рудованием. Как только мы очутились в самой его сердцевине, то скорее ощутили, чем услышали, живой пульс этого места. Две быстрых пересадки - и мы оказались на более узкой и скоростной дорожке, двигавшейся приблизительно тем же курсом, что и первая. На самом деле, мы находились лишь в нескольких сотнях футов от той дорожки, но она была совершенно скрыта. До сих пор, нам никто на пути не повстречался. Тем не менее, каждый, спускающийся по переходнику, все еще мог заметить нас, но мы бы его не увидели из-за игры света на поверхности переходника. И этот некто, если он был, может быть видел, как я пожал плечами при этой мысли, ибо это было практически все, что я мог пока сделать. Я задумался об остальных, о чем они думают, чем занимаются, правильно ли представляют себе то положение, в котором я нахожусь. Это казалось вероятным: ведь они знали, что я жив и, поэтому, были безусловно осведомлены о самых последних убийствах, но все же не получили от меня новых приказаний. Они должны были догадываться, что я все еще в бегах и свяжусь с ними, как только смогу, что любые попытки связаться со мной могут только отвлечь меня от моих насущных проблем. Я подумал о том, насколько они вообще инициативны. Нам придется опять посовещаться, как только я доберусь до Крыла, Которого Нет. Мы быстро шли, прибавляя свою собственную скорость к скорости дорожки. Свет стал очень ярким, почти ослепительным, потому что здесь всегда был разгар дня. Наверху непрерывно двигались стрелы кранов, наклоняясь, поднимаясь, перемещаясь. Машины непрерывно свистели, стучали, гудели. Я почувствовал необъяснимое облегчение, когда мы прошли мимо телефонной будки, и телефон в ней не задребезжал. - Теперь вы скажете мне, почему вы убегаете и от кого? - спросила Гленда. - Нет. - Могло бы оказаться полезным, если бы я знала. - Вы сами навязались на эту прогулку, - сказал я. - Это не экскурсия с гидом. - Опасность, которую я ощущала раньше... очень близка сейчас. - Надеюсь, вы ошибаетесь. Но я почувствовал, что она права. Мои параноидальные наклонности легко поддавались возбуждению, но с некоторых пор появилась возможность для их разгула. Я перешел на боковую дорожку, движущуюся вправо от меня, не представляя, куда та ведет. Она покорно проследовала за мной. Мы были зажаты между возвышающимися громадами металла. Температура воздуха стремительно повышалась, быстро становилась гнетущей. Двое рабочих, стоявших на металлических лесах примерно в двадцати футах над нашими головами, уставились на нас сверху вниз с подобием удивления на лицах. Мы еще несколько раз свернули, даже провели пару минут на служебном транспортере, настолько узком, что нам пришлось стоять боком. Через какое-то время мы добрались до другой, более привычной дорожки, движущейся в нужном направлении. Еще нам по дороге попались только школьники, совершающие экскурсию по вентиляционному комплексу. Они находились далеко слева от нас и быстро пропали из вида. Я начал оглядываться по сторонам в поисках подходящего укромного уголка или какой-нибудь щели, где бы я мог оставить Гленду. Я вытащил пистолет и спрятал его в руке. Эта мысль действительно возбуждала во мне определенное беспокойство. По-моему, дело было в том, что я не люблю оставлять загадки неразгаданными. Она вызывала во мне любопытство. Странная девушка, не может удержаться на работе, помогала мне... Я проверю, кто она такая, как только смогу. Я позабочусь о ее благополучии, как только обеспечу свое собственное. - ...Резко не оборачивайтесь, - услышал я ее голос, - но, мне кажется, за нами действительно следят. Не на дорожке. Выше. Налево. Сзади. Я повернул голову, стараясь, чтобы это выглядело непринужденно. Хватило одного беглого взгляда и я отвернулся. Он был на лесах, шел быстрым шагом, двигаясь к нам кратчайшим путем, приближаясь. ...И эти яркие, яркие отблески голубизны его очков. Я воздержался от проклятий. Его появление не стало для меня неожиданностью. На миг мной овладело патологическое желание, чтобы у меня было при себе что-нибудь более убедительное, чем транквилизирующий пистолет. Я отогнал эту мысль. Я сделал два шага вперед, Гленда немедленно последовала за мной. - Черт побери! Не стойте рядом со мной! - сказал я. - Это может быть вам на пользу. - А вам во вред. Держитесь подальше! - Одним словом: нет. - Хорошо. Я вас предупредил. Это все, что я могу сделать. Развлекайтесь. - Развлекаюсь. Мои мысли понеслись вскачь. Я покрепче, чем Лэндж, но может быть этого все равно недостаточно. Если нет, то пусть будет так. Возможно я заслужил смерть. Тот факт, что я был сильнее Лэнджа сам по себе не служил гарантией, что я достаточно пригоден для выживания при сложившихся обстоятельствах. По крайней мере я уже выяснил кое-что о своем преследователе и намеревался узнать побольше. Я поглядел вперед, подыскивая какую-нибудь механическую