спомнил сравнительно недавно. - Прошло всего несколько лет после битвы с Лунными Всадниками Генеша, когда ты отбыл в неизвестном направлении, а у нас с Эриком уже возникла первая крупная ссора, - начал я свой рассказ. - Сам понимаешь, спор шел о наследстве. Отец, как всегда, грозил, что отречется от престола, но отказывался назвать своего преемника. Естественно, все мы только и говорили о том, кто из нас является законнорожденным, а кто нет. Конечно, и ты, и Эрик старше меня, но в то время, как Файла, наша с Эриком мать, стала женой Оберона после смерти Климнеи, она... - Хватит! - вскричал Бенедикт, ударив по столу кулаком с такой силой, что деревянная доска треснула. Лампа подпрыгнула, но каким-то чудом не перевернулась. Полог немедленно откинулся, и в палатку заглянул насмерть перепуганный стражник. Бенедикт бросил на него один только взгляд, и стражника как ветром сдуло. - Я не желаю слушать, кто из нас ублюдок. Это нечистоплотно. Вечные склоки в нашей семье явились одной из причин, по которой я скрылся и живу здесь. Пожалуйста, продолжай, но без ссылок на родословную. - Гм-мм... Да, - сказал я, слегка ошарашенный. - Итак, как я уже говорил, мы с Эриком крупно поссорились. И дело не ограничилось одними словами. - Дуэль? - О, мы не стали соблюдать формальностей. Просто пришли к выводу, что мы друг другу мешаем, и одновременно выхватили шпаги из ножен. Дрались мы долго, и в конце концов Эрику удалось одержать верх. Забегая вперед, должен тебе сказать, что все это я вспомнил не далее как пять лет назад. Бенедикт кивнул, словно знал, о чем идет речь. - Я могу только предполагать, что произошло после того, как я потерял сознание, - продолжал я. - Эрик не стал меня убивать. Очнулся я на отражении Земля в городе Лондоне. Повсюду свирепствовала чума, и я, естественно, заразился, а выздоровев, потерял представление о том, кто я такой и где я нахожусь. У меня начисто отшибло память. Я жил на земле много веков, воевал, учился в университетах, говорил с мудрецами, консультировался с выдающимися врачами, но так и не нашел ключа к своему прошлому. Мне было совершенно очевидно, что я не похож на других людей, и я совершал героические усилия, чтобы этот факт не стал общеизвестен. Меня бесило, что я могу добиться всего, чего захочу, кроме одного - вернуть себе память. Шли годы, чувство ностальгии овладевало мною все сильнее и сильнее. Затем в результате автомобильной катастрофы я получил шок, и у меня появились отрывочные воспоминания о прошлой жизни. Это произошло примерно пять лет назад. Ирония судьбы: у меня есть веские основания предполагать, что аварию подстроил Эрик. И с самого начала моей ссылки флора жила на земле, не выпуская меня из виду. Вернемся к нашему поединку. Эрик, должно быть, удержал руку в последний момент, не желая, чтобы его обвинили в братоубийстве. Затем он бросил меня на отражении земля, не сомневаясь, что я там погибну. Таким образом, он всегда мог сказать, что мы поссорились и что в порыве гнева я решил уйти из Эмбера по каким-то своим делам. В тот день мы охотились в Арденском лесу. - Мне это кажется странным, - заметил Бенедикт. - Ваши отношения ни для кого не были тайной, и вдруг вы отправляетесь на охоту вдвоем. Я сделал глоток вина и улыбнулся. - Может, я упрощаю. Наверно, мне тоже хотелось остаться с Эриком наедине. - Понятно, значит, не исключено, что роли ваши могли поменяться. - Трудно сказать. Мне кажется, лично я никогда не зашел бы так далеко. Но ведь я говорю, исходя из своего сегодняшнего опыта. А тогда? Может, и я поступил бы так же, как он. Утверждать не могу, но это возможно. Бенедикт вновь кивнул, и я почувствовал, что его гнев сменился изумлением. - Как ты понимаешь, я не собираюсь оправдываться или объяснять мотивы своих поступков, - продолжал я. - Если мои догадки верны, Эрик, разочарованный тем, что я остался жив, решил не выпускать меня из виду. Эту миссию он возложил на флору. Затем, насколько я понял, отец отрекся он престола и исчез, а вопрос о преемнике так и остался открытым... - Черта с два! - воскликнул Бенедикт. - Никакого отречения не было. Однажды вечером Оберон ушел к себе в спальню, а наутро его там не оказалось. Записки он не оставил. Постель была застлана, и судя по всему, в ней никто не спал. Сначала нас это не тревожило. Все думали, что он путешествует по отражениям, быть может, в поисках очередной невесты. Прошло много времени, прежде чем заподозрили неладное и решили считать таинственное исчезновение отца новой формой отречения от престола. - Я этого не знал, - сказал я. - Твои источники информации точнее моих. Он промолчал, и это меня насторожило. Было очевидно, что Бенедикт поддерживает связь с Эмбером. Вдруг он стал сторонником Эрика? - Ты давно был в Эмбере? - рискнул спросить я. - Лет двадцать назад. Но я поддерживаю связь. Вот