а была из кирпича. -- Сверни направо. Я свернул. Пурпурные облака закрывали солнце, начал накрапывать дождь. Дождь усилился, небо расколола молния, забушевал ветер. Щетки дворника работали на полную мощность, но и они мало помогали. Я включил фары и еще больше сбросил скорость. Я мог бы поклясться, что мы проехали мимо всадника на коне, скачущего в противоположном направлении, одетого во все серое, с поднятым воротником и низко опущенной головой, прячущегося от дождя. Затем облака раздвинулись, и мы стали ехать вдоль морского берега. Высоко вздымались волны, а огромные чайки носились низко над нами. Дождь прошел, и я выключил дворники и фары. Дорога на сей раз была из щебенки, но этого места я вовсе не узнавал. В боковое зеркальце я не видел города, который мы только что проехали. Я крепче сжал руль, когда мы неожиданно проехали мимо виселицы, на которой болтался повешенный за шею скелет, время от времени раскачиваемый порывами ветра. Рэндом открыл окно, чтобы выбросить окурок, и леденящий ветерок пахнул мне в лицо, наполнив собой машину. Потом он снова закрыл окно. У ветерка был соленый, острый морской привкус. -- Все дороги ведут в Эмбер, -- сказал он, как будто это была аксиомой. Затем я вспомнил, что мне только вчера сказала Флора. Мне не хотелось быть вероломным или обманщиком, которым он мог посчитать меня за то, что я не сообщил ему этого раньше, но все равно я должен был сказать ему то, что знал, не только ради его безопасности, но и ради моей собственной. -- Знаешь, -- сказал я, -- когда ты вчера звонил, Флоры действительно не было дома, и я уверен, что она пыталась проникнуть в Эмбер, но путь для нее был закрыт. Тут он засмеялся. -- У этой женщины почти нет никакого воображения, -- ответил он. -- Конечно, в это время путь будет закрыт. В конце концов нам придется идти пешком, в этом я не сомневаюсь, и чтобы попасть в Эмбер, нам потребуются все наши силы и хитрость, если только мы вообще туда попадем. Она что, решила, что сможет пройти как принцесса и путь ее будет устлан цветами? Она просто набитая дура, к тому же достаточно вредная. Ведьма. Она не заслужила того, чтобы жить, но не мне это решать -- пока. Сверни-ка здесь направо, -- неожиданно решил он. Что происходило? Я знал, что в тех экзотических переменах, которые происходили вокруг нас, виноват он, но я никак не мог понять, как он это делает и куда мы в конце концов прибудем. Я знал, что мне необходимо понять, в чем тут секрет, но я не мог просто спросить его, иначе он поймет, что сам я ничего не знаю. И тогда я окажусь в полной его власти. Казалось, он ничего не делал, только курил и смотрел в окно, но свернув направо, мы оказались в голубой пустыне с розовым солнцем, сияющим над нашими головами на переливающемся небе. В зеркальце, сзади, тоже простиралась пустыня -- на многие мили, насколько хватало глаз. Да, интересный фокус. Затем мотор закашлял, чихнул, опять плавно заработал. Потом еще раз. Рулевое колесо под моими руками поменяло форму. Оно приняло вид полумесяца и сидение, казалось, отодвинулось назад, сам автомобиль приобрел более низкую посадку, а ветровое стекло чуть приподнялось. Однако я ничего не сказал даже когда на нас обрушилась фиолетовая песчаная буря. Но когда буря пронеслась мимо, я чуть не вскрикнул от удивления. Примерно в полумиле от нас множество машин на дороге сбились в одну кучу. Все они стояли неподвжно, и я слышал, как они сигналили. -- Скинь скорость, -- сказал он. -- Вот и первое препятствие. Я сбросил газ, и нас обдало новым порывом ветра с песком. Я только собирался включить фары, как буря окончилась, и я несколько раз моргнул, чтобы убедиться, что не сплю. Машин не было, гудки умолкли. Теперь вся дорога была в искрах, совсем как раньше тротуары, и я услышал, как Рэндом невнятно ругает кого-то: -- Убежден, что поменял направление именно так, как он этого хочет, тот, кто поставил этот блок, и меня просто злость берет, что я сделал то, что он от меня хотел -- самое очевидное. -- Эрик? -- сказал я. -- Может быть. Как ты думаешь, что нам сейчас делать? Изберем трудный путь или поедем дальше и посмотрим, есть еще блоки или нет? -- Давай еще немного проедем. В конце концов, это всего лишь первый. -- Ну, хорошо, -- ответил он и добавил: -- Кто знает, каким будет второй? Второй блок был существом -- я не знаю, какое к нему еще можно было подобрать слово. Оно, существо, было похоже на плавильную печь с руками, шарящими по дороге, подбирающими автомобили и пожирающее их. Я ударил по тормозам. -- В чем дело? -- спросил Рэндом. -- Не останавливайся. Как нам еще проехать мимо? -- Я просто немного растерялся, -- сказал я, и он искоса бросил на меня странный взгляд. Я знал, что сказал совсем не то, что нужно. Налетела еще одна песчаная буря, и когда прояснилось, мы опять катились по ровной пустынной дороге. В отдалении