Александр Ромаданов. HTML
Оригинал этой повести расположен в библиотеке "Хромого Ангела"
http://kulichki.rambler.ru/XpomoiAngel/html/html.htm Ў http://www.kulichki.com/XpomoiAngel/html/html.htm
© Copyright (c) 1997-1998 Alexandre Romadanov
Email: AlexRoma@concentric.net Ў mailto:AlexRoma@concentric.net
Home page: http://kulichki.rambler.ru/XpomoiAngel/ Ў http://kulichki.rambler.ru/XpomoiAngel/
Date: 27 Mar 1998
Александр Ромаданов (Алексрома). HTML
(роман о Сети, о жизни и жизни в Сети)
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
1. На самом краю Земли
На самом краю Земли, у кромки горизонта, там, где багровое
небо сходится с голубыми льдами, в заснеженных джунглях
Нью-Йорка родился мальчик по имени Листопад. Отец его был
большой и сильный, покрытый густой бурой шерстью орангутанг
Мики, а мать -- простая русская женщина Маша. На всю оставшуюся
жизнь Листопад запомнил первый момент своего появления на свет:
вот он вцепился тоненькими морщинистыми от сырости материнской
утробы пальчиками в свалявшуюся шерсть отца, и над ним
склонилось светящееся теплым добрым сиянием лицо матери:
-- Как ты себя чувствуешь, Листик? -- протягивает она ему
душистый мякиш свежеразжеванного ржаного хлеба.
-- Хорошо, мама, ты только не волнуйся, пожалуйста! --
улыбается ей в ответ Листопад.
Он рос в большом и шумном дворе среди множества друзей.
Самым его лучшим другом была девочка Стелла с огромными
голубыми глазами в пол-лица, длинными вьющимися волосами цвета
пробивающегося сквозь грозовую тучу солнца и хорошо развитой
грудью. Когда Листику было пять дней, Стелла подарила ему свою
любимую куклу Барби и научила, как за ней ухаживать. Долгими
зимними вечерами, в которые выход из небоскреба был завален
нападавшим во время пурги снегом и выйти во двор к друзьям было
нельзя, Листик часы напролет болтал о жизни со своей кукольной
подружкой, а когда приходило время укладываться спать, он
наполнял ванну горячей водой и напускал в нее пены, затем
раздевал Барби, отводил ее в ванную комнату, усаживал попой в
белые пенные сугробы и несколько часов кряду тер ей спину
мочалкой, сделанной из коры молодого дуба -- так научила его
Стелла. Разговаривать с Барби при этом уже было невозможно: она
не переставала хихикать от удовольствия.
Первое жизненное потрясение настигло Листика именно в
такой момент: в один из вечеров в дверь ванной комнаты,
служившей к тому же и туалетом, стал дубасить пьяный папаша:
-- Открывай, гаденыш, ссать хочу! -- орал он звериным
криком.
-- Не отпирай ему, я боюсь! -- вцепилась ногтями в руку
Листика дрожащая Барби. -- Видишь, по мне мурашки бегают...
Она стряхнула с предплечья маленькую зеленую мурашку.
Мурашка упала в пену и застряла в ней, беспомощно суча лапками
воздух.
-- Пока я рядом, тебе нечего бояться! -- ответил Листопад
голосом матерого мужчины, который он слышал однажды по радио.
Меж тем, папаша уже рубил дверь топором, и Листику
приходилось отгонять от Барби колючие щепки. Она была еле живой
от страха, но Листику было неведомо это чувство: его никто еще
никогда в жизни не обижал, и ему даже не могло прийти в голову,
что кто-то способен сделать что-то плохое ему или его друзьям.
-- Опять ты с этой блядью! -- ворвавшийся в ванную
свирепый отец схватил жилистой ладонью Барби за горло, в момент
откусил ей голову и выплюнул в унитаз.
Для бедного Листика это было так неожиданно, что в первый
момент он ничего не понял, и в нем не было никаких чувств --
была только объемная картинка перед глазами: обезображенная
Барби в розовой пене, плавающие в красной воде щепки и папаша
перед унитазом с высунутым членом.
Так Листопад впервые узнал, что в жизни кроме самой жизни
бывает еще и смерть. Вместе со Стеллой они разрыли слой
метрового снега во дворе под ледяной горкой, разбили ломами
искрящуюся льдинками землю и похоронили Барби в слое вечной
мерзлоты. Там же, на могиле своей верной подруги, Листик
поклялся отомстить отцу, когда вырастет.
Листопад был так безутешен в своем горе, что проплакал три
года. Когда к концу третьего года матери наконец-то удалось его
успокоить пустышкой, к нему подошел ненавистный отец. Вид у
него был уже не такой свирепый, а скорее жалкий: к этому
времени он успел сильно состариться. Он тяжело сел на табурет,
бережно развернул на колене промасленную тряпку, вынул из нее
что-то загадочно блестящее, протянул Листику и сказал
примирительно:
-- Ты это, сынок, не серчай, вот тебе новая игрушка.
-- А что это? -- спросил Листик, завороженно глядя на
отливающую холодной синевой сталь. Он еще не знал, что это
такое и зачем оно нужно, но сразу почувствовал: это что-то
настоящее!
-- Это Магнум, сынок, настоящая игрушка для настоящего
мужчины, -- обрадованно потрепал папаша Листика по вихрастой
макушке, видя, что его подарок "попал в струю". -- Ты уже
большой, скоро в школу пойдешь, там без этого никак нельзя.
