это утро. Он был не из частей командос, а прикомандированный из транспортного парка, находившегося на этом острове разбитых надежд. - Что же, черт возьми, с ним могло случиться? - Я прихожу к выводу, сэр, что, найдя невозможным уехать, он предпочел уйти пешком. С первого взгляда на него, сэр, у меня сложилось мнение, что он не рвется в бой, и, опасаясь потерять еще одну машину, я отобрал у него распределитель зажигания. - Отлично, старшина! - По вульгарному выражению австралийца, о котором я говорил вам, сэр, транспортные средства всякого рода - это золотоносный песок. Над ними появился бомбардировщик "Юнкерс-87", обнаружил грузовик незваных гостей, спикировал на него и сбросил три бомбы. Они упали на противоположную сторону дороги, среди невидимых отсюда дезертиров. После этого самолет потерял интерес к грузовику и, стремительно взмыв вверх, скрылся в западном направлении. Гай, Фидо и Людович поднялись на ноги. - Я должен сменить место расположения штаба, - сказал Фидо. - Они всякий раз обнаруживают этот проклятый грузовик. - А почему бы просто не убрать его отсюда? - возразил Гай. Людович, не дожидаясь приказаний, взобрался в автомашину, завел двигатель и, выбравшись задним ходом на дорогу, проехал по ней с полмили. Спрятавшиеся дезертиры вскочили, посылая ему вслед проклятия. Когда он возвратился пешком с канистрой бензина в каждой руке, появился еще один "Юнкерс-87", оказавшийся более удачливым, чем его предшественник: сброшенные им бомбы взорвались рядом с грузовиком и опрокинули его колесами вверх. - Вот и накрылся твой дерьмовый транспорт, - бросил Людович сержанту из группы спрятавшихся дезертиров. У него была присущая лакеям манера изменять свою речь; сейчас он говорил грубым, простонародным языком. С майором же он заговорил прежним, сладким и мелодичным, голосом. - Не позволите ли мне, сэр, взять с собой пару солдат и отправиться вместе с капитаном Краучбеком? Мы смогли бы раздобыть где-нибудь продовольствие. - Старшина, - спросил его Гай, - вы, случайно, не подозреваете меня в намерении удрать на нашем грузовике? - Ни в коем случае, сэр, - с напускной скромностью ответил Людович. - Нет... Да... - нерешительно пробормотал Фидо. - Ладно, поступайте, как считаете нужным. Только сделайте что-нибудь, ради бога. Среди солдат своего отделения Гай отыскал добровольца-водителя, и вскоре они - Гай в кабине, Людович с двумя солдатами в кузове - отправились по дороге, по которой ехали ночью. На море и суше стояла тишина, как будто там никого не было, и лишь в воздухе жизнь била ключом. Однако в данный момент никакого интереса к грузовикам противник почему-то не проявлял. Самолеты больше но атаковали любой обнаруженный объект. Вместо этого, придерживаясь какой-то схемы, они, как насекомые, деловито сновали в миле или более от холмов, поднимавшихся к югу от гавани. Появляясь со стороны моря с пятиминутным интервалом, неизменно следуя определенным курсом, они разворачивались, пикировали, сбрасывали бомбы, обстреливали что-то из пулеметов, снова разворачивались, снова пикировали, бомбили, обстреливали, и так три раза каждый, действуя в одной и той же последовательности. Затем они скрывались в направлении моря и своей базы на материке. Пока самолеты выполняли этот ритуал, Гай и его спутники беспрепятственно катили на грузовике по своим делам. Вытоптанные сады, разрушенные и брошенные обитателями виллы сменились вытянувшимися вдоль дороги узкими террасами, которые в окрестностях Суды вновь сменились виллами. - Остановитесь-ка на минутку, - приказал Гай. - Здесь где-то должен быть отряд командос "Икс". Он посмотрел на карту, сличил ее с окружающей местностью. Слева стояла церковь с куполообразной крышей, окруженная оливковыми деревьями - некоторые деревья были расщеплены и обгорели, но большая часть их уцелела и пышно цвела, напомнив Гаю Санта-Дульчину. - Должно быть, где-то здесь. Заезжайте в укрытие и ждите меня. Гай вышел из кабины и направился в оливковую рощицу. Он обнаружил, что она вся изрыта окопами, а окопы забиты солдатами. Они сидели съежившись, полусонные, и лишь немногие поднимали голову вверх, когда Гай обращался к ним с вопросами. Иногда тот или другой из них отвечал ему вполголоса, вялым гоном, ставшим теперь характерным для личного состава гарнизона Крита: "Ради бога, пригнитесь. Разве вам не понятно, что надо укрыться?" Это были писари и санитары, солдаты из частей аэродромного обслуживания, ходячие раненые, солдаты из службы снабжения и транспорта, связисты, танковые экипажи без танков, артиллеристы без пушек. В некоторых местах лежали убитые. К отряду командос "Икс" никто из них не имел никакого отношения. Гай вернулся к грузовику. - Поезжайте медленно вперед. Наблюдайте за дорогой. Они наверняка выставили часового. На дороге впереди них неожиданно появился мотоциклист. Резко затормозив, он остановился перед грузовиком. На мотоциклисте