Владимир Высоцкий. 1972 год x x x Мажорный светофор, трехцветье, трио, Палитро-палитура цвето-нот. Но где же он, мой "голубой период"? Мой "голубой период" не придет! Представьте, черный цвет невидим глазу, Все то, что мы считаем черным, - серо. Мы черноты не видели ни разу - Лишь серость пробивает атмосферу. И ультрафиолет, и инфракрасный - Ну, словом, все, что "чересчур", - не видно, - Они, как правосудье, беспристрастны, В них - все равны, прозрачны, стекловидны. И только красный, желтый цвет - бесспорны, Зеленый - тоже: зелень в хлорофилле. Поэтому трехцветны светофоры - Чтоб проезжали и переходили. Три этих цвета - в каждом организме, В любом мозгу, как яркий отпечаток. Есть, правда, отклоненье в дальтонизме, Но дальтонизм - порок и недостаток. Трехцветны музы, но, как будто серы, А "инфра", "ультра" - как всегда, в загоне, - Гуляют на свободе полумеры, И "псевдо" ходят как воры в законе. Все в трех цветах нашло отображенье, Лишь изредка меняется порядок. Три цвета избавляют от броженья - Незыблемы, как три ряда трехрядок. 1972 x x x И сегодня, и намедни - Только бредни, только бредни, И третьего тоже дни Снова бредни - все они. 1972 x x x Поздно говорить и смешно - Не хотела, но Что теперь скрывать - все равно Дело сделано... Все надежды вдруг Выпали из рук, Как цветы запоздалые, А свою весну - Вечную, одну - Ах, прозевала я. Весна!.. Не дури - Ни за что не пей вина на пари, Никогда не вешай ключ на двери, Ставни затвори, Цветы - не бери, Не бери да и сама не дари, Если даже без ума - не смотри, - Затаись, замри! Холода всю зиму подряд - Невозможные, - Зимняя любовь, говорят, Понадежнее. Но надежды вдруг Выпали из рук, Как цветы запоздалые, И свою весну - Первую, одну - Знать, прозевала я. Ах, черт побери, Если хочешь - пей вино на пари, Если хочешь - вешай ключ на двери И в глаза смотри, - Не то в январи Подкрадутся вновь сугробы к двери, Вновь увидишь из окна пустыри, - Двери отвори! И пой до зари, И цветы - когда от сердца - бери, Если хочешь подарить - подари, Подожгут - гори! 1972 x x x Снег удлинил в два раза все столбы, А ветер сбросил мощь свою о счетов И не сметает снежные грибы, Высокие, как шапки звездочетов, - Ни с указателей верст, Ни с труб, ни с низеньких кочек, Как будто насмерть замерз И шевельнуться не хочет. 1972 В лабиринте Миф этот в детстве каждый прочел - Черт побери! - Парень один к счастью пришел Сквозь лабиринт. Кто-то хотел парня убить - Видно, со зла, Но царская дочь путеводную нить Парню дала. С древним сюжетом Знаком не один ты: В городе этом - Сплошь лабиринты, Трудно дышать, Не отыскать Воздух и свет. И у меня дело неладно - Я потерял нить Ариадны... Словно в час пик Всюду тупик, - Выхода нет! Древний герой ниточку ту Крепко держал, И слепоту, и немоту - Все испытал, И духоту, и черноту Жадно глотал. И долго руками одну пустоту Парень хватал. Сколько их бьется, Людей одиноких, Словно в колодцах Улиц глубоких! Я тороплюсь, В горло вцеплюсь - Вырву ответ! Слышится смех: "Зря вы спешите: Поздно! У всех - порваны нити!" Хаос, возня - И у меня Выхода нет! Злобный король в этой стране Повелевал, Бык Минотавр ждал в тишине И убивал. Лишь одному это дано - Смерть миновать: Только одно, только одно - Нить не порвать! Кончилось лето, Зима на подходе, Люди одеты Не по погоде - Видно подолгу Ищут без толку Слабый просвет. Холодно - пусть! Все заберите. Я задохнусь: здесь, в лабиринте Наверняка Из тупика Выхода нет! Древним затея не удалась! Ну и дела! Нитка любви не порвалась, Не подвела. Свет впереди! Именно там На холодок Вышел герой, а Минотавр С голода сдох! Здесь, в лабиринте, Мечутся люди - Рядом, смотрите, Жертвы и судьи: Здесь, в темноте, Эти и те Чувствуют ночь. Крики и вопли - все без вниманья, Я не желаю в эту компанью. Кто меня ждет - Знаю, придет, Выведет прочь! Только пришла бы, Только нашла бы! И поняла бы - Нитка ослабла! Да! Так и есть: Ты уже здесь - Будет и свет. Руки сцепились до миллиметра, Все! Мы уходим к свету и ветру, Прямо сквозь тьму, Где одному Выхода нет! 1972 x x x Проделав брешь в затишьи, Весна идет в штыки, И высунули крыши Из снега языки. Голодная до драки, Оскалилась весна, - Как с языка собаки, Стекает с крыш слюна. Весенние армии жаждут успеха, Все ясно, и стрелы на карте прямы, И воины в легких небесных доспехах Врубаются в белые рати зимы. Но рано веселиться! Сам зимний генерал Никак своих позиций Без боя