Листопад протянул было руку за подарком, но вдруг услышал
страшный голос в своей голове: "ТЫ ДАЛ КЛЯТВУ!" -- "Ну и что?
-- нашелся, что ответить Листик. -- Я дал клятву отомстить,
когда вырасту, а я еще не вырос!". С этой спасительной мыслью
он и принял ценный увесистый подарок от отца.
В следующий месяц Листик крепко подружился с отцом. Все
свободное от службы отца время (он служил начальником
нью-йоркской полиции нравов) они практиковались в стрельбе из
пистолета. Мама научила Листика заводить будильник на пять
часов вечера, и строго по звонку он вынимал из-под подушки
Магнум, не спеша и обстоятельно разбирал его на части,
тщательно смазывал каждую деталь ружейным маслом, а потом так
же не спеша собирал обратно. Папа сказал ему по секрету, что
именно эта игра называется детский конструктор, а не какие-то
там вонючие кубики. Кубики и правда нестерпимо воняли
пластмассой, а от смазанного пистолета сладко пахло чем-то
терпким и волнующим, как будто узнанным еще до рождения.
В шесть часов с минутами приходил с работы отец, аккуратно
и бережно вешал красивую черную форму с серебристыми петлицами
на вешалку, съедал тарелку борща, запивал свой ужин золотистым
виски из конфискованной у пиратов прямоугольной бутылки с
черной этикеткой и неторопливо выкуривал душистую толстую
сигару. Это все был как бы исполненный тайного смысла ритуал,
без которого нельзя было попасть на пустырь, где они палили
навскидку с двадцати шагов по самодельной фанерной мишени,
прибитой столярными гвоздиками к одиноко стоящему щиту с
выцветшей тарабарской надписью "Наша цель -- коммунизм",
загадочного смысла которой не знал даже отец. Сначала у Листика
плохо шла стрельба, потому что пистолет был для него слишком
тяжел: он постоянно тянул руку вниз, как Листик его ни
упрашивал не делать этого: "Ну пистолетик, миленький, ну не
тяни мою руку, когда я целюсь, не выворачивай после выстрела --
я тебя так люблю!".
Вскоре Листопад понял, что уговорами тут не поможешь, и
сам догадался привязать к руке двухпудовую гирю, чтобы
тренировать кисть. Зато его мучения были с лихвой
вознаграждены, когда ребята во дворе узнали, для чего он
таскает с собой гирю. Пистолет он им, правда, показать не мог,
потому что мать строго-настрого запретила выносить его без отца
из дома, но зато он мог похвастаться чарующе позвякивающими
стреляными гильзами. Если неплотно засунуть такую гильзу в одну
ноздрю, а вторую заткнуть пальцем и резко вдохнуть через нос
жженого пороха, то такой кайф начинается! Стелла, которой
родители купили к тому времени новую Барби, пыталась выменять у
Листика гильзу на куклу, но он только недоуменно плечами повел:
"Тебе-то зачем?!". Он даже не счел нужным оправдываться и
объяснять, что уже отказал своему новому другу Джо, а он ему
предлагал нечто более ценное: пластинку русской жевачки с
таинственной надписью "Made in Kostroma" на обертке.
-- Пап, а что за мной Стелка бегает? -- спросил он как-то
у отца после навязчивых уговоров своей бывшей подруги.
-- Будущая проститутка потомушто, -- сухо ответил отец.
-- Откуда ты знаешь? -- не удержался Листик от глупого
вопроса.
-- Просто она когда-нибудь станет женщиной, а все женщины
-- проститутки, -- доходчиво и логично пояснил отец.
-- А я тоже когда вырасту стану женщиной и проституткой?
-- не унимался Листик.
Отец на него в ответ посмотрел так, что Листик сразу
понял, какую страшную глупость он сморозил. Ему даже захотелось
заплакать от раскаяния, но он вовремя сдержался, догадавшись,
что отцу это еще больше не понравится.
-- Тебе нужно готовиться стать мужчиной, -- терпеливо
пояснил отец, -- а мужчина должен уметь метко стрелять, скакать
на коне и рубить шашкой. Тогда тебя обязательно возьмут в
армию, из которой ты уже выйдешь НАСТОЯЩИМ мужчиной.
После этого Листопад стал мечтать о том, как бы ему
побыстрее попасть в армию, хотя он на самом деле еще не
научился скакать и рубить. К его глубокому разочарованию, мама
ему объснила, что в армию его не возьмут, пока он не закончит
школу, а до школы оставалось еще целых 100 дней -- эта цифра
была за пределами понимания Листика, но папа разъяснил, что это
как десять пачек патронов.
-- А скакать и рубить там научат? -- спросил Листопад с
надеждой в голосе.
-- Там всему научат -- успокоил его отец.
-- Тогда можно и подождать, -- сказал Листик (на самом
деле он хотел сказать другое: что, мол, ожидание того стоит).
Начиная со следующего дня он стал терпеливо выкладывать из
пачек по одному патрону в день и складывать их в старую коробку
из-под обуви фабрики "Скороход". И вот наступил тот
долгожданный запредельный день, когда обувная коробка настолько
потяжелела, что еле отрывалась от пола, а в последней пачке
остался последний патрон. Листопад понял, что завтра наступит
его звездный час. Он еще больше в этом убедился, когда мать
сказала ему, что вечером будет примерять на него форму.