как? Члены нашей семьи, с которыми я разговаривал, не знали (или делали вид, что не знают) о судьбе Бенедикта. И он должен понять, что его слова я не могу воспринимать иначе, как предостережение... Или угрозу? Мысли мои понеслись вскачь. Рэндом утверждал, что ничего не слышал о Бенедикте, Бранд исчез. Я знал, что он жив, находится в плену и лишен возможности общаться с кем бы то ни было. Флора не могла быть связной Бенедикта, потому что до недавнего времени находилась на отражении земля. Льювилла жила в Рембе, Дейдра тоже, и, насколько я помнил, в Эмбере ее на очень-то жаловали. Фиона? Джулиан говорил, что она где-то на юге, но не знал, где именно. Оставались Эрик, Джулиан, Жерар, и Каин. Исключим Эрика. Он никогда не рассказал бы Бенедикту об исчезновении отца в невыгодном для себя свете. Скорее это мог сделать Джулиан, который, хоть и поддерживал Эрика, метил занять куда более высокое положение. Каин тоже не был лишен амбиций. Один только Жерар всегда производил на меня впечатление человека, который больше думает о судьбе Эмбера, чем о власти. Жерар не благоговел перед Эриком и согласился помочь мне и Блейзу, когда мы собрались захватить трон. Да, именно Жерар, заботясь о благополучии государства, мог информировать Бенедикта обо всех событиях в Эмбере. Итак, Джулиан, Каин, Жерар. Джулиан меня ненавидел, Каину я был безразличен, а с Жераром нас связывали общие воспоминания времен нашей юности. Так кто же? Вопрос первостепенной важности от которого зависела моя судьба, и Бенедикт мне не ответит на него до тех пор, пока не узнает моих планов. Сказав, что поддерживает связь с Эмбером, он ясно дал понять, что, во-первых, может в любую минуту со мной расправиться, а во-вторых, что ему обеспечена защита в случае опасности. И он сказал об этом в самом начале разговора, даже не успев меня выслушать. Возможно, лишившись руки, Бенедикт стал осмотрительнее, ведь я никогда не давал ему поводов для недовольства. Значит, мне тоже придется быть предельно осторожным. Жаль, конечно, ведь мы были братьями и не виделись целую вечность - в буквальном смысле слова. - Получается, все мы действовали преждевременно, - заметил я, вертя кружку с вином в руках. - Не все, - сказал он. Я почувствовал, что краснею. - Извини. Он коротко кивнул. - Я тебя слушаю. - Что ж, видимо, Эрик посчитал, что трон пустует слишком долго, и для начала решил избавиться от беспомощного, но опасного соперника. Однако я остался жив, хоть Эрик и подстроил ту самую автомобильную катастрофу, о которой я тебе говорил. - Откуда ты знаешь? Или это опять догадки? - Флора практически созналась, что он имел непосредственное отношение к аварии. - Любопытно. Что было дальше? - Травма черепа помогла мне куда лучше, чем Зигмунд Фрейд, к которому я когда-то обращался. Я начал смутно вспоминать прошлое, в особенности после встречи с Флорой. Мне удалось убедить ее, что память вернулась ко мне полностью. И Флора разоткровенничалась... Затем появился Рэндом, спасаясь от погони, и я... - Спасаясь от погони? Кто за ним гнался? Что случилось? - Какие-то странные существа с одного из отражений. Я не знаю, в чем там дело. - Любопытно, - повторил Бенедикт, и я согласно кивнул. Будучи узником, я часто вспоминал громил, ворвавшихся в дом флоры. Мне было непонятно, зачем Рэндом убегал от них и почему обратился за помощью именно ко мне. С момента нашей встречи нам постоянно грозила какая-нибудь опасность. К тому же я был занят своими мыслями, а он не объяснил, с какой целью пришел на отражение земля. Тогда это не показалось мне странным, а потом события развивались слишком стремительно - вплоть до того момента, как меня посадили в камеру. Бенедикт был прав. Любопытная история. И над ней стоило серьезно поразмыслить. - Мне удалось обмануть Рэндома, - продолжал я, - он поверил, что я хочу захватить трон, в то время как мне нужно было только одно: вернуть память. Мы отправились в Эмбер, но волею судеб очутились в Рембе. По пути я рассказал Рэндому все без утайки и он посоветовал мне пройти Лабиринт. Как только мне представилась эта возможность, я ее воспользовался, а оказавшись в центре Лабиринта и став прежним Корвином, немедленно переместился в Эмбер. Бенедикт улыбнулся. - Бедный Рэндом, - сказал он. - Да, несладко ему пришлось. По приговору Мойры, он должен был жениться на слепой девушке по имени Виала и остался в Рембе ровно на год. Рэндом согласился, и позже я узнал, что он сдержал слово. Кстати, Дейдра, которая спаслась бегством из Эмбера, тоже осталась в Рембе. Я допил вино, и Бенедикт, увидев, что бутылка пуста, достал из сундука. Новую. Вино было лучше прежнего - должно быть, из личных запасов. - Оказавшись во дворце, я пробрался в библиотеку, и обзавелся колодой карт. Я добился того, чего хотел. Затем в комнату неожиданно вошел Эрик, а спустя несколько минут