махину с лазами, укрытиями, выступами; такое место, где бы в меня было трудно попасть, но откуда я смог бы сделать несколько прицельных выстрелов. Их было несколько на выбор. Потом я оглянулся, стараясь оценить скорость его продвижения. - Что вы собираетесь делать? - спросила меня Гленда. У меня стало возникать странное ощущение, не совсем мне понятное, но не было времени, чтобы его проанализировать. - Истекать на вас кровью, - сказал я, если вы не сделаете именно то, что я вам скажу. - Слушаю. - Впереди. Направо. Примерно в трех сотнях ярдов... Здоровенная серая установка с черным кожухом на ближней стороне. Видите? - Да. Это генератор Лэнгтона. - Примерно через минуту я рвану влево. После этого оставайтесь на дорожке еще несколько секунд. Он будет наблюдать за мной. Потом вы поравняетесь с этой штуковиной. Бегите к ней и спрячьтесь за нее. Как только я отвлеку этого человека наверху, отходите и скройтесь в комплексе, что позади нее. Поглядывайте за тем, что происходит и соответственно соизмеряйте свои действия. Желаю удачи. - Нет. Я пойду с вами. Повернувшись так, чтобы это нельзя было разглядеть сзади и сверху, я изогнул руку и показал пистолет. - Если попытаетесь, я усыплю вас и дам дорожке увезти вас отсюда. Не спорьте. Делайте, что я сказал. Потом я спрыгнул вниз и бросился к выбранному мной укрытию, заметив наверху его: он спешил ко мне, поднимая правую руку. Я услышал выстрел. Меня не удивило, что он промахнулся, ведь ему пришлось стрелять на бегу. Я исчез с его линии прицела, прежде чем он успел выстрелить еще раз. Я протиснулся за угол установки и нырнул в замеченный мной проход, пересекающий ее посередине, который на полпути прерывался металлическим заграждением высотой в три фута и какими-то свисающими проводами и кабелем, а потом, кажется, беспрепятственно тянулся до ее противоположной стороны. Вроде бы, от него отходило восемь служебных ответвлений и один боковой проход. Я мог видеть, что происходит наверху, глядя сквозь отверстия между подпорками и переплетениями проводов и меня порадовало, что я угадал правильно: ему придется подбираться ужасно близко, чтобы рассчитывать на удачный выстрел в таких условиях. Я лишь на несколько шагов углубился в проход, когда услышал ее. - Проклятье! - сказал я, оборачиваясь. - Я же велел вам ехать к генератору! - Я решила не ехать, сказала она. - Я знала, что когда вы побежите, то уже не обернетесь. Я пожал плечами, отвернулся и пошел вперед. Я слышал, что она идет следом. Мне были видны несколько участков узких мостков наверху, в том числе и тот, что проходил над дальним концом машины. По моим расчетам он мог теперь появиться в любую секунду. - Что мне делать, чтобы помочь? - услышал я вопрос Гленды. - Все, что вам заблагорассудится, - сказал я. - Я снимаю с себя всякую ответственность за ваше благополучие. В своей гибели вините себя. Я услышал, как у нее перехватило дыхание, и она резко оборвала начало какой-то фразы. Я продолжал осторожно пробираться вперед. Он может спуститься вниз по одной из лестниц, или по мосткам и приближаться к нам сквозь нагромождения металла. Или он может остановиться, или пойти поверху другим путем. Возможно, он совсем рядом. Бесполезно было прислушиваться к звукам шагов из-за шумовой завесы, вызванной вибрацией механизма, в котором мы стояли. Однако, когда я приблизился к вероятному боковому ответвлению, резкий звук все-таки смог прорваться сквозь все это. Это был телефонный звонок, раздавшийся неподалеку в каком-то служебном закутке. Бормоча шепотом проклятия и прижавшись к стене, я решил при первой возможности засунуть этот телефон ему в пищеварительный тракт с того, или с другого конца. Впрочем, на сей раз я сдержал себя. Этот звук чертовски действовал мне на нервы, но я сумел сохранить контроль над собой. Через секунду я услышал грохот его сапог и понял, что он сделал. Откуда-то зная о том, как на меня действует телефонный звонок, он захватил с собой аппарат телефонного мастера, который мог находить и приводить в действие телефоны. Добравшись до места над моим убежищем, он позвонил в ближайшую телефонную будку, надеясь выбить меня из колеи звонком, и спрыгнул на крышу установки. Только на этот раз я не поддался. Вжимаясь в стенку, я скорее ощущал, чем слышал, как приближаются его быстрые шаги. Он искал отверстие, пригодное для прицельного выстрела, видимо рассчитывая на то, что я превратился в трясущуюся тварь. Внезапно, высоко наверху, справа от меня, примерно на расстоянии тридцати футов над пересекающимися балками промелькнули голова, рука и плечо. Даже вскидывая свой пистолет и спуская курок, я услышал звуки выстрела и отрикошетившей пули. Потом он исчез. Я отшатнулся назад. Налетел на Гленду. Не оборачиваясь и рыча что-то невразумительное, я толкнул ее к углублению в стене и отступил туда сам. Втискиваясь рядом с ней, я