виднелись башни. -- Думаю, что надул его, -- сказал Рэндом. -- Пришлось закрутить несколько перемещений в одно, а этого, по-моему, он не ожидал. В конце концов, никто не может закрыть все дороги в Эмбер. -- Что верно, то верно, -- я пытался хоть несколько исправить положение после тех слов, когда он искоса посмотрел на меня. Я стал думать о Рэндоме. Маленький, хлиплый человечек, который мог погибнуть так же, как и я всего лишь вчера вечером. В чем была его сила? И о каких Отражениях все время идет речь? Что-то говорило мне, что чем бы ни были эти Отражения, мы сейчас двигались среди них. Но как? Это было явно делом рук Рэндома, но так как он сидит спокойно, курит и вообще был весь на виду, я решил, что проделывает это он с помощью своего мозга. Опять-таки как? Я, правда, слышал, как он говорил, что вот тут надо "прибавить", а тут "отнять", как будто вся вселенная была одним большим уравнением. Я решил -- и внезапно был уверен в правильности этого решения -- что он действительно прибавляет и вычитает в видимом окружающем нас мире, чтобы подвести нас ближе и ближе к этому странному месту -- Эмберу, и что это -- единственное решение, способ попасть туда. И я тоже кагда-то умел делать это. И ключ к этому умению, внезапно понял я, лежал в понимании Эмбера. Но я не мог вспомнить. Дорога резко свернула, пустыня кончилась, повсюду расстилались поля с высокой голубой травой. Через некоторое время пошли небольшие холмы, и у подножья третьего холма мостовая кончилась, и мы в'ехали на узкую грязную дорогу. Она была довольно ухабистой и кружила среди других высоких холмов, на которых рос небольшой колючий кустарник. Примерно через полчаса холмы кончились, и мы в'ехали в лес из толстых квадратных деревьев с множеством дупел в стволах, с причудливо изрезанными листьями осеннего желтого и пурпурного цвета. Начал накрапывать небольшой дождик, сгустились тени. От мокрых листьев, лежащих на земле, поднимался бледный туман. Откуда-то справа послышался звериный вой. Рулевое колесо поменяло форму еще три раза, в последнем варианте превращаясь в деревянный пятиугольник. Автомобиль стал большим и высоким и на его капоте неведомо откуда появилось украшение в форме птицы фламинго. На сей раз я удержался от каких бы то ни было замечаний и ограничился тем, что молча пытался приспособиться к сидению, которое все время тоже меняло форму, и к управлению непривычным автомобилем. Рэндом, однако, посмотрел на рулевое колесо после его последнего превращения, покачал головой. И внезапно деревья стали значительно выше, с гроздьями лиан и множеством паутины, а машина вновь приобрела почти прежний вид. Я посмотрел на стрелку указателя бензина и увидел, что у нас осталось еще полбака. -- Пока что мы движемся вперед, -- заметил мой брат, и я согласно кивнул головой. Дорога внезапно расширилась и стала асфальтовой. По обеим ее сторонам расположились каналы, в которых текла грязная вода. Листья, маленькие ветки и разноцветные перышки плыли по ее поверхности. Внезапно я ощутил легкость во всем теле, и у меня закружилась голова. -- Дыши медленнее и глубже, -- сказал Рэндом. -- Попробуем здесь пойти напрямик, и атмосфера, и гравитация некоторое время будут другими. По-моему, нам до сих пор здорово везло, и я постараюсь воспользоваться этим до конца -- под'ехать так близко, как только можно, и чем быстрее, тем лучше. -- Неплохо придумано, -- заметил я. -- Может быть, да, а может быть, и нет, но по крайней мере, игра стоит свеч... Осторожно! Мы как раз в'ехали на холм, на вершине которого показался грузовик, несущийся теперь нам навстречу. Ехал он не с той стороны дороги. Я резко свернул в сторону, пытаясь об'ехать его, но и грузовик повернул туда же. В самый последний момент мне пришлось резко свернуть и вырулить на мягкую грязь обочины, почти у канала, только чтобы не столкнуться. Справа от меня завизжали тормоза. Грузовик остановился. Я попытался дать задний ход и снова выбраться на дорогу, но машина прочно засела в мягкой грязи. Затем я услышал, как хлопнула дверь, и увидел водителя, выбирающегося из правой дверцы машины, что означало -- мы, вернее всего, ехали не с той стороны дороги, а не он. Я был убежден, что нигде в Соединенных Штатах не было левостороннего движения, такого как в Англии, но к этому времени я давно уже не сомневался, что мы покинули Землю, которую я знал. Грузовик был мощным бензовозом. На борту его было написано большими красными буквами ЗУНОКО, а внизу, помельче, девиз: "Мы ездим по всему миру!" Когда я вышел из машины и попробовал извиниться перед подошедшим водителем, он покрыл меня матом. Это был внушительный мужчина, одного роста со мной, но с почти квадратной фигурой, и в одной руке у него был зажат большой гаечный ключ. -- Послушайте, я ведь извинился, -- сказал я ему. -- Чего вы еще хотите? Никто не пострадал, и