ольки ночи, Скулы берегов-кариатид Сводит. Постояльцы храма Окунают в воздух фонари Под кедровый запах фимиама. И вода бесчувстливо бормочет: Ис-стари, о-зари, по-втори. Кровопийца-туман поникает В обьятьях ночИ. А вдали от костра, У стены силуэтной прибрежной коверности, Дразнит эхо холодный припев топора; Накричавшись, и он умолкает. Заступает на смену другая сестра, Та, что нас примиряет И путь измеряет, стуча каблучком повседневности: На-всегда, на-вчера, на-ура. Где, за посох держась, ковыляет луна По увалам. Шушукают тени. И похоже на страх одиночество. На прибрежных ступенях сомнений, Лишь долгому взгляду видна, Городских представлений Играется пьеса. Смешна И наивна, по имени Жизнь, а по отчеству: Не поэт, не художник, не гений. Многоглазый слепец. Иногда Равнодушно-невидимо рыбы бредут за привычной едою, Ветер входит, украдкой зевая, в кусты. Бородою седою Лощины играет вода, И взбиваются кистями крон облака за грядою. Это было вчера и, наверное, будет всегда. На рассвете уйдем. На прощание скажешь мне ты: Я - земля. Я с тобой. Не иди за звездою. До-дес-ка-ден Параллелепипеды и пирамиды, Кубы с нищетой акколады. Бьется в люстрине фасадов Протоплазма. До сада - Досада - Бывало: вольному-воля. Выбирая стадо, Сложим азарт гражданина ада Прислужнику бога Надо. Годы ушли в награды: Больной, городским чадом Топлю душевность разлада: Почему бы и нет - руладой - Ради Вас, ради бога, ради Удивленья, преданья, смрада Подавленья желаний, взгляда Вдаль, ожиданья клада, Вида, МИДа, свиданья, склада Впечатлений, предательств, града Подражаний, следов и стадий Одичанья, паденья, яда Обещаний, дурной бравады Раздраженья, а также ради Тех друзей, которые рядом, Ухожу... Прогулка Озабоченность природы ожиданием дождя, Или смерти, или коды, или нового вождя И, в наркозе от мороза под листовками таясь, Города меняют кожу, так похожую на грязь. Где глашатай на лужайке рассыпает конфетти, Ходят майки, словно чайки, в ожидании уйти, Как привычками, руками измеряя горизонт, В этой драме даже знамя бесполезнее, чем зонт. Ветер тучи навевает, разевая улиц рот, Выше вставших - раздевает , падших ниц - наоборот, Осень кашляет речами, обреченными на быль. За озябшими плечами воздух корчится, бескрыл. Бродят парой тротуары по проплешинам аллей, Загоняя в круг отары побледневших тополей; Постаревшею корою заслоняясь от забот, Тополя стоят толпою, до весны закрывши рот. Им не нужно укрываться улетающим листом, Межсезоньем декораций, местью, лестью и постом, Переждут, покорно глядя в амбразуры площадей, Как качаются на прядях улиц бусинки людей. Равнодушие пугает, точит кожу кислотой, Ветер посвистом шугает, а деревья - немотой, В этом доме, в этом храме, в этом капище идей Насмехается над нами многоликий лицедей. В кошелек души уложит пару брошенных листков, Предвкушений схватит вожжи, буркнет "Тпру" - и был таков. Скулы стылостью изгложет возвращенья подлый путь. Ветер сложит, дождь умножит, снег очистит как-нибудь. Город Ах, тонка у яблока кожура, - снялась - спелась! Лето кончилось, причины нет не рыдать, Чиркнув край земли, костром разгорелась На кистях кустов облаков вода. Поле помнили с тобой, а грошик выменяли На привычку петь, попадая в такт, Где гостили - замостили, камень кинули, Увлекли расти из гроша пятак. Верим ночи, лясы точим, червоточины Изрисуем вмах, отгуляем в страх, Припадая, мысль читая, тень волочится, О восьми крестах, о шести перстах. Шагом злая, мостовая, строчкой-прочерком Вдвое делит взгляд, на кровавый край Вылетает, прах листая, мертвым кочетом, А на темный край - подволок утра. Схвачен облаком-бинтом, сеткой-временем, Лечит смертью боль и бессмертьем стыд, Горизонтом, огородом, родом-племенем, Пусть глаза пусты - на яру кресты. Встречу вечер, словно праздник, крикну лекарю - Баснописцу дней и транжире лет: Начерти на кожуре, на больной коре, Или новый цвет, или Новый Свет. Посвящяется птичке кардинал Когда, прямотою привычек и прихотью сна питающий Любопытство летать и не боящийся ни черта, Пламенеющий холостяк, Со скорбной миною в уголочках рта, Лещинной еды и тайного гнездышка воздыхатель, Клейкою веткой разделяющийся На ткущий трели числитель И равновесие сохраняющий знаменатель, Пробует робкое рассветное соло, Как родник меряет иссохший