идирчиво осмотрел "труп". Видимо в какой-то момент Татьяне стало плохо, так как возле ее лица растеклась небольшая лужица блевотины. Поморщившись, я перевернул тело на спину, ноги опустил с кровати и начал стягивать с нее джинсы, колготки и плавки. Татьяна сопротивления не оказывала. Она ничего не чувствовала. Окончательно снять джинсы мешали носки. Поэтому я стянул шмотки только с одной ноги, оставив их на другой. Потом раздвинул ей ноги. "Хм-м, влагалище - как влагалище," - рассуждал я, подробно разглядывая то, что минуту назад скрывалось под одеждой. - "Лэк, говоришь." Мне было интересно, так ли противно делать лэк, который, по словам Татьяны, так любят женщины. Я понюхал ее лобок. Запаха практически никакого. Высунув язык, я осторожно лизнул. Ощущения у меня это действие не вызвало никакого. Впрочем, у Татьяны тоже - она была в полном отрубе. - Всего делов-то, - вслух успокоил я себя и направился в туалет. Там отыскал детский горшок, гордость подрастающего сережкиного поколения, и отнес его к кровати. Кончать внутрь было опасно, беременность ни ей, ни мне ни к чему. А горшок для сбора спермы подходил идеально. Так что пословица: кончил в тело - гуляй смело, в данном случае не работала. - Ну что, учительница первая моя, поехали, - прошептал я, приспустив собственные штаны, и прямо с пола с колен вошел в нее. Первый раз кончил я очень быстро и как-то неярко, зато второй раз, после пятиминутного перерыва, вошел во вкус. Сполоснув в ванной горшок, я вернулся, чтобы одеть Танечку. Трусы еще как-то я сумел натянуть, а вот колготки и джинсы натягивались с трудом. Но в итоге я справился и с этим. Когда семья вернулась, я подошел к Сергею и заговорщицки произнес: - Получилось. - Ладно, не ври, - отмахнулся Сергей. Когда я провожал Татьяну к общежитию и болтал о всякой ерунде, она меня внезапно спросила: - А ты меня не раздевал? - Не-а, - соврал я. - Странно, у меня какое-то ощущение... - У меня для тебя важная новость, - сообщила при очередной встречи Танечка. - Я поплыла. - Что значит "поплыла"? - не понял я. - Менструация у меня началась. Я плохо разбирался в подобных вещах, поэтому решил промолчать, дабы не выказывать свою необразованность. - Теперь я вся запеленатая, - продолжала Таня. - Вот, потрогай. Она взяла мою руку и приложила ее в районе ширинки своих джинсов. Действительно, лобок выпирал несколько сильнее, чем обычно. - И надолго? - Не знаю, у меня с этой тюрьмой восемь месяцев не было менструации. Обычно она идет три-четыре дня, а сейчас может и на несколько недель затянуться. - А я как раз собирался найти для нас уединенное место, - расстроился я. - Всему свое время, - успокоила меня Татьяна. - Я думала на эту тему. Мы можем в пункте проката летом велосипеды взять и ездить на природу. - Отлично! Поедем - куда захочем, остановимся - где захочем! - Вся область будет в нашем распоряжении. - И мы будем вдвоем покорять ее. - Ой! - встрепенулась Таня. - Еще одна капля вышла. - Ты чувствуешь? - Конечно, это же мое. На меня грузом свалились женские проблемы. Меня распирало от чувство собственной значимости, чувства посвященности. В один из субботних дней отец отгонял в гараж машину и вернулся домой во взвинченном состоянии. - Где твоя подруга работает? - набросился он на меня. - В столовой, - ответил я абсолютно честно. - Возвращаемся мы с Васькой-соседом из гаража, - рассказывал он матери, - вижу его подруга идет. Отец кивнул на меня. - Я Ваське говорю: вон Витькина подруга идет. А она вдруг заходит в общежитие. Васька, мне говорит: так это же общежитие "химиков". Я чуть со стыда на месте не сгорел. - Прекращай с ней встречаться, - потребовала мать. - Обокрадет еще нашу квартиру. - Она не воровка, - выкрикнул я. - А за что она на химию попала? - спросил отец. - За наркотики. - Совсем плохо, - расстроился отец. - Я-то