ы не несли за них никакой ответственности и не имели никаких нрав по отношению к ним. Условия жизни стали несколько более сносными. Появились некоторые самые необходимые предметы мебели; создали столовую комиссию, и Гай стал ее членом; питание улучшилось; начал работать бар. Предложение взять напрокат радиоприемник в ходе горячего обсуждения было провалено совместными усилиями пожилых и бережливых. Из полкового склада предметов хозяйственно-бытового обихода получили мишень для игры "метание стрелок" и стол для пинг-понга. Однако в вечерние часы ничто из этого не удерживало офицеров в заведении. Саутсанд располагал танцевальным залом, кинотеатром и несколькими отелями, к тому же и денег у офицеров стало больше. Возвратившись из отпуска, каждый из них обнаружил уведомление о возможности получить задолженность по денежному содержанию и довольно много совершенно неожиданных надбавок. Все должники Гая, за исключением Сарам-Смита, расплатились с ним. Сарам-Смит заявил: - Что касается той пятерки, "дядюшка", если для вас она не имеет особого значения, я отдам ее несколько позднее. Гаю казалось, что в использовании слова "дядюшка" при обращении к нему теперь появился некоторый нюанс. Если раньше это слово произносилось от всей души и выражало уважение младшими старших, то теперь оно звучало с заметной иронией. В Саутсанде молодые офицеры чувствовали себя довольно свободно: они подхватывали в городе девушек, выпивали в местных отелях и барах, считали, что в свободное время они никому не подконтрольны. В казарменном городке алебардистов Гай был связующим звеном между ними и старшими но положению и чину. Здесь же он был хромым старым хрычом, не отличавшимся в работе, не участвовавшим в шутках и забавах. Раньше он всегда был с ними и пользовался их уважением и признанием, доходившими до абсурда. Теперь же несгибающаяся в колене нога и трость удерживали Гая на расстоянии от них. Его освободили от строевых занятий и от занятий по физической подготовке. Он ковылял в одиночестве в гимнастический зал, где они занимались в составе группы, и в таком же одиночестве ковылял за ними, когда они возвращались. Им выдали полевую форму одежды, и они надевали ее на занятия. Вечером желающие могли переодеваться в повседневное обмундирование. Никаких приказов или распоряжений на этот счет не поступало. Парадного обмундирования не было. На занятиях изучали стрелковое оружие и утром, и во второй половине дня. Занятия проводились в соответствии с наставлением, страница за страницей, рассчитанным на усвоение даже самым бестолковым новобранцем. - Просто вообразите, джентльмены, что вы играете в футбол. Полагаю, некоторые из вас не отказались бы поиграть сейчас. Правда ведь? Итак, вы играете правым крайним нападающим. Ветер дует прямо в ворота противника. Понятно? Вы подаете угловой. Понятно? Скажите мне, куда вы будете нацеливать свой удар, прямо в ворота? Может кто-нибудь сказать мне, куда вы будете целиться? Мистер Триммер, вот вы, например, куда вы будете целиться, прямо в ворота? - О, конечно, сержант. - Да? Прямо в ворота? А как думают другие? - Нет, сержант. - Нет, сержант. - Нет, сержант. - О, вы будете целиться не в ворота? Так ведь? Хорошо, а куда же вы будете целиться? - Я попробую дать кому-нибудь пас. - Я спрашиваю не об этом. Предположим, что вы _хотите_ забить гол сами. Куда вы будете целиться в этом случае? Прямо в ворота? - Да. - Нет. - Нет, сержант. - Хорошо. Ну, а _куда_ вы будете целиться? Давайте же отвечайте! Неужели никто из вас не играет в футбол? Вы же будете целиться _левее_ ворот, правда ведь? - Да, сержант. - Но почему? Может кто-нибудь сказать мне почему?.. Вы будете целиться _левее_ ворот, потому что надо учитывать _дующий в ворога противника ветер_. Правильно? Когда Гая вызвали к прицельному станку, он взял поправку на ветер. Позднее, в гимнастическом зале, преодолевая боль в ноге, Гай лег на пол и нацелил винтовку в глаз Сарам-Смита, в то время как тот, прищурившись, смотрел на Гая через ортоскоп. Сарам-Смит заявил, что все "выстрелы" Гая в цель не попали. Всем было хорошо известно, что однажды Гай убил льва. Инструкторы-сержанты не однажды припоминали этот эпизод на занятиях. "Мечтаете об огромном диком звере, мистер Краучбек? - спрашивали они, когда он был недостаточно внимателен. - Впереди вас дерево с густой кроной. Сто двадцать градусов справа - угол желтого поля. В этом углу - лев. Два выстрела по льву. Огонь!" Участие Гая в деятельности столовой комиссии никоим образом не создавало ему привилегированного положения. Наоборот, теперь он вынужден был выслушивать массу довольно резких упреков и жалоб: "Дядюшка", почему у нас такие плохие соленья и маринады? Неужели нельзя закупать что-нибудь получше?" "Дядюшка", а почему виски у нас не дешевле, чем в отеле "Грэнд"?", "Зачем мы выписываем "Таймс"? Ее никто, кроме вас, не читает". В механизм размеренной казарменной жизни попадали и накапливались крохотные зерна зависти, и это, в свою очередь, приводило к напряженности в отношениях. В течение прошедшей недели Гай с возраставшей остротой чувствовал свое одиночество и приходил во все большее уныние. Когда на восьмой день он услышал, что в Кут-эль-Амару едет Эпторп, он чувствовал себя веселым и бодрым в течение всего скучного занятия на тему: "Определение дистанции". - ...