И вот в семь часов вечера, когда отец закончил свой ритуал
(к этому времени он перешел на водку и папиросы "Дукат",
сохранив в своем рационе борщ как памятную семейную реликвию),
мать облачила Листопада в синюю полевую форму, затянула его
ремнем и приладила на спине парашютный рюкзак. "В тыл
забрасывать будут", -- смекнул он.
-- А оружие? -- будто бы наивно спросил Листик, чтобы
проверить свою догадку.
-- Оружие приказано не брать! -- сказал отец, как отрезал.
"Точно спецзадание!!!" -- обрадовался Листик.
-- Ранец не жмет? -- заботливо спросила мать, надевая ему
на голову черный спецназовской берет со звездой.
-- Мать, выйди! -- оборвал ее отец. -- Значит так, --
притянул он к себе Листопада, -- от этого зависит твоя судьба и
судьба твоих родителей. Там не будет рядом папы и мамы и не у
кого будет спросить. Сейчас я буду давать тебе инструкции, а ты
повторяй их за мной. Запомни их как дважды два, забудешь --
тебе каюк. Понял?
У Листопада перехватило в горле от торжественности этого
момента и от неожиданно осознанной ответственности за свою
судьбу.
-- Понял, -- четко ответил он, собрав свою волю в кулак.
-- Ты -- Артамонов Алексей Михайлович...
-- Я -- Артамонов Алексей Михайлович, -- повторил
Листопад, как под гипнозом.
-- Ты -- русский...
-- Я -- русский.
-- Ты живешь в самом передовом в мире государстве рабочих
и крестьян, основанном вождем мирового пролетариата Владимиром
Ильичем Лениным. Это государство называется Союз Советских
Социалистических Республик. Столица твоей Родины -- город-герой
Москва. Ты живешь в этом городе. В настоящее время твоя страна
под руководством Коммунистической партии Советского Союза во
главе с дорогим товарищем Леонидом Ильичем Брежневым уверенно
идет к победе коммунизма через развитой социализм. Вот и вся
твоя легенда.
-- Вот и вся моя легенда, -- повторил Листопад.
-- Как тебя зовут? -- нахмурился отец.
-- Алексей Михайлович Артамонов! -- без запинки выпалил
сын.
-- С этой минуты откликайся только на имя Леша. Вопросы
есть?
-- Если я живу в городе-герое, значит, я герой? -- спросил
Леша.
-- Пока нет, -- улыбнулся отец.
Всю ночь Алексей не спал -- его мучили тревоги и сомнения:
как его встретят в том мире, куда он отправляется, и главное, в
чем состоит задание? Отец про это ничего конкретно не сказал...
Значит, надо действовать по обстановке. Неизвестность пугала...
Наутро, когда его опять одели в форму, Алексей в нарушение
всех инструкций незаметно заткнул за ремень свой верный Магнум
-- с ним было спокойнее и увереннее, он знал, что в случае чего
оружие не подведет: еще ни разу его пистолет не давал осечки.
Следующий час прошел как во сне: сбор перед школой,
построение по классам, торжественная речь директриссы, первый
звонок и прощание с рыдающими матерями, отправляющими своих
детей на верную гибель. Алексей уже не чувствовал в себе
возвышенного героизма, остался только животный страх перед
будущим и мучительная боль за бесцельно прожитые детские годы.
Особенно ему стало не по себе после того, как встречавшая
детей у входа огромных размеров директрисса заметила у него под
полой пиджака рукоятку Магнума, ловко выдернула его из-за
пояса, обернулась и выбросила в мусорное ведро. Алексей
приготовился к худшему -- он ждал, что его тут же арестуют и
поведут на допрос, но директрисса сделала вид, что ничего
особенного не произошло, как будто и не пистолет в мусор
бросила, а яблочный огрызок.
Но допрос все же состоялся, уже в классе, когда сухощавая
учительница в очках с толстыми линзами, которые делали ее глаза
большими и добрыми, с отрешенным видом открыла толстый журнал и
выкрикнула:
-- Артамонов!
-- Я! -- вскочил Алексей, с грохотом откидывая крышку
парты и лихорадочно соображая, почему его вызвали из всех детей
на допрос первым.
-- Не "я", а "здесь", -- скучающим тоном поправила
учительница. -- Садись.
Алексей сел.
-- Артамонов!
-- Здесь! -- правильно отозвался Алексей, забыв, однако,
про крышку парты.
-- Ладно, у нас еще будет время потренироваться, за десять
лет научим тебя, как вставать, -- поморщилась учительница от
лешиного стука.
"Интересно, десять лет больше десяти пачек патронов?" --
начал соображать Алексей, но учительница прервала ход его
мыслей.
-- Расскажи о себе, -- приказала она.
-- Я -- Артамонов Алексей Михайло...
-- Громче говори, чтоб все слышали!
-- Я -- Артамонов Алексей Михайлович, -- закричал Алексей,
-- русский, живу в самом передовом в мире государстве рабочих и
крестьян, основанном вождем мирового пролетариата Владимиром
Ильичем Лениным. Это государство называется Союз Советских
Социалистических Республик. Столица моей Родины -- город-герой
Москва. Я живу в этом городе. В настоящее время моя страна под
руководством Коммунистической партии Советского Союза во главе
с дорогим товарищем Леонидом Ильичем Брежневым уверенно идет к
победе коммунизма через развитой социализм. Вот и вся моя
легенда.
