я хорошо, но только для того, чтобы разобраться, что и как еще больше можно получить от жизни. Я его спрашиваю, вот когда состаришься и жизнь, считай, прошла, как ты себе ответишь на самый главный вопрос - зачем ты жил? Знаешь, что он мне ответил? Я, говорит, к тому времени постараюсь уничтожить все живое на земле, потому что в этом гадюшнике нет никакого смысла. Я наелся, ну и хватит. Уходить, так с музыкой. Человек рождается, чтоб цапаться с другими, иначе пропадет. Так чем цапаться, лучше всех убить. Заметил? Он не знает ответа на мой вопрос! - А как он относился к церкви? - Очень просто. Там, говорит, такие же, как он. Мечтают тоже о блаженстве. Ну, а других, кто не мечтает об этом же, накажет бог. Только свое блаженство они получают от ожидания вечного блаженства. Не важно будет ли оно, важно, что они знают, что будет. Им этого достаточно. Творят добро, чтоб кому-то стало хорошо, а я, говорит, даю наркотики для той же цели. Врачи же дают обезболивающее! Так что - они хотят блаженства и я хочу блаженства, у них все другие погибнут в огне, ну а я сам вместо бога всех уничтожу. Только в отличие от них я вижу всю бессмысленность всего этого, а они не видят. Вот так. Понимаешь, Костя, мужчины перевелись. Их уже не найдешь. Мой парень - не мужчина. Он женщина. У него принцип женской логики: если человеку плохо, то не он плохой, а жизнь плохая и ее следует взорвать. Виктор разволновался, закурил. - Так знаешь, что она сделала? Бросила меня. Променяла на какого-то армейского старшину! Почему бросила? Потому что затолкала меня во все это и, как преступница, ушла. Потому что в раж вошла, как наркоман от страшных доз. А старшина, оказывается, ее спас. Как новобранца в рог скрутил. Теперь бегает рядом с ним, от счастья глазки закосив, блаженная, как кролик. Помолчал, проворачивая тяжелые жернова чувств и раздумий, улыбнулся. - Зато вторая жена - просто ангел! Куколка красоты необыкновенной. Делать ничего не умеет и ничего не хочет. А чего ей хотеть? Она пальцем пошевелит, а я ей тут же - возьми, дорогая. У нас роскошная квартира, дача - особняк. Меха - пожалуйста, в Париж - пожалуйста. Смотрю я на нее, Костя, и думаю: почему же ты дура такая? Вдруг повадилась ходить в рванье, чадить кадилом, понавесила магические знаки, разные вериги. Понатаскала каких-то труб, видно из помойки. Соорудила идола из них, сядет иногда напротив и в медитацию впадает. Временами уезжает на какие-то сектантские сборы. Сутки, двое пропадает, а потом возвращается. "Там перерождение души". Я ей - выброси эту дурь из головы, ты же можешь стать фотомоделью. Займись каким-нибудь стоящим делом! "Твоим, что ли, говорит? Это у тебя настоящее дело? Что ты в настоящем понимаешь?" Вот и вчера на нее очередная блажь нашла. "Поеду снова на собор". Орал, как безумный. Плюнул и пошел на презентацию. Позвонил своей подруге. У меня, видишь ли, подруга появилась. Ну а как же жить иначе? Так и она куда-то пропала. Вот злым и получился. - Господи, Витя, что ты еще не знаешь о женщинах? Что тебе может дать твоя подруга? Сандалов подошел к окну, потянулся и весело сказал: - Положительные эмоции и умную страсть. В них я отмываюсь от занудства. Знаешь, что такое - интеллект в постели? О, брат! То же самое, что роза на снегу. Она как будто изучает мои границы страсти. Бесстыжая голодная блудница. Сама подзаряжается и находит мои новые возможности творить и чувствовать. Она дарит мне меня. И освежает. А разве у тебя иначе? - У меня совсем иначе. - Костя мысленно представил своих женщин. - Жена невероятная зануда, как и ты. "Учись, учись, совсем дурак". И заведет свою пластинку. "Человек создан для созидания прекрасного завтра. К нему ведут науки и искусство. Они все глубже проникают в жизнь. А ты, как примитивное животное. Унитазы - твой предел". Витя, я взял однажды книжку. Не помню - какую. Кажется, "Кладезь бездны". Я две недели потел над ней. Хорошо, что тонкая. Понял только одно - в природе существует вирус. Он присутствует везде. Иногда его можно изобличить, а чаще невозможно. Этот вирус называется числом - 28. Сколько дней в лунном календаре? А месячные через сколько? Оно раскладывается на две роковые цифры 4 и 7. Четверка для тумана, а семерка - полный аут. Смотрю на стул, а он четверка вверх ногами. На унитаз, а он семерка. "Все, говорю жене, я все понял. Ты четверка, я семерка". А она - "Ну хорошо. Меня ты ненавидишь, но не можешь же ты быть напрочь лишен человеческих качеств! Жрать не дам, пока не поумнеешь". Какой-то кошмар. Видишь, какой я тощий? Говорю ей - "Я старухе пенсионерке бесплатно всю сантехнику отремонтировал. Старуха даже грамоту мне выхлопотала за это от Красного Креста". "Видела я твою грамоту, Она с синей печатью от ветеринаров". По вечерам на партитуру "Князя Игоря" смотрю. Под ней лежит "Олеко". - Ты ноты, что ли, знаешь? - С ума сошел? От