азов. После того как Гай пришел в сознание, это был его первый разговор. У него немного кружилась голова, но он сообразил, что предпринимается попытка, мягко выражаясь, ввести его в заблуждение с помощью лести. - Ну почему же, приказы были, - возразил он. - Причем совершенно недвусмысленные. - Были, Гай? Вы уверены в этом? - Вполне. Миссис Ститч, казалось, забыла о нетерпении, с которым только что порывалась уйти. Она сидела неподвижно со своими смешными часами в руках. - Гай, - начала она после небольшой паузы, - я думаю, мне лучше сказать вам: нас окружает сейчас масса гадких людей. И почти все они настроены по отношению к Айвору не очень-то хорошо. Как вы помните, в этих приказах не было ничего, означавшего, что Айвор должен был остаться там в числе последних и быть взятым в плен, правда ведь? - Нет, было. - О-о! По-моему, вы просто не очень хорошо их помните. - Я записал их. Чудные глаза миссис Ститч скользнули но небольшой неказистой палате и остановились на тумбочке, в которой хранилось все имущество Гая. - Там? - Вероятно. Я еще не проверял. - Я предполагаю, что они были отменены. - Не знаю, кто бы мог их отменить. Генерал убыл. - Там произошло вот что, - сказала Джулия, как бы повторяя урок в классе, - из района посадки поступил приказ: группе Хука немедленно грузиться на корабли. Айвора послали на берег проверить достоверность приказа. Там он встретил старшего флотского начальника, который сообщил ему, что высланы проводники и группа Хука уже следует к берегу. Корабль этого начальника как раз отходил. Там был и другой корабль, остававшийся для снятия группы Хука. Этот моряк приказал Айвору немедленно садиться в шлюпку. Пока Айвор не прибыл в Александрию, он думал, что оставшиеся части группы Хука находятся на другом крейсере. Обнаружив, что это не так, он оказался в довольно затруднительном положении. Вот как это случилось. Поэтому, вы понимаете, Айвора обвинять нельзя. Правда ведь? - Это он так рассказывает? - Это говорим мы. - Почему же он сбежал в Индию? - Это моя идея. Мне казалось, это удачный выход из положения. Ему надо было уехать куда-нибудь. Бригады командос, которой командовал Томми, больше не существует. Полка Айвора здесь нет. Я хочу сказать, не может же он провести остаток войны в клубе "Мохамед Али". Его слишком часто видели в обществе, что и дало людям повод сплетничать. Конечно, - добавила она, - тогда не было никаких оснований ожидать, что до конца войны объявится еще кто-нибудь из группы Хука. Что вы собираетесь делать с этими вашими записями? - Я полагаю, кое-кто захочет познакомиться с ними. - Только не Томми. В этом Джулия оказалась права. После ее ухода Гай направился по коридору в палату Томми. По пути он разминулся с медсестрой. - Я собираюсь только поговорить с полковником Блэкхаусом. - _Поговорить_?! - переспросила она изумленно. - Поговорить? Теперь ясно: _у вас_ была посетительница. Томми лежал с ногой в гипсе, удерживаемой в приподнятом положении при помощи веревки и шкива. Он радостно приветствовал Гая. - Тебя должны представить к военному кресту или какой-нибудь другой награде, - сказал он. - Конечно, беда в том, что на Крите мы добились не слишком многого. Награды предпочитают давать после победы. - У меня в свое время был медальон. Он принадлежал моему брату, а отец передал его мне. - Гай приложил руку к пижаме и пощупал то место на груди, где висел медальон. - По-видимому, он пропал. - Наверняка медики постарались, - заметил Томми и перешел к более практическим вопросам: - Ты был, хотя бы некоторое время, старшим группы на лодке? - Нет. Там был саперный капитан, и вначале всем занимался он. А когда он исчез, мы, кажется, положились на волю случая. - А что стало с Хаундом? - Понятия не имею. Людович - единственный, кто может рассказать об этом. - Насколько я понимаю, Людович оказался на высоте положения. - Да? - Первый класс. Ты знаешь, ведь это он доставил тебя на берег в Сиди-Баррани. - Я не знал. - Он, должно быть, сильный как лошадь. Пробыл в госпитале всего два дня. Я представил его к производству в офицеры. Не могу сказать, что этот парень очень нравился мне когда-нибудь, однако, несомненно, я, как обычно, был не прав. Медсестры говорили мне, Гай, что ты спятил, но у тебя, кажется, все в порядке. - Сегодня утром заходила Джулия Ститч. - Да, она зашла ко мне на обратном пути. Хочет попытаться получить у них разрешение перевезти меня к себе домой. - Она рассказала мне об Айворе. - Да. Значит, она сказала. - Хорошо знакомая Гаю профессиональная осторожность Томми омрачила его открытое, с дружелюбной улыбкой лицо. - Айвор был в прекрасном состоянии. Ему не разрешили навестить тебя. Его очень обрадовала весть о твоем возвращении. Жаль, что ему пришлось уехать так скоро. - Он рассказал тебе историю своего бегства? - спросил Гай. - Одну из версий. - Ты не поверил в нее? - Мой дорогой Гай, за кого ты меня