было серое обмундирование и плотно прилегающий к голове шлем. Мотоциклист озадаченно посмотрел на Гая мальчишечьими глазами сквозь стекла защитных очков, затем поспешно развернулся и умчался в обратном направлении. - Как по-вашему, - обратился Гай к водителю, - кто это был? - Похоже, немец, сэр. - Мы заехали слишком далеко. Поворачивайте обратно. Они беспрепятственно развернулись и помчались назад. Отъехав с полмили. Гай сказал: - Надо было бы пристрелить этого человека. - Он не дал нам даже опомниться и улизнул, сэр. - А он должен был бы пристрелить нас. - Мы появились перед ним так же неожиданно, как и он перед нами, сэр. Никогда не подумал бы, что мы увидим немца так близко. Некоторым утешением для Гая было то, что Людович не мог видеть мотоциклиста. - Дезертиры в этом бою, кажется, оказались впереди линии фронта, - заметил Гай. Следуя в обратном направлении, они доехали до Суды и остановились у складов недалеко от порта. Большая часть складов сгорела, однако в дальнем конце складского двора виднелись штабеля канистр с бензином и немного сваленного в кучу продовольствия, охраняемого Двумя греческими солдатами. Греки дружелюбно поприветствовали своих нестойких союзников. Среди запасов продовольствия было вино; вокруг валялось много пустых бутылок. - А ну-ка, ребята, за дело! - скомандовал Гай. Людович осмотрел запасы. Здесь были брикеты спрессованного сена, мешки с рисом, макаронами, сахаром и кофе, какая-то сушеная, но вонючая рыба, огромные классические амфоры с растительным маслом. Это были явно не армейские запасы, а остатки продовольственного склада, принадлежавшего какому-то частному предпринимателю. Людович отобрал сыр, два ящика вафель для мороженого и ящик сардин. Лишь эти продукты и вино можно было употреблять, не прибегая к разведению огня. Потом они не спеша двинулись в обратный путь. На невидимую цель в горах по-прежнему пикировали самолеты. Греческие солдаты улеглись спать. Солнце уже поднялось высоко и сильно припекало. Когда грузовик Гая доехал до того места, где дорога сворачивала в глубь острова, непрерывные налеты бомбардировщиков прекратились. Последний самолет уменьшился до размеров букашки и растаял в небесной дали. Вокруг воцарилась тишина, ощущавшаяся даже в дребезжащей кабине водителя. На обочинах дороги, как по команде, появились потягивавшиеся и разминавшие ноги солдаты. У немцев начался перерыв на второй завтрак. - Похоже, вон они, наши ребята! - воскликнул водитель, показывая на двух солдат, стоявших на обочине с противотанковым ружьем. Наконец-то они нашли оперативную группу Хука. Ее воины засели вперемежку с дезертирами в узких траншеях, отрытых в обширном винограднике. Кругом - старые, искривленные, несимметрично разбросанные виноградные кусты, усыпанные только что завязавшимися мелкими зелеными ягодами. Все командиры отрядов сидели в тени навеса для повозок. Здесь были командиры первого и третьего отрядов, отряда "Икс", а также майор из второго отряда, прибывший на эскадренном миноносце прошлой ночью. Гай приблизился и отдал честь: - Доброе утро, сэр. Доброе утро, сэр. Доброе утро, Тони. Со времени повышения Томми в должности отрядом "Икс" командовал офицер Колдстримского гвардейского полка Тони Лаксмор, мрачный, неприветливый молодой человек, которому всегда везло в карты. Он ответил на приветствие Гая раздраженным вопросом: - Где ты пропадаешь, черт возьми? Мы только что таскались по жаре до штаба бригады и обратно, разыскивая тебя. - Разыскивая меня, Тони? - Разыскивая распоряжения. Что случилось с твоим начальником штаба? Мы разбудили его, но не могли добиться от него ничего вразумительного. Он твердил только, что все уже спланировано и что распоряжения доставляются офицером. - Он голоден. - А кто не голоден? - Он совсем не спал. - А кто спал?. - У нас был тяжелый переход морем. Как бы там ни было, вот они, ваши распоряжения. Тони Лаксмор взял исписанные карандашом листки, и, пока он вместе с другими командирами отрядов изучал их, Гай подошел к колодцу и наполнил фляжку водой. Вокруг дворовых строений цвели ладанник и жасмин, но в воздухе стоял кислый запах, исходящий от давно не мывшихся людей. - Это вздор! - воскликнул командир первого отряда командос, познакомившись с распоряжениями. Гай попытался растолковать ему замысел планового отхода, но Гаю ответили, что не далее как утром этого дня части оперативной группы Хука произвели перегруппировки по своей инициативе. Полный состав сохранился только в отряде командос "Икс". Распоряжения были откорректированы. Гай сделал пометки в своей записной книжке и на карте, испытывая при этом немалое удовольствие оттого, что пунктуально соблюдал установленную процедуру. Затем, сам смертельно уставший, он покинул изнывающих от усталости людей и возвратился к остаткам своего штаба. По прибытии он улегся спать. Людович тоже спал. И лишь сбитый с толку майор Хаунд не