Краучбек мало прислушивался к словам мисс Вейвесаур. Теперь он отбросил мысль о заговоре Катберта и обдумывал две проблемы, которые принесла с собой утренняя почта. Он вел размеренную жизнь и придерживался установившихся взглядов. Сомнения были неведомы ему. В то утро, в час между мессой и началом занятий в школе, в его жизнь вторглись два обстоятельства из неведомого мира. Более важным была посылка, объемистая и потрепанная от прикосновения бесчисленного количества неловких рук таможенных чиновников. На ней было множество американских марок, таможенных деклараций и справок цензуры. Выражение "американская посылка" только начинало входить в лексикон англичан. Очевидно, это была одна из таких новинок. Его зять Бокс-Бендер в свое время отправил трех дочерей в безопасное убежище в Новую Англию. Посылка, без сомнения, была от них. "Как мило! Какая щедрость!" - подумал он и отнес ее домой, чтобы потом исследовать. Теперь, разрезав бечевку ножницами для ногтей, он аккуратно разложил содержимое на столе. Сначала он достал шесть банок супа Пулитцера. У них были разнообразные, вычурные названия, но суп был одним из немногих продуктов питания, в изобилии имевшихся в отеле "Морской берег". К тому же у мистера Краучбека с давних пор укоренилось убеждение, что все консервированные "продукты приготовлены из какой-то гадости. "Глупые девчонки, - подумал он. - Впрочем, наступит день, когда мы и этому будем рады". Затем последовал прозрачный пакет с черносливом. Далее - очень тяжелая баночка с ярлыком: "Бриско. Необходимо в каждом доме". Никаких указаний на назначение содержимого банки не было. Мыло? Концентрированное топливо? Крысиный яд? Крем для обуви? Надо будет спросить у миссис Тиккеридж. Потом он достал очень легкую банку большего размера под названием "Юмкранч". Это, должно быть, что-то съедобное, потому что на ней была изображена толстая и дурно воспитанная девочка, размахивающая ложкой и с ревом требующая этой штуки. Последним и самым странным предметом оказалась бутылка, наполненная чем-то похожим на моченый искусственный жемчуг, с ярлыком "Луковый коктейль". Возможно ли, что этот далекий и изобретательный народ, который так великодушно (и, как считал мистер Краучбек, совершенно напрасно) приютил его внучек, народ, главная забота которого, казалось, состоит в том, чтобы нарушать естественные, природные процессы, сумел придумать алкогольный лук? Приподнятое настроение мистера Краучбека сникло. Он рассматривал подарок с некоторым раздражением. Где же среди этих экзотических деликатесов что-нибудь пригодное для Феликса? Видимо, следовало сделать выбор между "Бриско" и "Юмкранчем". Он встряхнул "Юмкранч". В банке что-то загремело. Раскрошенное печенье? Феликс стоял, вопросительно подняв свою пушистую морду. - "Юмкранч"? - соблазнительно повертев банку, спросил мистер Краучбек. Феликс застучал хвостом по ковру. Но радость мистера Краучбека сразу же омрачило подозрение: а вдруг это один из тех новых патентованных продуктов, которые, как он слышал, обезвожены? Если его съесть без должной подготовки, он ужасно раздувается в желудке, что может привести к роковым последствиям. - Нет, Феликс, - сказал он. - Никакого "Юмкранча", пока я не спрошу у миссис Тиккеридж. - Заодно он решил посоветоваться с этой дамой и по другому вопросу: о странной открытке Тони Бокс-Бендера и таком же странном письме Анджелы Бокс-Бендер. Открытка была вложена в письмо. Он взял их с собой в школу и часто перечитывал в течение дня. Письмо гласило: "Лоуэр-Чиппинг-Мэнор, близ Тетбэри. Дорогой папочка! Наконец получила известие от Тони. Ничего особенного о себе не пишет, но такая радость узнать, что бедный мальчик жив и здоров. До сегодняшнего утра я даже не сознавала, как беспокоилась о нем. Ведь человек, который бежал и написал нам, что видел Тони в колонне военнопленных, мог ошибиться. Теперь мы знаем. Он, по-видимому, считает, что мы можем прислать ему все, в чем он нуждается, но Артур навел справки и говорит, что нельзя - нет договоренности. Артур говорит, что не может обратиться в нейтральные посольства и что мне не следует писать в Америку. Можно посылать только обычные посылки Красного Креста, и их принимают независимо от того, платим мы за них или нет. Артур говорит, что посылки комплектуются на научной основе и содержат все необходимые калории, что не может быть одного закона для богатых, а другого для бедных, когда речь идет о пленных. Я считаю, что он в какой-то мере прав. Девочкам, видимо, очень нравится Америка. Как дела в твоей диккенсовской школе? Любящая тебя, Анджела". Открытка Тони гласила: "Раньше писать не разрешали. Теперь я в постоянном лагере. Здесь полно наших ребят. Не может ли папа организовать посылки через нейтральные посольства? Это очень важно, и все говорят, что это самый верный и быстрый путь. Пришлите, пожалуйста, сигареты, шоколад, светлую патоку, какао, мясные