них у меня в голове непосредственно музыка возникает. Ну, например: "Мы бежали с тобой, уходя от погони, но ВОХРа окружила, руки вверх, говорят." Или. "Я сижу в одиночке и плюю в потолочек, пред людьми я виновен, перед богом я чист." Ну ты в курсе. Это про князя Игоря. Я воображаю себя то одним героем, то другим. Жена работает на каком-то секретном объекте. Всем говорит - слюнявчики проектируют, а на самом деле - делают летающие примусы. Через забор для дачников. Я бы давно подох от голода, кабы не сердобольная девчонка. Приняла не то за бомжа, не то за лунатика. Как жены нет, так она кормит меня. Я у нее заместо малого ребенка. Даже в постели согревает своим телом. Ночью проснусь оттого, что смотрит на меня. Как ворожея или убийца. Очень впечатляет. Кровь мгновенно взрывается. Наверно, когда-нибудь убьет. Увижу ее - и дрожь по всему телу. Как у Высоцкого - "Чую с гибельным восторгом - пропадаю!" В общем - натуральная семерка. В дверь позвонили. - Пришла! - Подпрыгнул Костя. - Ура, ура! Спешно подбежал к зеркалу, покривлялся, пытаясь добиться приятного выражения, зафиксировал его, примял вихры, духами жены брызнул в рот и помчался открывать. Трудно сказать, что в эти мгновения происходило с Сандаловым, но он почему-то сильно вспотел и начал лязгать зубами. Ему казалось, что сейчас произойдет нечто такое, что станет откровением. Ноги ослабли, появилась дрожь. В комнате пространство резко сжалось. Вот открылась дверь и в комнату вошла она. Предчувствие его не обмануло. - Ая, - начал говорить, - Ася! Костя несколько остолбенел. Молодая женщина очаровательной наружности, свежая, как южный фрукт, затолкала в костины немеющие руки сумку, полную продуктов, небрежно сбросила на пол шикарное пальто, чуть-чуть задумалась и вдруг улыбнулась ясной белозубой улыбкой. Грациозно подошла к столу и опустилась на стул. - Итак, господа мужички, - сказала голосом контральто, - на чем вы остановились? Костя, поухаживай за дамой! Костя мгновенно подскочил и немного налил водки в стакан. - Это жадность или ложный этикет? Жизнь должна быть полной, сударь! Костя исправил оплошность. Он ничего не понимал. - Вы что, знакомы? - Совсем чуть-чуть. - Дама рассмеялась. - Не правда ли, забавно. Познакомься, Костя, - это мой муж Костю закачало. Он находился в шоке. - Ну, я пошел. - Нелепо промямлил он. Повернулся куклой и пошел к окну. Выглянул и заскучал. Сандалов тупо наблюдал. Он весь светился, как перекаленный утюг. - Ребята, что такое? - возмутилась Ася. - Не давайте повода для банальной ссоры. Собрались, так давайте устроим кутеж. Костя, возьми из сумки овощи, гастрономию, порежь, приготовь, будь хозяином! А мне надо пообщаться с Витей. Итак, - к мужу, - мой приход, надеюсь, никого не удивил, сами приглашали, раз ты оказался здесь. Ты, что, следил за мной? - Еще чего! Да мы на улице нечаянно познакомились. - Подозрение в такой низости было нетерпимым. - Ну, совсем случайно! - А правдоподобнее ничего нет? - Слесарь, скажи ей! Чего молчишь? - Я не молчу. Я киваю головой! - Сговорились. Ладно. Все а ажуре. Давайте пить! Все и по полной. Вижу, что поддатые, ничего, вы крепкие, я-то знаю. Хозяин, где ты? Костя появился ссутулившийся и сокращенный в размерах. В руках была тарелка с закуской. Он поставил ее на стол и покорно наполнил пустые стаканы. Приготовился свой сразу опрокинуть. - Подожди, - остановила Ася, - а тост? За что выпьем? Да что молчите, как чужие? Ну, хорошо, молчите. Тогда я так скажу. В жизни каждой женщины есть только один мужчина, которого она не выбирает. Это ее отец. Остальные все - участники игры на площадке в целый мир. Каждых ход - это ее выбор. У нас демократия или нет? Это только в тоталитарной стране выбор - драма, а в демократической - удовольствие. Вы знаете, чем они отличаются? - Ну расскажи. - Попросил Костя. - Давно не слышали. - Тем, что при диктатуре игра переходит в войну, а при демократии - в дружбу. В войне, как известно, победителей не бывает. Поэтому войны оканчиваются демократией и дружбой, а дружба переходит в любовь. Так выпьем за игру, которая сразу переходит в любовь! Сандалов отпил из стакана и бестолково осмотрел квартиру. Она таращила ему в ответ оконный глаз, углы расползлись, люстра висела торчком. В доме висело издевательство. Вот-вот начнется хохот. Поэтому он сам расхохотался. - А любовь переходит в дружбу. Ха-ха. Если не в войну. Может тебя сразу убить? Этим кухонным ножом? - Сандалов! Это ж бесполезно! - Она улыбнулась. - Ты от себя не убежишь. - Может быть не надо? - Таращил глазки белобрысый Костя. Он все еще стоял и демонстрировал полное отсутствие соображения, которое в неординарных ситуациях убегает раньше тела. - Да ты садись. - Снизошел к его проблеме Витя. - Дело не в тебе. Не ты, так другой. Дело в наших семейных отношениях. Ася, ты со своими веригами и идолом из труб мечтала о