Олимп Муркин. Чу! (Собрание поэтических озарений) --------------------------------------------------------------- © Copyright всех текстов и оформления Александра Алейника © of this book by Alexander Aleynik © Copyright cover design by Alona Makeeva Date: 23 Feb 1998 Отзывы шлите автору: aleynik@octet.com ---------------------------------------------------------------  * СОБРАНИЕ ПОЭТИЧЕСКИХ ОЗАРЕНИЙ *  посвящаю коту моему Царапу, мурканием своим вдохновившему меня на труд сей. NEW YORK 1994-1996 Жизненная стезя Олимпа Муркина
или
поэт и ножницы Олимп Муркин родился в медпункте станции метро Красные Ворота. Рождение ребенка было преждевременно во всех смыслах: от физического до метафизического... Мать его Олимпиада Ахметовна Муркина (в девичестве Трапезунд) гостила у дяди своего в Москве, известного парикмахера Шлемофона Ерзла, человека, между прочим, также необыкновенного и одаренного своеобычным поэтическим даром. Многие помнят его поэтическую книжку "Путя незнамые", давно ставшую страшным раритетом. 24 апреля 1956 года, часа в два по полудни, ехала она в ГУМ за разными мелочами, необходимыми долженствующему родиться поэту, как то: пеленки, подгузнички, слюнявчики и, извините, соски; но вдруг начались схватки, младенец бушевал в материнской утробе, просяся на сладостную волю. Роженицу, заходящуюся неудержимым криком, препроводили в станционный медпункт, где она бурно разрешилась от бремени прехорошеньким, сразу завизжавшим мальчиком. Удивительно, что новорожденный младенец тыкал розовым пальчиком в участливо улыбающегося старшину милиции и пытался произнести "мент". Впрочем, может быть это легенда. Отец Олимпа, Марк Мелитонович Муркин, был модным парикмахером в Жиздре, а также даровитым и весьма популярным в городе поэтом. Ему принадлежат следующие, например, строки, которые женское население города знает наизусть: Когда головку я твою стригу и завиваю, Потом любуюся тобою в бигудях, О, цыпенька, как сладостно, я знаю Покоить голову в твоих, пардон, грудях... Не правда-ли, ритм этих мелодичных строк напоминает волнительные па мазурки?... Когда счастливая мать вернулась из Москвы-столицы в красавицу-Жиздру с очаровательным младенцем, счастью папеньки не было предела. Мальчика нарекли Олимпом, ибо отец и полагал выпестовать гениального поэта из прямого своего наследника, вложить в руки его лиру и -- традиционные в поколениях Муркиных-куаферов ножницы, которые завезены были в эпоху Екатерины Второй предприимчивым предком Муркиных, французом Шарлем де Амуром, как утверждают семейные предания. Подвиги на поэтическом поприще совмещались в роду Муркиных -- Амуров с преданным служением парикмахерскому искусству, можно сказать, всосанному с молоком матерей. Стремление к восшествию на поэтический Олимп генеральная, судьбообразующая черта этого старинного и чувственного рода. Например, упоминавшийся выше, московский дядя поэта Шлемофон Ерзл, будучи еще ребенком Шлемой, выстригал на жиздринских собаках ножницами свои первые, неопытные строки... Кстати, не от него ли поэт Вознесенский почерпнул идею высекания собственных строк во мраморе и лабрадоре? Правда, идея эта у, так сказать, закадычного друга Бориса Леонидовича приобрела несколько кладбищенскую форму... Ведь одно дело украсить собаку детскою, наивною строкою; другое долбить в поту зубилом каменюгу, желая таким образом продлить весьма недолгий век слов глупых и напыщенных, и потому -- неминуемо обреченных уничтожению забвением. Хоть в камне, хоть в золоте неталантливое не живет, и, простите за выражение, даже какашка окаменевает. Или представьте себе Данта, Гете, Шекспира выстукивающих молотом свои бессмертные творения, и -- вас стошнит от этих идиотов... Счастливый отец Олимпа разрешился торжественною "Одою на рождение сына", четвертую строфу которой мы приводим: Олимп-шалун пиитом будет, Стези его прелестны и чисты. Ах, сколько принесет он людям В строках своих любезной красоты! Вера отца в высокое предназначение сына превалирует, увы, над поэтическим мастерством, выказанным в оде торжествующим родителем, что, впрочем, извинительно в столь трогательных обстоятельствах. Следует заметить, что покойный Н. Е. Зайденшнуур (сколько, антр ну, чисто поэтической грусти в этой фамилии) по достоинству оценил в свое время незаурядное творчество Муркина-отца... Олимп рос, и под влиянием родителя и дяди Шлемы все более погружался в чарующий мир поэзии. Он рано узнал и полюбил стихи Веневитинова, Майкова, Баркова, капитана Лебядкина, Есенина, Реми де Белло, поэтов-комсомольцев, Щипачева и Асадова, а также песни Пахмутовой, Фрадкина и Чичкова на стихи Гребенникова и Добронравова, Танича и Гарольда-Регистана. Настоящим потрясением для юного поэта явились выступления соловьев советской песни Магомаева, Трошина, Кобзона и Пьехи, а также гастроли тетаров оперетты (любимый жанр) в родном городе. Юный Олимп приступил к восхождению на Парнас в возрасте