Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
 © Copyright Сергей Ильницкий
 Email: serg@russ.ru
 WWW: http://www.barsuk.rinet.ru/serg/oblojka/page_1.htm
 Date: 21 Sep 1998
 Date: 26 Sep 1998
 Date:  8 Jan 1999
 http://www.barsuk.rinet.ru/serg/homepage/litart/index.html
---------------------------------------------------------------



     Давным-давно  жил  на белом свете известнейший писатель Дмитрий Пригов.
Он писал, его издавали, он получал за это деньги, покупал бумагу, чернила  и
снова  писал.  Больше  ни на что денег не тратил, только на бумагу. Ну, жил,
жил и умер. От старости. И вот утром проснулся уже мертвым, сидя на стуле  в
каком-то  коридоре,  по  которому в обе стороны спешили люди с очень занятым
видом. Еще несколько человек с видом глупым сидели на  стульях  вдоль  стены
коридора,  как  и  Дима.  Тут  из  громкоговорителя  на стене властный голос
говорит:
     - Дмитрий Пригов, писатель, кабинет # 8, по коридору направо.
     Дима направился в кабинет # 8. Постучал, входит.
     - Дмитрий Пригов, известный писатель?
     - Да.
     - Назовите число от 0 до 9.
     - Два.
     - Хорошо. Подойдите к столу и найдите карточку с номером 2.
     Дима пошарил в бумагах, лежащих на столе, покрытом липкими  кругами  от
стаканов с лимонадом. Вытащил карточку с номером 2.
     - Прочитайте, что там написано.
     - Карточка номер два...
     - Дальше,   дальше,   -  нетерпеливо  произнес  краснолицый  человек  в
нарукавниках.
     - Реинкарнация, код 3, 14159265.
     - Вам 3-й этаж, 14-я комната. Карточку возьмите с собой.
     - И что?
     - Вам скажут, не задерживайте меня, я очень занят.
     И человек в нарукавниках склонился над толстой учетной книгой,  потеряв
к  Диме  всякий  интерес.  Диме ничего не оставалось, как отправиться на 3-й
этаж, в комнату 14. Там его уже ждали. Симпатичный молодой человек в дорогом
костюме протянул руку для приветствия:
     - А, Дмитрий Пригов, известный писатель!
     Диме нечего было ответить молодому человеку. Он все еще не понимал, что
происходит.
     - Добро пожаловать!
     - Добро пожаловать... куда?
     - Как куда? Вы... Ах, да, все время забываю. Вам, наверно, все  кажется
очень странным?
     - Ну, вообще-то да, я...
     - ...  Вы проснулись в коридоре на стуле, затем вас вызвали в кабинет #
8, потом карточка... Добро пожаловать... как бы лучше выразиться...  ну,  на
небеса,  скажем.  Вы  умерли, мой дорогой, а в данный момент решается вопрос
вашей реинкарнации.
     - Я... Моей... чего?
     Дима  выпучил  глаза  на  молодого  человека,  как  будто   тот   вдруг
превратился в вареного кальмара. Но человек придал своему лицу сочувственное
выражение и утешительным тоном произнес:
     - Да,  да,  все  вы  смертны  и в этом нет ничего ужасного. Умирая, все
попадают к нам. Здесь определяют количество предыдущих реинкарнаций и,  если
оно  меньше  девяти, случайным образом выбирается объект вашего воплощения в
следующей жизни. Это, кстати, вы уже сделали. Назвав число от  0  до  9,  вы
определили  свою  судьбу  на целую жизнь вперед. Садитесь, сейчас мы узнаем,
который раз вы живете. Точнее, жили.
     На ватных ногах Дима подошел к роскошному кожаному креслу и плюхнулся в
него, едва дыша. Не хотелось верить, что все это с  ним  происходит,  но  он
верил. И от этого было только хуже. Умер! Все. Больше никаких прогулок перед
сном     и     все     переиздания  "Двадцати рассказов о Троцком"
пройдут  мимо  него,  как  и гонорары. Гонорары?
Деньги! Деньги в подушке усопшей бабушки! Все, все, что нажито...
     Это был самый тяжелый удар. Мысль о деньгах послала Диму в нокаут.
     - Дмитрий Алексеевич! Дмитрий...
     Слова  доносились  издалека.  Кто-то  звал  Диму,   возвращая   его   в
неправдоподобную,  но  от  этого  не  менее  омерзительную  реальность.  Как
хотелось умереть! Умереть  по  настоящему,  насовсем  и  никогда  больше  не
увидеть  этого до отвращения симпатичного молодого человека. Надо же! Все ВЫ
смертны! А этот? Неужели он бессмертен? Какой ужас! Реинкарнация. И  во  что
же  его  воплотят  эти..?  И  который раз он живет? Вернее, жил? Что, если в
девятый? Что делают с теми, кто прожил девять жизней? Они умирают насовсем и
больше не воплощаются? Их ждет что-то настолько  ужасное,  что  об  этом  не
говорят вслух? Или наоборот, их ждет вечное блаженство, настолько блаженное,
что никогда не надоест? На этот раз мысль придала Диме сил и он смог открыть
глаза.   Над   ним  нависла  озабоченная  физиономия  симпатичного  молодого
человека.
     - Дмитрий Алекссеевич, с вами все в порядке? Как вы себя чувствуете?
     - Что теперь со мной будет? - еле слышным шепотом спросил Дима, в тайне
гордясь тем, что к нему обращаются по имени-отчеству.  Он  ненавидел,  когда
его  упоминали  как  Дмитрия Пригова, даже если к этому добавляли "известный