слесаре-сантехнике? А твои сектантские сеансы проходили здесь? Что ты находила в его постели такого, чего не было дома? - Видишь ли, Сандалов, нет людей глупых и умных, бывают разные оценки. Я у тебя всегда была дурой, потому что ты никогда не мог взлететь над точкой своего просмотра. Ты - раб своих оценок. Раб ситуации. Мне в доме было душно. Ты погрузился с головой в производство денег, а они не заменяют все. Где образы, фантазии, душа? Где восхищение друг другом? Где тонкие нюансы, парадоксы? Где, черт возьми, драки, ревность, наконец? Мелеют реки, русло занеслось. Нужны приливы и отливы. Я, как язычник, изобретала бога. Бога ветров, воды, высоты и бездны, а ты пил с подонками. На их деньги покупал черт знает какие вещи и снова пил. Волна шла за волной. Я нашла цепи и повесила перед тобой, как образ твоего проклятья. Мне нужно было, чтобы ты видел эти цепи. Но ты ничего не видел. Зрение оставило тебя. Ты продолжал тонуть, не ощущая этого. Не помогало колдовство, не помогало заклинанье. Мне нужна была поддержка Я выдыхалась. Я ощущала себя в этом мире совершенно одинокой. Ты тонешь. И помощи ждать неоткуда. А здесь я набиралась новых сил. Этот парень - чистая вода. Я напивалась из этого ручья. - Почему ты дома так никогда не говорила? - Потому что не хотела, чтоб ты смеялся надо мной. И тем показывался жалким и ничтожным. - Стало быть я для тебя был предметом жалости. Бедненький! А этот слесарь - источником силы. Вот это номер! А кормишь его на мои деньги. Колесо. Я для него, он для тебя, ты для меня. Послушай, а почему я в нем никакой силы не обнаружил? Просто какое-то горе луковое. Жена об него ноги вытирает, когда разрядка ей нужна. - Не хами, Сандалов. Сила не в том, чтобы получить, чего хочешь. Хватающий по определению слабак. Сила в том, чтобы дать. Сила в независимости от желаний, от внешних условий. В неуязвимости. В свободе от собственного рабства. Скажи: просторен ли твой внутренний мир? Можешь ли ты укрыться в нем от бреда окружения? Нет, не можешь. Нет у тебя внутри такого дома. Собачья конура. Весь твой дом в реальном мире. И прячешься в особняке за толстыми стенами и обставляешь дорогими предметами, сидишь в нем одинокий и пустой. Если ребенок появится в таком доме, - вырастит убийцей, циником, ханжой, женщина сойдет с ума. Он полон злобных привидений. Веселье, как истерика. Гигантские заботы в твоем доме. А у слесаря всего одна - поесть. Все остальное, о чем ты только лишь мечтаешь, как, например, - внутренний комфорт, у него давно есть. Главное, что в нем есть - уникальная способность выживания, известная как самодостаточность. Его простой мир светел и понятен. Разве это не место для отдыха? Его невозможно не любить. Он дает женщине возможность быть собой, открывает пространство для самовыражения. Костя: - Может быть, не надо так. Сандалов начал кипятиться. - Хорошо, это я - пустое место. - Он подскочил и зашагал по комнате. - Неполноценный раб желаний. А их у тебя нет? Есть живой человек без желаний? Этот хмырь без желаний? Да он тебя боится! И не вякает о них! Счастлив, что такую красотку подцепил, и помалкивает твой герой. Скажи, рашпиль бархатистый, счастлив? Костя осоловел. - Ну, вы все сердитесь, хотите валерьянки? - Пошел ты, знаешь куда, со своей валерьянкой. Виктор подбежал к телефону, набрал какой-то номер. - Мусик? Это попа. Скажи, ты любишь меня? Вот, - компании, - меня, оказывается, любят. - Дальше в трубку. - Приезжай ко мне, устроим дурдом. Меня научили такой игре. А что жена? Жена у любовника отдыхает. Какого любовника? Милая, любовники все одинаковые. Какая разница! Бросил трубку и к жене: - Дай денег на такси! Ася вынула из сумочки деньги. - Это что еще за Мусик? - Оазис моего отдыха от тебя! - Перестань издеваться! Что за глупый розыгрыш? - Приезжай - увидишь. Привет, Аэлита! Сандалов величественно поднялся и зашагал на выход. Мубарашкин начал тихо смеяться. Ася не вытерпела. - Что это все значит, черт вас побери! Что это за спектакль? Костя, как он сюда попал? Ты решил сдать меня обратно? Предатель! Подлец! Стала Костю бить сумочкой, сумочка сломалась, тогда упала на кровать и разрыдалась. Побитый хозяин подал ее стакан, стал рассказывать про встречу с Витей на скамейке, она выпила, вытерла платочком слезы и заявила: - Ну хорошо. Все равно я должна отомстить вам обоим. Поехали к Сандалову! - Послушай, - тихо сказал Костя, поглаживая ее волосы, - Не кипятись. - Потрогал губами розовое ушко. - "Видит киска мышку близко, та устала, сладко спит. Отошла тихонько к миске, очень тронул мышкин вид". Успокойся. Не надо тебе туда ехать. Кому нужна война? - Немного подумал, набрал воздуха и выдохнул. - Выходи за меня замуж! - Костенька, дорогой! И ты не заводись. Я подумаю, ладно? Она обняла его, стала гладить. "Мой цыпленок баю-бай, свои глазки закрывай, если есть ты у меня, значит, буду