смыкал своих проницательных глаз, озадаченно озираясь по сторонам. Долго спать не пришлось. Ровно в два часа послышались приглушенный гул моторов и зловещие крики, подхваченные на всем склоне горы. - Самолеты! В укрытия! В укрытия! В укрытия! Майор Хаунд внезапно оживился: - Накрыть все металлические предметы! Убрать все карты! Спрятать колени! Закрыть лицо! Не смотреть вверх! "Юнкерсы" шли строем. На вторую половину дня у них был другой план действий. Ниже расположения штаба оперативной группы Хука раскинулось тучное, круглой формы поле молодой кукурузы, какие иногда попадаются в горах Средиземноморья. Это зеленое пятно летчики избрали в качестве ориентира. Каждый самолет, следуя на малой высоте, выходил строго на него, разворачивался на восток и летел до линии, проходящей в миле от дороги, сбрасывал бомбы, обстреливал цель из пулемета, снова разворачивался и направлялся к морю. Это были такие же действия, какие Гай наблюдал утром, но с другой стороны дороги. Самолеты атаковали цель в непрерывной последовательности, один за другим. - Зачем все-таки они делают это? - поинтересовался Гай. - Ради бога, замолчи, - прошипел Фидо. - Но у них же нет никакой возможности услышать нас. - Ой да замолчи же ты наконец! - Послушайте, Фидо, а что, если установить пулемет "брен" на треногу? Мы не промахнулись бы. - Не шевелиться! - глухо воскликнул Фидо. - Я запрещаю тебе двигаться. - А я скажу вам, зачем они это делают. Расчищают путь своей пехоте, чтобы обойти наши фланги. - Ох да заткнись же ты! Все проснулись, но продолжали лежать недвижимо, молча, будто загипнотизированные этой монотонной процессией, действующей с четкостью хорошо отрегулированного механизма: Час за часом с глухим гулом взрывались бомбы. Когда съежившимся от страха и оцепеневшим людям эта непрерывно налетающая вереница самолетов стала казаться бесконечной, она неожиданно оборвалась. Приглушенный гул последнего самолета постепенно растаял в тишине, и склон горы снова ожил. Солдаты принялись зашнуровывать ботинки и собирать сохранившееся снаряжение. Дезертиры, укрывавшиеся в расположении штаба, потихоньку спустились на дорогу. Фидо наконец осмелился поднять голову кверху. - Я думаю, - произнес он, - мы просто повисли в воздухе без тылового эшелона штаба. - Правильно, ведь у нас нет командира бригады. Мне совершенно непонятно в связи с этим, зачем вам нужен первый эшелон штаба. - Правильно, - согласился Фидо, - мне тоже непонятно. Теперь он окончательно поджал хвост и превратился в дичь, на которую разрешено охотиться. Гай отошел подальше и отыскал место, где было меньше колючек. Раскинувшись на спине, он стал смотреть в небо. Солнце еще не зашло, но в безоблачном небе над ними уже плыл месяц - четко выделявшийся бело-матовый тонкий серп, будто нанесенный легкими мазками на ободке затененного диска. До слуха Гай донеслись какие-то звуки, поблизости кто-то задвигался, но в тот же момент он уснул крепким сном. Когда Гай пробудился, месяц поднялся высоко к звездам, Фидо, громко сопя, теребил Гая: - Послушай, который час? - Ради бога, Фидо, неужели у вас нет часов? - Должно быть, я забыл завести их. - Половина десятого. - Только-то! Я думал, значительно больше. - Как видите, нет. Вы не возражаете, если я снова засну? - Людович удрал вместе с грузовиком. - А зачем же нужно было будить меня? - Больше того - он забрал с собой моего денщика. Гай снова уснул, но проспал, как ему показалось, недолго. Проснулся оттого, что его опять теребил Фидо. - Послушай, Гай, который час? - Но разве вы не завели свои часы, когда спросили меня прошлый раз? - Наверное, нет. Видимо, почему-то забыл. Они тикают, но показывают семь тридцать. - Сейчас четверть одиннадцатого. - Людович еще не вернулся. Гай перевернулся на другой бок и снова заснул, но спал теперь более чутко. Он то и дело просыпался и ворочался. Время от времени с дороги до его слуха доносился шум проезжавших грузовиков. Несколько позднее где-то поблизости раздались звуки ружейной стрельбы, после которой заглох шум работавшего двигателя мотоцикла. Затем послышался громкий, возбужденный разговор. Гай взглянул на часы - ровно полночь. Ему еще хотелось спать, но рядом с ним стоял Фидо и громко кричал: - Штабу бригады построиться на дороге! Пошевеливайся! - Ради бога, что произошло? - спросил Гай. - Не отвлекай меня вопросами. Поторапливайся! Штаб оперативной группы Хука состоял теперь из восьми человек. Фидо осмотрел их при свете звезд. - Где все остальные? - Уехали со старшиной, сэр. - Больше мы их не увидим, - с горечью произнес Фидо. - Вперед! Но отправились они не вперед, а назад, в долгий обратный путь. Впереди, не замечая ухабов на дороге, энергично шагал Фидо. Сначала Гай был слишком ошеломлен, чтобы думать о чем-либо другом, кроме необходимости поспевать за Фидо. Позднее, пройдя около мили, он попытался заговорить: - Что же все-таки