машины тоже целы. -- Таких дураков-водителей нельзя и близко подпускать к рулю! -- взвыл он. Вы -- угроза для общества! В это время из машины вышел Рэндом, и в руке его был пистолет. -- Послушайте, мистер, убирайтесь-ка отсюда подобру-поздорову! -- сказал он. -- Убери пистолет, -- сказал я ему, но он поднял оружие и спустил предохранитель, прицелившись в шофера. На лице последнего отчетливо выразился страх, у него даже отвисла нижняя челюсть. Он повернулся и бросился бежать. Рэндом поднял пистолет и тщательно прицелился в удаляющуюся спину. Мне удалось отбить его руку в сторону как раз в тот момент, когда он спустил курок. Пуля ударилась в мостовую и отлетела рикошетом в сторону. Рэндом повернулся ко мне, и лицо его было почти белым от гнева. -- Черт бы тебя побрал! -- воскликнул он. -- Пуля могла угодить в бензобак! -- Она также могла попасть в того шофера. -- Так что с того? Мы не воспользуемся этой дорогой по крайней мере целое их поколение. Этот ублюдок осмелился оскорбить принца Эмбера! Когда я стрелял, я думал о ТВОЕЙ чести. -- Я сам в состоянии защитить свою честь, -- и чувство холодной могущественной ненависти и страсти внезапно охватило меня и заставило сказать: -- Потому что он был мой, и это я, а не ты властен был убить его или помиловать по своей воле. И меня переполнило чуветво ярости. Тогда он склонил передо мной голову, и как раз в это время дверца грузовика захлопнулась и послышался шум удаляющегося мотора. -- Прости меня, брат. Прости, что я осмелился. Но я был возмущен, когда услышал, как один из них разговаривает с тобой. Я понимаю, что мне следовало подождать, пока ты сам не решишь, что с ним делать или, по крайней мере, испросить у тебя разрешения прежде чем действовать. -- Ну ладно, все позади. Давай попробуем теперь выбраться на дорогу и поехать дальше, если это, конечно, нам удастся. Задние колеса увязли примерно до середины дисков, и пока я смотрел на них, пытаясь сообразить, что бы такое придумать, Рэндом окликнул меня: -- Порядок, я ухватился за передний бампер. Возьмись за задний и давай вынесем его на дорогу, только теперь уже с левой стороны. Он шутил. Правда, он говорил что-то о меньшей гравитации, но этого я почти не чувствовал. Я знал, что я -- человек сильный, но у меня были свои сомнения по поводу того, что я могу поднять Мерседес за задний бампер. Но с другой стороны, мне ничего не оставалось делать, потому что он ожидал от меня именно этого, а я не мог допустить, что бы он узнал о странных провалах в моей памяти. Так что я наклонился, ухватился поудобнее, выдохнул воздух и напряг ноги. С чавкающим звуком задние колеса выскочили из влажной грязи. Я держал свой конец машины примерно в двух футах от земли! Это было тяжело, черт побери! Это было тяжело, но я мог это сделать! С каждым шагом я увязал в землю футов на 6. Но я нес машину, и Рэндом делал то же самое с другой стороны. Мы поставили автомобиль на дорогу, и он слегка качнулся на амортизаторах. Затем я снял ботинки, вылил из них жидкую грязь, вычистил пучком травы, выжал носки, отряхнул манжеты брюк и закатал их, бросил ботинки с носками на заднее сидение, вытер ноги, сел за руль босиком. Рэндом сел рядом, хлопнул дверцей и сказал: -- Слушай, я еще раз хочу сказать, что очень виноват перед тобой... -- Брось! Я уже все забыл. -- Да, но мне хочется, чтобы ты на меня не сердился. -- Я не сержусь, -- сказал я. -- Просто на будущее, удержись от убийства в моем присутствии, вот и все. -- Можешь не сомневаться, -- пообещал он. -- Тогда поехали дальше. И мы поехали. Мы понеслись по каньону среди скал, затем очутились в городе, который, казалось, был сделан полностью из стекла или стеклозаменителя, с высокими зданиями, хрупкими и непрочными на вид, и с людьми, на которых светило розовое солнце, высвечивая их внутренние органы и остатки их недавних обедов. Когда мы проезжали мимо, они останавливались и глазели на нас. Они собирались на углах улиц толпами, но ни один не попытался задержать нас или перейти дорогу перед нашей машиной. -- Жители этого города, несомненно, будут рассказывать об этом происшествии долгие годы, -- заметил Рэндом. Я кивнул. Затем дорога кончилась и мы поехали по поверхности, которая казалась нескончаемым листом силикона. Через некоторое время он сузился и вновь перешел в нашу дорогу, а потом справа и слева от нас появились болота: низколежащие, коричневые по цвету и вонючие. В одном из них я увидел -- в этом я мог бы поклясться -- диплодока, который поднял голову и довольно неодобрительно глядел на нас. Затем над нашими головами пронеслось, громко хлопая крыльями, похожее на летучую мышь создание. Небо сейчас было коричневоголубого цвета, а солнце на нем было бледнозолотым. -- У нас осталось меньше четверти бака бензина, -- сказал я. -- Хорошо, -- сказал Рэндом. -- Останови машину. Я нажал на тормоза