опять услышал грохот его сапог и понял, что он перепрыгнул через боковой проход справа от меня. Я направил пистолет в ту сторону, откуда, как мне казалось, он должен был появиться и почувствовал внезапную, сумасшедшую радость при мысли, что телефон перестал звонить. Вот и он. Снова выстрелил. Промахнулся. Я тоже выстрелил. Следующая попытка, понял я, будет решающей. Теперь он знал, где я нахожусь. Я подался назад и прицелился вверх. Почувствовал, что теперь он появится у меня над головой. Я понимал, что шанс выжить невелик. Даже при самом точном моем попадании, он тоже успеет выстрелить. Кроме необходимости спасти девушку, меня беспокоила мысль, смогу ли я перенести серьезные ранения, если вообще выживу. Его я подстрелю. Я знал это. Чувствовал. Готов был поклясться. Даже если он опять всадит пулю мне прямо в сердце, сработают мои рефлексы и мой выстрел состоится, и он, там наверху, на время потеряет сознание. Я хотел выжить, притащить его в Крыло, Которого Нет, вывернуть его мозги наизнанку и вытряхнуть на пол их содержимое. Было бы таким расточительством умереть, оставив его беспомощным, и не иметь возможности этим воспользоваться. - Если я умру, - услышал я свои слова, обращенные к Гленде, - и оставлю его без сознания там, наверху, - и это не я произносил эти слова, ужасный смысл которых доходил до меня, ведь их слышали мои уши и произносил мой собственный язык, - не пожелаете ли вы подняться и прикончить его из его же собственного пистолета? Пулей в голову? В сердце? - Нет! Я не могу! Я не буду! - Потом это избавило бы меня от многих неприятностей. - Потом? - она хихикнула почти истерически. - Если вы мертвы... - Потом она заткнулась, но я чувствовал ее тяжелое дыхание, ее напряжение. Чего он ждет? Чтоб его! - Давай! - крикнул я. - В последний раз! Даже если ты достанешь меня, ты умрешь! Тишина. По-прежнему тишина. Потом я услышал, как Гленда шепчет, быстро, торопливо. - Ты тот самый. Я не ошиблась. Слушай. Это важно. Возьми меня с собой в потайное место. У меня есть кое-что для тебя. Это важно... И это тоже было слишком поздно. Еще три шага и глухой удар, когда он перепрыгнул через наш проход и выстрелил вниз. Я почувствовал тупую боль в груди и в ребрах. Я тоже выстрелил и понял, что попал. Длинноволосый шатен, белые штаны, синяя куртка, голубые зеркальные очки; он повернулся в прыжке, опустился на полусогнутые ноги, левая рука высоко вскинута для равновесия, правая вытянута вниз, оружие наведено, стиснутые зубы оскалены в напряженной, недоброй усмешке. - Мистер Блэк! Нет! - услышал я крик Гленды, когда другим выстрелом он попал мне в плечо и меня отбросило на нее. Транквилизирующий пистолет выпал, и вся моя правая рука стала бесполезной. Но я попал в него, это я знал. И это был мистер Блэк. Тот самый человек, с которым я сидел в Коктейль-Холле - как давно? Иной цвет и длина волос, другая одежда, очки, но та же линия челюсти, те же черты лица, морщины... Пока он пытался навести пистолет, чтобы сделать еще один выстрел, я поднял левую руку. Гленда все еще кричала, а я, укусив себя за большой палец, пристально смотрел на него и услышал его последний выстрел и почувствовал, как он разрывает мне внутренности. Потом он рухнул навзничь, а я повалился лицом вниз, и чернильное облако, казалось, поднялось из моей груди, устремляясь к голове. Звенящее эхо выстрела стихло, исчезло, но я все еще ощущал сквозь сырость, как вибрационные толчки механизма складываются в повторяющиеся слова "Вытащи седьмую булавку", а Гленда всхлипывала, "Библиотека! Ячейка 18237! Важно! Библиотека! Ячейка 18237!..." Потом наступило обволакивающее ничто. 4 Я поставил себя на ноги и опять побежал. Безумие, но я ничего не мог поделать. Хорошо, что никто из тех, кого я мог разглядеть, не был в состоянии это заметить. Потом появилась группа живых, и оставалось либо притормозить, либо вызвать подозрение - этого я хотел меньше всего. Я прикусил губу, огляделся по сторонам, остановился, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Крепкий. Кто бы мог подумать, что Энджел способен так хорошо держаться. Как это ему удалось? Стареющий кларнетист, тихий, спокойный малый. Только теперь я/он/мы узнали, что было в нем, а я уже другой, мне никогда снова не стать таким же, каким я был, все еще изменяясь, зная, что во мне идет процесс, подобный ртутному, неудержимый, сложный, стремительный, нарастающий, дающий силу, твердость... Крепче мы оказались, крепче, чем я думал. Просто двигателю нужно было прокашляться несколько раз, прежде чем он начал нормально работать. Теперь мы уже были почти у цели и я, Пол Кэраб, стал связующим звеном... Мое бегство, начавшееся, как явление нежелательное и даже, вероятно, слегка позорное, теперь обрело смысл. Я сделал то, что следовало, но по ложным мотивам. ...