уже по
другую сторону гор; ураган уходил на восток.
Богенбрум потер подбородок.
-- В наше время тяжело удивить всякими идеями, но, надо заметить,
Густав, это изобретение стоит несколько особняком. По какому же принципу оно
действует?
Густаву Эшеру уже приходилось в разных компаниях объяснять основы
действия аппарата, поэтому он знал, что на второй минуте его собеседники
начинают изнывать от смертельной тоски.
-- Я могу, конечно, дать некоторые базовые понятия, но хочу
предупредить, что это весьма скучно.
-- Готов потерпеть. Все таки, я -- профессор хореомоделирования. Мне не
привыкать к скучным материям,-- сказал Богенбрум.
-- Ладно. Насколько вы знаете, в представлениях человека об окружающем
мире всегда присутствовал элемент дихотомии: материальное-идеальное,
прошлое-настоящее, микромир-макромир, живая природа -- неживая природа и так
далее. Мы постоянно остаемся прикованными ко всякого рода
противопоставлениям, интуитивно ощущая, однако, что все это -- проявления
одной сущности. Трудность заключалась в том, чтобы найти исходную точку
отсчета, удовлетворяющую всем требованиям. Я долго думал над этим, и однажды
меня осенило: да, есть первоначальная, вневременная и внепространственная
единица. Можно сколько угодно расщеплять атом, плодя количество
исследованных элементарных частиц до сотен тысяч. Можно пробираться сквозь
дебри галактик на самые окраины Вселенной, увеличивая число открытых звезд
до бесконечности. Можно фантазировать над путешествиями во времени, радуясь
дешевым парадоксам, возникающим при этом. Но, как мне показалось, есть одно
простое явление, достаточное для описания всего пространственно-временного
континуума.
Богенбрум внимательно слушал Густава.
-- Самое парадоксальное было в том, что эта единица была, что
называется, под носом у всего ученого мира. Событие -- что может быть проще
и нагляднее! Событие -- вот кирпичик, из которого складывается мироздание!
Следует, однако, иметь в виду, что моя теория трактует событие не совсем
так, как принято его понимать на обиходном уровне. Для меня событие имеет
следующую приблизительную форму.
Эшер истребовал от холовизора фотонную ручку-указку, после чего
принялся чертить. От ручки в воздухе оставались медленно тающие световые
следы. Первый рисунок Эшера представлял собой следующую фигуру.
-- Так выглядит событие, что называется, со стороны, в условной боковой
проекции. Оно не проявляется до момента своего наступления, но имеет
неопределенную протяженность до и после, то есть, по нашим традиционным
понятиям, возникает из бесконечности прошлого и тянется бесконечно долго в
будущее. Это как бы волна, интерферирующая с другими такими же событиями, но
имеющая строго фиксированную форму. Событие активируется в точке, имеющей
пик, но существует всегда, везде и может быть теоретически извлечено из
любого пункта пространства. Наше сознание скользит вдоль взаимосвязанных
интерферирующих событий, субъективно воспринимая это как время. Условное
трехмерное представление события выглядит так:
В соответствии с моей теорией, весь окружающий мир можно упрощенно
представить как слиток или "слоеный пирог" событий, сплошной и дискретный
одновременно, имеющий равномерную протяженность во всех направлениях,
бесконечный и замкнутый. Для удобства я предлагаю рассматривать любое
событие в виде ячейки, связанной со всеми остальными. Каждый такой элемент
изобразим следующим образом:
Для наглядности мы можем считать, что направленные к ячейке стрелки --
это воздействие других событий, а идущие наружу -- влияние данного события
на другие, хотя каналы подобной интерференции значительно сложнее, к тому
же, они взаимопереплетены. Через каждую ячейку, зацепившись за одну из
стрелок, как за нить, можно распутать клубок событий. Отмечу, что событие и
явление -- разные вещи, согласно моей теории. Комбинация неохватного
множества интерферирующих событий формирует явление, воспринимаемое нами как
свойство внешнего или внутреннего мира.
На экране интерферотрона события в огрубленной форме -- опять-таки для
простоты пользования -- представлены как многоярусные сетки с примерно
такими же стрелками, что я здесь нарисовал. Многоярусность -- это первый
подход к установлению взаимосвязей. Фокусировка на одной из ячеек более
детально показывает ее интерференцию с другими элементами в сетке или же за
пределами яруса. Кстати, ярус -- это также приблизительное деление, вовсе не
означающее, что его элементы расположены во временнй или пространственной
последовательности. Возможно, что стрелки ведут к событиям за пределы нашего
пространства или, перескакивая через какие-то фазы, сообщаются между собой
во времени дискретно, то есть, условно говоря, прошлое влияет на будущее,
перепрыгивая через настоящее. Между двумя смежными ячейками на экране
интерферотрона могут лежать дистанции в миллиарды лет -- календарных и
световых. Следует иметь в виду, что любое событие участвует в формировании
множества явлений на разных временнх и пространственных уровнях.