принимаешь? Никто не верит в нее, а Джулия - меньше всех. - Ты не собираешься предпринять что-нибудь по этому поводу? - _Я_? Слава богу, это не имеет ко мне никакого отношения. В данный момент я являюсь майором, ожидающим нового назначения по выходе из госпиталя. Джулия убрала его отсюда. Уверяю тебя, ей пришлось здорово потрудиться, чтобы добиться этого. Теперь самое лучшее для всех - это помалкивать и забыть, что произошло. Все это слишком сложное дело, чтобы кому бы то ни было _предпринимать_ что-нибудь. Айвор мог бы угодить под военный суд по обвинению в дезертирстве перед лицом неприятеля. Это было бы чертовски паршивое дело. В прошлую войну людей расстреливали за такое. Разумеется, никто и не собирается _предпринимать_ что-нибудь. Айвору крупно повезло, что с нами не было вашего бригадира Ритчи-Хука. Уж _тот-то_ наверняка предпринял бы что-нибудь! Гай ничего не сказал Томми о записях, хранившихся в тумбочке. Они перешли на разговор о будущем. - Похоже, что командос сходят со сцены, по крайней мере в части, касающейся Ближнего Востока, - сказал Томми. - Нам обоим повезло. Нас не будут пихать куда попало, батальоны наших полков, к счастью, находятся здесь. Ты, я полагаю, возвратишься к алебардистам? - Надеюсь. О лучшем я и не мечтаю. В тот же день после полудня Гая перевезли к миссис Ститч. Госпиталь отправил его туда на санитарной машине. Врачи даже настояли на том, чтобы в машину и из машины его внесли и вынесли на носилках, однако, прежде чем уехать, Гай самостоятельно прошел по палатам и попрощался со всеми. - Там вы будете как сыр в масле кататься, - сказал Гаю полковник медицинской службы, вычеркивая его из списков больных. - Ничто не поправит вас лучше, чем хотя бы элементарный домашний уют. - Вот что значит иметь влияние, - прокомментировала уход Гая медицинская сестра. - Она и меня пыталась похитить, - признался Томми. - Я люблю Джулию, но, если ты собираешься погостить у нее, надо иметь немалый запас сил. Такое предупреждение Гай слышал в свое время из уст Айвора, но не обратил на него внимания. Поскольку теперь предупреждение исходило от более крепкого Томми, оно заставило Гая заколебаться, но отступать было поздно. Около него с безжалостным видом уже стояли санитары с носилками. Через полчаса он оказался в роскошной официальной резиденции миссис Ститч. Деды и бабки Джулии Ститч провели жизнь на службе у королевы Виктории и при этом дворе сформировали свои взгляды на уклад жизни, оказавшие влияние на следующее поколение и определившие обстановку, в которой проходило детство миссис Ститч, преждевременно закончившееся, но оставившее глубокие впечатления. Миссис Ститч выросла в убеждении, что комфорт - довольно распространенная вещь. Она любила роскошь и в некоторых, неопределенных, пределах была расточительной: никто, сидящий за ее обеденным столом, не мог быть совершенно уверенным, без опасения впасть в ошибку, какое блюдо, по-видимому, классического обеда, является последним; она обожала всякие перемены и сюрпризы, блестящую оригинальность и седую старину, однако не любила окружать чрезмерными удобствами гостящих у нее мужчин. Последнее стало очевидным, когда она проводила носилки с Гаем вниз, в приготовленную для него комнату. Комната находилась действительно внизу, значительно ниже уровня земли. Миссис Ститч прошла по цементному полу легко, вприпрыжку, от таракана к таракану, раздавив штук шесть на пути к окну. Распахнув окно настежь, она открыла доступ на кухонный двор. На уровне глаз во всех направлениях сновали босые ноги слуг-берберов. Один из них сидел на корточках рядом с окном, ощипывая гуся, пух которого, подхваченный северо-западным ветерком, поплыл по комнате. - Ну вот! - воскликнула она. - Здесь чудесно! Чего еще можно было бы пожелать? Знаю - цветов. - Она умчалась куда-то. Вернулась с охапкой тубероз. - Вот, - сказала она, поместив их в таз. - Если захотите умыться, пользуйтесь ванной комнатой Элджи. - Она оглядела комнату с непритворным удовольствием. - Все к вашим услугам, - заключила она. - Присоединяйтесь к нам, когда появится желание. - Затем она исчезла, но тут же вернулась. - Вы любите кошек? Вот вам. Они будут разгонять тараканов. - Она вбросила в комнату двух полосатых кошек и закрыла дверь. Оказавшись на полу, кошки сладко потянулись и с презрительным видом удалились через окно во двор. Гай сел на кровать; он почувствовал, что за прошедший день на него свалилось слишком много впечатлений. На нем по-прежнему была пижама и халат, казавшиеся наиболее подходящим одеянием для такого переезда. В комнату вошли санитары-носильщики, доставившие личные вещи Гая. - Можем ли мы помочь вам разложить вещи, сэр? Хотя здесь, кажется, не слишком-то много места для них, правда? Ни шкафа, ни комода - только вешалка. Солдаты развесили обмундирование Гая и, откозыряв, удалились. Вещевой мешок Гая переслали в госпиталь из лагеря, как