подготовки вам дадут недельку отпуска. Было начало ноября. Зима в этом году рано вступила в свои права и принесла с собой холод. В огромном камине буфетной комнаты потрескивали охваченные пламенем дрова. Младшим офицерам, если они не были кем-нибудь приглашены, сидеть у камина не полагалось, однако тепло от него приятно ощущалось во всех уголках. Офицеры королевского корпуса алебардистов, в силу самого факта, что это были бедные ребята, жили в большом комфорте. В столовых прославленных полков после рабочих часов не оставалось никого, кроме дежурного офицера. Военный городок, в котором жили алебардисты, служил для них домом в течение двух столетий. За месяц пребывания в полку ни Гай, ни Эпторп еще ни разу не обедали где-нибудь вне полка. Они были самыми старшими но возрасту в группе из двадцати офицеров, проходивших в алебардийском казарменном городке стажировочно-испытательный срок. Еще одна такая группа, по словам некоторых, находилась в центре формирования алебардийских частей. Вскоре их должны были объединить. На побережье проходили подготовку несколько сот военнообязанных. В конечном итоге, наверное весной, их всех объединят с кадровыми батальонами и будет сформирована бригада. Эти слова: "Когда будет сформирована бригада..." - постоянно произносились алебардистами. Это была конечная цель всей их современной деятельности, событие, которого все ожидали, как ожидают родов; оно должно стать началом их новой, не известной пока жизни. Компаньоны Гая, составлявшие группу, в прошлом были преимущественно клерками лондонских контор. Два или три парня пришли прямо со школьной скамьи. Один, Франк де Сауза, только что закончил Кембридж. Их отобрали, как стало известно Гаю, более чем из двух тысяч претендентов. Иногда он задумывался над вопросом: какая же система отбора могла произвести на свет божий такую разношерстную группу? Позднее Гай понял, что отобранные олицетворяли собой особую гордость корпуса алебардистов, где никогда не рассчитывали на безупречный контингент новичков, а всегда полагались вместо этого на свои испытанные веками методы воспитания и преобразования людей. Дисциплина на строевом плацу и традиционные обычаи и порядки в столовой должны были оказать свое магическое воздействие, и esprit de corps [сословный дух (фр.)] снизойдет на них, словно благословенная благодать. Настоящим солдатом выглядел только Эпторп. Он был рослым и сильным, с хорошим загаром, с усами, знал множество военных терминов и сокращений. До недавнего прошлого он служил в Африке в каком-то не установленном точно качестве. Его ботинки оставили за собой многие мили заросших кустарником трон и тропинок. Ботинки были для Эпторпа предметом особого интереса. Он и Гай познакомились в тот день, когда находились на пути в полк. Гай вошел в вагон на Чэринг-Кросс и увидел, что в углу напротив сидит человек с эмблемой алебардистов и полковыми пуговицами с рожками. Гай сел и сразу же подумал, что, вероятно, допустил ужасное нарушение этикета, оказавшись рядом со старшим офицером. У Эпторпа не было ни газеты, ни книги. Милю за милей он упорно разглядывал свои ботинки. Скрытно понаблюдав за ним, Гай вскоре понял, что воинские знаки различия на плечах Эпторпа вовсе не короны, а маленькие звездочки, точно такие же, как и у него самого. Тем не менее никто из них не начинал разговора до тех пор, пока, по прошествии примерно двадцати минут, Эпторп не взял трубку и не начал старательно набивать ее табаком из большого круглого кисета. Затем Эпторп сказал: - Это моя новая пара "дельфинов". Я почему-то думал, что у вас тоже такие. Гай перевел взгляд с ботинок Эпторпа на свои. Те и другие показались ему очень похожими друг на друга. "А может быть, "дельфины" у алебардистов - это сленговое название ботинок?" - подумал Гай. - Не знаю, - безразлично ответил он. - Я просто сказал сапожнику, у которого всегда заказываю обувь, чтобы он сделал мне две пары черных ботинок на толстой подошве. - Он мог всучить вам и свинью. - Возможно, что и всучил. - Это большая ошибка, старина, не в обиду вам будь сказано. Эпторп подымил своей трубкой минут пять и заговорил снова: - Конечно, в действительности это кожа белухи, понимаете? - Нет, не понимаю. Не понимаю, почему вы называете их "дельфинами". - Секрет фирмы, старина. Эпторп несколько раз возвращался к этой теме и после их первого знакомства. Всякий раз, когда Гай проявлял признаки умудренности в других вопросах, Эпторп неизменно замечал: - Странно, что вы не носите "дельфины". Я почему-то думал, что вы как раз такой человек, который должен бы носить