Установив взаимозависимости и сгруппировав события, можно добиться
реконструкции явлений по заданному событийному вектору. Причем неважно, было
уже это явление или только состоится, имеет оно место в нашем измерении либо
смежных пространствах, в материальной или духовной сфере,-- "слоеный пирог"
включает в себя все, существуя как неизменная данность.
-- Вы хотите тем самым сказать, что можете заглянуть и в будущее?
-- В принципе -- да. Дело в том, что действующий интерферотрон
изготавливался под конкретного заказчика, интересовавшегося исключительно
ближайшим прошлым. Но при небольших модификациях аппарат вполне в состоянии
дать образы из будущего.
-- Вы также можете заглянуть кому-либо под череп и определить ход
мыслей?
-- Естественно. Полиция постоянно пользовалась этой удобной функцией
при выяснении мотивов преступлений. Вернее, не сами сыщики: несмотря на то,
что я написал для них подробное руководство, они боялись подходить к
аппарату и всегда звали меня.
-- Густав, а как сказывается на самих ячейках их изучение?
-- Пока я не замечал никаких следов воздействия, в этом смысле
исследования не носят разрушающего характера. Если бы было иначе, то, я
полагаю, в окружающем нас мире после каждого пуска моего устройства
ощущались бы изменения. Интерферотрон всего лишь показывает на экране
событие, но демонстрирует его с текстурой, по которой, вероятно можно судить
о его свойствах. Все события имеют разное качество. Мне попадались иногда
ячейки, внешний вид которых, с обыденной точки зрения, представлялся весьма
ущербным. Ради эксперимента я однажды решил изучить воздействие многократных
фокусировок на одной из ячеек, но не обнаружил никаких последствий. Любые
изменения сразу бы отразились на текстуре объекта: поверхность, скажем так,
"здорового" события -- гладкая, розоватая и глянцевая, а у "дефектной"
ячейки -- в трещинах, тусклая и желтая. Я встречал и другие особенности
поверхности -- вмятины, выпуклости, борозды, но их смысл и происхождение
пока остаются для меня загадкой. Для меня также непонятно, насколько
изменение качества ячейки может сказаться на всей событийной цепочке.
-- Вы исключаете возможность воздействия на ячейки через интерферотрон?
-- Теоретически нет. Вероятно, должен существовать какой-то способ
внешней коррекции событий, но это может оказаться очень опасным. Я не берусь
предположить, к какой реакции приведет вмешательство в структуру хотя бы
одной ячейки. Все известное нам мироздание может рассыпаться, как
калейдоскоп, и сложиться каким-нибудь другим образом. Или не сложиться
вообще.
Густав сделал глоток бренди. Богенбрум помолчал некоторое время, что-то
обдумывая, и, пригубив из рюмки, задал следующий вопрос:
-- А эта ячейка или событие -- как их можно соотнести по размерам с
нашим внешним миром?
Эшер улыбнулся.
-- Событие как таковое не имеет никаких координат. Оно бесконечно
велико или бесконечно мало,-- это уж как вам понравится. Оно не материально
и не идеально, будучи и тем, и другим. Каждое событие участвует в любом
явлении -- настоящем, прошлом или будущем, происходящем где угодно во
Вселенной. Наше с вами существование -- это всего лишь произвольное
скольжение по ячейкам согласно вектору, сложенному стрелками. Как мне
представляется, такой подход наносит удар по привычному воззрению о том,
будто внешний мир движется и изменяется, а мы развиваемся вместе с ним.
Отнюдь нет: мы -- всего лишь небольшое возмущение, проносящееся вдоль ячеек,
подобно шару, запущенному посторонней рукой блуждать по многочисленным
нескончаемым лабиринтам. Инерция движения рано или поздно исчерпывается, в
зависимости от встречающихся на пути интерференций, возмущение затихает: мы
воспринимаем это как смерть. "Слоеный пирог" вечен и неподвижен. Он
бесконечно велик или мал,-- это не играет роли. События установлены в своей
данности; никому не суждено их изменить. Для "пирога" совершенно
безразлично, существуем мы или нет: если бы он мог что-нибудь чувствовать,
то воспринимал бы нас как внутренний ветер. Моя теория имеет несколько
важных следствий. Во-первых, "слоеный пирог" допускает скольжение вдоль него
-- или внутри него, если хотите -- по любому маршруту, какими угодно
зигзагами. Нам с вами только кажется, что мы движемся линейно: кто может
поручиться, что две минуты назад мы не свернули куда-нибудь, вторгшись в
чужое пространство, или же не стали двигаться в обратном направлении?
Одновременно с нами (хотя понятия времени здесь совершенно иррелевантны)
внутри "пирога" может перемещаться произвольное число возмущений, движущихся
сколь угодно причудливыми кривыми, но каждому из них, вероятнее всего,
собственное движение представляется поступательным и равномерным.