жить и я". Стало тихо и опустилось забытье. - Костя, милый, дорогой, поехали. - Встрепенулась Ася. - Поехали вместе, вдруг он не один. Через полчаса она открыла дверь своей квартиры. За ней таилась неизвестность. Увы, господа, вас не подводит ваша интуиция. Законы жанра только кристаллизуют законы жизни. Когда они вошли в комнату, Костя только разинул рот. Шторы были опущены, интимно светил торшер, мурлыкала мелодия "Маленький цветок". На персидском ковре галантно танцевала пара. Вальяжный Питерский в китайском халате бережно прижимал даму пышных форм и элегантных лет в неполном пляжном костюме. Это была Матильда, костина жена. "Ну и денек!" - Подумал Костя. - "Все-таки что-то здесь не так". При виде вошедших Матильда остолбенела, но тут же, качнув навесистую грудь, кошкой бросилась к дивану, на котором находились небрежно разбросанные одежды. Стала спешно облачаться. А Питерский радушно раскинул руки. - Ба, кого я вижу! Мусик, познакомься! Мои, можно сказать, родственники. Жена Ася и ее любовник Мубарашкин. Недоодевшаяся Мусик раскрыла рот. Она долго его не закрывала и было похоже, что на нее нашло некоторое помешательство. Костя тоже все еще стоял в той неудобной позе, в которой оказался в момент обнаружения жены. Это была поза инвалида с детства. - Друзья, вы слишком впечатлительны. - Пришел к заключению наблюдательный хозяин. - Прошу всех к столу. - Он жестом указал на сервированный стол. Матильда с Костей подкрались к предложенному месту, не отрывая глаз друг от друга, и сели. Уселись и хозяева. - Тебе не кажется, Асенька, что они скоро упадут? - Спросил супругу Питерский. - Это что? Любовь с первого взгляда? В таком случае нам светит полный перебор. Мы так совсем запутаемся. - Витя, - вдруг похолодела Ася, - как ее фамилия? - Как твоя фамилия? - Уставился на Мусика Витя. - Мубарашкина. - Прошептала та. Наступила тишина. Питерский побежал за мокрым полотенцем, потому что его жена начала падать со стула. То ли наступило тихое помешательство, то ли начиналась истерика. По дороге он причитал матерные слова. В это время Костя прошептал: - Почему ты здесь? Ты же в командировке? Но плюнул и не стал дожидаться ответа. Чего спрашивать? Раз здесь, значит не в командировке. Небось, приехала пораньше. - А ты почему здесь? - В свою очередь прошептала Матильда. - Какой такой любовник? Что за шутки? - И тоже не стала дожидаться ответа, а взяла рюмку и залпом выпила, сморщилась и закусила огурцом. Питерский обвязал полотенцем голову жены, похлопал по щекам, отчего та оживилась, и обратился к присутствующим. - Итак, господа, карты все выложены на стол. Будем их раскладывать по мастям. Всевышним силам понадобилось устроить нам всем концерт. Здесь собрались супруги, любовники и любовницы. Какие будут предложения? - Долго это тянется у вас? - Поинтересовался Костя у жены, кивнув на Витю. - А у вас? - Кивнула та на Асю. - Господа, - остановил их Сандалов, - наверно не так долго, как хотелось бы любовникам, и не так коротко, как хотелось бы супругам. - Первое предложение поступило от Кости. - Претенциозно объявила Ася. - Он предложил мне выйти замуж за него. Что вы на это скажете? Сандалов очень удивился и решил: - У него нет фантазии. Мусик рассмеялась. - Примитивный тип. Эта красотка всего лишь дорогая и избалованная игрушка. Он на ней мстит мне и убегает от меня. Глупый парень. Я - его тюрьма. Без этой тюрьмы он рассыплется на части. - Он не дурак! - Воспротивилась Ася. - Он ангел! - Ангелы не выживают на свободе! Ангел на свободе превратился в дьявола. Надо знать священное писание. - Испереживалась! За себя, поди, боишься? Сандалов, возьмешь ее в жены? Только не возьмет. Что он, ненормальный? Замучаешь поучениями. Чтоб ему лучше стало. Сопьется, наверное. - Не надо так говорить. - Вступился за жену Костя. - Просто Матильда масштабный человек с житейской интуицией. У нее богатая эрудиция. Она сумеет вывести из любого тупика. - Костя, не верь ей, она просто боится потерять и деньги, и хоромы. - Ну, Масик, предложи чего-нибудь. - Попросил Сандалов. - Вот что, дорогая, - обратилась та к Асе, - давай мы устроим нашим мужчинам испытание. Мужчины оживились, проявив интерес. - Устроим оргию вначале одному, а потом другому. И поведение каждого покажет его внутреннюю тягу. Надо верить чувствам, а не уму. - А что, мысль интересная. - Азартно поддержала Ася идею. - Только, может лучше наоборот? Пусть мужчины с каждой из нас проделают такие оргии. - Потом и это. - Согласимся, Костик? - Загорелся Сандалов. - Молодец, Масик! - Похвалил подругу. - А любовь тут ни при чем? - Костя отчего-то покраснел, как бы извиняясь за нелепость. Виктор снисходительно улыбнулся. - Любовь, Костя, - это абсолютное подчинение. Ведь мы их обеих любим? Ну что тебя смущает? В конце концов мы же нормальные люди! - Это оценка уровня деградации? - Это оценка