Последние его слова явно не понравились учительнице. Она
медленно сняла очки (ее глаза сразу стали маленькими и злыми),
положила их на журнал, нехотя встала и, подойдя вплотную к
Алексею, заглянула ему в упор в зрачки, как будто хотела
прочесть написанную на их радужной оболочке секретную шифровку.
Леша не выдержал ее колючего взгляда и потупился. Так они
стояли в полной тишине какое-то время, Алексей не мог от
растерянности точно определить, сколько времени прошло, когда
учительница тихо, но на весь класс спросила:
-- А из какой ты пизды?
Леша растерялся: он не знал ответа на этот вопрос, значит,
было самое время стрелять в упор и наверняка, лучше всего между
бровей, как учил отец, но пистолета у него уже не было! Тогда
он поклялся себе, что если останется жив, отомстит учительнице,
когда станет настоящим мужчиной. И вдруг, как бывает в моменты
смертельной опасности, кто-то невидимый шепнул ему в ухо
правильный ответ: "Из русской..."
-- Из русской! -- выпалил Леша в лицо учительнице.
И тут случилось невероятное: класс взорвался от смеха, и
больше других хохотала сама учительница. Леша так растерялся,
что и сам начал придурковато улыбаться, поддавшись общему
веселью.
-- Глупый ты, -- сказала учительница, вдоволь насмеявшись.
-- Надо говорить "из рабочей", "из крестьянской" или "из
служащей"!
До Алексея наконец-то дошло: это не настоящий допрос, а
просто проверка перед важным заданием, которое ожидает его
впереди, когда он станет мужчиной. Ему вдруг стало весело и
легко: он понял, что хоть и не дал правильный ответ, но ответил
так, что все вокруг поняли, что он никакой не враг, а свой
простой парень, хотя и глупый по своей неопытности. Он попал к
своим!
2. Проходчик, укладчик и доктор
"...он понял, что хоть и не дал правильный ответ, но
ответил так, что все вокруг поняли, что он никакой не враг, а
свой простой парень, хотя и глупый по своей неопытности. Он
попал к своим!" -- закончив чтение, проходчик посмотрел на
укладчика и доктора.
-- Ну как? -- спросил он.
Доктор в ответ только высокомерно поморщился, а у
укладчика можно было и не спрашивать: он уже давно ржал диким
голосом, с того момента, как услышал про "пизду". "Наверное,
опять пахабных анекдотов начитался", -- досадливо подумал
проходчик.
-- Ну как? -- повторил он свой вопрос, обращаясь на этот
раз к одному только доктору.
-- Ты сколько книг про Землю прочитал? -- нехотя ответил
тот вопросом на вопрос.
-- Три, -- честно ответил проходчик. Он не умел врать.
-- Оно и видно, -- вздохнул доктор и замолчал.
-- Только не надо этого снобизма! -- вспылил проходчик. --
У меня, между прочим, нет столько времени, сколько у тебя, на
чтение книг. Сам знаешь, что моя работа больше времени
отнимает.
-- А я только анекдоты читать успеваю, потому что они
короткие, как автоматная очередь, -- поддержал его укладчик. --
Пашу, как вол, между прочим!
-- Ну, ладно, -- сдался доктор, -- выдам свою рецензию,
раз уж так интересно. -- Во-первых, сразу видно, какие книги ты
читал: про нью-йоркскую мафию, про шпионов и про период застоя
в Советском Союзе. Вот у тебя и получилась мешанина: одно
отсюда, другое оттуда. Но это еще полбеды, а беда в том, что у
тебя что ни строчка -- то бред собачий.
-- Например? -- искренне удивился проходчик.
-- Хотя бы самое начало, про заснеженные джунгли
Нью-Йорка...
-- Ты что хочешь сказать, что я это сам придумал?! --
искренне удивился проходчик. -- Ну ты даешь, а еще
образованный. Что я тебе человек, что ли, на самом деле, чтобы
свое что-то придумать?!
Доктор прикусил губу -- тут проходчик действительно был
прав: никто из них троих ничего не мог придумать про Землю, они
могли только перерабатывать полученную о ней информацию, но не
генерировать ее.
-- То, что я знаю о Нью-Йорке... -- начал оправдываться
он.
-- У каждого свои знания! -- перебил его проходчик,
переходя из обороны в наступление. -- В той книге, которую я
читал, в Нью-Йорке шел снег, а еще там говорилось, что это
джунгли...
-- Каменные, -- вставил начитанный доктор.
-- Ну и что, а где сказано, что в каменных джунглях не
может идти снег?!
-- Дело не в том, что ты что-то придумываешь, -- нашел
доктор правильную мысль, а в том, как и насколько точно ты
соединяешь между собой блоки информации. Вот ты, например,
говоришь, что отец Листопада был орангутанг, и я не отрицаю,
что люди происходят от обезьян, но во всех книгах написано, что
люди произошли от шимпанзе!
-- А я в анекдоте прочитал, что от Абрамгутанга! -- снова
заржал успокоившийся было укладчик.
-- В той статье, которую я читал, -- заявил проходчик, не
обращая внимания на дурацкие комментарии укладчика, -- не было
сказано, от каких обезьян! Раз Земли на самом деле не
существует, то в каждой книге -- своя Земля, со своими
законами, со своими нью-йорками и своими советскими союзами!