шести (sic!) лет, но ранние опыты его поэтического гения, увы, не сохранились... Трепетным отроком выехал он в столицы, где навестил известных об ту пору мастеров поэтического слова. Асадов плакал на груди Муркина, шепча: "Я только тень ваша", -- как поведал мне Олимп в Нью-Йорке весною 1994 года. Два-три стихотворения провинциального отрока-самородка мелькнули в молодежной периодике, вызвав, не побоюсь этого определения, злобное шипение зоилов. Но тут начинается мрачный период в жизни поэта. Известно, что на Курском вокзале неопытный тогда Олимп познакомился с неким "Цыплаком" и подругою его Лялей, был вовлечен в дурную компанию, много скитался по СССР, сидел в колониях и тюрьмах, лишился половины зубов и двух пальцев левой ноги, отмороженных в Усть-Куте. В восьмидесятых годах Олимп Маркович завязал с несвойственными ему воровством и разбоем и целиком предался поэтическому творчеству. На что жил поэт? Он совмещал бескорыстное служение Музе с игрою "в секу" и -- трудом парикмахера в салоне, где была жива память об отце его. Разумеется Олимпу трудно было пробиться в литературном мире, и, совмещая высокое поэтическое горение души с наследственным мастерством дамского мастера, Олимп Маркович создает книгу высоких поэтических озарений "Чу!". Из О. Муркина выработался опытный лирик-полифонист философско-экстатически-гражданского пафоса. Он пробует себя и как писатель-эпопеист: в один только год создав восьмитомную эпопею "Трудощавая паутка", пред широтою обхвата которой меркнет Бальзак, а пред философской глубиной и Достоевскому, так сказать "ловить нечего" . К сожалению от этого труда его сохранился один (sic!) только обгорелый листочек. Эпопею сожгла некая ревнивая особа, мстя Олимпу Марковичу за случившееся ненароком страстное увлечение цирковою акробаткой Изабэллой Ж-ской, кстати отравившейся, когда Олимп Маркович прямодушно ей сказал, что поэзия ему дороже, чем даже такая необыкновенная деушка, какою была она... Основную же тяжесть его поэтического багажа составляют стихи и гимны "деушкам" (он произносит и пишет это слово без раздражающего "в"), думы о собственном величии и жизнеописание (нет! более того!) мистически-астральный контакт с личностью Ван Гога, чья жизнь и творчество потрясли Олимпа Марковича навеки. О. Муркин выковал собственный, зычный поэтический голос. Поэт называет ту поэтическую линию, в которую выстраивает "озарения", "трансцендентально-парикмахерской", где первое определение этого филологического диода выглядит как обширная залысина опыта, а второе -- как игривая юношеская кудряшка. Образно говоря, последний детерминант в данном номинационном дуплете бурно интерферирует широчайшим коагуляциооным спектром горько-иронических оттенков... Но не будем сейчас вдаваться в утомительные детали. Проникновенное свидетельство гения (не побоюся этого ответственного эпитета) дороже изысканий самого великого критика... Когда-то Олимпа Марковича поразила фраза гениального Гете: "Только пошлость бессмертна". Эта глубокая мысль великого автора "Западно-Восточного дивана" стала смыслоформирующим камертоном, на который Олимп Муркин настроил свою вещую, полнозвучную лиру. Гелла Трапезунд Анн Арбор - Великие Луки - Нью- Йорк 1. ДЕУШКА И СОЛОВЬИ Деушка чувствительная, нежная, Сквозь окошки выла от любви, И луна пылала лампой бешенной В белых шариках ея крови. Он-голубчик знай ей засандаливал, Вот она и выдавала трель, С темпераментным сойдясь судариком В страстно-экстатический апрель. Деушка чувствительная к глупости, Трепетная к ласковой любви... И всю ночь чирикали ей грубости Из кустов подлюки-соловьи. 2. КОВАРСТВО Думал - эта деушка хорошая, А узнать Марату было где, Что пришла с отточенным, бля, ножиком, Чтоб пришить его Шарлотта, бля, Корде*... Много в разных деушках коварности, Есть куда хитрей чем опоссум... Я не призываю бить по харям им, Но не след их пропускать в бассрумм**. * Кордэ Шарлотта, подпав под влияние жирондистов, заколола Ж. П. Марата, когда тот мирно плескался в своей ванне. ** ванная (англ.) 3. БЛАГОДАРНОСТЬ Я разбросать под ножками твоими Желал бы желтенькие первыя цветы, Ты не сравнима с юными другими -- Милее солнушка ласкающего ты. Когда тебя в загривочек целую я И ручку щупленькую... с негой тайной жму, Не думаю про деушку другую, а Тебя как птичку вешнюю люблю. В моей душе бряцают розенбаумы, Тебе отдам что хочешь, попроси... Под розовыя, стройныя шлагбаумы Впусти меня... о, ягодка... мерси!... 4. ТАЙНА Не выдам имени я твоего, Маруся, Пока к тебе жить не переберуся... 5. ПОЭМА ЭКСТАЗОВ Не разглашу, как вся облита мраком Ты на меня глядишь с притворным страхом, Назад закинув страстное лицо, Найти способствуешь любовное кольцо... Не нады нам смарагды да топазы! Но! Чу!... Уж грозны близятся экстазы!!! 6. НЕ ПОЙ КРАСАВИЦА... Красавица! При мне не пой! Как волос в супе голос твой... 7. ЦИТАТА "Жизнь -- обман с чарующей тоскою" Деушке я трепетной сказал... Проломила кумпол мне доскою И вписалась в ляльки на вокзал! 