писатель". Это было как-то по школьному, не солидно. А  вот  фраза  "Дмитрий
Алексеевич",  даже  без  "известного  писателя", заставляла Диму чувствовать
себя на голову выше своего отражения в зеркале.
     - Ну, не стоит так волноваться.
     В руке молодого человека появился стакан с водой.
     - Выпейте.
     Дима выпил воду, после чего смог взглянуть на  ситуацию  более  трезвым
взглядом.
     - И что со мной будет? - уже ровным голосом повторил Дима.
     - Сейчас  узнаем, для этого мы и встретились! - молодой человек заметно
повеселел. Похоже, ему не очень нравилось, когда при нем падали в обморок  и
теперь  он  радовался  тому,  что  инцидент  был исчерпан. В комнате работал
кондиционер, омывая тело Димы приятными  волнами  прохладного  воздуха,  что
позволило  тому  окончательно  расслабиться.  У  него даже мелькнула шальная
мысль положить ноги на стол, но симпатичный молодой человек мог  не  оценить
шутку и обидеться. Тем более, вместо стильных ковбойских сапог с серебряными
шпорами,  которыми  Дима  хвастал при каждом удобном случае, на ногах у него
были драные домашние тапки. Тем временем молодой  человек  уселся  за  стол,
порылся в брючном кармане и извлек оттуда две истертые игральные кости.
     - Ну-с, начнем. Правила просты, как любая мудрость. Сколько раз вы были
за границей, Дмитрий Алексеевич?
     - А при чем здесь это?
     - При  том, что это необходимо для точного определения количества ваших
воплощений и, соответственно, смертей.
     - Пять раз. А страны СНГ считаются?
     - Нет. Дальше - в каком возрасте вы женились первый раз?
     - Я убежденный холостяк.
     - Хорошо, - молодой человек небрежно вел  какие-то  подсчеты  на  листе
гербовой бумаги. - С какой цифры начинается номер вашего телефона?
     - Домашний?
     - Рабочий.
     - С тройки.
     - Так, очень хорошо. Теперь минуту подождите.
     Молодой человек несколько раз бросил кости, производя вычисления в уме.
Дима, затаив дыхание, следил за этими манипуляциями.
     - Ну,  теперь  все  ясно. Вы, Дмитрий Алексеевич, умерли всего в третий
раз. Вам еще жить и жить.
     - А в кого меня воплотят?
     - Этого я не знаю. Никто из известных мне людей тоже не знает. На вашей
карточке объект воплощения закодирован, начиная с четвертой цифры. Вам нужно
спуститься  на  лифте  в  подвальное  помещение.   Там   находится   машина,
распознающая код. Она и перенесет вашу душу из этого тела в другое. Быстро и
безболезненно. О предыдущей жизни вы не будете помнить.
     - Понятно. Но что случается с теми, кто прожил девять жизней?
     - Это  строго  секретная информация. Проблемой девяти жизней занимается
особый отдел на последнем этаже этого  здания.  Сами  узнаете.  Через  шесть
жизней.  Да,  хочу  предупредить,  хотя  это не будет иметь для вас никакого
значения: ваша душа может проснуться как в теле  человека,  который  еще  не
родился, так и в теле того, кто давным-давно забыт историей. Думаю, это все.
Остается лишь пожелать вам удачи в будущей жизни. Всего доброго.
     Иосиф  Виссарионович шумно вздохнул, отложил ручку, прикрыл чернильницу
и потянулся за трубкой.  Затем  из  ящика  письменного  стола  достал  пачку
"Герцеговины  Флор" и размял одну папиросу, вытряхивая табак в трубку. Он не
признавал других сортов и всегда держал запас этих папирос в своем столе.
     Сталин закурил. Перебирая исписанные грубым, уверенным  почерком  листы
бумаги,  он  скользил  по  тексту ленивым взглядом из-под полуприкрытых век.
Возможно, приятный весенний день, впервые по настоящему теплый после  долгой
московской  зимы,  был  причиной  сентиментально-ностальгического настроения
диктатора. Ему было хорошо. Даже немного весело, что случалось  в  последнее
время      крайне      редко. "Двадцать рассказов о Троцком"
были   написаны  им  всего  за  несколько  часов послеобеденного отдыха.
     Иосиф Виссарионович усмехнулся в усы:
     "Жаль, Левы больше нет с нами. Он бы оценил. Что ни говори, но чувством
юмора природа его не обделила. " Он  вспомнил,  как  дико  хохотал  Троцкий,
узнав от информатора о своей скорой смерти от руки убийцы. "Не дождутся! " -
кричал он и снова хохотал.
     Сталин усмехнулся еще раз. Он верил своим информаторам.
     За  окнами  куранты  пробили  шесть часов. Вождь снова взглянул на свое
творение и надолго задумался.
     "Да, Леве бы понравилось. Но ведь его больше нет. " С этой мыслью Иосиф
Виссарионович скомкал исписанные фиолетовыми чернилами листы и бросил  их  в
корзину под столом.
     На  улице  стоял  53  год, во всем окружающем чувствовалось приближение
новой эпохи. Даже мавзолей выглядел  как-то  моложе,  дерзко  отсвечивая  на
солнце пятью золоченными буквами.
     Сталин  еще  раз  шумно вздохнул, выбил трубку в пепельницу и удалился,
рассекая клубы  табачного  дыма  грузным  телом.  Запах  "Герцеговины  Флор"
никогда не выветривался из этого кабинета.