Для чего нам надо определять дистанцию? Чтобы правильно оценить расстояние до цели. Понятно? Правильно определенная дистанция до цели обеспечивает эффективность стрельбы и позволяет избежать напрасного расхода боеприпасов. Понятно? На расстоянии двухсот ярдов все части тела человека видны отчетливо. На расстоянии трехсот ярдов очертание лица человека расплывчатое. Четыреста ярдов - лица уже совершенно не видно. При расстоянии шестисот ярдов голова становится точкой, а тело сходит на конус. Вопросы есть?.. Когда Гай шел, прихрамывая, из гимнастического зала в дом, он повторял про себя: "На расстоянии шестисот ярдов голова выглядит точкой, четыреста ярдов - лица не видно" - не для того, чтобы запомнить это, а просто как ничего не значащие фразы. Еще не дойдя до дома, он все перепутал и уже говорил; "Четыреста ярдов - голова, как лицо; шестьсот ярдов - никакой точки", Это был для него самый плохой день за все пребывание в армии. Войдя в дом. Гай увидел Эпторпа. Тот сидел в холле. - Очень рад снова видеть тебя, - искренне сказал Гай. - Ну как ты теперь, здоров? - О нет, нет, до этого еще далеко. Но мне сказали, что для легкой работы я годен. - А что, опять "бечуанский живот"? - Я не шучу, старина. Со мной произошел очень неприятный случай. В ванной, когда я был в чем мать родила. - Что ты говоришь! Как же это случилось, Эпторп? - Я как раз и собирался рассказать, но мне показалось, ты будешь смеяться надо мной. Я был у своей тетушки в Питерборо. Дел у меня особых не было, но я не хотел, так сказать, потерять свою форму и решил поэтому ежедневно выполнять несколько физических упражнений. Случилось так, что в первое же утро я поскользнулся, упал и сильно ушибся. Должен сказать тебе, болит очень здорово. - Что же именно ты ушиб, Эпторп? - Колено. Я даже думал, что у меня перелом. И ты знаешь, найти военного врача оказалось не так-то просто. Моя тетушка хотела, чтобы я пошел к ее доктору, но я настоял на том, чтобы меня посмотрел военный врач. Когда я наконец добился этого, врач сказал, что дело серьезное. Отправил меня в госпиталь. В сущности, пребывание в госпитале оказалось очень интересным. Ты ведь, по-моему, никогда не был в военном госпитале, Краучбек? - Нет, пока не был. - Очень даже стоит побывать. Нам нужно знать все рода военной службы. На койке рядом со мной лежал сапер с язвами... - Эпторп, я должен задать тебе один вопрос... - Я и рождественские дни провел в госпитале. Добровольческие вспомогательные отряды пели рождественские гимны... - Эпторп, ты хромаешь? - А как же, старина, конечно хромаю. Такой ушиб даже при самом хорошем лечении не проходит за один день. - Я тоже хромаю. - Очень жаль. Но я рассказывал тебе о рождестве в госпитале. Начальник отделения сделал пунш... - Ты представляешь себе, Эпторп, какими идиотами мы будем выглядеть?! Я имею в виду, что мы оба будем хромать... - Нет. - Как дурацкие близнецы. - По-моему, старина, ты придаешь этому слишком большое значение. Однако, когда Гай и Эпторп появились в двери столовой, каждый опираясь на трость, все, как один, повернули головы в их сторону, громко засмеялись и дружно захлопали в ладоши. - Послушайте, Краучбек, это что же, было запланировано заранее? - Нет. Это, кажется, простая случайность. - Гм, по-моему, довольно безвкусная. Они наполнили свои кружки из титана и сели за стол. - А я не впервые пью чай в этой комнате, - заявил Эпторп. - Каким же это образом? - Мы часто играли с Кут-эль-Амарой, когда я был в Стейплхерсте. Никогда не был первоклассным игроком в крикет, но играл вратарем два последних сезона в своей футбольной команде. Гай с удовольствием узнавал новые факты из личной жизни Эпторпа, но тот сообщал их довольно редко. Тетка в Питерборо - новое действующее лицо: теперь появился еще и Стейплхерст. - Это что, твоя приготовительная школа? - Да. Это довольно приметное здание в противоположной части города. Я думал, ты видел его и слышал о нем. Оно всем очень хорошо известно. Моя тетка принадлежала к ортодоксальной англиканской церкви, тяготеющей к католицизму, - добавил он таким тоном, как будто это подтверждало каким-то образом репутацию школы, в которой он учился. - Твоя тетка в Питерборо? - Нет, нет, конечно же, нет, - раздраженно ответил Эпторп. - Тетка в Танбридж-Уэлсе. Тетка в Питерборо вообще не интересуется такими вещами. - Ну и как, эта школа хорошая была? - Стейплхерст? Одна из лучших. Выдающаяся. По крайней мере, она была