Во-вторых, то, что воспринимается как реальность,-- уникально для
каждого субъекта и имеет неповторимый характер. Скажем, я двигаюсь вот так:
а ваша траектория выглядит, возможно, следующим образом:
Но, в те моменты, когда мы воспринимаем друг друга как явления, наши
трассы пересекаются, проходя по пикам событийной ячейки.
-- Извините, что перебиваю вас, Густав, но какова природа этих
возмущений? Из-за чего они возникают?
-- Точного объяснения дать не могу, но подозреваю, что возмущения,
равно как и "дефекты" -- результат статического напряжения внутри "пирога".
Если можно так выразиться, внутренних сейсмических явлений.
-- Следует, таким образом, понимать, что субъекты, то есть, мы с вами,
существуем исключительно благодаря нестабильности "пирога" и с достижением
им полного успокоения попросту исчезнем?
-- "Пирог" не может успокоиться или, наоборот, раскачаться. Все, что
находится внутри него, существует всегда и никогда, происходит постоянно
либо -- с другой точки зрения -- вообще не происходит. Индивидуальное
восприятие здесь зависит от того, на какие интерференционные вихри или
гребни, реализуемые в виде явлений, наталкивается возмущение вдоль своей
трассы. Но, поскольку "пирог" вечен, вернее, находится вне времени, у меня
нет оснований полагать, будто присутствующие внутри него процессы куда-либо
исчезнут. Возвращаясь к моим объяснениям: третьим следствием является полный
отказ от понятия времени. Его попросту нет. Время -- это то, что субъективно
представляется возмущению при следовании вдоль интерференционной трассы. Нам
не жалко какой-нибудь сорняк, но мы с уважением относимся к человеку,
прожившему 300 лет. Но кому ведомо, чья трасса длиннее или насыщеннее?
Говоря о смерти, следует, очевидно, понимать ее шире. Та картина гибели, что
мы видим здесь, в нашем мире,-- возможно, лишь изменение направления трассы,
ожидающее всякое возмущение. Покойник еще бегает среди нас, размахивая
руками, но мы его не видим: у нас другие векторы. Он свернул и ушел в
смежные пространства. Видна только часть сущности, оставшаяся от него --
распадающаяся внешняя физическая оболочка. Наши траектории разошлись.
Возмущение, естественно, имеет конечный характер, но сколько еще ему
предстоит сделать подобных поворотов, витков? Однако, когда время
отсутствует, по большому счету, все равно -- где начало, конец или середина.
Все существует постоянно и всегда. Я не считаю себя философом и не
задумывался достаточно глубоко над многими вещами, надеясь, что кто-нибудь
сделает это лучше меня. А сейчас уже совершенно ясно, что у человеческого
рода продолжения не будет, так есть ли смысл тратить время на исследования,
заранее обреченные на забвение? Вы курите, Франц?
-- Да. Боюсь показаться нескромным, но неужели у вас остался еще и
запас древнего табака?
-- К нашей со Стивом радости, благодаря усилиям прежнего хозяина,
настоящего табака хватит до конца дней. Сигары, папиросы, ароматный
трубочный и так далее. Какой яд предпочитаете?
-- Сигару, если можно.
Густав принес коробку мальтийских сигар, а сам разжег трубку. Франц с
наслаждением сделал несколько глубоких затяжек, выпустив клубы зеленоватого
дыма.
-- Насколько я понял из ваших слов, Густав, к интерферотрону имеются
подробные инструкции, так что достаточно подготовленный специалист сможет
его сравнительно быстро освоить.
Эшер улыбнулся.
-- Это не совсем так. Даже если опустить изучение теории, минимальные
практические навыки можно приобрести в лучшем случае месяца за два. Характер
танца к тому же не вполне обычен и требует особой квалификации. Не всякому
магистру хореоматики это может оказаться по зубам.
-- Похоже, вы решили ограничить доступ к вашему изобретению.
-- Можно считать так. Если всякий сможет им овладеть, последствия будут
труднопредсказуемые. Я не ставил целью массовое распространение
интерферотрона.
-- Почему?
-- Люди лишатся привычки обманывать друг друга, даже по пустякам.
Каждый в любой момент сможет легко узнать, как все было на самом деле.
Представляете, какой удар это нанесло бы по нравам? Человечество не сможет
существовать на столь высоком моральном уровне -- без лжи, ставшей второй
натурой.
-- Действительно, я как-то упустил это соображение из виду. Однако же
остаются другие, специализированные применения: история, археология,
этнография, не говоря уже о сыске. Мне показалось, что Стив, хотя бы из
профессионального любопытства, должен был потребовать от вас завершения
исследований. Неужели ему как историку не было интересно заглянуть в
прошлое? Раскрыть пару тайн? Сделать, хотя бы для себя, несколько великих
открытий? Всегда есть необходимость в установлении истины. Вы могли бы
усложнить ваш аппарат, ограничив спектр его применения. В этом смысле
интерферотрон весьма перспективен.