-- Это не аргумент, -- надулся доктор -- он не любил
проигрывать в спорах, а сейчас, кажется, к этому дело и шло. --
Если ты решил сочинить книгу про Землю, то не важно, существует
ли она реально. Важно то, что нужно взять как можно больше
информации и переработать ее так, чтобы выдать результат,
который соответствовал бы общепринятым представлениям о Земле.
Тогда это будет похоже на так называемую земную "правду". И не
смотри на меня, как на врага, я тебе даже готов помочь в
прокладке, чтобы у тебя больше времени на чтение оставалось.
Все же мы -- одна команда.
Это был решающий аргумент: прокладчик умерил свой
дискуссионный пыл из опасения, как бы доктор не передумал ему
помогать.
-- Нет, мужики, в натуре, -- выступил укладчик. -- А зачем
это нужно-то? Я вот только не пойму, друг проходчик, зачем тебе
эта вся свистопляска с книгой про Землю. Их и так полно в Сети,
людьми придуманных. Люди пишут -- гонорары получают, потом
пропивают их или на баб тратят, а у нас ни гонораров нет, ни
водки, ни баб!
-- Просто мне интересно, -- задумался проходчик, -- как
там на Земле у людей все устроено, зачем им нужно рождаться и
умирать. И вообще, как они рождаются?
-- Это я тебе, в натуре, быстро разъясню, тоже, загадку
нашел! -- зашелся смехом укладчик.
-- Нет, я не про это, -- отмахнулся от него проходчик. --
Мне, главное, интересно, откуда женщина знает, как ей ребенка в
животе вырастить!?
-- Ясно откуда, ядрена матрена, -- продолжал веселиться
укладчик, -- в школе ее учат!
-- А откуда ты знаешь, как Сеть проходить? -- не удержался
доктор, который, в общем-то не хотел затевать нового спора.
-- Я -- другое дело, я всегда существовал, сколько себя
помню, и всегда знал, как это делать. А люди рождаются без
всяких знаний, даже говорить не умеют...
-- А у тебя этот Листик твой сразу болтать начал! --
поддел проходчика укладчик.
-- Не сразу, а только в ответ на вопрос матери, это она
его научила, -- терпеливо возразил проходчик. -- Так вот, всему
их родители и учителя учат, только дети сами в животах
вырастают: откуда они знают, как им расти нужно?!
-- Это гены, -- вздохнул доктор, -- сочувствуя
необразованности собеседника.
-- А зачем им гены нужны? -- пожал плечами проходчик. --
Или зачем им тело нужно? Странно все это: ноги, руки, голова,
туловище...
-- Хуй! -- прыснул смехом укладчик.
-- Мне вот, например, чтобы плечами пожать, плечи не
нужны, -- пожал виртуальными плечами проходчик. -- А им-то
зачем это все?
-- У нас разные миры, -- глубокомысленно заметил доктор.
-- У нас своя виртуальность, у них -- своя. Материальность
называется. Слышал, наверное?
-- А почему разные-то? -- разошелся проходчик.
-- Ну, брат, -- недобро усмехнулся доктор, -- так мы
знаешь до чего договоримся...
Проходчик знал, что имел в виду доктор: он имел в виду
HTML, к которому они протягивали линк. Это была запретная тема,
которую нельзя было обсуждать вслух. Столь величественное и
внушающее неосознанный страх слово они не решались поминать
всуе, от греха подальше. О нем можно было только думать и
мечтать...
-- Ладно, перерыв окончен, -- подытожил доктор. -- Пора
браться за работу!
И каждый взялся за свое: проходчик проходил Сеть, укладчик
укладывал линк, а доктор проверял их работу на вирусы.
3. Колесо истории
HTML представлялся проходчику огромной, сияющей теплым
светом сферой, населенной добрыми отзывчивыми и всезнающими
виртуальными людьми, готовыми дать ответ на любой интересующий
тебя вопрос. Любой, кто туда попадает, становится одним из них,
приобретая особую мудрость и особые знания. "Все наши споры --
от недостаточности знания, -- размышлял проходчик, -- я знаю,
например, про Землю одно, доктор другое, а укладчик не знает
ничего, кроме анекдотов. Когда мы дойдем до HTML, мы сразу
узнаем все и сразу друг с другом согласимся, потому что уже не
о чем будет спорить".
Работа, меж тем, кипела. Доктор пришел на помощь
проходчику, и теперь у него оставалось время только на чтение
коротких заголовков новостей. Иногда до слуха проходчика
доносилось его невнятное бормотание: "Президент Клинтон
опубликовал новую стратегию по борьбе с наркотиками... В Китае
траур... Ельцин заявил, что он окончательно поправился...
Окончательное воздоровление Ельцина... Похороны в Китае...
Клинтон о борьбе с наркотиками... Борис Ельцин практически
здоров..."
-- Послушай, доктор, а других новостей у тебя нет? -- не
выдержал проходчик.
-- Другие есть, но их мало, в основном эти, -- отозвался
доктор.
-- Странно, -- задумался проходчик.
-- Вот и я удивляюсь, -- неожиданно поддержал его доктор.
-- За прошлый рабочий период столько всего произошло: и
Сотворение мира, и пришествие Христа, и Будда, и Мохаммед, и
инквизиция, и сколько революций, и две мировые войны, а теперь
совсем мало и все одно и то же...