8. ВЕЛИЧИЕ Не трожь стихи Олимпа, Бесчувственный зоил! Уж вечность вширь облипла Размах парящих крыл. Воззри! Как реет Муркин В поэзии лучах, Над вами, о, придурки! Спокоен. Величав. В меня из огнемета Бессмысленно палить. Я сладостного меда Взорлил на вас... отлить. А вы внизу - во мраке Сбиваетесь в толпу. И жгу я неба знаки На низком вашем лбу! 9. ОБЕЩАНИЕ Когда я был маленький мальчик С кудрявой большой головой, Не знал я по-сути, что значит Коварный вопрос половой. Теперь же, как опытный гений, Изведав всю высь и всю жуть Пленительных соединений, Я в творчестве их отражу. Про-то: для чего и откуда, Зачем, почему и куда?... ...О, крови кипящей полуда! О, белыя страсти стада!... 10. УНЫЛОЕ ВИДЕНИЕ Отшвырнул я ногой телефон -- Мне подружка не позвонила, Скушал на ночь с сырком макарон И, заснул, как Самсон и Далила. Мне приснилось, что я на -- луне, Что подружку ногой я пихаю И летит она по тишине, Головой в метеоры втыкаясь... 11. НЕОСУЩЕСТВЛЕННОЕ Пожилой гражданин с туповатым лицом Мне попался навстречу в лесу под Ельцом, Помню, стукнул его кулаком по лицу, А хотелось ногой по -- яйцу... по -- яйцу-у... 12. НЕ СОПЕРНИКУ-СТИХОТВОРЦУ Я -- гений! Мне противны циники, Но оценив твой беспросветный труд Скажу: анализы, что ты сбирал для клиники Наверняка его переживут. 13. ПАРАДОКС Люблю кетовую икру, А вечно макароны жру... 14. КАРТИНА Жизнь -- натюрморт из овощей подгнивших, И богу абсолютно все равно -- Какие рылы кисточкой заплывшей Из худших снов переносить на полотно. 15. ЛИТЕРАТУРНОЙ МАДАМ "Как войдешь -- направо печка. Только выйдешь -- сзади дверь!" За такое... друг сердечный, Премии дают теперь... 16. ЕЙ ЖЕ Как добрый человек, я считаю, что дуры -- Поэтэсски имеют право на существованье, И не меньшее, чем индюшки и куры: У тех и других совпадают желанья, Кудахтанье, форма черепа, вид, Феерическое оперенье, И -- оранжевый глазик горит Куриным огнем вдохновенья. Бедненькие, опрятненькие Прокудахтываются в печать, Попрыгавши по курятнику -- Ищут цыплят поучать, Всем примелькались, и всем Вот уж и известны, В каждой напечатанной колбасе Распространяют душок-с прелестный. Немножечко Фрейда, скорлупочка Озрика, Клочочек "Нью-Йоркера" и -- пред нами она: Пороет лапкой -- словесность оббозрена! Кудахнет гекзаметром -- жисть опписсана! Всюду поспели. Кой-кого даже клюнули! У очень важных облизали и зад и рот. Ну а после того, как облизанные сплюнули -- Наши курочки выстрелили мстительный помет. Да найдете ли вы желтее клювики? Да чьим гребешкам так пурпурно алеть?! Ах, это ничего, что вы их не читаете и не любите, Надо ж и курицу и поэтэсску жалеть! 17. СТРАДИВАРЬЯ В тебе я вижу то, чего другой Как он не тужься, в жизни не увидит, Когда ж тебя касаюся рукой -- Со мною происходит ряд событий: Есть как бы шевеленья в голове, А также есть подъем премного ниже, Но не боись -- тебя я на траве И на скамейке в парке не обижу. Я буду ждать, печаль переборов, Чтоб комната от нас оцепенела... И... все сбылося. Обрели мы кров. Тахты пружина Страдиварьей пела... Любовь прошла... Геранька отцвела... Жизнь обработала ея... с плебеем спарив... А все-ж она приятная была И -- наслаждалася со мною Страдиварьей... 18. УМОЗАКЛЮЧЕНИЕ Мне в морду засветили При лунном серебре, А после долго били На пыльном пустыре, И портмонет забрали, Где было пять рублей, А после в ночь бежали По полотну полей, И звезды наклонились С участьем надо мной И слезками умылись И кроушкой живой... Я понял: Провиденья Видна везде рука, Всегда она в движеньи И в форме кулака! 19. БЕСПЛОДНОЕ МЩЕНИЕ Я бил старичка в переулке, Всю ногу оббил об него: При сталинском зверском режиме Он -- гад не щадил никого! Он был стукачом и наседкой, Потом -- лейтенант ГПУ, Всю службу был сволочью редкой, А после в отставке припух. Я бил его долго и гадко... Ан, глядь... стало жалко его, Хоть он бы и свата и брата Продал бы заничего. И... в ужасе я отшатнулся В тот миг от него и себя, С сомненьем над гадом нагнулся, Раскаиваясь и скорбя... И вижу: простертое тело, В глазу стекленеющий страх... Душа от него отлетела Скитаться в безвидных полях... Воззрите! Стал Муркин убийца!!! Стал Муркин убийца-подлец! А мыслил: писать и жениться. А думал: что станет отец... Зачем я его ухайдакал И ногу в крови замарал?! Уж, каркая, ворон из мрака Ко хладному телу припал... 20. КАК ПТИЧКУ ВЕШНЮЮ ТЕБЯ... Как птичку вешнюю тебя лелея, Тебе то бантик, то конфетку я дарю, Когда головку чешешь ты, как Лорелея, Тебя я очень, деушка, люблю. Ты мне мила, как маленький цветочек, Как пчелка! бабочка! ромашка! василек! Воткнула в сердце взгляда коготочек, А он коварнее чем с ядом пузырек! 21. РУССКАЯ ТАНКА Каждая деушка прячет Робкий бутон, Каждая женщина носит Розу в себе. Перебираю лепестки этих ранимых цветов... 