не сдавал. Тайком под белым флагом Он собирал войска, И вдруг ударил с фланга Мороз исподтишка. И битва идет с переменным успехом: Где - свет и ручьи, где - поземка и мгла. И воины в легких небесных доспехах С потерями вышли назад из котла. Морозу удирать бы, А он впадает в раж: Играет с вьюгой свадьбу, Не свадьбу, а шабаш. Окно скрипит фрамугой - То ветер перебрал. Но он напрасно с вьюгой Победу пировал. А в зимнем тылу говорят об успехах, И наглые сводки приходят из тьмы, Но воины в легких небесных доспехах Врубаются клиньями в царство зимы. Откуда что берется, - Сжимается без слов Рука тепла и солнца На горле холодов. Не совершиться чуду - Снег виден лишь в тылах. Войска зимы повсюду Бросают белый флаг. И дальше на север идет наступленье, Запела вода, пробуждаясь от сна. Весна неизбежна - ну, как обновленье, И необходима, как просто весна. Кто славно жил в морозы - Тот ждет и точит зуб, И проливает слезы Из водосточных труб. Но только грош им, нищим, В базарный день цена - На эту землю свыше Ниспослана весна. Два слова войскам - несмотря на успехи Не прячьте в чулан или старый комод Небесные легкие ваши доспехи - Они пригодятся еще через год. 1972 x x x Сорняков, когда созреют, - Всякий опасается. Дураков никто не сеет - Сами нарождаются. 1972 x x x Я загадочен, как марсианин, Я пугливый: чуть что - и дрожу. Но фигу, что держу в кармане, Не покажу! 1972 Белое безмолвие Все года, и века, и эпохи подряд - Все стремится к теплу от морозов и вьюг, - Почему ж эти птицы на север летят, Если птицам положено - только на юг? Слава им не нужна - и величие, Вот под крыльями кончится лед - И найдут они счастие птичее, Как награду за дерзкий полет! Что же нам не жилось, что же нам не спалось? Что нас выгнало в путь по высокой волне? Нам сиянье пока наблюдать не пришлось, - Это редко бывает - сиянья в цене! Тишина... Только чайки - как молнии, - Пустотой мы их кормим из рук. Но наградою нам за безмолвие Обязательно будет звук! Как давно снятся нам только белые сны - Все другие оттенки снега занесли, - Мы ослепли - темно от такой белизны, - Но прозреем от черной полоски земли. Наше горло отпустит молчание, Наша слабость растает как тень, - И наградой за ночи отчаянья Будет вечный полярный день! Север, воля, надежда - страна без границ, Снег без грязи - как долгая жизнь без вранья. Воронье нам не выклюет глаз из глазниц - Потому, что не водится здесь воронья. Кто не верил в дурные пророчества, В снег не лег ни на миг отдохнуть - Тем наградою за одиночество Должен встретиться кто-нибудь! 1972 Кони привередливые Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому краю Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю... Что-то воздуху мне мало - ветер пью, туман глотаю, - Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Вы тугую не слушайте плеть! Но что-то кони мне попались привередливые - И дожить не успел, мне допеть не успеть. Я коней напою, я куплет допою - Хоть мгновенье еще постою на краю... Сгину я - меня пушинкой ураган сметет с ладони, И в санях меня галопом повлекут по снегу утром, - Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони, Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Не указчики вам кнут и плеть! Но что-то кони мне попались привередливые - И дожить не успел, мне допеть не успеть. Я коней напою, я куплет допою - Хоть мгновенье еще постою на краю... Мы успели: в гости к Богу не бывает опозданий, - Так, что ж там ангелы поют такими злыми голосами?! Или это колокольчик весь зашелся от рыданий, Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Умоляю вас вскачь не лететь! Но что-то кони мне попались привередливые... Коль дожить не успел, так хотя бы - допеть! Я коней напою, я куплет допою - Хоть мгновенье еще постою на краю... 1972 Песня про белого слона Жили-были в Индии с древней старины Дикие огромные серые слоны - Слоны слонялись в джунглях без маршрута, - Один из них был белый почему-то. Добрым глазом, тихим нравом отличался он, И умом, и мастью благородной, - Средь своих собратьев серых - белый слон Был, конечно, белою вороной. И владыка Индии - были времена - Мне из уважения подарил слона. "Зачем мне слон?" - Спросил я иноверца, А он сказал: "В слоне - большое сердце..." Слон мне делал реверанс, а я ему - поклон, Речь моя была незлой и тихой, - Потому что этот самый - белый слон Был к тому же белою слонихой. Я прекрасно выглядел, сидя