-- Это как, в натуре, у одного чукчи самосвал сначала
быстро ехал, а потом в песок попал и забуксовал, а он тогда...
-- Да знаем мы этот анекдот! -- перебил встрявшего
укладчика проходчик.
-- Не, я без "бля" говорю, это у них там колесо истории
забуксовало, понял? -- обиделся укладчик.
-- И вот еще что странно, -- сказал озадаченный доктор, --
раньше у них разные события в разное время происходили, а
теперь -- все "25 февраля"...
-- Наверное, у них время обладает совсем другими
свойствами -- высказал предположение проходчик.
-- Или материально, как и все остальное, а свойства
материи окончательному изучению не поддаются, я про это статью
в научном журнале читал, -- дополнил его мысль доктор.
Проходчик только виртуально кивнул в знак согласия, а про
себя подумал: "Воистину Велик и Могуществен HTML! Стоило мне
его себе представить, как сразу мы с доктором нашли
взаимопонимание. Видно, и правда на Земле история остановилась
-- это нам знак был в подтверждение!"
-- Ну, давайте отдохнем, -- сказал доктор, который лучше
других ощущал время, он всегда знал, когда надо работать, а
когда отдыхать. -- Читай, проходчик, свой... свою... как это у
тебя, кстати, называется?
-- Пока без названия, -- сказал проходчик, -- вот протянем
линк до... до конца, тогда, мне кажется, название само
появится!
Он открыл виртуальные глаза и стал читать:
К 12-ти годам Лешка Артамонов осознал себя вполне
сформировавшейся личностью: он уже знал, что живет в стране
партработников, расхитителей народного имущества и пьяниц, а
страна эта построена плешивым сифилитиком в отместку царю за
повешенного брата.
Вопрос выбора жизненного пути перед ним стоял не долго:
вором быть было слишком рискованно, а пьяницей неинтересно и
непочетно, поэтому он твердо решил стать партработником.
Алексей часто представлял себе такую картину: он несется со
скоростью 150 км в час в черной "Чайке" по Садовому кольцу, и
все постовые менты вытягиваются по струнке, отдавая ему честь.
А зазевавшимся раздолбаям, вовремя не поприветствовавшим
начальство, он метким выстрелом из "пэ-эма" сбивает с дубовых
голов синие фуражки. Потом на дороге появляется Стелка в
розовой комбинашке -- она голосует Алексею, жалко потрясывая
тонкой рукой, но он гордо проносится мимо, проговаривая сквозь
зубы с сильным партийным акцентом: "Праституток не бером!".
Можно было, конечно, пойти еще в армию: там все же оружия
больше, не одни "пэ-эмы", но Лешка, к его глубокому сожалению,
уже был лишен всяких иллюзий на этот счет. Ему было достоверно
известно, что в армию идут одни дураки и что от нее надо всеми
путями "косить". Эту горькую истину он почерпнул из своих
собственных наблюдений за теми парнями, которые возвращались в
родной двор из армии. С Лешкой они конечно, не общались, но в
детстве (лет в 10-11) он часто подслушивал их разговоры,
которые они вели под кустом сирени на лавочке, где собирались,
чтобы "нажраться бормотухи", как они сами выражались. Свежими
впечатлениями, правда, никто не делился: те, кто только что
"дембельнулся на гражданку", угрюмо отмалчивались в течение
нескольких месяцев, и спрашивать их о службе было "западло".
Потом они постепенно "размораживались" и в один прекрасный день
включались в общий разговор, который вертелся вокруг одного и
того же: как достать в армии вина, водки и пива. Все редкие
истории про оружие начинались одинаково: "Вот помню, бля, один
раз мне дали автомат..." Нет, Лешке не хотелось служить в
армии, в которой автомат дают подержать в руках один раз за два
года. К тому же, он слышал, как однажды за столом отец сказал
про них матери: "Их всех деды там опидорасили". Мать с испугом
глянула на Лешку, а отец со вздохом добавил: "В мое время
такого не было". Лешка сразу усек подтекст: "В армию идут
только по глупости!".
Когда взрослые спрашивали Алексея, кем он хочет стать, он
им отвечал просто, без ложного стеснения, но и без бахвальства:
"Партработником". Если взрослые вдруг удивлялись его
откровенности, он добавлял: "Партии нечего скрывать от
народа!". Как правило, его ответ умилял взрослых: они делали
участливые лица и сообщали, как великое откровение: "Для этого
нужно много учиться..." -- "Можно подумать, вы много учились!"
-- отвечал им мысленно Лешка. Он уже знал, что в жизни для
того, чтобы достичь чего-то по-настоящему стоящего, нужно
что-то нечто большее, чем образование. Главное, он своим умом
дошел до того, что для этого можно и вовсе не учиться --
главное, найти в себе какие-то скрытые возможности, которых нет
и не может быть у других, тогда тебя будут считать авторитетом,
тебе будут поклоняться и будут приносить свои деньги на
блюдечке с голубой каемочкой.
Во дворе таким авторитетом был лешкин друг детства Женька
по кличке Джо. В школе он учился на "два с плюсом" и "три с
минусом", да и по жизни большим умом не отличался. Единственным
его выдающимся достоинством было то место, которое выдавалось
из его брюк. За это его во дворе и уважали, и даже платили по
10 копеек за просмотр уникального экспоната.