---------------------------------------------------------------
     23. 07. 1998



     С детства Дима любил деньги. Не просто  любил  --  обожал!
Болел,  когда  денег не было. А так как частенько их не бывало,
рос Дима мальчиком болезненным.

     Однажды  шел  Дима  по  улице,  видит  --  книжный  лоток.
Спрашивает:
     -- А чего это у вас тут?
     -- Это книги.
     -- А зачем?
     -- Их читают.
     -- А вы их продаете?
     -- Продаем.
     -- И деньги за них получаете?
     -- Получаем.
     -- А кому деньги отдаете?
     -- Тем, кто книги пишет.
     Дима   поблагодарил  продавца,  так  как  был  воспитанным
мальчиком, отошел  в  сторону  и  стал  считать,  сколько  книг
продадут  за  день.  А  продавали  в  этот  день  знаменитейший
бестселлер В.Доценко "Свадьба Бешеного" и  продали  без  малого
1000 штук.

     В  эту  ночь  Дима  не  спал.  Перед глазами потоки книг с
надписью "Дима Пригов" в ярких сочных обложках уносились  вдаль
по  правой полосе дороги, а по левой к нему, Диме, нескончаемой
рекой текли купюры разного достоинства.

     Утром  Дима  в  школу  не  пошел.   Раскрыл   тетрадь   по
математике,  вырвал  все листы с записью карточных долгов своих
одноклассников, спрятал их под подушку давно усопшей бабушки  и
начал творить.

     К      вечеру      того     же     дня     родились
"Двадцать рассказов о Троцком".

     И, хотя впервые опубликовали их  лишь  много  лет  спустя,
начало было положено. К тому времени, как Дима постарел и умер,
в подушке его давно усопшей бабушки скопилась огромная сумма --
миллион    долларов    в   средних   купюрах,   вырученная   от
многочисленных  переизданий  "Двадцати  рассказов  о  Троцком".
После  смерти Димы на это деньги был организован фонд поддержки
молодых авторов, который существует и поныне.

---------------------------------------------------------------
     Все  персонажи  и  события,  описанные   здесь,   являются
вымышленными  и любое сходство с реальными людьми и событиями в
их жизни может быть только случайным.

     Сергей Ильницкий






     Белой  пылью  штукатурка оседала  на  одежде и волосах.  Я с  интересом
смотрел на свои  руки  в ожидании праведной дрожи  - предвестника неумолимой
кары за мой поступок, первого обличителя. Но если она и рассчитывала сделать
это, то отложила свои планы на потом,  прячась  в темном  углу  этой нежилой
комнаты.
     "Ну, вот и  все", - сказал я.  Не очень-то  глубокая  мысль,  но ничего
другого говорить не хотелось. Целую неделю я следил за  сукиным сыном, боясь
в  последний  момент  струсить. Страх утомляет,  но еще  сильнее  выматывает
боязнь страха.
     Я встречал и  провожал его по пути на работу, запоминал адреса друзей и
знакомых,  выясняя, где он  бывает чаще, какие  места посещает регулярно.  Я
знал, что второго шанса у  меня не будет. Не хватит духу - эта мысль и  была
моей  силой.  Просто желать  его  смерти  - не  то.  Я  хотел  увидеть,  как
насмешливое выражение в его глазах сменяется ужасом от сознания неизбежной и
тривиальной смерти. Не хотелось  расстреливать его на  глазах  у  всех: этот
засранец успел бы насладиться секундой всеобщей жалости к жертве насилия или
просто умереть, так  и  не поняв,  что, собственно  говоря, произошло. И  уж
конечно, это не компенсировало бы мне бессонные часы, когда я в полубредовом
состоянии метался в постели, обливаясь потом от  одной  только  мысли о том,
что задумал. Потому приготовления и заняли так много времени.