Пол Кэраб, сравнительно здоровый, тридцатипятилетний Представитель Жилой Комнаты, Крыло 1, самый молодой член Обслуживающего Персонала Дома, удирающий от страха. Теперь фактор страха значительно уменьшился, именно теперь, теперь потому что Энджел/Лэндж был здесь. Лучше и лучше с каждым мигом. Все эти убийства повергали меня в панику, каждое последующее в большую, чем предшествующее. Я каждый раз отключался и приходил в себя в худшем состоянии, чем был до этого. Я был готов удрать во время слияния, но оно восстановило во мне равновесие. Потом, когда это случилось с Серафисом и Дэвисом, здравый смысл растаял, как дым. Я почувствовал, что даже мое положение со всеми его гарантиями безопасности не спасет от такой атаки, атаки, безусловно представляющей собой тщательно продуманную акцию по уничтожению всей семьи. Не было во мне ни присущего Лэнджу любопытства, ни гнева, как Энджела. Все это придет со временем, в этом я был уверен, но мой страх подавлял эти важнейшие факторы выживания. Мне стало стыдно за свой страх, но лишь на мгновение. Он пошел на пользу, а я уже не был тем человеком, который был охвачен ужасом. Я наблюдал за медленным шествием людей, провожавших в последний путь усопшего, идущих следом за ящиком на конвейере. Во главе их, рядом с гробом, шел проповедник, читая погребальные молитвы. С того места, где я стоял, был виден участок, где отслужили панихиду, но разные перегородки и предметы обстановки закрывали от меня черную дверь, к которой они все направлялись. В моей голове возникла очевидная аналогия и свила там гнездо с его птичьим попискиванием, темными перышками и мельтешением: тот Пол Кэраб, которого я знал всю свою жизнь, мертв, умерла половина семьи, весь наш образ жизни, вполне возможно, испустил последний вздох. Нет. Этого я не допущу. Моя решимость поразила меня, но так оно и было. Я знал, что сделаю то, что должен сделать. Я не принимал обдуманного решения. Я просто знал. Остальным это могло не понравиться. В любом случае, выбор оставался за мной. Часовня, как всегда, напоминала шахматную доску чередованием светлых и темных квадратов. Я двинулся по диагонали в левую сторону, переходя к входу на затемненный участок. Быстро оглянувшись по сторонам, я лег на пол и прополз внутрь, не желая попадать под луч оповещения, который бы включил сумрачный свет, запах ладана, умиротворяющую музыку и огни на алтаре. Потом я юркнул на церковную скамью со спинкой и уселся боком, так, чтобы можно было видеть вход и держать похоронную процессию в поле зрения. Мне захотелось выкурить сигарету, но закуривать здесь было как-то неловко, поэтому я воздержался. С того места, где я сидел, была видна черная дверь, врата в вечность, в преисподнюю, в загробную жизнь, куда бы там ни было. Конвейерная лента доходила до самой двери, поворачивалась там вокруг своих роликов и шла назад понизу. Когда провожающие со скорбными лицами и одетые в черное медленно приблизились, представитель распорядителя похорон выступил вперед и привел в действие открывающее устройство на пульте, незаметном на темном фоне двери. Дверь беззвучно распахнулась внутрь, и гроб проехал в нее, за ним отправилось довольно много цветов, искусственных, по всей видимости, хотя, конечно, с моего места трудно было судить об этом наверняка, но такое количество настоящих цветов стоило бы целое состояние, что опровергалось малочисленностью процессии, и так как дальше колея наклонялась вниз под соответствующим углом и была оборудована роликами, вся экспозиция плавно скрылась с глаз. Потом дверь закрылась. Похожий на церковника тип произнес какие-то последние слова, и люди стали постепенно расходиться, переговариваясь между собой, либо в молчании, в зависимости от настроения. Я посмотрел, как они уходят, подождал минут десять, пока вокруг не стало темно, подождал еще некоторое время. Потом поднялся, пересек помещение, выполз наружу. Покой, тишина... Был выключен даже конвейер. Ближайший освещенный участок находился на значительном расстоянии, настолько далеко, что даже музыка не доносилась до меня. Я подошел к конвейеру. Зачем-то протянул руку и коснулся ленты, и, ведя по ней рукой, пошел к стене. Человек, склонный постигать реальность на ощупь? Я подумал о Гленде. Что она сейчас делает? Где она? Обратилась ли она в полицию или просто сбежала? Наконец мои мысли вернулись к тем последним мгновениям, что до сих пор оставались где-то в уголке памяти. Что она там бормотала в самом конце? Не обычный истерический вздор, чего можно было ожидать от молодой женщины, присутствующей при внезапной, насильственной смерти. Нет, на это было не похоже. Она повторяла адрес, говорила мне, как это важно. Впрочем, если это не было своеобразной формой истерики, то альтернативный вариант приводил в замешательство. Зачем нужна информация умирающему, если он вдруг не окажется мной? Но знать она не могла. Я не мог представить себе, откуда бы она могла знать. ...