обнаружилось, значительно опустевшим. В нем он нашел сверток с выстиранными лохмотьями (обмундирование, которое он носил на Крите) и аккуратный пакет с вещами, извлеченными из его карманов и ранца-рюкзака; наряду с красным личным знаком там лежали "отпускная грамота", полученная от Чатти Корнера, и записная книжка, в которую Гай заносил свои заметки для журнала боевых действий. Стягивавшая книжку резинка исчезла. Обложка покрылась пузырями, размякла, съежилась в складки, местами разлохматилась, некоторые страницы слиплись. Гай осторожно отделил их друг от друга бритвочкой. На покрывшейся пятнами бумаге в клетку можно было видеть, как на различных стадиях истощения изменялся его почерк. По мере упадка сил буквы становились все крупнее, а нажим все сильнее. Последняя запись о появлении над лодкой самолета была сделана размашистыми каракулями, занявшими всю страничку. Это был его вклад в историю, возможно, свидетельство для процесса по поводу прошедших печальных событий. Гай лежал на кровати, слишком потрясенный всем происшедшим за этот день, чтобы сосредоточиться на всплывших сегодня проблемах морали. Для Джулии Ститч не было во всем этом никаких проблем. Старый друг попал в беду. Скорее на помощь! Прикрой его спиной! Томми руководствовался неизменным принципом - никогда не создавать затруднений, за исключением дающих положительные результаты или преимущества. Если Айвор или кто-то другой в боевой обстановке поставил бы под угрозу интересы дела, Томми без всяких сожалений немедленно расстрелял бы его. Но здесь совсем другое дело. Ничто не подвергалось опасности, кроме репутации одного человека. Айвор не навредил никому, кроме самого себя. Теперь он далеко отсюда. Его часть до конца войны обречена сидеть в плену. Для достижения победы не имеет никакого значения, что они там, в лагере военнопленных, говорят об этом. Гай не таков. Ему эти простые правила поведения не свойственны. Он не питал какой-нибудь давней приязни к Айвору и вообще не испытывал к нему никакой симпатии, потому что человек, бывший его другом, оказался иллюзией. Гай достаточно хорошо понимал также, что суть всей войны заключается в причинении затруднений и неприятностей без особой надежды приобрести взамен преимущество. Почему он оказался здесь, в подвале у миссис Ститч? Почему оказались в плену Берти и Эдди? Почему тот молодой солдат все еще лежит непогребенный в покинутом жителями селении на Крите? Разве все это не ради справедливости? В подобных размышлениях Гай пролежал почти весь день, пока миссис Ститч не позвала его на коктейль. Прошло немало дней, а Гай по-прежнему лежал в шезлонге в обществе важничающих, прихорашивающихся "павлинов". Непрерывной вереницей, в одиночку и большими компаниями, приезжали и уезжали гости: паши, придворные, дипломаты, политики, генералы, адмиралы и субалтерны; греки и египтяне, евреи и французы. Но миссис Ститч никогда не упускала из виду Гая. Три, а то и четыре раза в день она появлялась рядом с ним, изливая на него очередную порцию своего обаяния. - Нет ли у вас здесь друзей, кого бы вам хотелось пригласить? - поинтересовалась она однажды, затевая очередной званый обед. - Пожалуй, есть один. Полковник Тиккеридж. Я слышал, что он в лагере в Мариауте. Вы не знакомы с ним, но он не может не понравиться вам. - Я отыщу его для вас. Это произошло рано утром 22 июня - в день откровения для людей всего мира, для бесчисленных грядущих поколений, и среди них для Гая - одной бессмертной души выздоравливающего лейтенанта-алебардиста. Новость о вторжении в Россию принес Элджернон Ститч, возвратившийся домой ко второму завтраку. За столом сидели только миссис Ститч, Гай и два секретаря. - Но почему этот идиот не мог начать именно с России, - возмущенно спросил Элджернон Ститч, - вместо того чтобы причинять нам массу неприятностей?! - А для нас это хорошо? - тоном школьницы задала вопрос миссис Ститч. - Трудно сказать. Специалисты считают, что у русских не очень-то много шансов. Зато у них имеется масса вещей, которые окажутся весьма полезными для немцев. - А что скажет в связи с этим Уинстон? - Будет приветствовать наших новых союзников, конечно. Что же ему остается? - А это очень приятно - иметь союзника, - заметила миссис Ститч. За завтраком только и говорили, что о ресурсах Украины, о количестве самолетов, дивизий, транспортных средств и нефти, о Тильзите и Толстом, об американском общественном мнении, о Японии и "антикоминтерновском пакте" - обо всем том, что занимало тогда важнейшее место в умах большинства людей и горячо обсуждалось во всех уголках мира. Однако Гай сохранял молчание. Миссис Ститч легко коснулась лежавшей на скатерти руки Гая: - Чувствуете себя неважно сегодня? - Отвратительно. - Не унывайте. Сегодня за обедом вы увидите вашего приятеля. Но Гай нуждался в чем-то большем, нежели полковник Тиккеридж. Два года назад, в такой же солнечный, беззаботный