     Я  дождался, когда он вышел из  квартиры  знакомого, где каждую пятницу
проводил  предположительно  приятный  вечер  с молодыми  несовершеннолетними
гостьями. Его  знакомый специализировался как раз  в этой  области  бизнеса,
предоставляя  за  деньги  услуги, воспользоваться которыми просто так не все
могли. Между первым и вторым этажом он и увидел меня...
     -Слушай, мы же с тобой уже обо  всем поговорили. Зайди  в офис и просто
забери чек на свое имя.  Твой дом уже продан и в  нем  живут другие люди. Ни
один суд тебе не поможет  - по документам  все настолько  законно, насколько
может  быть. Не  трать время, будь разумным человеком  и бери то,  что есть.
Большего не будет, ясно? И зачем ты приперся сюда, ты что - следишь за мной?
     Я отвел глаза. Мне  было нечего сказать ему,  да и ничего  говорить  не
хотелось.  Видно,  я  действительно  выглядел  смущенно и  это  придало  ему
уверенности.
     -Я жду тебя завтра в десять часов. Если не отстанешь от  меня, я обвиню
тебя в преследовании и вторжении  в частную жизнь. Хотя у меня есть и другие
способы воздействия...
     Никогда  не  испытывал  такого  наслаждения,  погружая ногу  в  тяжелом
ботинке в пах  человеку. Он задохнулся на полуслове и, выпучив  глаза,  стал
валиться на  ступеньки.  Я приставил  пистолет с глушителем  к  его  правому
глазу:
     -Не вздумай орать. Только вздохни - и, может, успеешь взглянуть на свои
мозги, стекающие по стене.
     -Что...что... ты...
     Я  оборвал  его  монолог,  ударив  рукояткой по  носу.  Он  заскулил  и
попытался одной рукой остановить поток крови, другой все еще  сжимая остатки
своего достоинства.
     -Просто молчи. Заткнись, если надеешься прожить еще некоторое время.
     Пистолет на некоторое время перестал быть необходимостью и я убрал  его
в карман куртки. Достав из другого кармана флакон с  хлороформом, я выдернул
пробку и обильно смочил носовой платок...
     -Дыши глубоко, сказал я, зажав платком ему рот.
     Он  противно  захрюкал,  разбрызгивая  кровь,  но  дышать  только   что
перебитым носом очень сложно. Спустя несколько секунд он обмяк.
     Я  взвалил его на плечо и потащил к машине. Усадив рядом с водительским
сидением  и  плотно пристегнув  ремнем, я засунул его  руки ему же за  пояс,
затянув  брючный  ремень  потуже.  Когда  я  завел  машину,  он  застонал  и
шевельнулся,  но  глаз  не открыл.  Для  верности я еще на несколько  секунд
прижал платок к его лицу.

     Когда мы добрались до нужного места, он все еще спал. Я подогнал машину
к заброшенному дому,  который присмотрел заранее. Выключив зажигание, закрыл
глаза, и некоторое время сидел без движения. Самое трудное  у меня  впереди.
Стараясь  расслабиться  и  не  думать о  том, что  мне  предстоит, я глубоко
вздохнул и потянулся за сигаретами. Затянувшись, выпустил дым ему в лицо:
     "Давай, досматривай свой сон, это у тебя в последний раз".
     В доме был неглубокий подвал, куда я его и затащил. Здесь воняло гнилью
и еще каким-то дерьмом, но  я  не  обращал внимания,  представляя, как здесь
будет пахнуть недели через две.