и откинулся в кресле. Прошло довольно много времени -- минут 5-6 -- а он все молчал. -- Поехали, -- наконец сказал он. Мили через три мы под'ехали к какой-то баррикаде из стесанных бревен, и я начал об'езжать ее. С одной ее стороны были ворота, и Рэндом сказал мне: -- Остановись и посигналь. Я так и сделал, и через некоторое время деревянные ворота распахнулись вовнутрь. -- В'езжай смело, опасности нет, -- сказал он. Я в'ехал, и слева от себя увидел три колонки с бензином, а неподалеку -- маленькое здание, какие я тысячами видел раньше при более ординарных обстоятельствах. Я под'ехал к одной из колонок и стал ждать. Человек, вышедший из домика, был около пяти футов ростом, как пивная бочка в обхвате, с похожим на клубниченку носом и шириной плеч как минимум в ярд. -- Что угодно? -- спросил он. -- Заправить бак? -- Просто бензин, -- ответил я. -- Подвиньте немного машину, -- он указал, куда. Я пододвинул машину и спросил Рэндома: -- А мои деньги здесь годятся? -- А ты посмотри на них. Я открыл бумажник. Он был туго набит оранжевыми и желтыми купюрами с римскими цифрами на углах и инициалами "Д.Р." Он ухмыльнулся, глядя, как я разглядываю купюры. -- Вот видишь, я позаботился обо всем. -- Ну и чудо. Между прочим, я проголодался. Мы стали оглядываться вокруг и увидели рекламу человека, который подавал кентуккийского цыпленка-гриль совсем рядом. Реклама горела неоном. Земляничный нос пошаркал ногой по какому-то бугорку на земле, чтобы сравнять его, повесил брезентовый шланг, подошел к нам и сказал: -- Восемь Драхм Регумз. Я нашел оранжевую бумажку с 5 Д.Р. и еще три с 1 Д.Р. и протянул их ему. -- Спасибо, -- он сунул деньги в карман. -- Проверить масло и воду? -- Давайте. Он долил в радиатор немного воды, сказал, что уровень масла в норме и пару раз протер ветровое стекло грязной тряпкой. Затем он помахал рукой и пошел обратно в домик. Мы доехали до местечка под названием Кенни Руа и купили небольшую корзину жареных цыплят-гриль и большой кувшин пива. Затем мы помылись на улице, погудели у ворот и подождали, пока нам их не открыл человек с алебардой через плечо. Затем мы снова выехали на дорогу. Впереди нас показался динозавр. Он посмотрел на нас, поколебался, потом свернул налево. Над головой пролетели еще три птеродактиля. -- Мне больно отказываться от неба Эмбера, -- сказал Рэндом... И что бы это ни значило, я утвердительно хмыкнул в ответ. -- Но я боюсь сделать все сразу, -- продолжал он, -- нас может разорвать на куски. -- Согласен, -- согласился я. -- С другой стороны, это место мне тоже не особенно нравится. Я кивнул головой, мы продолжали ехать вперед, а силиконовая равнина кончилась, уступив место каменистой. Я осмелился спросить: -- Что ты сейчас делаешь? -- Теперь у нас есть небо, так что я попытаюсь сделать что-нибудь с равниной. И каменистая поверхность стала превращаться в отдельные булыжники, когда мы ехали по ней. Под булыжниками проглядывала обнаженная черная земля. Еще через несколько минут я увидел островки зелени. Сначала их было немного, но трава была ярко-ярко зеленой, такой я ее никогда не видел на Земле, которую я знал. Скоро травы стало больше. Через некоторое время на нашем пути стали попадаться отдельные деревья. Затем лес. Но что за лес! Я никогда еще не видел таких деревьев, могущественных и величественных, глубокого богатого зеленого цвета с крапинками золота. Они возвышались, подавляли. Это были огромные сосны, дубы, клены и много других деревьев, названий которых я не знал. В них шелестел ветерок с фантастически приятным, нежным запахом, который так и обвевал меня, когда я опустил окно. -- Арденнский Лес, -- сказал человек, который был моим братом, и я знал, что он меня не обманывает, и я одновременно и любил его, и завидовал ему в его мудрости и знаниях, которых лишился. -- Брат, -- сказал я. -- Ты все делаешь правильно. Даже лучше, чем я этого ожидал. Спасибо тебе. Мои слова привели его в некоторое недоумение. Как будто до сих пор он не слышал от своей родни никогда ни одного хорошего слова... -- Я делаю все, что в моих силах, -- ответил он. -- И обещаю тебе, что так будет до самого конца. Посмотри только! Теперь у нас есть и небо, и лес! Пока что все идет настолько хорошо, что даже не верится! Мы прошли больше половины пути, и ничего еще не остановило нас по-настоящему. Я считаю, нам здорово везет. Ты дашь мне Регентство? -- Да, -- сказал я, не понимая, что это могло значить, но чувствуя, что хочу удовлетворить его просьбу, если это действительно в моих силах. Он кивнул головой. -- Тебя можно держаться, -- сказал он. Он был маленьким хитрецом с маниакальной склонностью к убийствам, который, как я вспомнил, вечно против чего-то восставал. Наши родители пытались наказать его в прошлом, но я помнил, что у них это не получилось достаточно убедительно. И я внезапно понял, что