оставив его в живых, я обрекаю на смерть себя. А потому: либо сейчас, либо никогда! Я с сожалением посмотрел на дверь, ведущую к свету, и, бросившись к своему преследователю, стал бить ногой по его шипящей морде, пока она еще не оторвалась далеко от пола. Он отлетел на пару метров и взвыл леденящим душу воплем. Драка в дальнем конце зала прекратилась. Я понял, что моя магия кончилась. Однако два обезглавленных трупа, еле видимых при свете тусклых, электрических ламп, со всей этой заварухи я поимел. Все начиналось сначала. Жаждавшие моей крови существа снова шипели в моем направлении, но теперь у меня за спиной была дверь на свободу. Поэтому в действиях нападавших сквозило недоумение, им было неясно, отчего это я не убегаю. А мне вдруг захотелось поговорить. -- Евдокимов, -- наглым голосом заговорил я, -- скажите, первые люди, о которых вы мне рассказывали, -- это вы и вам подобные, то есть вампиры? -- Щщщенок, -- прошипел он в ответ, -- шшшто ты понимаешшшь в мировых-ххх проблемах-ххх! Ххххх! Мы первые и останемся таковыми навсегда. Сссс!!! -- Да, но сказано ведь, что последние станут первыми, а значит, и первые будут последними. -- Крррови! Хххх! Щщщенок!!! Почувствовав, что газом пахнет уже довольно сильно, в то же мгновенье, когда Евдокимов кинулся на меня, приняв образ огромной летучей мыши, я крикнул "КХХХУМ!!!", прыгнул в открывшуюся дверь, чиркнул зажигалкой и захлопнул двери ада. Вместе с ударом в дверь догонявшего меня Евдокимова раздался глухой взрыв. Мимо меня, благополучно стоявшего за углом каменной стены, пронеслась дверь с распластанным на ней главным вампиром. Подождав несколько секунд, я заглянул в камеру хранения вампиров и с удовольствием оглядел их трупы. "Хм! Тоже мне -- осиновый кол! Здесь до всего своим умом доходишь". Ожоги, может, и пустяки для вампиров, а вот давление, созданное взрывом в закрытом помещении, кого хочешь выведет из себя. Вот и у этих глаза и языки оказались снаружи. Меня удивило отсутствие собственных ощущений, когда я смотрел на исковерканные тела. Я понял, что смотрю на вещи по-новому, как хирург, когда он делает особенно кровавую операцию. Только девушку, лежащую на столе, мне было искренне жаль. Но и до взрыва я вряд ли мог ей помочь. Я подошел к Евдокимову. Тот застонал. Вот же живучий черт. Пришлось снова швырять в него заклятие камня, и на этот раз оно сработало, благо, объект не был в состоянии защищаться. -- Господи, что случилось? -- раздался позади меня женский голос. Я обернулся. Передо мной стояла Анжела, а сверху по лестнице топали еще чьи-то ноги. -- Полагаю, несчастный случай, -- безразлично ответил я, дождавшись, пока ноги притопают к нам. Она недоверчиво посмотрела на меня. Над Евдокимовым склонился Вадим, а Коля направил на меня свою пушку и молча ждал. Вадим поднялся с колен, поглядел на меня тяжелым взглядом и сказал: -- Пристрелить бы тебя, козла, да смысла нет. -- А я бы пристрелил, -- плотоядно заспорил Коля. -- Ну пристрели, -- отмахнулся тот, -- что толку-то? -- Вы что, мальчики? -- вступилась за меня Кармен, -- он же Кольскому нужен. А это деньги! Есть женщины, способные ради мужчины, хоть на край света ползком ползти, а есть такие, что ради денег туда же. И то, и другое мне сейчас было на руку. Телохранители посмотрели на нее, потом друг на друга и кивнули. Что ж, и мне меньше забот, пока меньше. Только сейчас я понял, насколько устал. По-настоящему хотелось спать. Но под боком был пистолет, и я уже шел вверх по лестнице. Снова на руках наручники, снова черный джип, снова по бокам Вадим и Коля, только впереди вместо Гриши Анжела. А вот телефон уже не звонит, и Евдокимов уже не прикажет вести меня назад и не предупредит охрану о том, насколько я опасен. Поэтому, когда водитель останавливается на обочине, Вадим долго пытается выяснить у него, чего он, собственно, встал. Но даже матерщина не помогает. Кончается это тем, что мужика просто вышвыривают из машины, а рядом со мной места становится больше, поскольку на педали теперь давит Коля. Часы на панели водителя показывают половину двенадцатого, и я понимаю, что еще вчера в это время я спокойненько сидел у себя в кресле и читал Костино письмо. А сегодня меня не узнать, я стал другим человеком. И дело, конечно, не в том, что я знаю магические заклинания, это лишь верхушка айсберга. Я начал чувствовать что-то настоящее, истинное в себе и вокруг. Прошлая моя жизнь была только потугами на что-то настоящее. Может быть, я даже искал его, но не находил, потому что не нужно было его искать, а нужно было просто быть настоящим. Я вспомнил Ветра Небес, который в отдельные минуты своей жизни говорил "Будь!", и оно случалось. Вот она высшая вера, высшая правда жизни без сомнений и искажений. Вот только