день, на Средиземноморье он прочел о русско-германском договоре. Тогда ему казалось, что десятилетний период тьмы и позора подходит к концу, что наступает время рассвета и здравого рассудка, время, когда огромный и ненавистный враг хорошо виден, когда все маски сброшены; это был современный век оружия и войн. Теперь эта иллюзия рассеялась, как рассеялись киты и черепахи во время бегства с Крита; после менее двух лет паломничества в святую землю иллюзий Гай вновь оказался в старом лицемерном мире, где священники оборачивались шпионами, храбрые друзья становились предателями, а его страну вели к бесчестью. В тот день он достал свою записную книжку и швырнул ее в мусоросжигатель, стоявший во дворе недалеко от окна его комнаты. Это был символический акт; Гай поступил, как солдат на набережной в порту Сфакии, разбиравший пулемет "брен" на части и швырявший их одну за другой, всплеск за всплеском, в воду, покрытую плавающими нечистотами. Полковник Тиккеридж в этот вечер, как обычно, был в бодром настроении. Его не мучили проблемы добра и зла. Чем больше парней будут стрелять в немцев, тем лучше. Это ясно. Скверная форма правления у русских? Так она и раньше была не из лучших. И русские изменили ее. Все это он объяснил Гаю еще до начала обеда. Полковник Тиккеридж был доволен и только слегка озадачен. По его мнению, так много гостей за обедом могло быть только в честь празднования какого-то события. Какого именно, он так и не узнал. Он испытывал некоторое благоговение перед высоким положением присутствовавших, особенно генералов. Его внимание не привлекла ни одна из дам, сидевших с той и другой стороны от него. Когда они разражались тирадами на французском языке, он ничего не понимал. Однако он усердно отдавал должное угощению. "Дядюшка" Гай поступил очень хорошо, попросив пригласить его сюда. Позже, вечером, когда они с Гаем вдвоем сидели под пальмами, к ним присоединилась миссис Ститч. - "Алебардисты! Где ваши пистолеты? - процитировала она. - Где ваши острые секиры? О, алебардисты!" - Как? - пробормотал ошеломленный полковник Тиккеридж. - Простите, я не совсем вас понимаю... - О чем вы разговаривали? - поинтересовалась миссис Ститч. - Я договариваюсь о своем будущем, - ответил Гай. - Результат вполне удовлетворительный. Полковник берет меня обратно к себе. - На том берегу мы потеряли много хороших парней, как вы знаете. В настоящий момент мы усиленно занимаемся пополнением своих рядов. Не хотелось бы брать кого попало из общего резерва, если можно обойтись без этого. Рады снова видеть у себя одного из старых сослуживцев. Надеюсь, что бригадир не взъестся на него. - Бригадир? - рассеянно, но вежливо спросила миссис Ститч. - Кто же это? - Бен Ритчи-Хук. Вы, должно быть, слышали о нем. Миссис Ститч внезапно насторожилась. - Думаю, что слышала. Разве он не умер? Я считала, что Томми именно поэтому и вступил в командование чем-то там таким... - Он пропал без вести, а не умер. Это далеко не одно и то же. Теперь он объявился на западе Абиссинии, возглавляет группу черномазых. Разумеется, хотел и дальше командовать ими, но власть имущие не допустили этого. Они выдворили его оттуда и отправили в Хартум. На этой неделе он должен прибыть в Каир. Мы только что узнали об этом. День хороших новостей, правда ведь? - Говорят, он солдафон. - Я бы сказал, не такой, как считают некоторые. Он всегда сам создает себе неприятности. - Томми вспоминал о нем позавчера, когда говорил о чем-то... Он, кажется, известен всем как человек, с которым то и дело попадаешь в неприятное положение. - В неприятное положение попадают только те, кто заслуживает этого, - уточнил полковник Тиккеридж. - Кажется, я знаю, кого вы имеете в виду, - заметил Гай. - В прошлую войну был один человек, который подвел бригадира в трудную минуту, - сказал полковник Тиккеридж. - Не из наших, разумеется. Бен был тогда всего лишь командиром роты, а тот человек, служил в штабе. Вскоре после этого Бен получил ранение и несколько месяцев провалялся в госпитале. Ко времени его выздоровления этого человека перевели куда-то в другое место. Но Бен так и не простил ему обиды. Он разыскал его и испортил ему всю карьеру. В Бене сидит безжалостный охотник. - Понятно, понятно, - сказала миссис Ститч. - И все это время формально он оставался командиром части, которой командовал Томми? - На бумаге. - И когда же он приезжает? - На этой неделе, кажется. - Понятно. Пожалуй, мне следует пойти помочь Элджи. Через два дня Гай и миссис Ститч сидели на солнышке за апельсиновым соком, дыней, кофе и рогаликами. Тишину раннего утра неожиданно нарушил треск мотоцикла, и в благоухание сада грубо ворвалось облако вонючих выхлопных газов. Солдат-нарочный вручил Гаю официальный пакет. Это был приказ о перемещении его в транзитный лагерь в Суэце для немедленной отправки в Соединенное королевство. Он исходил от управления воинскими перевозками