на слоне, Ездил я по Индии - сказочной стране, - Ах, где мы только вместе не скитались! И в тесноте отлично уживались. И бывало, шли мы петь под чей-нибудь балкон, - Дамы так и прыгали из спален... Надо вам сказать, что этот белый слон Был необычайно музыкален. Карту мира видели вы наверняка - Знаете, что в Индии тоже есть река, - Мой слон и я питались соком манго, И как-то потерялись в дебрях Ганга. Я метался по реке, забыв покой и сон, Безвозвратно подорвал здоровье... А потом сказали мне: "Твой белый слон Встретил стадо белое слоновье..." Долго был в обиде я, только - вот те на! - Мне владыка Индии вновь прислал слона: В виде украшения на трости - Белый слон, но из слоновой кости. Говорят, что семь слонов иметь - хороший тон, - На шкафу, как средство от напастей... Пусть гуляет лучше в белом стаде белый слон - Пусть он лучше не приносит счастья! 1972 Честь шахматной короны I. Подготовка Я кричал: "Вы что там, обалдели? - Уронили шахматный престиж!" Мне сказали в нашем спортотделе: "Ага, прекрасно - ты и защитишь! Но учти, что Фишер очень ярок, - Даже спит с доскою - сила в ем, Он играет чисто, без помарок..." Ничего, я тоже не подарок, - У меня в запасе - ход конем. Ох вы мускулы стальные, Пальцы цепкие мои! Эх, резные, расписные Деревянные ладьи! Друг мой, футболист, учил: "Не бойся, - Он к таким партнерам не привык. За тылы и центр не беспокойся, А играй по краю - напрямик!.." Я налег на бег, на стометровки, В бане вес согнал, отлично сплю, Были по хоккею тренировки... В общем, после этой подготовки - Я его без мата задавлю! Ох, вы сильные ладони, Мышцы крепкие спины! Эх вы кони мои, кони, Ох вы милые слоны! "Не спеши и, главное, не горбись, - Так боксер беседовал со мной, - В ближний бой не лезь, работай в корпус, Помни, что коронный твой - прямой". Честь короны шахматной - на карте, - Он от пораженья не уйдет: Мы сыграли с Талем десять партий - В преферанс, в очко и на биллиарде, - Таль сказал: "Такой не подведет!" Ох, рельеф мускулатуры! Дельтовидные - сильны! Что мне его легкие фигуры, Эти кони да слоны! И в буфете, для других закрытом, Повар успокоил: "Не робей! Ты с таким прекрасным аппетитом - Враз проглотишь всех его коней! Ты присядь перед дорогой дальней - И бери с питанием рюкзак. На двоих готовь пирог пасхальный: Этот Шифер - хоть и гениальный, - А небось покушать не дурак!" Ох мы - крепкие орешки! Мы корону - привезем! Спать ложусь я - вроде пешки, Просыпаюся - ферзем! II. Игра Только прилетели - сразу сели. Фишки все заранее стоят. Фоторепортеры налетели - И слепят, и с толку сбить хотят. Но меня и дома - кто положит? Репортерам с ног меня не сбить!.. Мне же неумение поможет: Этот Шифер ни за что не сможет Угадать, чем буду я ходить. Выпало ходить ему, задире, - Говорят, он белыми мастак! - Сделал ход с е2 на е4... Что-то мне знакомое... Так-так! Ход за мной - что делать!? Надо, Сева, - Наугад, как ночью по тайге... Помню - всех главнее королева: Ходит взад-вперед и вправо-влево, - Ну а кони вроде - только буквой "Г". Эх, спасибо заводскому другу - Научил, как ходят, как сдают... Выяснилось позже - я с испугу Разыграл классический дебют! Все следил, чтоб не было промашки, Вспоминал все повара в тоске. Эх, сменить бы пешки на рюмашки - Живо б прояснилось на доске! Вижу, он нацеливает вилку - Хочет съесть, - и я бы съел ферзя... Под такой бы закусь - да бутылку! Но во время матча пить нельзя. Я голодный, посудите сами: Здесь у них лишь кофе да омлет, - Клетки - как круги перед глазами, Королей я путаю с тузами И с дебютом путаю дуплет. Есть примета - вот я и рискую: В первый раз должно мне повезти. Да я его замучу, зашахую - Мне бы только дамку провести! Не мычу не телюсь, весь - как вата. Надо что-то бить - уже пора! Чем же бить? Ладьею - страшновато, Справа в челюсть - вроде рановато, Неудобно - первая игра. ...Он мою защиту разрушает - Старую индийскую - в момент, - Это смутно мне напоминает Индо-пакистанский инцидент. Только зря он шутит с нашим братом, У меня есть мера, даже две: Если он меня прикончит матом, Так я его - через бедро с захватом, Или - ход конем - по голове! Я еще чуток добавил прыти - Все не так уж сумрачно вблизи: В мире шахмат пешка может выйти - Если тренируется - в ферзи! Шифер стал на хитрости пускаться: Встанет, пробежится и - назад; Предложил турами поменяться, - Ну, еще б ему меня не опасаться - Я же лежа жму сто пятьдесят! Я его фигурку смерил оком, И когда он объявил мне шах - Обнажил я бицепс ненароком, Даже снял для верности пиджак. И мгновенно в зале стало тише, Он заметил, что я привстаю... Видно, ему стало не до фишек - И хваленый пресловутый Фишер Тут же согласился на ничью. 