ла Людка, которая считала себя знатоком церковного и народного календаря. - Ишо солнце на восходе не играло. Вот как на самом восходе солнце радугой заходит, да на три солнца разойдется - вот тогда, считай, и Пасха. - В глазах у тебя разойдется, - вышелушил сквозь усы Володька, разливая из импортной бутылки "Джин Бифитер" мутный свежевыгнанный напиток, - а потом опять сойдется, когда, конечно, протрезвеешь. - Ты, Мосол, не гомозись, - мрачно вошел в разговор сухонький и вспыльчивый, как Суворов, дядя Саша, - знай разливай, раз божеского поминания не имеешь... Володька замолчал и обиженно засопел. Выпили по первой - за родителей. После второй - за детей, щеки у женщин раскраснелись и, прерванная не склонным шутить дядей Сашей, беседа возобновилась. Плоские тельца золотистых шпротин, ноздреватые кружочки раскисших соленых огурчиков, рыхлые картофелины, сдобренные комковатым топленым маслом, подогревали аппетит и жажду. Компания пропустила по третьей, жахнула по четвертой. Тут бы, зарядив по пятой, дать слово Людке, подождать бы полминуты, пока ее глаза, затуманенные хмельной поволокой, не найдут то место, где некогда висела икона с лампадкой и она, неожиданно чистым и верным голосом затянет: Виновата ли я? Виновата ли я? Виновата ли я, что люблю? И оба гостя: Клавдена - откинувшись к стене и сложив свои руки у огромной немеряной груди, а дядя Саша - подперев небритую щеку кулаком, всем бы сердцем заголосили ей вслед: Виновата ли я, Что мой голос дрожал, Когда пела я песню ему... Но какой-то мелкий и проказливый бес толкнул Алешку-оболтуса под руку и он, скучая, щелкнул тумблером телевизора. По телевизору шли новости. Где-то на Востоке рвались снаряды, где-то на Западе угноняли автомобили, где-то на Севере сталкивались поезда, а на Юге решалась судьба Черноморского флота. - Вот ведь хохлы, - заговорил вдруг ломким, петушиным голосом дядя Саша-Суворов, - и чего им неймется? Нефть им подавай, Крым им подавай, флот им подавай... - Да какие же они хохлы? - достала Людка из тумбочки еще теплую, только что из змеевика, бутылку самогона. - Они уж русские давно. Вот Володька - он что - хохол? - Я - украинец, - обиделся Володька, - это вы москали, а я - украинец. - Что?! Украинец?! - гаркнул дядя Саша и жахнул кулаком об стол. - Какой ты украинец, ты ж ни слова по-хохлятски не знаешь! - Да шо ты бачишь? - поддел его Володька. - А то и бачу, - разошелся дядя Саша,- что хренчуки там всякие выдумали Крым делить. И еще на флот замахнулись! - Тут в голосе дяди Саши послышалась такая боль, словно он сам выродил и выпестовал черноморцев, а теперь его заставляли отдавать их на сторону, в мачехины руки. - На флот замахнулись! - потряс в воздухе желтым от курева пальцем дядя Саша и, словно ветеран войны 1812 года, добавил: - Наш флот не замай! А телевизор этот гребаный выключи! Не желаю смотреть, как Россию на куски растаскивают! Вырубай его, Леха, к чертовой матери! - Леха, не трожь аппарат! - взорвался Мосол. - Мой телевизор - хочу смотрю, хочу - нет. Флот ваш, а телевизор - мой! - Леха, я кому сказал! - побледнел от гнева дядя Саша-Суворов и его смешной мальчишеский чубчик задрожал мелкой дрожью. - Только тронь его, Леха! - набычился Мосол. Леха стоял, подперев стену, ковырял пальцем в носу и с интересом следил за развитием конфликта. - Та-ак, - протянул дядя Саша и отставил в сторону пустой стакашек. - Значит, какой-то хохол в моем доме распоряжается, а я - цыть?! - Чей-то в твоем? Чей-то в твоем-то? - привстала из-за лавки дородная Людка. - Дом наш, общий. - Общий?! - проснулась вдруг Клавдена и заверезжала из своего угла: - Клозет у нас с ним общий, да и тот в чистом поле под березой! Пусть забирает свой телевизор и в свою Хохляндию катит! - Никуда он не покатит! - отчеканила Людка. - Треть дома моя, на ней и жить будет! - Отделяться задумала?! - загремел