22. СОНЕТ -- Что в вымени тебе моем? Что тычешь ты персты упорно? -- И руку от ея отдернув, Потупился я со стыдом... Но... наваждением влеком, Я ринулся в ея низины: Мне распахнулися картины... Я оком ем их окоем... Уж я парил в минуту эту, Какая, мыслил, красота! Она же ложку винегрету Не проносила мимо рта... Без ложного, признаюсь я, смущенья: Разнообразны наши наслажденья... 23. К НЕОПЫТНОЙ ЯГОДКЕ Ягодка моя пунцовая! Я тебя не знаю как люблю! Ножки-ручки прямо образцовые, Мне ты -- что фарватер кораблю! Плечики твои круглее бакенов. Твои губки -- махонький фиорд. Твои глазки -- лодочки и яхонты, А животик -- вожделенный порт! Закогчу тебя своим я якорем. Погружу в чувствительный туман. Ты поймешь, неопытная ягодка, Что другие были все обман! Что тебя они совсем не стоили: То в тюрьму идут, то -- из тюрьмы, Что они безнравственно покоили На тебе шершавые трюмы, Что уже, уже проходит молодость Караваном розовых судов, Что уж веют белым, смертным холодом Льды однообразныя годов, Что уж пахнет тело разрушением -- Сладким соком вырытых могил, Что уж слабже половым влечением К туловищам нас влечет нагим, Что уж скоро мрак глухой придвинется, Смертушка косой навеет дрожь... Ножки брыкнут... небо опрокинется... Ты от стебелечка отпадешь... 24. РАЗНООБРАЗНЫ НАСЛАЖДЕНЬЯ Разнообразны наслажденья, Как в парке древонасажденья: Одно дубовое вполне, Иное -- розы! Розы мая!!! Когда я все с тебя снимаю В аллейке, в лунной тишине... Разнообразны наслажденья, Как виды ценностей и денег: Банкноты, серебро и злато Ложатся сон вкушать в тайник, Иль воздвигаются палаты Для куртизанок покупных. Разнообразны наслажденья, Как ветра вольное круженье: Глупец взирает в телевизор, Сопит старик в порнокино, Торгует морфием провизор, А я? -- Тяну стихов вино! 25. МУРКИН НАД КНИГОЙ Читаю Евтушенку: Бесчувственный поэт! Читаю Вознесенку: В том на фиг смысла нет! Есенина читаю: В нем чую я полет. С пол-слова понимаю Куда, собака, гнет! Но больше всех утешен Я голой правдой чувств У Муркина конечно, Лишь им я наслажусь! Читаю и читаю... Уж... чу!... бежит слеза... И... сладко забываясь тру мокрые глаза... 26. БЕССМЕРТИЕ Метла когда-то ивою была Или березкой с кружевною кроной... Где ж листики!? Сережки!? Померла!!! Чтоб прутьями скрести булыжник сонный. Не так ли Муркин горестный уйдет С поверхности земной во глубь земную?... Народная тропа не зарастет К моей могилке... В чем-то не помру я... Придет зоил, пугаяся могил, Как к иве со шнуром пришел Иуда, Но вдруг услышит: " -- Я тебя забыл. Не застилай мне свет... Вали отсюда!!!" Придет и сядет деушка, скорбя, К моей холодной припадая тени, Подам я голос, землю разгребя: " -- Иди ко мне скорее на колени..." 27. ЧЕРНЫЙ ВОРОН И МУРКИН Черный ворон над Муркиным вился, Ему голову клювом долбил, Ну а Муркин -- сумел! Изловчился!! И поганую птицу убил!!! Приложил к голове подорожник, Наслюнявив целительный тук, А уж дальше пополз осторожно -- Раз в пятнадцать шустрее гадюк! 28. СОНЕТ (Текст сонета, к сожалению для автора и читателя, пожгла некая ревнивая поклониица, восстановлению не поддается). 29-31. БАСНИ 29. НОЖНИЦЫ И ГОЛОВА Однажды голова забредши в куаферню, Скроивши мину вздорну, Уселася пред зеркалом. Ан, глядь, Вкруг ножницы почали стрекотать: Там обсекут, а там -- пребольно дернут Одну, другую, третью прядь... То было мзда за головы стремленье Кружиться мишкой на арене, Да языком напраслину болтать, И ножницы -- ату ея шпынять! Ахти ея! За пустоговоренье! Тебе клиент-читатель назиданье: Умерь свое в цирюльне стрекотанье -- Дай токмо ножницам вкруг прядей стрекотать... 30. ОДЕКОЛОН И ГРУША Однажды груша мину похоронну, Скорчив одеколону, Сказала: "Напрочь отравил! Меня ты, пакостник обли-и-и-л! А толку от тебя -- одно смерденье!!! Лишь я одна клиенту освеженье... Так воздух испустя и сим утратя пыл, Обратно стала груша надуваться Чтоб продолжать ругатьсяся... Но мастер, видя груши нераденье, Сорвал ея да кинул с омерзеньем! Мораль сей басни, мыслю, такова: Читатель, прежде рассчитай слова, Нето за жалобы, жлобство и крики бойки Окажешься в помойке... 31. ЗАД И КРЕСЛО Однажды зад, усевшись в кресло, Шепнул ему: "Мне тесно. Не дашь ли большего простору мне?..." Запахло тут приличным не вполне... Услышал носом мастер этот шопот И зачал с яростью по заду шлепать!... Мораль: придешь, так кресло не учи! В других местах, пожалуйста, шепчи... 32. АВТОПОРТРЕТ С ИНСТРУМЕНТАМИ В РУКАХ НА ФОНЕ ПРЕУСПЕВАЮЩИХ СОВРЕМЕННИКОВ Два дела у меня -- перо и ножницы, Вернее три (докончу полотно) -- Еще подружки, чаровницы и наложницы, Без них мне было б до смерти темно... Стригу головки в дамской парикмахерской И обдаю их "Красною Москвой". Стригу я... и меня... отстригли начисто От всех редакций. Я же им не свой. Там трутся те ж бездарные компаниии -- кретинствующих, кто ж их разберет... Какой подъем в России графомании! Какие мухи вырвались вперед! Вот что-то чешет, махонький, по карточкам, Сей дурью Тредьяковского затмил, Тот верещит, весь в хармсовых заплаточках, Та дышит ароматами кадил, Вот некий отпилил себе конечности, Оттяпал половину языка... Никто, никто из них не знает нежности, И я один кошу под дурака! Жужжите! Время наше терпеливое. Что критик наш? -- Известный идиот. И ваши сочинения сопливыя Балбес с благоговением-с прочтет. 