их. Однако обслуживавший их в казарменном городке алебардист-денщик - один на четырех стажирующихся офицеров - испытывал огромные трудности при чистке "дельфинов" Эпторпа. А если во время занятий на плацу Эпторпу изредка и делали замечания относительно внешнего вида, то это было всего лишь по поводу недостаточного блеска его ботинок. На почве сравнительного равенства в возрасте Гай и Эпторп стали товарищами в большинстве своих дел, а более молодые офицеры свое обращение к тому и другому начинали не иначе как со слова "дядюшка". - Ну что ж, - сказал Эпторп, - нам, пожалуй, лучше поторопиться. Перерыв на второй завтрак длился столько, что терять время попусту было нельзя. Теоретически на второй завтрак отводилось полтора часа, однако в связи с тем, что на строевые занятия все ходили в предназначенной для рядовых рабочей форме из хлопчатобумажной саржи (полевой формы еще не выдали), им приходилось переодеваться, и только после этого они могли появиться в столовой. Сегодня старшина Корк, во искупление утреннего опоздания Триммера на занятия, задержал их на пять минут после сигнала на второй завтрак. Триммер был единственным в группе, кто решительно не внушал Гаю никаких симпатий. При этом он вовсе не был одним из самых молодых. В его больших, близко посаженных глазах с длинными ресницами светился ум. Под фуражкой скрывались густые золотистые волосы, спадавшие на лоб всякий раз, когда он снимал ее. Триммер говорил со слегка приглаженным акцентом кокни, а когда радиоприемник в бильярдной транслировал джазовую музыку, он начинал шаркать по комнате, приподнимая руки в каком-то замысловатом танце. О том, кем он был до военной службы, никто ничего не знал; вероятно, профессиональным актером, предположил Гай. Триммер был далеко не глупый человек, но его таланты никоим образом не были предназначены для солдатской службы. Корпоративное самопочитание алебардистов не производило на Триммера никакого впечатления; в равной мере не привлекали его и торжественная обстановка и комфорт их столовой. Как только кончались занятия, Триммер мгновенно исчезал, иногда один, иногда вместе со слабым подобием себе - своим единственным другом по имени Сарам-Смит. Если об Эпторпе можно было уверенно сказать, что он будет в ближайшее время повышен, то Триммеру с не меньшей уверенностью можно было предсказать, что его ждет позорное понижение. В это утро он появился точно в предписанное приказами время. Все остальные ждали в течение пяти минут, и старшина Корк вызвал писаря, который отмечает неявившихся на занятие, как раз в тот момент, когда пришел Триммер. Поэтому сегодня их отпустили на второй завтрак в двенадцать тридцать пять. Затем они побежали в свои комнаты, бросили винтовки и снаряжение на койки и переоделись в повседневную форму. В полной форме, включая тросточки и перчатки, которые должны быть застегнуты до выхода из комнаты (любой младший офицер, если он замечен застегивающим перчатки на ступеньках, подлежит возвращению в комнату), в строю по два, они следовали в офицерское собрание. Так происходило ежедневно. Через каждые десять ярдов или они приветствовали кого-нибудь, или кто-нибудь приветствовал их. (На приветствие в казарменном городке алебардистов полагалось отвечать так же четко, как оно отдавалось. Старшему в паре предписывалось при этом подсчитывать: "Вверх! Раз, два, три. Вниз!") В вестибюле они снимали фуражки и офицерский поясной ремень. Теоретически, как им сказали в приветственной речи в день их прибытия в казарменный городок, в офицерской столовой не должно быть никакого чинопочитания, "за исключением, джентльмены, естественного уважения младшими старших по возрасту". Гай и Эпторп были старше, чем большинство кадровых капитанов, и к ним фактически во многих случаях относились как к старшим. Итак, в час с несколькими минутами тот и другой вошли в офицерскую столовую. Гай положил себе пирог с мясом и почками и направился со своей тарелкой к ближайшему свободному месту за столом. К нему тотчас же подошел дежурный солдат с салатом и поджаренным картофелем. Виночерпий поставил перед ним серебряный кубок с пивом. Ели почти все молча. Разговоры на служебные темы запрещались, а из других мало что приходило в голову. Со стен, из позолоченных рам, уныло смотрели друг на друга прославившиеся за два прошедших столетия алебардийские полководцы. Гай поступил в алебардийский корпус в состоянии полного смятения и нерешительности, порожденном одновременно охватившими его чувствами страха и радости. О военной жизни Гай не имел почти никакого представления, за исключением