Или кто-нибудь еще, в данном случае. Скажем, мистер Блэк. ...Которого она безусловно узнала. А если углубиться еще чуть-чуть, то было нечто необычное в том, как мы встретились... Конечно, мне предстоит это выяснить. Жизненно важно все, что может иметь хоть какое-то отношение к текущим неприятностям. ...И это кажущееся иррациональным настойчивое стремление сопровождать меня... Да, мне придется в этом разобраться. И очень скоро. Я перелез через конвейер, пошел вдоль него, приближаясь к двери. Мне нужно было находиться с правой стороны от него, чтобы добраться до пульта. Подойдя к черной двери, я остановился; этим маршрутом из Дома отправлялись покойники, по этой единственной дороге можно было покинуть Дом. Дверь была сделана из легкого сплава, размерами примерно шесть футов на восемь, и в тусклом свете казалась скорее кляксой, или черной дырой. Я разобрался с пультом, и дверь бесшумно распахнулась внутрь. Еще чернее. Даже с того места, где я стоял, трудно было сказать, что она открыта. Это меня вполне устраивало. Я залез на конвейер и шагнул за дверь, отклонившись назад, чтобы удержать равновесие, и упираясь одной рукой в гладкую стену. Потом я схватился за дверь и потянул ее к себе, отклоняясь назад, прикрыл ее. По-настоящему она не захлопнется, пока я не приведу в действие механизм, но это произойдет, если кто-нибудь приблизится к ней в течение следующих нескольких минут. Я опустился на четвереньки и пополз вниз по туннелю. Он был не длиннее сорока футов. Когда я добрался до задней стены, то встал, опираясь на нее, и начал шарить пальцами по поверхности, отыскивая пульт управления. Совсем немного времени ушло на то, чтобы найти его и открыть, отодвинув крышку. После этого зажглось слабое внутреннее освещение, и мне опять стало видно, что я делаю. Этот блок крайне редко, если вообще кто-нибудь, нуждался в техническом обслуживании, а то, что я с ним тогда сделал, определенно не предусматривалось инструкцией по эксплуатации. Во всяком случае ни у кого не было оснований валять дурака с координатами, по которым покойники отправлялись на свою межзвездную прогулку в одну сторону. То есть, ни у кого, кроме одного из нас. Я закончил, захлопнул панель и стал ждать. Должно пройти пятнадцать секунд, прежде чем пульт сработает. После этого он сам вернется к своим старым координатам. Я услышал, как где-то позади меня и наверху тихонько захлопнулась дверь. Очень хорошо. Это было нечто, что мне полагалось запомнить... Внезапно меня швырнуло на землю. Я упал на руки, перекатился на бок и поднялся. Да, мне полагалось помнить, что, хотя в туннеле я стоял на наклонной плоскости, поверхность, на которую меня перенесло, была не такой пологой. Потом вокруг меня вспыхнули огни. Я стоял в ярко освещенном, коротком коридоре, стены которого светились таким сильным и ослепительным светом, что стало больно глазам. Я прикрыл их рукой и пошел по коридору, а моя персона, тем временем, анализировалась на сотнях, может быть тысячах уровнях скрытыми приборами, которые позволили бы только одному человеку пройти через дверь в его конце. Когда я приблизился к двери, она плавно скользнула вверх, обдав меня ветерком, и я вступил в Крыло, Которого Нет. Внезапное чувство облегчения, освобождения охватило меня. Я пришел домой. Я был в безопасности. Врагу здесь до меня не добраться. Я пошел по изгибающемуся влево, покрытому красным ковром коридору, минуя самый центр крепости, великие запечатанные своды Лаборатории, Компьютера, Хранилища и Архива. Пока я шел, я размышлял о том душевном состоянии, в котором мог пребывать некий предшествующий вариант меня самого, давший им такие прозаические наименования, учитывая то, что в них действительно находилось. В скептическом, Я полагаю. Я проследовал мимо них и вошел в кабинет, или в комнату отдыха, которая наконец появилась справа от меня. Сразу же вспыхнули огни освещения, и я притушил их шлепком ладони; довольно было иллюминации в коридоре. Это была небольшая комната со светлыми стенами, устланная темным ковром, где стояли письменный стол, два легких стула, диванчик со столиками по бокам, застекленный книжный шкаф. Все было так же, как всегда, на моей памяти. Я пересек комнату, подошел к дальней, пустой стене, включил контроллер на спинке стула и стена стала прозрачной. Снаружи была ночь, и полная оранжевая луна висела над белыми каменистыми холмами, видневшимися примерно в полумиле от меня, делая их похожими на челюсть со сломанными зубами. Скалы, что были ближе, казались темными и влажными, словно над ними недавно прошел дождь. Вдали таяли бледные облака, в небе ярко горели звезды. Индикатор справа от меня показывал, что температура там, снаружи, слегка превышала тринадцать градусов по Цельсию. Я отошел, развернул стул к панораме и уселся. Не отрывая взгляда, я отыскал