применить эту формулу в жизни бывает, ох, как трудно. Ведь сказать "Будь!" можно лишь тогда, когда можно его сказать. В этом моменте все дело. Его надо видеть и чувствовать. В этом и есть настоящее -- видеть вещи такими, какие они есть, и потому иметь возможность управлять ими. -- Коль, остановись у палатки, пить хочется, -- прервала молчание Анжела. -- Нашла время, -- буркнул тот в ответ. -- Ладно, останови, -- согласился Вадим. Анжела вышла из машины, вслед за ней потянулся Коля. -- Ты куда? -- вскинулся мой сосед. -- Да надо тут в одно место. -- Стой! Но тот уже пошел, причем было заметно, что идет он, не зная куда. -- Черт, что творится вокруг? -- А ты тоже иди, -- сказал я спокойно, глядя ему в глаза. -- Только наручники сначала сними. Не отрывая от меня взгляда, Вадим достал из кармана ключи, щелкнул на моих руках замками и пошел прочь. Через минуту вернулась Анжела. Плюхнулась на свое место со словами: "Теперь поехали", -- и уже хотела отпить "Святого источника", как заметила, что вокруг нее как-то слишком пусто. -- Ой, а ребята где? -- обернулась она ко мне, и в ее глазах появился страх. -- Ребята сказали, что я им надоел и нечего на меня тратить свое время. У них, мол, есть более срочные дела. -- Что ты врешь? -- испуг выходил наружу, она даже взялась за ручку двери. -- Не спеши, Анжела, ты мне нужна. -- Что вам нужно? -- Расскажи мне все, что знаешь о Евдокимове и Кольском, а потом можешь спокойно идти. Кстати, о деньгах. Вот дипломат, -- потянул я лежащий позади меня знакомый кейс, -- в нем сто тысяч долларов, -- Анжела забыла сделать очередной вдох, -- половина твоя. Если скажешь, конечно, все, что знаешь. Я открыл дипломат и показал ей. Не отводя взгляда от денег, она начала говорить, но я перебил ее. -- Подожди! Ты водишь машину? Она кивнула. -- Садись за руль, и поедем в какой-нибудь ресторан. Есть хочется. Там все и обсудим. -- Деньги вперед, -- бросила она. Я взял две пачки и подал ей. -- Пока хватит, остальное по окончании слушаний. -- Ладно, -- буркнула она, пересела кое-как за руль, и мы тронулись. -- Едем в "Брайтон". -- Где это? -- Недалеко от Савеловского вокзала. Я покажу. Машин в это время суток немного, хотя по сравнению с десятью годами раньше -- Вавилон, но пробок не было, и пока мы катили по ночной Москве, я воспользовался чужим телефоном, поскольку мой кто-то присвоил. -- Алло. -- Это я. -- Наконец-то! Где ты был столько времени? -- Долго рассказывать. Я через пару часов буду. -- Тебе ничего не угрожает? -- В данную минуту нет. -- Я тебя дождусь. -- Спасибо. Положив телефон в карман, я предварительно стер с него номер, по которому звонил. -- Ждет? -- покосилась на меня через зеркало Анжела. -- Ждут -- двое с носилками и один с топором. -- Ага, так я и поняла по голосу. Я улыбнулся: -- Женщину не проведешь. -- Красивая? -- Ангел. -- Жаль, а то я хотела к тебе подъехать поближе. Только ведь она тебе не жена пока. Можно и подвинуть. Я пристально посмотрел на нее: -- Ты много знаешь. Хотелось бы, чтобы так же много ты знала о своем боссе. -- Бывшем боссе, -- поправила она меня. -- Ты ведь убил его, точнее, превратил в статую. -- Поверни здесь направо, -- сказал я. Мы помолчали некоторое время, и я добавил: -- Все, приехали. Я помог ей выйти из машины. Не очень длинная юбка девушки открывала красивую линию ног, и если бы не Василиса, я бы не сильно сопротивлялся, чтобы она ко мне "подъехала". Но все познается в сравнении. Я свой выбор сделал. В ресторане, как обычно, было немного людей. Мы сели за свободный столик, и я заказал хороший ужин. Холодные блюда - копченый угорь и овощные салаты -- принесли сразу вместе с бутылкой "Хванчкары", которую я предпочитаю во время сложных переговоров. Она не бьет в голову, поддерживает тонус и имеет прекрасный вкус. Ненавязчивый напиток. Разлив вино по бокалам, я посмотрел на Анжелу и сказал: - Ну-с, мадемуазель, я вас внимательно слушаю. Она пригубила вино, прикурила сигарету и начала говорить: -- Все крутится вокруг донорской крови. Фу! Мерзость! -- Она дернула плечами и затянулась. -- Хотя деньги огромные. Раньше, ну еще до перестройки, Евдокимов возглавлял то ли службу, то ли министерство какое особое, я уж не знаю, которое занималось всем этим. Потом, году в девяносто втором, пришли новые люди, ну и его сместили. -- Анжела сделала глоток. -- Ох, и злой же он ходил все это время. Бабок -- куры не клюют, чего человеку еще надо? -- Она недоуменно скривила рот. -- Власти хотел, наверно. Как на работу к нему попала, через знакомых одних, так сначала ничего вроде все было. А потом, что ни день, так у меня истерика. То в подвал к ним попаду, да ты все сам видел! Вампиры же они, так ведь? То от трупа избавиться помоги с Гришкой вместе. А трупы-то, мама