разве нескольких услышанных им рассказов об унижении, которому подвергаются офицеры-новички, о том, как некоторые младшие офицеры предавались военному суду, и о пышных обрядах посвящения. Однако в радушном приеме, который алебардисты оказали ему и его товарищам, не было ничего похожего на то, что он слышал. Гаю даже казалось, что в течение последних недель он переживал нечто такое, чего был лишен в годы отрочества, - счастливую юность. В столовую после третьей рюмочки желтовато-зеленого джина бодро вошел и остановился около Гая и Эпторпа начальник штаба капитан Бозанке. - Сегодня на плацу, наверное, было очень холодно, - сказал он. - Да, довольно холодно, сэр. - Передайте вашим друзьям, чтобы после обеда они надели шинели. - Хорошо, сэр. - Спасибо, сэр. - Эй вы, дураки, - обратился к ним позднее сидевший рядом выпускник Кембриджа Франк де Сауза, - это же значит, что нам придется заново подгонять все снаряжение. Таким образом, ни на кофе, ни на то, чтобы покурить, времени уже не оставалось. В половине второго Гай и Эпторп надели поясные ремни, застегнули перчатки, посмотрелись в зеркало, чтобы проверить, прямо ли сидит фуражка, сунули тросточки под мышку и, идя в ногу друг с другом, поспешили к себе в комнату. - Вверх! Раз, два, три. Вниз! - ответили они проходившей мимо и поприветствовавшей их команде, получившей наряд на хозяйственные работы. Подойдя к своей казарме, с быстрого шага они перешли на бег. Гай переоделся и начал торопливо подгонять свое снаряжение из тканого ремня. Под ногти набилась мазь для чистки ремней. (Обычно это время дня Гай всю свою жизнь после школьных лет проводил в мягком кресле.) В форме для строевых занятий разрешалось ходить ускоренным шагом. Гай прибыл к кромке плаца, имея в запасе всего полминуты. Внешний вид Триммера был ужасен. Вместо того чтобы застегнуть шинель на все пуговицы и на крючок у горла, он оставил ворот открытым. Кроме того, он перепутал все свое снаряжение, надел его так, что один боковой ремень оказался на спине, а другой спереди, и это придало ему смешной и уродливый вид. - Мистер Триммер, выйдите из строя, сэр. Идите в вашу казарму и через пять минут будьте здесь одетым но форме. _Отставить_! Шаг _назад_ из задней шеренги, мистер Триммер. _Отставить_! По команде "Выйти из строя" вы делаете шаг назад левой ногой, затем поворачиваетесь кругом и идете ускоренным шагом. _Отставить_! Вместе с шагом левой ногой правая рука должна быть согнута в локте и приподнята до уровня поясного ремня. Проделайте все это снова и правильно. Выйти из строя! И чтобы я не видел ни единой улыбки, мистер Сарам-Смит. В вашей группе нет ни одного офицера, который был бы достаточно подготовлен, чтобы позволить себе смеяться над другим офицером. Любой, кого я замечу смеющимся над другим офицером во время строевых занятий, будет отправлен к начальнику штаба. Вот так. Вольно! Пока мы ожидаем возвращения мистера Триммера, давайте вспомним некоторые моменты из истории корпуса алебардистов. Королевский корпус алебардистов был сформирован графом Эссексом для службы в Нидерландах, Бельгии и Люксембурге в царствование королевы Елизаветы. Позднее это подразделение называли почетной ротой свободных алебардистов графа Эссекса. Как еще называли алебардистов, мистер Краучбек? - "Медные каблуки" и "яблочники", старшина. - Правильно. Почему "яблочники", мистер Сарам-Смит? - Потому что после сражения у Мальплаке подразделение алебардистов под командованием старшины Брина расположилось на отдых в яблоневом саду, где на них неожиданно напали французские мародеры, которых алебардисты отогнали, забросав яблоками, старшина. - Очень хорошо, мистер Сарам-Смит. Мистер Ленард, какую роль сыграли алебардисты в первой воине с Ашапти в Западной Африке? Возвратился Триммер. - Хорошо. Теперь мы можем начать занятие. Сегодня мы пойдем на кухню, где алебардист старшина Гроджин покажет вам, как различать мясо. Каждый офицер должен знать, как это делать. Многие гражданские поставщики часто пытаются надуть военных и всучить им плохие продукты, поэтому здоровье под чиненных зависит от внимания и способности офицера разоблачить мошенничество. Понятно? Теперь та-ак, мистер Сарам-Смит, вы командуете этой группой. По команде "Выполняйте" вы делаете шаг вперед и поворачиваетесь кругом, лицом к вашим товарищам. Выполняйте! Теперь это ваша группа. Меня здесь нет. Я хочу, чтобы вы, без винтовок, но как подобает солдатам, прошли на кухню. Если вы не знаете, где она, то принюхайтесь, сэр. Сначала повторите для освежения в памяти, как выполняется прием составления винтовок