начала должен научиться красиво говорить, ходить, держаться с достоинством. "Мхатовский говорочек", как его Маяковский называл, - это русский язык в идеальном виде. Здесь учат не глотать звуки, не злоупотреблять всякими небрежными "щас" и "скоко", твердо произносить "с" в словах "боюсь", "боялся", читать по-старинному: "Белеет парус одинокый", и фамилии подавать красиво: "Маяковскый", "Высоцкый". Конечно, не везде такая речь уместна, но владеть ею - роскошь. Аристократизм - это не жесткий стандарт, это способ проявить индивидуальность. Преподавательница манер Елизавета Георгиевна Волконская сразу сказала: "Володя, не пытайтесь делать из себя графа, постарайтесь стать Высоцким, может быть, тогда у вас и появится благородство". Сама-то, между прочим, сидит нога на ногу, в зубах папироска-и притом аристократично! В группе Бориса Ильича Вершилова вместе с Высоцким постигают азы мастерства Роман Вильдан, Жора Епифан-цев, Валя Никулин, Гена Ялович, Марина Добровольская, Аза Лихитченко. Все с гонором, с серьезными намерениями. Ялович затевает подготовку капустника, расспрашивает, кто что может показать. Епифанцеву как начинающему стихотворцу поручается написать песню о театре, о системе Станиславского, а Высоцкому как немножко "бацающему" на фортепьяно - подобрать музыку. Ну, мелодию решили взять из популярной тогда песни "Одесский порт" (где, в частнос-ти, есть слова: "Мне бить китов у кромки льдов, рыбьим жиром детей обеспечивать", и последние строки такие: "Пройдут года, но никогда это чувство к тебе не изменится"), а с текстом как-то дело не шло. Зашли в сад "Эрмитаж", вдохновились бутылкой пива на двоих (больше денег просто не было), и вдруг Высоцкий, взяв у Жоры листок со следами творческих мук, в момент набрасывает: Среди планет, среди комет Улетаем на крыльях фантазии К другим векам, материкам, К межпланетным Европам и Азиям. Ведь скоро будут корабли Бороздить океаны те вечные, Чтобы системой мы могли Межпланетных людей обеспечивать. Коль будет жизнь среди миров, Без актеров она не получится. Актеры все, из всех веков У системы искусству научатся. Мы можем все предугадать, Что задумано, это все сбудется! Пройдут года, но никогда Станиславского труд не забудется! Это не Пушкин, конечно, но Епифанцеву, ошеломленному скоростью стихосложения, остается только произнести: "Володя, да ты же гениальный поэт!" Такие слова некогда Давид Бурлюк адресовал Маяковскому - неподалеку отсюда это было, на Сретенском бульваре. Капустник потом прошел на ура, Высоцкому отныне постоянно заказывают сочинение пародий, эпиграмм, посвящений. После внезапной смерти Вершилова его группу принимают Александр Михайлович Комиссаров и Павел Владимирович Массальский. Солидность не мешает мхатовским мэтрам неформально встречаться с молодежью, прививая ей навыки застольной культуры. Случаются совместные вечеринки, порой в увешанном мемориальными досками мхатов-ском доме на улице Немировича-Данченко. Кажется, именно на одной из таких встреч, осенью, неотразимое впечатление на Высоцкого производит Иза Жукова, студентка третьего курса, недавно вернувшегося из поездки на целину. В спектакле третьекурсников по пьесе Штейна "Гостиница "Астория"" и у Высоцкого есть роль, только без слов, и изящная Иза на мальчика пока внимания не обращала. Теперь появляется шанс. Когда гости начинают расходиться и один педагог уговаривает Изу вместе с ее подругой поехать к его тетке (какая тетка в такое время!), Высоцкий с необычайной властностью берет приглянувшуюся девушку за палец и уводит. Она пока не в восторге от его активности, но позволяет проводить ее до общежития на Трифоновской. По дороге он узнает, что Иза родом из Горького, училась в хореографическом училище и чуть-чуть не стала балериной. Уже побывала замужем, прямо со школьной скамьи, да и сейчас не совсем чтобы в разводе: муж, авиационный техник, служит где-то в Таллине. С девочками, именно девочками, хотя и весьма легкомысленными, уже немало встреч было у Высоцкого, а тут - женщина, очень молодая, но такая взрослая по сравнению с ним. У него все так просто, все наружу, а в ней - что-то таинственное, необъяснимое... И вкусы у них разные. Смотрели вместе спектакли нового театра-студии "Современник": "Два цвета", "Голый король". Изе не понравилось: слишком много эпатажа, вызова. А он, пожалуй, не отказался бы в таком озорном театре работать. Осенью пятьдесят седьмого он приводит ее на Первую Мещанскую, знакомит с мамой, с Гисей Моисеевной, и они поселяются в третьей, общей комнате, где большая кровать отгорожена ширмой. Вот что такое "счастье в личной жизни"... Не больше, но и не меньше. Слова "семья" в языке Высоцкого пока нет, ему больше по душе слово "компания". Большой Каретный по-прежнему притягивает как магнит. Здесь несравненно выше театра ценится кинематограф. И в Школе-студии многие бредят "важнейшим из