1972 x x x Так случилось - мужчины ушли, Побросали посевы до срока, - Вот их больше не видно из окон - Растворились в дорожной пыли. Вытекают из колоса зерна - Это слезы несжатых полей, И холодные ветры проворно Потекли из щелей. Мы вас ждем - торопите коней! В добрый час, в добрый час, в добрый час! Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины... А потом возвращайтесь скорей: Ивы плачут по вас, И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины. Мы в высоких живем теремах - Входа нет никому в эти зданья: Одиночество и ожиданье Вместо вас поселилось в домах. Потеряла и свежесть и прелесть Белизна ненадетых рубах. Да и старые песни приелись И навязли в зубах. Мы вас ждем - торопите коней! В добрый час, в добрый час, в добрый час! Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины... А потом возвращайтесь скорей: Ивы плачут по вас, И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины. Все единою болью болит, И звучит с каждым днем непрестанней Вековечный надрыв причитаний Отголоском старинных молитв. Мы вас встретим и пеших, и конных, Утомленных, нецелых - любых, - Только б не пустота похоронных, Не предчувствие их! Мы вас ждем - торопите коней! В добрый час, в добрый час, в добрый час! Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины... А потом возвращайтесь скорей: Ивы плачут по вас, И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины. 1972 x x x Когда я спотыкаюсь на стихах, Когда ни до размеров, ни до рифм, - Тогда друзьям пою о моряках, До белых пальцев стискивая гриф. Всем делам моим на суше вопреки И назло моим заботам на земле Вы возьмите меня в море, моряки, Я все вахты отстою на корабле! Любая тварь по морю знай плывет, Под винт попасть не каждый норовит, - А здесь, на суше, каждый пешеход Наступит, оттолкнет - и убежит. Всем делам моим на суше вопреки И назло моим заботам на земле Вы возьмите меня в море, моряки, Я все вахты отстою на корабле! Известно вам - мир не на трех китах, А нам известно - он не на троих. Вам вольничать нельзя в чужих портах - А я забыл, как вольничать в своих. Так всем делам моим на суше вопреки, Так назло моим заботам на земле Вы за мной пришлите шлюпку, моряки, Поднесите рюмку водки на весле! 1972 x x x Не гуди без меры, без причины, - Милиционеры из машины Врут аж до хрипоты. Подлецам сигнальте не сигнальте - Пол-лица впечаталось в асфальте, Тут не до красоты. По пути - обильные проулки... Все автомобильные прогулки Вплоть надо запретить. Ну а на моем на мотоцикле Тесно вчетвером, но мы привыкли, Хоть трудно тормозить. Крошка-мотороллер так прекрасен! Пешеход доволен, но опасен - МАЗ или "пылесос". Я на пешеходов не в обиде, Но враги народа в пьяном виде - Раз! - и под колесо. Мотороллер - что ж, он на излете Очень был похож на вертолетик, - Ух, и фасон с кого! Побежать и запатентовать бы, Но бежать нельзя - лежать до свадьбы У Склифосовского. 1972 Баллада о гипсе В. Абдулову Нет острых ощущений - все старье, гнилье и хлам, - Того гляди, с тоски сыграю в ящик. Балкон бы, что ли, сверху, иль автобус - пополам, - Вот это боле-мене подходяще! Повезло! Наконец повезло! - Видит бог, что дошел я до точки! - Самосвал в тридцать тысяч кило Мне скелет раздробил на кусочки! Вот лежу я на спине Загипсованный, - Каждый член у мене - Расфасованный По отдельности До исправности, - Все будет в целости И в сохранности! Эх, жаль, что не роняли вам на череп утюгов, - Скорблю о вас - как мало вы успели! - Ах, это просто прелесть - сотрясение мозгов, Ах, это наслажденье - гипс на теле! Как броня - на груди у меня, На руках моих - крепкие латы, - Так и хочется крикнуть: "Коня мне, коня!" - И верхом ускакать из палаты! Но лежу я на спине Загипсованный, - Каждый член у мене - Расфасованный По отдельности До исправности, - Все будет в целости И в сохранности! Задавлены все чувства - лишь для боли нет преград, - Ну что ж, мы сами часто чувства губим, - Зато я, как ребенок, - весь спеленутый до пят И окруженный человеколюбием! Под влияньем сестрички ночной Я любовию к людям проникся - И, клянусь, до доски гробовой Я б остался невольником гипса! Вот лежу я на