дорогая, прямо из фильма ужасов. -- Она снова поднесла бокал к губам. -- Натерпелась, короче. Потом попривыкла. Правда, боялась все, что как им не хватит крови-то, так они меня сожрут. Но Евдокимов со своими строг был. Не позволял им лишнего, хотя и кормил. А че? Проститутку какую Гришка найдет, переспит с ней, если надо, или ребята его, а потом в подвал. От голода не пухли, в общем. Подошел официант и поставил перед нами жюльены. Анжела замолчала, потушила сигарету и быстро расправилась с небольшим блюдом. Я не торопил. -- Ты, наверно, видел, когда мы Гришу искали, комнату с мониторами? -- спросила она, вытирая губы салфеткой. -- Ну? -- Так то от видеокамер, что поставлены на каких-то пунктах по транспортировке крови. Я уж не знаю, как ее везут и куда, но Евдокимов за всем этим следил. Все надеялся на что-то. -- Что же, Кольский не знал об этом? -- Хм, а что Кольский? Классный мужик, хоть и старый, -- глаза Анжелы размечтались. -- Но странный -- что есть, то есть. Евдокимов частенько встречался с ним. Тот многого не знал, так наш его консультировал. Ну, и меня с собой брал. Видел, что я тому нравлюсь. А как-то я даже ночевать осталась у него на даче. -- Анжела покраснела слегка, бросив на меня быстрый взгляд. -- Он меня не обижал и спал не в гробу, не то, что Евдокимов. -- Так что же, Кольский не знал о видеокамерах? -- Не знаю. У них вообще были очень странные отношения. Вроде как враги. А вроде и нет. Все какие-то разговоры умные: о Земле, о крови, о людях, о контроле каком-то глобальном. В общем, чушь какая-то. Я в этом ничего не понимаю. -- Зачем же Евдокимову нужно было убирать Кольского, если делали они одно дело? -- Так я ж говорю: власти, наверно, хотел. -- Н-да, странно. А скажи мне, Анжела, вот ты говоришь, что о транспортировке ничего не знаешь. А может, упустила чего? Фразу какую? Или, к примеру, может, знаешь, кто платит за кровь? Впервые после джипа я вижу у нее испуганный взгляд. -- Да не знаю я ничего. Знаю, что это коммерция и кто-то платит из-за рубежа, а кто -- неизвестно. -- Что же, если платят из-за рубежа, так кровь и уходит за рубеж? -- Нет, -- сказала она и прикусила губу, -- то есть я не знаю. -- Она взяла вилкой кусок копченого угря и стала его нервно жевать. -- Анжела, тридцать тысяч все еще у меня. А мы договаривались как? Либо все, либо ничего. Она перестала жевать, громко положила вилку и возбужденным шепотом заговорила: -- Куда-то в Россию ее везут, не за границу, точно. -- Откуда знаешь? -- Откуда? Соображаю тоже. Никогда не слышала о других странах. -- Почему же думаешь, что платят из-за рубежа? -- Потому что в долларах приходят. -- Ты что, платежки видела? -- Хм, видела, подписывала. Я чуть не подавился помидором: -- Как подписывала? -- Да Евдокимов, когда еще при делах был, сделал меня директором своей фирмы, чтобы самому не светиться. Вот я и подписывала. Деньжищ -- прорва. Миллиарды долларов. -- Куда же деньги шли? -- Я не мог поверить своим ушам: Анжела -- директор фирмы Евдокимова. Надо же! Просто праздник какой-то. -- Куда? Государству по большей части, а потом веером. Я думаю, на обнальные конторы и в регионы, нашим филиалам. -- За что же государству платили? Ведь бизнес незаконный? -- Ой, "незаконный"! Насмешил! Да он, бизнес этот, государству не меньше Газпрома пресловутого давал во все времена. Это он для всех незаконный, а для Правительства очень даже ничего. К тому же, ведь с донорами не мы, а государство расплачивалось через Минздрав, но из наших денег. Я помолчал, переваривая услышанное и съеденное. Настал мой черед пить вино и прикуривать сигарету. В это время официант подал отбивную с кровью, на которую Анжела набросилась с жадностью, а я есть не стал. Крови хватало и без отбивных. Дождавшись, пока она сыто вздохнет, я приступил к следующей серии кроссворда. -- А деньги, поступающие из-за рубежа... Ведь должны быть контракты или, на худой конец, из какой страны они падали на счет? -- Наш банк никогда нам вопросов не задавал, налоговики к нам даже не звонили, и, вообще, я уже сказала тебе, что все это правительственное дело. А ты мне все вопросы глупые задаешь. -- Хорошо, хорошо, -- успокоил я ее. -- А насчет транспорта, ты говорила, что везут в Россию. Почему так думаешь? Она помолчала, собираясь с мыслями. -- Так ведь вот что странно. Ладно, налоговая там и банк. Но бесплатно ведь возить не будут. А я за три года директорства ни одной транспортной компании ничегошеньки не перевела и наличку за транспорт не отдавала. Так по мелочам, все внутри Москвы и области. Я сидел, глядя на нее глазами идиота, и ничего не понимал. -- Как же так? Кровь есть, за нее платят из-за рубежа и никуда не везут? -- Везут, везут, -- вздохнула она, -- а вот куда и как? Сколько