33. ПЕСЕНКА О СЕБЕ Муркин крут. Крут? Крут! Муркин шут. Шут? Шут! Фигаро, Фигаро, Брось перо, брось перо! Ни-за-что, ни-ког-да! Я пришел сюда, Точно так же как К Лиру шут-дурак. Он пошел с ним вдаль Утолить печаль, Полечить старика Байками дурака. ...И колодки -- ему По его уму, Колотушки -- в бок Да за смешливый слог. За свои труды Попадешь туды... А оттель назад Не вернешся, брат. Ты шути-шути, Да живот крести, И прости, скорбя, Кто глупей тебя. Поглядишь вокруг -- Удивишься, друг: Для чего ж дурак Многочислен так? Как песчинок их, И как брызг морских, Велико зело Дуракам число! И я подумал так: А может там дурак, Тот Кто Сам возник Первый наш Шутник? Он не слышит нас Сколь не топим воск, Лишь целует глаз Синева взасос... ...Муркин шут? Шут! Шут!!! Да не лыком шит. Разгоняет жуть Тот кто вас смешит... 34. ПРИЯТНОЙ ДЕУШКЕ Пусть будет деушка ушастой, конопатой, Кривой, косой, сопливой и горбатой, Прыщавой, вшивой, гнилозубой... Но Не видите же вы на солнце пятна, А нежитесь на нем. Нам все равно: Была бы деушка душою нам приятна... 35. НАД КНИГОЙ АПЕЛЬСИНОВА Однажды Муркин объедался апельсинов, Читав писаку, псевдонимчик : "Апельсинов", И, хоть сам Муркин сочинитель бойкий, Но показалось в этот час ему, Что он сидит в зловоннейшей помойке, Приличной только цитрусу сему... 37. ПОПСУ Александр Малинин -- Задушевная тля, В его голосе стынет Не-зем-на-а-а-я сопля-a-a ... 38. ОДИНОЧЕСТВО О, сколько пронзительной боли Пейзаж в себе русский таит. ...Одна-одинешенька в поле Бетономешалка стоит. Увита она сорняками. Репейник корябает дно. Ржавеющими руками Его ей обнять не дано. Пылит суховеем дорога И пыль на дороге мягка... А нужно ей было немного, Да нет у нее мужика!... Краса ея никнет в коросте. Как гипсовый пряник слеза... К ней суслики бегают в гости И смотрят печально в глаза... 39. К ВОЗЛЮБЛЕННОЙ КУЗИНЕ Гелле Трапезунд, с трепетом непреходящим... Кузина, милая, о как глупы соседи По нашим меркантильным временам, Не знали мы, когда мы были дети, В какой мы брошены судьбой бедлам! Тебя я помню деточкой игривой В те дни меня хватающей рукой, Из любознательности шаловливой За то, чем позже я искал покой... Я рос и цвел. Меня как Ганимеда Хранило небо для иных пиров. Уж слухом детским я внимал беседу Муз обо мне и лиры тихий зов. Ты удалилась с папою в Израиль -- В страну иной судьбы и красоты. Открытку получив, я... залил Слезами в ней запечатленныя цветы. Я помню этот дивный сон под ярким глянцем -- Безжизненную синь и атлас роз... Я пил вино. Стал воровать и драться. В Бутырках меня грыз туберкулез... Потом отъезд. И... нежное свиданье, Почти кровосмесительный союз... Мы были столь близки... сколь содроганья Сиамских близнецов... Сколь губы уст Одних... Но снова мы... увы... Расстались... Я слезы лил... но ты не снизошла... Ты - критик!!! Я - живу в астрале И льются звезды с моего крыла! 40. НАБЕГАЮЩАЯ МЫСЛЬ ОБ ВАНЕ ГОГЕ
или
ПРЕДЧУВСТВИЕ ПОЭМЫ " У Х О" Живет Олимп на свете гениальный, Какой-то жизнью генитальной... Но в тишине ко мне приходит глухо Мысль об Ван Гоге... Откромсавши ухо, Другим, воспоминаньям вопреки, Винсент внимал мои стихи... 41. У Х О (ПОЭМА) I. ЖИЗНЬ ВАН ГОГА Жил Винсент -- священник небогатый, Библию задумчиво читал, А кругом -- все нищета в заплатах... Очень он от этого страдал. Вот он красок много покупает И в каморке маленькой, один, Он холсты повсюду расставляет, Пишет маслом двести штук картин. Неказист он был. Совсем плюгавый. Бородой и волосьями рыж... Вот он к брату Тео подъезжает Лошадью на станцию Париж. Денег взял. Потом совсем ряхнулся. Все лежал в различных дурдомах. Рисовал светила в небе гулком, Крыши красныя на розовых домах И -- достукался! Уж ухо отрезает: Это крыша едет у него, А потом он в грудь свою стреляет... Теодор похоронил его... Для чего ж он пренебрег амвоном! Ремесло не шик, но можно жить. Размышляю в голове до звона: Как бы эту смерть остановить? Но... довольно жалких размышлений! Я шагну в картину напролом, Чтоб остановить поток мучений, Револьвер, приставленный углом. Ты раздайся полотно тугое, В глубину суровую впусти! Там Винсенту без меня покоя Невозможно нынче обрести. Отведу беду от бедолаги! Вызволю любимца моего! Помоги мне ма-г/н-ия бумаги, Шариковой ручки волшебство... II. НОЧНОЙ БИЛЬЯРД Жил Ван Гог -- художник небогатый; Раз нарисовал "ночной бильярд": Кий лежит и яркия лампады Сумасшедшим пламенем горят. Что-то жуткое заключено в картине. Страшно было б оказаться в ней, Где бильярдный стол посередине -- Он тоски зеленой зеленей. Пол наклонный! Лечь -- и покатиться -- Выпасть в Ад, в -- Коцит, в -- тартарары... Я бы начал там в припадке биться! Кий бы поломал! Глотал шары!! ...