мы уже бились на шпагах. Я ранил его и наверняка убил бы, если б не подоспела стража. Я бежал, связался с Блейзом, и он переманил меня на свое отражение. Остальное ты наверняка знаешь от своего человека. Мы с Блейзом стали союзниками, объявили Эрику войну и проиграли сражение. Блейз упал с вершины Колвира, но я успел кинуть ему колоду карт, и он ее поймал. Насколько я понял, тело его не было обнаружено. Я не знаю, погиб он или нет. - И я не знаю, - сказал Бенедикт. - Таким образом я попал в плен, и меня заставили присутствовать на коронации Эрика. Я короновал себя раньше, чем этот ублюдок, - извини, я выругался без всякой задней мысли. Затем он приказал выжечь мне глаза и бросить в самое мрачное подземелье Эмбера. - Да, - сказал Бенедикт. - Это я слышал. Как тебя ослепили? - Раскалили железный прут и... - я невольно вздрогнул и еле удержался, чтобы не закрыть глаза рукой. - Слава богу, я потерял сознание и ничего не помню. - Но глазные яблоки были выжжены? - Да. - Сколько времени заняла регенерация? - Прошло около четырех лет, прежде чем я начал видеть, и только на днях зрение вернулось ко мне полностью. В общей сложность получается пять лет. Он облегченно вздохнул и улыбнулся. - Хорошо. Ты дал мне надежду. Многие из нас теряли части тела, но не столь значительные, как руки и глаза. - Что правда, то правда, - согласился я. - Я давно потерял счет пальцам и ушным раковинам, которые регенерировали у членов нашей семьи. Думаю, что рука тоже отрастет, дай срок. Хорошо еще, что ты одинаково владеешь обеими руками. Бенедикт улыбнулся. Он то улыбался, то мрачнел, прихлебывая вино маленькими глоточками, и явно не собирался разговаривать на интересующие меня темы. Я тоже сделал глоток вина и задумался. Мне не хотелось рассказывать Бенедикту о Дворкине. Он был той козырной картой, которую я приберег на конец игры, - мало ли что может случиться? Ни один из нас не знал возможностей этого человека. Он, конечно, был сумасшедшим, но от него можно было добиться чего угодно - разумеется, не силой, а хитростью. Даже отец его боялся и посадил в тюрьму после того, как он сообщил, что нашел способ уничтожить Эмбер. Не зная было ли это болтовней шизофреника, но если Дворкин сказал правду, отец поступил с ним более чем великодушно. Лично я казнил бы его, не задумываясь. Но Оберон пришел к другому выводу. Дворкин явно говорил о врагах, которых он отпугивал или уничтожал, используя свою волшебную силу. Я помнил его с детских лет как мудрого, доброго старичка, обожавшего отца и всю нашу семью. Трудно, конечно, убить человека, если есть надежда на его исцеление. Поэтому отец и заточил Дворкина в подземелье, убежать из которого было невозможно. Тем не менее в один прекрасный день, когда ему стало скучно, он взял и вышел оттуда. Никто, ну просто никто, не мог уйти из Эмбера на отражения по той простой причине, что Эмбер - реальный мир, который не может меняться, а Дворкин походя нарушил законы вселенной и очутился в моей камере. Мне удалось обмануть его, и, сам того не зная, он помог мне бежать на Кабру. Я жил там, пока не окреп, а затем отправился путешествовать и волею судеб попал на Лорен. Я думаю, никто так и не понял, как мне удалось бежать. Все члены нашей семьи обладали особыми силами, но только Дворкину удалось их проанализировать и заставить действовать с помощью Лабиринта и карт. Он часто пытался изложить нам свои теории, но все его рассуждения были настолько абстрактными, утомительными и наконец, просто скучными, что их почти никто не слушал. Все мы слишком практичны, черт побери! Бранд был единственный кто интересовался лекциями Дворкина. И еще Фиона. Чуть было не забыл, Фиона слушала Дворкина очень внимательно. И конечно, отец. Оберон обладал огромными знаниями, но был очень скрытен. Он уделял нам мало времени, и мы почти ничего о нем не знали. Думаю, отец разбирался во всем не хуже Дворкина, но задачи перед ними стояли разные. Дворкин был гениальным художником, создавшим Лабиринт и карты. Кем был отец, оставалось тайной. Он не пытался с нами сблизиться, хотя его нельзя было назвать недобрым отцом. Когда Оберон вспоминал, что мы существуем, он делал нам прекрасные подарки. Но воспитание наше он доверил различным придворным, а сам не принимал в нем никакого участия. Мне кажется отец просто терпел нас, считая неизбежными последствиями своей страсти. Честно говоря, меня всегда немного удивляла малочисленность нашей семьи. За полторы тысячи лет похотливый монарх обзавелся всего шестнадцатью отпрысками, трое из которых погибли. Правда, ни один из нас тоже не мог похвастаться большим потомством. Как только мы немного подросли и научились путешествовать по отражениям, отец стал поощрять нас, предлагая выбрать место себе по вкусу и обосноваться там. Поэтому я и очутился в Авалоне, которого больше нет. Где родился