искусств". Жору Епифанцева прославленный режиссер Марк Донской пригласил на роль Фомы Гор-деева в своем фильме - это нечто! У Жоры фактура, конечно, выгодная, эффектная - могучий русский мужик. А Высоцкого пока киношники вниманием не балуют. Ходил на фотопробы к фильму "Над Тиссой" (детектив про шпионов, в "Пионерской правде" из номера в номер печатался) - никаких последствий. Была еще встреча с Борисом Барнетом, набиравшим себе студентов для эпизодов фильма "Аннушка". Барнет в первую очередь известен тем, что поставил легендарный "Подвиг разведчика" с Кадочниковым, а настоящие ценители говорят, что главный его творческий подвиг - это фильм "Окраина" начала тридцатых годов, где молодой режиссер выходил на мировой уровень и обещал стать вторым Эйзенштейном. Ну и что получилось? Рассказывали потом: Барнет, дескать, сказал, что самый интересный из юных актеров - это тот невысокий паренек, который сидел в углу и молчал. Но ассистенты режиссера этому высказыванию значения не придали, и встреча обернулась невстречей, говоря ахматовско-цветаевским языком. А случись по-иному, могла вся судьба актерская поехать по совсем другим рельсам... Любимый предмет Высоцкого в Школе-студии - литература. На удивление остальным он увлекается античной словесностью, а в древнегреческую мифологию впился с детским азартом. Имена-то какие: Кассандра, Пандора, Ариадна - каждое звучит как песня, как загадка. С русской литературой крупно повезло: ее преподает Андрей Донатович Синявский - сравнительно молодой доцент, бородатый, с неуловимым взглядом, то и дело косящим в неведомую сторону. В его лекциях - ни малейшего пафоса, никакой почтительности по отношению к классикам. С Пушкиным, Гоголем - абсолютно на дружеской ноге, говорит о них как равный. И на литературу смотрит исключительно с точки зрения ее артистизма, художества. "Крепостное право", "лишние люди", "типичные представители" дворянства или народа - без всех этих штампов, оказывается, можно отлично обойтись! Надо на каждое произведение смотреть так, как будто ты его сам сочинил, - и тогда все сразу понятно станет... Для Синявского нет различия между преподаванием и разговором о литературе, на уровне дружеского трепа. Студенты часто заходят к нему домой, где Синявский и его жена Маша с удовольствием слушают всю ерунду, которую несет молодежь. Высоцкий поет им цыганские песни, имитирует Чарли Чаплина и Ива Монтана. А когда они с Ялови-чем стали блатные песни выдавать, Андрей Донатович начал их записывать на недавно купленный магнитофон. Этот фольклор, говорит, - источник самой высокой поэзии. Блок вышел из цыганщины и из городского романса. А из книжек ничего нового не рождается, новое приходит с улицы, с низов, из устной речи. Еще что важно - Синявский не проводит резкой границы между классикой и литературой нынешней. Современной поэзией очень интересуется, причем довольно прохладно относится к Евтушенко и Рождественскому - не осуждает, а просто отмалчивается, когда о них речь заходит. А вот кого настоящим поэтом считает - так это Окуджаву. С виду, говорит, эти песенки просты, язык незамысловатый, но гамма эмоций очень богатая. Про Окуджаву Высоцкому было известно весьма приблизительно. Откуда он, какого возраста, на "о" его фамилия начинается или на "а"... Просто слово такое - "Окуджава", звучащее в одном ряду с сочетаниями "последний троллейбус" и "дежурный по апрелю". Те, кто с ним знаком, кому он свои песни на магнитофон напел, называют его просто Булат. Обещали как-то Высоцкого сводить на квартиру, где этот Булат будет петь. Но вот выступление Окуджавы устраивают в Школе-студии. Скромно, в простой аудитории. Нормальный грузин московского разлива, худощавый, с усиками, в буклистом пиджаке, почти как у Высоцкого, в клетчатой ковбойке. Очень был сдержан, говорил мало. Сказал, что пишет стихи, вышла у него книга в Калуге, скоро выйдет и в Москве. То, что он поет, - это тоже стихи, только положенные на мелодию, музыкой он это не считает. Ну, насчет мелодий он, пожалуй, скромничает, они у него довольно запоминающиеся, а гитарист он весьма безыскусный. Оказалось, что Окуджаве принадлежат и "Ванька Морозов", и "А мы швейцару: "Отворите двери!"", и "Девочка плачет: шарик улетел... " - многие держали эти песни за "народные". И все это он не исполняет, а как бы рассказывает, беседует со всеми собравшимися. И сказать после этих песен нечего, здорово - и все тут! Вышли с Изой на улицу Горького, и улица вся переменилась. И Центральный телеграф по-новому засветился, и пешеходы как будто красивее стали, и каждый троллейбус действительно плывет, как корабль. Иза произнесла что-то скептическое - насчет банальности и сентиментальности "этих песенок", он спорить не стал, но почувствовал, что песенки эти еще сыграют роль в его собственной судьбе. Снова решил поучиться гитарному искусству и прямо на следующий день