     Он проснулся после третьего удара по щеке. Пока  он приходил  в себя, а
затем проверял на прочность скотч, которым  был  привязан  к  стулу, я успел
выкурить еще одну сигарету.
     -Как себя чувствуешь?
     Он с ненавистью посмотрел на меня:
     -Зачем ты это сделал? Ты же прекрасно понимаешь, что теперь тебе конец.
Дом свой ты не вернешь. Но за  то, что ты уже  успел сделать, ты  сядешь,  и
надолго.
     -Правда?  -  я старался  говорить  как  можно  спокойнее, но все  равно
чувствовал дрожь в своем голосе.
     -Видел  бы  ты себя сейчас: весь в крови, в соплях, привязан  к стулу в
подвале давно покинутого дома и еще пытаешься мне угрожать? Кстати,  я здесь
не для того, чтобы вернуть себе дом. Мне нужно нечто большее.
     -Да? И сколько же ты хочешь?
     -Сейчас.  Напряги память:  вспомни, что ты почувствовал, когда  обманул
меня? Какие ощущения испытал? Я видел твои глаза: в них было  нечто большее,
нежели удовольствие от удачной сделки. И деньги были не при чем.
     -Что ты имеешь в виду?
     -Ты  меня съел.  Ты  насладился  моей беспомощностью, смотрел на меня и
сдержанно улыбался, внутренне надрываясь  от хохота.  Тебе  ведь  мало  быть
просто  бизнесменом.  Мало. Ты -- хищник.  Загнать жертву, измотать  ее  как
следует, поиграть с ней, а потом прокусить горло и смотреть, как она истечет
кровью.
     -Ты псих, абсолютный псих.
     -Не разочаровывай меня, не делай вид, что не понимаешь, о чем я. Психом
я   был  до  того,  как   встретил  тебя,  был   зажатым,  закомплексованным
инфантильным  получеловеком. Это ведь ты меня изменил, показав, какова жизнь
на  самом деле: без  расхожих стереотипов и псевдосправедливости. Ты  открыл
мне меня самого. Настоящего  меня, что не осилил бы ни один психоаналитик. И
я здесь для того, чтобы насладиться правом сильного.
     -Месть?
     -Разве я говорил  о мести?  Нет, и не ради торжества  справедливости. Я
охотился  за  тобой, выследил и поймал. Наступил  на горло и хочу смотреть в
твои глаза.  Тебе это знакомо, не  правда ли?  Значит, ты меня поймешь и  не
станешь обижаться.
     -Но мы  же люди,  мы всегда можем  договориться! Мы разумные существа и
можем  понять друг друга.  Я признаю,  что  недооценил  тебя. Но сейчас  все
по-другому...
     -Еще бы, мы поменялись местами.
     -Давай договоримся. Ты  знаешь, кто  я  и имеешь  представление о  моих
доходах. Да, они впечатляют, но это далеко не все, чем я располагаю. Сколько
ты хочешь? Просто назови сумму.
     -Ты или глуп, или  очень напуган.  Скорее, второе.  Мы ведь  не  деньги
обсуждаем, и не за деньгами я пришел сюда и приволок тебя.
     Я вытащил пистолет и стал медленно отвинчивать глушитель. Он  следил за
моими  движениями с  внимательностью и  отрешенностью больного раком, в  чью
историю болезни вписывают окончательный диагноз. Глушитель со звоном упал на
каменный пол. Я  не  поднимал глаза,  но  всем  телом ощущал на себе  взгляд
человека,  привязанного к  стулу.  Кровь  прилила  к голове, а сердце  вдруг
оглушительно застучало в ушах.
     Нет,  не  сейчас.  Еще  рано.  Он понял,  что  не переубедит  меня,  не
разжалобит.  Возможно, воспользовавшись  паузой,  он собирал все свои  силы,
готовясь  встретить  неизбежное. Я терпеливо ждал, глядя в пол  и считая про
себя. Дойдя до  двух  сотен, я  ни  разу не взглянул  в  его сторону. Просто
считал, едва  заметно покачивая  в такт ногой: 201, 202, 203...  Время стало
почти  осязаемым,  оно струилось  по моим рукам, легким  сквозняком шевелило
волосы. Тяжесть пистолета перестала оттягивать пальцы, стены  подвала таяли,
теряя свою  холодную монолитность. Когда он закричал, я даже не шевельнулся.
Крик прошел сквозь меня, как сквозь воздух и утонул  в вязких тенях подвала.
Медленно поднявшись, я подошел к нему, глядя в глаза. Он  рыдал, срываясь на
крик, и  слезы оставляли бурые разводы на окровавленной физионимии. Я поднял
пистолет.  В его  распухших  глазах уже  не было и капли разума.  Лишь  ужас
животного, которое чувствует, что его тянут на бойню. Ни мольбы о пощаде, ни
слова. Я впитывал это  ощущение, вбирал в себя его взгляд, наполняющий  меня
какой-то странной, не людской жизненной силой.
     Восемь раз я  выстрелил  ему  в  грудь  и, с  каждым  выстрелом ко  мне
возвращалось  чувство реальности. Кажется,  он  опять закричал,  но я его не
слышал. Когда последняя пуля вырвала  у него из спины клок мяса,  припечатав
его к  стене подвала, в  нос мне  ударил  едкий запах пороха. Восхитительный
запах! На улице уже наступал рассвет и солнечные лучи, косо падающие  сквозь
единственное окно,  ярко высветили желтую  гильзу. Она медленно катилась  по
полу, пока не уперлась в ножку стула.
     Оглянувшись напоследок, я поднял с пола пачку сигарет и вышел на улицу.
Воздух  был  наполнен утренней свежестью,  и я  вдыхал  его с  наслаждением.
Оглядываясь  по  сторонам,  пораженный  необыкновенной насыщенностью  красок
окружающего мира, я остановился. Старый, бледный  мир исчезал на глазах. Как
будто я впервые в жизни прозрел и увидел весь спектр цветов, наполняющих мою
жизнь. Возможно то, что наблюдало за мной сегодня из темного угла, отступило
перед новообретенной силой. Быть  может, он вернется, чтобы взыскать  с меня
за эту  ночь. Но это будет  когда-нибудь, не сейчас. Я только начинал жить в
полную силу и "праведное возмездие" -- понятие, значащее для мня  не больше,
чем понятие "смерть" для пятилетнего ребенка, отступило так далеко, что я не
ощущал его присутствия. Сейчас я был сильнее и, может быт, сохраню эту силу.
Время покажет.




---------------------------------------------------------------
 Сборник предложен на номинирование в литконкурс "Тенета"
 http://www.barsuk.rinet.ru/serg/homepage/litart/index.html
---------------------------------------------------------------