-- Маловероятно. 99 % всех историков и детективов сразу бы остались без
работы. Какой смысл содержать целую армию доморощенных следопытов, когда за
пять минут теоретически можно узнать все? Кстати, кафедра истории моего
университета, как я подозреваю, приложила руку к сокращению ассигнований на
развитие интерферотрона,-- очевидно, почувствовав угрозу. Да и в судейских
инстанциях к аппарату относились с подозрением. Интерферотрон опасен тем,
что ставит все точки над i. Нет больше места для бесконечных дискуссий в
среде историков, схваток между обвинителем и защитой в суде. Успевай только
считывать и складировать информацию, а для этого особого ума не требуется.
Да и к тому же, Франц, вы рассуждаете так, будто мы окружены миллионами
потенциальных пользователей моего изобретения. Всего-то людей осталось --
сколько? Сотни две-три? И кому из них нужен интерферотрон? Кроме холовизора,
им ничего в этой жизни не требуется.
-- Да, я как-то по старинке забываю, что цивилизация угасла. А какова
дальность действия -- или глубина считывания -- у интерферотрона сейчас?
-- Три месяца. Глубже я не опускался.
-- А практический предел?
-- Я не прикидывал, но это не суть важно. Всегда по цепочке можно
добраться до любого интересующего события,-- Густав произвел в уме какие-то
подсчеты.-- Мне кажется, пятьсот лет -- вполне достижимый порог уже сейчас,
без особых дополнительных модификаций. Впрочем, есть один сдерживающий
фактор.
-- Какой именно?
-- Реконструкция возможна только при наличии исходных материальных
элементов и, желательно, на месте действия. Сидя здесь, я не смогу,
например, узнать, что творилось в Древнем Риме. Мне нужен хотя бы камешек из
Колизея, кусок колесницы,-- что-нибудь в этом роде. Или же опустить датчики
на дно морское -- там, где когда-то была Италия.
-- И эту особенность нельзя никак поправить?
-- Нет. Она зависит от конструкции датчиков, а лучше тех, что я
использую сейчас, мне соорудить не удавалось. Говоря о Стиве: он
действительно в начале нашего знакомства упрашивал меня запустить прибор,
причем довольно настойчиво,-- надо отдать ему должное, профессиональная
любознательность Стиву присуща. Я ему отказал.
-- Почему?
-- Как я уже сказал, есть технические трудности. Ресурсы аппарата
недостаточны, это во-первых, а, во-вторых, здесь не та местность, которая
позволила бы распутывать клубок по-настоящему интересных событий. В
окрестностях Кантабиле не происходило ничего заслуживающего внимания с точки
зрения историка. Возможно, в Сапале есть что-нибудь, но Стив туда не пойдет.
Там хроническое возмущение психосреды, а Стиву не хочется рисковать.
-- А где эта Сапала?
-- В миле отсюда. Там есть могилы конкистадоров, старая церковь. Но я
не настолько уверен в своих силах, чтобы отправляться туда в одиночку и
проверять интерферотрон в условиях неустойчивой земной психики.
-- Я мог бы составить вам компанию.
-- Бросьте, Франц. Вы сегодня употребили слишком много всяких напитков,
чтобы я воспринимал ваши слова серьезно. Вам не кажется, что человечество
устало от своей истории, и любые изыскания только подтвердят, что выдающиеся
личности были еще большими негодяями, чем о них думали даже самые заклятые
их враги? Интерферотрон пылится в подвале, и это, наверное, самый лучший
финал.
-- Но почему же? Надо непременно совершить вылазку в Сапалу. Уверяю
вас, я говорю вполне ответственно.
-- Давайте вернемся к этому разговору, когда протрезвеем.
Музыка неожиданно оборвалась. Инструменты упали на пол и рассыпались на
мелкие кусочки.
-- Однако, Франц, засиделись мы с вами. Уже фантомы начали
разваливаться. Пора подумать о ночлеге. До ближайшего дома минут пятнадцать
ходьбы, идемте, я вас провожу.
***
-- Теперь ваша очередь, Франц, рассказывать о своих свершениях. Вы
что-то говорили о мозговом модуле или протезе, который разрабатывали на
Тянь-Шане.
Они спускались по скользкой после урагана грунтовой тропинке к домам,
расположившимся почти вплотную к воде. Из десятка вилл огни светились не
более чем в трех. Богенбрум катил рядом с собой велосипед, к багажнику
которого был прикреплен увесистый рюкзак. Уже совершенно стемнело, и путь им
освещал велосипедный фонарь.