Ясно почему отрезал ухо Горемычный человек Ван Гог: Потому что есть такая мука, Что страшней удара промеж рог! Бог таких как он, как я не любит. Гениям всегда крутой удел: Тот -- в дурдом, тот -- пулю приголубит, Тот -- утопиться, а сей -- петлю надел... III. ПОРТРЕТ ДОКТОРА ГАШЕ Однажды, будучи больным уже, Ван Гог нарисовал Гаше (Гоше его лечил от сумасбродства) И те, кто знали доктора сего, Не много находили сходства С портретом нарисованным его... Плебеям не понять, что нарисован не Гаше, А то что накипело у Ван Гога на душе. IV. ЗВЕЗДНАЯ НОЧЬ У других людей всегда два уха, У Ван Гога только лишь одно, Но... не повредило ему слуха -- Жизни шум он слышал все равно. Он нарисовал однажды звезды В страшных атлетических кругах -- Там снуют энергии-стервозы, Пенится надмирная река. А Ван Гог как бы играет в жмурки -- Небо пашут зведные плуги, Но его везде достанет Муркин -- Разогнет безумия круги! Зашагаем мы вдвоем по миру -- Уха три, а человека два: Муркин, щиплющий за струны лиру И Винсент, рисующий всегда! V. ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЕ Приснился мне Ван Гог безухий: Он в страшной муке смотрит на меня, Ко мне сухие простирая руки Из запредельно-муторного дня... -- Зачем, Винсент, ты так обезобразил Лицо свое, что ухо отодрал, Ведь кровь стекала в бритвенный твой тазик, А ты над нею бился и рыдал?!!! -- Затем, -- ответил мне Ван Гог безумный, Заламывая руки и стеня, -- -- Что ухо это тою ночью лунной До полусмерти извело меня! Лишь только на подушку ухом лягу, Как рядом слышу, а не в далеке, Скрипенье ручки чьей-то (?!) по бумаге, Стихи на непонятном языке. Я выбегал тогда в ночное поле, Выл! По земле катался и рыдал! Но столько было в этих строчках боли, Что ухо я, злосчастный, отодрал!... Читатель! Я постиг его мученье: Ведь то мое пыланье жарких строк! Глухого времени беззвучныя каменья Огонь мой поэтический прожег! VI. МУРКИН И ВАН ГОГ НА ВОСТОКЕ или МЕТЕМПСИХИЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА СОВЕТСКИЙ ЮГ Однажды Муркин и Винсент Намылились гулять в Ташкент. И вот, на рынке, в потной давке Олимп неправильно дерзнул: Узбечку у ковровой лавки За зад для шутки ущипнул! И замели его ментяры: Он в мусорыжне ночевал. Винсент же, вставши под чинары, Окрестности изображал. ...Плыл воздух как зерно сухое, Тек, шелушился на песках, А дальше -- горы к водопою Ползли на толстых животах, Росли за ними тадж махалы, Самумом возвышался мент, Казалось говоря: " -- Нахалы! Шайтан вас затащил в Ташкент!"... А утром, выпущенный Муркин, Винсента-друга не узнал! Вокруг него грустили чурки*, А он в натуре рисовал Прибитое к чинаре ухо, Допрежь служившее вобще Приспособлением для слуха, И шевеления вотще . * чурки - наколотые для приготовления чая дрова... VII. ГОЛОВА НА СОЛНЦЕПЕКЕ У Ван Гога голова на солнцепеке. Он грустит меж тучных кукуруз. То Юг Франции. И знойныя потоки Солнца мог бы отразить картуз. Потому что лишь картузы могут Голову от солнца защитить. От панамки никакого проку -- Может воробей ея стащить! Или жаркия пассаты да муссоны. Или безымянный ветерок... Над Ван Гогом каркают вороны, Сладостный предчувствуя итог... ...Лысинка блестит уже от пота, Как кружок оранжевой фольги, Но кипит и спорится работа -- Все жирнее кисточки мазки, А мозги -- мозги почти раскисли! Этот чудо-гениальный шар! Где сверкают огненные мысли -- Солнце разжигает их пожар! Выпирает поле из картины! Вся она в початках наливных, Крупных и тяжелых, как дубины В остролистьи силосной стены! С хрустом строятся в строи початки. В каждом зерна -- к янтарю -- янтарь -- Бусы сытыя янтарной кладки, А над ними?! Траурная гарь -- Воронья раскинутыя брови Над идущей кругом головой... Это воронье, что жаждет крови, Крови! Закипающей! Его! И... тогда... когда не ждал художник... Из шуршащей массы кукуруз Муркин вышел, чтобы осторожно Опустить на лысинку картуз... И... Винсент, в картину погруженный (Он початок страшный рисовал) Будто черной молнией пронзенный Взвыл...и ухо сразу оторвал!... -- Что же ты, Винсент, так испугался? За сюрприз ты Муркина прости-и-и... ...Но не внял он... в силос удалялся С ухом окровавленным в горсти... VIII. ПРОЩАНИЕ Пулю в Маузер Винсент заправил. Поиграл затейливым курком... Но игра с оружием вне правил! Вдруг пальнет!!! И смеркнет все кругом... Вот тогда... из зеркала у двери... Чтоб прервать сцеплений страшных нить Муркин вышел... точно ангел в перьях, Смерти ль с Ваней* нас разъединить!!! Но Ван Гог, увидевший поэта, Кинулся от ужаса к окну! Закричал: "НЕ ЭТО!.. НЕТ!!!... НЕ ЭТО!!!!!!..." Задрожал!!!... И в грудь себе пальнул!!!!!!!! ... Я то думал, что спасу Ван Гога, Сделаю товарищу сюрприз... ...Труп глядел внимательно и строго... На прощанье мы с ним обнялись... * Автор в минуту сильного душевного волнения называет художника просто Ваней, без всяких там голландских выкрутасов. (Прим. Г. Трапезунд) 41.