думала, никак не могу понять. -- Но ты же сказала, что в Россию. -- Ну сказала. Слышала что-то про Волгоград, и не раз. А почему Волгоград и как везут, не знаю я. Все, больше у меня к ней вопросов не было. Я узнал почти все, а те два вопроса, из-за которых погиб Костя, так и остались нерешенными. Вот так. -- Вы уже закончили допрос, гражданин начальник? -- превратившись в прежнюю, легкомысленную девицу, спросила Анжела. -- Закончили. -- Я достал из дипломата деньги и протянул ей. -- Неужели тебе так мало платили, что пятьдесят тысяч для тебя большие деньги? -- А я -- игрок. Это моя страсть. И с мужчинами, и в карты, -- она томно положила подбородок на кисти рук, упершись локтями в стол. -- Где же ты столько проиграла? -- Где-где? У Евдокимова с его компанией. Меня же из дома его кладбищенского не выпускали, кроме как под присмотром, а им всем по тысяче лет, если не больше. Они самого дьявола в карты обуют. Хорошо устроились. Одной рукой платят, другой выигрывают. Ух! Собаки страшные! Я рассмеялся над ее злостью. -- Ну вот, подъемные у тебя теперь есть. А мне пора. -- Что, вот так и уйдешь? -- Надо! Прощай. -- Я встал и пошел, но потом вернулся. -- Забыл. Ты мне адресочек и телефон Кольского не дашь? Она нагло посмотрела мне в глаза и промурлыкала: -- Я не привыкла, чтобы мужчина мне отказывал. Ставлю адрес Кольского против часа твоего времени. -- Что, просто поговорить с тобой еще один час? -- съехидничал я. -- Нет, переспать со мной, -- поставила она все точки над "i". -- А десять тысяч тебя не устроят? Я видел, что в ней борются два желания: дать мне по голове бутылкой или взять деньги. Победила ничья. -- Ладно, пиши. Я вытащил из дипломата ручку и на салфетке записал все, что она мне диктовала, после чего мы расстались. А через пятнадцать минут я уже звонил в дверь Василисы. Встреча была теплой, будто люди, прожившие вместе не меньше двадцати лет, по воле судьбы были отторгнуты друг от друга, но потом все же воссоединились. Мы целовались! Я впитывал аромат ее свежих губ и забыл на несколько минут обо всех своих приключениях. Отстранив ее от себя, глядя в тревожные и одновременно сияющие глаза, я сказал вместо "здравствуй": -- Выходи за меня замуж. Она вывинтилась из моих рук и засмеялась: -- Прямо сейчас? -- Нет, прямо сейчас я хочу спать, потому что безумно устал. И даже не в состоянии рассказывать что-нибудь. -- Так ты предлагаешь мне стать женой эгоиста? -- в глазах возникло что-то вроде лазерного луча, плавящего лед. Я смирился. -- Хорошо, я рассказываю тебе о своих похождениях, а ты выходишь за меня замуж. -- Чудная сделка. Главное, равноценная. -- Да или нет? -- Ты невыносим. -- Она подошла ко мне и уже другим тоном сказала: -- Леша, пожалуйста, давай не будем спешить. Мне нужно время. Что ж похоже, я отставал от Ветра. У них с Луной уже нарождался ребенок, но ведь, в конце концов, и у меня папа не Император. Это я знал наверняка. Родители мои, живые и, слава Богу, достаточно здоровые, сидели на даче под Клином и сажали в грядки всяческую рассаду, не зная, что сын их единственный попал в такой переплет, какой не снился ни одному фантасту или мистику. Несмотря на щелчок, доставшийся моему носу от женщины моей мечты, я битых два часа рассказывал ей о том, где я был, кого убил и что делал. По окончании изложения у нее возник только один вопрос: -- Так во сколько вы приехали с Анжелой в ресторан? Я задумался, пытаясь понять, что именно ее интересует. Что ж, до меня довольно быстро дошло. Я подошел к Василисе, сел рядом на подлокотник кресла и сказал: -- Радость моя, я уже не мальчик-с-пальчик и выбор свой сделал. Не стоит беспокоиться из-за моей верности. Я уже со вчерашнего вечера, черт, с сегодняшнего утра, не мог бы тебе изменить. -- Так с какого же момента? -- рассмеялась она. -- Никогда! -- ответил я, вытащил ее из кресла и понес в спальню. Удивительно, но после такого дня я оказался вполне достоин внимания своей дамы. А потом, конечно, уснул и, надо сказать, очень крепко. 12. -- Это поддельные документы! -- раздался голос из второго ряда. Глава Совета -- Солнечный Луч -- тяжело посмотрел на говорившего. Опять неугомонный Юркий Лис, всегда ищущий правду и находящий вместо нее проблемы. Ладно бы молодой был. Те, понятно, -- самоутверждение там всякое и в каждой бочке затычка. А этому ведь седьмой десяток, а все не сидится на месте. -- Это легко проверить, -- вздохнул Солнечный Луч, ведь он и сам уже был немолод. -- Введите первого свидетеля. Во двор Совета, где вдоль стен в три ряда стояли скамьи, робко вошел один из жрецов низшего сословия. Остановившись посреди двора, не имевшего даже навеса от солнца, он, как бы заранее извиняясь за потраченное на его персону время, смущенно улыбнулся. -- Назовите