думал, может по молодости, по глупости где-нибудь на стреме стояла. А она за наркотики. Совсем конченная девка. - Ты должен с ней порвать, - заявила мать. - Можешь сегодня встретиться и все объяснить. И больше что б ни единой встречи! - Я не буду с ней расставаться. Она мне ничего плохого не сделала. - Толку от нее все-равно не будет! - отрубил отец. - Наркоман - конченный человек! Она и детей тебе родить не сможет даже... - А мы не собираемся жениться. В конце года она домой уедет. - Она хоть знает, что тебе всего семнадцать? - спросила мать. - Знает, - пришлось мне соврать. - Ты несовершеннолетний. Так вот скажи своей подруге, если вы не расстанитесь, то мы заявим на нее в милицию. Скажем, что она тебя растлевает. И ее, будь уверен, очень надолго упрячут. - Но ведь это неправда! - воскликнул я. - Ну и что? Мы с отцом вынуждены будем на это пойти. Так передай ей. И если она не полная дура, то сама с тобой прекратит всякие встречи. Через тридцать минут я встретился с Татьяной и передал ей содержание разговора с "черепами". Не стал только говорить, что мне еще на самом деле нет восемнадцати. - Ничего страшного, - успокоила меня Татьяна. - Первое время будем встречаться как можно реже. А летом возьмем в прокате велосипеды, и тогда нам никто не помешает оставаться вдвоем. Вся область будет в нашем распоряжении. - Только магнитофон пока отнести придется, чтобы не вызывать у них подозрение, - успокаивался я. - Ладно, переживу... - Слушай, - пришла мне в голову идея, - а ведь магнитофон тоже в прокате можно взять. Причем сразу, не дожидаясь лета. - Видишь ли, мне на дадут. У меня нет паспорта, только справка о досрочном освобождении. Срок-то у меня не закончился. - Зато у меня есть! Сейчас мой магнитофон занесем, я возьму паспорт и сразу пойдем другой возьмем. На том и порешили. Таня вынесла магнитофон, подождала у моего дома пока я его заносил и незаметно от родителей брал свой паспорт. В пункте проката стоял всего один подходящий магнитофон. - Можно взять на месяц? - спросил я. - Паспорт давайте. Я вытащил документ. Приемщица быстро его пролистала и вернула мне. - Вам нельзя пользоваться услугами проката. - Почему? - удивился я. - Вы несовершеннолетний, вам еще нет восемнадцати лет. Из пункта проката я вылетел пришибленный. - Нам с тобой лучше расстаться, - на Татьяне лица не было. - Ты так считаешь? - А ты разве хочешь, чтобы твои родители посадили меня в тюрьму. Мне хватило. Я больше не хочу туда. - Они только грозились. Вряд ли они свои угрозы выполнят. - А если выполнят? Если они на меня напишут телегу в органы? Я молчал. - Извини, я пойду. - Подожди еще чуть-чуть! Она остановилась. - Таня, я люблю тебя. Я никого еще так сильно не любил. - Что же делать? Нам ведь все-равно надо немедленно расстаться. Ты хоть это понимаешь? - Понимаю. Постой... Я сделал шаг к ней, обнял и поцеловал. - Прощай, сестренка. - Прощай, братишка. - Прощай, моя Роза. - Прощай, мой Маленький, действительно маленький, Принц. Проходили месяцы. Постепенно боль потери утихала. Как-то летом я бродил по городу и зашел в аптеку. На прилавке среди других лекарств лежала пачка "Пенталгина". Обычная тройчатка. Только с кодеином. Не долго думая, я купил две пачки таблеток. Рецепт на них даже не спросили. Вечером пришел в гости к Голдману. "Черепов" у него дома не было. - Лева, покайфовать не желаешь? - предложил я ему. - Почему бы нет? Мы пошли в туалет, и каждый проглотил по десять таблеток, запивая их из под крана. - Что-нибудь чувствуешь? - Пока нет. - А у меня кажется что-то заиграло в голове. - О! Теперь и у меня! Голова кружилась все сильнее, и я побежал домой. Родители уже спали. Я тоже лег, но заснуть не мог. Мне казалось, что диван, на котором я спал, раскачивается. Я вцепился в него, чтобы не вылететь. И тут мне стало совсем дурно. Я побежал