такой в то время. - Я имею в виду нашу - Кут-эль-Амару. - Мы считали их ужасной мелкотой. Конечно, они обычно одерживали победу над нами, но игры для них были своеобразным культом. У себя в Стейплхерсте мы довольно часто брали верх над ними. - Мы заняли для вас койку в нашей комнате, "дядюшка", - присоединился к разговору Ленард. - Очень мило с вашей стороны, но, сказать но правде, у меня так много вещей. Я осмотрел помещение еще до того, как вас распустили, и нашел свободную комнату, в которой поселюсь один. Мне придется читать по вечерам, чтобы догнать вас в подготовке. Сапер, с которым я познакомился в госпитале, дал мне несколько очень интересных книг, очень секретных к тому же. Это такие книги, которые запрещается держать в окопах на передовой, потому что опасаются, как бы они не попали в руки противника. - Это, видимо, инструкции по боевой подготовке сухопутных войск. - _Именно_ эти инструкции. - А нам всем выдали их. - Гм, не может быть, что они одинаковые. Мне дал их этот майор из саперной части. У него язва внутри, поэтому он и передал эту книгу мне. - Она вот такая? - спросил Ленард, доставая из брючного кармана экземпляр январской инструкции по боевой подготовке сухопутных войск, предназначенной для всех офицеров. - Я не могу сказать, не просмотрев книги, - ответил Эпторп. - Так или иначе, но мне думается, что я не имею права говорить о своей книге. Таким образом, все вещи Эпторпа: множество всяких плотно закрывающихся коробок, водонепроницаемых мешочков, странной формы жестяных сундучков и кожаных чемоданчиков, помеченных инициалами и стянутых ремнями с медными пряжками, - все это было скрыто от любых глаз, кроме его собственных. Гай довольно часто видел эти коробки, мешочки и чемоданчики в казарменном городке алебардистов, но не проявлял к ним никакого интереса. Тогда, в условиях взаимного доверия, еще до завтрака у капитан-коменданта. Гай, конечно, мог бы спросить у Эпторпа и узнать секрет вещей. Единственное, что стало известно Гаю из разговоров с Эпторпом в прошлом, сводилось к тому, что среди вещей было что-то очень редкое и очень загадочное и что это "что-то" Эпторп называл своим "гром-боксом". Вечером в тот день Гай впервые вышел в город. Наняв машину с водителем, Гай и Эпторп весь вечер ездили от одного отеля к другому, всюду встречая алебардистов, которые или пили, или искали местечко, где можно было уединиться. - По-моему, пока я отсутствовал, ты распустил молодых людей и они стали более спесивыми и менее уважительными, - заметил Эпторп. Гай и Эпторп усиленно разыскивали отель под названием "Королевский Двор". В этом отеле останавливались тетушки Эпторпа, когда приезжали навещать его в школе. - Это, конечно, не бог весть какое выдающееся место, но в этом отеле всегда все было хорошо. Он известен лишь очень немногим. В этот вечер никто не мог сказать им, где находился этот отель. Совсем поздно, когда все бары уже закрылись, Гай предложил: - А почему бы нам не поехать посмотреть Стейплхерст? - Но сейчас там нет ни одного человека, старина. Каникулы, Кроме того, уже поздновато. - А если просто подъехать и взглянуть на дом? - Это, пожалуй, можно. Водитель, к Стейплхерсту! - К роще или шоссе Стейплхерст? - Нет, к дому Стейплхерст. - Я знаю только рощу и шоссе. Но я там спрошу у кого-нибудь. Хорошо? Это частный дом? - Я не совсем понимаю вас, водитель. - Это частный отель? - Нет, это частная школа. Светила луна, с моря дул сильный ветер. Они проехали через площадь и оказались на окраине города. - Кажется, все здесь очень изменилось, - заметил Эпторп. - Я ничего этого не помню. - Мы сейчас в роще, сэр, - объяснил водитель. - Шоссе вон там дальше, налево. - Школа была где-то вот здесь, - сказал Эпторп. - С ней, должно быть, что-то произошло. Они вышли из машины на залитую лунным светом поляну, подставив себя пронизывающему северному ветру. Кругом были маленькие виллы с окнами, закрытыми ставнями. Здесь, под их ногами и позади аккуратненьких заборов, находились футбольные поля, на которых вымазавшийся в грязи Эпторп защищал свои ворота. Где-то среди этих садов и гаражей, возможно, сохранились остатки кирпичных стен того храма науки, в котором чистенький Эпторп в парчовом стихаре зажигал восковые свечи. - Вандалы! - проговорил Эпторп с горечью. Затем оба хромых друга снова забрались в машину и в подавленном настроении направились обратно в Кут-эль-Амару. 