у нас с ним были одни и те же родители, не так как в случае со мной и Каином, Блейзом и Фионой. Насчет других я не помнил, но тут был твердо уверен. Машина шла по жесткой твердой дороге, среди царственных деревьев. Казалось, им не было ни конца, ни края. Я чувствовал себя здесь спокойно и хорошо. Изредка из придорожного кустарника выскакивал испуганный олень или удивленная лиса. Солнечный свет лучами проникал сквозь листья, становясь похожим на восточный редкий музыкальный инструмент. Ветерок пах влагой и нес с собой животворные запахи. Я понял, что хорошо знаю это место, что не раз в прошлом гулял по этой дороге. Я ездил через Арденский Лес верхом, гулял по нему, охотился в нем, лежал на спине под многими из его толстых ветвей, закинув руки за голову, глядя в небо. Я взбирался по многим из этих великанов и смотрел на зеленый мир, расстилающийся передо мной внизу и постоянно переливающийся. -- Как мне здесь нравится, -- сказал я, почти не понимая, что говорю вслух, пока Рэндом не ответил: -- Ты всегда любил этот лес. Мне показалось, что в голосе его проскользнула нотка удивления. Но я не был уверен. Затем в отдалении я услышал какой-то звук и понял, что это прозвучал охотничий рожок. -- Прибавь скорость, -- внезапно сказал Рэндом. -- Похоже, что это охотничий рожок Джулиана. Я повиновался. Звук рожка прозвучал еще раз, уже ближе. -- Эти его проклятые гончие растерзают автомобиль на кусочки, а его птицы выклюют нам глаза! Надо же было наткнуться на него, когда он так хорошо подготовлен к этой встрече. За чем бы он сейчас ни охотился, я знаю, он с наслаждением бросит любую дичь ради такой добычи, как два его брата. -- Живи сам и дай жить другим, -- вот моя философия на сегодня, -- заметил я. Рэндом ухмыльнулся. -- Что за рыцарство! Могу поспорить, что оно продлится целых пять минут! Затем звук рожка послышался еще ближе, и он выругался. -- Черт! На спидометре стрелка остановилась на цифре 75 миль, а ехать быстрее по такой дороге я боялся. А рожок звучал все ближе и ближе -- три долгих протяжных звука, и неподалеку слева я услышал лай гончих. -- Мы сейчас почти на настоящей Земле, хотя все еще далеко от Эмбера, -- сказал мой брат. -- Бесполезно пробовать бежать через примыкающие Отражения, потому что, если он действительно преследует нас, он нас настигнет и там. Или его тень. -- Что будем делать? -- Прибавь еще газу и будем надеяться, что он все-таки гонится не за нами. И звук рожка послышался еще раз, на сей раз практически рядом. -- На чем это он скачет? -- спросил я. -- На локомотиве? -- Насколько я могу судить, на Моргенштерне, самом могучем и быстром коне, которого он когда-либо создавал. Я задумался над этим последним словом, вспоминая, что это все могло значить. Да, верно, подсказал мне мой внутренний голос. Он действительно создал Моргенштерна из Отражений, придав этому зверю силу и скорость урагана. Я вспомнил, что всегда боялся этого коня, и тут я увидел его. Моргенштерн был почти на метр выше любого из коней, которых мне доводилось видеть. Глаза его были мертвого цвета, как у немецкой овчарки, седая грива развевалась по ветру, копыта блестели как отполированная сталь. Он несся за нащей машиной как ветер, а в седле его, пригнувшись, скакал Джулиан. Совсем такой, как на игральной карте, с длинными черными волосами, ослепительно голубыми глазами, одетый в белые сверкающие доспехи. Джулиан улыбнулся нам и помахал рукой, а Моргенштерн вскинул вверх голову и его великолепная грива взметнулась на ветру, как флаг. Ноги его мелькали с такой скоростью, что их не было видно. Я вспомнил, что Джулиан однажды заставил своего подручного одеть мою старую одежду и мучать лошадь. Вот почему она чуть не убила меня в тот день охоты, когда я спешился, чтобы освежевать оленя. Я снова поднял окно машины, чтобы зверь не смог по запаху определить, что я нахожусь в ней. Но Джулиан заметил меня, и мне казалось, что я понимаю, что это означало. Вокруг него бежали штурм-гончие с их жесткими твердыми телами и зубами, крепкими, как сталь. Они тоже взяты из Отражения, потому что ни один пес не мог выдержать такой убийственной гонки. Но я знал с твердой уверенностью, что все, что раньше было для меня нормальным, таким здесь не было. Джулиан сделал нам знак остановиться, и я посмотрел на Рэндома, который утвердительно кивнул в ответ. -- Если мы не остановимся, он нас просто уничтожит, -- заметил он. Так что я нажал на тормоз, сбросил скорость и остановился. Моргенштерн взвился в воздух, присел на задние ноги, поднял передние и ударил в землю копытами. Собаки кружили неподалеку с высунутыми языками, тяжело вздымающимися боками. Лошадь была покрыта блестящей пленкой, и я знал, что это ее пот. -- Какой сюрприз! -- сказал Джулиан своим медленным, почти ленивым голосом. Это была его манера разговаривать, и пока он говорил, большой