произошло? - Противник. Вокруг нас противник. Подходит к дороге с обоих флангов. - Почему вы так думаете? - Командос ведут бой. В долине. Гай не стал больше задавать никаких вопросов. Ему едва хватало сил поспевать за Фидо. Сон не освежил его. За последние двадцать четыре часа все они измотались и ослабли, а он был на десять лет старше большинства других. Устремив взгляд прямо вперед, в изменчиво мерцающие звезды, Фидо мобилизовал на марш все свои силы. Молодая луна зашла. Они шли медленнее, чем идут походным маршем, но быстрее всех, кто в эту ночь шагал по дороге. Они обгоняли призрачные, как тени, медленно ковылявшие пары и сохранившие некое подобие строя подразделения, еле тащившиеся все в том же паническом отходе; они оставляли позади себя и крестьян, шедших, ведя на поводу ослов. После приблизительно часового марша Гай спросил: - Фидо, где мы собираемся остановиться? - Не здесь. До наступления рассвета мы должны уйти как можно дальше. Они шли через безлюдную деревню. - Не остановиться ли нам здесь? - Нет. Заманчивая для противника цель. Надо торопиться. Солдаты начали отставать. - Надо передохнуть хоть десять минут, - снова предложил Гай. - Пусть солдаты догонят нас. - Только не здесь. Никакого укрытия. - Дорога в этом месте вилась вокруг холма, по обеим ее сторонам было много крутых склонов. - Если мы остановимся, то уже не выберемся отсюда затемно, - добавил Фидо. - В какой-то мере вы правы, Фидо, но стоит ли так волноваться? Однако Фидо считал, что стоит. Он вел их все дальше и дальше. Тащась все медленнее, напрягая последние силы, они оставили за собой еще одну покинутую жителями деревню; по сторонам дороги появились деревья, а за ними - признаки открытой местности. Было около четырех часов. - Ради бога, Фидо, давайте остановимся здесь. - У нас впереди еще целый час темного времени. Мы должны идти, пока можем. - Я больше не могу. Я со своим отделением остановлюсь здесь. Фидо не протестовал. Он резко свернул с дороги и уселся под какими-то деревьями, видимо фруктовыми. Гай ждал на дороге, пока не подошли один за другим отставшие солдаты. - Мы развернем штаб здесь, - сказал Фидо неожиданно. Гай улегся и уснул неспокойным сном. Фидо не удалось уснуть до рассвета; обхватив колени, никем и ничем не тревожимый в ночной тиши, он предался мечтам и размышлениям. Он оказался среди негодяев. Обдумав очевидное предательство Людовича, подозреваемую измену своего заместителя по тылу и начальника, связи, Фидо начал формулировать обвинительное заключение для предания их военному суду. Он взвесил возможности учинить когда-нибудь такой суд и свод способности выступить на этом суде с показаниями. Поразмыслив, Фидо решил, что ни теми, ни другими он не располагает... Вскоре взошло солнце, и путники, которых стало теперь значительно меньше, разошлись по укрытиям. Фидо задремал. Проснувшись, он увидел странное зрелище. Ближайший участок дороги был забит толпой обросших волосами людей - не просто небритых, а с длинными бородами и красивыми копнами густых черных волос. Их было не менее батальона. Они размахивали флагами, рубахами и лоскутами полотна на палках; некоторые растянули над собой целые простыни. Одеты они были во что попало. Гай Краучбек разговаривал с их вожаком на иностранном языке. Фидо высунул голову из-за шпалерника и крикнул: - Гай, Гай, кто это? Краучбек продолжал разговаривать. Вскоре он вернулся улыбаясь. - Пленные итальянцы, - объяснил он. - Невезучая команда. Несколько недель назад на албанской границе они сдались грекам в плен. С тех пор их гоняли с места на место, пока им не удалось затеряться в массе отступавших войск и добраться сюда. Теперь им говорят, чтобы шли служить немцам, и они полны негодования потому, что мы не отправляем их в Египет. У них за старшего очень энергичный доктор. Он утверждает, что это противоречит международной конвенции - освобождать нераненых пленных до окончания военных действий. Кроме того, он почему-то утверждает, что на острове полно разъяренных австралийцев, которые зверски расправятся с ними, если они попадутся им. Он требовал вооруженной охраны. Фидо это нисколько не развеселило. Он только сказал: - Я не знаю никакой международной конвенции, которая предписывала бы такие действия. Через пару лет войны слово "освобождение" приобретет зловещий смысл. Для Гая этот случай оказался первым знакомством с его современным значением. Пленные итальянцы, шаркая ногами, уныло потащились дальше и еще не скрылись из виду, когда первый же появившийся в этот день самолет с оглушительным ревом спикировал на них. Некоторые остались на месте и замахали своими белыми флагами, другие разбежались во все стороны. Последние оказались умнее. Немецкий летчик прострочил толпу пулеметной очередью - несколько человек упали; когда на втором заходе летчик снова открыл огонь, разбежались и остальные. - Австралийцы _в самом деле_ перебьют их, если они