в козлы, а потом дадите исполнительную команду. Прием составления винтовок в козлы был самым трудным разделом курса боевой подготовки, пройденного ими до настоящего дня. Сарам-Смит изложил порядок весьма неуверенно. Вызванный из строя Гай также потерпел фиаско. Де Сауза излагал уверенно, но многое перепутал. Наконец вызвали всегда и ко всему готового Эпторпа. Хотя и с напряженным выражением лица, он все же изложил прием верно: - Нечетные номера первой шеренги берут левой рукой винтовки четных номеров второй шеренги за ствол, скрещивают их у дульного среза и разворачивают магазинными коробками наружу. Одновременно, действуя указательными и большими пальцами обеих рук, поднимают верхние антабки... После этого группа направилась на кухню. Всю остальную часть второй половины дня они осматривали очень жаркие помещения кухни и очень холодные складские помещения, где хранилось мясо. Им показали огромные фиолетовые и желтые мясные туши и рассказали, как по количеству ребер отличить кошку от кролика. В четыре часа их распустили. В офицерской столовой к этому времени приготавливали чай - для тех, впрочем, кто считал, что этот напиток стоит того, чтобы из-за него еще раз переодеться. Большинство же заваливались на свои койки и отдыхали до начала занятий по физической подготовке. В комнату Гая вошел Сарам-Смит. - Я хотел спросить, "дядюшка", вам денежное содержание уже выплачивали или нет еще? - Ни одного пенса. - А нельзя ли предпринять что-нибудь в связи с этим? - Я говорил об этом с заместителем командира. Он сказал, что на это всегда требуется некоторое время. Тут все дело просто в том, что надо подождать. - Это хорошо тем, кто может ждать. Некоторые фирмы выплачивают поступающим в армию оклад, и поэтому они ничего не теряют. Там же, где работал я, не выплачивают. У вас с деньгами все в порядке, "дядюшка", правда? - Гм, пока еще я не обанкротился. - Хотел бы и я быть в таком положении. Для меня все так нескладно получилось. Вы представляли себе, когда поступали, что с нас будут брать деньги за питание? - Да, но мы, собственно, платим не за питание, а только за прибавку к пайку. Причем прибавка обходится довольно дешево. - Все это очень мило, конечно, но, по-моему, уж что-что, а кормить нас в военное время - это прямая обязанность начальства. Этот первый счет за столовую свалился мне на голову как снег в летний день. На что же, по их мнению, мы должны жить? У меня в кармане ни пенса. - Понятно, - сказал Гай без энтузиазма и совершенно не удивившись, ибо в течение последних недель с подобными словами к нему обращались и многие другие, а Сарам-Смит вовсе не был таким человеком, к которому он, Гай, питал бы особые симпатии. - Насколько я понимаю, тебе нужно взаймы. - Вот здорово, "дядюшка", вы просто читаете мои мысли! Я с удовольствием занял бы пятерочку, если вы можете одолжить. Не долее чем до нашей первой получки. - Только никому не болтай об этом. - Нет, конечно, нет! Надо сказать, что у нас многие находятся в несколько затруднительном положении. Я пытался сначала попросить у "дядюшки" Эпторпа. Он посоветовал обратиться к вам. - Весьма разумно с его стороны. - Конечно, если _вас_ это затрудняет... - Ничего, ничего. Однако я вовсе не желаю превратиться в кредитора для всего корпуса алебардистов. - Я верну долг сразу же после получки... Гаю уже были должны пятьдесят пять фунтов. Время переодеваться во фланелевый костюм для физической подготовки настало очень быстро. Это было занятие, к которому Гай испытывал отвращение. Группа стажирующихся офицеров собралась в зале, освещенном дуговыми лампами. Два капрала гоняли по залу футбольный мяч. Один из них так наподдал по мячу ногой, что тот сильно ударился о стену чуть повыше голов офицеров. - Это наглость, - возмутился молодой парень по фамилии Ленард. Мяч ударился еще раз, намного ближе к ним. - По-моему, паренек делает это умышленно, - сказал Сарам-Смит. - Эй вы, двое там! - неожиданно раздался громкий и властный голос Эпторпа. - Вы что, разве не видите, что здесь офицеры?! А ну-ка забирайте мяч и - вон отсюда! Капралы бросили на них мрачный, недовольный взгляд, подобрали мяч и медленно вышли из зала с выражением полного презрения и безразличия. Закрыв за собой дверь, они громко расхохотались. Зал для физических занятий представлялся Гаю в виде какого-то экстерриториального помещения, в виде посольства враждебного иноземного народа, которое никак не вписывалось в размеренную казарменную жизнь военного городка. Преподавателем физической культуры был холеный молодой человек с напомаженными волосами, большим