     Это   была  обычная  на   вид  тетрадь,  прошитая  сбоку  металлической
пружинкой. Пожелтевшие от времени листы исписаны тонким нервным почерком. На
обложке - лишь одно полустертое  слово - Дневник. Ни имени автора, ни намека
на принадлежность  кому-либо. В  тетради не было  также ни одной даты - лишь
дни недели.
     Я открыл дневник на первой странице, в правом верхнем углу которой было
выведено слово среда. Несмотря на то,  что чернила посветлели и местами были
совсем прозрачны, читать было легко - почерк оказался достаточно разборчив.
     Очевидно, бывший хозяин не стал бы оспаривать права на дневник - на вид
тетради было не  меньше полусотни лет, и  все же  я чувствовал  себя немного
неловко, разглядывая самую скрытую и  таинственную нишу  чьей-то  жизни. Но,
прочтя   несколько  строк,  я  оказался   настолько  поглощен   описываемыми
событиями, что отбросив всякую неловкость, с головой погрузился в чтение.
     Спустя два  часа я  прервался,  потянувшись за  сигаретой  и  обнаружив
опустевшую  пачку. Было уже достаточно поздно, а в кабинете меня по-прежнему
ждала  работа.  К  завтрашнему  утру необходимо представить  отчет  о работе
отдела,  во  главе которого  я находился. Мой  начальник  обязательно явится
поинтересоваться моими успехами.
     Спустившись  в кабинет, я  открыл  ящик  стола,  достал  новую пачку и,
неловко повернувшись,  локтем опрокинул коробку с бумагами. Вся бухгалтерия,
тщательно  рассортированная   и   подготовленная   к  работе,  в  живописном
беспорядке покрывала  пол  кабинета. Тоскливо оглядев  эту картину, я понял,
что к утру мне с отчетом не справиться. Плюнув на все, я вернулся в комнату,
захватив сигареты. Дневник терпеливо дожидался моего  возвращения. Уже через
несколько минут чтения  я позабыл о работе. А главное, меня окутало какое-то
странное спокойствие и в эту ночь ничто больше не мешало чтению.
     Телефонный  звонок  ворвался  в  мой  сон,  разорвав  его  на  части  и
безжалостно  выбросив меня  в  новый  день.  Я  приоткрыл  глаза  и  тут  же
зажмурился:  яркие  солнечные  лучи  буквально  ослепили меня.  Оказалось, я
заснул, сидя за столом.
     Работа.   Это    она,   едва    проснувшись,   требовала    ежедневного
жертвоприношения,  отнимая жизнь по частям.  Не могу выразить  ту ненависть,
что испытывал ко всему, с ней связанному.
     Я  сорвал  трубку.  Кажется,  там  что-то  говорили  об  отчете и  моем
отношении  к  общему  делу.  Мне  хватило сил  лишь  на  один вопрос:  В чем
проблема? Оказалось, проблема в шефе, который уже приходил и придет опять, к
обеду.
     Вернувшись к столу, я вдруг почувствовал, что  ненависть улеглась также
быстро,  как и  возникла.  Меня  вновь объяло это  странное спокойствие.  Но
теперь вместе с ним пришла мысль, которая показалась весьма своевременной. И
как только раньше я не додумался?  Я взглянул на дневник. Он  был раскрыт на
последней странице. Выходит, я прочел его весь.  В  голове вертелись обрывки
предложений,  какие-то  незнакомые  слова и имена,  но ничего  конкретного я
вспомнить не мог. Ничего, позже перечитаю, решил я и стал собираться.
     На  работе  я  сразу  отправился   к  начальнику.  Придав  своему  лицу
максимально смиренное выражение, я поздоровался и положил на  стол  папку  с
документами. Он взглянул  на меня, многозначительно  поджав  губы, и раскрыл
папку, в которую я положил отчет за позапрошлый месяц. Сверяя столбики цифр,
он не  заметил,  как я зашел ему за спину, одновременно вытащив канцелярский
нож с выдвижным лезвием.  Заведя руку ему под подбородок, сильным  движением
на себя я перерезал ему горло. Его передернуло, как от удара  током.  Сжимая
бледными  пальцами  перерезанную  до позвонков  шею,  он  съехал  под  стол.
Белоснежные манжеты рубашки как губка впитывали  кровь, становясь  вишневыми
от запястий к локтям. Агония  длилась около минуты, потом он затих.  Я вытер
нож,  взял  из кармана его пиджака  связку ключей и  вышел, заперев за собой
дверь. В коридоре  мне встретился  один из сотрудников и я сообщил ему,  что
шеф  уехал с отчетом  на  какую-то встречу  и вернется не скоро. Больше меня
здесь ничего не держало.
     После душного, прокуренного  офиса было  так приятно пройтись пешком по
тихому,  безлюдному  переулку, вдыхая  весенний воздух,  пропитанный запахом
цветущей зелени.  По  дороге домой я  зашел в  хозяйственный магазин и купил
десять метров садового шланга и несколько новых лампочек.
     Дома я принял душ, плотно поужинал и принялся  за дело. Мне  нужно было
разбить лампочку  так,  чтобы  не повредить вольфрамовую спираль. С  третьей
попытки это получилось. Затем  я подсоединил  один  конец  шланга к  газовой
трубе у  плиты, а другой  протянул ко  входной  двери  квартиры.  Выключив в
подъезде свет,  я  вывернул из плафона  лампочку  и  ввинтил  другую.  Затем
вернулся, взял дневник, открыл клапан газовой трубы и вышел.
     Наступил вечер. Дневник  лежал в кармане куртки,  но я знал, что мне он
больше не понадобится, хотя еще утром я  собирался его перечитать. Выцветшие
строки старых страниц паутиной  опутывали  меня,  унося  в  прошлое, картины
которого одна за другой оживали у меня перед глазами.
     Три человека преградили мне  дорогу. Не  помню,  что происходило потом.
Лишь когда меня  со скованными наручниками руками усаживали в машину, ко мне
обратился молодой человек, представившийся следователем:
     - Это ваш дневник?
     Я сдержанно улыбнулся.
     - Нет. Теперь уже нет. Он ваш.
     Следователь  понимающе  кивнул,  словно  не  желая  спорить  со мной, и
сказал:
     - Хорошо, я ознакомлюсь с ним.
     Машина мягко тронулась с  места  и, набирая скорость, выехала на шоссе.
Следователь сидел  рядом  с водителем и  листал  дневник.  Когда  позади нас
прогремел  взрыв  и столб  пламени взметнулся над крышами домов, он даже  не
пошевелился, поглощенный чтением.