свое имя, -- раздался голос человека, занимающего место по правую руку от Главы Совета. -- Меня... извините... -- запинаясь, заговорил свидетель, -- я -- Горный Орел. Солнечный Луч, ожидавший соответствующей реакции Совета на это имя, оглядел смеющиеся лица и поднял правую руку, успокаивая собрание. Но винить в этой вспышке веселья своих коллег он бы не стал: тщедушный, маленький человек никак не походил на могучую птицу, внушающую уважение и страх. -- В каком храме вы служите? -- снова спросил Белый Волк. -- В храме? В каком? А-а, в Храме Вечного Очищения. -- Где? -- В... в Гали, -- свидетель никак не мог взять себя в руки. -- Успокойтесь, -- сказал Солнечный Луч, -- вам совершенно ничего не угрожает. Просто говорите все как есть. -- Да-да, я говорю. Глава Совета неторопливо повернулся и кивнул своему Старшему Помощнику. Тот продолжил: -- Вспомните, в сороковом году до Потопа, в день сто двадцать восьмой, вы регистрировали новорожденных? Жрец замялся, лицо его от напряжения покраснело. Солнечному Лучу казалось, будто он слышит скрип мозгов в его голове. Наконец, тот ответил. -- Вы, наверно, вы имеете в виду сына Императора? По двору Совета пронесся вздох. -- Откуда вы знаете, что к вам приходил именно Император? Глаза жреца немного прояснились, и он с гордостью сказал: -- Его Венценосность, да пребудет его душа в родстве с Отцом Мира, не скрывал своего имени. А я немало времени провел в телепатических сеансах, где Император часто появлялся в новостях. Я сразу узнал его! -- почти выкрикнул свидетель. Солнечный Луч улыбнулся. Все это было хорошо. -- Император был один? -- Один? Нет, как же один, он не мог быть один. Не положено, знаете ли. Он был с женщиной и с ребенком. -- Как звали женщину? -- Женщину? Я... -- жрец снова замялся. -- Быстрая... Быстрая Лань? Нет-нет, не Быстрая Лань. -- На его лбу выступили капельки пота. -- Быстрая Газель! Да, кажется, Бы... нет. Может быть, Легкая Газель? Я не помню, -- выдохнул он, едва не заплакав. -- Я не понимаю! -- произнес человек, сидевший по левую руку от Главы Совета. -- Свидетель утверждает, что к нему пришел Император с женщиной и ребенком, насколько, я понимаю регистрировать этого самого ребенка в метрических книгах. Нормальный человек на месте свидетеля помнил бы каждую деталь, каждый нюанс этого великого момента своей жизни! Поставьте каждый себя на его место. К вам приходит сам Император и просит об услуге. Как это можно забыть? Что же мы слышим: свидетель не помнит, как звали мать сына Императора. Можно ли ему верить? -- Свидетель подкуплен! -- снова выкрикнул Юркий Лис. -- Юркий Лис, уймитесь, -- выговорил Солнечный Луч, -- или вас отстранят от слушаний по этому делу. Непоседа обиженно замолчал. -- Так что вы скажете нам по этому поводу, свидетель? -- спросил Белый Волк. -- Меня никто не подкупал, -- торопливо начал оправдываться тот. -- О подкупе вас пока никто не спрашивал. Ответьте, почему вы не помните имени женщины? Теперь на Горного Орла было грустно смотреть. Его крылья совсем обвисли, как у мокрой курицы, и он, к тому же, побелел. Недоуменно качнув головой, он вызвал следующий вопрос Старшего Помощника: -- Опишите нам ее внешность хотя бы. -- Это была очень красивая женщина, -- заторопился жрец, стремясь оправдать свою забывчивость. -- Она точно была придворной дамой и носила богатые одежды. У нее были черные волосы, выбивавшиеся из-под капюшона, тонкие черты лица и, о, Ангелы, я вспомнил, -- почти закричал жрец и его лицо изобразило невероятное облегчение, -- ее звали Ветреная Газель! Да-да, Ветреная Газель! Как я сразу не вспомнил? Ведь и сына назвали Ветер. Ну да, Ветер Небес! По двору снова пронесся шорох. -- У меня последний вопрос, -- произнес Белый Волк, -- вы лично проводили регистрацию? И соответствовала ли она обрядовым нормам? -- Сам, конечно, сам! Я никому не доверяю свою работу. И я проделал все необходимое: провел ребенка через все процедуры и занес генетический код души в Общий Массив Земли. В этот момент к человеку, сидевшему по левую руку от Главы Совета, подошел служитель и подал бумаги. Солнечный Луч скосил глаза. Похоже, это главное, чего ждали. Первого свидетеля отпустили, и Старший помощник вызвал второго, однако слева от Главы Совета раздалось: -- Постойте. Возможно, свидетели больше не понадобятся. Во дворе повисла напряженная тишина. -- Мы, сторожевые жрецы Цеха Реинкарнации, провели поиск в Общем Массиве Земли и обнаружили в нем душу под кодовым номером сто двадцать восемь миллиардов сто сорок восемь, в связи с чем и сообщаем, что эта душа соответствует генетическому синтезу двухмерных тел Последнего Императора Легенды по мужской линии и Ветреной Газели по женской линии. В настоящее время душа находится в