-- Мы условно называли это мини-интеллектом. Как вы знаете,
искусственный мозг в крупноразмерном варианте построен очень давно и успешно
применялся в технических вычислениях. Наша лаборатория ставила перед собой
другую цель: реализация емкого, не больше трети черепной коробки,
устройства, адекватно реагирующего на внешние раздражители, способного к
проявлению эмоций. Критерием успеха должно было стать наличие чувства юмора,
хотя бы примитивного. Создание мини-интеллекта рассматривалось как
промежуточное решение в достижении главной задачи -- восстановлении
потерянной технологии воспроизводства человеческих особей. Параллельно с
нами другие лаборатории в Гималаях пытались по обрывкам знаний
реконструировать целиком саму технологию, но методы хореоматики здесь мало
чем могли помочь. Горные азиатские массивы -- очень сложный район с массой
отклонений и провалов в психосфере. Мы поневоле вынуждены были сочетать
привычные способы вытанцовки с архаичными научными принципами. Органический
кисель мы заквашивали по рецептам трехсотлетней давности, но потом
обрабатывали его последовательностью специально разработанных
музыкально-пластических композиций. В итоге у нас получился некий слизистый
сгусток, изборожденный морщинами,-- по всем признакам, искусственный мозг.
Однако тут возникла новая трудность: мы не могли установить контакт с
андроидом. Наш мини-интеллект при включении моментально замыкался в себе и
на вопросы не реагировал, как бы мы его ни тормошили. Нельзя сказать, чтобы
он был слишком умен -- его заданный коэффициент развития не должен был
превышать 120. Мы не пытались чрезмерно фаршировать его информацией, оставив
зазор для самообучения и любопытства. Но почему-то андроид совершенно не
интересовался внешним миром. Кроме того, не имея возможности общаться, мы не
могли установить, есть ли у нашего подопечного хотя бы минимальные
проявления эмоций. Бились мы таким образом над практически готовым изделием
около двух месяцев, просрочив время сдачи первого этапа. Заказчик уже
начинал нервничать, а злопыхатели распространяли слухи, будто мы попросту
вырастили новую разновидность слизистого грецкого ореха без скорлупы.
И вот однажды меня осенило: а может быть, наш умник потому ничем не
интересуется, что слишком доволен собой? Или -- выражаясь более корректно --
его система оказалась настолько правильна, что он совершенно самодостаточен
и не испытывает ни малейшего желания выходить за собственные рамки? С точки
зрения андроида, контакт с непредсказуемым, хаотичным внешним миром означал
бы нарушение внутреннего покоя -- вещь, нежелательная для любого ума, в том
числе искусственного. Так как сроки поджимали, я решил проверить свою
догадку на практике: внести искажение или ошибку в интеллект андроида. Для
начала я чуть-чуть повредил верхние системные слои. Андроид при запуске
отозвался на наше приветствие, но проявил крайнее высокомерие, по-хамски нас
обругав какими-то загадочными "собачьими свиньями". Я внес дополнительные
искажения в те же слои. Наш мини-интеллект в состоянии, близком к истерике,
стал жаловаться на то, что его преследует кровь замученных им младенцев.
Стало ясно: требуется воздействие на другие участки сознания, но, по крайней
мере, мы получили хоть какие-то проявления эмоций. Я решил пойти ва-банк:
внести программный дефект в самое ядро системы, управляющее всеми
психическими функциями.
Для этого я глубокой ночью, без свидетелей, исполнил на столе, где
стояла емкость с мозгом, старинный полузапрещенный танец "хип-хоп",
вызывающий необратимую дебилизацию всего живого в радиусе тридцати футов.
Предварительно, естественно, я позаботился о своей безопасности, накачавшись
гиперконсервантом и в течение тридцати минут отплясывая жигу. После
внедрения в андроида губительный алгоритм "хип-хопа" развивался по своей
программе до утра, заражая мозг. Я был как на иголках -- вдруг наш
мини-интеллект окажется полным кретином или вообще погибнет? К счастью, все
завершилось благополучно. Андроид, включившись, вежливо с нами поздоровался,
потребовал завтрак, свежую газету, сигару, список лучших ресторанов и
публичных домов в городе,-- все это, несмотря на полное отсутствие тела. Он
даже умудрился отпустить двусмысленный комплимент нашей лаборантке. Короче
говоря, перед нами был полноценный мужчина в расцвете духовных сил.
Последующие испытания подтвердили, что присутствие встроенного изъяна в
системе ей нисколько не повредило. Заказчик был доволен; убывая на Меркурий
с андроидом в охапке, он пообещал связаться немедленно по прибытии и
продолжить сотрудничество. К несчастью, известный казус оборвал всякую
возможность дальнейшего финансирования работ. Полученный мною опыт, однако,
навел на некоторые размышления. Во-первых, как я убедился, залогом
саморазвития любой стохастической системы является наличие изначального
глубинного дефекта.
-- Извините, Франц,-- прервал его Густав.-- Следует ли понимать, что
ваши выводы основаны лишь на счастливой случайности -- выживании андроида
после атаки дебилизирующего алгоритма? А если бы он действительно проснулся
кретином, какова бы в этом случае была достоверность ваших умозаключений?
-- Стопроцентной. Из оставшихся материалов я соорудил еще двух
небольших андроидов: одного с нулевым, а другого -- с отрицательным
коэффициентом умственного развития. Оба до воздействия "хип-хопом" были
столь же замкнуты и неразговорчивы. Но стоило только слегка нарушить им ядро
интеллекта, как начался бурный процесс саморазвития.