7 На следующее утро у Эпторпа был слабый приступ "бечуанского живота", но, несмотря на это, он все-таки поднялся. Гай, мучимый жаждой, спустился вниз первым. Стояло серое мрачное утро, сыпался обильный снег. В холле возле доски для объявлений Гай увидел кадрового офицера. Он держал большой лист бумаги, на котором красным мелом был выведен заголовок: "Прочитай, это тебя касается". - Вам повезло, - сказал офицер. - Сегодня нам дали Мадшор. Посадка на автобус в восемь тридцать. Доставайте свои ранцы-рюкзаки. Сообщите об этом всем своим друзьям. Гай поднялся на второй этаж и, открывая дверь по очереди в каждую комнату, объявлял: - Сегодня у нас Мадшор. Автобус отходит через двадцать минут. - А кто такой Мадшор? - Не имею ни малейшего представления. Вернувшись вниз, к доске объявлений, Гай узнал, что Мадшор - это стрельбище примерно в десяти милях от города. Так начался скучнейший день по новому распорядку. Стрельбище Мадшор представляло собой длинную полосу болотистого побережья, разделенную на равных расстояниях земляными валами и заканчивающуюся грязно-серым естественным откосом. Стрельбище было окружено проволочным заграждением и предостерегающими надписями; около первого земляного вала стоял небольшой домик - здесь проходил огневой рубеж стрельбища. Когда группа приехала, в домике было три солдата: один, в рубашке, брился возле двери, другой сидел на корточках около печки, а третий, небритый, вышел откуда-то, застегивая свой мундир. Майор, прибывший во главе группы, пошел в домик, чтобы узнать, все ли готово к стрельбам. Снаружи было слышно, как он разговаривал сначала раздраженным тоном, затем более мягким, а закончил разговор словами: - Хорошо, сержант. Это явно не ваша вина. Продолжайте бриться. Я попытаюсь связаться с командованием района по телефону. Он возвратился к группе. - Кажется, произошла какая-то путаница, - сказал он. - Согласно последнему приказу из района, стрельбы на сегодня отменены. Ожидается сильный снегопад. Я сейчас займусь выяснением, что можно предпринять в этой обстановке. А пока, поскольку мы уж приехали сюда, имеется возможность провести занятие на тему: "Дисциплина на стрельбище". В течение последовавшего часа, пока не наступил полный рассвет, они изучали и применяли на практике сложные правила предосторожности, которыми на этом этапе второй мировой войны оговаривалась стрельба боевыми патронами. Затем к ним вернулся майор, который все это время находился в домике и разговаривал по телефону. - Отлично, - сказал он, - в ближайшие час-два снега не ожидается. Мы можем продолжать. Наши ходячие раненые принесут нам пользу на мишенном валу. Гай и Эпторп прошли пятьсот ярдов по осоке и заняли места под мишенями, в выложенной кирпичом траншее. К ним присоединились капрал и два солдата из артиллерийско-технической службы. После продолжительного разговора но телефону поднялись красные флажки, и стрельба наконец началась. Прежде чем отметить первое попадание, Гай посмотрел на свои часы. Было без десяти одиннадцать. К двенадцати тридцати было поражено четырнадцать мишеней и поступили команды "Разряжай" и "Вольно". На смену Гаю и Эпторпу прибыли два офицера из центра формирования и подготовки. - На огневом рубеже все очень недовольны, - сказал один из них. - Говорят, что вы показываете попадания очень медленно. А мне хотелось бы взглянуть на мою мишень. Я уверен, что третья пуля тоже попала. Она, наверное, прошла через дырку, пробитую второй пулей. Я целился очень точно. - Как бы она ни прошла, все дырки уже заклеены. Гай отковылял на несколько шагов в сторону и, не опасаясь огня, показался над кромкой траншеи. На огневом рубеже в тот же момент раздались крики и многие замахали руками. Не обращая на них внимания. Гай, прихрамывая, продолжал идти к рубежу, пока не услышал голос майора: - Ради всего святого, Краучбек, вы что же, хотите, чтобы вас убили? Разве вы но видите, что красный флажок поднят? Гай посмотрел и убедился, что флажок действительно поднят. На огневом рубеже не было ни одного человека. Все столпились у подветренной стены домика и жевали бутерброды. Гай продолжал идти, прокладывая себе путь между кочек. - Ложитесь, черт вас возьми! Смотрите на флаг! Гай лег, посмотрел на флаг и увидел, как тот начал быстро опускаться. - Вот теперь можете идти! - крикнул майор. - Извините, сэр, - сказал Гай, приблизившись к майору. - Нас сменили присланные отсюда два офицера, и поступила команда "Вольно". - Вот именно! Так вот и происходят несчастные случаи. Флаг, и только флаг, является сигналом, разрешающим передвижение. Обратите на это внимание. Прошу общего внимания! Вы только что были свидетелями типичного нарушения дисциплины на стрельбище. Запомните это. Тем временем и Эпторп появился из траншеи. Тяжело прихрамывая, он шел к огневому рубежу. Когда он подошел, Гай спросил: - А _ты_ видел этот проклятый флаг? - Конечно. Любой человек, прежде чем начать что-то делать на стрельбище, должен посмотреть на флаг. Это первое правило. К тому же меня предупредил капрал. Они часто выкидывают этот трюк во время первых стрельб: поднимают красный флаг в тот момент, когда все уверены, что он должен быть спущен. Это делается просто для того, чтобы обратить внимание на необходимость соблюдения правил поведения на стрельбище. - Ты мог бы передать предупреждение капрала и мне. - Вряд ли, старина. Это свело