сигарету, прикурил, затянулся. Неважно, что ситуация требовала безотлагательных решений, мне нужны были и этот миг отдыха, и эта сигарета, и этот вид за окном перед тем, как я сделаю следующий шаг. Мне необходимо было побыть в состоянии душевного покоя, прежде чем я смогу продолжать. Это скажется потом. Сводилось все к тому, что мне предстояло нарушить несколько директив ради того, чтобы выполнить одну из них. Было над чем подумать. Если бы мы сейчас провели слияние, то, думалось мне, возникли бы значительные разногласия, но связующим звеном был я, и я же был единоличным наследником последних познаний Энджела и единственным, кто мог действовать. Решение было за мной, и я его принял. - Браво! Наконец-то у нас за рулем оказался кто-то не совсем безмозглый! - В этом нет никакой твоей заслуги, сторожил, - сказал я. - Конечно есть! Во всех отношениях! - Ну, я не собираюсь спорить с тобой на эту тему. Сейчас это не имеет значения и не будет иметь вообще никакого в ближайшем будущем. Может быть. - Что значит "может быть"? Давай подождем и посмотрим - в ближайшем будущем. - Ты не лучше меня представляешь себе, что будет. Ну, не намного лучше. Полагаю, ты прав. Может, пойдем и выясним? - Ты ждал до сих пор. Ты вполне можешь подождать еще, черт возьми, пока я докурю сигарету. Ладно. Наслаждайся своими раздумьями. Ты даже не понимаешь, на что глядишь. - Видимо, ты понимаешь? Лучше, чем ты. - Поглядим. Увидим. Ночь была настолько светла, что я мог разглядеть в отдалении несколько здоровенных воронок от снарядов, их очертания размывались низко поросшей темной растительностью. Приглядевшись, я мог еще различить контуры огромного, разрушенного, похожего на крепость строения у подножия скал. Этот вид завораживал меня. Может быть мне предстоит узнать о нем еще что-нибудь... Хватит! Слишком много всего! Эти руины... Сколько сотен раз видел я их? А глазами своих предшественников? Поднявшись, я затушил сигарету в пепельнице, повернулся и вышел из комнаты. Я сильно волновался, подходя к своду Архива. Там я приступил к деликатным, сложным и потенциально роковым манипуляциям с его запорным механизмом. Еще через четверть часа я открыл его. Я вошел и зажегся свет. Через несколько секунд дверь закрылась и заперлась за мной. Размеры комнаты составляли около 40 футов вдоль и примерно 60 поперек. Задняя ее стена была вогнутой и изгибалась вокруг рабочей площадки, приподнимавшейся над полом где-то на фут. По всей стене на уровне бедра тянулся выступ, выдаваясь вперед дюймов на тридцать. Над ним были смонтированы рядами блоки управления, что, как крылья, вытягивались от центральной панели и ее пульта управления. Массивное кресло рядом с центральной панелью было развернуто в мою сторону, словно приглашая меня. На ходу я сбросил куртку, сложил ее, положил на полку, потом уселся, повернулся к пульту управления и начал прогревать аппаратуру. На ее подготовку, вместе с проверкой систем и включением всех блоков в их должной последовательности, ушло около десяти минут. Я занимался этим с удовольствием, ибо это дело на время полностью отвлекло мои мысли от всего прочего. Но, наконец, огоньки на панели выстроились в должном порядке и пришло время начинать. Я открыл шкафчик слева от себя, вытянул оттуда шлем на длинном, тяжелом рычаге. И шлем я тоже проверил несколько раз. Отлично. Я опустил его на голову так, что его края легли мне на плечи. На уровне глаз было отверстие, позволяющее мне видеть, что я делаю. Я привел в действие механизм, что должен был теперь проверить меня. Его внутренности, вибрируя, пришли во вращение, примериваясь к тем участкам моей черепной анатомии, которые представлялись им заслуживающими внимания. Потом мне немного сдавило голову, когда прокладки прижались к моему черепу в нужных местах. Потом последовал легкий толчок и несколько влажных струек скользнуло вниз по голове. Анестезия. Когда она вводилась сквозь кожу, немного помешали волосы. Впрочем, все было в порядке. Я не хотел обривать себе голову или носить парик. Я мог выдержать несколько капель, попавших за шиворот. Не думаю я, что кому-нибудь может доставить удовольствие ожидание вторжения в его внутренности, а уж тем более в содержимое его черепа. При любых знаниях и опыте, мысли об ощущениях вызывают подъем эмоций. Нет даже необходимости в том, чтобы эти ощущения действительно возникали. Впрочем, через считанные секунды передо мной вспыхнул голубой индикатор и я осознал, что все необходимые щупальца успешно и безболезненно проникли сквозь мой скальп, череп, кору головного мозга, его паутинную и мягкую оболочки, попали в соответствующие участки моего мозга и образовали сеть, способную выполнить ту работу, для которой они предназначались. А я все еще грыз свою нижнюю губу. Так шутит с нами наш собственный мозжечок. Аппаратура была готова. Пришло время для технологического