задом и неестественно блестящими глазами. Он демонстрировал свое мастерство, силу и ловкость с кошачьей грацией и довольно обидным для Гая самообладанием. - Цель физической подготовки - расслабиться, - сказал он, - и нейтрализовать цепенящее влияние старомодных строевых занятий. Некоторые из вас значительно старше других. Не напрягайтесь. Не делайте больше того, на что вы чувствуете себя способными. Я хочу, чтобы вы занимались _с удовольствием_. Начнем с игры в мяч. Эти игры оказывали удручающее влияние даже на молодых, Гай стоял в шеренге, ловил футбольный мяч, когда он катился к нему между ног впереди стоящего, и посылал его дальше. По идее две шеренги должны были соревноваться. - Давайте, давайте! - кричал преподаватель. - Они опережают вас! Я играю за вас! Не подводите меня! За игрой следовали гимнастические упражнения. - Выполняйте их плавно и грациозно, джентльмены, как будто вы вальсируете с вашей любимой девушкой. Очень хорошо, мистер Триммер. Очень ритмично. В старые времена подготовка солдата заключалась в том, что он длительное время стоял по стойке "смирно" и выполнял упражнение "ходьба на месте". Современная наука доказала, что ходьба на месте может вызвать сотрясение позвоночного столба. Именно поэтому в наше время всякая дневная работа заканчивается получасовой разминкой. "Этот человек на войну не пойдет, - подумал Гай. - Он останется в своем ярко освещенном зале, будет тренировать свои мышцы, ходить на руках, прыгать, как резиновый мяч, пусть даже небеса разверзнутся". - В Олдершоте занятия повышенного тина проводятся под музыку... "Этому человеку, - продолжал размышлять Гай, - не нашлось бы места в почетной роте свободных алебардистов графа Эссекса. Он не стал бы ни "медным каблуком", ни "яблочником". После физической подготовки еще одно переодевание, а затем лекция капитана Бозанке по военному праву. И лектор, и слушатели находились в одинаковом коматозном состоянии. Капитан Бозанке вполне довольствовался тишиной. - ...Очень важно своевременно вносить все поправки в общеармейский устав, сразу же, как только они опубликуются, и строго придерживаться их в дальнейшем. Своевременно вносите поправки в свой экземпляр общеармейского устава, и тогда крупные ошибки будут исключены. В шесть тридцать их подняли, распустили, и рабочий день наконец закончился. Капитан Бозанке попросил Гая и Эпторпа задержаться. - Послушайте, - сказал он, - я наблюдал, как вы занимаетесь физической подготовкой. Как вы полагаете, она приносит вам какую-нибудь пользу? - Я не сказал бы, - ответил Гай. - По-моему, для таких, как вы, это просто нелепо. Если хотите, можете не посещать эти занятия. Только не болтайтесь в буфетной комнате. Сидите в своей комнате, а если кто-нибудь спросит - скажите, что зубрите военное право. - Большое спасибо, сэр. - Не исключено, что вам придется командовать ротой. Военное право пригодится куда скорее, чем физкультура. - Если позволите, я хотел бы посещать занятия по физической подготовке, - сказал Эпторп. - Чувствую, что после строевых занятий мне обязательно надо хоть немного разминаться. - Как вам угодно. - Я привык к большим физическим нагрузкам, - сказал Эпторп Гаю, когда они пришли в свою комнату. - В том, что сержант Прингл сказал о сотрясении позвоночного столба, много правды. Боюсь, что с моим позвоночным столбом частично это уже произошло. В последние дни я чувствую себя не совсем в своей тарелке. Возможно, именно по этой причине. Я не хочу, чтобы обо мне могли подумать, что я чем-то хуже других. Вся беда, старина, в том, что моя жизнь была довольно трудной, и теперь это дает себя знать. - Кстати, раз уж ты не хочешь быть хуже других, не посылал ли ты ко мне, случайно, Сарам-Смита? - Правильно, посылал. Я не люблю ни давать, ни брать взаймы. Слишком много того и другого я испытал за свою жизнь. На каждом этаже было по две ванны. В каждой комнате потрескивали угольки в камине. Об этом заботились призванные из запаса старые солдаты-алебардисты, которых мобилизовали для обслуживания казарм. Это были лучшие часы дня. Гай слышал, как молодые офицеры весело сбегали по лестнице и направлялись в местные кинотеатры, отели и танцевальные залы. Он принял теплую ванну и сладко подремывал перед камином в плетеном оксфордском кресле. Ни на какой вилле на Средиземноморском побережье он не чувствовал себя так хорошо. Вскоре появился Эпторп и начал звать его в офицерское собрание. Парадная форма одежды для стажирующихся офицеров была необязательной. Ее приобрели себе только Эпторп и Гай, и это обстоятельство известным образом выделило