-- Еще раз извините, Франц, что прерываю вас,-- Густав был слегка
озадачен,-- но я как-то с трудом понимаю, что из себя может представлять
нулевой или отрицательный коэффициент. Вы не могли бы объяснить подробнее?
-- Здесь нет ничего сложного,-- пожал плечами Богенбрум.--
Отрицательный интеллект аналогичен нашему, только имеет противоположную
направленность. Нулевой разум же представляет собой сознание в чистом виде,
не замутненное никакой информацией. Вот и все.
-- А-а,-- протянул Густав. Он все равно не уловил концепцию
отрицательного разума.
-- Между прочим, оба этих андроида в своем развитии устремились не в
положительном, а в отрицательном направлении, причем темпы их
интеллектуального роста значительно превысили показатели предыдущего,
утраченного, экземпляра. В кратчайшие сроки они могли уже претендовать на
проявления гениальности. Отсюда второй вывод: стохастические системы
тяготеют к отрицательному развитию и именно в этом направлении достигают
наибольшей эффективности. Положительный рост для них чужд.
-- У вас имеются обоснования подобным выводам?
-- Пока что нет. Но, я думаю, с вашей помощью, если вы не откажете, они
скоро появятся. А что это за бунгало, Густав?
-- Не имею ни малейшего понятия. Оно всегда пустовало с того времени,
как я сюда переехал. Хотите посмотреть?
-- Да, домик на вид симпатичный.
Франц прислонил велосипед к небольшой секвойе и вместе с Эшером подошел
к двери особняка. Люпус, распознав чужаков, спроецировал в их сознание
угрожающе-предупредительные сообщения. Густав, однако, как все жители
Кантабиле, владел процедурой-"вездеходом": после нескольких телодвижений и
междометий двери бунгало распахнулись. Внутри все выглядело так, как будто
хозяева только что отлучились. Свет везде зажегся, автоматика уборки быстро
засосала отложившуюся кое-где пыль, а холовизор включился на каком-то
развлекательном канале. Обстановка была вполне стандартной, но Францу она
весьма понравилась. Обойдя бунгало, он заявил Густаву, что этот дом его
устраивает как нельзя лучше.
-- Мне еще никогда не приходилось жить в таких виллах. Все как-то
перебивался по гостиницам или меблированным апартаментам. А меня отсюда
никто не попросит?
Густав объяснил Богенбруму способ регистрации бунгало на себя -- на тот
случай, если он решит осесть здесь окончательно. Франц закатил велосипед в
прихожую и пригласил Густава на чашку кофе.
-- К сожалению, традиционного. Осмотрюсь попозже -- авось, хозяева
что-нибудь припрятали в кладовке.
Эшер вежливо отказался, сославшись на позднее время и необходимость для
Франца отдохнуть после долгого перехода. Они договорились встретиться на
следующий день утром у Стива. Пожелав друг другу спокойной ночи, новые
знакомые расстались.
***
"... не нова, но воспринимается не всеми. У вас имеется некий
ограниченный набор ощущений, позволяющий вам перемещаться в окружающем мире,
воспринимать поступающие извне сигналы, интерпретировать их, принимать на их
основе решения, действовать. Механика взаимодействия с внешним миром скучна
и монотонна. Мир инерционен -- что вы видите сейчас, будет перед вами и
ближайшие пять минут, повторится завтра, через год и так далее.
Инерционность и повторяемость -- одни из главных свойств внешнего мира,
условия нашего с вами существования. Мы не можем их оспаривать или менять.
Мы видим мир сквозь очень узкую щель, которую не в состоянии раздвинуть.
Считайте это дефектом нашего развития, или особенностью, или преимуществом.
Я склонен полагать, что это, скорее всего, дефект. Внутри нашего черепа
находится большой и загадочный орган, функции которого, похоже, сводятся к
тому, чтобы не дать нам узнать об окружающем мире сверх того, что необходимо
для повседневной борьбы за существование на животном уровне. Вы следите за
моей мыслью?
-- Да. Но, должен заметить, с подобными размышлениями я уже
сталкивался.
-- Естественно, об этом думали многие. Оригинальных мыслей, между
прочим, уже не осталось: мысль -- это ответ на вопрос, а вопросы чаще всего
задаются ненужные. Это искусство: знать, какие вопросы позволительно
задавать, а какие нет. Людям почему-то кажется, что любые вопросы
позволительны. Только социальные привычки и опыт ставят на рот кляп: ребенок
может спросить, почему снег не зеленый и не падает вверх, взрослый таких
вопросов не задаст -- ему в свое время уже объяснили, что задавать такие
вопросы глупо. Планка глупости у всех разная, но, в подавляющем большинстве
случаев, низкая. То, что многим кажется мудростью, пришедшей с годами,--
чаще всего выработанный за долгие годы ограничитель, если хотите -- условный
рефлекс, отсекающий определенный набор вопросов, нелепость которых остальные
люди в силу недостаточного возраста еще не усвоили. А так как глупость --
наш самый большой общий знаменатель, то одни и те же вопросы постоянно
повторяются. Философы и мыслители склонны задавать самые бессмысленные
вопросы, но просто над ними нет никого, кто шлепнул бы их по губам и велел
молчать.