и рыбные консервы (разные), глюкозу Д, сухое печенье (галеты), сыр, ириски, сгущенное молоко, верблюжий спальный мешок, надувную подушку, перчатки, головную щетку. Не могут ли помочь девочки в США? Еще поваренную книгу Булестена. "Eucris" Трампера. Мохнатые шлепанцы". В почте мистера Краучбека было еще одно письмо, которое огорчило его, хотя и не представляло никакой проблемы. Его виноторговцы сообщали, что их погреба частично разрушены авиацией противника. Они надеются и впредь снабжать постоянных покупателей в сокращенном объеме, но не могут больше выполнять их индивидуальные заказы. Ежемесячные посылки будут состоять из имеющихся запасов. На железных дорогах участились мелкие кражи и бой. Покупателей просят немедленно сообщать о всех потерях. "Посылки... - подумал мистер Краучбек. - Все в этот день, кажется, связано с посылками". После обеда по установившемуся более чем за год обычаю мистер Краучбек присоединился к миссис Тиккеридж в общей гостиной отеля. Разговор, как всегда, начался с послеобеденной прогулки Феликса. Потом мистер Краучбек сообщил: - Гай в Англии. Надеюсь, вскоре увидим его здесь. Не знаю, какие у него планы. Кажется, что-то секретное. Он вернулся со своим бригадиром - человеком, которого называют Беном. Миссис Тиккеридж в тот день получила письмо от мужа, в котором он довольно прозрачно намекал, что бригадир Ритчи-Хук попал в очередную переделку. Хорошо обученная служебному этикету, она поспешила переменить тему: - А как ваш внук? - Как раз об этом я хотел вас спросить. Моя дочь получила от него вот эту открытку. Можно показать вам ее и письмо дочери? Они меня просто озадачили. Миссис Тиккеридж взяла письмо и открытку и внимательно прочитала их. Наконец она сказала: - Думается, я никогда не читала "Eucris" Трампера. - Нет, нет. Меня озадачивает не это. Это средство для ухода за волосами. Я сам пользуюсь им. Но не кажется ли вам странным, что в своей первой открытке он просит только всякие вещи для себя? Это совершенно на него не похоже. - Наверное, он голодает, бедный мальчик. - Да что вы?! Военнопленные получают полный армейский паек. На этот счет существует международное соглашение, я знаю. А вам не кажется, что это какой-то шифр? "Глюкоза Д"... Кто слышал о "глюкозе Д"? Я уверен, что Тони и в глаза не видел этой штуки. Кто-то его научил. Думаю, что мальчик, который первый раз пишет матери, зная, как она волнуется, мог бы сказать что-нибудь получше, чем "глюкоза Д". - Может быть, он _действительно_ голоден. - Пусть даже так, но должен же он считаться с чувствами матери. Вы прочитали ее письмо? - Да. - Я убежден, что у нее совершенно неправильное представление. Мой зять в палате общин и, конечно, нахватался там довольно странных идей. - Да нет же, об этом говорили по радио. - _Радио_! - воскликнул мистер Краучбек полным горечи тоном. - Радио! Вот такие вещи оно и распространяет. По-моему, это совершенно ошибочная идея. Почему мы не можем послать, что хотим, тем, кого любим, - пусть даже "глюкозу Д"? - Я думаю, в военное время вполне справедливо делить все поровну. - С какой стати? В военное время делить все поровну надо меньше, чем когда бы то ни было. Вы же сами сказали, что мальчик действительно может быть голоден. Если он хочет "глюкозу Д", почему я не могу ее послать? Почему мой зять не может прибегнуть к помощи-иностранцев? В Швейцарии живет человек, который из года в год гостил у нас в Бруме. Я знаю, что он с радостью помог бы Тони. Почему же он не имеет права? Не понимаю. Миссис Тиккеридж видела перед собой сбитого с толку доброго старичка, серьезно глядевшего на нее и добивавшегося ответа, которого она не могла дать. Он продолжал: - В конце концов; _всякий_ подарок означает, что вы хотите, чтобы кто-то имел что-то, чего не имеет другой. Пусть это будет хотя бы кувшинчик для сливок на свадьбу. Я нисколько не удивлюсь, если правительство сделает следующий шаг и запретит нам молиться за людей. - Мистер Краучбек с грустью подумал о такой возможности и добавил: - Я не хочу сказать, что кому-то действительно _нужен_ кувшинчик для сливок, но Тони, очевидно, нуждается в том, что просит. Это _несправедливо_. Я не такой знаток, чтобы объяснить, в чем тут дело, но _знаю, что все это несправедливо_. Миссис Тиккеридж молча штопала жакет Дженифер. Она и сама не могла бы объяснить, в чем тут дело. Вскоре мистер Краучбек снова заговорил, стараясь распутать клубок своих сомнений. - А что такое "Бриско"? - "Бриско"? - А "Юмкранч"? В данный момент эти вещи находятся в моей комнате, и я не имею ни малейшего представления, что с ними делать. Они из Америки. - Знаю, о чем вы говорите. Я как-то видела рекламу в одном журнале. "Юмкранч" - это то, что они едят на завтрак вместо каши. - А для Феликса это годится? Он не взорвется? - Ему понравится. А другое - это то, что они используют вместо лярда. - Пожалуй, слишком жирно для собаки. - Пожалуй. Думаю, что