Оберон, не знал никто. Я не встречал человека, помнящего те времена, когда Оберона не было на свете. Вам это кажется странным? На протяжении многих веков не интересоваться, откуда родом твой отец? Вы правы. Но король Эмбера был могуществен, немногословен и умен - качества, которыми все его дети обладали в той или иной степени. Он хотел, чтобы мы жили счастливо, не представляли угрозы его правлению. Я думаю, отец боялся, что мы узнаем о нем или о его прошлом какую-то тайну, которую он тщательно скрывал, и воспользуемся ею в своих целях. И я не верю, что Оберон представлял себе те времена, когда он не будет сидеть на троне... Иногда либо в шутку, либо чтобы подзадорить нас отец говорил о своем отречении. Но я понимал, что разговоры эти рассчитаны только на одно: посмотреть, как мы на них отреагируем. Король Эмбера не мог не знать, в каком положении окажутся дела, если он исчезнет. Как ни обидно мне было в этом признаться, ни один из нас не был достоин занять его место. Конечно, в нашей несостоятельности можно было упрекнуть отца, но знакомство с Фрейдом научило меня многому, и я понимал, что во всем виноваты мы сами. К тому же сейчас смешно рассуждать, кто должен стать монархом. Если отец не отрекся от престола и был жив, каждый из нас может надеется в лучшем случае на регентство. Мне бы, например, не хотелось короновать себя, а потом встретиться лицом к лицу с Обероном, вернувшимся в Эмбер. Я боялся отца и не стыдился в этом признаться. Только глупец не боится тех сил, которых не понимает. И тем не менее у меня было больше прав на трон, чем у Эрика (я не придавал значения титулу - какая разница, король или регент), и я был полон решимости осуществить свой замысел. И именно поэтому о Дворкине, который казался мне чуть ли не всемогущим, никто ничего не должен знать до тех пор, пока я не захочу прибегнуть к его услугам. А если он действительно нашел способ уничтожить Эмбер? Ведь тогда исчезнут не только отражения, но и все сущее на планете. Тем более я не имею права говорить, что Дворкин жив. Нельзя допустить, что бы в руки моих братьев и сестер попало такое грозное оружие. Как я уже говорил, все члены нашей семьи очень практичны. Я допил вино, вытащил трубку, прочистил ее и туго набил. - Вот, собственно, и весь мой рассказ, - сказал я, приподнимаясь и прикуривая от лампы. - Когда зрение ко мне вернулось, я бежал из Эмбера. Некоторое время я жил на Лорене, где и встретился с Ганелоном. Затем пришел сюда. - Для чего? - Это место напоминает мне Авалон, который я знал. Я намеренно вскользь упомянул о Ганелоне, надеясь, что Бенедикт не станет меня о нем расспрашивать. Мне бы не хотелось говорить, что когда-то мы были знакомы, и я думаю, мой спутник тоже понял, что ему надлежит держать язык за зубами. Как я и предполагал, Бенедикт не обратил на Ганелона ни малейшего внимания. Моего брата интересовало другое. - Как тебе удалось бежать? - спросил он. - Мне помогли выйти из камеры, - признался я. - А дальше... во дворце много потайных мест, о которых Эрик ничего не знает. Я улыбнулся и запыхтел трубкой. - Хорошо иметь друзей, - заметил он как бы в ответ на мою невысказанную мысль. - Думаю, у каждого из нас найдутся друзья в Эмбере. - Хочется верить, - коротко сказал он и, на секунду задумавшись, добавил: - насколько мне известно, ты частично выдолбил двери в камере, нарисовал на стенах какие-то картинки и поджег постель. Верно? - Да. Видимо, длительное заключение влияет на психику. Я и сам понимаю, что вел себя более чем странно. - Я не завидую тебе, брат. Скажи, что ты собираешься делать? - Честно говоря, еще не решил. - Может, ты хочешь остаться здесь? - Сам не знаю. Как обстоят дела в Авалоне? - Здесь командую я. - Судя по его тону, это был не вызов, а констатация факта. - Думаю, мне удалось избавить Авалон от грозящей ему опасности. Если я прав, сейчас настанут спокойные времена. Цену я, конечно, заплатил высокую, - тут он невольно бросил взгляд на свою культю, - но игра стоила свеч. И он начал говорить о том, что я уже слышал от мальчишки-дезертира, а потом рассказал о битве. Когда предводительница ведьм погибла, ее солдаты разбежались в разные стороны. Авалонцы бросились вдогонку и почти всех перебили, а пещеры вновь завалили камнями. На всякий случай Бенедикт оставил рядом с ними несколько патрульных отрядов. Он ни слова не сказал о своей встрече с Линтрой. - А кто убил предводительницу? - поинтересовался я. - Это сделал я, - отчеканил он, и культя его непроизвольно дернулась. - но я заколебался, прежде чем нанести первый удар. Нельзя было медлить. Я отвел глаза в сторону, и Ганелон последовал моему примеру. Когда я вновь посмотрел на Бенедикта, лицо его было спокойным. - Мы искали тебя. Ты хоть знаешь об этом, Корвин? - спросил он. - И Бранд, и Жерар с ног сбились, исходив множество отражений. Ты