состоянии сильнейшей деформации, но патологии в этом не имеет. Родственные связи.... -- Довольно, -- остановил чтеца Солнечный Луч, -- все ясно. Над Советом повисла тишина. Каждый обдумывал сложившееся положение, и Глава Совета никого не торопил. Это был великий день. Сам Отец Мира послал им эту надежду в лице Ветра Небес, оказавшегося отпрыском Императора. Гражданские беспорядки к этому времени достигли апогея. Страна находилась перед чертой гражданской войны. Из отдаленных уголков государства постоянно приходили сообщения о неповиновении отдельных городов. Количество жертв, приносимых во благо будущей цивилизации, снизилось втрое, в душах людей поселилось недоверие к жрецам и к их расчетам относительно Потопа. А Совет все не мог решить вопрос о светской власти. И вот теперь появился шанс. -- Он ведь художник, а не Император, -- не выдержал Юркий Лис. -- Можно подумать, ты когда-нибудь был Императором, -- поддел его Острый Шип. Раздался смех. -- Ой, как смешно, -- состроил гримасу правдолюбец, но замолчал. -- То, что он не был Императором, -- меньшая из бед, -- заговорил Неторопливый Поток, -- есть вещи похуже. Он проник в хранилище крови и прикоснулся к тайне. Он не посвящен в доктрину наших предков. И опасность в том, что он не остановится в своем стремлении узнать, что скрывается за тем покровом, который он приподнял. Это означает, что мы должны решить этот вопрос, а потом уже говорить о возведении его на престол. После этого размеренного выступления заговорили сразу несколько человек: -- Он не может быть Императором... -- Его надо судить. -- Мы уже обсуждали это, и... -- У нас совсем мало времени... Солнечный Луч поднял руку. -- Острый Глаз, говори. Мужчина лет тридцати поднялся и сказал: -- Мое мнение таково: до Потопа осталось восемь лет, и не имеет значения, узнает еще один человек тайну крови или нет, тем более что всей тайны не знает никто из нас. Зато Империя, готовая вот-вот взорваться и уничтожить весь наш тысячелетний план и труд, получит то, чего ждет. Снова повисла тишина, которую прервал Глава Совета: -- Да или нет? -- Да. -- Да. -- Да. -- Нет. -- Да. Через несколько минут тот же Солнечный Луч произнес: -- Пригласите Ветра Небес. Во двор медленной походкой больного человека вошел бывший Императорский художник. Его осунувшееся лицо было бледно и безразлично ко всему окружающему. Он остановился в двух метрах от двери, в которую вошел, и Глава Совета заметил, что его слегка качает. -- Да он же вот-вот умрет, -- выкрикнул Юркий Лис. Художник тяжело посмотрел на говорившего и сказал: -- Выйди! На лице старого скандалиста появилась глупая, неуверенная улыбка. Он глазами поискал поддержки у окружающих, но не найдя ее, обреченно вздохнул и просочился через первый ряд вперед. Стараясь теперь выглядеть уверенным перед десятками глаз, он развязно спросил Ветра: -- Ну? -- Защищайся, -- сказал тот и через мгновенье выплеснул: -- САННАВАЛХХХХХХХ!!! На том месте, где стоял Лис, образовался вихрь, швырнувший его тело в свободный от скамеек кусок стены. Маленький торнадо тут же исчез, а правдолюбец вскочил, отряхиваясь и сверкая глазами, с криком: -- Видите, видите? Что я вам говорил? Он не пощадит никого, он всегда был баловнем и лез везде, куда не надо! Меня, старого человека, Высшего Жреца, швырнуть как котенка. Вон отсюда! -- кинулся он к Ветру с кулаками. Тот стоял, не шевелясь, а когда Лис попытался приблизиться, то будто наткнулся на стену. Резвый старик дернулся раз, другой, но стена не пускала, и тогда все услышали, что от Ветра исходит густой, низкий гул: -- АУММММММММММ! И давление этого нарастающего звука было столь велико, что кое-кто из присутствующих подался назад. Невидимая преграда исчезла вместе со звуком, и Юркий Лис упал к ногам художника, который так и не пошевелился. Пришлось старику уползать на свое место, в страхе оглядываясь. Возникла пауза, разрядившаяся всеобщим многословием: -- Он Высший Жрец! -- Без обучения? -- Как это? -- Кто его учил? -- Невероятно! Ветер Небес поднял руку и, когда все смолкло, заговорил: -- Вы убили моего отца и своего Императора. Вы убили мою мать в тот день, когда я узнал о том, что она жива. Вы убили сына моего Учителя -- брата моей жены. Вы хотели убить и Учителя, и жену, и меня. Но я не стану отвечать вам смертью. Мертвых в прежнее тело не вернуть. Отныне дела людей Империи для меня важнее наших с вами разногласий. Я объявляю себя законным Императором Легенды. И если хоть один из вас с этой секунды задумает поднять руку против меня и моей семьи, он будет убит задолго до того, как его план начнет созревать. Со своей стороны я обещаю, что вы -- хранители Общего Массива Земли -- будете продолжать свою работу на прежних правах. Я прошу вас сегодня же избрать Главного Жреца. Думаю, что лучшего кандидата, чем Солнечный Луч, вам не найти. Оставьте дрязги! До Потопа остались считанные годы! У вас много дел! Да пребудет с нами Отец мира! Ветер поднял правую руку на уровень плеч и вышел.  * ЧАСТЬ 2 *  1. -- Так ты говоришь, был взрыв, а когда ты спустилась вниз, Евдокимов был как бы каменный? -- Ну, -- черноволосая девушка переложила открытые Кольскому до розовых трусиков ноги с одной на другую и, не поправляя платья, продолжила, -- я уж не знаю, показалось мне это или нет, но когда я спускалась, был еще какой-то странный звук. Что-то такое: кх-кхххх. У меня даже мурашки по телу побежали. Евгений Дмитриевич, до этого сидевший спокойно, взял сигарету, прикурил, выбрался из своего кресла и нервно стал расхаживать по толстому ковру, заглушающему звуки его шагов. Потом остановился перед Анжелой и, напряженно глядя ей в глаза, спросил: -- Ты уверена, что он был окаменевший, или он был как бы окаменевший? -- Так, хм, ну статуя и статуя, а каменная она или нет -- я ж не разбивала ее на куски, -- девушка капризно сложила губки, -- ой, да, Евгений Дмитриевич, бросьте вы это все. Вам-то чего? Этот Кудрин вас не тронет. Что он -- дурак, что ли? Поедемте к вам, отдохнем. -- Она встала, приблизившись вплотную к мужчине, и положила руки ему на плечи. Тот подался немного назад, но потом не устоял, почувствовав сладкий запах ее духов, и обнял ниже талии, сильно прижав к себе. -- Эх, Анжела, как бы я хотел этого, но... Девушка легким движением вспорхнула к нему на руки, причем он еле успел напрячься, чтобы удержать ее. Будучи небольшого роста и уже в годах, Кольский все же не выдержал ноши и хотел положить ее на ближайший диван, но Анжела вдруг стала тяжелой, потянув его вниз за шею, и они почти упали на ковер. -- Но что? -- игриво спросила она, проводя кончиками волос по его щеке. -- Ох, и стерва ты, -- ответил Евгений Дмитриевич, ухмыляясь ее раскрепощенности, и, чтобы еще больше убедить ее и себя в этой мысли, повторил с большим возбуждением, -- настоящая стерва. -- Не-е-ет, я целомудренная девочка из светского общества, -- нежным голоском пропела она, обхватив ногами его торс. -- Ах ты -- девочка?! -- не справился с чувствами Евгений Дмитриевич, лихорадочно срывая с нее белье, -- ну тогда я тебя сейчас... -- он остановился, потому что не любил вульгарности. Но Анжела свободу любила и предпочитала доводить игру до конца: -- Что ты меня? -- Трахну! -- не выдержал Кольский. -- Наконец, кто-то со мной это сделает, -- выдохнула она и застонала под его напором. В этот момент зазвонил телефон. -- Проклятье, -- ругнулся Евгений Дмитриевич. -- Это я твое проклятье, -- обняла его крепче девушка, и он не стал противиться. Телефон звонил минуты две, постоянно сбивая с ритма мужчину и женщину, но они стойко держались, не обращая внимания ни на что вокруг. Когда сладостный миг был уже близок, взамен заткнувшегося наконец телефона в комнате раздался очень знакомый Евгению Дмитриевичу голос Вице-премьера: -- А трубку, господин Кольский, надо снимать, когда вам звонят. А то приходится ботинки стаптывать, понимаешь! Евгений Дмитриевич замер. Анжела, сделав последнее, конвульсивное движение, расслабленно откинулась, умиротворенно мыча. Кольский, так и не получив желаемого, встал, не поднимая глаз, одел штаны и только потом посмотрел на то место, откуда прозвучал голос. Там никого не было. Он нервно оглядел кабинет. Пусто. "Вот, черт! Неужели показалось?". Он нажал кнопку селектора: -- Вера, кто-нибудь меня ждет? -- Нет, Евгений Дмитриевич, никого не было и никто не звонил. -- Хорошо. Меня пока ни для кого нет. Даже для высших, -- добавил он. -- Поняла. Он уже хотел вернуться к девушке, чье тело отчетливо вырисовывалось на ковре, но тот же голос проговорил: -- Бес в ребро, Евгений Дмитриевич? -- Кто здесь? -- напряженно вглядываясь во все уголки кабинета, спросил Кольский. -- Ха-ха-ха, -- томно рассмеялась Анжела. -- Чего ты смеешься, -- вскинулся тот, заглядывая под стол, -- ты что, ничего не слышишь? -- Вы такой забавный, -- сказала она, перебирая свой локон. -- Что во мне такого забавного? -- он начал серьезно нервничать. -- Вскочили почему-то, не получив того, ради чего старались, бегаете по кабинету, задаете какие-то вопросы в пустоту. -- Ты, действительно, ничего не слышала? -- Евгений Дмитриевич внимательно посмотрел на нее. -- Кроме вашего голоса, ни-че-го, -- по слогам сказала она и встала. -- Странно, странно, -- проговорил он, немного успокоившись, и занял свое кресло, с удовольствием наблюдая, как девушка одевается. Застегнув платье, Анжела прикурила сигарету и снова села в прежнюю, откровенную позу. -- Кофе бы, -- вздохнула она. Кольский снова нажал кнопку селектора, не отводя глаз от