бы на нет всю суть замысла. Как же мы усваивали бы уроки, если все предупреждали бы друг друга? Понимаешь, что я имею в виду? Они съели свои бутерброды. Стало еще холодней. - Нельзя ли продолжить стрельбы, сэр? Все уже готовы. - Полагаю, можно, но надо думать и о солдатах. Им тоже нужен перерыв. Прошло некоторое время, прежде чем стрельбы возобновились. - Мы не успеем закончить упражнение вовремя, - сказал майор. - Сократите стрельбы до пяти патронов на человека. Однако в основном время уходило не на стрельбу, а на построение, на проверку знаний поведения на огневом рубеже и на осмотр оружия. Когда подошла очередь Гая, начинало уже темнеть. Он и Эпторп попали в последнюю группу и прихромали на рубеж каждый отдельно. Гай лег и попробовал прицелиться из винтовки еще до того, как зарядил ее. Он обнаружил, к своему разочарованию, что мишень совершенно исчезла из видимости. Гай опустил винтовку и посмотрел на мишень обоими глазами. Он увидел едва различимое белое пятно. Закрыл один глаз - пятно потускнело и стало временами пропадать из видимости. Гай поднял винтовку и тотчас же понял, что различить что-нибудь над мушкой он не в состоянии. Гай зарядил винтовку и быстро выстрелил пять патронов с наблюдением. После первого выстрела из траншей поднялся диск и прикрыл яблоко мишени. - Отлично, Краучбек, так и продолжайте! После второго выстрела флажок показал промах. После третьего - снова промах. - Алло, Краучбек, в чем у вас там дело? Четвертый выстрел - попадание в самый верх мишени, пятый - снова флажок. Затем поступило сообщение по телефону: "Поправка результатов стрельбы по второй мишени. Попадание первой пули по яблоку показано ошибочно. Слетела наклейка. Первый выстрел по второй мишени - тоже промах". Эпторп, стрелявший по соседней мишени, добился очень хороших результатов. Майор отвел Гая в сторонку и мрачно сказал: - Никуда не годная стрельба, Краучбек. В чем же все-таки дело? - Не знаю, сэр. Видимость была очень слабой. - Одна и та же видимость для всех. Вам необходимо усердно потренироваться на прицельном станке. Сегодняшние результаты просто постыдные. После этого начался привычный подсчет израсходованного боеприпаса и сбор стреляных гильз. - Протереть винтовки. Тщательная чистка оружия сразу же после возвращения и роспуска строя. Пошел сильный снег. Стемнело еще до того, как все сели в автобус и медленно тронулись в путь. - Я считаю, что тому льву просто не повезло, "дядюшка", - сказал Триммер. Однако никто из сидящих в автобусе не засмеялся. После столь длительного пребывания на морозе даже кут-эль-амарская школа показалась всем теплой и приветливой. Гай сел на горячую батарею отопления в холле первого этажа с намерением подождать, пока освободится лестница. Мимо него проходил официант столовой, и Гай заказал для себя стаканчик рома. Кровь постепенно пришла в движение, и он почувствовал, как руки и ноги начали согреваться. - Алло, Краучбек, уже почистили винтовку? - спросил подошедший к нему майор. - Нет еще, сэр. Я просто ждал, пока рассосется толпа. - Ждать у вас нет никаких оснований, Краучбек. Вы слышали, как было приказано? "Тщательная чистка оружия _сразу же_ после возвращения и роспуска строя". О том, что можно подождать и выпить пару стаканчиков рома, ничего сказано не было. Майор тоже замерз. И для него этот день был мерзким. Более того, чтобы попасть домой, ему еще предстояло пройти около мили но снегу. К тому же, как он теперь вспомнил, повара уже не будет, когда он вернется домой, и ему, согласно его же обещанию, предстоит сопровождать жену на обед в один из городских отелен. - Сегодня у вас далеко не лучший день, Краучбек, - продолжал майор. - Вы можете и не быть хорошим стрелком, но обязаны по крайней мере держать свою винтовку чистой. - Сказав это, он вышел из дома и, не пройдя и сотни ярдов, совершенно забыл об этом деле. Триммер во время этого разговора находился на лестнице. - Алло, "дядюшка", как я понимаю, вы получили втык? - Ты правильно понимаешь. - Это нечто новое для нашего любимчика. Через помрачневший рассудок Гая пролетела искра и воспламенила взрыватель. - Пошел ты к чертям собачьим! - Та-та-та, "дядюшка". Не находите ли вы, что немножко резковаты сегодня? Сильный удар тростью. - Эй ты, недоделанное ничтожество, заткнись! - прикрикнул на него Гай. - Еще хоть малейшая дерзость с твоей стороны, и ты получишь но зубам! Гай не выбирал слов; ни физически, ни морально он не мог внушить кому-нибудь страх, но неожиданный гнев всегда настораживает, ибо вызывает воспоминания об испытанных в детстве ужасных последствиях, которые трудно было предвидеть. К тому же Гай в этот момент был вооружен весьма прочной тростью, которую он непроизвольно, но угрожающе приподнял. Военный суд мог истолковать, а мог и не истолковать этот жест как серьезную угрозу жизни офицера-сослуживца. Триммер истолковал. - Послушайте, "дядюшка", успокойтесь. Я