спине Загипсованный, - Каждый член у мене - Расфасованный По отдельности До исправности, - Все будет в целости И в сохранности! Вот жаль, что мне нельзя уже увидеть прежних снов: Они - как острый нож для инвалида, - Во сне я рвусь наружу из-под гипсовых оков, Мне снятся свечи, рифмы и коррида... Ах, надежна ты, гипса броня, От того, кто намерен кусаться! Но одно угнетает меня: Что никак не могу почесаться, - Что лежу я на спине Загипсованный, - Каждый член у мене - Расфасованный По отдельности До исправности, - Все будет в целости И в сохранности! Так, я давно здоров, но не намерен гипс снимать: Пусть руки стали чем-то вроде бивней, Пусть ноги опухают - мне на это наплевать, - Зато кажусь значительней, массивней! Я под гипсом хожу ходуном, Наступаю на пятки прохожим, - Мне удобней казаться слоном И себя ощущать толстокожим! И по жизни я иду, Загипсованный, - Каждый член - на виду, Расфасованный По отдельности До исправности, - Все будет в целости И в сохранности! 1972 Мой Гамлет Я только малость объясню в стихе, На все я не имею полномочий... Я был зачат, как нужно, во грехе, - В поту и нервах первой брачной ночи. Я знал, что отрываясь от земли, - Чем выше мы, тем жестче и суровей. Я шел спокойно прямо в короли И вел себя наследным принцем крови. Я знал - все будет так, как я хочу. Я не бывал внакладе и в уроне. Мои друзья по школе и мечу Служили мне, как их отцы - короне. Не думал я над тем, что говорю, И с легкостью слова бросал на ветер - Мне верили и так, как главарю, Все высокопоставленные дети. Пугались нас ночные сторожа, Как оспою, болело время нами. Я спал на кожах, мясо ел с ножа И злую лошадь мучил стременами. Я знал, мне будет сказано: "Царуй!" - Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег, И я пьянел среди чеканных сбруй. Был терпелив к насилью слов и книжек. Я улыбаться мог одним лишь ртом, А тайный взгляд, когда он зол и горек, Умел скрывать, воспитанный шутом. Шут мертв теперь: "Аминь!" Бедняга! Йорик! Но отказался я от дележа Наград, добычи, славы, привилегий. Вдруг стало жаль мне мертвого пажа... Я объезжал зеленые побеги. Я позабыл охотничий азарт, Возненавидел и борзых, и гончих, Я от подранка гнал коня назад И плетью бил загонщиков и ловчих. Я видел - наши игры с каждым днем Все больше походили на бесчинства. В проточных водах по ночам, тайком Я отмывался от дневного свинства. Я прозревал, глупея с каждым днем, Я прозевал домашние интриги. Не нравился мне век и люди в нем Не нравились. И я зарылся в книги. Мой мозг, до знаний жадный как паук, Все постигал: недвижность и движенье. Но толка нет от мыслей и наук, Когда повсюду им опроверженье. С друзьями детства перетерлась нить, - Нить Ариадны оказалась схемой. Я бился над вопросом "быть, не быть", Как над неразрешимою дилеммой. Но вечно, вечно плещет море бед. В него мы стрелы мечем - в сито просо, Отсеивая призрачный ответ От вычурного этого вопроса. Зов предков слыша сквозь затихший гул, Пошел на зов, - сомненья крались с тылу, Груз тяжких дум наверх меня тянул, А крылья плоти вниз влекли, в могилу. В непрочный сплав меня спаяли дни - Едва застыв, он начал расползаться. Я пролил кровь, как все, и - как они, Я не сумел от мести отказаться. А мой подъем пред смертью - есть провал. Офелия! Я тленья не приемлю. Но я себя убийством уравнял С тем, с кем я лег в одну и ту же землю. Я, Гамлет, я насилье презирал, Я наплевал на Датскую корону. Но в их глазах - за трон я глотку рвал И убивал соперника по трону. Но гениальный всплеск похож на бред, В рожденьи смерть проглядывает косо. А мы все ставим каверзный ответ И не находим нужного вопроса. 1972 x x x Проложите, проложите Хоть туннель по дну реки И без страха приходите На вино и шашлыки. И гитару приносите, Подтянув на ней колки, - Но не забудьте - затупите Ваши острые клыки. А когда сообразите - Все пути приводят в Рим, - Вот тогда и приходите, Вот тогда поговорим. Нож забросьте, камень выньте Из-за пазухи своей И перебросьте, перекиньте Вы хоть жердь через ручей. За посев ли, за покос ли - Надо взяться, поспешать, - А прохлопав, сами после Локти будете кусать. Сами будете не рады, Утром вставши, - вот те раз! - Все мосты через преграды Переброшены без нас. Так проложите, проложите Хоть туннель по дну реки! Но не забудьте - затупите Ваши острые клыки! 