упросил Романа Вильдана преподать ему ряд уроков, утаив по скромности, что уже учился у Коханов-ского. Что ж, основными аккордами овладел он теперь, пожалуй, не хуже, чем Окуджава. Вот если бы еще и сочинить что-нибудь на уровне этого скромника... У Изы между тем наступило время дипломного спектакля. В этой "Гостинице "Астория"" и Высоцкий доблестно сыграл роль молчаливого бойца. Распределение Иза получает в Киевский театр имени Леси Украинки. А летом шлет родным телеграмму о том, что приезжает в Горький "с новым мужем". По приезде новому мужу приходится поселиться на дебаркадере, сняв там каюту: дома у новых родственников слишком тесно. Зато можно почувствовать себя настоящим моряком. Объявился Жора Епифанцев, который снимается в "Фоме Гордееве" по месту жительства героя и автора. Вдвоем с Высоцким они берутся переплыть Волгу. До берега добрались, только здорово снесло течением: возвращались на пароме, а Иза в это время извелась в ожидании, да еще сестра Наташка ей все время твердила: "Пошли домой, они, наверное, утонули". Он проводил Изу в Киев, а сам вернулся в Москву и по вечерам коротает время то в Большом Каретном, то в общежитии на Трифоновке, сидя в комнате у Романа Вильдана. Романа в свою очередь он часто приглашает на Первую Мещанскую, чтобы напоить чайком, накормить по-человечески. Иной раз организует доставку горячей пищи на дом: Нина Максимовна нажарит картошки, а он весь противень тащит на Трифоновку ребятам: расстояние невелико, и картошка не успевает остыть... Вильдан теперь - Раскольников, а Высоцкий - Порфирий Петрович. В сцене из "Преступления и наказания", которую на их курсе поставил Виктор Сергачев. Играли они эту сцену и в Музее Достоевского, с успехом притом. Обнаружилось, что Высоцкий умеет не только смешить и передразнивать, годится он и для психологического театра. Роль Порфирия дьявольски интересна и глубока. Это и обвинитель и защитник в одном лице. Он способен каждого человека понять как самого себя, влезть в шкуру того же Раскольникова. В этом смысле он умнее его, потому что тот весь умещается в рамках своего сознания. Когда еще такая роль будет у Высоцкого? В начале года пятьдесят девятого у Высоцкого наконец дебют в кино. Видели картину Василия Ордынского "Сверстницы"? Злободневный фильм о молодежи, о борьбе со стилягами, о студентах театрального вуза. Главная героиня разочаровывается в своем таланте и переходит в медицинский институт. Люда Крылова там играет, Лида Федосеева. Всеволод Сафонов в роли аморального соблазнителя. А еще там есть персонаж по имени Петя, он ненадолго появляется и задает один вопрос: "Ну как там дела?" В роли Пети - Владимир Высоцкий. Не обратили внимания? Ничего, еще обратите! Ездил он в Киев к Изе. Пробрался тайком на репетицию "Дяди Вани", где Иза Соню играет. Режиссер Романов - со странностями, не выносит посторонних в зале. Вдруг примечает он незваного гостя в бельэтаже и грозно вопрошает: - Кто там? А оттуда ответ: - Пока - никто. Ответ оригинальный. Он напоминает одну дискуссию в самом начале двадцатых годов. Речь шла о командарме, имевшем два ордена Красного Знамени. Говорилось, что таких, как он, всего двадцать человек. Присутствовавший при этом Маяковский сказал: "А таких, как я, всего один". Хлебников же скромно прошептал: "А таких, как я, и одного не сыщешь". Владимир Высоцкий - еще будет! Начало карьеры Говорят, что молодость - это недостаток, который быстро проходит. Как сказать... У Высоцкого молодость проходит медленно, неуверенно, сумбурно. Внутренняя неуравновешенность, постоянные эмоциональные перепады. То он ощущает избыток сил, фонтанирует идеями, готов душу отдать первому встречному, - то погружается в уныние и депрессию, уходит в себя, а в себе тоже неуютно и хочется забыться, усыпить душу и разум привычным русским способом. Напротив Школы-студии имеется кафе "Артистическое", именуемое также на французский манер "Артистик": здесь порой можно обрести забвение, в пределах наличных средств. Такая неуравновешенность - свойство, нередко сопутствующее творческому таланту (но сама по себе его, естественно, не гарантирующая). И тут многое зависит от обстоятельств, от степени востребованности актера. Если его заметили, оценили, начали использовать, то в момент "светлой" фазы он реализуется полностью, а последующий провал становится просто паузой, интервалом. Если же избыточные силы не находят созидательного применения, они могут перекинуться на саморазрушение. В Школе-студии Высоцкий на хорошем счету, но в учебных спектаклях достаются ему роли мелковатые: в чеховской "Ведьме" - ямщик, в "Свадьбе" того же автора - Жигалов, отец невесты, вопрошающий: "А вот грузди в Греции есть?" (Александр Михайлович Комиссаров научил его в этом месте двумя пальцами изображать вилку, на которую этот гриб насажен. ) В январе шестидесятого - столетний юбилей классика, на