никоим образом не хотел вас обидеть. У гнева есть свои движущие силы, которые уводят далеко от точки взрыва. Они-то и довели теперь Гая до состояния белого каления, пребывать в каковом ему раньше не доводилось. - Черт бы взял твою отвратительную душонку. Я ведь, кажется, сказал тебе заткнуться. Разве не сказал? Гай намеренно и совершенно недвусмысленно замахнулся тростью и сделал, прихрамывая, шаг вперед. Триммер рванулся с места и побежал. Два проворных прыжка - и он скрылся на втором этаже за углом, бормоча себе под нос: "Не понимает шуток и выходит из себя..." Приступ гнева прошел очень медленно. Чувство удовлетворенности собой прошло вместе с гневом, но еще медленнее. Вскоре Гай пришел в свое обычное состояние. Такие же драмы, размышлял Гай, должно быть, разыгрывались в каждом семестре в кут-эль-амарском интернате, когда черви неожиданно оказывались удавами, когда скверных задиристых мальчишек обращали в бегство. Но чемпионы старших классов не нуждались в стаканчике рома, чтобы подбодрить себя. Неужели для этого проносились звуки горнов над плацем в казарменном городке алебардистов? Неужели для этого неслись звуки оркестра над притихшим обеденным столом "медных каблуков"? Неужели это та победа, ради которой Роджер де Уэйброук стал крестоносцем? Должен ли Гай торжествовать потому, что заставил замолчать Триммера? Сгорая от стыда и печали, опираясь на свое бесчестное оружие, Гай стоял самым последним в очереди за кипятком. 8 Последовавшая неделя была утешительной. Гай почувствовал, что его колено больше не болит. С каждым днем, пока он все основательнее привыкал к хромоте, колено становилось здоровее. Вскоре он понял, что его колено болит от тугой, стягивающей повязки. Теперь, когда по его пятам в роли двойника все время ходил Эпторп, Гай оставил в покое трость и повязку и обнаружил, что может без них передвигаться совершенно нормально. Гай присоединился после этого к своему отделению с такой же гордостью, какую испытывал на второй день своего пребывания в казарменном городке алебардистов. В то же время усы, которые он отращивал вот уже несколько недель, неожиданно приобрели определенную форму; это произошло с такой же неожиданностью, с какой ребенок вдруг начинает плавать. Утром накануне усы представляли собой не более чем запутанный клок жестких волос, а на следующий день вдруг стали солидной, симметрично расположенной растительностью. Гай сходил в городскую парикмахерскую, где усы подстригли, расчесали и завили горячими щипцами. Он поднялся с кресла неузнаваемо преображенным. Когда Гай выходил из парикмахерской, он заметил на другой стороне улицы небольшой магазин оптики, на витрине которого лежало огромное фарфоровое глазное яблоко и висело объявление: "Бесплатная проверка зрения. Любые линзы подбираются в присутствии заказчика". Вид одинокого глазного яблока и идиосинкразический выбор слова "линзы" вместо просто "очки", воспоминание об изменившемся лице, которое он только что видел в зеркале у парикмахера, а также воспоминание о бесчисленных немецких уланах в бесчисленных американских фильмах - все это заставило Гая перейти улицу и зайти в оптический магазин. - Мне хотелось бы приобрести монокль, - четко произнес Гай. - Да, сэр. С простым стеклом для более внушительного внешнего вида или вы действительно нуждаетесь в оптике? - Мне нужно для стрельбы. Я не вижу мишени. - О, дорогой мой, это, конечно, требует _специальной_ оптики. - Вы можете предложить мне что-нибудь? - Не только могу, но и _обязан_, не так ли? Через пятнадцать минут Гай вышел из магазина, купив за пятнадцать шиллингов монокль с сильной линзой в позолоченной двойной оправе. Достав монокль из футляра под кожу, Гай остановился у витрины и вставил его в правый глаз. Монокль держался хорошо. Гай медленно расслабил мышцы лица и перестал прищуривать правый глаз. Монокль прочно держался на месте. У человека, отраженного витриной, был циничный вид; он очень походил на юнкера. Гай вернулся в оптический магазин. - Я, пожалуй, возьму еще два или три таких монокля, на тот случай, если этот разобьется. - Боюсь, что с такой сильной линзой у меня больше нет. - Это не имеет значения. Дайте мне с наиболее подходящей к этой. - Но подумайте, сэр, глаз - это очень чувствительный орган, к нему нельзя относиться так безрассудно. Линза для вашего монокля _подобрана_ на основании проверки вашего глаза. Я как специалист могу порекомендовать вам только такую. - Ничего, ничего. - Ну что ж, сэр, я предупредил вас. Как специалист, я возражаю, как торговец - покоряюсь. Монокль в сочетании с усами поставил Гая намного ближе к его младшим сослуживцам, из которых никто не мог преобразиться так быстро. Разумеется, способность Гая стрелять по мишени тоже резко повысилась. Через несколько дней после приобретения Гаем моноклей они снова выехали на полигон Мадшор для стрельб из