черпак, Как ладонь ощупью приветствует мрак, Руки на руль опускаются, как Воздух захватывает горло И сжимает зло, чтобы предсердий кулак Им накачивал альвеолы, А мотор машины подхватывает: Так, так, Так его, так. Быстрее, быстрей. Здорово: Подьем не случается неспроста - Это кусочек вчера, к будущему готового (В сонном царстве звенящая суета, Разбегающаяся, как ребятня, в поисках нового, Которое взрослые, перезрев, устав, Называют итогом, или, хуже того, итого). Руль поворачивает мир, рассматривает так и сяк, В старых ориентирах торя дорогу: Кудрявее клена стойкие облака, А сухой вяз, кажется, наклонился еще немного, Как глуховатый дедушка, слегка Опираясь на трость забора чужого, А вот, комочком серого вещества, Белка дорогу перебежала, прострекотав строго Все, что думает о машинах в половине седьмого утра И скрылась за деревом, как содержание за эпилогом. А мы с дочкой успеваем перемолвиться словом "Здра..." И парой других - а хочется сказать много, Но ехать всего километра полтора (а пешком - долго, через лес и овраг) - До обиды короток путь к школе от неотпускающего порога - И уже прощание, первое за день. Отболеть-бы, остыть пора, Привыкнуть к рутине потерь, к работе Золушки. Но ломается голос, как и вчера: До свидания, солнышко... Прохожих много, но из них едва... Прохожих много, но из них едва Один подвластен вечному пространству... На улице, где, призрак постоянства, Примета времени, Безвременья примета, Кружит листва, Рисуя силуэты Огненноглазых сказочных гостей; Испуганных, мятущихся, От стен, Обочин, Памятников, прочих вертикалей Впадая в панику, Завинчиваясь в винт, Взлетающий Над окнами, мелькая, Оглядывая прелости ложбин, Им уготованных, в них нехотя стекая И забываясь сном. Пока один, Испуганный, С привычным знаком тленья, Причудой положенья и рожденья Случайных обстоятельств господин, Летит, избегнув быстрого паденья. Зачем его мы странствия следим? Как прочие, он смертен, без сомненья. Он одинок - И неисповедим. Первый снег Брезгливая осенняя метла Счищает осени малярные этюды. Окончен пир. Обьедки из котла Ревнивый ветер выбросил на блюдо. А воздух свеж, бесстрастен и бодрящ, Как утренняя песня туалета, Как первый снег, весом и настоящ, Расстрельный приговор читающий на лето. Квадрига серая, за выморочный сквер Внеся пародию тоски о капитале, Смыкает театральный интерьер Над вымерзшей фантазией Витали Где, немощью бесплодия больны, Триада детства, голоса и слова... Что видно вам? Отродие стены И две лопаты: Маркса и Свердлова. Сметана жидкая над площадью пролита: Не увидать, не поднимая глаз, Что где-то там, из области софитов, Ехидный демон наблюдает нас, Бредущих, словно волны, шаг за шагом, Как души - от нигде до никогда, Пусть не Гулагом - Мигом, гимном, флагом - Врастающих в иные города. Антракт, антракт! Спешите, проходите: Либретто, по прозванию судьба, Утрачивает силы, словно витязь, Лишившийся сметливого раба. Вперед, на запад, как Манеж, простецкий! Туда, туда бежит людской поток. На юге - ГУМ, на севере - Кузнецкий. Лубянка, как обычно, на Восток. Ах, желтая страна, твоим ли цветом Поруганный мечтатель Мандельштам Определял несбывшееся лето Тотальной обреченностью крестам. А, может быть, пресытившись завязкой, На старости жалея и грустя, Неброскою, смывающейся краской Воспользовался автор бытия. *** Две дорожки. Что налево - к озеру, Поклонившись сморщенным полям... Это ли не глупость - пополам Разделять. Весною гуще озими, Осенью - задумчивей земля. Не бывает времени и выбора. Нет пути. Но есть конец пути. Есть предназначение - идти По границе города и бора, Там, где бескорыстно золотит Солнце разноцветные заборы... *** Под бой часов, под балычок из семги, Под двадцать лет, под сумерки богов Перевожу ли время за столом, где В глазах стаканов, щеках пирогов, Дремоте студня, посвисте салатов Перечисляю чьи-то имена, А, может, под гитарное стаккато, С улыбкой блею обереги дня, Да так ли важно... Время-первогодок, Обученное в поводе идти, Шарахается нервно от колодок Дневного древостойного пути, Обходит игрища, пронзительно ступает На отчужденья ласковый ледок И, провалившись, тихо засыпает, Найдя в глуши спокойный уголок. *** Сносится рубаха, Выветрится запах, Зарастет дорога, Как тогда узнаем, Было ли на свете Наше поколенье?