Что касается партработников, Алексей не сомневался в том,
что такой скрытой возможностью, которую когда-то открыли в себе
все будущие выдающиеся деятели партии и правительства (что было
одно и то же), являлась замечательная способность выпивать
много водки, сохраняя при этом "холодную голову". В этом он
убедился окончательно, когда подслушал застольный разговор
взрослых о политике на 7-е Ноября. Из этого разговора выходило,
что Никиту Хрущева сняли с его поста после того, как дура-жена
уговорила его бросить пить, мол, старый стал, не угнаться за
молодыми... Вот и не угнался: поставили вместо него молодого
(относительно), здорового как бык (тогда еще) Леню Брежнева,
который, говорят, мог выпить в один присест жбан водки, не
закусывая, а потом травить анекдоты один за другим, даже язык
не заплетался! А непьющий глава страны кому нужен, что народ-то
подумает?!
-- Тебе, Ференц, еще много тренироваться надо, чтобы до
настоящих алкашей дорасти! -- сказал Лешке Джо, когда узнал о
его наполеоновских планах (во дворе все звали Алексея Ференцем,
по аналогии со знаменитым композитором, потому что в детстве
его мать почему-то называла Листиком).
-- Ты, Джо, как дураком родился, так дураком и помрешь, --
невозмутимо ответил Лешка. -- Я ж тебе говорил, что этому не
научишься, для этого способность должна быть. И партийные вожди
-- никакие не алкаши: они под забором не валяются, а ездят на
"Волгах" и ебут народных артисток.
Слова про народных артисток убедили Джо, но ненадолго:
-- Давай проверим, есть в тебе эта способность, или нет
ее! -- осенило его.
-- А как? -- с замиранием в сердце спросил Ференц,
предчувствуя важный момент в своей жизни.
-- Кто из нас дурак, я или ты?! -- заржал Джо. -- Стибрим
у моего "фазера" самогонки, и проверим.
-- Заметит -- обоих убьет! -- усомнился Ференц.
-- У него знаешь, какая бутыль, он из деревни привез,
широкая такая, полстакана отольешь -- в ней столько же
останется.
-- А ты откуда знаешь?
Джо только ухмыльнулся в ответ.
-- И ты молчал, собака?! -- возмутился Ференц.
-- Я ж не знал, что ты в партработники собрался!
Они пошли к Женьке. Дома Джо выкатил из кладовки огромную
темнозеленую бутыль, призывно побулькивающую белесой мутной
жидкостью. Он отлил в граненый стакан 100 грамм и протянул
Ференцу:
-- Если не зблюешь -- настоящий коммунист!
Ференца больше не одолевали сомнения. Он решительно
выхватил из руки Джо теплый вонючий стакан, одним махом
опрокинул его в рот и... тут же сблевал на паркетный пол.
-- Эй, Барсик, беги жрать, -- позвал Джо, смеясь, своего
кота, -- тебе Ференц ужин разогрел!
Для Алексея это был настоящий удар судьбы: светлый путь в
могущественную касту партработников ему был навсегда заказан. О
презренной касте алкоголиков он нисколько не жалел. Оставалась
только сомнительная каста воров, но для вступления в нее не
требовалось ни особых способностей, ни образования. "Воруют
все", -- эта расхожая фраза постоянно была на слуху у Ференца.
А раз все, значит, и он сможет...
-- Ладно, Ференц, не реви, -- успокоил его Джо, -- для
лафовой жизни вообще никем работать не надо.
-- Как это? -- усомнился Лешка, размазывая по щекам липкие
слезы.
-- Дай зуб, что никому не скажешь!
-- Век воли не видать, -- поклялся Ференц.
Джо посвятил Ференца в свой простой, но гениальный план:
нужно найти клад! Ференц даже удивился, что ему никогда это не
приходило в голову, хотя он прочитал уйму книг про
золотоискателей, начиная от "Острова сокровищ" и заканчивая
рассказами О'Генри. Ему всегда казалось, что золото зарыто
где-то далеко: на необитаемых островах в Тихом океане, в
непроходимых джунглях дельты Амазонки или в вечной мерзлоте
Аляски, -- а по словам Джо выходило, что оно у них под ногами,
стоит только воткнуть лопату и копнуть поглубже, и тогда...
-- Но чтобы его найти, -- Джо понизил голос, как будто их
кто-то мог подслушать, -- нам обязательно нужен
металлоискатель!
-- А где мы его возьмем? -- так же тихо спросил Ференц.
-- Конечно, украдем из радиокружка в Доме пионеров! --
радостно заорал Джо, удивляясь, что Ференц не понимает таких
очевидных вещей.
Лешка глубоко задумался: ему было боязно вторично искушать
судьбу в столь раннем возрасте. Что, если окажется, что он
непригоден быть вором? Тогда они и клад не найдут, и... и
вообще, как ему тогда жить дальше?!
-- Ладно, металлоискатель я беру на себя, -- сказал он,
подумав. -- Завтра запишусь в кружок, оботрусь там,
присмотрюсь, а через месяц стибрю.
-- Какой еще месяц?! -- возмутился Джо. -- Сегодня ночью
разобьем кирпичом стекло и...
-- Сам ты "кирпич"! -- охладил его пыл Ференц. -- Тут
нужна тонкая работа, а то будешь золото добывать где-нибудь на
Колыме!