в туалет. Внутренности выворачивало наизнанку. Меня тошнило. Наутро зашел к Голдману и пожаловался на свое вчерашнее состояние. - А я встал, - улыбался Лева, - оперся на стену, а стена возьми, да отодвинься. Так и рухнул возле кровати. Собирался дождь. Я, немного поболтав с Левой, пошел домой. Поглядел в окно. О подоконник стучали крупные капли дождя. Я достал несколько листков бумаги, сел за стол и начал писать: "За окном лил проливной дождь. Антуан де Сент-Экзюпери сидел в кресле возле камина и курил марихуану. Состояние у него было расслабленное. Внезапно в дверь постучали. Знаменитый писатель встал и пошел открывать. На пороге стоял Маленький Принц. Волосы и одежда на нем были были мокрыми. Сент-Экзюпери молча взял мальчика и провел его в дом. У писателя было много вопросов к нему, но он не торопился их задавать. Глупо задавать человеку вопросы, особенно маленькому, когда он стоит весь мокрый. - Хочешь я тебе приготовлю горячий чай? Не дожидаясь ответа, писатель сходил за чашкой чая. Но Маленький Принц к ней так и не притронулся. Постепенно он начал обсыхать. Писатель знал, что любой заданный им вопрос, гость посчитает пустяком и даже не будет на него отвечать. Поэтому он ждал. - Нарисуй мне розу, - внезапно попросил Маленький Принц. Писатель взял листок бумаги и, как умел, нарисовал розу. - Это не та роза. Нарисуй мне розу без шипов. - Малыш, но ведь таких роз не бывает. - Бывает. Есть, по крайней мере, одна такая роза. Сент-Экзюпери очень удивился, но послушно нарисовал розу без шипов. Маленький Принц долго рассматривал рисунок, а потом внезапно заговорил: - Когда меня укусила Змея, я потерял сознание. Но вскоре пришел в себя. Змея уползала. Она сказала, что не стала меня убивать, потому что есть место, где меня любят и ждут. Она могла читать мысли. Тогда я полетел на свою планетку. А дальше произошло вот что: Маленький Принц быстро отыскал свою Розу. - Здравствуй, милый Маленький Принц, - сказала та. - Как я счастлив, что ты жива! - воскликнул Маленький Принц. - Здесь было много ураганов, но меня спасли четыре моих шипа. Ты помнишь их? Это не простые шипы: один - любовь, второй - верность, третий - благородство и четвертый - память. Благодаря им я выжила. Маленький Принц стал еще усерднее поливать свою Розу. А короткими вечерами садился возле нее и рассказывал о своих странствиях, показывал рисунки. Роза слушала и дарила ему свой волшебный аромат. Однажды она ему сказала: - Послушай, Маленький Принц. Я сегодня почувствовала, что стала расти. И правда, она вытянулась и окрепла. Вскоре она стала одного роста с Маленьким Принцем. - Мне скучно, - сказала Роза, когда он в очередной раз рассказывал о своих путешествиях, и потребовала: - Лучше спой мне! - Но я не могу петь. - Тогда расскажи о розах. - Зачем тебе? Ты ведь самая большая и самая красивая. - Ну, ладно, - успокоилась Роза, - тогда молчи и не мешай мне любоваться собой. Когда Маленький Принц в очередной раз пришел поливать Розу, она сказала: - Ты такой маленький. Уходи, мне с тобой неинтересно. - Но ведь нас многое связывает, - возразил Маленький Принц. - Вот что нас связывало, - сказала Роза, и кивнула на четыре шипа, которые валялись на земле, как использованные иголки от шприца. - Я стала большой, и теперь мне не страшен любой ураган. Мои корни уходят глубоко в землю, и я всегда найду себе воду. А теперь уходи! И Роза отвернулась. - Тогда я ушел, - закончил свой рассказ Маленький Принц. Сент-Экзюпери сидел и молчал. Он не знал, что посоветовать Маленькому Принцу. Но тот и не ждал совета. Он положил в карман листок с нарисованной розой и тихо вышел на улицу. Опомнившись, писатель подбежал к двери. За сплошной стеной дождя ничего не было видно. - Маленький Принц! - крикнул он. Тишина в ответ. Антуан де Сент-Экзюпери вернулся в комнату, сел в кресло и достал