действительно угадал то, что сказал Эрик, объясняя причину твоего отсутствия. Никто не поверил ему на слово. Много раз мы пытались связаться с тобой, но твоя карта оставалась холодной. Видимо, поврежденный мозг блокирует контакт. Любопытная деталь. Тем не менее мы решили, что ты погиб. Затем к поискам присоединились Джулиан, Каин и Рэндом. - Вот как? Я польщен. Он улыбнулся. - О! - воскликнул я, ругая себя за непонятливость, и тоже улыбнулся. Они бросились искать не меня, а мой труп, чтобы обвинить Эрика в братоубийстве и либо лишить его власти, либо шантажировать. - Лично я искал тебя в окрестностях Авалона, - продолжал Бенедикт, - и мне так здесь понравилось, что я решил остаться. В те дни государство было в ужасающем состоянии, и я трудился в поте лица, чтобы вернуть ему былую славу. Я сделал это в память о тебе, но мне полюбилась эта страна и ее жители. Они привыкли к мысли о том, что я - их протектор, и, честно говоря, я к ним тоже привык. Я был одновременно и тронут, и встревожен его словами. Не хотел ли он сказать, что ему пришлось исправлять ошибку неумелого нашкодившего младшего брата? Или он не лукавил, а действительно ощутил мою любовь к Авалону - правда, другому Авалону - и решил как бы выполнить мою последнюю волю? Нет, все-таки я стал излишне сентиментален. - Приятно слышать, что обо мне не забыли, - сказал я, - а еще приятнее, что ты взял на себя роль защитника этой страны. Мне бы очень хотелось побродить по знакомым местам, которые так живо напоминают мне прежний Авалон. У тебя нет возражений, если я немного погощу? - И это все, чего ты хочешь? - Это все, чего я хочу. - Тогда знай, что воспоминания о твоем отражении, которое правило здесь, отнюдь не из приятных. Ребенка тут никто не назовет Корвином, и я не брат ему. - Понимаю, - сказал я. - Меня зовут Кори. Ведь мы можем быть старыми друзьями? - Все будут очень рады, если мой старый друг останется у меня погостить. Я улыбнулся и кивнул. Он оскорбил меня, еще раз намекнув, что я виновен в плачевном состоянии этого отражения отражения; меня, который - пусть на секунду - ощутил холодный огонь короны Эмбера на своем челе. Интересно, как повел бы себя Бенедикт, узнав, что я имею прямое отношение к нашествию женщин-ведьм? Сделал бы он вывод, причем достоверный, что потерял руку по моей вине? Лично я предпочитал оценивать ситуацию в целом: не прикажи Эрик выжечь мне глаза, я не произнес бы проклятья. И все же пусть лучше Бенедикт ничего не знает. Мне необходимо было выяснить, окажет ли он поддержку Эрику, или будет на моей стороне, или просто не станет вмешиваться, когда я начну действовать. Бенедикт был слишком умен и наверняка сейчас думал о том, что я намерен предпринять. Итак... Кто начнет разговор? Я раскурил трубку, плеснул в кружку вина, выпустил облако дыма. Я вслушивался в звуки, доносящиеся из лагеря, посвист ветра, бурчание в моем животе... Бенедикт выпил. - Что ты намерен предпринять? - небрежно спросил он. Я мог бы ответить, что еще не решил, что я счастлив, оказавшись на свободе, что мне ничего не надо... И он тут же понял бы, что я вру и не краснею. Бенедикт знал меня как облупленного. - Ты знаешь, что я намерен предпринять, - ответил я. - Если ты попросишь меня о помощи, я откажу. Эмбер переживает тяжелые времена, и нечего устраивать в нем грызню за власть. - Эрик - узурпатор. - Я предпочитаю видеть в нем регента. Любой из нас, попытайся он сейчас захватить трон, будет узурпатором. - Значит, ты веришь, что отец жив? - Я знаю, что Оберон жив и попал в беду. Он несколько раз пытался со мной связаться. На моем лице не дрогнул ни один мускул. Значит, я был не единственным. Расскажи я о нашем с отцом разговоре, меня назвали бы лжецом и обвинили бы в лицемерии - пять лет назад он практически приказал мне занять трон. - Ты не поддержал Эрика, когда он объявил себя королем. - Я пытливо посмотрел на Бенедикта. - Скажи, ты окажешь ему помощь, если будет сделана попытка скинуть его с престола? - Я уже говорил, что считаю его регентом. И независимо от моего к нему отношения, я не хочу междоусобиц в Эмбере. - Следовательно, ты окажешь ему помощь. - Я сказал все, что хотел сказать. Ты волен оставаться в Авалоне, сколько пожелаешь, но я не позволю использовать его как плацдарм для нападения на Эмбер. Это ясно? - Вполне. - Вот и отлично. А раз мы так хорошо поняли друг друга, ответь мне, ты все еще намерен здесь остаться? - Не знаю. Твое желание избежать междоусобиц дает гарантии только Эрику? - Не понимаю. Что ты имеешь в виду? - Я имею в виду, что во имя спокойствия ты можешь принять решение вернуть меня в Эмбер силой. Но если со мной попытаются сделать то, что уже один раз сделали, я натворю таких бед, перед которыми любые междоусобицы покажутся тебе веселым пикником. Бенедикт покраснел и опустил глаза. - Я не хотел