дядя Саша. - От своих отделяться? Как хренчуки?! Ладно... Ла-адно! Дядя Саша, раскачиваясь, словно моряк на палубе во время шторма, поплелся в коридор. Клавдена зыркнула в сторону Мосла недобрым глазом и вышла вслед за братом. Через секунду она влетела обратно с вытаращенными глазами и, со свистом схватывая воздух, заголосила: - Довели человека? Довели?! Сашка веревку взял - вешаться пошел! Ой, Господи, да за что же это - под Пасху, а? Причитания Клавдены прервал дядя Саша, неожиданно появившийся в дверях с мотком тонкой бельевой веревки в руках. Мрачно, словно прощался, он посмотрел на стены, нашел взглядом вбитый в потолочную балку крюк, на котором держался абажур. - Леха, где у нас мел? - спросил он гробовым голосом. - На шкафу лежал, - ответил присмиревший Леха. - Дядь Саш, ты это брось... Хочешь я лучше сейчас из Хохла негра сделаю... - Ой, Сашенька! - бухнулась на колени Клавдена. - Прости нас, дураков супоросых! Ой, Сашенька, не надо! - Нет надо! - отрубил дядя Саша и, нашарив на шкафу мел, принялся натирать им веревку. - Значит так - по крюку в балке середина проходит. На шаг левее у нас будет граница с Людкой. И если я тебя, Мосол, на своей половине замечу - получишь с обоих бортов залп огневой артиллерии! А ну, Клавдена, хватай веревку, иди в тот конец комнаты! Дядя Саша крепко натянул веревку в одном сантиметре от пола и, схватив ее, словно тетиву, резко отпустил. Веревка, будто залп "огневой артиллерии" щелкнула по доскам, в стороны взметнулась белая, как сгоревший порох, пыль и на полу остался четкий и прямой меловый след. - К печке подхода нет, - заметила практичная Клавдена. - Будет тебе подход, - заверил ее дядя Саша и, с трудом балансируя на ногах, стал протягивать веревку поперек комнаты. - Вот так, - удовлетворенно сказал дядя Саша-Суворов, закончив разметку новой государственной границы между русской и примкнувшей к Хохляндии территорией. - Вот так. А флот не замай! - Не реви! Люд, не реви! - гундосил у печки напуганный неожиданным поворотом дела потный Мосол. - Поеду в Москву, продам свою квартиру - мы тут такие хоромы построим! На следующий день, в хмельном запале Володька Мосол действительно уехал на рейсовом автобусе в город и вернулся через три дня с задатком в один миллион рублей. Людка с трудом запихала пухлую пачку денег в жестяную банку из-под индийского чая и захоронила ее в погребе. Володька Мосол тем временем тоже копался в земле - размечая место под фундамент для будущих хором. Большая часть деревни молча стояла вокруг строительной площадки, впервые в своей жизни наблюдая за тем, как миллионер, словно кандальник, долбит ломом мерзлую землю. Пока в Москве оформлялась купчая, Володька Мосол успел возвести по периметру будущего дома окопы полного профиля. Потом он еще раз съездил в златоглавую и вернулся оттуда мультимиллионером. Деревня возбужденно загудела и притихла, ожидая Событий. Володька и Людка сосчитали деньги, прикинули смету строительства и выяснили, что до полных хором им не хватает каких-то жалких пяти миллионов. - Наварим, - решительно заявил Володька Мосол, - своей хваткой изобличая украинское происхождение. - На твоем магазине оборот сделаем. Накупим товару всякого, сдадим тебе на комиссию - еще и на машину хватит! С энтузиазмом Володька и Людка принялись набивать полки сельпо китайскими тапочками, полотенцами, роботами-трансформерами, голландскими кошачьими консервами (что они кошачьи выяснилось, правда, гораздо позже), кожаными турецкими куртками, всякого рода "сникерсами" и жвачками. Бабки дивились на товары, щупали материю и кожу, вертелись вокруг консервов, отирались у витрины с полотенцами и трусами, а потом - купив кусок хозяйственного мыла или литр керосина семенили прочь. Деньги были потрачены, торговля не шла, товар плесневел в сырой кладовой и Володька, а следом за ним и Людка, снова