его родине в Таганроге в ходе Чеховских дней выступают и мхатовские студенты, но без Высоцкого - он отстранен от поездки за недисциплинированность, за срывы. В дипломном спектакле "На дне" у него роль Бубнова. Все хвалят, удивляются, как он здорово перевоплощается в такого взрослого дядьку, но все-таки весь спектр своих возможностей он развернуть не может. Ведь не только грубость и брутальность ему доступны, он и Актера с его надрывом и отчаянием потянул бы... Приезжает в Москву Иза, избавившаяся наконец от уз предыдущего брака. Пора оформить отношения. Пришли в загс, там девушка выдала им бланки, стала что-то объяснять, а жених тут же демонстративно указывает на невесту: - Это вы ей говорите! Я в этом ничего не понимаю... И дальше все пошло в таком же шутейном духе. Словно не настоящая женитьба, а учебный спектакль, генеральная репетиция взрослой жизни, которая начнется еще нескоро. Семен Владимирович из Ленинграда, где сдавал экзамены в Академии связи, скомандовал по телефону: "Делайте нормальную свадьбу, как у людей!" А где? Может быть, у Володи Акимова? Нина Максимовна даже сходила туда, навела порядок, вымела два ведра окурков... Нет, лучше в Большом Каретном. Евгения Степановна с ее армянской родней активно готовится к событию, а Высоцкий прощается с прежней жизнью, учинив мальчишник в "Артистическом". В актерском мире особенное отношение к браку: здесь не считается, что в двадцать два года жениться рано, бывают мальчишки, которые и в более нежные годы попадают в западню. Просто актерский брак - он всегда как бы под вопросом, это своего рода черновик. Некоторые актеры потом мужают, матереют, становятся добропорядочными отцами семейств, иные же и до девяноста лет порхают по сцене и по жизни, то и дело надевая на себя очередные цепи Гименея, а потом сбрасывая их, как бумажную гирлянду или ленту серпантина во время новогодней елки. Двадцать пятого апреля Иза была на регистрации в сказочном наряде - бело-розовом платье с каркасом. Потом вся квартира в Большом Каретном была переполнена однокурсниками невесты и жениха, который перемежал исполнение песен репликами: "Она меня соблазнила, лишила свободы!" Среди подарков - огромный дог, купленный Геной Яловичем на улице у какого-то мужика всего за десять рублей. Через три дня эту Баскервильскую собаку пришлось вернуть дарителю, а тот потом долго сбывал ее с рук. Под утро вернулись на Первую Мещанскую, и сумрачные работяги, шествовавшие на смену, с недоумением лицезрели невысокого стройного юношу, стоящего на подоконнике в одних трусах и приглашающего их к себе с тем, чтобы торжественно обмыть "лишение свободы". Однако все, кончен бал, шутки в сторону! В конце апреля - прогон дипломного спектакля "На дне". В зале присутствовал Борис Шаляпин - сын легендарного певца, очень хвалил всех исполнителей. Во время монолога Бубнова о бесплатном трактире, который он мечтает устроить для бедняков, Нина Максимовна услышала сзади женский голос - не восторженный, а ровный, строгий и уверенный: "За этим мальчиком я буду следить всю жизнь". Кто это был - актриса, режиссерша, критикесса? А может быть... ... Голос просится наружу, хотя еще непонятно, что, собственно, хочет этот голос сказать. Когда под руки попадается пианино, Высоцкий пускается в долгие импровизации, накручивая аккорд за аккордом в произвольном порядке и изображая Луи Армстронга. Многим это нравится даже больше, чем оригинал. Английский язык он имитирует абсолютно похоже - весь набор звуков, и слушающим не мешают никакие комплексы насчет степени понимания текста. Синявский как-то пошутил, что "Армстронг" Высоцкого - это как заумь русских футуристов, как "дыр, бул, щил" у Крученых. Важен сам эмоциональный ритм, гул - и необязательно, чтобы в этом гуле прослушивались конкретные слова. У компании Кочаряна есть свой песенный репертуар - из разряда "музыка блатная, слова народные", их поет и сам Лева, и многие из завсегдатаев Большого Каретного. У Андрея Тарковского, например, коронный номер - "Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела... ". Утверждает, что сам он это и сочинил, но скорее всего разыгрывает. У Высоцкого тоже есть любимые песни этого типа - вот веселая одесская "И - здрасьте, мое почтенье... ", всякий раз приезжая к Изе в Киев, он встречал ее этими словами. Естественно, "Речечка", растекшаяся по стране во множестве вариантов, "Шнырит урка в ширме у майданщика... ", "Рано утром проснешься и откроешь газету... ". Это все он в соответствующем настроении может выдать, отбивая ритм рукой по столу - с гитарой отношения пока никак не сложатся. Что-то в нем сопротивляется тому, чтобы быть просто "исполнителем". А сочиняются пока только пародии. Как в театральной учебе пародия - необходимый способ приобретения актерских навыков (передразниваем мимику и речь друг друга, своих педагогов, эстрадных знаменитостей, политических