     Уже  третий день ливень  цепкими холодными пальцами обшаривал промокший
город,  проникая в самые потаенные  его  уголки.  Порывы  ветра  пригоршнями
швыряли  воду в лицо,  сбивая  с ног  редких  прохожих  и вынуждая судорожно
хватать воздух ртом. Бродячие животные попрятались, забившись в щели и дыры,
пытаясь  хоть частично  укрыться  от  пронизывающего мокрого  холода. Теплые
подвалы, пахнущие мусором,  были  залиты водой,  не  оставившей шансов  даже
вездесущим крысам.
     В  вентиляционной трубе  едва  слышно  шуршали десятки  маленьких  лап:
соседи человека спешили на запах тепла.
     Сквозь  закрытую  дверь  отчетливо   доносился  звук  рвущейся  бумаги,
прерываемый раздраженным писком. В поисках укрытия крысы проникли в здание и
теперь возились  в  единственном шкафу,  стоявшем у  окна  кабинета.  Грызня
продолжалась еще несколько минут, потом все стихло.
     Несмотря на разбушевавшуюся стихию,  котельная  все  еще хранила тепло,
пряча в своем чреве спящего  человека.  Еще  вчера  он, разбив  единственное
окошко, пробрался  вовнутрь,  скрываясь от  непогоды.  Давно высохшая одежда
висела  на  горячих  трубах. В  каменной печи утробно гудел  сгорающий  газ,
мертвенным  синим  светом  отражаясь в двух глазах-бусинках.  Они  неотрывно
смотрели на  спящего  человека,  пока  тот  не  зашевелился  во  сне,  издав
протяжный стон. Глаза дважды моргнули и двинулись с места. Маленький розовый
нос подрагивал, втягивая разнообразие  запахов, витавших в помещении:  запах
мокрой  пыли,  несвежей  одежды,  запах  человеческого  тела.  Нос  медленно
приблизился  к  голой  шее:  прямо под тонкой  кожей  ритмично  пульсирующая
артерия толчками  прогоняла кровь. Это была  живая пища, запах ее  будоражил
обостренное чувство голода. Дрогнули краешки губ, обнажив ослепительно белые
зубы. Длинные  усы щекотали  кожу  человека  и он дернулся,  не  просыпаясь.
Существо  отпрянуло,  ощерившись  и  пискнув от неожиданности. Человек вновь
зашевелился  и открыл глаза. Прямо  у его лица, обернув вокруг себя  длинный
кожистый хвост, сидела  серая крыса. Первым  желанием было вскочить и пинком
отшвырнуть противную тварь.  Но  что-то  такое было в  этих глазах-бусинках,
что-то, лишавшее сил и  возможности  двигаться.  Взгляд  тонул в двух черных
дырах, проваливаясь в бездну чуждого и  непонятного  сознания. Человек видел
бесконечные   лабиринты  подземных  коммуникаций,  населенные  четвероногими
существами. Видел гнездо из рваной  бумаги и тряпок,  всем  телом ощущал его
тепло и уют, лежа бок о бок со своими новорожденными братьями и сестрами. Он
почувствовал  страх, когда огромные  существа вторглись  в его мир, ослепляя
яркими  фонарями, травя  ядом  и разоряя гнезда. Пережил смерть  родителей и
ужас  одиночества, месяцы  скитаний  по холодным  тоннелям  в  поисках пищи.
Жуткая   боль  напомнила  о  случае,  едва  не  лишившем  его  жизни:  тогда
взбесившаяся самка, обожравшись яда, вцепилась ему в бок и принялась терзать
обессиленное детское тело, вымещая ненависть и страх. Не смотря ни на что он
выжил, зубами прогрызая себе  дорогу сквозь тьму. У него была  семья,  целое
гнездо малышей,  всякий  раз встречавших его появление  радостным  писком. А
потом  ужас  вернулся. Из-за  не  прекращавшихся  дождей  вода  прибывала  и
прибывала.  Когда  рухнула ветхая деревянная перегородка,  гигантская  волна
пронеслась по подвалу, разметав гнездо и  утопив  всех детенышей.  Он спешил
изо всех  сил, но все равно опоздал. Вода  схлынула, оставив  в груде мусора
маленькие трупики.
     Спасаясь от наводнения, он вскарабкался по  вентиляции в комнату людей.
Какая-то странная вещь встретила его там. Она  не была  пищей, но  заставила
кусать и  рвать себя в  клочья. Вконец обезумев  от  душившей его ярости, он
глотал кусок за куском старую тетрадь.
     Человек  почувствовал  вкус  жеваной бумаги, услышал  скрежет  зубов  о
металлическую   проволоку,   скреплявшую  старые,   исписанные   фиолетовыми
чернилами листы.
     Крысы все прибывали, расталкивая друг друга, пожирали остатки рукописи.
В считанные минуты  от толстой тетради ничего не осталось. Лишь спустя много
дней из-под шкафа вымели ржавую металлическую пружинку.
     Медленно приближаясь,  крыса продолжала смотреть в  глаза  человеку. Он
чувствовал,  как  комом давит в  ее животе съеденная  бумага. Видел  сотнями
глаз,  высматривающих  дорогу  по  вентиляционным  шахтам  и канализационным
трубам в  квартиры спящих людей. Слышал шорох их неугомонных лап, чувствовал
вкус крови, сочащейся из прокушенных артерий.
     Последнее,  что увидел человек, была  крыса, подобравшаяся к самому его
лицу. Он даже не вскрикнул, когда маленькие острые зубы впились ему в шею, и
кровь тонкой струйкой потекла в крысиную пасть.