миссис Катберт будет очень благодарна, если вы отдадите это ей на кухню. - Нет ничего, чего бы вы не знали. - Кроме этого снадобья Трампера, как бишь его? Вскоре мистер Краучбек попрощался, взял Феликса и выпустил его в темноту. Захватив банку "Бриско", он отнес ее хозяйке отеля в ее личную гостиную. - Миссис Катберт, мне вот прислали это из Америки. Это лярд. Миссис Тиккеридж полагает, что он может пригодиться вам на кухне. Она взяла банку и смущенно поблагодарила. - Мистер Катберт хотел с вами поговорить о чем-то. - Я к его услугам. - Становится так трудно жить, - сказала миссис Катберт. - Сейчас я его позову. Мистер Краучбек остался ждать в личной гостиной. Вскоре миссис Катберт вернулась одна. - Он говорит, чтобы я сама поговорила с вами. Не знаю, с чего начать. Все эта война, и постановления, и офицер, который сегодня приходил. Он - начальник квартирьеров. Вы, конечно, понимаете, что это не относится лично к вам, мистер Краучбек. Мы всегда, как могли, старались вам угодить, делали для вас всякие исключения, не брали плату за питание собаки, не возражали, что вам присылают вино. Некоторые постояльцы не раз упрекали нас за то, что мы оказываем вам особое предпочтение. - Я никогда не жаловался, - согласился мистер Краучбек. - Знаю, что вы делаете все, что можете, при данных обстоятельствах. - Вот именно, при данных обстоятельствах. - Я догадываюсь, что вы хотите мне сказать, миссис Катберт. Не надо слов. Если вы боитесь, что я покину вас теперь, когда вы переживаете трудное время, можете быть совершенно спокойны. Я знаю, что вы оба делаете все, что можете, и искренне вам благодарен. - Спасибо, сэр. Дело не совсем в этом... Пусть лучше мистер Катберт сам поговорит с вами. - Он может зайти ко мне в любое время. Только не теперь. Я сейчас буду укладывать Феликса спать. Спокойной ночи, надеюсь, эта банка пригодится вам. - Спокойной ночи и спасибо вам, сэр. На лестнице ему встретилась мисс Вейвесаур. - О, мистер Краучбек. Я видела, как вы прошли в их личную гостиную. Все в порядке? - Да, думаю, что так. Я отнес миссис Катберт банку лярда. - И они ничего не говорили о том, что я вам рассказала? - Катберты, кажется, озабочены ухудшением обслуживания. Думаю, мне удалось их успокоить. Трудное время для них, да и для всех нас. Спокойной ночи, мисс Вейвесаур. 4 Тем временем разговоры в "Беллами" неудержимо распространялись и дошли до верхов. В то самое утро некая важная персона, лежа в мягкой постели в глубоком убежище, проявляла кипучую деятельность, распределяя с помощью коротких записок задания на текущий день в сражающейся империи. "Прошу сегодня же доложить мне на полулисте бумаги, почему бригадир Ритчи-Хук освобожден от командования бригадой". А через двадцать четыре часа, почти минута в минуту, когда класс мистера Краучбека начал разбор забытого отрывка из Ливия, из той же горы подушек вышел указ: "Премьер-министр - военному министру. Я указывал, что ни один командир не подлежит наказанию за ошибки в выборе образа действий в отношении противника. Эта директива досадно и грубо нарушена в деле полковника, бывшего бригадира королевских алебардистов, Ритчи-Хука. Прошу заверить меня, что для этого доблестного, инициативного офицера будет подыскана подходящая должность, как только он будет признан годным для службы в действующей армии". Грозную записку немедленно передали телефоны и телетайпы. Большие люди звонили менее значительным, а те передавали людям совсем незначительным. Где-то на низшей ступеньке служебной лестницы в текст было включено и имя Гая, ибо Ритчи-Хук, лежа в палате Миллбэнкского госпиталя, не забыл соучастника своего проступка. Бумаги с пометкой: "Для немедленного исполнения" - переходили сверху вниз, из корзин для входящих в корзины для исходящих, пока наконец не спустились до уровня моря - к начальнику штаба алебардийского казарменного городка. - Старшина, у нас есть адрес местонахождения мистера Краучбека в отпуске? - Мэтчет, отель "Морской берег", сэр. - Тогда заготовьте ему предписание о явке в штаб особо опасных операций. - А можно ли сообщить ему адрес, сэр? - Нельзя. Это совершенно секретно. - Так точно, сэр. Через десять минут начальник штаба спохватился: - Старшина, но, ведь если мы не дадим ему адреса, как он узнает, куда явиться? - Так точно, сэр. - Надо, видимо, запросить штаб особо опасных операций. - Так точно, сэр. - Но здесь сказано: "Для немедленного исполнения". - Так точно, сэр. Два совсем незначительных человека молча сидели в растерянности. - "Я думаю, сэр, правильнее всего было бы послать предписание с офицером, - сказал наконец старшина. - А есть ли у нас офицер, без которого можно обойтись? - Есть один, сэр. - Полковник Троттер? - Так точно, сэр. "Джамбо" [Jumbo - большой неуклюжий человек, увалень, "медведь" (англ.)] Троттер, как свидетельствовало его прозвище, был грузным мужчиной, пользовавшимся широкой