сказать, что предам тебя, Корвин. Неужели ты думаешь, у меня нет сердца? Я не допущу, чтобы по моей вине ты попал в тюрьму или ослеп... Если не хуже. И я с радостью приму тебя как гостя, но только оставь, пожалуйста, и свое тщеславие, и свой страх на границе моего государства. - В таком случае я остаюсь, - сказал я. - У меня нет армии, и я не собираюсь набирать ее в Авалоне. - Я рад. - Спасибо, Бенедикт. Хоть и не ожидал тебя здесь увидеть, я тоже рад нашей встрече. Он снова покраснел и кивнул. - Взаимно. Неужели я первый из нас, с кем ты встретился после побега? - Да. И меня интересует, как поживают мои братья и сестры. Что новенького? - Никто не умер. Оба мы усмехнулись, и я понял, что Бенедикт не собирается со мной откровенничать. Он вообще не любил сплетен и слухов и предпочитал больше молчать. Что ж, его право. - Я останусь в районе пещер еще на неделю, - сообщил он после непродолжительного молчания. - Хочу убедиться, что все в порядке. - Разве это не очевидно? - Думаю, да, но я не хочу рисковать. Неделя - не срок, а я должен быть уверен, что с ведьмами покончено. - Осмотрительность... - пробормотал я. - ...И если ты не жаждешь жить походной жизнью, отправляйся прямо в Авалон. Неподалеку от города у меня есть небольшое поместье. Надеюсь, оно тебе понравится. - Спасибо, Бенедикт. - Утром я набросаю тебе карту местности и дам письмо управляющему, а когда покончу с делами приеду и тоже как следует отдохну. - Вот и отлично. - Тогда подыщи себе в лагере место для ночлега и ложись спать. Смотри, не пропусти завтрак. - Постараюсь. Ты не возражаешь, если мы устроимся на ночь там, где оставили седельные сумки? - О чем ты говоришь! - воскликнул он, и мы допили вино. Выходя из палатки, я высоко поднял полог и сжал большой кусок полотна в руке. Бенедикт пожелал нам доброй ночи и вернулся к столу, не заметив образовавшегося сбоку отверстия. Я соорудил постель справа от седельных сумок и постепенно стал их подтаскивать, роясь в вещах. Ганелон с любопытством на меня посмотрел. Я кивнул и указал глазами на палатку. Он задумался, кивнул в ответ и тоже постелил правее. Я прикинул расстояние на глазок, подошел к своему спутнику и громко спросил: - Не возражаешь, если мы поменяемся местами? Мне здесь больше нравится. - Для полной ясности я ему подмигнул. - Мне безразлично, - так же громко ответил Ганелон и пожал плечами. Одни костры погасли, другие угасали - солдаты улеглись спать. Часовые не обращали на нас внимания, в лагере было тихо, на небе - ни облачка, лишь слепящая синева звезд. Запах дыма и влажной земли приятно щекотал мне ноздри, напоминая об иных временах. Я очень устал. Но вместо того чтобы закрыть слипающиеся глаза, я положил под голову жесткую седельную сумку, набил трубку и закурил. Мне дважды пришлось переменить позу - Бенедикт все время ходил по палатке и на какое-то время вообще исчез из поля зрения. Очевидно, он копался в сундучке, потому что свет дальней лампы заколебался. Затем Бенедикт подошел к столу, освободил его от посуды, отошел куда-то, вернулся и сел на старое место. Я изогнул шею, стараясь не терять из виду его левую руку. Он листал небольшую книжку или... Карты? Естественно. Дорого бы я дал, чтобы узнать, какую карту он вытащил из колоды и положил перед собой. Дорого бы я дал и за Грейсвандир - на тот случай, если в палатке появится человек, вошедший не через тот полог, в котором я сделал такое удобное отверстие. Я почувствовал зуд в ладонях и подошвах ног, как бывает у меня перед битвой. Но в палатке никто не появился. Бенедикт сидел не шевелясь, минут пятнадцать, а затем собрал карты в колоду, запер ее в сундучок и погасил свет. Часовые продолжали обход. Ганелон храпел. Я выколотил трубку, повернулся на бок и устроился поудобнее. "Завтра, - сказал я сам себе. - Если завтра я проснусь живым и невредимым, все будет в порядке" 5 Я сосал пустой стебелек и смотрел, как крутится мельничное колесо. Я лежал на животе ни берегу ручья, подперев голову руками. От брызг и пены в воздухе стоял туман, в котором сверкала маленькая радуга, и до меня изредка долетали капли воды. Мерное плескание, шум колеса заглушали все звуки в лесу. На мельнице сегодня никто не работал, и я испытывал наслаждение, глядя на нее, - много веков не видел я ничего подобного. Смотреть на колесо и слушать плеск воды было так приятно, что я чуть не впал в гипнотическое состояние. Мы жили в поместье Бенедикта третий день, и Ганелон ушел в город на поиски развлечений. Я остался, потому что был там позавчера и узнал все, что мне было нужно. Пришла пора действовать. Из лагеря Бенедикта мы уехали беспрепятственно, после того как он угостил нас завтраком и дал обещанные карту местности и письмо к управляющему. Мы отправились в путь с восходом солнца, а к полудню уже прибыли в небольшой уютный домик, где нас любезно