не перестанут привлекать внимание, - заметил Гай. С оглушительным ревом немецкий самолет улетел искать другие цели. Разгневанный доктор возвратился на дорогу и осмотрел упавших. Он громко попросил помощи, и вскоре к нему присоединились два итальянца и англичанин. Они перенесли раненых и умирающих в тень. Белые флаги, на которые никто не обратил внимания, остались на пыльной дороге. Гай присел рядом с Фидо. - За ночь мы прошли длинный путь. - Вероятно, не менее двенадцати миль. Надо разыскать командующего войсками гарнизона и доложить ему. - Доложить о чем? - спросил Гай. - А вы не думаете, что нам лучше было бы узнать, что происходит в действительности. - А как мы можем сделать это? - Я могу пойти и выяснить. - Хорошо. А ты вчера съел весь свой паек? Я съел весь. - Я тоже. К тому же меня страшно мучает жажда. - Может быть, в той деревне, которую мы прошли, найдется кое-что поесть: яйца или еще что-нибудь. Кажется, я слышал, как пропел петух. Почему бы тебе не взять с собой нескольких солдат и не отправить их обратно с тем, что удастся найти? - Я предпочел бы пойти один. Фидо не осмелился приказать Гаю взять с собой реквизиционную команду. Гай оставил Фидо с одним писарем, тремя связистами и отделением разведки. Ни о какой реальной возможности ортодоксального тактического использования таких сил не могло быть и речи, поэтому солдаты разбежались и улеглись спать. Фидо посмотрел вокруг. Недалеко от него ровная местность переходила в овраг, на дне которого виднелась лужа застоявшейся воды. Два или три солдата - не из его подчиненных - мыли в ней ноги. Фидо присоединился к ним, окунув ноги в охладившуюся за ночь стоячую воду. - Я не стал бы пить это, - заметил он солдату, жадно глотавшему воду прямо из лужи неподалеку от него. - Ничего не поделаешь, приятель. Выбросил свою фляжку вчера, когда она опустела. Много еще осталось? - До Сфакии? Не более двенадцати миль, по-моему. - Не так уж далеко. - На пути туда придется преодолеть довольно большой подъем. Солдат внимательно осмотрел свои ботинки. - Думаю, выдержат, - сказал он. - Если выдержат они, то и я смогу. Фидо дал ногам просохнуть. Он выбросил снятые носки и надел чистые, хранившиеся в ранце-рюкзаке. Затем осмотрел свои ботинки: с ними ничего плохого, кажется, не произошло, они продержатся еще несколько недель. Но продержится ли сам Фидо? У него кружилась голова, он ощущал вялость. Любое движение требовало больших усилий и напряжения воли. Он огляделся и увидел в нескольких шагах от себя проходящую под дорогой водопропускную трубу; через нее во время дождей бежал ручеек, остатком которого и была эта грязная лужа. Труба оказалась широкой, чистой, в данный момент сукой и страшно соблазнительной. С ботинками в руках Фидо побрел в чистых носках к ее концу. Заглянув в трубу, в дальнем конце ее он увидел заключенную в круглую рамку очаровательную картину далекой серовато-зелено-коричневой долины; между ним и этой картиной были мрак и пустота. Фидо залез в трубу. Он добрался до середины, и яркие ландшафты в обоих концах трубы сделались примерно одинакового размера. Фидо снял с себя снаряжение и положил его рядом. Кривизна дренажной трубы оказалась удивительно удобной для его ноющей от усталости спины; уподобившись загнанной лисе или, скорее, маршалу авиации, забравшемуся под бильярдный стол, он свернулся комочком и впал в полную апатию. Ничто не беспокоило его. Немцы в тот день были заняты высадкой подкреплений и поиском спасательных судов. Здесь же, в трубе, не было ни бомб, ни пулеметных очередей. Остатки оперативной группы Хука скатывались вниз на равнину по дороге, проходившей над его головой, но Фидо ничего этого не слышал. В его жалкое убежище не проникал ни малейший звук, и в этом безмолвии его терзали две насущные потребности - в пище и в приказах. Он должен иметь то и другое или погибнуть. День тянулся нестерпимо медленно. Ближе к вечеру Фидо охватило невыносимое беспокойство; надеясь ослабить чувство голода, он закурил свою последнюю сигарету и, медленно и жадно затягиваясь, курил ее до тех пор, пока горящий окурок не стал жечь кончики пальцев. Наконец он решил сделать последнюю затяжку, но в этот момент табачный дым коснулся какого-то чувствительного нерва в диафрагме, и Фидо стал икать. В его стесненном положении спазмы были мучительными. Он попытался вытянуться во весь рост, но это не помогло, и в конце концов ему пришлось выползти на свежий воздух. Несмотря на возбуждение, он двигался медленно и сосредоточенно, как при замедленной съемке; наконец он вскарабкался вверх по откосу и уселся на дорожной насыпи. Мимо устало тащились возобновившие свой марш солдаты, одни - уткнувшись глазами под ноги, другие - вперив взгляд в горы. Стоял тот вечерний час, когда молочный серп луны становится резко очерченным и ярким. Фидо ничего этого не замечал. Регулярно повторявшиеся приступы икоты застигали