известностью. Он вышел в отставку в чине полковника в 1936 году. Через час после объявления войны он вернулся в казарменный городок и с тех пор непрерывно пребывал там. Никто его не вызывал. Никто не задавался вопросом, зачем он здесь. По возрасту и чину к исполнению служебных обязанностей он был непригоден. Он дремал над газетами, топтался вокруг бильярдного стола, радовался шумным спорам младших офицеров на вечерах и регулярно посещал церковные церемонии. Время от времени он выражал желание "задать перцу фрицам". Но большей частью полковник спал. Именно его и потревожил Гай в бильярдной, когда был в казарменном городке последний раз. Раз или два в неделю капитан-комендант в своей новой роли строгого начальника решался поговорить с Джамбо, по разговор так и не состоялся. Капитан-комендант когда-то служил под командованием Джамбо во Фландрии и проникся к нему глубоким уважением за его исключительное хладнокровие в самых опасных и тяжелых обстоятельствах. Он охотно дал согласие на прогулку старого вояки, предоставив ему все устроить самому. До Мэтчета было сто пятьдесят миль. Все необходимые пожитки Джамбо могли уместиться в лакированной жестяной коробке стандартного образца и саквояже из свиной кожи. Но были еще постельные принадлежности. "Никогда не езди без постели и запаса еды - таково золотое правило", - говаривал Джамбо. В общем, этот багаж составил порядочный груз для его пожилого денщика, алебардиста Бернса; с таким хозяйством не сядешь в поезд, объяснил он начальнику транспортной части казарменного городка. К тому же долг каждого гражданина - не пользоваться поездами. Так разъясняли по радио. Поезда нужны для перевозки войск. Начальником транспортной части был еще не оперившийся, дисциплинированный кадровый младший офицер. Джамбо получил легковой автомобиль. Рано утром следующего дня в эту эпоху непрерывно возраставших трудностей автомобиль стоял у подъезда офицерского собрания. Багаж был прикреплен ремнями позади. Шофер и денщик стояли рядом. Вскоре появился Джамбо, застегнутый на все пуговицы от утреннего холодка, со своей обычной после завтрака трубкой и с захваченным из буфетной комнаты единственным экземпляром "Таймс" под мышкой. Солдаты вытянулись и отдали честь. Джамбо снисходительно улыбнулся и поднес руку в подбитой мехом перчатке к козырьку своей красной фуражки. После короткого совещания с шофером над картой он распорядился сделать крюк, чтобы ко второму завтраку попасть в дружественную столовую, и устроился на заднем сиденье. Берне подоткнул плед и вскочил на свое место рядом с шофером. Прежде чем приказать трогаться, Джамбо просмотрел в "Таймсе" раздел извещений о смерти. Начальник штаба, наблюдая за этими неторопливыми приготовлениями из окна кабинета, вдруг спохватился: - Старшина, а разве нельзя было вызвать Краучбека сюда и дать ему адрес? - Так точно, сэр. - Теперь уже поздно что-нибудь менять. Новый приказ, отменяющий первый, - это же непорядок, а? - Так точно, сэр. Автомобиль двинулся по усыпанной гравием дорожке к караульному помещению. Со стороны можно было подумать, что в нем едет не иначе как пожилой магнат из Лондона на большой уик-энд в соседнее графство и что происходит это задолго до тотальной войны. Миссис Тиккеридж была давно знакома с полковником Троттером. Вернувшись с Дженифер после прогулки с Феликсом, она обнаружила его дремлющим в холле отеля "Морской берег". Он открыл свои старческие глаза с большими мешками под ними и нисколько не удивился, увидев вошедших. - Привет, Ви. Здравствуй, малышка. Рад вас видеть. Он начал было вставать со стула. - Сидите, сидите, Джамбо. Какими судьбами? Что вы тут делаете? - Жду чая. Тут все какие-то полусонные. Говорят, чай кончился. Дикое выражение! Пришлось послать на кухню своего денщика Бернса вскипятить чай. Ему, видимо, пришлось повздорить с какой-то гражданской поварихой. Но я все утряс. С женщиной в конторе тоже была стычка из-за комнаты. Говорит, переполнено. Тоже утряс. Пришлось согласиться расположиться на ночлег в ванной комнате. Женщине, видно, и это не очень-то понравилось. Бедняга! Пришлось ей напомнить, что идет война. - Ой, Джамбо, ведь у нас только две ванные на всех. - Я долго здесь не пробуду. В наше время всем приходится терпеть неудобства. Берне и шофер ищут пристанище в городе. Надеюсь, старый алебардист сумеет устроиться. В ванной места для раскладушки Бернса не нашлось. В этот момент появился Берне с полным подносом и поставил его перед полковником. - Джамбо, какой прелестный чай. Нам не дают ничего подобного. И горячие тосты с маслом, сандвичи, яйца, вишневый пирог! - Я немного проголодался. Приказал Бернсу раздобыть что-нибудь. - Бедная миссис Катберт! Все мы бедные. Целую неделю никакого масла! - Я ищу парня по фамилии Краучбек. Женщина в конторе сказала, что он вышел. Знаете его? - Божественный старичок. - Да нет. Молодой офицер-алебардист. - Это его