прикипели к самогонному аппарату. В один из выходных дней в избе собрались дядя Саша, Клавдена, Людка и Володька Мосол. Дядя Саша и Клавдена молча сидели на своей половине дома, Людка и Володька, маясь от скуки, выпивали на своей. Сонные мухи барражировали воздух, нагло нарушая территориальную целостность избовладельцев. Первая не выдержала Людка. - Что ж сидим, как словно неродные, - вздохнула она, - можно что-ли в гости к вам сходить? А, Саш? В гости-то можно? - В гости можно, - кивнул дядя Саша, в одиночку, без удовольствия, опрокидывая стакашек. - А ежели я в гости с мужем хочу, например, пойти - это как? - склонила голову набок Людка. - С мужем - это как? - Это дело твое, - подумав, вынес вердикт дядя Саша. - Дело твое, семейное. - Ну мы тогда пошли? - заискивающе глядя в глаза брата, вязала слова Людка. - Мы пошли тогда, Саш? Вот и бутылка "Пшеничной" у нас есть. Водка хорошая, калужского розлива... Бочком-бочком Людка подсела за стол брата, потом туда подтянулась Клавдена, а после третьей рюмки появление за столом Володьки не вызвало никаких протестов. К счастью, на этот раз рядом не было Лешки-оболтуса, и телевизор, глядя в комнату сквозь матовую мертвую пленку на своем глазу, молчал. - Виновата ли я, Виновата ли я, Виновата ли я, что люблю, - затянула Людка своим высоким голосом, который тут же потонул в громовом трио неумелых, но старательных певцов. За "Виноватой" последовала "По Дону гуляет казак молодой", за ним впритык "Ревет и стонет Днепр широкий" и, как бы ставя последнюю интернациональную ноту, прозвучал "Хас-булат молодой". Потом явился Лешка-оболтус. В него влили стопку и заставили играть на гитаре "Цыганочку". Потом дядя Саша-Суворов, Клавдена, Людка и Володька Мосол плясали, выбивая каблуками пыль из досок, начисто стирая недавнюю государственную границу. - Нехай живе Богдан Хмельницкий, объединитель Украины и России! - провозгласил Володька, когда Оболтус бросил гитару и уехал в центр на дискотеку. - Нехай, - охотно поддержал дядя Саша, пытаясь попасть вилкой в кружок колбасы. - Все люди - братья, - неожиданно изрек он философскую сентенцию и, как осоловевший петух, наклевавшийся хмельного зерна, завалился набок. - Все люди - братья... - тихо повторил Володька, пораженный кроткостью, звучностью и мудростью этой фразы. Некоторое время, ошарашенный глубиной этих слов, он стоял, прислонившись к стене, а потом, схватив женины ключи, кинулся к магазину. - Вот! - победно кричал он, вышвыривая в собравшуюся толпу немецкие леденцы и гонконгские бюстгальтеры. - Берите! Все люди - братья! И не надо мне отдельного дома! Не хочу жить без братьев! Забирайте - все! С этими словами, Володька рванул на груди рубаху и поменял свою кличку в народе с Мосла на Коммуниста. Что касается отдельных хором, то они, естественно, так и не возникли. Зато в яме, вырытой под фундамент, с удовольствием играют дети. Они играют в войну. Справка об авторе: Трушкин Андрей Анатольевич (псевдоним Андрей Тру). Год рождения - 1964. Образование - Московский государственный университет. Трушкин Андрей Анатольевич неоднократно публиковал литературные произведения в центральной и провинциальной прессе, участвовал в подготовке постановок по своим произведениям на различных радиостанциях. Автор книг для детей - "Хрюки Мауси - детектив из Чаппареля" (издательство "Нюанс", 1994 г.), "Доись, кошка, большая и маленькая" (издательство "Феникс", 1996 г.), "Тайна желтой краски", "Сладкое дело", "Остров Морковищ", "Приключения на озере Веселое" (издательство "Карапуз", 1996, 1997 г.), "Кошки-мышки с мафией", "Дуэль с невидимкой", "Мой непутевый дедушка", "Прятки с контрабандистами", "Повелители кладов", (издательство "ЭКСМО", 1996, 1997, 1998 г.) E-mail: trueshkin@usa.net Страница в "Интернет": http://members.spree.com/sip/troo/ Ў http://members.spree.com/sip/troo/