из шкатулки шприц. Когда наркотик подействовал, зрачки писателя сузились, он откинулся на спинку кресла и ушел в прострацию. - А может это было видение? - запоздало подумал он." Исписав листки, я запечатал их в конверт и надписал Танечкин калининградский адрес. Конечно, она еще была здесь, но я не знал, как пишут письма в общежитие "химиков". На улице я опустил письмо в почтовый ящик. Прошел год, который принес много событий. Моя семья переехала в новую, более просторную квартиру. Теперь у меня была своя отдельная комната. И приводить в гости я мог кого захочу. Кроме того я познакомился с Галиной. Она тоже была иногородней. Из Свердловска. Когда она проходила производственную практику в нашем городе, я познакомился с ней. И так уж получилось, что лишил ее невинности. За это я звал ее большеглазой. После того, как у нас с ней произошла первая близость, она сидела на матрасе и тихо плакала. А когда встала, то на матрасе, как большой кровавый глаз, остался отпечаток ее интимного места. Вот тебе и большеглазая! Летним днем я сидел возле подъезда, где жила моя бабушка и где когда-то мы с Татьяной под группу "Назарет"... Впрочем, о ней в те минуты я не вспоминал. Я ждал Голдмана, с которым мы собирались пойти за пивом. И тут меня окликнули. Это была Татьяна. Абсолютно такая же, какой была больше года назад. Может быть чуточку поправилась, да одета по-солиднее. - Что здесь делаешь? - Приятеля жду. - А я переехала. У меня теперь новая двухкомнатная квартира. - Правда? - Я замуж вышла. - Поздравляю. - Пойдем ко мне в гости? - А это удобно? - Абсолютно! Конечно, они были не расписаны. Хотя какое значение это имело для меня спустя столько времени? Ее новый парень давно отслужил в армии и был авангардным художником. Картины были красивыми, но несколько странными. На одном холсте совмещались лики святых и черепа со змеями. Прямо какая-то дъявольско религиозная тематика. - А ведь я нашла альбом "Лауд Ин Прауд". Послушай ту самую вещь. Навалилась музыка. На мгновенье мне показалось, что стены сжались и не чем стало дышать. Крик застрял в горле. Но через секунду все прошло. Татьяна, как же ее по отчеству, казалась в интерьере расчетливой домохозяйкой. "Когда-то она была расчетливой наркоманкой", - подумал я. - Записать вам музыки на катушки? - предложил я. - Будем рады, - ответил "муж". - Заберете через два дня, - сказал я. - Только я сам не смогу подъехать. Таня, ты зайдешь? Семейка переглянулась. - Лучше я зайду, - сказал художник. "Господи, она ему все рассказала", - подумал я. Конечно, она рассказала ему, что я был девственником. Каким я был неумелым. И, наверное, добавила, что секс у нас был всего один раз, да и то не по-настоящему. А сейчас они думали, что я хочу заманить Татьяну к себе домой и изнасиловать. Они не понимают, что мне просто приятно ее увидеть у себя дома, поболтать. Они меня боятся - первая любовь чувственна. Пришла ко мне все-таки Татьяна, а не он. Не знаю, почему она решилась в последний момент. Но вела себя отстраненно, хоть и дружески. Окно было раскрыто. Покачивались листья на тополе. Несколько минут поболтали: когда в армию, есть ли девушка - так, о всякой ерунде. Но знакомство с ее "мужем" все нарушило, разговор не клеился. Я отдал записанные катушки и пошел проводить Татьяну до автобуса. Когда автобус скрылся за поворотом, я повернулся и направился на телеграф. Я хотел позвонить Галине, которую лишил невинности. Как когда-то меня лишила невинности Татьяна. Челябинск, март 1998. Виктор Золотухин. Полет Из цикла "Любовные истории". "Небо было багровым и каким-то густым. От этого казалось, что облака твердые, задев их спиной, можно поцарапаться. Но Валера знал, что это обман зрения. Он пару раз взмахнул руками и поднялся выше домов. Осторожно! Прямо по курсу электрические провода! Нет... Это всего лишь