сын. Гай. Зачем он вам? Уж не собираетесь ли вы арестовать его? - Упаси боже. - В глазах Джамбо мелькнула неуклюжая лукавинка. Он понятия не имел о содержании запечатанного конверта, хранившегося в застегнутом кармане под орденами. - Ничего подобного. Просто дружеский визит. Феликс уселся, положив морду на колени Джамбо, и уставился на него преданными глазами. Джамбо отломил кусочек тоста, обмакнул в варенье и сунул его в раскрытую пасть кроткого пса. - Уведи его, Дженифер, будь умницей, а то он не даст мне поесть. Вскоре Джамбо задремал. Проснулся он от звука голосов. Женщина из конторы, та, с которой пришлось поспорить, разговаривала с тучным, но старавшимся держаться прямо майором с эмблемой корпуса обслуживания королевской армии. - Я намекала, - оправдывалась женщина, - а мистер Катберт сказал ему почти прямо. Но, кажется, он не понял. - Поймет, когда увидит свою мебель на улице. Если не можете выселить его добром, я воспользуюсь своей властью. - Но ведь это такой стыд. - Скажите спасибо, миссис Катберт. Ведь если бы я захотел, я мог бы занять весь ваш отель. Я так бы и сделал, если бы мистер Катберт не вел себя честно. Вместо этого я занял пансион "Монте-Роуз". Постояльцам из него надо где-то спать, как вы думаете? - Ну что же, это уж ваша обязанность. Но бедный старый джентльмен очень расстроится. Джамбо внимательно посмотрел на офицера и вдруг громко воскликнул: - Григшоу! Реакция была мгновенной. Майор повернулся кругом, щелкнул каблуками, встал по стойке "смирно" и рявкнул в ответ: - Так точно, сэр! - Клянусь богом, это _ты_. Я не был уверен. Очень рад тебя видеть. Давай лапу. - Вы прекрасно выглядите, сэр. - Ты что-то быстро продвинулся, а? - Временный чин, сэр. - Мы жалели, когда ты подал рапорт в офицерскую школу. Знаешь, тебе не следовало бы уходить из алебардистов. - Я и не ушел бы, если бы не хозяйка, да и время было мирное. - А теперь чем занимаешься? - Квартирмейстерские дела, сэр. Вот выискиваю здесь комнаты. - Отлично. Ну-ну, давай. Продолжай. - Я уже почти кончил, сэр. - Он вытянулся по стойке "смирно", кивнул миссис Катберт и вышел. Но для Джамбо в тот день не было покоя. Не успела миссис Катберт выйти из комнаты, как пожилая дама на соседнем кресле подняла голову и кашлянула. Джамбо бросил на нее унылый взгляд. - Прошу прощения, - сказала дама, - я случайно подслушала ваш разговор. Вы знаете этого офицера? - Кого, Григшоу? Один из лучших строевых сержантов в корпусе алебардистов. Удивительная система: брать первоклассных сержантов и делать из них второсортных офицеров. - Это ужасно. У меня уже почти сложилось мнение, что он какой-то переодетый преступник - шантажист, или грабитель, или еще кто-нибудь в этом роде. Это была наша последняя надежда. Джамбо мало интересовался чужими делами. Ему показалось странным, что эта приятной внешности дама так горячо желает, чтобы Григшоу оказался мошенником. В своей размеренно текущей жизни Джамбо время от времени сталкивался с изумлявшими его вещами и научился не обращать на них внимания. Теперь он просто буркнул: "Знаю его двадцать лет" - и хотел было уже выйти подышать свежим воздухом, но мисс Вейвесаур промолвила: - Видите ли, он хочет занять гостиную мистера Краучбека. Это имя заставило Джамбо остановиться. Прежде чем ему удалось отключиться от разговора, мисс Вейвесаур начала свой рассказ. Она говорила страстно и вкрадчиво. В отеле "Морской берег" презрение к квартирмейстеру быстро сменилось страхом. Он появился неведомо откуда, облеченный неведомыми полномочиями, злобный, неумолимый; невозможно было предугадать, что у него на уме. Мисс Вейвесаур с наслаждением бросилась бы на любого немецкого парашютиста и быстро расправилась бы с ним с помощью кочерги и кухонного ножа. Григшоу был воплощением гестапо. Вот уже две недели, как постояльцы отеля живут в состоянии тревоги, шепотом передают всякие слухи. А мистер Краучбек придерживается своего распорядка и безмятежно отказывается разделять их беспокойство. Он символ их безопасности. Если он падет, на что им надеяться? А его падение теперь, кажется, предопределено. Джамбо нетерпеливо слушал. Не для этого он ехал весь день с совершенно секретным пакетом. Он поехал ради удовольствия. За последнее время в газетах печаталось много анекдотов об эгоистичных старых дамах, которые живут в отелях, не подвергающихся бомбардировкам. Он часто посмеивался над ними. Полковник уже открыл рот, чтобы напомнить мисс Вейвесаур, что идет война, но в этот момент перед ними предстал сам мистер Краучбек, возвращавшийся из школы со стопкой непроверенных тетрадей. Неожиданно все переменилось - вечер снова вылился в сплошное удовольствие. Мисс Вейвесаур познакомила их. Джамбо, обычно не отличавшийся проницательностью, сразу распознал в мистере Краучбеке славного старикана - не только отца алебардиста, но и человека, который достоин сам быть алебардистом. Мистер Краучбек