штаба округа. Гай протянул приказ через стол миссис Ститч. - О, дорогой! - воскликнула она. - Нам будет недоставать вас. - Ничего не понимаю. Меня назначили на медицинскую комиссию в конце недели. Они признали бы меня годным к прохождению службы в батальоне. - Вы _не хотите_ возвращаться домой? - Конечно, нет. - А все другие, по-видимому, хотели бы. - Здесь какая-то ошибка. Нельзя ли мне взять машину на полчасика, чтобы выяснить это дело? - Берите, если вы действительно считаете, что этим стоит заняться. Гай прибыл в штаб и разыскал майора, подписавшего препроводительную к приказу. - Медицинская комиссия в субботу... Командир второго батальона алебардистов ходатайствует о назначении... Приезжает Ритчи-Хук, - объяснял ему Гай. - Да-а, - протянул майор. - Похоже, здесь допущена какая-то ошибка. Большую часть дня я провожу в спорах с парнями, которые _хотят_ возвратиться. Разбомбили дом, изменила жена, душевнобольные родители - хватаются за любой предлог. _Задержать_ кого-то здесь, видимо, будет не трудно. Я не совсем понимаю, - продолжал он, перелистывая бумаги в папке, - откуда появился этот приказ. Официально вы находитесь в отпуске по болезни. Приказ, по-видимому, исходит из главного штаба в Каире. Что это им взбрело в голову? Никакой срочности в вашем прибытии домой, как я понимаю, нет. Вам забронировано место на пароходе "Кэнэри Касл", идущем самым дальним из всех маршрутов. Сейчас он разгружается в Суэце. Отвратительная старая калоша. На обратном пути его собираются поставить в док в Дурбане. Переход займет несколько недель. Вы, случайно, не замарали свою аттестацию? - Нет, насколько мне известно. - Подцепили туберкулез или что-нибудь еще? - Нет. - Что ж, тогда в этом нет ничего такого, что нельзя было бы поправить. Позвоните мне сегодня во второй половине дня. - Он дал Гаю добавочный номер своего телефона. Когда Гай возвратился, Джулия была еще дома. - Все улажено? - Думаю, да. - Прекрасно. Сегодня к завтраку никого не будет. Хотите, я подброшу вас к бару "Юнион"? Позже в этот день Гаю удалось переговорить с майором, телефон которого очень долго был занят. - Я спрашивал о вас, Краучбек. Боюсь, что ничем не смогу помочь. Этот приказ исходит от самой высокой инстанции. - Но почему? - Об этом вы, вероятно, знаете больше, чем я. - Во всяком случае, я могу подождать прибытия моего бригадира. Вы не возражаете? - Сожалею, старина. Вам приказано убыть в Суэц завтра в семь ноль-ноль. Явитесь сюда в шесть пятнадцать... Сам я буду отсутствовать, но вы найдете здесь другого. Надеюсь, вам предстоит приятное путешествие. "Кэнэри Касл" - довольно устойчивая посудина. Она битком набита пленными макаронниками. В этот вечер состоялся большой прием. Приехала большая часть греческой королевской семьи. Гай с большим трудом улучил момент, чтобы переговорить с миссис Ститч наедине. Когда ему это наконец удалось, он попросил: - Джулия, вы способны добиться всего. Устройте так, чтобы меня оставили здесь. - О нет, Гай. Я никогда не вмешиваюсь в дела военных. Элджи это совсем не понравилось бы. Позже, в тот же вечер, укладывая свои вещи, Гай наткнулся на красный личный знак, привезенный им с Крита. Он не был знаком с установленной для таких случаев процедурой, не знал, куда и кому адресовать этот знак. После некоторого размышления он написал на листе плотной бумаги, которой пользовалась миссис Ститч: "Снят с трупа английского солдата, убитого на Крите. Точное место захоронения неизвестно". Не подписав, Гай сложил листок, сунул его в конверт и надписал просто: "Главный штаб войск на Ближнем Востоке". "Так или иначе, - подумал он, - знак попадет к кому следует". Однако на следующее утро, увидев миссис Ститч уже на ногах, одетой и ожидающей, чтобы проводить его в дорогу, Гай подумал, что существует более надежный способ выполнить свой долг. - Джулия, - спросил он, - как, по-вашему, Элджи сможет поручить кому-нибудь из своих подчиненных выполнить за меня одно дело? - Конечно. А что именно? - Всего лишь небольшое незавершенное дело, оставшееся с Крита. Я не знаю, кому надо послать вот это. Секретарь Элджи, видимо, знает. Миссис Ститч взяла конверт, взглянула на адрес, затем нежно поцеловала Гая. Когда машина тронулась, она помахала конвертом, потом, войдя в дом, бросила его в корзинку для ненужных бумаг. В ее глазах плескалось огромное, безбрежное море с мчащимися по ветру крылатыми парусниками. ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ МЕЧ 1 - Добрый вечер, Джоуб. - Добрый вечер, сэр. Очень рад видеть вас снова. - Кажется, у вас здесь довольно тихо. - О, не сказал бы, сэр. - Я имею в виду воздушные налеты. - О, это верно, сэр. Теперь они кончились. Все, что есть у Гитлера, он теперь использует на русском фронте. - Мистер Бокс-Бендер прибыл? - Да, сэр, он здесь. - Привет, Гай, вы вернулись? - Привет, Гай, где это вы пропадали? - Послушайте, Гай, вы были вместе с Томми? Ужасно скверно получилось с Эдди и Берти! - Не повезло Тони Лаксмору, он попал в плен. - Вам-то, во всяком случае, удалось улизнуть. - А как Томми? - А как Айвор? - Я был ужасно рад, когда узнал, что с Айвором все в порядке. - А с Элджи и Джулией приходилось встречаться? - А, вот и ты, Гай! - сказал Бокс-Бендер. - Я ждал тебя. Если не возражаешь, мы сразу поднимемся наверх и приступим к обеду. Мне надо вернуться в парламент. Кроме того, в наше время, если не поспешить, все будет съедено без тебя. Гай с зятем протолкались через окружавшую их толпу и поднялись наверх в общую столовую. При свете канделябров официанты разносили скудный обед. Было еще только половина восьмого, но большинство столов оказалось занятыми. Гай и Бокс-Бендер нашли свободный столик в центре зала. - Надеюсь, все останется между нами. Мне кое о чем надо обязательно переговорить с тобой. Лучше возьми суп. Другое блюдо приготовлено из яичного порошка. Как прошло путешествие? - Восемь недель. - _Восемь недель_! Ты привез что-нибудь с собой? - У меня были апельсины. Испортились во время перехода. - О-о! Не оборачивайся. Элдерберри ищет свободное место... Привет, Элдерберри, хотите сесть с нами? Элдерберри сел за их стол. - Слышали об итогах недели "Танки для России"? - Да, - ответил Бокс-Бендер. - Макс здорово придумал. - Хотелось бы мне посмотреть на Гарольда Макмиллана, стоящего навытяжку под пение "Красного знамени". - Я видел это в кинохронике. И миссис Майскую, торжественно снимающую покрывало с портрета Сталина. - А вы знаете, это сработало, - сказал Бокс-Бендер. - Производство поднялось на двадцать процентов. Двадцать процентов! А ведь предполагалось, что они уже отдали все свои силы. - А эта забастовка в Глазго. Она не прекратилась бы, если бы не кампания "помощь России". - Да, так пишут в "Экспрессе". - Танки для России? - спросил Гай. - Впервые слышу об этом. В танках достаточно остро нуждаются и в пустыне. - Не беспокойся, там тоже получат их, - успокоил его Бокс-Бендер. - Естественно, рабочие страстно хотят помочь России. Это их так научили. В том, что они берут ведро с красной краской и повсюду малюют огромными буквами "Добрый старый дядюшка Джо", серпы и молоты, плохого ничего нет. Это смоется. Танки попадут туда, где они больше всего необходимы. Можешь быть уверен. - Имейте в виду, я целиком за русских, - предупредил Элдерберри. - За последние несколько недель нам пришлось во многом перестроиться. Они замечательно дерутся. - Жаль, что они продолжают отступать. - Заманивают, Гай, заманивают. Ни Элдерберри, ни пища не вызывали желания засиживаться за столом. - Послушай, - оживленно начал Бокс-Бендер, оказавшись наедине с Гаем в углу бильярдной, - у меня мало времени. Я вот что хотел показать тебе. - Он извлек из своей записной книжки бумажку с отпечатанным на ней текстом и вручил ее Гаю. - Что ты скажешь на это? Гай прочитал: "Духовная борьба" Фрэнсиса де Сэйлса, "Христос - идеал монаха" аббата Мармиона, "Божественные письма" дона Джона Чэпмэна, "Как почувствовать присутствие бога" Лоуренса". - Я полагаю, здесь должно стоять не дон Джон, а его преосвященство [игра слов: don - титул, dom - его преосвященство (англ.)] Джон, - заметил он. - Да, да, очень возможно. Это копия, снятая моей секретаршей. Но что ты думаешь об этом? - Чрезвычайно назидательный подбор литературы. Не могу сказать, что я сам читал много подобного. Вы намереваетесь стать монахом, Артур? Эффект этой маленькой колкости был поразителен. - Точно! - сказал Бокс-Бендер. - Именно это я и ожидал услышать от тебя. То же самое мне говорили и другие люди, когда я показывал им список. - Но что это за список? - Книги, которые Тони попросил прислать ему в лагерь военнопленных. Ну, _а теперь_ что ты скажешь? Гай заколебался. - На него непохоже, - ответил он. - Стоит ли мне говорить, что думаю я? Религиозная мания, вот что это такое! Ясно как день: бедный мальчик сходит с ума. - Ну почему же мания, Артур? Масса совершенно нормальных людей читают книжки подобные этим. - Только не Тони. В его-то возрасте! Кроме того, ты знаешь, следует помнить об Айво. В этом замечании на мгновение приоткрылась семейная тайна Бокс-Бендера: он не забывал об Айво ни на один день своей хлопотливой обеспеченной жизни. В "Беллами" напряженные ситуации разряжаются быстро. - Не возражаете, если я снова присоединюсь к вам? - спросил Элдерберри, подходя к ним с чашкой кофе в руке. - Больше сесть негде. В тот же момент Гай заметил Йэна Килбэннока и воспользовался случаем, чтобы уклониться от разговора о Тони и Айво. - Что же все-таки произошло с Айвором Клэром? - спросил Йэн. - Понятия не имею. Я восемь недель находился в море. Последнее, что я слышал: он уехал в Индию. - Все говорят, что он сбежал с Крита. - Все мы сбежали. - Говорят, Айвор сбежал быстрее всех. Я думал, что тебе известно об этом больше, чем другим. - Боюсь, что нет. Как дела