уровня цивилизации. Женщины подхватили упирающегося Мубарашкика и вытряхнули его из одежды. Тот стоял голый, худой и стеснительный, как мальчик перед медкомиссией. Сандалов умилялся. Испытательницы быстро обнажились, поскольку опасались за костину уверенность. Повалили на ковер и начали ласкать. - Чтоб я сдох! - Орал Сандалов. - Костя, не тушуйся. Нас не сломать! Белобрысые петушиные вихри утонули в четырех грудях. Два тела плотно сжали человека. Погибающий парень невероятным усилием вынырнул из них и стал жадно хватать воздух. Лицо было синюшным. Костя явно не тянул на героя. Он принялся яростно отбиваться. Сандалов упал от смеха. Тогда обе фурии налетели на него. Пристыженный Костя, озираясь, плазком благополучно перебрался за стол. Троица визжала, крутилась и затихла. Это было подозрительно. Вихри появились из-за стола и любопытные глаза осмотрели поле схватки. У Мубарашкина зачесалась кожа. Перед ним предстало зрелище дикого распутства, о котором и говорить-то просто неприлично. Испытание явно выходило за разумные пределы. Сандалов проявил любовь к обеим сразу, никого не обделив вниманием, отчего все погрузились в сладость непристойности. Костя не вытерпел, подполз к группе и вырвал из нее свою жену. - Ага! - Воскликнула Ася. - А говорил, что я лучше всех на свете! А ну-ка, иди ко мне, мой дорогой! - И потянула на себя лгуна. Отстраненная Матильда по-татарски уселась рядом. Наблюдался переход ко второй стадии испытаний. Ей стало смешно. Два дурака, недоумевая, экспериментально фантазировали, что вдвоем можно сделать с одной женщиной. Получалась какая-то бестолковщина. Ощущались легкомысленность и абсурдность представлений по данному вопросу. А бесстыдная женщина извивалась между ними грациозной кошкой, принимала неприличные позы и лицо ее сияло счастливой улыбкой. Она была увлечена своей игрой. Игра становилась все азартней и доступней для распаляющихся партнеров. - Все, хватит! - Поднимаясь, объявила завершение Матильда. - Все уже понятно. Она оторвала своего мужа от женского тела и пинком в зад отправила в сторону ванной комнаты. - Ну как же мне повезло! - Ася не стеснялась странного открытия. Она теперь вообще ничего не стеснялась. - Это лучше, чем смотреть на трубы. - Заключила она, чем невольно выявила смысл своей металлической композиции, скрывавшей, оказывается, изначальное стремление к массовой эротичности. - После такого можно спокойно умирать! - Блудница ты паршивая. И муж твой такой же. - Незлобно подвела итог затейница спектакля. Она нашла в ванной совершенно одуревшего мужа, одела его и оделась сама. Подхватила под руку и повела на выход. Оставленные голые супруги утопали в жарких объятиях, в каких, пожалуй, никогда не пребывали. По дороге домой, сидя в автобусе друг напротив друга, сбежавшие гости всматривались в давно знакомые черты, глаза в глаза с таким благоговением и жадным любопытством, какое бывает только у страстно влюбленных людей, встретившихся после длительной разлуки. Костя вдруг запел: - Кто может сравниться с Матильдой моей! Жена счастливо засмеялась. Дома они предались таким же упоительным, неистовым схваткам, абсолютно не обращая внимания на черного кота, который в это время на столе умиротворенно жевал колбасу, посматривая на блаженных хитрым желтым глазом. Глаз говорил: "Когда всем хорошо, тогда все хорошо. Остерегайтесь разрушить этот хрупкий баланс". Квартира излучала теплоту и мягкие объемные фантазии. Жизнь вступила в новую эпоху. СТЕНА "предоставь мертвым погребать своих мертвецов" Евангелие от Матфея. 8.22 Все вокруг было белым. Стены, потолок, даже линолеум на полу. Окна отсутствовали. Свет излучали умело задекорированные светильники. В отдаленных углах располагались устройства, похожие на мощные источники звука. Внимательный взгляд мог бы обнаружить на каждой из стен небольшие квадратные проемы. Кровать-каталка, осторожно принявшая больного, находилась в центре огромного зала. Санитары ввезли ее в это странное помещение и, словно не зная, что делать с этим предметом дальше, так и оставили, как бросили, исчезнув за дверями. Невозможно сказать, сколько времени человек смотрел на единственную картину, сиротливо висевшую на отдаленной стене. На картине была нарисована натянутая на раму мешковина, прибитая по краям рисованными гвоздями. Она выглядела абсолютно натуральной, растянутой сильно, до крайнего ее напряжения. Он не пытался разгадать замысел художника и вообще не думал о картине. Он просто отдыхал на ней, как отдыхает путник, сваливший с плеч огромную ношу и теперь рассматривающий ее с тупым равнодушием перед тем, как отправиться в путь дальше. Мембрана из мешковины разделяла два пространства, одно, в котором находился сам человек, все, что его окружало, конкретное и осязаемое, видимое и доступное, и другое, загадочное, затаившееся по другую сторону полотна. Мнимое, умозрительное, как