ручного пулемета "брен". Пользуясь моноклем, Гай хорошо различал на фоне грязного снега белое пятно и всякий раз попадал в него, конечно, не так точно, как искусный стрелок, но не хуже, чем любой другой из его группы. Гай не собирался носить монокль постоянно, но пользовался им довольно часто и в значительной мере восстановил утерянный престиж тем, что монокль часто приводил в замешательство инструктора-сержанта. Престиж Гая повысился еще и потому, что нехватка финансов у его сослуживцев снова стала весьма распространенным явлением. Гостиные с пальмами в отелях и танцевальные вечера обходились довольно дорого, и первый-прилив наличных денег быстро истощился. Молодые офицеры начали подсчитывать дни до конца месяца и задавались вопросом, смогут ли они теперь, когда их существование, кажется, признано, положиться на регулярную выплату финансовой частью денежного содержания и надолго ли хватит выплачиваемых им сумм. Один за другим все бывшие клиенты Гая пришли к нему снова, к ним робко присоединились еще два человека. Хотя про алебардистов нельзя было сказать, что они продают уважение младших к старшим за три-четыре фунта, оставалось фактом, что все должники Гая, за исключением Сарам-Смита (его Гай удостоил лишь ледяного пристального взгляда через монокль), стали по отношению к нему более вежливыми и, как бы в оправдание своих малых актов такой вежливости, часто говорили друг другу: "Дядюшка" Краучбек действительно чертовски великодушный и благородный парень". Жизнь показалась Гаю еще более сносной после того, как он открыл два вполне устраивающих его пристанища. Первым был ресторан напротив под названием "Гарибальди", где Гай нашел генуэзскую кухню и весьма теплый прием. Владелец ресторана занимался по совместительству шпионажем. Этот Джузеппе Пелеччи, полный и плодовитый мужчина, хорошо принял Гая во время его первого визита в надежде на то, что Гай, возможно, внесет что-нибудь новое в довольно скучную и скудную информацию по местному судоходству, которая была пока единственным вкладом Джузеппе в сокровищницу информации в его стране. По когда Джузеппе узнал, что Гай говорит по-итальянски, то его патриотизм уступил место самой обычной тоске по родине. Он родился недалеко от Санта-Дульчины и знал кастелло Краучбека. Джузеппе и Гай стали более чем владельцем и постоянным посетителем ресторана, более чем агентом и жертвой обмана. Впервые в жизни Гай почувствовал себя simpatico и поэтому стал обедать в "Гарибальди" почти каждый вечер. Вторым пристанищем Гая сделались яхт-клуб и флотилия яхт в Саутсанде и Мадшоре. Гай нашел эти особенно устраивавшие его места отдыха довольно занятным путем, ибо узнал при этом некоторые очень интересные факты, дополняющие историю Эпторпа в юношеские годы. Было бы преувеличением сказать, что Гай подозревал Эпторпа во лжи. Его заявление с претензиями на какую-то исключительность - ботинки "дельфины", принадлежащая к ортодоксальной англиканской церкви тетка в Танбридж-Уэлсе, друг, находившийся в тесных отношениях с гориллами, - вовсе не похожи на то, что придумал бы обманщик для того, чтобы произвести впечатление. Тем не менее всякий раз, когда Гай вспоминал Эпторпа, ему приходила в голову мысль о каком-то существенном неправдоподобии. В отличие от типичной фигуры-цели на занятиях по определению дистанции Эпторп тем больше становился безликим и "сходил на конус", чем ближе подходил к вам. Гай относился к нему бережно и ценил каждую золотую крупинку в нем, но в конце концов обнаруживал, что все эти крупинки склонны исчезать, словно сказочное золото. Очарование Эпторпа было действенным лишь постольку, поскольку сам Эпторп был неопровержимой действительностью. Ко всякому решительному переходу из эпторпского волшебного мира в мир земной следовало относиться с интересом и вниманием. Именно так Гай поступил в первое воскресенье после своего фиаско на стрельбище Мадшор; это было начало недели, которая закончилась триумфом благодаря его завитым усам и моноклю. Гай пошел к мессе один. Церковь была старой, как и большинство построек в Саутсанде, приукрашенной печальными дарами многочисленных вдов. У выхода из церкви, на паперти, к Гаю обратился опрятный пожилой мужчина, который во время мессы ходил с тарелкой, собирая денежные пожертвования. - По-моему, я видел вас здесь на прошлой неделе, правда? Моя фамилия Гудол, Эмброуз Гудол. Я не обратился к вам в прошлое воскресенье, потому что не знал, как долго вы здесь пробудете. Теперь мне известно, что вы служите в Кут-эль-Амаре, поэтому позвольте мне приветствовать вас в храме святого Августина. - Моя фамилия Краучбек. - Именитая фамилия, позвольте вам сказать. Краучбек из Брума, наверное? - Мой отец уехал из Брума несколько лет назад. - О, да, да, я знаю об этом. Весьма прискорбно. Я занимался изучением, в скромных пределах, конечно, английского католицизма во времена папистов и