объяснил, что Гай находится в Саутсанде, за много миль отсюда, где собирает вещи своего друга - офицера, умершего в действующей армии. Это была неожиданно добрая весть. Джамбо увидел в перспективе дни, а может быть, и недели приятных приключений. Он не возражал бы продлить свою поездку по приморским курортам на неопределенное время. - Нет, нет. Не надо звонить ему. Завтра я сам туда поеду. Мистер Краучбек тут же проявил заботу об устройстве Джамбо. Нечего и думать спать в ванной. Гостиная мистера Краучбека в его распоряжении. Потом мистер Краучбек угостил Джамбо превосходным хересом, а за обедом - бургундским и портвейном. Он умолчал, что это последняя бутылка из его запасов, которые уже нет надежды пополнить. Они слегка коснулись государственных дел, причем обнаружилось их полное единодушие. Джамбо упомянул, что за последние годы он собрал скромную коллекцию старинного серебра. Мистер Краучбек оказался большим знатоком по этой части. Они поговорили о рыбной ловле и об охоте на фазанов не как соперники, а в спокойном тоне. Потом к ним присоединилась миссис Тиккеридж и поболтала об алебардистах. Общими силами они решили две трети кроссворда. Именно так Джамбо представлял себе приятный вечер. О Григшоу и невзгодах постояльцев ничего не говорилось, и в конце концов Джамбо поднял этот вопрос сам. - С сожалением услышал, что вам предстоят неприятности с вашей гостиной. - О, пустяки. Я даже не видел этого майора Григшоу, о котором все говорят. Он, должно быть, сбил с толку Катбертов, а знаете, как быстро распространяются и раздуваются слухи в таких маленьких местечках, как это. Бедная мисс Вейвесаур, кажется, думает, что нас всех выгонят на улицу. Лично я не верю ни одному слову в этих разговорах. - Я знаю Григшоу двадцать лет. Надо сказать, он малость зазнался. Утром я с ним поговорю. - Только не ради _меня_, пожалуйста. А вот для того, чтобы успокоить мисс Вейвесаур, это было бы весьма кстати. - Очень простое дело, если решить его должным служебным порядком. Все, что ему надо сделать, это подать рапорт о том, что в данное время комнату занимает старший офицер. После этого неприятностей с Григшоу у вас больше не будет, обещаю вам. - Уверяю вас, он ничуть меня не беспокоил. Он, пожалуй, обошелся грубовато с Катбертами, но, наверное, считал, что выполняет свой долг. - Я вот покажу ему долг. Мистер Краучбек уже ушел из отеля, когда на следующее утро Джамбо спустился вниз, помня о своем обещании. Перед неторопливым отъездом он сказал пару слов майору Григшоу. Два дня спустя мистер и миссис Катберт сидели в своей личной гостиной. Только что ушел майор Григшоу, заверив, что их постояльцев не потревожат. Однако Катбертов это сообщение не обрадовало. - Мы могли бы сдать комнату старого Краучбека за восемь гиней в неделю, - сказал мистер Катберт. - Мы могли бы сдать все комнаты в доме вдвое дороже. - Постоянные жильцы были выгодны до войны. Они давали нам возможность неплохо заработать в зимние месяцы. - Но теперь война. Я думаю, можно снова повысить плату. - Надо бы вымести всех под метелку и брать постояльцев только на неделю. Вот откуда потекли бы денежки. Надо сделать так, чтобы люди все время переезжали с места на место. Пусть ломают голову, куда им деваться. Те, у кого разбомбили дома, были бы благодарны за все. Да, сказать по правде, Григшоу подложил-таки нам свинью. - Непонятно, почему он вдруг сдался как раз в тот момент, когда, казалось, все складывалось как нельзя лучше. - На военных нельзя, полагаться, особенно в коммерческих делах. - Это все дело рук старого Краучбека. Не знаю как, но сделал это именно он. Хитрющий старикашка, если хочешь знать. На вид такой тихоня и говорит так, словно и воды не замутит: "Понимаю, как вам трудно, миссис Катберт", "Так благодарен за все ваши хлопоты, миссис Катберт". - Он видел и лучшие дни. Это все знают. В таких людях что-то есть. Так уж их воспитали, что они думают, будто все им должно доставаться легко. Так или иначе, но им и _вправду_ все достается легко. Будь я проклят, если знаю, как это им удается. В дверь постучали, и вошел мистер Краучбек. Его волосы растрепались от ветра, глаза слезились - он сидел на улице в темноте. - Добрый вечер, добрый вечер. Пожалуйста, не вставайте, мистер Катберт. Я только хотел сообщить вам о своем решении. С неделю назад вы говорили, что кому-то здесь нужна комната. Вы, должно быть, забыли, но я помню. Знаете ли, я обдумал это дело, и мне кажется несколько эгоистичным занимать обе комнаты в такое время. Мой внук - в плену. Столько бездомных людей из городов, постояльцы, выгнанные из "Монте-Роуз", которым некуда деваться. Нехорошо такому старику, как я, занимать столько места. Я спрашивал в школе, и мне обещали взять на хранение кое-что из мебели. Поэтому я пришел предупредить за неделю, что в будущем, то есть в ближайшем будущем, гостиная мне не понадобится. После войны я с радостью