1972 x x x Наши помехи - эпохе под стать, Все наши страхи - причинны. Очень собаки нам стали мешать, Эти бездомные псины. Бред, говоришь? Но - судить потерпи, Не обойдешься без бредней. Что говорить - на надежной цепи Пес несравненно безвредней. Право, с ума посходили не все - Это не бредни, не басни: Если хороший ошейник на псе - Это и псу безопасней. Едешь хозяином ты вдоль земли - Скажем, в Великие Луки, - А под колеса снуют кобели И попадаются суки. Их на дороге, размазавши в слизь, Что вы за чушь создадите? Вы поощряете сюрреализм, Милый товарищ водитель! Дрожь проберет от такого пятна! Дворников следом когорты Будут весь день соскребать с полотна Мрачные те натюрморты. Пса без намордника чуть раздразни, - Он только челюстью лязгни! - Вот и кончай свои грешные дни В приступе водобоязни! Не напасутся и тоненьких свеч - За упокой - наши дьяки... Все же намордник прекрасная вещь, Ежели он на собаке. Мы и собаки - легли на весы, Всем нам спокойствия нету, Если бездомные шалые псы Бродят свободно по свету. И кругозор крайне узок у вас, Если вас цирк не пленяет: Пляшут собачки под музыку вальс - Прямо слеза прошибает! Гордо ступают, вселяя испуг, Страшные пасти раззявив, - Будто у них даже больше заслуг, Нежели чем у хозяев. Этих собак не заманишь во двор - Им отдохнуть бы, поспать бы... Стыд просто им и семейный позор Эти собачие свадьбы! Или на выставке псы, например, Даже хватают медали. Пусть не за доблесть, а за экстерьер, Но награждают - беда ли? Эти хозяева славно живут, Не получая получку, - Слышал, огромные деньги гребут За... извините - за случку. Значит, к чему это я говорю, Что мне, седому, неймется? Очень я, граждане, благодарю Всех, кто решили бороться. Вон, притаившись в ночные часы, Из подворотен укромных Лают в свое удовольствие псы - Не приручить их, никчемных. Надо с бездомностью этой кончать, С неприрученностью - тоже. Слава же собаководам, качать!.. Боже! Прости меня, Боже! Некуда деться бездомному псу? Места не хватит собакам? Это - при том, что мы строим вовсю, С невероятным размахом?! 1972 Набат Вот в набат забили: Или праздник, или Надвигается, как встарь, чума. Заглушая лиру, Звон идет по миру, - Может быть, сошел звонарь с ума? Следом за тем погребальным набатом Страх овладеет сестрою и братом. Съежимся мы под ногами чумы, Путь уступая гробам и солдатам. Бей же, звонарь, разбуди полусонных, Предупреди беззаботных влюбленных, Что хорошо будет в мире сожженном Лишь мертвецам и еще нерожденным! Нет, звонарь не болен! - Видно с колоколен, Как печатает шаги судьба, И чернеют угли - Там, где были джунгли, Там, где топчут сапоги хлеба. Выход один беднякам и богатым - Смерть. Это самый бесстрастный анатом. Все мы равны перед ликом войны, Может, привычней чуть-чуть - азиатам. Бей же, звонарь, разбуди полусонных, Предупреди беззаботных влюбленных, Что хорошо будет в мире сожженном Лишь мертвецам и еще нерожденным! Не во сне все это, Это близко где-то - Запах тленья, черный дым и гарь. А когда остыла Голая пустыня, Стал от ужаса седым звонарь. Всех нас зовут зазывалы из пекла Выпить на празднике пыли и пепла, Потанцевать с одноглазым циклопом, Понаблюдать за Всемирным Потопом. Бей же, звонарь, разбуди полусонных, Предупреди беззаботных влюбленных, Что хорошо будет в мире сожженном Лишь мертвецам и еще нерожденным! 1972 x x x Все с себя снимаю - слишком душно, За погодой следую послушно, Но... все долой - нельзя ж! Значит, за погодой не угнаться - Дальше невозможно раздеваться! Да! Это же не пляж! Что-то с нашей модой стало ныне: Потеснили "макси" - снова "мини", Вновь, вновь переворот! Право, мне за модой не угнаться - Дальше невозможно раздеваться, Но - и наоборот! Скучно каждый вечер слушать речи. У меня - за вечер по две встречи! Тот и другой не прост: Значит, мне приходится стараться... Но нельзя ж все время раздеваться - Вот, вот ведь в чем вопрос! 