его врасплох и тут же забывались; между приступами икоты его сознание оставалось подавленным и опустошенным, взгляд - бессмысленным и затуманенным; в ушах непрерывно стоял слабый, но назойливый звон, будто стрекотали далекие кузнечики. Наконец окружающий мир вторгся в его сознание. К нему приближалась автомашина. Она двигалась медленно и, когда Фидо встал на дороге, размахивая руками, остановилась. Это был небольшой, потрепанный спортивный автомобиль, который в свое время, несомненно, являлся гордостью какого-нибудь представителя критянской золотой молодежи. На заднем сиденье, поддерживаемый коленопреклоненным ординарцем, словно в пародии на сцену смерти в оперном театре, развалился запыленный и окровавленный офицер-новозеландец. Впереди сидел бригадир-новозеландец, а за рулем - молодой офицер, оба усталые и изможденные. Бригадир открыл глаза и пробормотал: - Поезжай. Чего остановился? - Мне надо добраться до штаба войск гарнизона острова, - сказал Фидо. - Нет места. Мой начальник штаба очень плох. Я должен доставить его на перевязочный пункт. - Я начальник штаба бригады. Оперативная группа Хука. Должен срочно доложить лично командующему войсками гарнизона. Бригадир заморгал, скосил глаза на Фидо, собрался с мыслями. - Группа Хука? - медленно переспросил он. - Группа Хука? Это вы выделяете арьергард? - Да, сэр. Я уверен, командующий войсками гарнизона с нетерпением ждет моего доклада. - Тогда другое дело, - проворчал бригадир. - Это, пожалуй, дает вам приоритет. Вылезай, Джайлз. Сожалею, но отсюда тебе придется идти пешком. Изможденный молодой офицер ничего не сказал. Вид у него был ужасный. Он выбрался из машины, и бригадир занял его место за рулем. Прислонившись к нагревшейся за день каменной стене, молодой офицер грустно посмотрел вслед автомобилю, медленно удалявшемуся в сторону гор. Некоторое время все молчали, исключая раненого, который бредил, бормоча что-то невнятное. Под влиянием усталости бригадир пришел в состояние, напоминавшее старческий маразм, в котором коматозные периоды чередовались с приступами острой раздражительности. В данный момент усилия, израсходованные на принятие решения, совершенно истощили его. В его мозгу продолжал функционировать лишь крохотный участок, и с его помощью он управлял рулем, тормозил, переключал скорости. Дорога была извилистой, темнота ночи сгущалась все больше и больше. Фидо, чувствуя себя как в кровати, еще не совсем проснувшимся и не решившим вставать, вспоминал кошмарный переход предыдущей ночью, когда он измерял каждую бесконечно тянувшуюся милю волдырями на ногах, потом, голодом, жаждой и усталостью. Сейчас он преодолевал эти мили, не прилагая никаких усилий, обгоняя по пути оборванных солдат, прошедших мимо него, когда он сидел на дорожной насыпи. Ежеминутно к нему возвращалась икота. Бригадир вдруг взорвался: - Да заткнись же ты наконец! - Сэр? - Сам дьявол не справится с машиной, если не прекратятся эти идиотские звуки! - Прошу прощения, сэр. Другой начальник штаба продолжал твердить в бреду: - Где донесения от частей? Почему нет донесений? Бригадир снова умолк. Казалось, его сознание то прояснялось, то затемнялось, как проблесковый огонь маяка. По прошествии некоторого времени он неожиданно изрек: - Ну и арьергард, нечего сказать! Нас захватили врасплох, мы даже штанов натянуть не успели. Даже не позавтракали еще, а эти мерзавцы тут как тут, накрыли нас из этих чертовых минометов. Вот Чарли и схлопотал себе осколок в бок. Где же был ваш треклятый арьергард? Что у вас там происходит? Фидо очнулся от блаженной дремоты. Он выпалил первое, что пришло в голову: - Неустойчивая обстановка! Обошли с флангов, просочились, - пролепетал он и икнул. - Действия патрулей... Поиски разведчиков... Прорыв превосходящими силами... Элемент внезапности... Координированный отход... Бригадир не стал слушать. - Э-э, - перебил он его, - короче говоря... Две мили в царстве грез. Затем: - А что именно вы собираетесь докладывать генералу? - Оперсводку, - ответил Фидо односложно, - на каждый час. Распоряжения, - продолжал он, - получить распоряжения. Информацию. Намерения. _Тактику_! - неожиданно воскликнул он. - Совершенно верно, - успокоился бригадир. - Совершенно верно. Он низко склонился над рулем, вглядываясь в темноту. Теперь они преодолевали крутой подъем; дорога петляла по кромке крутого обрыва; повсюду, едва переставляя ноги, плелись группы мрачных солдат. Лишь благодаря какому-то странному стечению обстоятельств, благодаря необыкновенному везению бригадиру удавалось вести машину, не сшибая с ног спящих на ходу, усталых путников. Фидо показалось, что все неприятности остались позади, но бригадир заговорил снова, и в его голосе зазвучала неприкрытая злоба. - Убирайся вон, мерзавец! - хрипло приказал он. - Сэр? - Кто ты такой, черт возьми, что занял место Джайлза? Он один стоит шестерых таких, как ты. Слезай, мерзавец, и