сниму ее снова. Надеюсь, это не причинит вам неудобств. Разумеется, я останусь, пока вы не подыщете подходящего жильца. - Это нетрудно. Очень вам обязаны, мистер Краучбек. - Тогда решено. Спокойной ночи вам обоим. - Легок на помине, - заметила миссис Катберт, когда мистер Краучбек вышел. - Ну и что ты об этом думаешь? - Может, у него туго с деньгами? - Как бы не так. Он гораздо богаче, чем тебе кажется. _Раздает_ деньги направо и налево. Я-то знаю, потому что иногда убираю его комнаты. Всюду валяются благодарственные письма. - Непонятный человек, уж это точно. Я никогда не мог понять его как следует. Видно, его голова работает как-то иначе, чем твоя и моя. 5 "Таймс", 2 ноября 1940 г. Личные". Сидя в кафетерии "Грэнд-отеля" в Саутсанде, Гай искал свое объявление в столбце о розыске людей и наконец нашел: "КОРНЕРА Джеймса Пенденниса, известного по прозвищу ЧАТТИ, из Бечуаналенда или подобной территории просят сообщить в почтовый ящик 108, тогда он узнает нечто полезное для себя". Стиль, с досадой отметил Гай, не на высоте, но призыв был недвусмысленным, как трубный глас в день страшного суда. В нем звучала нотка отчаяния, словно он исходил из Ронсесвальесского ущелья. Гай сделал все, что мог, в отношении имущества Эпторпа, и теперь оставалось только ждать. Шел шестнадцатый день после его отъезда из казарменного городка алебардистов и одиннадцатый - в Саутсанде. Первые этапы поисков были легкими. Брук-парк, где Эпторп разместил остатки имущества, которое считал самым необходимым для жизни, еще находился в руках алебардистов. Имущество Эпторпа хранилось в неприкосновенности, и доступ к нему был открыт. Любезный квартирмейстер был готов расстаться с любой вещью, только бы получить документ в трех экземплярах. Гай выдал расписку. В чужой столовой его приняли с братской теплотой, да и с любопытством, потому что он был первым алебардистом, принесшим известия из Дакара. Его заставили прочитать батальону лекцию об опыте высадки при оказании противником противодействия. Он умолчал об обстоятельствах ранения Ритчи-Хука. Ему дали транспорт и с почетом отправили в путь. В Саутсанде он нашел командора яхт-клуба, который жаждал избавиться от имущества, оставленного Эпторпом. В своей спаленке Эпторп оставил то, что в крайнем случае можно было счесть излишним. Чтобы вывезти все вещи, понадобилось сделать три ездки на такси. Командор собственноручно помогал сносить вещи вниз и грузить их на машину. Когда погрузка закончилась и привратник из отеля свез вещи в хранилище, командор спросил: - Вы надолго? Гаю пришлось ответить: - Сам не знаю. Он действительно еще не знал этого. Гай вдруг почувствовал себя одиноким. Питающий провод, связывавший его с армией, был перерезан. Он был таким же недвижимым, как имущество Эпторпа. Недавно были введены разные загадочные запреты на перевозку вещей. Гай обратился за помощью к офицеру по железнодорожным перевозкам, но получил категорический отказ. - Ничем не могу помочь, старина. Читайте инструкции. Офицеры, следующие в отпуск или возвращающиеся из отпуска, могут иметь с собой только рюкзак и чемодан. Вам надо получить специальное разрешение на перевозку этого барахла. Гай телеграфировал начальнику штаба казарменного городка и через два дня получил в ответ лишь три слова: "Продлить отпуск разрешается". Так он и оставался здесь, совсем пав духом, пока осень не перешла вдруг в зиму. От штормового ветра дрожали двойные стекла отеля, огромные волны бились о доты и проволочные заграждения на променаде. Казалось, он обречен остаться здесь навечно, охраняя груду тропического хлама, как тот русский часовой-гвардеец, который, как ему рассказывали, каждый день, год за годом, вплоть до революции, стоял на посту, охраняя то место в Царскосельском парке, где Екатерина Великая как-то заметила полевой цветок и пожелала его сохранить. Саутсанд, хотя его и не бомбили, считался опасным местом и не привлекал беженцев, которые заполнили другие курорты. Он оставался таким же, каким Гай знал его девять месяцев назад: просторным, безлюдным, ветреным и убогим. Заметна была только одна перемена: ресторан "Гарибальди" закрылся. Мистера Пелеччи, как он узнал, взяли в тот день, когда Италия объявила войну, отправили на пароходе в Канаду, и он утонул где-то посреди Атлантики - единственный шпион среди множества невинных. Гай посетил мистера Гудолла и нашел его в приподнятом настроении он верил, что во всей христианской Европе назревает великий подъем. Вскоре, наверстывая упущенное время, поляки, венгры, австрийцы, баварцы, итальянцы и немногие отважные швейцарцы из католических кантонов во главе со священниками и помещиками выйдут на улицы, неся священные хоругви и мощи святых. Мистер Гудолл допускал, что даже некоторые французы присоединятся к этому маршу во имя господне, однако не мог обещать Гаю возможности принять в нем участие. Дни шли за днями. Вечно склонный к