вождей), - так и в поэзии все начинается с пародирования, шутливого копирования чужих стилей и языков. Берешь в руки перо - и в момент становишься Пушкиным, Некрасовым, Маяковским. Вот недавно Высоцкий выдал целую серию экспромтов, когда мама после долгих и упорных трудов привела в божеский вид его летние чешские брюки, которые теперь снова смотрятся как новые: Ты вынесла адовы муки, Шептала проклятья судьбе. За то, что поглажены брюки, Большое спасибо тебе. Некрасов Давно я красивый товар ищу! Насмешки с любой стороны, - Но завтра Совру товарищу - Скажу, Что купил штаны. Маяковский Тебе сказал недавно: коли Есть брюки - надо их стирать! Уже ?! Мерси, чего же боле, Что я могу еще сказать. Пушкин Некрасов тут в основном за счет размера (анапеста) изображается, то же и Пушкин с четырехстопным ямбом и пресловутым "чего же боле", а с Маяковским даже некоторый технический блеск достигнут: рифма "товар ищу - товарищу" вполне могла у самого Владим Владимыча встретиться. Подвернулся и случай для большой пародии, уже почти профессиональной. В марте страну потрясло известие о подвиге четырех солдат, которые сорок девять дней продержались на своей барже в открытом океане. Все газеты восторженно писали о том, как они там, когда кончились продукты, съели кожаные меха от гармошки, голенища сапог. Ребята героические, конечно, но зачем спекулировать на них и повторять без конца одно и то же? И вот, как-то, бренча на гитаре "Он был батальонный разведчик...", начинает Высоцкий на эту мелодию сочинять непритязательные куплеты: Волна на волну находила, И вал за валом набегал. Зиганшин стоял у кормила И глаз ни на миг не смыкал. Стихия реветь продолжала, И тихий шумел океан. Асхана сменил у штурвала Спокойный Федотов Иван. Суров же ты, климат охотский, - Уже третий день ураган. Встает у руля сам Крючковский, На отдых уходит Иван. Отложил гитару, сел за стол, над строфами расставил римские цифры - номеров всего будет сорок девять, но строф меньше: пропущенные номера заменяются кратким прозаическим пересказом. Например: XX. Последнюю съели картошку, Взглянули друг другу в глаза... Когда ел Поплавский гармошку, Крутая скатилась слеза. ... Голод становится невыносимым. Культмассовая работа не ведется по причине отсутствия муз. инструментов. Люди ослабли, но смотрят прямо и друг друга не едят. Дойдя до оптимистического заключения, сделал издевательскую приписку: "Таким же образом могут быть написаны поэмы о покорителях Арктики, об экспедиции в Антарктиде, о жилищном строительстве и о борьбе против колониализма. Надо только знать фамилии и иногда читать газеты". Потом придумал такой заголовок: Пособие для начинающих и законченных халтурщиков СОРОК ДЕВЯТЬ Поэма-песня в сорока девяти днях (сокращенное издание) Перечитал все сначала: жутко смешно! А потом призадумался: для кого это он сочинил? Не для самого ли себя? Влез он в шкуру советского стихотворного халтурщика - и навсегда из нее вылез. Попробуй он теперь сочинять что-нибудь героическое или трудовое - стыдно станет. Эти вот пока никому не показанные листочки будут ему упреком, они над ним тогда и посмеются... Сам себя навсегда лишил возможности сочинять "правильную" поэзию! В пору госэкзаменов зашел как-то посмотреть на малолеток-абитуриентов. Там ему с ходу приглянулся симпатичный круглолицый Сева Абдулов. Сын знаменитого покойного комика (игравшего грека Дымбу в фильме "Свадьба" за компанию с Раневской и оповестившего всю страну о том, что "в Греции все есть"), Сева держится без надменности и притом самостоятелен не по годам. Был в Сибири на съемках фильма "Ждите писем" (для мальчика - это крупный успех), но, услышав о смерти Пастернака, сорвался в Москву, присутствовал на похоронах, где и Синявский был, конечно, и где всех брали на заметку - те, "кому надо". Высоцкий тоже не побоялся бы съездить тогда в Переделкино, но его компания как-то пропустила это событие. В общем, подружились они, несмотря на несколько лет разницы в возрасте. Куда пойти работать по окончании Школы-студии? У Высоцкого есть разные варианты. Театр имени Маяковского на него имеет виды, а там ведь командует Охлопков - яркий режиссер новаторской складки. Да и Ролан Быков, приехавший из Питера, где он работает в Театре Ленинского комсомола, после дипломного спектакля проявил интерес к исполнителю роли Бубнова. На Большом Каретном у Высоцкого по этому случаю возникла кличка Вовчик-премьер. Но он ведь человек солидный, семейный, ему надо вместе с Изой устраиваться. Поэтому он больше всего прислушивается к Борису Равенских, заправляющему Театром имени Пушкина. Тот обещает радикально омолодить труппу: "Володя, я всех уберу... " И насчет Изы дал честное слово. Двадцатого июня Высоцкому вручен диплом и присвоена квалификация "актер драмы и кино". В ходе обучения выдержал он тридцать один экзамен (отлично - 24, хорошо - 