процесса, осуществляемого каждым новым связующим звеном. Я должен был возвращаться назад по своему/нашему сознанию, систематически стирая все те участки Лэнджа и Энджела, которые, по моим ощущениям, противоречили моей собственной личности, и уничтожая их воспоминания, относящиеся к тому, что происходило до меня. Пришло время для жертвоприношения, частичного самоубийства, вышвыривания за борт лишнего груза, всего того, что могло лишь смущать разум, создавать конфликты, делать жизнь менее сносной. Никто же не знает, сколько может вместить человеческий разум, и поэтому мы когда-то решили не испытывать его пределы. Мне казалось, что дело в этом. Где-то, когда-то, в незапамятные времена такое решение было принято. Насколько я знал, мы всегда действовали, исходя из этого суждения, и, так как семья все еще существовала, это всегда оправдывало себя. До сих пор, конечно. Теперь Лэнджу и Энджелу пришла пора отправляться, чтобы стать, быть может, самостоятельными единицами, или моими персональными демонами в преисподней подсознания. Однако сейчас мои мысли, в основном, занимала угроза нашему существованию, и я хотел вырасти, а не уменьшиться, расширить свои познания, а не наоборот. В памяти, вместе с настоятельным побуждением ничего из нее не стирать, оставалось знание о том, что в качестве чрезвычайной меры во времена великой угрозы можно было бы воскресить мертвых. Я не верил, что это когда-либо осуществлялось и, конечно, понятия не имел о том, к чему это может привести. Впрочем ясно было, что дело здесь совсем не в воспоминаниях. Все же я со всей определенностью ощущал себя самым подлинным самим собой, несмотря на то, что я был частично Энджелом и частично Лэнджем. Суровые меры оправдывались ситуацией. Когда я взглянул на тот участок панели, где торчали семь булавок, рядом с которыми оставалось место еще для многих, я очень ясно почувствовал, как колотится мое сердце. Каждая булавка - жизнь связующего звена; каждая - это целое поколение нашей семьи, приколотое там, словно невидимая бабочка... Когда я протянул руку, ладонь моя была влажной. Булавка втыкалась в главную панель каждый раз, когда завершался процесс стирания. Вытащить одну - значило погубить труд предшественника во мне. Что я делаю? Я должен был оказаться здесь для того, чтобы вставить восьмую булавку... Рука моя задрожала. Это неправильно! Глупо даже подумать... Рука стала твердой, потянулась дальше. Я пытался, но не сумел остановить ее. Словно зачарованный смотрел я, как она пересекла панель, примерилась и выдернула седьмую булавку. 5 Трудно сказать, чего именно я ожидал. Удара в литавры? Раскалывающего мозг сотрясения с последующей потерей сознания? Полагаю, чего-нибудь неожиданного. Однако, более всего это было похоже на пробуждение поутру, когда воспоминания вчерашнего дня начинают постепенно подниматься над горизонтом сознания. Обычное прояснение головы, появление того, что там и было. Галерея знакомых картин. Старый Лэндж... Конечно. Это был случай, когда нам довелось побывать в положении нашего собственного сына. По случайному совпадению связующее звено перешло от одной тождественной Лэнджу личности к другой. И в этом слиянии были еще и другие, давно забытые, но опять оказавшиеся со мной, словно они никогда и не отсутствовали. Теперь я стал тем демоном, что обращался к нам. Я был Энджелом, Лэнджем, Лэнджем Старшим и всем тем, что было оставлено старшим Лэнджем от его предшественника Винтона, чей странный склад ума я бы назвал почти чуждым минутами ранее. Но если отнестись к нему так, как его предшественник, который счел уместным его сохранить, то он не казался настолько уж странным. Что это было? Что произошло? Мои накопленные воспоминания теперь вернулись на столетие назад, но дело здесь было не просто во времени и количестве. Ощущение отличия, сопровождавшее вернувшуюся доступность всего этого опыта было... качественным. Да, это было так. И что это за качество? Как раз это ты не можешь по-настоящему оценить в своем теперешнем состоянии. Сильный. Там. Он. Винтон. На мгновение я был слишком ошарашен. Этот опыт всегда присутствовал, но я не удосужился осмыслить его, а ведь освобождая и поглощая демона Лэнджа, я неизбежно выходил на более старую, прежнюю поверхность раздела и доселе неведомый мне демон мог обращаться ко мне из-под нее. То, что есть у тебя сейчас, говорил он, нужно тебе, как стартовая площадка. Ты стал умнее и в чем-то сильнее, благодаря тому, что ты приобрел, но этого мало против мистера Блэка. Чтобы обрести понимание и способность воспользоваться этим, необходимо вытащить шестую булавку. Сделай это немедленно. Полон решимости. И силы. Он. В своей настойчивости. Именно это предопределило мое решение. Я хотел обрести такую решимость, такую силу. И поэтому, прежде чем я сумел выдвинуть свои аргументы против, я протянул руку вперед