их из числа других и приблизило к кадровым офицерам, не потому, разумеется, что они смогли ассигновать на покупку формы двенадцать гиней, чего другие были не в состоянии позволить себе, а потому, что таким образом они внесли личный вклад в традиции корпуса алебардистов. Когда оба "дядюшки" вошли в своей синей парадной форме в буфетную комнату офицерского собрания, они застали там только майора Тиккериджа и капитана Бозанке, сидящих перед камином. - Входите, входите, - пригласил майор Тиккеридж, - присаживайтесь с нами. - Он хлопнул в ладошки. - Музыку и баядер! Четыре джина! Гаю нравились майор Тиккеридж и капитан Бозанке. Ему нравился Эпторп. Ему нравилась написанная маслом картина над камином, на которой была изображена длинная, растянувшаяся до самого горизонта походная колонна алебардистов в пустыне. Он горячо и нежно полюбил весь корпус алебардистов. Обед в этот день был официальным. Председатель столовой офицерского собрания ударил по столу молотком из слоновой кости, капеллан прочитал молитву. Молодые офицеры, привыкшие к более быстрым и менее обильным приемам пищи, считали всю эту процедуру угнетающей. - Я бы назвал это излишней церемониальностью, - заметил Сарам-Смит. - Элементарный прием пищи они превращают прямо-таки в ритуальное действо. Стол освещался массивными, многорожковыми серебряными канделябрами в форме пальм, поставленных на колени варваров, знаменовавших собой военную историю прошедшего столетия. В столовой в этот вечер собралось около двадцати офицеров. Многие молодые офицеры веселились в городе; офицеры постарше находились со своими женами на виллах по соседству. Пить вино за обедом не разрешалось, за исключением случаев, когда приглашались гости. Гай совершил ошибку во время своего первого обеда здесь, заказав сухого вина. Ему сделали шутливое замечание: - Алло, дружище! Разве сегодня чей-нибудь день рождения? - Сегодня ассоциация зрелищного обслуживания дает здесь небольшой концерт. Пойдем? - спросил Эпторп. - А почему бы и не пойти? - Я, откровенно говоря, намеревался внести некоторые поправки в общевойсковой устав. - А я слышал, что писарь делает это всего за один фунт. - По-моему, такие вещи лучше делать самому, - сказал Эпторп. - Тем не менее надо, пожалуй, сходить хоть разок. Возможно, там будет наш капитан-комендант. Я еще ни разу не разговаривал с ним. - А о чем ты намереваешься говорить с ним? - Да так, ни о чем особенном. Обо всем, что придет в голову. - Ты же слышал, как начальник штаба сказал, что нас, возможно, назначат командирами рот, - заметил Гай через некоторое время. - А тебе не кажется, старина, что это похоже скорее на болтовню, чем на правду? Вскоре снова раздался удар молотка, капеллан прочитал молитву, и со стола все убрали. Гай никогда не переставал восхищаться ловкостью и проворством, с которыми снималась со стола скатерть. Капрал из обслуживающего персонала вставал у одного конца стола. Несколько солдат-официантов приподнимали над столом канделябры с горящими свечами. Затем едва уловимым, молниеносным движением рук капрал сдергивал длинную скатерть, и она, словно стремительный белый поток, послушно спадала к его ногам на пол. После этого всем предложили портвейн и нюхательный табак. Обед закончился. В казарменном городке алебардистов был свой гарнизонный театр. Когда Гай и Эпторп вошли в зал, почти все места были уже заняты. Первые два ряда предназначались для офицеров. В середине первого ряда сидел полковник, которого в соответствии со структурной организацией корпуса алебардистов величали капитан-комендантом; около него сидели его жена и дочь. Гай и Эпторп поискали взглядом свободные места и обнаружили таковые только рядом с полковником. Они постояли некоторое время в нерешительности. Гай уже хотел повернуть обратно, но Эпторп робко пошел вперед. - Проходите, проходите, - подбодрил их полковник. - Или вы боитесь, что вас увидят сидящими рядом с нами? Познакомьтесь с моей супругой и дочерью. Они заняли места бок о бок с высокопоставленными персонами. - Вы уезжаете домой на уик-энд? - спросила дочь полковника. - Нет. Видите ли, мой дом в Италии, - ответил Гай. - В самом деле?! Вы артист или кто-нибудь в этом роде? Как интересно! - А мой дом был в Бечуаналенде, - сказал Эпторп. - О, вам, наверное, есть что рассказать, - оживился полковник. - Ну что ж, пожалуй, пора начинать. Он дал знак кивком головы; загорелись огни рампы; полковник поднялся по ступенькам на сцену. - Мы все с нетерпением ждем этого концерта, - сказал он. - Эти очаровательные леди и совершеннейшие джентльмены проделали большой