-44. ЮЖНЫЙ БЕДЕКЕР или СТРАНСТВИЯ ЗЕМНЫЯ 41. ДЕУШКА И ДЕДУШКА (курортная быль) Деушка и дедушка полюбили вместе Загорать на пляже, есть люля-кебаб... Дедушка на клюшечке вырезал, кто чести От него лишился, сколько спортил баб... Покупает дедушка водочки бутылку, Деушку невинную на чаек зовет, На дому уж ... трахает сзади... по затылку, А потом невинность, торопясь берет... И пришла красивая к дедушке голубка, Села узкой спинкой, хрупкой головой Не к стене-защитнице... дикого поступка Нет! Не ожидала!! Дедушка ж седой!!! ...Выпили бутылку... Килькой закусили... Небогат припасами наш цветущий Юг... Дедушка подкрался и -- заехал с силой По башке голубке дедушкин утюг! От него пружинки -- бряк!... и -- отлетели... Деушка, рыгая, встала от стола... Седенького дедушку деушка -- к постели, За ремень брючной... сама отволокла... 42. ШУША Однажды Муркин в бурке, при нагане, Вошел как барс в восставшую Шушу: Там падишах армянский на диване Сидел и ел с брильянтами лапшу. В другой тарелке, полной изумрудов, Он Муркина увидел волосок: "- Сдаюсь!" - вскричал он, "- Болше я нэ буду!!!" ...Сверкал из кофе золотой песок... Вот так и Муркина глаза сверкнули! И дыбом встала шерсть на голове! Запели стрелы! Завизжали пули! ...Светились чьи-то зубы в пахлаве... -- Коварный раб! -- из дыма крикнул Муркин, И в пушку вставил страшное ядро -- Пальнул... и -- в клочья тигровые шкурки, Павлиньи перья, стронция ведро... И Муркин, потрясая вверх кинжалом, Властителя, как эпицентр, потряс -- Гора под ними, треснув, задрожала, Но Муркин спрыгнул вниз, как лютый барс! Поджег в долине с опием платформы, Сбил дирижабль конструкции "Джихад"... ...Доныне горцы помнят год тот черный, Горянки в ужасе во сне визжат... Теперь об этом сложены легенды И назван "Муркин" крем для дамских рук... Он шлет в Шушу горянкам алименты, Ест солью слез их склееный урюк... 43. КАВКАЗ или МУРКИН И КУНАК Однажды на Кавказе Муркин Шел в газырях по белой бурке, Вдруг вылетел орел из газырей, Прицелился в него поэт абреком, Пальнул -- орел упал со смехом В бешмет далекий, на зурну степей. Но Муркин конопли поджарив на ауле, Вперед пошел, считая пальцем пули, Что были у него на чихире, А после вырезал гинджалом на коре Для кунака: "- Иду к Напареули. Ты нас найдешь на угловой скале". Но адрес этот точно был не точен. Кунак туда заполз, как многоточье, Олимпа Маркыча конечно не нашел... "- Вай мнэ!" - вскричал кунак печальный,- "- Гдэ удалылься Муркин гыниалный?! Нэ можэт быть гдэ плэщэт сулфазол!?..." 44. ВЕРТИКАЛЬНОЕ Однажды Муркин, кушая сациви, Увидел друга из окна духана, Он кепкой замахал и крикнул "Гиви!" И чачи заказал еще два жбана! ...Они сидели долго, до закрытья. Истратил Гиви чемоданы денег. Они ступили в легкое подпитье, А вышли на какой-то дикий берег... Вокруг плескались волны цинандали, Гремели водопады Руставели, И заплетались пьяные сандальи Пока они как цуцики бурели. ...Лишь солнца первый луч упал на остров, Лик Муркина сияньем осветился... ...Махал руками Гиви, как апостол, А Муркин неуклонно возносился...  * БИСЕР *  КНИГА ВТОРАЯ ПОЭТИЧЕСКИХ ОЗАРЕНИЙ СТИХИ, РОМАНСЫ, НИКИФОРЫ И ЦАРАПЫ КОТУ ЦАРАПУ ПОСВЯЩАЕТСЯ 1. НИСХОЖДЕНИЕ Не знаю, сколько протекло мгновений, Но облака, раздвинувшись, явили Трон золотой в немыслимом свеченьи И ангелов махающие крылья. ...Он шел тропой и деушек невинных Паслось в лучах, как бе-е-ньких овечек. Трон надвигался... В сетовых лавинах Предстал пред ним в натуре Сам Предвечный. Раздалось: "Сукин сын и греховодник! Убийца! Соблазнитель и бездельник! Не умер ты еще. Тебя сегодня ж Доставят вниз. Живи без денег! Пиши! Я для того тебя и создал, Чтоб маялся ты, жлобился, скитался. Сухарь глодал. Глотал смешки и слезы, А я из неба над тобой смеялся!..." ...Очнулся Муркин на большой дороге: За водокачку западало солнце... Он встал на неуверенныя ноги И двинулся, грустя, куда придется... 2. ЭЛЕГИЯ Зачем в моей усталой голове Сегодня мысли свищут стадионом, А ягодка моя на мураве Мне предается с сладострастным стоном? Чему сейчас я предаюся с ней? В минуту сю любовь моя фиктивна... Парит мой дух! И все ему милей, Чем липкий пот и стон ея противный... ...Душа моя скучает без меня, Печали томной облачив порфиру. А я? ...Сношаюсь посредине дня, Пятой своей отпихивая лиру... Я встал. На деву грустный бросил взгляд -- На ножки бледненькия, млеющия глазки... И... взгляд продолжил то, чему не рад Печальный Муркин, прекративший ласки... 3. НАДОЕДЛИВОМУ СТИХОТВОРЦУ Исследуя у мухи зад, Один пытливец обнаружил, Что с полчаса она назад Она покушала на ужин, И -- вырвало его на микроскоп... Хотя реакция такая -- вред науке. Того же не стряслось со мною чтоб, Ты не пихай свои стишки мне в руки, Зачти их другу, маме и жене, К тебе и к ним оне ведь притерпелись, А я, увы, не искушен в... тебе..., Так разделяй же с ними эту прелесть. 4. В ОСИННИКЕ Я с ней упал под зябкия осинки. В тот день я предавался ей с тоской. В губах ея, как в шарике икринки, Мне чудился глубокий вкус морской. Она ж стихией бурной колыхалась, В пучину страсти направляя челн, Всей линией прибоя прижималась К качанию могучих всречных волн. Не видел глазок я. Как махонькия рыбки, Что устрашившись грозного орла, Оне сокрылись вглубь, где пели скрипки И стоны вырывались из горла, Где Посейдон своим трезубцем ранил Пульсирующий, розовый моллюск, Галлюцинирующий в молньях нарастаний и опусканий в трансцендентный спуск. 5-7. ВЕЛИКАЯ ДРУЖБА 5. ЛЕНИН И КРЕНДЕЛИ Подружился Муркин с Лениным однажды: То ему копейку даст, то и пирожок! А в жару, когда тот изнывал от жажды -- Наливает Муркин Ильичу чаек... Был Ильич в ужасном в парке состояньи -- Позолота слезла с головы его, Не было уж прежнего нежного сиянья: Грязь на самой морде! Гнуси торжество... Не однажды Муркин обмывал родного, Убирал бумажкой с лысины плевок, Затирал слова значения дурного, Или что наделал праздный голубок. Видел Муркин, часто ходят и другие: Смотрит -- Вознесенко трется в уголку -- Пятачок положит, пряники тугие, Или под кормильцем выдолбит строку. То придет Ошанин, то -- кумык какой-то, А узбеков разных! И не перечесть! Уберут плохое да всего отмоют И падают на пузы -- отдают так честь! ...А большие ж кучи! Страшно оступиться! Кренделями гадют и смердит моча... Некому, конечно, нынче заступиться. Шутют: "Этот запах -- запах Ильича"... ...Как приметит, милый, Муркина -- так тут же весь повеселеет, даже заблестит! Спрыгнет с постамента -- в кучи эти! в -- лужи! Кепочкой махает! И бежит! Бежит!... И тогда по парку ходют они, травят Анекдоты, шутки, иногда стихи... А Ильич - он ловкий! Хвать! И враз удавит Кошку ли, собаку, крысу для ухи! И сидят простые... тот -- в пальтишке мятом, Муркин -- в шароварах, в желтом пиджаке... ...Прокричит петух... и -- шасть Ильич обратно! Застывает в стойке "с кепочкой в руке"... И уходит Муркин, очень даже грустный, Ленина оставив посреди аллей, Там где этот запах... нехороший, гнусный От вот этих самых гадких кренделей... 6. ЛЮБОВЬ ИЛЬИЧА Муркин в воскресенье прикупил баранок, Портвешку бутылку, палку колбасы, -- Топает по парку в птичьих перебранках... Вдруг он напоролся!... Ленин за трусы Тащит неживую, серую фигуру; Гипс уж раскрошился под его рукой, - "Деушку с веслом"! Ужаснейшую дуру Валит под кусточки самый дорогой! И раздались стуки, скрежет и сопенье... ...Бронзовая кепка прыгала сама! Арматура гнулась... задыхаясь Ленин, Искру выбивая, всю ея замал... Вовсе разошелся! Перешел все кромки! Что ж... ему без бабы было тяжело... Раздолбал все в щебень... в серыя обломки... Только и осталось от нея весло... 7. БАЛЛАДА О ПЕРЕПЛАВКЕ Был декабрь метельным. Был декабрь суровым. Замело по ножки в парке Ильича. Хорошо бы был он крепким да здоровым, Перемог бы, милый, стужу по ночам. Весь ведь исстрадался... еле, голубь, дышит... У беды, заразы, губительный фасон, Нет не от простуды наступили лыжи -- Точит сукой подлой Ильича сифон. Застарелый, гадкий... из Берлина, Вены-ль... То ль от Цеткин Клары? То ли от Арманд? Вот и отпадают, исструхлявев, члены. Нос ввалился в щеки. Морда вся как шанкр... Все в сомненьях голубь: "С Колонтаем что-ли? С Надькой пучеглазой, или с кем еще... -- Догниваю, Муркин! И в мошонке колет, А в заду, нпротив -- резь и горячо. Видно, вилы вышли... видно, отстоялся... Хорошо б, голубчик, привести врача..." Муркин обыскался. Муркин расстарался. ...Вот уж венеролог смотрит Ильича: Никакой надежды! Весь истаял, сокол... Разве в переплавку? Дак ведь тут -- финал! Вышли коммунистки Ильичу-то боком -- В искры, в -- ковш и в -- пламя, в -- домну, в -- госметалл... ...и спилили ночью под каблук родимца, На прицеп свалили, тихо повезли... И -- потек, дымяся, опаляя лица, Грустных металлургов, булькая, Ильич... Из того металла, из бесценной бронзы Поднялись герои, а в героях -- стон... А в героях -- муки! Корчи, стыд и слезы... В изваяньях новых -- старенький сифон!... Что не изваянье -- нос вовнутрь провален: Жалкие фигуры, льюис и кошмар, Вот какие штуки гнездятся в металле И превозмогают переплавок жар... 8 -12. НИКИФОРЫ 1. НИКИФОР КАПИТАНА ЛЕБЯДКИНА "Что же касается до Никифора, то он изображает природу..." Ф. М. Достоевский, "Бесы". ч., гл. 5 Стоял Никифор на дворе С стаканом мухоедства, И было это в сентябре, Как пишет Достоевский. Никифор вытряхнуть стакан Занес уж над лоханью... Чу! Копошится таракан На дне в немом страданье... Никифор кулаком отер Слезу... и молвил кратко: " -- Живи! И пой! " -- и на простор Шасть -- капитан Лебядкин! Прощен! За то что не роптал Сей мира член свободный! Ему за это сострадал Никифор благородный... 2. НИКИФОР МОРСКОЙ "НА СМЕРТЬ РЫБКИ" Дуга ли моря в небе блеклом, Бессмысленная ль глубь тоски... Но не расстаться с этим пеклом Нам, опрокинутым в пески. Рыбак вытаскивает рыбку, Она трепещет на лесе, Его счастливую улыбку На пляже разделили все. Он нашу взволновал ментальность Посред