линия радиосети. Если подлететь поближе и прислушаться, то можно разобрать голос диктора. Звенящий такой, неестественный... Валера спланировал на верхушку высокого дерева. Странно, но усталости совсем нет. Еще секунда и можно махнуть на другой конец двора к тому раскидистому тополю..." Жгло ухо. Валера открыл глаза. Сквозь щель между шторами на лицо падал яркий солнечный свет. "Хороший сон", - подумал Валера. Гораздо чаще ему снился другой. Он держится руками за выступ крыши высотного дома. Подтянуться и влезть на крышу нет сил. Руки устают, пальцы разжимаются и он летит вниз. Когда до земли остается буквально несколько метров - все повторяется. Вновь пальцы вцепились в карниз и ясно, что через мгновенье они опять разожмутся. Этот сон Валера не любил. "День обещает быть хорошим", - сменил он ход мысли и с наслаждением потянулся. - "Еще что-ли полежать?" Но мочевой пузырь настойчиво подсказывал, что не мешало бы посетить комнатку смежных удобств. Возле кровати на кресле-каталке валялась домашняя одежда: потертое синее трико и яркая клетчатая рубашка. Все это необходимо было надеть. Многочисленные Валерины знакомые периодически, после принятия изрядной дозы спиртного, интересовались, как это он с парализованными ногами ходит в туалет. А Валера только улыбался. У него были свои хитрости. На унитаз, конечно, быстро не влезть. Да и кресло-каталка не пройдет в дверь. Зато в углу за стиральным порошком лежит небольшая уточка. Все потом выливается в ванну. Это если по-маленькому. По большому несколько изощреннее. Тут уж приходится ползти... Откуда у Валеры много знакомых? Очень просто! Он одинок, живет на первом этаже. Если посмотреть в окно, то как раз напротив стоит высотное четырнадцатиэтажное здание и к нему пристрой - небольшой винный магазинчик. Прямо же под Валериными окнами заросли черемухи. В этих зарослях частенько собираются местные выпивохи. С ними весело! Они пьют и рассказывают разные неприличные истории. Пожалуй, это единственные люди, кому он нужен. Дело в том, что у Валеры наготове всегда чисто вымытый стакан. А если к этому добавить, что сам он не пьет, то для местных любителей спиртного, он - идеальный "собутыльник". В окно постучали. Валера заработал руками, коляска подъехала к окну. Открыл створки и протянул стакан. - Привет мужики! - Здорово, Альпинист! Во дворе Валеру звали Альпинистом. Не подумайте, что над ним издевались, подчеркивая его физический дефект. Выпивохи - добрый народ. Просто у Валеры все лето на подоконнике стоял старенький приемник "Альпинист", подаренный когда-то еще живым тогда отцом, из него непрерывно доносилась музыка и новости. Отсюда и прозвище. Приемник уже работал. Сегодня их было трое. Отмерял дозу молчаливый Иван. Сначала выпил Толик, потом Колька, а завершил круг сам банкующий. - Что? Головка бо-бо? - съехидничал Николай, наблюдая, как Толик пошел на второй круг. Впрочем, Толик был необидчивый. Занюхав веткой сирени, он добродушно сказал: - Вчера у Витьки Золотухина пили. Андрей был, Галка с "прядилки", да мы с Витьком. Когда второй литр водяры на исходе был, Галка ко мне клеиться стала... - Ну, ты ей вдул? - поинтересовался Николай. - А як же? Там же на диване при всех и трахнул по дырке! Остальные не стали. Витек после педучилища гонорею лечит, а Андрюху по пьяне хоть самого трахай! Я Витьку говорю, ты хоть вздрачни для порядка, больно смотреть на тебя. А он, это Божье наказание, пока не вылечусь, с сексом в ссоре. Валера смутился. Шутки на тему мастурбации он плохо воспринимал. Восемь лет назад, когда ему было всего шестнадцать лет, он столкнулся с этим впервые. Тогда система помощи инвалидам на дому дала первую трещину. Вместо обычных студентов к нему прислали разухабистую бабищу, "химичку". Так называют уголовниц, перевоспитываемых трудом на благо страны. Когда она меняла