путь в такой холодный вечер, чтобы занять наш досуг. Давайте окажем им самый радушный прием, на который только способны алебардисты. Полковник под громкие аплодисменты возвратился на свое место. - По-настоящему артистов должен был бы представлять капеллан, - сказал он Гаю. - Но иногда я даю этому человеку возможность отдохнуть от его обязанностей. Из глубины сцены донеслись звуки рояля, и занавес медленно пополз вверх. Еще до того, как он полностью поднялся, капитан-комендант впал в глубокий, но не совсем беззвучный сон. На авансцене под эмблемой корпуса алебардистов расположилась небольшая концертная труппа в составе трех престарелых, сильно подкрашенных дам, бледного как мертвец и совершенно не подкрашенного пожилого мужчины и животного среднего рода и неопределенного возраста за роялем. Все они были одеты в костюмы пьеро и пьеретт. Раздался гром одобрительных аплодисментов. Представление началось бойкой песенкой. Головы в первом ряду одна за другой осели на стоячие воротники. Гай тоже не выдержал и задремал. Он проснулся примерно через час, разбуженный мощным голосом, ударившим в уши с расстояния всего нескольких футов. Это был голос бледного мужчины. Казалось, в его хилое нордическое тело на какое-то время вселился дух необыкновенно сильного тенора с юга. Этот же голос разбудил и капитан-коменданта. - О господи, не может быть, неужели уже "Боже, храни короля!"? - Нет, сэр, только еще "Да будет вечно Англия!". Капитан-комендант сосредоточился и прислушался. - Совершенно верно, - согласился он. - Никогда не могу определить вещь по мелодии, пока не услышу слова. У этого старика, кажется, есть голос, правда? Это был последний номер программы. Когда он закончился, все встали по стойке "смирно" и артисты вместе с присоединившейся к ним аудиторией исполнили государственный гимн. - В таких случаях мы всегда приглашаем артистов выпить бокал вина, - сказал полковник. - Вы можете собрать несколько молодых офицеров и оказать артистам эту честь. Я надеюсь, у вас больше опыта в обращении с артистическим миром, чем у нас. И еще, если в воскресенье вы никуда не уезжаете и ничем не заняты, милости просим к нам на завтрак. - С большим удовольствием, сэр, - сказал Эпторп, хотя не было никакой уверенности в том, что приглашение полковника относится не только к Гаю, но и к нему. - Вы тоже останетесь здесь? Да, да, конечно, приходите и вы. Мы будем очень рады. Капитан-комендант не пошел с ними в офицерское собрание. Два кадровых офицера и три или четыре офицера из группы Гая выступали в роли хозяев, принимавших гостей. Пожилые леди, снявшие с себя всякий грим и причудливые костюмы, потеряли все свое театральное обаяние и теперь очень напоминали своим видом домашних хозяек, только что совершивших ежедневные покупки. Гай оказался рядом с тенором, который был теперь без парика и на лысой голове которого торчало несколько клочков седых волос, что немного молодило его, но тем не менее оставляло очень пожилым. Его щеки и нос были усеяны прыщами, угрями и фиолетовыми прожилками, а глаза, окруженные множеством морщинок, слезились. Уже много недель Гай не видел лица больного человека. - Вы все очень гостеприимны. Особенно вы, алебардисты. "Медные головы" всегда занимали в моем сердце особое место. - "Медные каблуки", - поправил его Гай. - Да, да, конечно, я хотел сказать "медные каблуки". Однажды, в прошлую войну, мы были на фронте рядом с алебардистами. Мы тогда быстро нашли общий язык с вашими ребятами. Я служил в группе артистов, но не офицером. Пошел в армию рядовым и прослужил так всю войну. - А я пробрался в алебардисты совсем недавно. - О, вы так молоды!.. Нельзя ли еще чашечку этого замечательного кофе? Когда поешь, теряется так много энергии. - У вас хороший голос. - По-вашему, я пел хорошо? Никогда нет полной уверенности. - О, сегодня вы пели замечательно. - Конечно, мы далеко не первоклассная труппа. - Нет, нет, успех был полнейший. Они постояли молча. В группе офицеров, окруживших дам, раздался взрыв смеха. Там, по-видимому, все чувствовали себя свободно. - Еще кофе? - Нет, спасибо. Молчание. - Новости за последнее время, кажется, стали лучше, - сказал наконец тенор. - Да? - О, _намного_ лучше. - У нас времени на чтение газет почти не остается. - Да, представляю себе. Я завидую вам. В газетах сплошная ложь, - уныло проговорил тенор. - Нельзя верить ни одному слову. Но новости хорошие. В самом деле - отличные новости. Они поднимают настроение, - продолжал он, всплывая на поверхность из глубин уныния. - Каждое утро сообщают что-нибудь ободряющее. Как раз то, в чем мы нуждаемся в такое время. Вскоре прием закончился, и гости укатили в ночную тьму. - Довольно интересная личность этот дядечка, с которым ты разговаривал, - сказал Эпторп. - Да. - Настоящий артист. По-моему, он пел когда-то в опере. - Возможно. - В "Гранд-опера". Через десять минут Гай был в постели. Еще в детстве его приучили к ежевечернему самоанализу своей совести и искренним раскаяниям. С тех пор, как он поступил на военную службу, эта религиозная процедура переплеталась с преподанными в течение дня уроками. Он печально провалился в изложении приема составления винтовок в козлы: "...