6, удовлетворительно - 1) и тридцать пять зачетов. Оба госэкзамена (мастерство актера, диалектический и исторический материализм) сданы на "отлично". Получено распределение в Театр имени Пушкина (вместе с товарищами по курсу - Буровым, Портером, Ситко). Однако карьера Высоцкого в этом храме Мельпомены на Тверском бульваре начинается с того, что туда приходит бумага из милиции: молодой актер слишком бурно отметил с приятелями окончание альма-матер, учинив все в том же кафе "Артистик" небольшой дебош. Плохая примета... После июльской поездки с Изой на теплоходе в Горький - Рига, где гастролирует Пушкинский театр и где дебютантов собираются вводить в спектакли текущего репертуара. Гостиница "Метрополь", прогулки по старому городу - шикарная жизнь! Новобранцев пока используют в массовках, но всему свое время, успеем еще. Высоцкий звонит Ко-хановскому, и тот приезжает сюда отдохнуть и разделить компанию. По вечерам, когда из гостиничного ресторана уходят профессиональные музыканты, Высоцкий садится за рояль и наяривает своего "Армстронга". А однажды в гостиницу к ним наведался Александр Аркадьевич Галич - респектабельный драматург и киносценарист. Что-то пел под гитару, вспоминал свои встречи со Станиславским, Багрицким. Рассказал массу баек, например, про покойного Вертинского. Как сидели они с ним за одним столом в ресторане ВТО. Александр Николаевич пил чай с лимоном, а Галич кушал полный обед с коньячком. Вертинский, расплачиваясь, вальяжно произнес: "Сдачи не надо", и официант согнулся в почтительном поклоне, хотя речь шла о копейках, которых в буквальном смысле хватит разве что "на чай". Галич еще посидел один, а получив счет, заплатил чуть ли не два рубля сверху. Официант принимает деньги с высокомерным выражением лица. Не выдержал Галич и спрашивает, почему, мол, на фоне такой почтительности к Вертинскому такое пренебрежение к нему, столь щедрому посетителю? А официант отвечает: "Так тот же - настоящий барин!" По возвращении в Москву работа оборачивается сплошным разочарованием. Разве это роли? Шофер Костя в пьесе о проблемах молодежи, падкий до сенсаций итальянский журналист с блокнотом, красноармеец с винтовкой, игрок в Кости в древнеиндийском сюжете, немногословный начальник отдела кадров на стройке (названия и имена авторов стоит умолчать "в силу экономии бумаги", как говорил Зо-щенко). Получше будет - "Изгнание блудного беса" по Алексею Толстому. Там вся труппа занята в динамичном действе. Все, глядя на старца, которого играет знаменитый Борис Чирков, бегают, прыгают, укутанные в какие-то нелепые одежды, - друг друга на сцене не узнать! А выше всех сигает исполнительница главной роли Фаина Григорьевна Раневская. В такой толпе даже весело делается - все на равных, в едином кураже. Ну, еще подфартило Высоцкому в конце сентября заполучить роль Лешего в "Аленьком цветочке", которую он теперь играет поочередно с Торстенсеном. Тут есть простор для импровизации, даже для хулиганства. Решительно не заладилось дело с новым спектаклем - по пьесе чешского драматурга Дитла "Свиные хвостики". Начинал Высоцкий репетировать главную роль - Ржапека, а потом решили, что не смотрится он в качестве пятидесятилетнего мужика. Перевели его в эпизоды - вплоть до прохода с барабаном из кулисы в кулису. Но главная подлость Равенских: теперь от разговора о работе для Изы Высоцкой он уходит. Весной, во время дипломных спектаклей, в Школе-студии крутились молодые кинорежиссеры Довлатян и Мирский, подыскивая молодежь для фильма "Карьера Димы Горина". Вильдана звали на главную роль, а он отказался: ему был обещан Хлестаков во МХАТе. И Высоцкого они тогда заметили, вот теперь берут на монтажника Софрона - роль не первого плана, но заметная. В ноябре выехали на съемки в Карпаты, где в то время возводилась новая линия высоковольтных передач. Приходилось взбираться на сорокаметровые опоры, дух захватывало. Работа в кино всегда интересна - хотя бы сопутствующими приключениями. Есть потом что вспомнить, что людям рассказать с комментариями и прибавлениями, в которые от многократного повторения сам начинаешь верить. По ходу съемок перебегали в одежде холодную горную речку. Страшно мерзли актеры, зато потом им выдавали спирт для растирания. Спирт, естественно, употребляли более рационально, после чего готовы были опять в воду прыгать... Ну а коронный эпизод - не в фильме, а в последовавших за ним рассказах - это Высоцкий как жертва мордобоя. На второй съемочный день Высоцкий должен был вести ЗИЛ-130 и приставать к сидящей с ним в кабине Татьяне Конюховой. Такая уважаемая, известная артистка... Может быть, не надо ее обнимать, может быть, я лучше скажу ей что-нибудь? Режиссер недоволен, и сама артистка уже говорит: "Да ну, перестань, Володя! Ну, смелее! Ну что ты?" А влюбленный в героиню Дима Горин все это видит. И играющий его Саша Демьяненко должен теперь