не нарисованный пейзаж или отсутствующая композиция, требующие догадок. Он чувствовал, что там находятся невообразимые химеры, способные принимать любой вид - мужчин, женщин, животных, предметов, по сути, не являясь ими. Любые зримые образы, доступные воображению. Если воображению вообще доступны любые образы, даже такие, как пустота, время или точка смерти. Им для этого нужен всего лишь человек. Страдающий человек. И полотно напротив. В более широком понимании - стена. Стена, которая вообще разделяет видимый и невидимый миры. Она находится под ногами, непроницаемым куполом висит над человеком. Сто приборов не проткнут ее. Может меняться расстояние, может измениться вид, все, что угодно, может с ней произойти, но одно останется неизменным - она сама, как образ факта. Она всегда останется непреодолимым наваждением, как вечный укор ограниченности. Мешковина сохраняла некое равновесие между двумя пространствами. Напряженное и крайне неустойчивое, готовое при неосторожном малейшем движении в любом из них придти в движение и даже лопнуть оглушительным треском бесконечной катастрофы, грозящей ему низвержением в черноту пустоты с бессмысленным воплем прерванного ужаса. Стена, скрывающая неведомое, недоступное и пугающее, предстала видимой границей и притянула к себе его обычное напряжение, связанное с постоянным ожиданием новой порции беды оттуда. Хрупкое равновесие пространств достигалось им невероятным напряжением воли, направленной на то, чтобы предохраниться от неожиданного удара, предугадать его, заблаговременно приготовиться или предупредить еще до того, как он произойдет. Это напряжение, осторожно носимое им в себе, сейчас он препоручил картине и надеялся, что она продержит его неизменным некоторое время, необходимое смертельно уставшему человеку хотя бы для короткого отдыха. За время передышки надо во всем спокойно разобраться. Он не родился солдатом и не стал им. Ему предстояло осмыслить свое положение и согласиться с любым результатом, не приняв его. Человек сосредоточился, но ничего не получалось. Все смешалось: болезнь, события, время, ощущения страха и блаженства. Он не виноват ни в чем! Отчего же он здесь? Был дан старт и свалка началась. Россия породила новую популяцию людей, отвергнувших уставшие культуру и мораль. Из-под их гнета вырвались подавленные прежде первозданные инстинкты, скрутившиеся в мощную пружину и жаждущие свободы. Насмотреться, нагуляться, наиграться, наесться, пощеголять, брать и делить по праву силы. Обустроиться, обзавестись. Все делать против ненавидимой морали, провозгласившей ценность братства! На беззащитное тело экономики стервятниками и шакалами налетели матерые и молодые сильные бойцы реформ. Рваные ее клочья, преобразованные в предметы потребления, заполнили дома и прилавки. Ешьте, пейте и гуляйте! При слове "интеллигенция" рука пока не тянулась к пистолету, но в кулак уже сжималась. Опостылевшая работа приобрела иной оттенок. Работой стало делать власть и делать деньги. И самое популярное из синонимов слова "делать" стало "брать". Слабенькие нити правил рвались мощными телами, признающими единственное правило: действовать без правил. Страсть заполнила пространство. Ах, упоительный восторг доступности счастья! "Я хочу" - ревел хор взрослых, по существу не ставших ими. Беспечная глуповатая Россия поедала дойных коров, не оставляя шанса завтрашнему дню. И порождала касту дикарей, исповедующих примитивные инстинкты, как единственную ценность жизни. Ничем наш герой не отличался от новых бойцов. На предприятии он с товарищами организовали подставную фирму, через которую пропустили все ценное на нем. Деньги со счетов перевели в наличные рубли. Далее с леспромхозом гнали ценные породы за рубеж. Там покупали старые машины, перепродавали по безумным ценам. Их обманывали, они обманывали. Так переплелись в змеиный узел различные дельцы и фирмы. Далее по закономерности развития хаоса образовались дисциплинированные бригады вооруженных жестоких и циничных апологетов нового времени, сменившие рублевые ценники на цены жизни. Так началось рождение фашистов. В сферу их интересов попали все, кто делал власть и деньги. Хаос всегда переходил в диктатуру примитива с конечной целью - власть в стране, а дальше - может быть и в мире. Так Россия пошла вспять историческому развитию, пока не обнаружились нищета и пустота, из которых, как медведь из растревоженной берлоги, не стал выбираться ленивый тысячелетний Дух нравственного сознания народа. Ему предстояло укротить разнузданную стихию, стать в каждом человеке стеной противостояния ей. Но та стена пока лишь намечалась. Фашизм под видом организованной преступности все увереннее брал ситуацию в свои руки. Начались немыслимые прежде вымогательства, шантажи, расстрелы. Что оставалось нашему герою, охваченному раскаянием, стыдом и