четные номера средней шеренги наклоняют ствол своей винтовки вперед и берут ее под правую руку магазинной коробкой вверх, ухватываясь одновременно за верхнюю антабку..." Он не совсем был уверен сейчас, что знает, у кого больше ребер - у кошки или у кролика. Ему хотелось бы, чтобы это он, а не Эпторп призвал к порядку дерзких капралов в зале для физических занятий. Он грубо поправил этого благопристойного меланхоличного старика, когда тот сказал "медные головы" вместо "медные каблуки". Соответствовало ли это тому истинно "алебардийскому радушию", которого от него ожидали? Много было оснований и для раскаяния, и для исправления. 2 К двенадцати часам в субботу казарменный городок буквально опустел, все уехали или ушли куда-нибудь. Гай, как обычно, остался. В том, что Гай никуда не выезжал, играли свою роль и горькие воспоминания, которых у него было больше, чем у других, и его скромное финансовое положение, и его парадная форма, и его равнодушие к спорту, и любые иные определявшиеся возрастом качества, которые в совокупности отличали его от более молодых офицеров. Однако главную роль в решении Гая оставаться в казарме сыграло элементарное желание отдохнуть и уединиться. Эпторп уехал играть в гольф с одним из кадровых офицеров: Гай довольствовался в день отдыха тем, что был свободным, носил весь день одну и ту же одежду, выкуривал сигару после завтрака, ходил в город, чтобы купить свои любимые еженедельные газеты - "Спектейтор", "Нью-стейтсмен" и "Тэблет", - и неторопливо читал их, сидя перед камином в своей комнате. За этим занятием и застал его возвратившийся поздно вечером Эпторп. На нем были фланелевые брюки и твидовый пиджак, отделанный кожей. Глаза Эпторпа потускнели, поглупели и посоловели. Эпторп был под мухой. - Привет! Ты обедал? - Нет. И не намеревался. Не обедать очень полезно для здоровья. - Никогда не обедать, Эпторп? - Ну что ты, старина, я же не это имел в виду. Конечно же, не никогда. Иногда. Желудку надо изредка предоставлять отдых. Иногда необходимо быть самому себе доктором. Первое правило здоровья - держи ноги сухими; второе - давай отдых желудку. А третье ты знаешь? - Нет. - Я тоже не знаю. Но ничего. Придерживайся этих двух правил и будешь здоровым. Знаешь, Краучбек, ты, по-моему, выглядишь неважно. Я начинаю беспокоиться за тебя. Ты знаешь Сандерса? - Да. - Я играл с ним в гольф. - Ну и как, игра удалась? - Это было ужасно! Сильный ветер и отвратительная видимость. Взяли восемь лунок и на этом закончили. У Сандерса есть брат в Касанге. Ты, наверное, думаешь, что это рядом с Макарикари. - А разве нет? - Около тысячи двухсот миль, вот тебе и рядом. Знаешь, старина, для человека, который странствовал столько, сколько странствовал ты, твои знания не больно-то велики. Тысяча двести проклятых миль зарослей, а ты говоришь - рядом! - Эпторп присел и с грустью посмотрел на Гая. - Но дело, собственно, не в этом, - продолжал он. - Что тут волноваться? Зачем ехать в Макарикари? Почему не остановиться в Касанге? - В самом деле, почему? - Потому, что Касанга - это отвратительнейшая дыра. Вот почему. Однако если тебе нравится это место, ради бога, живи там. Только уж, пожалуйста, не зови меня туда, вот и все, старина. Конечно, там брат Сандерса, это верно. Если этот брат такой же, как Сандерс, то он совсем не умеет играть в гольф, но я нисколько не сомневаюсь, что ты будешь весьма доволен его компанией в Касанге. Это совершеннейшая дыра. Не могу понять, что тебе нравится там. - Почему бы тебе не лечь спать? - Один, - ответил Эпторп, - вот почему. Всегда одно и то же, где бы ты ни был: в Макарикари, в Касанге... Везде. Тебе весело, когда ты пьешь с друзьям в клубе, ты чувствуешь себя прекрасно, а потом, когда все это кончается, ты ложишься спать снова один. Мне нужна женщина, вот что. - Ты же знаешь, в нашем городке женщин нет. - Для компании, понимаешь? Вез другого-то я вполне могу обойтись. Не подумай, что у меня что-нибудь не получалось в свое время. Н