в штабе особо опасных операций? - Распухает до неузнаваемости. Мы переехали в новое здание. Посмотри-ка на это. - Он показал нашивки на рукаве своей форменной тужурки. - Кажется, их стало больше. - Будет еще больше. У меня появился свой собственный штат, включая, между прочим, Вирджинию. Она будет рада узнать, что ты возвратился. Она все время вспоминает о тебе. В данное время она в отъезде вместе с Триммером. - Триммером? - Помнишь его? Мактейвиш. Теперь он официально именуется Триммером. Им понадобилось несколько недель, чтобы решить, как его называть. В конце концов дело дошло до министра. Тот решил, что шотландских героев хватает и без Триммера. К тому же, конечно, он ужасно не похож на шотландца. Триммер делает большое дело. На прошлой неделе мы потерпели в некотором роде фиаско. Здесь появилась советская женщина-снайпер, которая разъезжает повсюду и срывает аплодисменты. Поэтому я и отправил бедняжку Вирджинию поднять бодрость духа у нашего парня. Он затосковал немного. Теперь дела снова пошли на лад, только не у Вирджинии, конечно. Ей очень не хотелось ехать в такие дыры, как Сканторп, Халл, Хаддерсфилд, Галифакс... На следующий день Гай явился в казарменный городок алебардистов. Его старый знакомый, во второй раз произведенный в майоры, по-прежнему служил там. - Снова вернулись? - удивился он. - Ваш приезд становится ежегодным событием! Вы появляетесь с каждым осенним листопадом, ха-ха-ха! - Получив чин майора, он стал более общительным. - На этот раз у нас все в порядке. Мы ждем вас уже несколько недель. Вы, наверное, не прочь пойти в краткосрочный отпуск? - Ну что вы, - смутился Гай. - По-моему, не стоит. Я бездельничал на судне с конца июня. Вполне могу приступить к несению службы. - Капитан-комендант сказал что-то о необходимости для вас пройти двухнедельную строевую подготовку, чтобы вернулась ваша молодцеватая выправка. - Мне это подходит. - Вы уверены? А мне это показалось несколько нетактичным. Возвратившийся герой и все такое. Но капитан-комендант утверждает, что в действующей армии люди забывают решительно все. Лучше я представлю вас ему сегодня до обеда. У вас есть перчатки? - Нет. - Возможно, мы найдем пару в офицерском собрании. Перчатки они нашли. Они нашли там также и Джамбо. - Я прочитал о вашем спасении, - сказал он. - Об этом писали в газетах. - Последние слова он произнес с мягкой, добродушной укоризной. Офицеру-алебардисту не подобало попадать в газеты, однако подвиг Гая делал ему честь. В полдень, натянув перчатки, Гай размеренным шагом вошел к капитан-коменданту. Полковник Грин заметно постарел. - Мистер Краучбек представляется по случаю прибытия с Ближнего Востока, сэр, - доложил начальник штаба. Полковник Грин поднял глаза от стола и, заморгав, посмотрел на Гая. - Как же, помню, - заявил он. - Вы - один из первой группы молодых офицеров с временным чином. Эпторп. Так, кажется? - Краучбек, - значительно громче сказал начальник штаба, вкладывая в руки капитан-коменданта относящиеся к данному случаю документы. - Да, да, конечно... - Полковник просмотрел документы, припомнил все хорошее, что знал о Гае. - Краучбек, Ближний Восток... Это плохо, что вы не смогли остаться там и получить назначение во второй батальон. Они посылали ходатайство о вашем назначении, я знаю. И ваш бригадир тоже ходатайствовал. Старые бабы эти эскулапы, тем не менее их предписаниям приходится подчиняться. Здесь у меня их рапорт. Они пишут: вам очень повезло, что вы остались живы... необходима перемена климата... Что ж, сейчас вы выглядите довольно хорошо. - Да, сэр, благодарю вас. В настоящее время я совершенно здоров. - Хорошо. Отлично. Надеюсь, мы еще не раз увидимся... В тот же день после полудня Гай маршировал по плацу в составе смешанной команды новобранцев и офицеров, проходивших строевую подготовку под командой старшины-алебардиста Олденшоу. - Повторяю еще раз подробно. Нечетные номера первой шеренги берут левой рукой винтовки четных номеров второй шеренги за ствол, скрещивают их у дульного среза... Ясно? И разворачивают магазинными коробками наружу... Ясно? Одновременно, действуя указательным и большим пальцами обеих рук, поднимают верхние антабки. Ясно?.. Ясно, старшина-алебардист Олденшоу. Все ясно. 2 На протяжении следующих двух лет, составлявших в то время одну двадцатую его жизни, Гай оставался в своем полку. У него появилась одышка, поэтому на полевых учениях он преждевременно выбивался из сил, и это раздражало его. Он глубже постиг армейские порядки и в силу этого вырос в должности до заместителя командира учебного батальона. Первый батальон - его батальон - последовал за Ритчи-Хуком, пройдя с боями по пескам Северной Африки. К ним отправлялись пополнения из новобранцев. Гая туда не назначили. Вся оперативная группа Хука, за исключением четырех человек, попала в плен на Крите. В Англии у него не было товарищей по оружию, кроме Томми