на кровати простыни, а Валера сидел в каталке, наблюдая за ее действиями, у него неожиданно встал. Не укрылось это и от ее внимания. - Эрекцию, дружок, надо вовремя снимать, - сообщила тетка и сунула ему руку в штаны. - Какой он у тебя маленький... После нескольких ее манипуляций Валера почувствовал взрыв, а затем облегчение. Сначала он хотел ей кое-что предложить, но стеснялся, а потом этого и не потребовалось. Просто не хотелось. Позже таких попыток он не делал. Зато иногда, подкатившись к окну и упершись ногами в батарею, он разглядывал проходящих по улице женщин и повторял то, чему его научила та самая бабища. "Кажется я отвлекся", - подумал Валера и переключил свое внимание на компанию. Толик развивал тему: - Галка рассказала, выходит она с проходной после работы, а к ней мужик такой прикинутый весь и лысый подходит. Клинья бьет. Ну, Галка баба жалостливая, пригласила его к себе домой. Выпили, трахнулись, лежат в постели, а он ей и говорит, что соседку ее хочет. Галка подумала, соседке под полтинник, чего он в ней нашел? Пожалуйста, говорит. А он Галку раком поставил и в гузно... Вот она какая соседка, оказывается! Мужики хором заржали. - Он ей хоть денег дал? - неожиданно поинтересовался молчаливый Иван. - Куда там, догнал и еще дал! - А вот в гостинице "Колос" можно любую за стошку отыметь. - Так то гостиница... - Что б я за баб деньги платил.., - Колька попытался локтем правой руки достать до собственного пупа, - Толян, ты меня знаешь... - Тебя они вообще не интересуют, - возразил Толик. - Серегу-педрилу знаешь? - вдруг вспомнил Николай. - Над ним же круто подхохмили. - Как? - хором спросили Толик и Валера. Николай задумчиво улыбнулся как-бы припоминая историю и начал: - Все знают, что Серега только с мужиками дело имеет, на баб внимания не обращает. Вот над ним и пошутили - заказали ему шлюху по телефону. А она же не одна пришла, а с сутенером. Тот говорит, плати триста штук. Серега говорит, что никого не заказывал. Вышибалу это не волнует. Пришлось ему деньги платить. Мало того, дома только сотня оказалась. Стрелял недостающую сумму у соседей. - А со шлюхой то как? - поинтересовался Толик. - Да, никак. Сели с ней на кухню, Серега завел будильник и весь час они проболтали. - Ну ладно, по последней! - Иван разливал остатки. - Может еще возьмем? Идея поддержки не получила. Мужики расходились. Валера взял протянутый пустой стакан и поехал на кухню помыть его. Вечером он сидел у окна и разглядывал порнографические игральные карты. Мимо проходила Наталья. Она выглядела лучше, чем карточные модели, хотя и была одета. - Привет, Альпинист! - Наталья как всегда была доброжелательна. - Что нового? Валера решил что пересказывать истории, которые он сегодня услышал, ей не следует. - Как обычно. - Когда женишься? - А ты бы пошла за меня? - с надеждой спросил Валера. - Думай, что говоришь, - Наталья разозлилась и ушла. Обнаженные женские бедра Валера видел лишь раз. Две пьяные тетки как-то решили использовать пространство под его окном, чтобы справить малую нужду. Они зашли за сирень и, задрав юбки, присели. Валера внимательно за ними наблюдал, невольно вслушиваясь в характерное журчание. Внезапно одна из женщин, та что была по-старше, заметила его лицо в открытом окне. - Что? Интересуешься? - ехидно спросила она, а затем выпрямила ноги, наклонила голову и испортила воздух в Валеркином направлении. - Лови кайф, начальничек! На ее обнаженном заду виднелась фривольная наколка. Когда уже совсем стемнело вновь появился Иван. Он был изрядно пьян. Карман оттопыривала бутылка водки. Валера привычно протянул стакан. - Выпьешь со мной? - Ты же знаешь, я совсем не пью, - неуверенно произнес Валера. - Но я то один не могу. "Врет!" - подумал инвалид. Но выпить сегодня хотелось как никогда. Он увидел протянутый стакан. - Ладно, давай... Водка