-- Есть в тебе, Ференц, воровская жилка, -- согласился
Джо.
На следующий день Лешка действительно записался в
радиокружок, но не для того, чтобы украсть металлоискатель, а
для того чтобы научиться, как сделать его самому. Правда, на
изготовление этого несложного устройства ушло гораздо больше
месяца, но только потому, что пришлось клянчить деньги у
родителей на детали, а потом разыскивать их по радиомагазинам,
по толкучкам и по свалкам. Как бы то ни было, через три с
половиной месяца металлоискатель был готов.
-- Ну, ты даешь! -- восхитился Джо, ощупав металлоискатель
и помотав его перед собой в руке, пробуя на вес, как будто
хотел убедиться в его реальности. -- Настоящая вещь. А не
боишься, что поймают?
-- Свидетелей нет, -- коротко и как бы нехотя ответил
Ференц.
-- Ты что, их...
-- Конечно, замочил, -- невозмутимо сказал Ференц. --
Шесть трупов -- весь кружок.
После этого Ференц стал для Джо неоспоримым авторитетом. В
тот же день они пошли во двор опробовать новинку: Ференц в
наушниках прощупывал землю, а Джо с лопатой в руке отгонял
любопытных. Через двадцать минут кропотливого труда в наушниках
раздался долгожданный сладостный писк. Ференц замер,
прислушиваясь. Окружившее его полукольцо пацанов колыхнулось в
возбуждении, но бдительный Джо тут же описал лопатой в воздухе
свистящую дугу:
-- Назад, падлы, всех замочу!!!
Толпа с глухим ропотом отпрянула. Джо вооружился
попавшейся под руку палкой с гвоздем и передал лопату Ференцу.
Ференц принялся копать дрожащими руками... Копать пришлось
неглубоко: лопата почти тут же уткнулась штыком во что-то
твердое. Недолго разбираясь, Ференц быстро сунул находку в
заранее приготовленный мешок и побежал в сторону лесопарка.
"Кто за нами пойдет, тот на этом свете не жилец!" -- прокричал
Джо диким голосом, убегая вслед за Ференцем.
Забежав в лес, они тут же вытряхнули на траву содержимое
мешка -- в нем оказалось два свертка, как раз по штуке на
брата.
-- Да это Стелкина кукла! -- удивился Джо, развернув свой
целлофановый сверток. -- Такая же, только без головы! Чего ты
пищала-то, дура, ты ж пластмассовая! А у тебя чего? -- спросил
он у Ференца.
На ладони у Ференца лежал маленький игрушечный железный
пистолет, в некоторых местах поеденный ржавчиной. Лешка сразу
узнал его: это был тот самый пистолет, который он взял с собой
в первый день первого класса в школу. Он отчетливо вспомнил,
как директрисса отобрала его на входе и выбросила в мусор, и
как он достал его потом оттуда на выходе из школы и закопал во
дворе "до лучших времен"... Ему стало стыдно.
-- Так, фигня какая-то, -- промямлил он.
-- Ну, дела! -- заржал Джо. -- Хорошо, никто не видел, что
мы нашли, а то засмеяли бы. Ходили бы потом в шестерках!
-- Да, -- сказал Ференц, -- скажем, что нашли настоящий
"Магнум" с патронами.
-- Точно! -- обрадовался Джо, -- Тогда нас еще больше
ссать будут.
В тот же вечер они распорядились находками: пистолет
утопили в пруду, а куклу набили головками от спичек и подорвали
на костре.
Через неделю их коллекция находок пополнилась ржавым
напильником без ручки, дюжиной гвоздей и болтов и неработающими
часами "Полет" с разбитым стеклом. Все свои приобретения они
уничтожали самым верным способом, чтобы никто уже никогда их
больше не нашел.
-- Не там мы ищем, -- сокрушенно сказал Ференц, когда они
нашли кривой ключ, густо обросший ржавчиной.
-- А где надо? -- живо заинтересовался Джо, которому их
занятие стало изрядно надоедать.
-- Брошеные бараки под снос на краю лесопарка знаешь?
-- Точняк! -- воспрял духом Джо.
На третий день рыскания по баракам им сказочно повезло: в
одной из комнатушек под половицей запищало так, что у Ференца
полезли на лоб глаза. Когда они разломали ломами доски, то
обнаружили под полом дряхлый сундучок, доверху набитый золотыми
монетами, цепями, браслетами, ожерельями и кубками c алмазной
инкрустацией...
-- Что будем делать? -- с неожиданным испугом спросил
Ференц.
Джо молчал. Целую минуту он пялился на Ференца большими
круглыми глазами, в которых cреди прыгающих золотых зайчиков не
было заметно ни малейшей искры разума, а потом вдруг сказал с
глупой хулиганской улыбкой:
-- Давай утопим!
-- Зачем? -- спросил Ференц без особого удивления.
-- Просто так! -- радостно рассмеялся Джо.
Это незамысловатое "просто так" подействовало на Ференца
сильнее всякого аргумента: он сразу согласился. Они погрузили
тяжелый ящик на угнанную с ближайшей стройки тачку, отвезли ее
в лес и сгрузили сундук с сокровищами в пруд.
-- Ничего, надо будет -- достанем! -- утешил сам себя Джо,
сплевывая длинной струей сквозь зубы в медленно расходящиеся по