-- Следует ли понимать, что мучительные поиски истины, смысла
существования -- это тоже всего лишь бесплодный путь, по которому люди идут
вследствие изначально неверно выбранных ориентиров?
-- Ничего бесплодного на самом деле не бывает, просто плоды чаще
достаются горькие. Если кому-то поиски смысла жизни позволили скрасить досуг
-- что ж, это можно только приветствовать. Особенно если данная личность
занималась философскими или религиозными изысканиями вместо погони за
властью, деньгами или славой. Впрочем, сравнительная польза -- предмет тоже
весьма относительный. Мы рискуем сильно отклониться от темы.
-- Мы и так уже отклонились. Если не ошибаюсь, разговор вначале шел о
восприятии внешнего мира.
-- Ах да, действительно. Сегодня я рассеян. Завершим эту тему, а потом
вернемся назад. Так вот, кому-то в голову много лет назад пришел совершенно
бессмысленный вопрос: а зачем мы живем? Этот человек стал тормошить
остальных, но ответа так и не добился. Вопрос же, отличающийся заразительной
нелепостью, засел в голове у многих поколений, и всевозможные умники и
пророки на протяжении веков регулярно пытались сформулировать на него ответ.
Накопилась масса вариантов, но, поскольку вопрос не перестают задавать и по
сей день, можно полагать, что удовлетворительного ответа не имеется.
-- Получается, что этот вопрос не следовало вообще задавать?
-- Естественно. Свойство бессмысленных вопросов: на них можно давать
какие угодно ответы, любой сгодится. К примеру: чтобы обеспечить необходимое
количество органики для кладбищенских растений. Или своей смертью внести
скромный вклад в увеличение похоронной статистики. Или же траурной
церемонией разнообразить скучный быт своих родственников и знакомых. Можно
выбрать афористические варианты: жизнь -- это раскрытый в вопросе рот, а
крышка гроба его захлопывает. Несколько брутально звучит, правда. Вот
вариант поизящнее: рождение -- это вопрос, а смерть -- ответ на него.
Подобных псевдозначительных высказываний можно наплодить неисчислимое
количество, чем, собственно, многие и занимались. Кажется, я начинаю им
уподобляться; покончу с афоризмами. Рассуждая в более широком плане, можно
сказать, что человек -- это вопросно-ответная машина. Я не имею в виду здесь
философствования или бытовую любознательность. Это характеристика
мировосприятия организма, его способ существования. Познание происходит по
принципу "вопрос-ответ". Когда вы на что-то смотрите, то посылаете через
зрение запрос. Через глаза к вам приходит и ответ: данный предмет (явление)
представляет из себя то-то и то-то, имеет цвет и форму. Когда вы
прикасаетесь к чему-либо рукой, то направляете тактильный запрос, получая
через руку ответ: данный предмет шероховат или гладкий, колется или режет,
безопасен или убивает. Со слухом аналогично: уши -- это постоянно
действующий запрос, обращенный ко внешнему миру. Обоняние действует как
вопрос с каждым вдохом. Мы получаем ответ от внешнего мира относительно его
свойств именно в соответствии со сформированным органами чувств набором
вопросов. Этот набор в готовом виде существует от рождения, лишь немного
модифицируясь воспитанием. Отклонения от стандартного набора встречаются
достаточно часто -- у гениев, сумасшедших, провидцев. Их мозг задает другие
вопросы, соответственно, получая другие ответы. В голове у них формируется
иная картина мира, а оставшаяся часть человечества начинает им по этому
поводу завидовать. Им -- это, конечно, не сумасшедшим. Все хотят быть
пророками или гениями, хотя грань между ними и полоумными весьма зыбкая. Но
так как невозможно научиться тому, чтобы стать гением и пророком, то их
истребляют -- из чувства зависти и раздражения, конечно, а потом
возвеличивают, поскольку мертвым никто не завидует.
Итак, какой-нибудь мистик в результате долгих и мучительных процедур
(молитв, поста, самоистязаний, приема наркотических средств и прочего)
начинает видеть нечто, представляющееся ему высшей реальностью. Эти вспышки
или озарения обычно кратковременны и объясняются тем, что часть мозгового
аппарата, участвующая в постановке вопросов, оказывается на мгновение
отключенной. Щель, через которую мы воспринимаем мир, у мистиков и гениев
немного изменяется либо смещается, чаще всего временно. У сумасшедших это
отверстие, видимо, смещено постоянно. Но у всех -- как гениев, так и
полоумных -- по-прежнему остается щелью, и это следует хорошо запомнить.
-- Так что же, мистический опыт не имеет никакой ценности?
-- Абсолютно. В чем ценность опыта, который невозможно повторить?