1972 Товарищи ученые Товарищи ученые, доценты с кандидатами! Замучились вы с иксами, запутались в нулях, Сидите, разлагаете молекулы на атомы, Забыв, что разлагается картофель на полях. Из гнили да из плесени бальзам извлечь пытаетесь И корни извлекаете по десять раз на дню, - Ох, вы там добалуетесь, ох, вы доизвлекаетесь, Пока сгниет, заплесневеет картофель на корню! Автобусом до Сходни доезжаем, А там - рысцой, и не стонать! Небось картошку все мы уважаем, - Когда с сольцой ее намять. Вы можете прославиться почти на всю Европу, коль С лопатами проявите здесь свой патриотизм, - А то вы всем кагалом там набросились на опухоль, Собак ножами режете, а это - бандитизм! Товарищи ученые, кончайте поножовщину, Бросайте ваши опыты, гидрид и ангидрид: Садитеся в полуторки, валяйте к нам в Тамбовщину, - А гамма-излучение денек повременит. Полуторкой к Тамбову подъезжаем, А там - рысцой, и не стонать! Небось картошку все мы уважаем, - Когда с сальцой ее намять. К нам можно даже с семьями, с друзьями и знакомыми - Мы славно тут разместимся, и скажете потом, Что бог, мол, с ними, с генами, бог с ними, с хромосомами, Мы славно поработали и славно отдохнем! Товарищи ученые, Эйнштейны драгоценные, Ньютоны ненаглядные, любимые до слез! Ведь лягут в землю общую остатки наши бренные, - Земле - ей все едино: апатиты и навоз. Так приезжайте, милые, - рядами и колоннами! Хотя вы все там химики и нет на вас креста, Но вы ж ведь там задохнетесь за синхрофазотронами, - А тут места отличные - воздушные места! Товарищи ученые, не сумлевайтесь, милые: Коль, что у вас не ладится, - ну, там, не тот аффект, - Мы мигом к вам заявимся с лопатами и с вилами, Денечек покумекаем - и выправим дефект! 1972 Жертва телевидения Есть телевизор - подайте трибуну, - Так проору - разнесется на мили! Он - не окно, я в окно и не плюну, - Мне будто дверь в целый мир прорубили. Все на дому - самый полный обзор: Отдых в Крыму, ураган и Кобзон, Фильм, часть седьмая - тут можно поесть: Я не видал предыдущие шесть. Врубаю первую - а там ныряют, - Ну, это так себе, а с двадцати - "А ну-ка, девушки!" - что вытворяют! И все - в передничках, - с ума сойти! Есть телевизор - мне дом не квартира, - Я всею скорбью скорблю мировою, Грудью дышу я всем воздухом мира, Никсона вижу с его госпожою. Вот тебе раз! Иностранный глава - Прямо глаз в глаз, к голове голова, - Чуть пододвинул ногой табурет - И оказался с главой тет-на-тет. Потом - ударники в хлебопекарне, - Дают про выпечку до десяти. И вот любимая - "А ну-ка, парни!" - Стреляют, прыгают, - с ума сойти! Если не смотришь - ну пусть не болван ты, Но уж, по крайности, богом убитый: Ты же не знаешь, что ищут таланты, Ты же не ведаешь, кто даровитый! Как убедить мне упрямую Настю?! - Настя желает в кино - как суббота, - Настя твердит, что проникся я страстью К глупому ящику для идиота. Да, я проникся - в квартиру зайду, Глядь - дома и Никсон и Жорж Помпиду! Вот хорошо - я бутылочку взял, - Жорж - посошок, Ричард, правда, не стал. Ну а действительность еще кошмарней, - Врубил четвертую - и на балкон: "А ну-ка, девушки!" "А ну-ка, парням!" Вручают премию в О-О-ООН! ...Ну а потом, на Канатчиковой даче, Где, к сожаленью, навязчивый сервис, Я и в бреду все смотрел передачи, Все заступался за Анджелу Дэвис. Слышу: не плачь - все в порядке в тайге, Выигран матч СССР - ФРГ, Сто негодяев захвачены в плен, И Магомаев поет в КВН. Ну а действительность еще шикарней - Два телевизора - крути-верти: "А ну-ка, девушки!" - "А ну-ка, парни!", - За них не боязно с ума сойти! 1972 x x x Свет потушите, вырубите звук, Дайте темноты и тишины глоток, Или отыщите понадежней сук, Иль поглубже вбейте под карниз гвоздок, Билеты лишние стреляйте на ходу: Я на публичное повышенье иду, Иду не зрителем и не помешанным - Иду действительно, чтоб быть повешенным, Без палача (палач освистан) - Иду кончать самоубийством. 1972 x x x Оплавляются свечи На старинный паркет, И стекает на плечи Серебро с эполет. Как в агонии бродит Золотое вино... Все былое уходит, - Что придет - все равно. И, в предсмертном томленье Озираясь назад, Убегают олени, Нарываясь на залп. Кто-то дуло наводит На невинную грудь... Все былое уходит, - Пусть придет что-нибудь. Кто-то злой и умелый, Веселясь, наугад Мечет острые стрелы В воспаленный закат. Слышно в буре мелодий Повторение нот... Пусть былое уходит, - Пусть придет что придет. 