приняли и показали отведенные нам комнаты. Мы быстро привели себя в порядок, ушли в город и остались в нем до вечера. Бенедикт должен был вернуться в конце недели. Мне необходимо было спешить, чтобы закончить с делами до его возвращения и успеть вовремя унести ноги. Страна, в которую я попал, удивительно напоминала мне прежний Авалон, и если бы не засевшая в голове мысль, превратившаяся в навязчивую идею, я наслаждался бы покоем и чувством свободы. Но я ничего не мог с собой поделать. Стоило мне ненадолго отвлечься, и я вновь ловил себя на том, что строю всевозможные планы. Мне предстояло совершить небольшое путешествие. Если выйдет так, как я задумал, и никто о нем не узнает, я решу сразу две проблемы. Правда, мне не удастся уложиться за ночь, но я проинструктировал Ганелона на тот случай, если мое отсутствие будет замечено. Колесо равномерно скрипело, голова моя кивала в такт. Я попытался как можно отчетливее представить то место, куда собирался сегодня отправиться, - цвет и фактуру песка, чуть заметный запах соли в воздухе, облака на небе... Затем я уснул и увидел сон, не имеющий ни малейшего отношения к тому, о чем я думал. Мне приснилось, что я вижу огромное колесо рулетки, на котором были мы все: мои братья, мои сестры, я сам и другие люди, которых я знаю или когда-то знал, и что каждый из нас подпрыгивал в отведенной для него лунке. Все мы требовали, чтобы колесо немедленно остановили, и вскрикивали, опускаясь сверху вниз. Колесо начало замедлять свой бег, поднимая меня все выше и выше, и я увидел белобрысого паренька. Он висел передо мной головой вниз, грозя и умоляя, но голос его почти не был слышен в общей какофонии звуков. Лицо мальчишки потемнело, исказилось, налилось кровью так, что стало страшно, и я рубанул по веревке, которой он был привязан за лодыжку, глядя, как его тело падает и исчезает из виду. Колесо почти остановилось, и я увидел Лорен. Она отчаянно жестикулировала, звала меня, выкрикивала мое имя. Я наклонился и увидел ее ясно-ясно. Во мне проснулось желание обладать этой женщиной, помочь ей как можно скорее. Но колесо продолжало вращаться, и она скрылась. - Корвин! Я решил не обращать внимания на ее крики. Когда я окажусь наверху, то постараюсь заклинить эту проклятую штуковину, даже если падение грозит мне гибелью. Я приготовился к прыжку. Еще немного... - Корвин! На какое-то мгновение рулетка потеряла свои очертания, и ее колесо, мелькавшее у меня перед глазами, превратилось в мельничное. Голос, звучавший у меня в ушах, растворился в шуме воды. Я несколько раз моргнул и пригладил волосы. На землю посыпались одуванчики, а за моей спиной кто-то захихикал. Я быстро повернул голову. Она стояла в дюжине шагов от меня - высокая стройная девушка, черноглазая, с коротко подстриженными каштановыми волосами. Она была в куртке для фехтования, в правой руке держала рапиру, а в левой - маску. Незнакомка смотрела на меня и смеялась. У нее были ровные белые зубы, довольно крупные, и веснушки на маленьком носу и высоких скулах. В ней чувствовалась жизненная сила, которая привлекает больше, чем женственность. В особенности такого умудренного опытом старца, как я. - En garde, Корвин! - сказала она, отсалютовав. - Какого дьявола! Кто ты такая? - спросил я и неожиданно увидел, что рядом со мной лежит такой же фехтовальный костюм, как у нее. - Я не скажу ни слова, пока не закончится наш поединок, - ответила она, надев маску и становясь в позицию. Я нехотя поднялся на ноги. Мне было ясно, что проще удовлетворить ее просьбу, чем спорить. Пусть позабавится. Меня лишь тревожило, что она знает мое имя; и чем больше я на нее смотрел, тем больше ее лицо казалось мне знакомым. - Будь по-твоему, - сказал я, натянул жилет, поднял рапиру, надел маску и сделал несколько шагов вперед. Она пошла навстречу, и наше рапиры скрестились. Я позволил ей начать атаку. Она сделала вид, что собирается нанести прямой удар, а потом неожиданно нанесла его. Неплохо! Ответ мой был в два раза быстрее, но она парировала. Я начал медленно отступать, выманивая ее на себя. Она засмеялась и кинулась в атаку. Фехтовала она просто великолепно и, зная это, старалась показать все, на что была способна. Мне совсем не понравилось, когда ей дважды чуть не удалось пробить мою защиту одним и тем же ударом, а когда на третий раз я встретил ее рапиру батманом снизу, она не по-женски (хоть и не грубо) выругалась, как бы признавая мое превосходство, и тут же вновь атаковала. Я никогда не любил фехтовать с женщинами, независимо от их мастерства, но сейчас понял, что получаю огромное удовольствие. Ее изящество, грациозность и агрессивный стиль боя сказали мне много о характере этой девушки. Сначала я думал, что мне удастся быстро измотать ее, заставить признать себя побежденной, а потом как следует расспросить. Сейчас же я понял, что