по диагонали на несколько дюймов и вытащил шестую булавку. Да! Да, когда туманы развеялись и ко мне вернулась память о том, что происходило столетия за полтора, это было не просто возвращением огромных объемов накопленного опыта. Тем более, что сами воспоминания оказались довольно призрачными и не слишком эмоциональными. Тверже, жестче стало мое отношение ко всему, и эта перемена убеждала меня в моей собственной способности совладать с ситуацией. И не только, не только это... Ощущение. Господи, ощущение... Словно потоки воды внезапно обрушились на старинную дамбу. Я чувствовал накапливающуюся мощь и не был уверен в укреплениях. Да, ты был слаб, и ты окреп. Но теперь не время останавливаться. Протяни руку и возьми все. Тебе пригодится любое оружие, до которого ты сможешь сейчас дотянуться. Тебе предстоит встреча с врагом, который тоже силен. И поэтому ты должен стать самим собой в большей мере. Вытащи пятую булавку и восстанови меня в себе. Я покажу тебе, как разобраться с мистером Блэком. - Нет, сказал я. - Подожди, - сказал я. - Подожди... Времени нет. С каждым мигом, что ты теряешь, Блэк становится сильнее. Не отбрасывай инструмент, который может резать алмаз, не отшвыривай камень, который может лечь в основание свода. Я буду нужен тебе. Вытащи пятую булавку! Моя рука дернулась к ней, но я боялся, что уже зашел слишком далеко. Невозможно было измерить силу того, что потом вынудит меня вытащить четвертую, потом третью булавку, и так до самого конца, до начала, разрушая с таким трудом выстроенное здание, уничтожая сделанное за века общими усилиями, ради достижения духовной, нравственной эволюции. Я разделяю твои чувства, я согласен с твоими принципами, Впрочем все они окажутся бесполезными, если не будет больше тебя, чтобы развивать их. Мой конкретный опыт понадобится тебе, чтобы как следует защищаться. Поэтому, пока суть, да дело... Вытащи пятую булавку! Сейчас же! Мышцы заныли в моей руке. Мои пальцы сжимались и разжимались, словно клешня. - Нет! - сказал я. - К черту! Нет! Ты должен! Моя рука дернулась. Пальцы коснулись булавки. Я зашел слишком далеко и слишком поспешно. Рассудок мой отказывался повиноваться мне. Может он и прав, Джордан, я вдруг понял, что его так зовут. Может он и прав. Но я не собирался позволить ему принудить меня к этому. Я даже не очень понимал, чем я только что стал. Было бы безумием освобождать еще одного незнакомца. Конечно, ты испытываешь неуверенность. Но ты должен кроме того понимать, что своими сомнениями ты подвергаешь опасности остальных, да и девушку... - Подожди! И тут появился яростный гнев. Я, Джеймс Винтон, уничтожил его, принес его в жертву, сокрушил его по своей воле. И теперь этот жалкий подонок, ничтожный огрызок пытается мне приказывать! Я медленно сжал правую руку в кулак! Потом стукнул им по выступу. - Нет! - сказал я. - Что надо, у меня есть. Ты дурак! Я плавным движением поднял руку и прижал большим пальцем пятую булавку. Тишина. Стараясь ни о чем не думать, не копаться в своих мыслях или чувствах, я перевел себя на автоматический режим работы и стал освобождаться от оборудования. Наконец, мне перестало сдавливать голову и огоньки приборов показали, что шлем можно снимать. Я сделал это, убрал его в шкаф, потом отключил все узлы оборудования и вышел из Архива, тщательно заперев за собой дверь. Я прошел по коридору к Компьютеру и повозился там с замком. Потом я вернулся в свой кабинет, потому что снабженный реле времени механизм на дверях Компьютера срабатывал лишь через десять с лишним минут. Я плюхнулся в кресло, закурил сигарету и уставился в ночь. За тот краткий промежуток времени, что я отсутствовал, луна проделала заметный путь. Тени сместились по ландшафту, открывая взгляду другие подтверждения стародавнего разорения и еще больше растительности. Этот вид казался мне теперь намного более знакомым, чем раньше, хотя я по-прежнему не представлял себе, что за сражение происходило там. Может, война? Теперь в руинах у подножия этих вековечных скал было нечто еще более интригующее и тревожащее... Я вглядывался в эти развалины и вдруг нить моих размышлений резко оборвалась. Показалось, будто там произошло какое-то движение. Я встал и подошел к окну. Опять что-то. Слабая вспышка... Да, за этими разрушенными стенами мелькнул свет. Я продолжал наблюдать и это повторилось несколько раз. Я попытался определить периодичность вспышек, но, кажется у них не было никакого определенного графика. Потом там вспыхнул яркий свет, и словно луч маяка быстро скользнул по искореженному ландшафту, упал прямо на меня и остановился. Я поднял руку, прикрывая от него глаза, а другой рукой нащупал контроллер и затемнил окно. Потом я снова опустился в кресло, удивляясь какой-то частицей своего "я" тому, что это явление не произвело на меня особого впечатления. Но это чувство быстро прошло