страхом? Прятаться и пить. Пить от безысходности и ужаса. Он постоянно ощущал, как в него входит пуля. Жена так же пряталась. Они стали врагами. Единственной целью стало намерение успеть истратить накопленное до неотвратимого конца. Из месяца в месяц изгоем, отторгнутым грабителями и ограбленными, тенью растворялся в пригородах и напивался, расчленяя психику на составные части. Пока не наступила полная дистрофия с потерей сознания. Он перемещался заброшенным животным от дома к дому, от забора до забора в бессмысленных поисках норы. День и ночь наложились, образовав неясный полумрак. Последнее, что вспомнилось: ромашки у лица и наверху березка шелестит листвою. И вот огромный зал с картиной. Лежа в больничной кровати, человек, привыкший забиваться в щели, чтоб стать невидимым, с испугом беззащитного зверька осматривал огромное пространство. В нем поднималась истеричная волна. В угол бы, хотя бы к стенке! Зарылся с головой под одеяло, то тут же испугался, что не контролирует подходы. Стены, надо сдвинуть стены! Но и боялся, потому что был уверен, за ними ищут его злобные химеры. Вот вытянутся из них невидимые руки, схватят и прижмут к стене, чтобы упилась его кровью Вот она уж багровеет, на стенах стали появляться размытые линии, свет потускнел, зазвучали тихие и медленные ритмы, как некие предвестники беды. Линии переплетались розовыми и зелеными змейками, вились, увеличивались в размерах, отчего, казалось, приближались к нему. Приблизившись до появления мурашек, тотчас же отходили туда, где накаляется стена, и, напитавшись дополнительной энергией, вступали снова в свои игры, закручивая странный хоровод. Все гуще, ярче и мощнее. Все новые цвета, и образы, и звуки. Фантасмагория, фейверк причуд и бури под нарастающий тревожный стук тамтамов. Музыка нарастала. Мощные звуки обнимали и сдавливали тело мягким и ритмичным прессом. Образы и краски на стенах становились разнообразнее, величественнее, больше, насыщеннее, объемнее. Свет ламп отдавал им управление зрелищем. Человек превратился в крошечного человечка, будто бы оказавшегося в самом центре огромного тела, ласково проникающего своими воздействиями в самую его суть. Осознание происходящего перешло от мозга к чувствам. Появились странные виденья. Мы все внутри неведомой и страшной скорлупы. Буйствуем, прилипшие к ней в тонком слое реального пространства. И буйствуем, чтоб спрятаться от нее. И трудимся неутомимыми муравьями, чтоб возвести стену из лжи и камня. Делаем картины, театры, одежды, экраны, храмы, города. Пытаемся уйти вовнутрь искусственного мира, видя в том предназначение и путь. Запальчиво отталкиваем скорлупу. А она не уходит, а изощренней воздействует на нас. Мы и воюем то, подчинившись ей, а то, сражаясь с ней, с невидимым явленьем страха. Воюем за искусственный наш мир, который превратился в самоценность. Апостолы его стоят на пьедесталах. Актеры, лицедеи и дельцы, что замыкают нас на нас. А почему? Не знаем. Внутри яйца, образованного скорлупой, где-то под нашим реальным миром находится некое духовное пространство, которое разлито в нас, разлито в обществе. Оно неспешно кристаллизуется. Принимает структуру. И мы постепенно осознаем этот объем, входя в него. Нас ведут туда все религии и герои. Внутри мораль, правила, символы, обряды. Туда устремляет нас время, как вектор развития. Но мы боимся и его. Оно ведь тоже полное химер. От духовных химер защищает нас другая искусственная стена. Стена из религиозных построений. Получается, что наш реальный мир с двориком из сооруженных стеночек зажат между двумя естественными стенами. Одна - есть скорлупа, скрывающая пространство макрокосмоса, другая, спрятавшая внутренний духовный мир. Скорлупа, стена, поверхность. Из чего? Из мер и ограничений. Из невозможности. Или предела возможного. Как недоступной бесконечности. К ней нет прямого пути. Если отправиться в путь, то дорога будет закругляться по мере приближения к барьеру. Мы, не видя его, бежим вслепую, двигаясь вдоль окружности как по бесконечной спирали, приближаясь, и кажется - дойдем когда-нибудь. Витаем спиралевидной галактикой. Идем и, кажется, что вот на пределе усилий чего-нибудь достигнем и что-то осознаем, но каждый раз оказываемся обманутыми, потому что дорога, вывернувшись наизнанку, выводит нас к началу пути. Сидим, как у разбитого корыта. Как ощущаем эту стену? Она там, где кончается возможность жить, где кончаются возможности ума, где обнаруживается предел понимания желаний и чувств. Предел физических возможностей. Как пробиться сквозь нее? Попробуй оторваться от дороги! Даже если будешь копать или отправишься в полет, - это все равно будет дорога. Умрешь, погибнешь и вернешься обратно на нее, никуда не денешься. За ней мистическое пространство. Пробиться невозможно. Какие только умы не ломались об реальность! Как бился Христос над безумной задачей