орел с темно-зеленым оперением, круживший у нас над головами, опустился и уселся ему на плечо. -- Вот именно, ничего не скажешь, -- ответил я. -- Как поживаешь? -- О, прекрасно, -- небрежно бросил он. -- Как всегда. А как дела у тебя и брата Рэндома? -- В полном здравии, -- ответил я, а Рэндом кивнул головой и добавил: -- Я думаю, что в эти неспокойные времена ты найдешь для себя другую забаву, кроме охоты. Джулиан чуть наклонил голову и иронически посмотрел на него сквозь боковое стекло, сказав: -- Мне доставляет наслаждение убивать зверей. И я постоянно думаю, что и своих родственников тоже. По моей спине пробежал ощутимый холодок. -- Меня отвлек от охоты шум вашей машины. Я сначало даже и представить себе не мог, что в ней окажетесь именно вы. Насколько я понимаю, вы путешествуете не просто ради удовольствия, а едете куда-то, скажем, в Эмбер, не так ли? -- Так, -- согласился я. -- Могу я полюбопытствовать, почему ты здесь, а не там? -- Эрик послал меня наблюдать за этой дорогой, -- сказал он, и рука моя невольно легла на рукоятку одного из пистолетов, заткнутых за пояс. У меня возникло такое чувство, что доспехи его не пробить. Я подумал, что придется стрелять в Моргенштерна. -- Ну что ж, братья, -- он улыбнулся. -- Я рад, что вы вернулись и пожелаю вам доброго пути. До свидания. И с этими словами он повернулся и поскакал я лес. -- Давай-ка уберемся поскорее отсюда подобру-поздорову. -- сказал Рэндом. -- Наверное, он собирается устроить засаду, а может, опять начнет преследование. Тут он вытащил свой пистолет из-за пояса и положил его на колени. Я поехал вперед, теперь уже с довольно умеренной скоростью. Минут через пять, когда я стал дышать поспокойнее, послышался звук рожка. Я нажал газ, зная, что он все равно нас догонит, но желая выиграть как можно больше времени и попытаться уехать как можно дальше вперед. Нас заносило на виражах, мы пролетали холмы и равнины. Один раз я чуть было не наехал на оленя, но в последний момент все-таки об'ехал его, не ударившись и не сбавляя скорости. Звук рожка послышался еще ближе, и Рэндом начал бормотать про себя неприличные ругательства. У меня было такое чувство, что нам предстояло еще довольно долго ехать по лесу, и это меня отнюдь не успокаивало. Мы выехали на небольшой ровный участок дороги, и около минуты я мог вести машину почти с максимальной скоростью. Рожок Джулиана чуть отдалился. Но затем мы выехали на тот участок леса, где дорога все время делала крутые зигзагообразные повороты, и мне пришлось сбросить газ. Джулиан вновь начал догонять нас. Через шесть минут он показался в зеркале заднего обзора, летя вдоль дороги с гончими, лающими и скачущими вокруг него. Рэндом опустил свое окно, высунулся из него и начал стрелять. -- Черт бы побрал эти доспехи! -- сказал он. -- Я уверен, что попал в него дважды, а он даже не покачнулся! -- Мне бы очень не хотелось убивать этого коня, -- заметил я, -- но все же попробую. -- В него я тоже стрелял несколько раз, -- он с отвращением швырнул разряженный пистолет на пол кабины и вынул из-за пояса другой. -- Но либо я куда более плохой стрелок, чем я думал, либо правду говорят, что Моргенштерна может убить только серебряная пуля. Из оставшейся обоймы он убил, однако, шестерых псов, но их осталось еще, по меньшей мере, две дюжины. Рэндом сказал мне: -- Последнюю обойму я оставлю для головы Джулиана, если он под'едет достаточно близко! -- он уложил из одного из моих пистолетов еще пятерых псов. Сейчас они находились от нас всего в пятидесяти футах, и все время нагоняли, так что я изо всех сил ударил по тормозам. Несколько собак не успели отскочить вовремя, но Джулиан внезапно исчез, и над машиной пронеслась огромная тень. Моргенштерн перепрыгнул через машину. Он заржал, и в то же время, как всадник развернул лошадь лицом к нам, я дал газ и машина рванулась вперед. Величественным скачком Моргенштерн отпрыгнул в сторону. В зеркальце я увидел, как две собаки уцепились за задний бампер, оторвали его и вновь кинулись в погоню. Несколько собак валялись мертвыми на дороге, но их все еще оставалось 16-17. -- Великолепно, -- сказал Рэндом. -- Но тебе повезло, что они не кинулись на колеса, иначе от резины остались бы одни только клочья. Наверное, им раньше никогда не приходилось загонять такую дичь , как автомобиль. Я отдал ему свой последний пистолет, сказав: -- Постарайся убить как можно больше собак. Он расстрелял обойму спокойно, со снайперской точностью, и собак стало на 6 меньше. А Джулиан скакал теперь рядом с машиной, и в руке у него была шпага. Я нажал на гудок, надеясь вспугнуть Моргенштерна, но ничего не вышло. Я свернул в их сторону, но Моргенштерн грациозно прыгнул и избежал удара. Рэндом низко пригнулся на сидении, держа пистолет в правой руке, положив его на согнутый локоть левой и целясь мимо меня. -- Не стоит