обжигала. Вскоре появилось приятное головокружение. - Иван, ты знаешь, мне часто снится, что я летаю, - язык немного заплетался. - Это бывает... - Иван по-прежнему был не словоохотлив. - Что это может значить? - Растешь... - Куда мне? Уже двадцать четыре года. - Тогда не знаю... Иван на ходу отключался. - Тебе спать надо, - сказал Валера. - Я с женой поругался и домой не пойду. - Иван поднял пьяные глаза. - Слушай, Альпинист, пусти меня к себе переночевать. Валера никогда не пускал к себе в квартиру тех, кому давал стакан. Но тут, может быть, под влиянием выпитого, у него возникла идея. - Я не против, только окажи мне услугу. - Какую? - Я хочу прогуляться. Выкати меня во двор. По Иванову лицу было видно, что идея не пришлась ему по душе. Но похоже другого выхода не было. Он сказал: - Открывай дверь. На улице было тихо. Лишь негромко пели комары, и время от времени слышалось усталое бульканье. Валера прихватил имеющуюся у него чакушку водки, отдал ее Ивану, чем тот не преминул воспользоваться. Теперь, правда, обходился без стакана. Четырнадцатиэтажный небоскреб манил. - Слушай, закати меня на самый верхний этаж. - Валера указал на здание. Иван соображал плохо, поэтому пауза между вопросом и ответом затягивалась. - Зач-ч-чем т-тебе? - Хочу район оглядеть с высоты птичьего полета. - Рожденный п-п-ползать... Закатить коляску в подъезд высотного дома оказалось делом трудным. Пьяный Иван никак не мог справиться со столь ответственным заданием. В конце концов на ступеньках коляска опрокинулась, и Валера вывалился на тротуар, больно ударившись затылком об асфальт. С минуту Иван смотрел на него бессмысленным взглядом. - Ну что, Альп-п-пинист, не п-передумал? Т-т-тогда жди... Иван подхватил пустую коляску и поволок в подъезд. Вскоре он вернулся за Валерой и, подхватив его на руки, посоветовал: - Держись за мою ш-шею. Парочка проходя по подъезду собрала все углы. Однако, коляска уже стояла в лифте, секунду спустя в коляске оказался и Валера. Подъездный балкон был узок и грязен. В углу прямо на полу сидел прислонившись к стене Иван. Пустая чакушка валялась рядом. Иван безмятежно спал. Валера положил руки на перила и придавил их подбородком. Ночной город выглядел совсем по другому, тем более ночью. Не виден был многочисленный мусор во дворе, ухабы на дорогах, смотрелись по другому даже обезлые стены пятиэтажок. Редкие машины, мчащиеся по дороге на предельной скорости казались изящными инопланетными существами. Глаза Валерия наполнились слезами, фары автомобилей стали сиять как алмазы. Валера посмотрел на горизонт. Вдалеке виднелись трубы заводов, мартены плавили сталь, и от этого небо казалось багровым и каким-то густым. Вдруг он увидел ангела. Тот парил над мартеном, да так высоко, что казалось спиной царапал облака. Валерий заулыбался, наблюдая эту нереальную картину. Ангел повернул голову и, казалось, пристально посмотрел на инвалида. Валера растерялся - у ангела было его лицо. - Рожденный ползать... - это Ванька пробормотал во сне и пошевелился. Задетая его рукой пустая бутылка медленно покатилась к краю балкона и вывалилась вниз. Несколько секунд спустя снизу послышался звон разбитого стекла. Сунув руку в карман, Валера достал колоду порнографических карт. - Дама, король, шестерка, туз... - он снимал по одной карте и бросал за балкон. Потом ему это надоело и вниз полетела вся оставшаяся колода. Зарево на горизонте стало обширнее. Видимо, разливалась большая порция стали. - А почему бы и нет? - вслух ответил своим мыслям Валерий. Руки его напряглись, он приподнялся с инвалидского кресла. Рывок, и тело его исчезло в темноте. - Я лечу-у-у... - послышался удаляющийся крик, отраженный десятком домов. Асфальт стремительно приближался. "Еще мгновенье, и я вновь окажусь наверху" - двусмысленно подумал Валерий. Май, 1997 год.