Ничтожная. Хотя мистики пытались составить подробные инструкции насчет того,
как достичь "просветленного" состояния, толку от этих указаний нет. В
стремлении увидеть эту альтернативную реальность приходится подвергать себя
таким издевательствам, что подавляющая часть населения эти инструкции
игнорирует. Напрасны уверения "просветленных" личностей в том, будто наш мир
-- иллюзия, скрытый органами чувств, и достаточно эту иллюзию сорвать, как
занавеску, чтобы перед нами открылась истинная реальность. Представим себе
гипотетическую ситуацию: подавляющее большинство людей живет в режиме
постоянного просветления, считая это единственной возможной реальностью. У
них в глазах хроническое сияние, в ушах -- космический шум, божественная
любовь разливается по всему телу, пульсирующие потоки проносятся сквозь все
вокруг. Мир светится и вибрирует. В таком ощущении проходит вся жизнь,--
люди, естественно, свыкаются с таким взглядом на вещи, спокойно занимаясь
повседневными делами: добывают пищу, размножаются и так далее. Неожиданно
появляется пророк, который вследствие хронического голодания, эпилепсии или
тяжелой родовой травмы начинает видеть мир (причем проблесками!
исключительно как мгновенные озарения!) точно так же, как мы с вами. Он
старается убедить остальных, что, оказывается, на самом-то деле все выглядит
иначе! Раздаются и другие голоса в его поддержку -- поэты пишут о каком-то
темном и жестоком "настоящем" мире, где ничего не светится и не пульсирует,
а космический гам не действует на нервы. Причем увидеть этот мир можно,
только пройдя массу труднейших испытаний. Возникает небольшая группа людей,
некая клика ясновидцев (на самом деле -- шарлатанов), якобы владеющая
рецептом проникновения в этот мир. Остальное население начинает нервничать,
так как кто-то его в чем-то опередил. Но поскольку реальность эта остается
недостижимой, то волей-неволей приходится мириться со своей ущербностью.
По-моему, большинство людей интуитивно делает правильный выбор, оставаясь в
рамках своего родного мира и понимая, что никаких других реальностей нет,
есть только разновидности иллюзий.
-- Кажется, что-то в этом духе говорят старые религии.
-- Возможно,-- не знаю, подробно этим не интересовался. В конце концов,
что такое реальность? Ощущаемая нами иллюзия? А что такое иллюзия? Кажущееся
проявление реальности? Или одна из граней реальности? И кажущееся для кого?
И в чем качественная разница между тем, что кажется, и тем, что якобы есть
на самом деле? Граница очень размыта, вернее, отсутствует. Никто не может
охарактеризовать реальность иначе, чем то, что мы ощущаем как нечто внешнее
по отношению к себе. Но ощущаем это мы сквозь ту же самую узкую щель --
стандартную для нас, так называемых нормальных людей, блуждающую -- для
прочих ясновидцев и ненормальных. Можно сказать так: иллюзия у всех общая,
только угол зрения на нее разный. Даже если бы разные пророки видели разные
миры совершенно по-своему, был бы наверняка один объединяющий фактор.
-- Какой же?
-- Инерционность. Без нее невозможно накопление и передача информации.
А что есть наша жизнь, как не накопление и передача информации? Я не могу
знать, что увижу, если, допустим, разорву свою щель восприятия, и мир
обрушится на меня без всяких дозирующих клапанов. Скорее всего, ничего:
внешний, непознаваемый в нашей обыденности мир -- это нечто, где отсутствует
инерция, я его попросту не увижу. У меня будет нулевое восприятие, так как я
изначально -- в силу конструкции организма -- могу оперировать только
инерционными понятиями. Скажем упрощенно: мир без инерции -- это мир без
прошлого. На самом-то деле у нас с вами нет ничего, кроме прошлого. Мы
как-то не задумываемся над тем, что живем не в настоящем, а в прошлом. То,
что кажется нам настоящим,-- фактически уже прошедшее, случившееся несколько
мгновений назад и только сейчас добравшееся до нас по каналам нашего
восприятия. Мы видим падающий камень, но на самом деле он уже упал, а наши
глаза, приняв за несколько мгновений до этого какой-то объем световых
колебаний, через сетчатку направили необработанные сигналы в мозг, который
перевернул картинку (мы все видим верх ногами), рассортировал ощущения,
сопоставил их с имеющимися шаблонами и определил поступивший к нему поток
информации как визуальное представление устремившегося к земле камня. То
есть, событие уже состоялось, а нам оно кажется происходящим сейчас. Это
можно сравнить с доходящим до Земли светом звезд, давным-давно угасших. Мы
их видим, но их уже не существует. Аналогично с тактильными ощущениями: вы
ощупываете предмет, в силу привычки думая, что воспринимаете его сейчас.
Однако нет -- вы ощупываете то, что ушло в прошлое и в данный момент уже не
существует.
Чтобы воспринимать настоящее, мы должны видеть будущее, причем с
опережением, равным моменту инерции. А так -- у нас нет ничего, кроме
прошедшего. Настояще