бить Высоцкого в челюсть, причем по-настоящему, потому что это не театр и на большом экране вранье сразу будет заметно. Шел дождь, у оператора все время получался брак, и пришлось снимать девять дублей. Демьяненко говорит: "Володя, ну что делать? Ну надо! Ну, давай я хоть тебя для симметрии по другой половине лица буду бить". А может, он этого не говорил, а Высоцкий сам это придумал. Зато теперь есть в запасе устная новелла с эффектным финалом: "Вот так началось мое знакомство с кинематографом - с такого несправедливого, в общем, мордобития". Жизнь не получается. В театре ничего не светит. И в остальном... В январе шестьдесят первого, во время школьных каникул, Изе удается по договору поработать в Лейкоме. В помещении Театра Ермоловой она играет в "Новых людях" по Чернышевскому Веру Павловну, танцует на сцене мазурку с обаятельным Ширвиндтом. У Высоцкого - такая уже наметилась закономерность - январь месяц тяжелый, с неизбежными срывами и горьким забвением. Февральскую премьеру "Свиных хвостиков" при всем желании в творческий актив не запишешь. Изе он не в состоянии помочь, и в марте она уезжает работать в Ростов. Дальнейшая семейная жизнь под большим вопросом, хотя они оба стараются об этом не думать. После отъезда Изы его тянет из дома подальше, он ночует то у Акимова, то у Утевского, а чаще всего - у Кочаряна. В их компании у всех дела не блестящи, зато есть общая вера в будущее. Сложилась своего рода коммуна. Бывают здесь Артур Макаров, Эдик Кеосаян, заглядывает Олег Стриженов, были даже Вася Шукшин и Андрей Тарковский. В стране идет борьба с тунеядцами, а они как вызов режиму "Гимн тунеядцев" сложили: И артисты, и юристы Тесно держим в жизни круг. Есть средь нас жиды и коммунисты, Только нет средь нас подлюг! Идем сдавать посуду, Ее берут не всюду. Работа нас не ждет, Ребята, вперед! Иногда не хватает для всех спальных мест. Легендарным стал случай, когда даже на пол нечего было постелить, и припозднившегося Высоцкого Лева уложил спать в ванне. Под подбородок ему доску положил и всю ночь горячую во-ду подливал. Да, есть что вспомнить! Андрей Тарковский однажды размечтался: "Ребята, давайте, когда станем богатыми, построим большой дом в деревне и будем все вместе там жить!" А пока Андрей готовится к постановке первого своего большого фильма - "Иваново детство". В основе - повесть В. Богомолова "Иван", где главный персонаж - мальчик-разведчик, нервный, почти истеричный, люто ненавидящий немцев, убивших всю ею семью. На эту роль нашли четырнадцатилетнего паренька Колю Бурляева. А Высоцкого пробуют на капитана Холи-на - уверенного в себе командира и неотразимого сердцееда. После проб он приглашает младшего товарища в "Эрмитаж", угощает мороженым и шампанским, расспрашивает о жизни. Этот юный заика и неврастеник точно будет артистом - весь натянутый, как струна, без тормозов и отвлекающих мыслей в голове. И точно: Бурляева утверждают с ходу, а Высоцкому опять советуют подрасти, поскольку не тянет он на умудренного жизнью Холина, и предпочтение отдано опытному Зубкову. Но там же есть еще молодой лейтенант Гальцев, с которым Иван так фамильярно держится. Почему Андрей эту роль Высоцкому не предложил? А Лева Кочарян работает в Севастополе в фильме "Увольнение на берег" и небольшую роль для Высоцкого пробил: будет он там морячком, которого на берег не пускают. Зато на крейсере "Кутузов" предстоит самая настоящая морская жизнь. И еще пришла как-то в театр ленинградская дама Анна Давыдовна Тубеншляк, работающая вторым режиссером в фильме "713-й просит посадку". "Нестандартный" Высоцкий показался ей подходящим для роли солдата американской морской пехоты. Там коварные шпионы напоили экипаж снотворным, пассажиры в панике, и больше всех бьется в истерике персонаж, которого ему предлагают. Скоро ехать на пробы, а пока он проводит вечера на Большом Каретном, с друзьями, вином и гитарой. Свой нехитрый репертуар Высоцкий уже не раз записал на магнитофоны - акимовский, кочаряновский. Но как-то уже навязли в зубах чужие песни. Когда же сложится что-то свое? Первая песня Она приходит неожиданно - вваливается в битком набитый ленинградский автобус вместе с симпатичным плечистым амбалом в незастегнутой по причине жуткой жары рубашке-бобочке. Пальцы у этого здоровяка изрисованы лиловыми якорьками, а на умеренно волосатой груди обнаруживается тщательно выполненный женский портрет, под которым полукружьем выведена надпись: "ЛЮБА! Я тебя не забуду!" Не забывается никак эта картинка. Люба становится цветной, одетой в пестрое крепдешиновое платье с черным кожаным поясом на узкой талии. Рядом с ней два ухажера - это уж как минимум. Какие губы у нашей Любы... Только где-то Люба уже была... "А Люба смотрит - что за красота, а я гляжу... " Жаль... Картинка смазывается, исчезает... Потом она возвращается к нему вечером, на перроне перед поездом