1972 x x x При свечах тишина - Наших душ глубина, В ней два сердца плывут, как одно... Пора занавесить окно. Пусть в нашем прошлом будут рыться люди странные, И пусть сочтут они, что стоит все его приданное, - Давно назначена цена И за обоих внесена - Одна любовь, любовь одна. Холодна, холодна Голых стен белизна, Но два сердца стучат, как одно, И греют, и - настежь окно! Но перестал дарить цветы он просто так, не к случаю, Любую ж музыку в кафе теперь считает лучшею... И улыбается она Случайным людям у окна, И привыкает засыпать одна. 1972 x x x ЪНеужели мы заперты в замкнутый круг? Неужели спасет только чудо? У меня в этот день все валилось из рук И не к счастию билась посуда. Ну пожалуйста, не уезжай Насовсем, - постарайся вернуться! Осторожно: не резко бокалы сближай, - Разобьются! Рассвело! Стало ясно: уйдешь по росе, - Вижу я, что не можешь иначе, Что всегда лишь в конце длинных рельс и шоссе Гнезда вьют эти птицы удачи. Ну пожалуйста, не уезжай Насовсем, - постарайся вернуться! Осторожно: не резко бокалы сближай, - Разобьются! Не сожгу кораблей, не гореть и мостам, - Мне бы только набраться терпенья! Но... хотелось бы мне, чтобы здесь, а не там Обитало твое вдохновенье. Ты, пожалуйста, не уезжай Насовсем, - постарайся вернуться! Осторожно: не резко бокалы сближай, - Разобьются! 1972 x x x По воде, на колесах, в седле, меж гробов и в вагонах, Утром, днем, по ночам, вечерами, в погоду и без, Кто за длинным рублем, ко за делом большим, кто за крупной добычей - в погони Отправляемся мы, судьбам наперекор и советам вразрез. И вот нас бьют в лицо пощечинами ветры, И жены от обид не поднимают век, Но впереди - рубли длинною в километры, И крупные дела, величиною в век. Как чужую гримасу надел я чужую одежду, Или в шкуру чужую на время я вдруг перелез: До и после, в течении, вместо, во время и между Поступаю с тех пор просьбам наперекор и советам вразрез. Мне щеки обожгли пощечины и ветры, Я взламываю лед и прохожу Певек. Ах, где же вы, рубли длинною в километры? Все вместо мне - дела длинною в век! 1972 Енгибарову - от зрителей Шут был вор: он воровал минуты, Грустные минуты тут и там, Грим, парик, другие атрибуты Этот шут дарил другим шутам. В светлом цирке между номерами Незаметно, тихо, налегке Появлялся клоун между нами Иногда в дурацком колпаке. Зритель наш шутами избалован - Жаждет смеха он, тряхнув мошной, И кричит: "Да разве это клоун?! Если клоун - должен быть смешной!" Вот и мы... Пока мы вслух ворчали: "Вышел на арену, так смеши!" - Он у нас тем временем печали Вынимал тихонько из души. Мы опять ы сомненьи - век двадцатый, Цирк у нас, конечно, мировой, Клоун, правда, слишком мрачноватый, Не веселый клоун, не живой. Ну а он, как будто в воду канув, Вдруг при свете, нагло, в две руки Крал тоску из внутренних карманов Наших душ, одетых в пиджаки. Мы потом смеялись обалдело, Хлопали, ладони раздробя. Он смешного ничего не делал - Горе наше брал он на себя. Только балагуря, тараторя, Все грустнее становился мим, Потому что груз чужого горя По привычке он считал своим. Тяжелы печали, ощутимы... Шут сгибался в световом кольце, Делались все горше пантомимы, И морщины глубже на лице. Но тревоги наши и невзгоды Он горстями выгребал из нас, Будто многим обезболил роды... А себе - защиты не припас. Мы теперь без боли хохотали, Весело по нашим временам: "Ах, как нас прекрасно обокрали - Взяли то, что так мешало нам!" Время! И, разбив себе колени, Уходил он, думая свое. Рыжий воцарился на арене, Да и за пределами ее. Злое наше вынес добрый гений За кулисы - вот нам и смешно. Вдруг - весь рой украденных мгновений В нем сосредоточился в одно. В сотнях тысяч ламп погасли свечи. Барабана дробь - и тишина... Слишком много он взвалил на плечи Нашего - и сломана спина. Зрители и люди между ними Думали: "Вот пьяница упал". Шут в своей последней пантомиме Заигрался - и переиграл. Он застыл - не где-то, не за морем - Возле нас, как бы прилег, устав. Первый клоун захлебнулся горем, Просто сил своих не рассчитав. Я шагал вперед неукротимо, Но успев склониться перед ним. Этот трюк - уже не пантомима: Смерть была - царица пантомим! Этот вор, с коленей срезав путы, По ночам не угонял коней. Умер шут. Он воровал минуты - Грустные минуты у людей. Многие из нас бахвальства ради Не давались: "Проживем и так!" Шут тогда подкрадывался сзади Тихо и бесшумно - на руках... Сгинул, канул он, как ветер сдунул! Или это шутка чудака? Только я колпак ему - придумал, Этот клоун был без колпака. 1972 Натянутый канат Он не вышел ни званьем, ни ростом. Не за славу, не за плату - На свой, необычный манер Он по жизни шагал над помостом - По канату, по канату, Натянутому, как нерв. Посмотрите - вот он без страховки идет. Чуть правее наклон - упадет, пропадет! Чуть левее наклон - все равно не спасти... Но должно быть, ему очень нужно пройти четыре четверти пути. И лучи его с шага сбивали, И кололи, словно лавры. Труба надрывалась - как две. Крики "Браво!" его оглушали, А литавры, а литавры - Как обухом по голове!