пробить стенку, при этом понимавший, что пока не сформируется законченным внутреннее духовное пространство общества, никто не выйдет из яйца. Как ни одна клетка плода не выйдет из тела матери, пока не сформируется законченным весь плод. "Ибо истинно говорю вам, доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта, не прейдет из закона, пока не исполнится все". Тогда и лопнет скорлупа. Мысли всех властителей умов пока пугливо щупают ее, играя в ужасы невидимого конца света. Он слышал успокаивающие мягкие удары могучего неведомого сердца. "Все хорошо" - говорило оно ему. И могучий симфонический ансамбль мелодий, сотканных из блуждающих ритмов, вышедших из глубин веков от морей, ветров, движенья звезд, падающих листьев, детских сказок полностью вошел в него так, что он перестал существовать отдельно. Как чудесна была та музыка! Он знал ее когда-то. Когда - не вспомнить. Она очаровывала пределом абсолютного совершенства, к которому стремится каждый мастер, вряд ли сознающий, что не озарением, а памятью ведомый к ней. Он потерял самостоятельность и стал частью чудодействия. Неизвестно, как долго это продолжалось. Бесконечное блаженство растекалось по телу. Кто-то подходил и наполнял его питательными смесями, он жадно пил, не выходя из состояния эмбриона. Стена сливалась с ним, примиряя быль и небыль, забвение и боль. И вот, наконец, заалело осознание бесконечности и величия жизни. "Боже мой"! - всполохнулась глубинная мысль. Как же он не догадался об этом раньше! Он понял суть стены! Там, за ней находится то, что никогда живому человеку не суждено увидеть. Невозможно потрогать руками, прижаться лицом. Там могло быть только одно - его собственный мозг, собственное сердце, его изнанка, внутренний мир! То, что за стеной, за скорлупой, не что иное, как внутренность человека! Но не физическая, а его духовный космос. Два пространства, внешнее и внутреннее, оказывается - есть одно и то же! И там живут не разные химеры! За стенкой образы того, что спрятано внутри! Неизвестность, что лежит за пределом возможности понять, оказывается исходит из меня! Во мне светло - и там светло. Во мне темно - и там темно. А что тогда представляет собой этот реальный мир, представленный предметами, людьми и пространством, заполненный звуками и видениями? Это, оказывается, средство для примирения души и тела с неполноценными эмоцией и страстью. Это поле между его телом и вселенским духом! Поле сражения или любви. В нем или созидается гармоническая связь и созидается полноценный образ человека или этот образ разрывается в клочья, возбуждая ненависть человека к самому себе. Он, оказывается, не созидал себя, а разрушал, чтоб выпасть из пространства! Как счастлив полноценный человек! Плывущий в плоти, сотканной из духа, в эфире всевозможных грез! Для нормального человека не должно быть пугающей стены, потому что, если она сольется с кожей тела, реальный мир сольется с человеком, то открывшееся перед ним предстанет всего лишь отражением его же на него, его внутреннего состояния, религии на тело, его любви к себе, как к плоду мироздания. Это поймет лишь тот, кто наделен способностью увидеть, как мистика рисует сцены ее любви к художнику, а тело переходит в никуда, в пространство, в дух, преобразующийся потом обратно в тело. Стена, не слившаяся с телом, отражает собственную злобу! Химеры не враги - друзья! Войди, Реальность, в мое тело! Раздвинься мой объем на всю Вселенную, а ты, стена, сожми меня до точки, до нуля! И можно будет закружиться в танце в лазурных облаках под этот неземной ансамбль, в котором тонет человек, что здесь лежит в огромном зале. Но что такое? Все стихает, краски рассеиваются, зал наполняется тяжелым звуком, как набатом. Все реже, реже слышатся удары, навевая ужас смерти. Почему он не сливается со стенами? Его бросают на полпути, как собачку под столбом от улетающей кареты в мраке бездонной ночи. Он еще не создан полноценным! Куда? Останьтесь! Почему?. Сильные руки медленно повезли каталку на выход. Его оставили в другой комнате, чтобы он пришел в себя. Обретя способность думать, человек осознал происшедшее. Он подвергся воздействиям беременной женщины на внутриутробный плод каким-то чудом техники и мысли. Женщины, не сумевшей вырастить полноценный плод, как и никто из них не может это сделать. Женщины, которая с жизнью привносит в мир и смерть. И вот теперь выходит он из утробы таким же жалким, как все дети. Все совершенство было там, внутри. Пока не сбилось что-то в ритмах. Комната имела вид обычной палаты. Свежий ветер проникал из открытого окна. Собравшись с силами и убедившись, что рядом никого нет, человек осторожно спустился с кровати, подошел к окну и увидел далеко внизу тот мир, который вызвал омерзение. Мир, где каждый ищет свои стены, бьется, недоношенный, за неполученный свой рай, когда еще был внутри свое