Блэкхауса, который возвратился сюда, чтобы сформировать еще одну часть специального назначения. Они встретились в "Беллами", и Томми предложил Гаю должность в своем штабе, однако черное пятно, оставленное Айвором Клэром, надолго определило отношение Гая к частям командос, и он ответил, что предпочитает продолжать службу в алебардийском полку. Из алебардистов была сформирована вторая бригада, и в период обучения Гай разделял с ней все превратности судьбы с периодической сменой места расквартирования от Пенкирка в Шотландии до Брук-парка в Корнуолле. Войска в метрополии больше не подвергались нервотрепке, их не засыпали противоречивыми приказами, и не было неразберихи первых двух лет войны. Теперь поражения, схожие с испытанными ими, несла английская армия на Дальнем Востоке. В Европе инициатива перешла к союзникам. Они напряженно собирали силы, снаряжались и проходили обучение. Неожиданно в августе 1943 года на Гая свалился удар, подобный тому, что сокрушил Джамбо на Магге. - Сожалею, "дядюшка", но боюсь, что при отправке за границу мы не возьмем вас с собой. Ваша помощь была неоценима во время боевой подготовки. Просто не знаю, как бы я обошелся без вас. Но брать человека вашего возраста на поле боя - это уже рискованно. - Разве я намного старше вас, полковник? - Не намного, полагаю, но я провел всю жизнь на военной службе. Если я выйду из строя, в командование должен будет вступить мой заместитель. Этим рисковать я не могу. - Я пошел бы на меньшую должность с понижением в чине. Нельзя ли мне получить роту? Или взвод? [В военное время в английской армии наряду с постоянными воинскими званиями офицерам присваивали временные звания по занимаемой должности в соответствии со штатной категорией. При повышении или понижении в должности соответственно повышалось или понижалось и воинское звание (но не ниже постоянного). После войны система временных званий была упразднена, но в последнее время снова введена.] - Будьте благоразумны, "дядюшка". Ничего не поделаешь. Это приказ из бригады. Новый бригадир, недавно прибывший из Восьмой армии, был знаком Гаю. Это к нему Гай был временно прикомандирован в Западной Африке, когда окружал заботой и вниманием умиравшего Эпторпа. Тогда бригадир сказал: "Я никогда больше не хотел бы вас видеть". После этого бригадир много воевал, участвовал в ожесточенных боях и заслужил орден "За выдающиеся заслуги", но, куда бы ни бросала его война. Гая он не забыл. "Эпторп, этот собрат-дядюшка, этот призрак, переселившийся на остров Магг, - думал Гай, - все еще бродит в своих "дельфинах" и преследует меня; переселившаяся из джунглей магия поверженного владельца "гром-бокса" продолжает действовать; если алебардист сказал "ничего не поделаешь", значит, действительно ничего не поделаешь". - Конечно, вы понадобитесь нам при посадке на суда. Когда проводите нас, возьмите небольшой отпуск. В конце концов, вы достаточно пожили на свете, чтобы подыскать себе какое-нибудь занятие. Всегда можно устроиться по квартирно-эксплуатационной части, например, или обратиться в военное министерство с просьбой об откомандировании в резерв офицерского состава. Для людей в вашем положении вакантных должностей сколько хотите. Гай ушел в отпуск и в день капитуляции Италии находился в Мэтчете. Известие о бегстве короля пришло в день высадки бригады в Салерно. Оно принесло Гаю кратковременную радость. - Похоже, что это конец узурпации Пьемонтца [имеется в виду последний король Италии, принадлежавший к Савойскому дому, правившему в Пьемонте, представитель которого занял королевский престол объединенной Италии в 1870 г. и лишил папу светской власти, т.е. узурпировал его права], - обратился он к отцу. - Какой ошибкой оказался Латеранский договор? [Соглашение между фашистским правительством Муссолини и папой, заключенное в 1929 г., согласно которому территория папского дворца в Риме была признана суверенной, а папа получил статус суверенного государя.] В то время он казался совершенным, но надолго ли? Пятнадцать лет. Однако, что такое пятнадцать лет в истории Рима? Насколько лучше было бы, если бы папа пересидел все это до конца, а затем явился миру со словами: "А что такое все это? Рисорджименто? [движение итальянского народа за национальную независимость, окончившееся объединением Италии в единое государство в 1870 г.] Гарибальди? Кавур? Савойский дом? Муссолини? Просто хулиганье какое-то из предместий, нарушающее порядок. Подумайте-ка, не было ли здесь однажды бедняги мальчугана, которого называли Римским королем?" [сын Наполеона] Вот что папа обязан был бы говорить сегодня. Мистер Краучбек печально посмотрел на сына. - Мой дорогой мальчик, - возразил он, - право же, ты говоришь чепуху, да будет тебе известно. Это совсем не то, что представляет наша церковь. И существует она совсем _не для_ этого. Они шли вдоль прибрежных скал, в вечерних сумерках возвращаясь в отель