пока стрелять, -- сказал я. -- Постараюсь взять его так. -- Ты сумасшедший, -- сказал он мне, в то время как я вновь резко ударил по тормозам. Тем не менее пистолет он опустил. Как только машина остановилась, я распахнул дверцу и выскочил. О, черт, я ведь был босиком! Проклятье. Я нырнул под удар его шпаги, схватил его за руку и выбросил из седла. Он ударил меня по голове своим бронированным левым кулаком, и у меня посыпались искры из глаз от невыносимой боли. Он лежал там, куда упал, как пьяный, а вокруг меня прыгали собаки, пытаясь укусить, а Рэндом отбивал их ногами. Я поднял шпагу Джулиана, которая валялась рядом, и приставил ее острие к его горлу. -- Прикажи им убраться! -- закричал я. -- Или я пригвозжу тебя к земле! Он стал резко что-то выкрикивать собакам, те отошли в сторону, недовольно ворча. Рэндом держал Моргенштерна за уздечку, но он с трудом справлялся с конем. -- Ну, а теперь, дорогой мой брат, -- спросил я, -- что ты можешь сказать в свою защиту? В его глазах зажегся холодный голубой огонь, но на лице ничего не отразилось, оно оставалось бесстрастным. -- Если ты собираешься убить меня, то не мешкай. -- А вот это я сделаю тогда, когда мне этого захочется, -- сообщил я ему, сам не зная, почему, невольно наслаждаясь комьями грязи, прилипшими к его белым доспехам. -- А пока что скажи мне, что даешь за свою жизнь? -- Все что я имею, можешь не сомневаться. Я отступил на шаг назад. -- Вставай и садись в машину, на заднее сидение. Он молча встал, и я отобрал у него кинжал, прежде чем он уселся. Рэндом уселся спереди, на свое место, но направил пистолет с последней обоймой в голову Джулиана. -- Почему ты просто не убьешь его? -- спросил он. -- Я думаю, он нам пригодится. Есть много вещей, которые я хотел бы узнать. Да к тому же нам предстоит еще долгий путь, -- ответил я Рэндому. Я включил зажигание и тронулся с места. Собаки дружно припустились за машиной, а Моргенштерн скакал сбоку, стараясь не отставать от нас. -- Боюсь, что я немного стою как пленник, -- заметил Джулиан. -- И даже если ты станешь меня пытать, я не смогу сказать тебе больше того, что знаю, а знаю я немного. -- Вот с этого и начни, -- сказал я. -- Когда начался весь этот ад, позиция Эрика была самой сильной, ведь он оставался в Эмбере. По крайней мере, я посчитал именно так и предложил ему свои услуги. Если бы это был один из вас, я, вероятно, поступил бы так же. Эрик поручил мне охрану Арденнского Леса, ведь это -- один из основных маршрутов. Жерар контролирует южные подступы, а Каин -- северные воды. -- А Бенедикт? -- спросил Рэндом. -- Не знаю. Я ничего не слышал. Может быть, он с Блейзом. А может, в одном из Отражений. Я просто еще ничего не слышал о том, что произошло. Может быть, он даже мертв. Прошло много лет с тех пор, как я о нем слышал. -- Сколько людей у тебя в Арденне? -- спросил Рэндом. -- Больше тысячи. Некоторые из них почти наверняка наблюдают за вами даже сейчас. -- И если они не хотят, чтобы ты неожиданно скончался, это все, чем они ограничатся, -- сказал Рэндом. -- Ты безусловно прав. Должен признаться, Корвин, что ты поступил очень проницательно, взяв меня в плен, а не убив на месте. Может, тебе и удастся теперь проехать через лес. -- Ты говоришь это только потому, что хочешь жить, -- ответил ему Рэндом. -- Конечно, я хочу жить. Могу я надеяться? -- За что? -- За ту информацию, которую вам дал. -- Ты почти ничего не рассказал, -- рассмеялся Рэндом, -- и я уверен, что под пыткой твой язык развязался бы куда больше. Но это мы посмотрим, когда представится случай остановиться, а, Корвин? -- Посмотрим, -- сказал я. -- Где Фиона? -- По-моему, где-то на юге, точно не знаю. -- А Дейдра? -- Не знаю, -- вновь ответил Джулиан. -- Льювилла? -- В Рембре. -- Ну, хорошо, -- сказал я. -- По-моему, ты действительно сказал все, что знаешь. -- Да. Мы продолжали ехать в молчании, и постепенно лес начал редеть. Я давно уже потерял из виду Моргенштерна, хотя иногда видел орла Джулиана, который пролетал над нами. Дорога свернула, и теперь мы направлялись к довольно узкому месту -- проходу между двумя пурпурными горами. -- Удобное место, чтобы поставить на дороге заслон, -- заметил Рэндом. -- Звучит правдоподобно, -- ответил я. -- Ты как считаешь, Джулиан? -- Да, -- вздохнул он. -- Скоро будет. Но я думаю, у вас не вызовет затруднений проехать его. Затруднений не было. Когда мы под'ехали к воротам и сторож в зеленом с коричневым подошел, я указал большим пальцем на заднее сидение и спросил: -- Понятно? Ему было все понятно, и нас он тоже узнал. Он поспешил открыть ворота и отсалютовал нам. Прежде чем мы проехали через весь перевал, перед нами открылись еще двое ворот, и где-то по пути орел отстал. Мы поднялись в гору уже на несколько тысяч футов, и я остановил машину у обрыва. Справа не было ничего, кроме глубокой