ног своей визави, и сказал: -- Верочка, два кофе, пожалуйста. -- Хорошо, Евгений Дмитриевич. -- Так ты говоришь каменный? -- вернулся он к разговору, прикуривая вслед за ней. -- Как вот эта стена, -- слабым движением стукнула она над головой. -- Что же потом? -- Потом подошли Вадик с Колей, и мы поехали к вам. -- Ко мне? -- Ну да, вы же искали Кудрина? -- Да, искал. В дверь вошла секретарь и походкой фотомодели продефилировала к столу шефа, поставила на него кофейник с чашками, налила и подала одну из них Евгению Дмитриевичу, а другую поставила перед Анжелой на журнальный столик, окинув всю ее взглядом, полным ярости. Та наблюдала за ней с легкой улыбкой и ответила на испепеляющий взгляд еще большим радушием. Когда Верочка вышла, Анжела опередила Кольского с вопросом: -- Интересно, она хороша в постели? Евгений Дмитриевич поглядел на нее и рассмеялся: -- А ты все-таки стерва! -- Нет, в самом деле, мне же интересно. Какая у нее, например, грудь? Слабая или упругая? Этот вопрос заставил мужчину покраснеть, что и вывело его на чистую воду: -- А-а, -- сказала девушка, -- все-таки упругая. Я так и думала. -- Анжела, -- укоризненно покачал головой Кольский, -- ну, что за вопросы? -- Мне кажется, что мы и втроем могли бы неплохо провести время. Она мне понравилась. Я люблю рыжих. -- Что, прямо сейчас? -- Ну, все зависит от сил, если они у вас остались, конечно. Ковер большой, мягкий. Мы вполне поместимся. Тем более вам необходимо закончить начатое дело. Евгений Дмитриевич едва не задохнулся от нарисованного образа и расслабил узел галстука. -- Анжела, перестань. -- Позвать ее? -- Я... Анжела встала и вышла из кабинета. Кольский не мог пошевелиться. Через несколько секунд обе девушки вернулись. -- Слушаю вас, Евгений Дмитриевич, -- сказала секретарь. -- Я... -- Верочка, Евгений Дмитриевич хочет с нами обеими заняться любовью прямо здесь и сейчас. Я не против. А вы? -- объяснила брюнетка положение дел. Цвет лица секретарши начал походить на цвет ее волос. Подойдя к ней сзади, Анжела провела руками по ее животу и бедрам, приговаривая: -- А ты сексуальная. Я люблю такие тела. И запах "Може нуар" на других женщинах мне нравится. Она вытащила кофточку из юбки девушки, а та все еще не знала, как реагировать на происходящее. Только прикосновение к шее губ брюнетки заставило ее фактически сдаться и откинуть голову, подставляя себя под новые поцелуи. Через минуту она уже стояла в одном нижнем белье, а Евгений Дмитриевич все не мог прийти в себя. Еще через некоторое время обе девушки лежали в объятиях друг друга, нежно обнимаясь и покрывая друг друга поцелуями. Не выдержав этой сцены, Кольский встал и дрожащими от нетерпения руками начал снимать брюки, однако это занятие снова прервал знакомый голос: -- У вас, Евгений Дмитриевич, скоро кровь отнимут, а вы все женщинами балуетесь. Ну-ну! "Кровь? -- подумал Кольский, -- какую кровь? Мою или донорскую?". -- А это зависит от вашего поведения, которое мне пока очень не нравится. Не соответствуете вы, так сказать, моему представлению о человеке, который обладает вашей должностью и могуществом. Евгений Дмитриевич вернул штаны на место и выдохнул: -- Все, девочки, хватит! Я обеих вас очень люблю, но мне нужно работать. Пока они одевались, Кольский сидел, закрыв глаза рукой, чтобы не видеть их обнаженных тел, раздумывая над голосом в своей голове и в то же время сдерживая свою страсть. Через пару минут Анжела произнесла: -- Что-то не так, Евгений Дмитриевич? -- Анжела, -- отнял он руку от лица, -- мне нужна вся информация. Давай поговорим без твоих завихрений. Верочка, -- обратился он к секретарше, -- извини, но нам нужно поговорить вдвоем. Рыжая фотомодель, улыбнувшись Анжеле, с достоинством вышла из кабинета. -- Все, успокойся! -- сказал Кольский то ли девушке, то ли себе и с удивлением обнаружил, что ничего под ее одеждой он не видит -- платье лежало аж на коленях. -- Я вся внимание, -- откликнулась брюнетка. -- Рассказывай, что было дальше. -- Хм, дальше. То есть мы ехали, да? -- Да. -- Ну, по дороге я вышла купить воды, а когда вернулась, Кудрин уже был один в машине. -- Как это, один? Куда же делись охранники и водитель? -- А черт их знает? Он сказал, что надоел им, видите ли, и они ушли. -- Бред какой-то. -- Конечно, бред. Я сразу поняла. Но он же не станет рассказывать о том, как он Евдокимова, к примеру, в глыбу превратил. Я даже теперь не знаю... -- она задумалась на секунду, но Евгений Дмитриевич ее подстегнул: -- Продолжай. -- Я даже теперь не знаю, отчего у меня голова кружилась, когда я вела его к ребятам. -- Расскажи поподробней, -- Кольский снова прикурил. -- Да, черт его знает, че рассказывать. Вела я Кудрина из бильярдной в комнаты безопасности. Ну, он мне начал ко