топай на своих двоих. - Я, сэр? - Ты мерзавец! Скажешь, нет? - Нет, сэр! - От неожиданности у Фидо даже икота прекратилась. - Да? - Бригадир, казалось, был обескуражен этим опровержением. - Я ошибся. Виноват. И все-таки катись к чертовой матери и топай пешком. Все равно ты мерзавец! Однако бригадир не остановил машину и вскоре начал насвистывать что-то сквозь зубы. Фидо задремал. Так они доехали до вершины перевала, где неожиданно сильный толчок привел Фидо в сознание. Их машина наткнулась на что-то большое, черное и твердое. - Что за дьявольщина? - удивился бригадир. Они ехали недостаточно быстро, чтобы разбить свою машину о неожиданное препятствие. Клаксон, по крайней мере, работал, и бригадир попытался пробить дорогу с помощью его неприятных звуков. - Эй ты, заткнись! - послышался не очень гневный протест из темноты. - Какого черта они остановились? Пойдите и заставьте их пошевелиться. Фидо послушно вылез из машины и на ощупь обошел вокруг остановившего их препятствия. Им оказался пустой грузовик. Перед ним стоял еще один, а там еще и еще... Продвигаясь ощупью вперед, Фидо обнаружил, что попал в поток людей, с трудом взбирающихся с дороги вверх по неровному склону горы. Он разглядел, что с горы на дорогу обрушилась огромная скала; исковеркав покрытие дороги, основная масса скалы скатилась по крутому откосу, оставив после себя опасное нагромождение осыпающихся камней и обломков. За этой преградой дорога начинала спускаться вниз. Какой-то офицер сталкивал в обрыв камни и призывал людей на помощь. - Мне нужны люди для расчистки завала! Надо освободить дорогу. Требуются добровольцы! Никто не обращал на него внимания. Остановившись, Фидо спросил: - Что здесь случилось? Это бомбой? - Саперы. Взорвали дорогу без приказания и смотались. Я бы всех их упек под военный суд, будь это последнее, что мне осталось сделать на этом свете, даже если бы мне пришлось в ожидании этого просидеть всю проклятую войну в тюрьме. Я еще дознаюсь, какие подлецы сделали это. Ради бога, помогите мне. - Вам не справиться с этим, - сказал Фидо. - Я обязан. По дороге должны пройти пять тысяч человек. - Я доложу об этом, - предложил Фидо. - Я направляюсь в штаб и позабочусь, чтобы генерал узнал об этом лично. - Лучше бы вы остались и помогли. - Обязан спешить, - уклонился Фидо. Напрягая все силы, Фидо перебрался через оползень и спустился по дороге на равнину, которая вела к морю. Продвигаясь вперед, он выкинул из памяти и обезумевшего от гнева, всеми брошенного офицера, старавшегося отремонтировать дорогу, и раздражительного бригадира-новозеландца, и умирающего майора. Его сознание свернулось калачиком и уснуло; мерно качающееся из стороны в сторону тело на онемевших ногах с каждым шагом продвигалось вперед, все ближе и ближе к морю. Штаб войск гарнизона острова Крит разместился в нескольких пещерах. Фидо разыскал их вскоре после полуночи. Здесь царили строгий порядок и военная дисциплина. Его окликнул часовой и, услышав, кто он такой, указал, куда идти дальше. Проходя по узкой козьей тропе, Фидо задержался, как пьяница, собирающийся с духом перед тем, как войти в общество трезвых. Теперь, когда его утомительные поиски наконец увенчались успехом, ему пришло в голову, что, собственно, докладывать-то не о чем, спрашивать нечего и что у него вообще нет никаких оснований находиться здесь. Его вел инстинкт, стремление отыскать хозяина. Он не принес в пасти искупительную крысу, оправдывающую его отлучку, - стало быть, оказался дрянным псом; он действовал на свой страх и риск и вывалялся в чем-то гадком. Ему хотелось вилять хвостом и лизать секущую руку. Но это ничего не дало бы. Постепенно в погруженном в дремоту сознании Фидо ожили человеческие качества, как с исчезновением последнего самолета оживали горные склоны Крита. Широкие входы в пещеры были беспорядочно завалены камнями и занавешены одеялами. Он заглянул в первую пещеру и обнаружил там отделение связистов, сидевших вокруг фонаря "летучая мышь" и переносной радиостанции и безуспешно вызывавших Каир. В следующей пещере было темно. Фидо посветил карманным фонариком и увидел шестерых спящих вповалку солдат, а позади них, на выступе скалы, - знакомого вида жестяную коробку. Осторожно и, как ему казалось, очень мужественно Фидо прокрался к жестянке и стащил шесть галет - все, что в ней было. С наслаждением он съел их при свете звезд и смахнул крошки с губ. После этого Фидо вошел в пещеру, занятую командующим войсками гарнизона острова. Свод пещеры был слишком низок, чтобы позволить Фидо вытянуться по стойке "смирно". Он больно ударился головой, согнулся и отдал честь пыли под ногами. Вожди побежденного племени сидели на корточках плотной кучкой, как шимпанзе в клетке. Верховный вождь, по-видимому, узнал Фидо. - Входите, - милостиво разрешил он. - Ну как, все идет хорошо? - Так точно, сэр! - выпалил с отчаянием