пропасти. -- Выходи, -- сказал я. -- Пришла пора тебе размять ноги. Джулиан побледнел. -- Я не буду унижаться, -- сказал он. -- И не буду вымаливать у вас жизнь, -- он вышел из машины. -- Вот черт! -- сказал я. -- Передо мной так давно никто не унижался! Жаль. Ну что ж, подойди к краю и стань вот здесь... Чуть ближе, пожалуйста. И Рэндом продолжал держать пистолет нацеленным в его голову. -- Совсем недавно, -- продолжал я, -- ты говорил, что предложил бы свою помощь каждому, кто оказался бы на месте Эрика. -- Да. -- Посмотри вниз. Он посмотрел вниз далеко-далеко. Я сказал: -- Хорошо. Запомни то, что ты говорил, если все неожиданно переменится. И запомни, кто подарил тебе жизнь, в то время как любой другой отобрал бы ее у тебя. Поехали, Рэндом. Нам пора. Мы оставили его стоять на самом краю пропости. Он тяжело дышал, и брови его был сдвинуты вместе. Мы добрались до вершины перевала и тут бензин почти кончился. Я поставил передачу на нейтраль, выключил мотор, и машина начала свой долгий спуск вниз. -- Я сейчас думаю о том, -- сказал Рэндом, -- что ты не потерял былой прозорливости ума и проницательности. Я, наверное, все-таки убил бы его после того, что он пытался с нами сделать. Но думаю, что ты поступил правильнее. Мне кажется, он поддержит нас, если нам удастся в чем-то переиграть Эрика. А тем временем он, вне всяких сомнений, доложит обо всем случившемся Эрику. -- Естественно, -- сказал я. -- И у тебя было больше причин хотеть его смерти, чем у любого из нас. -- Личные чувства мешают хорошей политике, -- улыбнулся я, -- юридическим решениям и деловым отношениям. Рэндом закурил две сигареты и протянул одну мне. Глядя вниз сквозь сигатетный дым, я впервые увидел это море. Вдруг я подумал, что говорю на языке, который я и не представлял, что знаю. Я читал балладу о "Морепроходцах", а Рэндом внимательно слушал и ждал, пока я кончу. Когда я замолчал, он спросил меня: -- Многие говорили, что балладу эту написал ты сам. Это правда? -- Это было так давно, -- ответил я ему, -- что я уже и не помню. Дорога все больше и больше уклонялась влево, и по мере того, как мы постепенно в'езжали в покрытую деревьями долину, море открывалось перед нашими глазами. -- Маяк Карбы, -- сказал Рэндом, указывая рукой на грандиозную серую башню, возвышавщуюся над водой, и тут я понял, что мы говорили больше не по-английски, а на языке, который назывался Тари. Примерно через полчаса мы окончательно спустились с гор. Я продолжал катиться по инерции так долго, как это было можно, потом опять включил мотор. При его звуке стайка черных птиц выпорхнула из ближайшего кустарника слева от нас. Серая, похожая на волну тень взметнулась из-за дерева и нырнула в самую гущу кустарника. Олень, невидимый до сих пор, умчался прочь. Мы ехали по лесистой долине, хотя деревьев в ней было не так много, как в Арденнском лесу, и неуклонно приближались к далекому морю. Слева и сзади остались возвышающиеся горы. Чем дальше мы в'езжали в долину, тем более изменений происходило с моей одеждой. Куртка была отделана по швам серебряным жгутом. Приглядевшись внимательнее, я понял, что с наружной стороны моих брюк тоже шли строчки серебряной отделки. -- Кажется, я одет достаточно эффектно, -- сказал я, глядя на реакцию Рэнндома. Он ухмыльнулся, и я увидел, что у него тоже откуда-то появилась другая одежда; коричневые с красным брюки и оранжевая рубашка с коричневым воротником и манжетами. Коричневая фуражка с желтым козырьком лежала рядом на сидении. -- А я все думал, когда же ты, наконец, заметишь, -- ответил он. -- Как себя чувствуешь? -- Прекрасно, -- сказал я, -- и, кстати, у нас почти не осталось бензина. -- Сейчас уже поздно что-либо предпринимать по этому поводу. Мы теперь в реальном мире, и работа с Отражениями потребует огромного напряжения. К тому же она не останется незамеченной. Боюсь, нам придется бросить машину. Нам пришлось бросить ее примерно через две с половиной мили. Я с'ехал на обочину дороги и остановился. Солнце посылало нам свой прощальный западный поклон, и тени значительно удлинились. Я полез на заднее сидение, где мои ботинки превратились в черные сапоги, и что-то зазвенело, когда моя рука нащупала их. Я держал в руках относительно тяжелую серебряную шпагу в ножнах. Ножны были точно по размеру застежек на моем поясе. Там же, на заднем сидении, лежал черный плащ с застежкой в форме серебряной розы. -- А ты думал, они уже потеряны навсегда? -- спросил Рэндом. -- Почти что, -- ответил я. Мы захлопнули дверцы машины и пошли вперед. Вечер был прохладный и напоен терпкими ароматами. На востоке уже начали появляться звезды, а солнце почти скрылось. Мы шли по дороге, и Рэндом внезапно заметил: -- Не могу сказать, чтобы это мне нравилось. -- Что ты имеешь в виду? -- Пока что нам все слишком легко удавалось. Мне это не нравится. Правда, Джулиан пытался поме