не хочу заканчивать поединка. По-видимому, она не знала, что такое усталость, и это тоже наводило на размышления. Я потерял счет времени, передвигаясь взад и вперед по берегу ручья. Сталь звенела. В конце концов она опустила рапиру, сделала шаг назад, стукнула каблучками сапог, соединив ноги, и отсалютовала недрогнувшей рукой. - Спасибо. - Дышала они все-таки тяжело. Я отсалютовал в ответ, снял маску, расстегнул застежки жилета и совсем не заметил, как она подошла ко мне и неожиданно чмокнула в щеку. Ей даже не пришлось становиться на цыпочки. Не давая мне опомниться, девушка взяла меня за руку и повела за собой. - Я принесла корзинку для пикника, - сообщила она. - Прекрасно. Я голоден, как волк. И любопытен, как... - Я отвечу на любой твой вопрос, - весело заявила она. - В таком случае, как тебя зовут? - Дара. Мне дали это имя в честь моей бабушки. - Она бросила на меня многозначительный взгляд, словно я должен был понимать, о чем идет речь, и не желая ее разочаровывать, я кивнул. - Дара, - повторил я. - Скажи, почему ты решила, что я - Корвин? - Но ведь ты - Корвин! Я тебя сразу узнала! - Откуда? - Вот она где! - девушка отпустила мою руку, наклонилась и подняла корзинку, стоявшую на выступающих корнях деревьев. - Надеюсь, муравьи туда не забрались. - Она подошла ближе к берегу, выбрала место в тени и расстелила на земле полотенце. Я повесил фехтовальный костюм на ближайший куст. - Как ты умудрилась притащить на себе столько вещей? - спросил я. - Моя лошадь привязана за поворотом ручья. - Она мотнула головой и принялась распаковывать корзинку. - Почему? - Я хотела подойти к тебе незаметно. Если б ты услышал стук копыт, сразу бы проснулся. - Логично. Она сделала вид, что глубоко задумалась, но не выдержала и захихикала. - А в первый раз ты меня не заметил. Я... - В первый раз? - переспросил я. Ей ведь очень хотелось, чтобы я задал этот вопрос. - Да. Я чуть было на тебя не наехала. Ты так сладко спал! Я тебя сразу узнала и вернулась домой за корзинкой для пикника и фехтовальными костюмами. - Понятно. - А теперь садись к столу. И открой бутылку с вином, если не трудно. Она поставила бутылку рядом со мной, развернула большую салфетку и достала два хрустальных бокала. - Это - любимые бокалы Бенедикта, - заметил я, усаживаясь и откупоривая бутылку. - Да. Наливай осторожнее. Чокаться не будем. - Согласен. Я наполнил бокалы, и она тут же произнесла тост: - За встречу друзей! - Каких друзей? - Нас с тобой. - Мы никогда не встречались. - Не будь занудой, - сказала она и выпила. - Что ж, за встречу друзей! Потом мы дружно принялись за еду. Она так упоенно играла роль загадочной женщины, что мне невольно захотелось ей подыграть. - Где же мы все-таки встречались? - задумчиво спросил я. - При дворе великого царя? Или в гареме... - Или в Эмбере, - ответила она. - Ты... - В Эмбере?! - я вовремя вспомнил, что держу любимый бокал Бенедикта, и выразил обуревавшие меня чувства голосом. - Скажи мне, кто ты? - Ты был таким красивым, уверенным в себе, тобой восхищались все девушки. А я стояла в сторонке, серенькая, маленькая мышка, и поклонялась тебе издали. Серенькая, маленькая, невзрачная Дара, гадкий утенок - спешу заметить, превратившийся в белого лебедя, - влюбленная по уши, с разбитым сердцем... - И с... - я сказал непристойность, а девушка рассмеялась. - Разве мы не там познакомились? - невинно спросила она. - Нет. - Я взял бутерброд с говядиной. - Кажется, впервые я увидел тебя в публичном доме. У меня болела спина, я был в стельку пьян... - Ты не забыл, любимый! - вскричала она. - Но там я только подрабатывала. Днем приходилось объезжать диких лошадей, чтобы не умереть с голоду. - Сдаюсь, - сказал я и налил себе полный бокал вина. Больше всего меня раздражало, что эта девушка действительно казалась мне знакомой. Но ведь и по поведению, и по внешнему виду ей нельзя было дать больше семнадцати. Мы не могли встречаться. - Фехтовать тебя научил Бенедикт? - спросил я. - Да. - Кто он тебе? - Конечно, любовник. Он одарил меня мехами, осыпал бриллиантами и между делом научил фехтовать. - Она вновь засмеялась. Я продолжал изучать ее лицо. Да, это было возможно... - Печально мне, - сказал я. - Почему? - Бенедикт не дал мне пирожок. - Пирожок? - За сообразительность. А сейчас - поздно. Ведь ты его дочка, верно? Она покраснела. - Нет. Но ты почти угадал. - Внучка? - Э-э-э... Не совсем. - Прости, не понимаю. - Он любит, когда я называю его дедушкой. На самом деле Бенедикт мой прадед, отец моей бабушки. - Вот оно что. А с кем ты живешь в поместье, когда Бенедикт уезжает? - Одна. - Где же твои мать и бабушка? - Они погибли. - То есть как? - Умерли насильственной смертью. Из убили, когда Бенедикт находился в Эмбере, и с тех пор он ни разу там не был. Я думаю, он не хочет оставлять меня без присмотра, хоть и понимае