нонконформистов, поэтому Брум имеет для меня большое значение. Я сам новообращенный. Однако осмелюсь заявить, был католиком почти так же долго, как и вы. После мессы я обычно совершаю короткую прогулку. Если вы возвращаетесь пешком, позвольте мне составить вам компанию. - Сожалею, но я заказал такси. - О, дорогой друг, значит, мне не удастся склонить вас зайти в яхт-клуб? Он как раз на вашем пути. - Вряд ли это возможно, но позвольте мне подвезти туда вас. - Отлично. Сегодняшнее утро такое морозное. Когда они сели в машину и тронулись в путь, Гудол продолжал: - Я с удовольствием сделал бы для вас все возможное, пока вы здесь. Хотелось бы поговорить с вами о Бруме. Прошлым летом я был там. Монахини содержат имение в хорошем состоянии, все делается своевременно. Я мог бы показать вам окрестности Саутсанда. Здесь есть несколько очень интересных мест и старинных построек. Я очень хорошо знаю их. Когда-то я был учителем в частной школе Стейплхерст и никуда отсюда не выезжал. - Вы были учителем в Стейплхерсте? - Да, но сравнительно недолго. Понимаете ли, когда я стал католиком, то вынужден был уйти из школы. Это не имело бы значения ни в какой иной школе, но Стейплхерст была настолько верна ортодоксальной англиканской церкви, что мне пришлось уйти из нее. - _Очень_ хотелось бы послушать наш рассказ о Стейплхерсте. - В самом деле, мистер Краучбек? Вас это очень интересует? Но о ней много не расскажешь. Ее история закончилась почти десять лет назад. - А вы, случайно, не помните мальчика в этой школе, которого звали Эпторп? - Эпторп? О, дорогой друг, вот и яхт-клуб. Неужели мне не удастся уговорить вас зайти? - А почему бы действительно не зайти? Сейчас еще не так поздно, как мне представлялось. Саутсандский и мадшорский яхт-клуб размещался в солидной вилле на набережной. На мачте, установленной в центре прибрежного газона, развевались флаг и вымпел яхт-клуба. На ступеньках стояли две медные пушки. Мистер Гудол подвел Гая к столику у окна с зеркальными стеклами и позвонил в колокольчик. - Принесите, пожалуйста, херес, стюард. - Эпторп оставил школу не менее двадцати лет назад, - возобновил разговор Гай. - Это как раз время, когда я был в школе. Имя кажется мне знакомым. Я мог бы поискать его, если это действительно интересует вас. У меня есть все старые журналы. - Он сейчас тоже в Кут-эль-Амаре. - Тогда я наверняка узнаю его. Он ведь не католик? - Нет, но у него есть тетка, принадлежащая к ортодоксальной англиканской церкви. - Да, я так и предполагал. К этой церкви принадлежало большинство наших мальчиков, но очень многие пришли в нее позднее. Я старался не терять связи с ними, но дела церковного прихода отнимают так много времени, особенно теперь, когда каноник Гейоген не бывает здесь так часто, как раньше. А потом у меня ведь работа. Сначала мне было тяжеловато, но я все же справился. Частное репетиторство, лекции в монастырях. Вы, может быть, видели мои критические обзоры в "Тэблете"? Мне обычно присылают все, что связано с геральдикой. - Я уверен, что Эпторп с удовольствием встретился бы с вами. - Вы полагаете? После того, как прошло столько времени? Однако мне сначала надо взглянуть на него. Почему вам не привести бы его сюда на чашку чая. Моя квартира не очень удобна для приема гостей, но я с удовольствием увиделся бы с ним здесь. Встреча состоялась через несколько дней. Гай и Эпторп говорили с Гудолом главным образом о делах в школе Стейплхерст. - Мне удалось найти в журналах два упоминания о вашей игре в футбольной команде. Я сделал выписки. Боюсь, что ни то, ни другое не звучит похвально. Первое относится к ноябрю тысяча девятьсот тринадцатого года: "За отсутствием Бринкмэна ворота защищал его дублер Эпторп, но форварды противостоящей команды неизменно оказывались слишком искусными для него". Счет в этой игре был восемь - ноль. Второе относится к февралю тысяча девятьсот пятнадцатого года: "В связи с эпидемией свинки мы смогли выставить против команды "Сент-Олаф" лишь одиннадцать наспех подобранных игроков. Вратарь Эпторп, к сожалению, оказался не на высоте". Затем летом тысяча девятьсот шестнадцатого о вас упоминают в "Вейле". Но журнал не дает названия вашей школы. - Да, сэр, в то время название еще было недостаточно определенным, чтобы попасть в прессу. - А он был когда-нибудь в вашем классе? - спросил Гай. - Вы были, Эпторп? - спросил его Гудол. - Не совсем так. Наш класс был лишь на ваших лекциях по истории религии. - Да, да, я читал их для всех классов. Именно поэтому я, собственно, и начал разговор с Краучбеком: По другим предметам я занимался только со стипендиатами. Вы, по-моему, никогда не были таковым? - Нет, не был, - ответил Эпторп. - В этом отношении у меня получилась полная неразбериха. Моя тетка хотела, чтобы я поступил в Дартмутское военно-морское училище. Но я каким-то образом все перепутал в беседе с адмиралом. - Я в