Фидо. - Контрольные пункты функционируют удовлетворительно? Очередность посадки соблюдается как установлено, а? - Я прибыл из оперативной группы Хука, сэр. - О, а я подумал, что вы из района посадки войск на суда. Меня интересует донесение из района посадки. В беседу вступил начальник оперативно-разведывательной части штаба войск гарнизона: - Три часа назад мы получили оперативную сводку от алебардистов. Как вам известно, они удерживают фронт у Бабали-Инн и отойдут через ваши боевые порядки до рассвета. Все ли ваши люди находятся на назначенным позициях? - Да, сэр, - соврал Фидо. - Хорошо. Сегодня вечером флот доставил запасы снабжения. Они складированы на подходах к Сфакии. Заместитель генерал-квартирмейстера выдаст вам письменное распоряжение о выдаче продовольствия. Вы должны запастись им поосновательнее, чтобы продержаться, пока немцы не примут на себя заботы о вашем питании. - Но разве _нас_ не эвакуируют, сэр? - Нет, - ответил генерал. - Нет. Боюсь, что это будет невозможно. Кто-то должен остаться, чтобы прикрыть отходящих последними. Оперативная группа Хука прибыла сюда последней, поэтому боюсь, что остаться придется вам. Сожалею, но ничего не поделаешь. Кто-то из штабистов спросил: - Как у вас с деньгами? - Сэр? - Некоторые из вас, возможно, смогут самостоятельно добраться до Александрии небольшими группами. Купите лодки на побережье. Их называют здесь "каики". Вам понадобятся драхмы. - Он открыл небольшой чемодан и, показав содержимое, которое могло сойти за трофеи ограбления банка, сказал: - Пожалуйста, берите сами сколько надо. Фидо взял две толстые пачки банкнот достоинством в тысячу драхм. - Запомните, - продолжал офицер штаба, - откуда бы противник ни высунулся, надо дать ему хорошенько по морде. - Да, сэр. - Вы уверены, что взяли драхм достаточно? - Да, сэр, я полагаю, достаточно. - Ну что ж, желаю удачи. - Желаю удачи. Желаю удачи, - эхом повторили вожди племени, когда Фидо отдал честь носкам своих ботинок и вышел на воздух. Миновав часового, он оставил позади мир, в котором царили строгий порядок и военная дисциплина, и снова очутился в пустыне, предоставленный самому себе. Где-то недалеко от него, на расстоянии, легко преодолимом пешим ходом, находились море и военно-морской флот. Ему же можно было идти только в обратном направлении, под гору. Батарейки его фонарика сели. Он светил себе под ноги лишь короткими вспышками, но даже они вызывали возгласы возмущения, доносившиеся из окружающего кустарника: - Выключи ты этот проклятый свет! Он пошел вперед быстрее, и снова: - Да выключи же ты этот чертов свет! Неожиданно совсем рядом с ним грянул ружейный выстрел. Он услышал громкий хлопок, звонкий шлепок и свист срикошетировавшей от валунов пули. Уронив фонарик, Фидо пошел еще быстрей. Он потерял тропинку и шел теперь, спотыкаясь о булыжники, пока не почувствовал под ногами что-то, показавшееся ему при свете звезд гладким, круглым и твердым; в тот же момент он обнаружил, что оказался на верхушке дерева, росшего в двадцати футах ниже тропинки. Рассыпая греческие банкноты среди листьев, он довольно мягко падал с ветки на ветку и, приземлившись, продолжал катиться, переваливаясь с боку на бок, все ниже и ниже, задерживаемый и тут же отпускаемый ветками кустов, пока наконец не остановился, будто принесенный благодетельным мифическим Зефиром в это мирное, пустынное место, где было темно и сладко пахло, где тишину нарушало только журчание падающей воды. Здесь его падение на время кончилось. Невидимые и неслышимые отсюда, переполненные людьми шлюпки отходили от берега, боевые корабли уходили в море, а сам Фидо тем временем мирно спал. Вокруг мшистого ложа Фидо росли шалфей, тимьян, майоран, дикий бадьян и мирт, и, когда солнце поднялось над обрывом, заросшим густым кустарником, они своим ароматом совершенно заглушили мучившие его кошмары. Бивший здесь же родник был ухожен, освящен и имел вполне христианский вид; в двух созданных руками человека искусственных бассейнах била ключом искрящаяся вода; в скале над бассейнами была высечена ниша. Над нишей, на плоской, потрескавшейся от времени доске, виднелось изображение святого, выцветшее, но еще различимое. Проснувшись посреди этой идиллической долины, Фидо обнаружил около себя свирепо смотрящего на него человека, казалось, сошедшего сюда со страниц страшной народной сказки. Человек имел патриархальный вид; его костюм показался Фидо фантасмагорическим: куртка из козьей шкуры, малиновый кушак с заткнутым за него целым арсеналом античного оружия, штаны в стиле Абдула Проклятого, кожаные краги, босые ноги. В руках - посох с крюком на конце. - Доброе утро, - пролепетал Фидо. - Я англичанин. Союзник. Воюю с немцами. Я голоден. Критянин промолчал. Вместо ответа он протянул свой епископский посох, ловко зацепил им лежавший рядом с Фидо ранец-рюкзак и подтянул его к себе. - Эй, послушай! Ты что же это де