унынию. Гай был уверен, что его короткое приключение кончилось. У него был пистолет. Может быть, в конце концов он выстрелит в какого-нибудь десантника и умрет сам, неопознанный, но сладостной и достойной смертью. Но скорее всего он проторчит годы в этом яхт-клубе и услышит о победоносном окончании войны по радио. Вечно склонный причудливо усложнять свои неприятности, Гай представлял себе, как он поселится отшельником в палатке Эпторпа и кончит дни на холмах Саутсанда, мучительно осваивая искусство Чатти Корнера, из милости посещаемый раз в неделю мистером Гудоллом, - более легкий вариант судьбы бедного безумного Айво, умершего от голода в трущобах северо-западной части Лондона. Так размышлял Гай даже в тот момент, когда пробил его час и Джамбо Троттер был в пути, чтобы вернуть его к активной жизни. Был день поминовения усопших. Гай отправился в церковь помолиться за души братьев, особенно за Айво. Джервейс в тот год казался очень далеким, возможно находящимся в раю, в обществе других бравых солдат. Мистер Гудолл был в церкви. Он усердно сновал туда и сюда, вверх и вниз, toties quoties [каждый раз (лат.)], освобождая из чистилища одну душу за другой. - Уже двадцать восемь, - сообщил он. - Я всегда стараюсь довести до пятидесяти. Вокруг мистера Гудолла хлопали крылья искупленных душ, однако, выйдя из церкви, Гай опять остался наедине с пронзительным ветром. Джамбо прибыл после второго завтрака и нашел Гая в зимнем саду перечитывающим "Вайси-верса". Гай сразу узнал Джамбо и вскочил на ноги. - Сидите, мой дорогой мальчик. Я только что подружился с вашим отцом. - Он расстегнул мундир и достал из нагрудного кармана письмо. - Что-то важное для вас, - сообщил он. - Не знаю, что вам предстоит, и не стану спрашивать. Я только курьер. Возьмите письмо в свою комнату и прочтите там. Потом сожгите. Разотрите пепел. Впрочем, по своей работе, какая она ни есть, вы, должно быть, лучше меня знаете, как поступать в таких случаях. Гай так и сделал. На наружном конверте была пометка красным карандашом: "С нарочным офицером", а на внутреннем стоял гриф: "Совершенно секретно". Он вынул простой канцелярский бланк, на котором было напечатано: "Вр. лейтенанту королевского корпуса алебардистов Г.Краучбеку. С получением сего вышеупомянутому офицеру надлежит явиться по адресу: Сент-Джеймс, Ю.-З. 1, Марчмэйн-хаус, кв. 211. За капитан-коменданта королевского корпуса алебардистов капитан..." За последним словом следовала неразборчивая чернильная закорючка. Даже в сокровенных глубинах военной тайны начальник штаба продолжал соблюдать инкогнито. Пепел размельчать не понадобилось - он рассыпался от одного прикосновения пальцев. Гай вернулся к Джамбо. - Я получил распоряжение прибыть в Лондон. - Можно завтра, я полагаю. - Там сказано - "с получением сего". - Мы не успеем добраться до наступления темноты. Все кончают работать, как только завоют сирены. Завтра утром я могу подбросить вас в Лондон. - Очень любезно с вашей стороны, сэр. - Для меня это одно удовольствие. Я люблю время от времени заглянуть в "Синьор", послушать, как идет война. Места для вас хватит. У вас много багажа? - Около тонны, сэр. - Вот это да! Давайте взглянем. Они вместе отправились на склад и молча остановились перед грудой железных сундуков, кожаных чемоданов, окованных медью ящиков, бесформенных брезентовых мешков, сумок из буйволовой кожи. Джамбо взирал на них с явным благоговением. Он сам считал, что надо быть полностью обеспеченным на случай превратностей путешествия. Но то, что было здесь, превосходило все его честолюбивые мечты. - Тут не одна тонна, а добрых две, - наконец промолвил он. - Да, вам, _должно быть_, действительно предстоит весьма сложное дело. Тут требуется организация. Где штаб округа? - Не знаю, сэр. Всякий другой младший офицер за такое признание получил бы от Джамбо взбучку, но Гай теперь был окутан покровом тайны и значительности. - Одинокий волк, а? - заметил Джамбо. - Я, пожалуй, пойду и попытаюсь связаться по аппарату. Под этим словом Джамбо, как и многие другие, подразумевал телефон. Он переговорил с кем-то и вскоре сообщил, что завтра утром в их распоряжение прибудет грузовик. - Мир тесен, - усмехнулся он. - Парень из округа, с которым я разговаривал, оказался моим хорошим знакомым. Конечно, младше меня по чину. В штабе старины Хэмилтона-Брэнда в Гибралтаре. Сказал, что заеду к нему повидаться. Возможно, там и пообедаем. Увидимся утром. Трогаться слишком рано нет смысла. Я велел подать машину к десяти. Устраивает? - Вполне, сэр. - Повезло, что этот парень из округа оказался знакомым. Не пришлось ему рассказывать о вас и о ваших делах. Я просто сказал: "Об этом ни гугу!" - и он все понял. На следующий день все шло как по маслу: они отправились в Лондон, грузовик следовал сзади, к часу подкатили к клубу "Герцог Йоркский". - Нет смысла являться сейчас к вашему начальству. Его наверняка нет