двадцать три - пятьдесят. Кто-то кого-то провожает, люди целуются, машут из окон руками... Мы та-та-та попрощались на вокзале... Мне сказали... Так может же быть: "Вали"?.. Валей ее назовем - и все! В Москве за два дня все сладилось, срифмовалось, легло на мелодию: Не делили мы тебя и не ласкали, А что любили - так это позади, - Я ношу в душе твой светлый образ, Валя, А Леша выколол твой образ на груди. И в тот день, когда прощались на вокзале, Я тебя до гроба помнить обещал, - Я сказал: "Я не забуду в жизни Вали!" "А я- тем более!" - мне Леша отвечал. Вроде все шуточки, а у ребят моих страсти сурьезные разыгрались: И теперь реши, кому из нас с ним хуже, И кому трудней - попробуй разбери: У него - твой профиль выколот снаружи, А у меня - душа исколота снутри. "Изнутри" не влезло по размеру, но "снутри" даже лучше. Товарищ-то академиев не кончал. Но и не совсем деревня - нормальный городской мужик. Сейчас немножко сгустим красочки, слезу подпустим: И когда мне так уж тошно, хоть на плаху, - Пусть слова мои тебя не оскорбят, - Я прошу, чтоб Леша расстегнул рубаху, И гляжу, гляжу часами на тебя. Может, лучше: "И гляжу не отрываясь на тебя"? Так, может, было бы правильнее, но "часами" - смешнее. А вот теперь - поворотик драматический, кульминация: Но недавно мой товарищ, друг хороший, Он беду мою искусством поборол Он скопировал тебя с груди у Леши И на грудь мою твой профиль наколол. У того мужика в Ленинграде, правда, не профиль был - фас, но кому это теперь важно? А вот и финал, этот куплет уже заранее сочинен, осталось только заполнить пару дырок "Что моя та-та-та-та татуировка"... "Что-моя-люби-мая-та-ту-иров-ка" - не то. А точно - "моя"? Почему не ее? Ее же портрет-то... А что, если с такой предпоследней строкой: Знаю я, своих друзей чернить неловко, Но ты мне ближе и роднее оттого, Что моя - верней, твоя - татуировка Много лучше и красивше, чем его ! Ничего получилось. Молодец Вэ Высоцкий! Эт-то можно и людЯм показать! Наутро он хватается за телефон. Где-то пусто, где-то занято, наконец Макаров отвечает хриплым голосом, со вчерашнего бодуна: "Чего принести? Ну... поправиться". Прихватив с собой - все-таки - гитару, он берет в гастрономе два "огнетушителя" "Карданахи" и, нагруженный, поднимается к двери Артура. Настроение игривое, игровое. Поставил одну бутыль на стол, соскоблил ножом сургуч, а в пробку воткнул подобранную с пола вилку. - Арчик, меня тут недавно научили лихо открывать бутылки. Сейчас я ее толкну, она упадет, перевернется, ударится донышком, и пробка вылетит сама! - Да что ты! Разобьется же бутылка. Я тебя тогда убью, б.. Но бутылка уже шлепается плашмя об пол. Мгновенье - и зеленые осколки торчат из портвейновой лужи. Весело глядя на поникшего в скорбном молчании Макарова, он берется за вторую, готовясь в случае чего прыгнуть к двери. Загадал про себя: если удастся фокус, то я - поэт. Теперь бутылка стукается об пол донышком и непостижимым образом уцелевает, а пробка хоть и не вылетает, но смещается, и ее ничего не стоит вытянуть, взявшись за вилку. Где стаканы? - Вот видишь, а ты боялся. Пока Артур потихоньку возвращается к жизни, он как бы невзначай берет аккорд-другой. "Не делили мы тебя и не ласкали... " Кончились и песня, и портвейн. Макаров снисходительно хмыкает: - Смешно. А чья песня-то? - Моя. - Да иди ты! - Ну точно моя! - Тогда ты орел. Слетал бы еще в магазин, а? Вечером они с Акимовым провожают Инну Кочарян в Севастополь. Он опять берет с собой гитару и, улучив подходящий момент, когда они уже уселись втроем в купе, а соседи еще не подоспели, осторожно предлагает: - Хочешь, на дорожку покажу кое-что? Сам сочинил, а никто почему-то не верит. Говорят, что это из классики. И самому себя интересно слушать стало. Совсем новое какое-то ощущение: ничего в словах не поменял, а песня как будто другая сделалась. - Ничего, да? Ты Леве расскажи, ладно? Что я сам это написал. Пора пробираться к выходу. Кое-кто в вагоне уже к нему присматривается с любопытством. Ладно, ребята, я еще всем вам когда-нибудь спою и сыграю. Вы хочете песен - их есть у меня! Люся Снова Ленинград и съемки "Семьсот тринадцатого". Опять Высоцкому достался эпизод с мордобитием: на этот раз его колошматит красавец Отар Коберидзе, которого он зовет "Батей". Работа тянется в обычном, обыденном ритме. По вечерам и время остается свободным и душа ничем не занята. Какому москвичу не знакомо это чувство, когда томишься ты в этом чужом, сумрачном, неуютном городе, да к тому же не в лучшей, не центрально-парадной его части? Погуляешь так возле гостиницы "Выборгская" по улицам, наименованным в честь сибирских городов: Омская, Новосибирская, - и взвоешь. Господи, куда я попал? В Омске или Новосибирске небось повеселее будет, а тут не столица, не провинция, а какое-то безнадежное глухое пространство. Да еще сентябрьский дождь, да еще безденежье, и