     Следователь  тяжело  опустился в кресло,  развязал  и небрежно  сунул в
карман  пиджака галстук. Прикурил  дрожащими руками сигарету и закрыл глаза,
пытаясь изгнать видения допросов, грязных камер и ежедневной бюрократической
волокиты, но ничего не получилось. У сигареты вдруг появился мерзкий привкус
и  дым, наполнявший  комнату, мгновенно  перенес  ее обитателя  в  атмосферу
задворок городской жизни. Человек тратил всю жизнь на поимку  преступников и
взбесившихся  психов, но их  не  становилось меньше.  Более того, иногда  он
чувствовал  себя  одним  из них.  Бесила бессмысленность  работы и  в  такие
моменты в голове  начинала работать электрическая пила, с визгом вгрызаясь в
зыбкое равновесие собственной психики.
     Он  вдруг  вспомнил,   как  однажды  чистил  засорившийся   водосток  в
умывальнике. Для этого пришлось  разобрать г - образное  колено снизу. Когда
же он увидел, что  послужило причиной поломки, желудок свело спазмом и  весь
ужин выплеснулся наружу. Большой комок спутанных склизких волос вывалился из
разобранной трубы ему прямо  в  руки. С тех пор следователь  часто сравнивал
человеческое сознание с канализацией: когда мусора становится слишком много,
оно засоряется.
     Люди из века в век прячут  все темное внутри  себя, при этом затрачивая
огромные усилия на соблюдение внешней приличности. Эти скрытые мысли, тайные
нереализованные желания, застоявшиеся эмоции оседают в сознании как накипь в
трубах. Иногда они копятся  всю жизнь. Но чаще, достигая  своей  критической
массы, они  воплощаются в  каком-нибудь  необъяснимом,  совершенно  безумном
деянии. Наступает их время, они управляют человеком, живут его жизнь.
     Человек в камере,  закрыв глаза, сидел  на нарах. За несколько часов он
не  изменил положения, лишь  иногда легкая улыбка  касалась его губ и  тогда
становились  заметны  движения глазных яблок за прикрытыми веками. Он  видел
полутемную  комнату,  синеватый дым,  кольцами вьющийся у настольной  лампы,
видел  старую  тетрадь  на  краю стола  с  единственным  словом на  обложке:
Дневник. Человек в камере улыбнулся, не раскрывая глаз.
     Дым резал глаза и следователь часто заморгал, смахивая слезы. Потянулся
за тетрадью, пролистал  прочитанные страницы и, найдя нужное место, уткнулся
в  посветлевшие  от  времени  строки.   Через  несколько  минут  напряженное
выражение  его  лица  сменилось   умиротворенностью,  разгладилась  глубокая
морщина,  прорезавшая  лоб. За  дверью  послышались шаркающие  шаги:  старый
уборщик работал ночью, когда  никто не мешал ему, снуя  по коридору  взад  и
вперед.  Мельком взглянув  на  дверь в  кабинет следователя, из-под  которой
пробивался приглушенный свет, он продолжил работу.
     Никогда еще он не был так спокоен и расслаблен. Как будто кто-то промыл
мозги проточной водой, смывая застарелые проблемы  в  канализацию.  Грязными
хлопьями  отслаивались тяжелые воспоминания, не дававшие покоя многие  годы,
проваливаясь в сток, чтобы никогда больше не возвращаться к  своему хозяину.
Следователь  глубоко  вздохнул, на миг  оторвавшись от  чтения, и взглянул в
окно. Наступал новый день.
     Спустя час в  кабинете уже  никого не  было.  Старая  тетрадь, прошитая
металлической пружинкой,  пылилась,  небрежно  брошенная на полку  к другим,
давно забытым документам.
     Кап,  кап... Никелированный смеситель  истекал  водой  в  дальнем  углу
туалета. Жидкость просачивалась на волю сквозь решетчатое отверстие слива.
     Уборщик,  никогда  не страдавший избытком воображения,  дико  закричал,
обнаружив в раковине спутанный клубок мокрых волос, медленно ползущий  вверх
по  эмалированной поверхности. Оставленный им  слизистый след переливался на
свету, как мыльный пузырь.  Еще один след уводил из  унитаза вверх по стене.
Несчастный  вскинул взгляд, но  крикнуть  во второй  раз  не успел: большой,
размером с голову взрослого человека волосяной шар отклеился от  потолка и с
чавканьем свалился на перекошенное от ужаса лицо.
     Человек  в  камере открыл глаза: яркие солнечные  лучи  косо падали  из
окна, освещая противоположную стену. То, что должно было случиться и чего он
ждал  всю  ночь, уже  произошло. Можно было расслабиться, отдохнуть. Человек
повернулся лицом к стене  и уснул, натянув одеяло на  голову. Он улыбался во
сне.
     Кап,  кап...  Раковина наполнилась  доверху и  вода переливалась  через
край.

Last-modified: Sun, 07 Mar 1999 08:33:53 GMT
Оцените этот текст: