Галина Зрянина. Ветерок, Замок, Времена года --------------------------------------------------------------- © Copyright Галина Зрянина Email: galya@ccrb.rnd.su Date: 02 May 2000 --------------------------------------------------------------- ВЕТЕРОК Настроение у меня было замечательное, я прыгала через ступеньки длинной широкой лестницы, ведущей от театра к площади Свободы. Пожалуйста, не подумайте, что я была в театре - я просто пробегала мимо. Откуда могут появиться деньги на представление у четырнадцатилетней девочки, живущей, как кошка - сама по себе, на улице? Несколько лет назад я внезапно осталась одна: мои родители умерли один за другим. Меня отправили в детский дом, так как присматривать за мной было некому, и я плакала там безутешно целыми днями. Горе было двойным: мне не только чрезвычайно не хватало мамы и папы, но и той свободы, которую они предоставляли мне в моей пока еще не долгой жизни, не наскучивая замечаниями, что делать можно, а что нельзя. Помню, когда к нам приходила бабушка, она всегда ругала маму, что я расту, как ветер в поле. В детском доме моя жизнь превратилась в настоящий кошмар: ходить по струночке, во всем подчиняясь недалеким воспитательницам, в жестком и неприятном платье, сером, как крысиная шубка, было совершенно невыносимо. Единственное, что мне нравилось там, так это небольшая библиотека и то, что нам рассказывали на уроках в школе. Я впитывала в себя знания, как губка, а потом начинала скучать, а значит и шалить, что приводило в ярость моих преподавателей. Прошло совсем немного времени, и меня взяли на воспитание новые родители. Они были, в общем-то, милыми людьми, но очень уж холодными и закрытыми. Их сильно смущала моя непокорность, и они попытались было повлиять на меня более строгими мерами, начав наказывать меня по делу и без дела, принимая любой мой поступок в штыки. Они, очевидно, жалели, что удочерили меня. После того, как однажды мой "папа" отстегал меня ремнем (пребольно, хочу сказать), я поняла, что не буду их больше сковывать своим присутствием и возмущать их покой, как и они не смогут больше посягать на мою свободу. На следующий день я собрала в маленькую сумочку то, что понадобится на первое время, помолилась Богу, написала на листке бумаги прощальное послание, и выскользнула из окна в сад. Было еще очень рано. Сочные зеленые листья и трава были влажными от росы, молодое веселое солнышко разгоняло последние хлопья предрассветного тумана. Полной грудью вдохнув глоток свободного воздуха, я радостно побежала, летя, как на крыльях, к своей новой жизни! Ветер подгонял меня, теперь он стал моим родным братом! Из небольшого поселка, где я проживала с бывшей "семьей", я направилась прямо в город, находящийся совсем неподалеку. Я пошла узенькой лесной дорожкой, которую хорошо знала. Большие и маленькие деревья перекликались друг с другом шумом веток, а я громко пела им свою историю. Мне было не грустно, совсем наоборот! Чувство свободы пьянило и вихрями проносилось по всему телу. Я кружилась в танце, широко распахнув руки, как бы обнимая все вокруг. Казалось, ноги вот-вот оторвутся от травы и начнут ступать по воздуху! Я вдруг поняла, что моя Мать - Природа, мой Отец - Бог! И я больше никогда не чувствовала себя ни одинокой, ни покинутой. В этот день мне исполнилось двенадцать лет. Чего только не приключалось со мной за время моих странствий, но мой ангел-хранитель всегда предупреждал меня об опасности, нашептывая мне в мысли, что произойдет. Когда у меня кончались деньги, я находила себе работу, иногда трудную, иногда веселую, как, например, в цирке прошлой зимой. Главное - было бы что перекусить и где вымыться - кусок мыла обычно болтался в моей маленькой котомочке. Порой мне попадались случайные книжки, на которые я набрасывалась, как голодный лев на антилопу. Так я и жила. Так вот, ступеньки лестницы были нескончаемыми, и я с азартом прыгала через каждую, пытаясь как можно больше перескочить за один прыжок. В этот момент я увидела издалека приближающийся полицейский наряд. В нашей стране времена настали смутные, и полицейские группами то и дело патрулировали улицы южного города, в котором я сейчас оказалась волею судеб. Я их старалась избегать. Моя одежда уже изрядно пообносилась, и поэтому довольно часто они норовили меня задержать и отправить в детский дом, а то и в воспитательную колонию - за бродяжничество. Только попробуйте меня поймать! Как бы не так! Я юркой мышкой шмыгнула к пушистым елочкам у дороги, и притаилась там, пока они не исчезли из виду. Перебегая через дорогу, я заметила, что они почему-то возвращаются, направляясь в мою сторону. У меня перехватило дух. Какой-то высокий господин во всем черном открывал дверь своего дома прямо в двух шагах от меня. Я дернула его за рукав и попросила шепотом: - Дяденька, не могли бы вы меня спрятать на секундочку, а то полицейские, кажется, собираются меня сцапать! Высокий господин удивленно посмотрел на меня и пропустил вперед себя в дом. Я оказалась в полутемной прихожей, хозяин дома закрыл за собой дверь. Не успел он снять шляпу, как кто-то постучал. Я спряталась за шкаф, и мое сердце забилось сильнее. Я услышала, как дверь открылась, чей-то жесткий голос сказал тоном, не терпящим возражений: - Господин, к вам в дом пробралась бродяжка. Позвольте, мы войдем и заберем ее. Спокойный баритон возразил: - Вы ошибаетесь, господин офицер, в моем доме никого нет. А сейчас мне нужно работать, так что будьте любезны, не беспокойте меня больше... Щелкнул замок, шум отдаляющихся шагов и возмущающихся голосов позволил мне расслабиться и выглянуть из-за шкафа. Высокий господин невозмутимо снимал пальто, он взглянул на меня и с чуть заметным интересом спросил: - Что ты натворила, девочка? Я подняла невинные глаза и, делая маленькие шажки в сторону выхода, ответила: - Ровным счетом ничего, уважаемый господин. Вся моя вина в том, что у меня нет родителей, и я живу на улице. А во всем остальном я веду себя благопристойно: никого не обижаю, не краду, не прелюбодействую... Высокий господин едва уловимо улыбнулся на мои слова, немного склонив голову набок: - Как тебя зовут, маленькое чудо? - Катерина, - я продолжала свой отступ к двери, - А вас? - Соломон... - Вы часом не великий пророк? - сразу же перебила его я. - Нет, Катерина, это просто еврейское имя. А Соломон был царем, а не пророком. - Ха, но он тоже много чего мудрого сделал! - Ты знаешь Библию? - Она у меня всегда с собой, - я показала потрепанный краешек книги, достав его из сумки двумя пальцами. Высокий господин спокойно наблюдал за моими отступными маневрами, потом предложил: - Катерина, ты можешь уйти в любой момент, не таясь. Но может быть ты голодна? - Как стадо голодных волков, - призналась я. Мой ангел-хранитель молчал, и поэтому я прониклась к этому господину просто-Соломону-не-царю доверием. Он знаком пригласил меня идти за ним, и мы вошли в кухню. На кухне царил идеальный порядок, что мне страшно понравилось. Я села на большой стул с резной спинкой, поджав под себя ногу, и стала наблюдать, как Соломон разогревает мне что-то на печи. Делал он это с весьма привычным видом, и я заключила, что жены-"не-царицы" у него нет. Я помню, что оба моих отца, как настоящий, так и приемный, превращались на кухне в растерянных детей, когда речь шла о приготовлении пищи. Господин Соломон был ужасно высоким, я не доставала ему и до плеча, его черные волосы, чуть подернутые сединой, были коротко подстрижены. Было необычным то, что он держался так прямо, как будто столб проглотил. Он и сам-то очень был похож на столб - длинный и худой, на удлиненном лице все было тонким, кроме больших загадочных глаз. Он поставил передо мной тарелку с супом, блюдо с овощами, а рядом показались аппетитные булочки на расписном подносе. - Приятного аппетита, - сказал он и сел напротив меня. - Спасибо, а вы не будете есть со мной? - Нет, я обедал недавно. Я принялась за еду, суп был очень вкусным, от него пахло грибами и еще чем-то. Соломон наблюдал за мной, потом, заметив, что темп поглощения еды убавился, решил, что можно поговорить: - Сколько тебе лет, Катерина? - Я уже совсем взрослая - четырнадцать! А вам? - Мне - сорок. Я сочувственно произнесла: - Ну что поделать, и в сорок люди тоже как-то живут... - Когда-нибудь, девочка, тебе это покажется очень маленьким возрастом, поверь мне. - Может быть, - примирительно согласилась я, понимая, что ляпнула глупость, и решила перевести разговор на другую тему, - А вы - часовщик? - Почему ты так решила? - Потому что евреи часто бывают часовщиками или ювелирами, - это раз, потому что у вас в доме все очень правильно, как в часах, - это два, а в-третьих, вы не любите разговаривать. Обычно люди, которые сидят и возятся со всякими механизмами, не умеют заводить задушевных разговоров. Вот, - я посмотрела на его реакцию. - Какая наблюдательность! - воскликнул он, - Ты, похоже, встречалась со многими людьми! - Это точно, - кивнула я, откусывая еще кусочек ароматной ванильной булочки, - Когда живешь сам по себе, надо разбираться в людях, а то как попадешь в заварушку, потом не будешь знать, как ноги унести. - И часто тебе приходится ноги уносить? - Я уношу их еще до того, как что-нибудь случится. - Откуда ты знаешь, что должно что-то случиться? - У меня есть ангел-хранитель, и он показывает мне картинки, когда надо тихо исчезнуть. - Не прощаясь, по-английски, - по-доброму усмехнулся он. - Может быть и по-английски, хотя в Англии я еще не была, далеко больно. - А ты знаешь, где находится Англия? - Спрашиваете! Конечно, знаю! Я же путешественница, и надо знать географию, чтобы понять, где находишься, иначе можно потеряться. И сама себя не найдешь! - Весьма логично, юная госпожа, - одобрительно заметил он, - а не страшно одной пускаться в дальние путешествия, ведь столько опасностей подстерегают в этом мире? - Вы забыли, господин Соломон, у меня есть ангел-хранитель, лучшего друга вы не найдете! А еще я в Бога верю! Кто может защитить меня лучше? Вот вы сидите здесь такой печальный. Наверное, и друзей у вас нет, а у меня есть товарищи во всех соседних городах. Я еще не так долго путешествую, но хочу повидать весь мир. Вы, конечно, никогда не чувствовали, что такое быть свободным! Когда бежишь по полю вместе с ветром, и будто летишь с ним, играешь на струнах воздуха... Ветер умеет петь чудесные песни! А море, - вы видели настоящее море, в которое входишь и растворяешься в воде, становишься водой?... А деревья в лесу умеют разговаривать. Вы точно этого не знаете, потому что в городе этого нет. Люди шумят и заглушают звуки птиц и листьев, и ничего не слышат, кроме себя, - я перевела дух, и вдруг опомнилась, - Ой, что это я разговорилась. Извините. Он смотрел на меня, как на чудо морское. Вообще за ним было интересно наблюдать. Лицо оставалось неподвижным, а в глазах мелькали мысли и эмоции. Странный. Я встала из-за стола, вытерла руки об юбку: - Спасибо за угощение, я не буду вас задерживать. И так наговорила всяких глупостей. - Совсем нет, - очнулся мой собеседник, - Я даже не ожидал встретить такую глубину восприятия у бездомной девочки. Меня редко кто удивляет. - И за это извините. Вкусный у вас был суп. - На здоровье, - машинально ответил он, - маленькая мудрая Катерина. Многим есть чему у тебя поучиться. - Мне пора идти, спасибо, - я направилась к выходу, недовольно отметив про себя, что много болтаю с незнакомыми. Потом обычно они или хотят меня у себя оставить или шарахаются, как от сумасшедшей. Надо учиться придерживать язык. Соломон-проглотивший-столб пошел за мной: - Если тебе негде ночевать, то можешь остаться. Если хочешь, конечно, - по нему было видно, что ему интересно было бы еще со мной поболтать, но я-то знаю, что происходит дальше. Несмотря на то, что ангел-хранитель подозрительно молчал, и к этому человеку у меня возникла определенная симпатия - на душе было необычайно спокойно в этом доме - я сказала: - А как же ветер?... - Что ж, лети, Свободный Ветерок, - вздохнул Соломон и добавил, - если захочешь кушать или просто поговорить, заходи. Буду рад тебя видеть. Я вышла на улицу, удивившись про себя, что он первый, кто не стал меня ни отговаривать, ни переубеждать, а что еще лучше, заставлять. Я подумала: "Зайду". И побежала, как лесной заяц, вспомнив, что вечером приедет цирк. Можно будет подзаработать! Я не помню, сколько дней прошло с той встречи, но однажды жарким весенним днем произошло следующее: в город приехали цыгане, мои знакомые из Одессы, их табор кочевал с места на место в живописно потрепанных кибитках с большими скрипучими колесами. Я и не знаю, как это получалось, но в таборе я чувствовала себя, как дома. Вставляя в свою речь словечки из цыганского языка, я перенимала их повадки. Старуха Роза всегда уговаривала меня остаться. "Жениха хорошего подберем, " - увещевала меня она. Но я лишь смеялась в ответ, о женихах-то я думала меньше всего. Дружба с цыганами была выгодной для меня: иногда они устраивали своеобразные концерты на площади возле рынка и пускали меня потанцевать. Цыгане сами удивлялись, когда видели, как я пляшу "Цыганочку", приговаривая, что не иначе, как во мне есть их родная кровь. Потом, собрав с толпы деньги в большую мохнатую шапку, я честно делилась с цыганами своими барышами и удалялась восвояси. Так было и на этот раз. Ромалэ дружно ударили по струнам, и я вышла на середину круга. Играя юбками и подпрыгивая, я кружилась в танце, люди в толпе мелькали перед глазами разноцветными пятнами, сливаясь в единый взрыв голосов, музыки и цвета. Мне казалось, что невидимые потоки исходят от меня и заставляют танцевать толпу мне в такт. Но вот гитара простонала последний аккорд "Цыганочки", и я бросилась на землю, театрально застыв в изогнутой позе, накрывшись юбками. "Еще! Еще!", - кричали зрители, отбивая ладоши. Пришлось повторить свой номер. Толпа улюлюкала. Довольная собой и реакцией публики, я привычно взяла мохнатую шапку и стала обходить зрителей - плата была щедрой. Я улыбалась и кланялась каждому, а если это был какой-нибудь важный господин, то я делала реверанс, вспоминая школу, что приводило в полный восторг всех этих чистеньких джентельменов. В шапку опустилась крупная купюра: - Здравствуй, Ветерок, - услышала я приятный голос. Я подняла глаза - над толпой возвышался мой непомерно высокий знакомый. - Здравствуй и ты, Соломон, - засмеялась я и, сделав реверанс, отблагодарила его за вклад, внесенный в мою шапку. - А ты не говорила, что ты - цыганка, - заметил он. - А я и не цыганка! - опять хитро улыбаясь, ответила я. - Я сейчас прибегу, не уходи, - попросила его я. Определенно, что-то мне в нем нравилось. Я быстро расчиталась с цыганами и вернулась к Соломону. Он терпеливо меня ждал. Протолкнувшись сквозь толпу, я взяла его за руку: - Пойдем в парк, - и повела его за собой. - Твоя непосредственность покоряет, - констатировал факт Соломон. - Я знаю, - пожала плечами я, - а что делать? - Лучше расскажи, кто научил тебя так замечательно танцевать? - Никто не учил, я просто танцую, как придется. Мне очень нравится танцевать, я делала бы это и бесплатно, если бы не надо было самой себя кормить. - Когда ты танцуешь и так распускаешь косы, кажется, что ты - настоящая цыганка, - сказал Соломон и указал на яркую, недавно выкрашенную лавочку, - присядем? Я думаю, ты устала после таких эмоциональных выступлений! - И то правда, запыхалась немножко, - согласилась я, снимая пеструю косынку, завязанную на бедрах, и вдруг спросила, - а тебе снятся сны? - Да. - Красочные и живые? - Да, и красочные, и живые, - утвердительно кивнул головой Соломон. - Ты - первый из моих знакомых, кому снятся такие сны. Тогда я тебе расскажу, - я почесала затылок, - иногда мне снятся такие интересные истории, будто обо мне, но я бываю в них и совсем маленькой девочкой, и взрослой дамой. Мне снятся целые сказки, иногда я умираю во сне, но мне не страшно. И я всегда помню эти сны. Они такие живые! - Катерина, а тебе снится только это время или какое-то другое, - осторожно поинтересовался Соломон. - Конечно же другое! Я бываю дамой в старинном красивом платье и говорю во сне на другом языке, а однажды я была пиратом, а в другой раз это были времена, похожие на те, о которых говорится в Библии. - Интересно, - задумчиво посмотрел на меня Соломон. - Например, один раз во сне я была цыганочкой, и там танцевала, а еще много гадала и странствовала. Оттуда я и помню, как надо танцевать цыганские танцы. - А гадать умеешь? - По-моему, да. Хотите расскажу, что было, что будет, чем сердце успокоится? - я вскочила со скамьи, и, покачав головой, как китайский болванчик, протянула ладонь к Соломону, - Позолоти ручку, дорогой, все расскажу, всю правду, как есть, - я цокнула языком, как это делала старуха Роза. В глазах Соломона мелькнула улыбка, и он дал мне свою руку. Я глянула на ладонь, но он тут же убрал ее обратно, немного смутившись. - Ты все спрашиваешь, господин Соломон, а сам открываться не хочешь, - по-цыгански прищурив глаза, сказала я, - Не честно это. - Прости меня, Катерина, но я не хочу гадать, - попытался он оправдаться. - А зачем тогда спрашиваешь? - Просто хочу удостовериться. - В чем? - Что ты - необычная девочка. Ты когда-нибудь слышала о реинкарнации? - А что это такое? Язык можно сломать - ре-ин-кар-что...? - Реинкарнация. В некоторых странах люди верят в то, что жили до того, как родились сейчас и будут жить после смерти. - А как же иначе? - удивилась я, - Куда-то должна моя душа деться, когда мое тело закопают в землю? Я думаю, что вот это все - не главное, - я показала на свои руки и ноги. - Я иногда и забываю, как я выгляжу и какие у меня волосы. Особенно, когда долго одна бываю. Но я-то есть. Я думаю и чувствую, я летаю в сны. - Мудрый Ветерок, ты меня с каждым разом все больше ошеломляешь. - А ты сам как думаешь? - Так же, как и ты. И очень мало людей так думают. - Это я знаю. Когда я рассказываю это кому-нибудь, кроме тебя, все считают меня сумасшедшей. А мальчишки с базара вообще кричат, что я в лесу объелась мухоморов. Глупые, зачем есть мухоморы? - Это галлюциногены, понимаешь? - Нет. - Когда люди хотят увидеть то, чего обычно не видят или побывать в другой реальности, они принимают такие вещества, которые содержатся в мухоморах и еще кое в чем. Например, некоторые индейские племена в Америке, а особенно шаманы... - заметив мой непонимающий взгляд, он пояснил, - колдуны, которые предсказывают будущее или говорят прошлое, и производят разные магические заклинания. - Понятно. Ты так интересно рассказываешь. Откуда ты знаешь? - Я много читал об этом. - А сам ел мухоморы? - Ну что ты, я не считаю это необходимым. - А у тебя есть книжки? - спросила я. - Да, у меня большая библиотека. Ты хочешь почитать что-нибудь? - Очень, - призналась я. - Тогда приходи, мое приглашение остается в силе, - Соломон посмотрел на часы и поднялся с лавки, - мне пора идти, к сожалению. - Удачи тебе! - Спасибо, Ветерок! - Соломон опять улыбнулся глазами, - Надеюсь, еще увидимся. - Может быть. Я осталась сидеть и болтать ногами на лавке, не доставая до земли, а мой высокий и прямой собеседник удалился быстрой пружинящей походкой. С тех пор прошло много времени, я наведывалась к Соломону все чаще. Отправившись на зиму поближе к морю, я только и думала о том, как бы поскорее потеплело, чтобы вернуться в город. Когда по прибытии я зашла к своему взрослому другу, он, не скрывая своей радости, все повторял, что наконец-то в его доме вновь появился глоток свежего воздуха. Соломон действительно жил одиноко и замкнуто. К моему приходу он будто готовился. Каждый раз я обнаруживала приготовленные для меня фрукты или сладости, которые обожала. За столом я рассказывала Соломону о том, где была и что видела, что мне приснилось, и что меня беспокоило в тот момент. Он всегда терпеливо меня выслушивал, иногда комментируя что-нибудь или давая совет. Потом я отправлялась в кабинет, где все стены были покрыты книжными полками. Порой Соломон рекомендовал мне почитать что-нибудь, а чаще всего я выбирала сама. Наша дружба крепла с каждым разом. Постепенно мне стало казаться, что Соломон заменяет мне отца, а потом я заметила, что мне не хочется уходить из его спокойного теплого дома. Однажды он опять предложил мне остаться, но я отказалась, несмотря на сильное желание поступить против своих правил. Я ушла. Потом я стала находить у себя в кармане монетки или довольно крупные купюры. Я огорчилась и при встрече прямо в глаза сказала ему, что этого делать не стоит, иначе нашей дружбе придет конец. Соломон сильно расстроился, пытаясь объяснить, что делал это не для того, чтобы меня обидеть, а только, чтобы помочь. Вскоре, к своему удивлению, я заметила, что все время думаю о Соломоне. Его лицо мне мерещилось повсюду, и теплое чувство разливалось из сердца вокруг меня. Несмотря на приближающуюся зиму, на этот раз я как-то не торопилась уезжать. Я без конца напевала разные песенки, приходившие на ум. - Наша Катюшка, кажется, влюбилась, - многозначительно улыбаясь, однажды сказала тетя Дуся, булочница, для которой я разносила заказы по домам или иногда помогала ей в булочной. Я покраснела и смутилась, ничего не ответив. - Не таи, чего там. Рассказывай, - толкнула меня в бок тетя Дуся, остальные тетушки, дородные и румяные от жара печей, понимающе заулыбались. - Да не влюбилась я, тетя Дуся. Кажется вам, - тихо ответила я. Тетя Дуся посуровела: - Я, кстати, сиротинушка, тебя давно хотела предупредить. Соседка моя, Авдотья, говорит, что ты часто заходишь к этому еврею на площади Свободы. Я вспыхнула, какое право они имеют обсуждать моих друзей... - Будь осторожна! По добру тебе говорю. Говорят, он всякой магией занимается. И еще этим смутьянам помогает. Темный он человек! Да и вообще от евреев держись подальше. Чего от них можно ждать хорошего! - Евреи - такие же люди, как и все остальные! - воскликнула я в возмущении, - Иисус Христос был евреем, так что же и от него ничего хорошего не было?! - Э, девонька! Ты не путай. Иисус Христос, Господи спаси, - перекрестилась размашисто тетя Дуся, - он от Бога был, и потому вообще никакой нации. И предупреждаю, будешь якшаться с этим евреем, работать у меня не будешь... - Соломон - замечательный человек, - твердо сказала я, - и, пожалуйста, дайте мне расчет, потому что я увольняюсь. - Эка бунтарка!- закричала в гневе тетя Дуся, - Расчет ей подавай! Не получишь ничего! Я тебя еще в воспитательный дом отправлю, умничать будешь. Тети Дусины круглые щеки, румяные и без того, превратились в два кроваво-красных граната. Не говоря ни слова, я вышла из пекарни, утратив душевное равновесие. Боже мой, как могут судить люди других своих братьев только по нации, ведь все были когда-то и евреями, и неграми, или, к примеру, индейцами. Что же, уничтожать самого себя за то, что когда-то был французом, армянином, немцем, или еще кем-то?! С мятущейся душой я направилась к Соломону в поисках ответа и утешения. И тут еще одним откровением вдруг стало то, что я поняла, я действительно его люблю. Что же делать?! Я делала два шага в сторону его дома, потом разворачивалась и шла в обратном направлении. Долго я металась и кружилась, как заводной солдатик. Потом все-таки решилась. Припустил ливень, начало темнеть, молнии разрывали небо. До нитки промокшая, дрожа от холода, я постучалась в знакомую дверь. Соломон открыл, я зашла в теплый, ярко освещенный коридор, все еще растерянная и совершенно несчастная. Соломон встревожился, впервые видя меня в таком состоянии: - Что случилось, Ветерок?! Не говоря ни слова в ответ, я бросилась ему на грудь и зарыдала так безутешно, как плакала последний раз еще в детском доме. Мне казалось, сердце мое разрывается от того, что люди ненавидят друг друга, не понимая причин такой ненависти. Соломон тихо гладил меня по голове, прижав сильной доброй рукой к себе мои вздрагивающие плечи. Наконец, я успокоилась, а Соломон засуетился, схватил большое полотенце и стал вытирать меня насухо. Я заметила, что с меня натекла на чистый пол прихожей целая лужа дождевой воды: - Извини, я тут напачкала. Я сейчас уберу. - Оставь, - махнул рукой Соломон, - тебе надо переодеться, ты насквозь мокрая. Сейчас я дам тебе свой халат. Он скрылся в дверях спальни, а я выступила из туфель, наполненных водой и, шлепая босыми ногами, прошла на кухню, оставляя за собой влажные следы. Не успела я пристроиться у печки, вбежал Соломон: - Катенька, я как раз приготовил ванну. Ты там лучше согреешься. Вода в ванной пахла какими-то травами и восточными запахами. Соломон, оставив на табуретке длинную рубашку и халат, вышел из ванной, плотно закрыв за собой дверь. Разомлевшая и успокоившаяся, я появилась на пороге кабинета в огромном для меня халате, длинные полы которого волочились за мной по паркету. Соломон что-то читал, я села в кресло рядом: - Я сейчас чуть-чуть подсохну и пойду. Ты извини, Соломон, что я вот так ворвалась к тебе и доставила столько хлопот. Я сейчас пойду, - и чихнула. - Никуда ты не пойдешь, - возразил мой друг, - ты можешь заболеть, а я себе потом этого не прощу.... Может быть, он еще что-нибудь говорил, но я не знаю, я заснула. Мне снилось, что я летаю над горами, как птица, и так было хорошо! Утром кто-то начал грубо меня расталкивать, я открыла глаза, и спросонья мне показалось, что это Соломон. Я удивилась, что он так резко меня дергает за плечо. - Что случилось, Соломон? - Вставай, детка, завтрак подан, - послышался ехидный голос, и на меня выбрызнулось что-то липкое и текучее. Тут я проснулась окончательно. Передо мной стоял не Соломон, а кто-то очень похожий на него, только ростом пониже и покруглее. Этот незнакомый тип, оказалось, плеснул на меня абрикосовым вареньем, которым обычно меня угощал Соломон. Его лицо исказилось от злобы: - Малолетняя проститутка! Из-за тебя моего брата забрали в участок! Лучше бы ты туда попала! Встревоженная, я вскочила с кровати, на которую видимо вечером меня заботливо уложил Соломон, и побежала по всему дому в поисках Соломона. Его нигде не было, приготовленная в кабинете постель была нетронутой. Беспокойство росло в моей груди, я не обращала внимания на его брата в цветастой рубахе, кричавшего мне угрозы, ходившего за мной следом и пинавшего то в спину, то в плечо. Из его выкриков, я поняла, что кто-то донес на Соломона, и его арестовали за совращение малолетней и еще за какую-то деятельность, революционную, что-ли. Казалось, еще немного и он начнет меня бить. В длинной рубашке Соломона я выбежала в прихожую. В этот момент входная дверь приоткрылась, и в дом с трудом вошел Соломон. Его скулы были разбиты, колени подгибались, многочисленные ссадины на руках кровоточили. Он обессилено сел на скамеечку у стены. Я бросилась к нему, пораженная его жертвой, поняв в одно мгновение, что каким-то образом он скрыл меня от полиции, когда они пришли забрать и меня. Брат Соломона попытался было задержать меня. Но тут я превратилась в разъяренную львицу, защищающую своих детенышей. Я схватила метлу, стоящую в углу и принялась выгонять его из дома. Он, закрываясь руками, закричал: - Соломон, убери эту проститутку! - Убирайся вон, Яков! - в ответ не своим голосом закричал Соломон. - Ты - старый идиот, опозорил всю нашу семью, мы тебя теперь видеть не хотим, а еще защищаешь эту тварь, из-за которой тебя так разукрасили! - Вон, Яков! Она останется здесь! Я люблю ее! В ответ Яков опять начал выливать потоки словесной грязи на Соломона. Не знаю, откуда у меня взялось столько сил, но я с помощью метлы, все-таки выставила его за дверь, и тот час же кинулась к Соломону, прислонившемуся к стенке: - Что же они с тобой сделали, любимый?! - я еле сдерживалась, чтобы не заплакать. - Почему?! Я целовала его раны, его лицо, руки и ноги, готовая омыть их слезами. Соломон облизал пересохшие губы: - Кто-то написал на меня заявление, мерзкую клевету. Но все кончилось. Полицейский участок разгромили... Посмотри в окно. Я повиновалась и выглянула на улицу: на площади бурлил народ, кто-то кричал какие-то лозунги, где-то возвышались красные транспаранты. Площадь превратилась в живое неуправляемое колышащееся море людей. - Что это? - спросила я. - Революция, - тихо ответил Соломон и попросил, - не уходи, Ветерок. Я вернулась к нему и обняла его за плечи: - Теперь мы с тобой будем вместе. Мы будем двумя Вечными Странниками. Мы отправимся к морю. Там есть чудесные парки с пальмами и лианами, - я посмотрела ему в глаза. И впервые увидела, как он улыбается по-детски широко и открыто, а не только глазами. Одна эта улыбка стоила всей моей жизни! И Счастье залило мою душу золотым волшебным светом. - Так и будет, - прошептал Соломон. ЗАМОК В нашем небольшом городке все друг друга знали, и все всегда происходило на виду. Как бы не хотел скрыть что-нибудь, людская молва вообразит, додумает и разовьет ситуацию в полном объеме, сверкающем ультрафиолетовыми красками своей нереальной преувеличенности и гротеска. Поэтому то, что происходило на Зеленой горке, всех тревожило, ибо даже догадливые старушки не могли предположить, что там строится, и кто хозяин и зачинщик столь грандиозных работ. Еще более странным казалось то, что несмотря на огромное количество желающих подработать в нашем городе, строители были нездешними, будто бы их почти незаметно привозили к месту работы, и также тихо увозили. Кто они и откуда, не знал никто, впрочем, никому так и не удалось увидеть, как и когда они здесь работают. Случайные прохожие, по воле случая оказавшиеся на пустынной дороге около загадочного места, рассказывали, что из глубины здания, растущего, словно на дрожжах, слышался шум или голоса рабочих. Однако, несмотря на столь привлекающее своей таинственностью обстоятельство, я мало обращала внимание на Зеленую горку, лишь иногда проезжая мимо на машине, я отмечала про себя, как удивительно быстро и складно работают строители. На работе у меня все ладилось как никогда хорошо. Проект, в котором я участвовала, набирал обороты и близился уже к своему логическому завершению. Да и дома все вроде бы начало налаживаться. Моя сестра часто была возмутителем спокойствия в нашей семье. Ибо родители, будучи людьми серьезными и почитаемыми, не могли понять ее легкомысленных выходок.Ева была красавицей, настоящей красавицей, какие блистают на экранах дорогих кинофильмов и оказываются в центре внимания на балах и вечеринках. Она была столь же ветрена, сколь красива, и, казалось, все отталкивающее людей благопристойных, привлекало ее. Окончив университет, она не прилагала особенных усилий, чтобы найти работу, продолжая беззаботно наслаждаться жизнью в столице. Папа и мама стремились вернуть ее домой подальше от бурных развлечений и друзей по увеселениям, и им это в конце концов удалось. Ева поначалу была недовольна провинциальной жизнью,но через некоторое времявроде бы поутихла и даже изредка стала помогать маме заниматься домашними делами. Теперь родителям грезилось только одно - выдать ее замуж в приличную семью, надеясь, что замужество и материнство укротит ее страсти. И, кстати, уже имелся подходящий кандидат на ее руку... В данный момент я как раз ехала за ним на работу - он внезапно позвонил мне в офис и сказал, что его машина сломалась, не была бы я столь любезна, подвезти его, ведь это по пути... Я, естественно, согласилась. Мы с ним уже давно были добрыми друзьями. Дан влюбился в мою сестру, когда она еще училась в колледже, и она отвечала ему взаимностью до своего отъезда в столицу. Уехав, она оставила Дана "на мое попечение", и мы, обнаружив множество общих тем, весьма трепетно относились к нашей дружбе, поддерживая друг друга в трудные моменты. И хотя мои чувства к Дану были гораздо теплее обычной дружбы, я подавляла в себе даже зарождение самой мысли о том, что наши отношения могут приобрести сколько-нибудь иной характер. Ева и Дан были настолько же разными, как огонь и воздух. При бурном и неукротимом характере Евы, Дан был спокойнейшим, дружелюбным и чрезвычайно одаренным человеком, немного наивным в делах будничных, но ярким и талантливым во всем остальном. Две противоположности - суть целое... - всегда думалось мне. В течение нескольких лет отсутствия Евы, любовь Дана не утихала. И когда она вернулась, он, не долго думая, сделал ей предложение, на что Ева ответила согласием. Я была рада их счастью, зная, что это уже было предопределено. Правда с возвращением Евы мы все реже виделись с Даном, и, честно признаться, я очень тосковала по нашему общению. Итак, я подъехала к его офису и остановила машину. Из зеркальных дверей здания показался высокий стройный молодой человек, немного худощавый, с пышной копной черных вьющихся волос, - это Дан. Он засиял улыбкой, увидев меня, помахал рукой и легко сбежал вниз по лестнице, перекинув плащ через руку. Какой красивый! - Привет! Я рад видеть тебя, - весело сказал он, садясь в машину. - Как дела? - Чудесно, - включилась ответная улыбка, и мы тронулись в путь. - Спасибо, что заехала, - заулыбался он еще шире, в его лучистых глазах мелькали игривые смешинки, от которых у меня всегда поднималось настроение, - Представляешь, я так завозился в лаборатории, что забыл отправить свой джип в мастерскую, а когда вспомнил, уже было поздно. - Чем же ты так увлекся, Господин Великий Ученый? - поинтересовалась я. - Сегодня мой длинный нос, кажется, нашел что-то любопытное... - и Дан пустился рассказывать в очередной раз о своих опытах, в которых я немного понимаю, но пересказывать не буду - боюсь запутаться.Рассказывая, он много жестикулировал руками так, что со стороны могло показаться, что он дирижирует своими тонкими музыкальными пальцами. Рядом с ним все вдруг начинало "петь", воздух становился ярче и прозрачнее, а я все время ловила себя на мысли, что иногда надо и на дорогу смотреть. Его длинный нос, кстати, частенько обнаруживал что-нибудь захватывающее и неожиданное в лаборатории и вне ее стен и совсем не портил его красивого смуглого лица.Мы опять проезжали мимо Зеленой горки. - Посмотри-ка, - сказал Дан, указывая на почти достроенное здание, - наш таинственный сосед, кажется,уже заканчивает свой дом... Я взглянула и поразилась, еще несколько дней назад здесь был лишь мощный фундамент и неясные очертания первых двух этажей, а сейчас огромный, размером с многоэтажный дом, замок из серого кирпича, аллегорической фигурой устремлялся ввысь своими готическими формами над самой пропастью: - По-моему, автор этой работы - неисправимый романтик. Редко строят готические замки в наше время, тем болеев столь не подходящих природных условиях, - заметила я. - Извини, но ты ошибаешься, в Средневековье замки строились именно у пропасти или на берегу реки, на небольшом возвышении, чтобы предотвратить нападение хотя бы с одной из сторон. Причем, обрати внимание, с каждой стороны замок отличается, и стили так плавно переходят один к другому, что и не заметишь с первого взгляда, где заканчивается один, и начинается другой. Своеобразный архитектурный авангард... Эклектика. - Ну не мне спорить с Великим Ученым, - вздохнула я, - ты просто "ходячая энциклопедия". - Ты тоже много знаешь, - скромно ответил Дан, тем не менее, явно польщенный моим комплиментом. Мы уже начали удаляться от Зеленой горки, и Дан, обернувшись еще раз, сказал: - Надо обязательно совершить сюда экскурсию. Страшно интересно, что там внутри. Через несколько минут мы уже были у нас дома, точнее, дома у моих родителей. Мама и папа уже ждали нас, только Евы почему-то не было видно. После взаимных приветствий мама сказала: - Ева скоро выйдет к столу, она немного задержится, и просила ее извинить. Дан и папа начали обсуждать последние новости. А я отвела маму в сторону и поинтересовалась, где сестра. Мама растерянно подняла на меня глаза и предложила мне пойти к Еве и поговорить с ней самой. Что-то неладное, поняла я. Взбежав по широкой лестнице на второй этаж, я без стука вошла в комнату сестры. Ева возлежала на диване в голубом пеньюаре, и, как ни в чем не бывало, смотрела телевизор, розовые шторы были задернуты и едва пропускали дневной свет. На столике рядом с диваном были разбросаны конфеты вперемешку с сигаретами, фруктами, косметикой и множеством всякой мелочи. - Привет, - коротко бросила она мне, едва взглянув, - ты чего не стучишь? - Солнце, что случилось? Дан уже приехал, пойдем обедать... - Дан, Дан. Надоели вы мне все с вашим Даном, - недовольно проворчала она, откинув назад свои длинные пышные волосы. - Вы что, поссорились? Я, наверное, что-то не понимаю, еще три дня назад все было в порядке. - За три дня все может поменяться, я не выхожу замуж за Дана! - вспылила она вдруг и села, обнажив свои длинные точеные ноги. - Какая муха тебя укусила? - все еще в полном недоумении спросила я, присаживаясь на диван рядом с ней, - Что с тобой происходит? - Я не хочу больше встречаться с Даном, он мне надоел, правильный до противности, - она перевела дух и, чуть понизив голос, призналась, - Мне все так надоело. Я скоро уеду с Петером, нашим охранником, из этой дыры. - С Петером?! Он - что, твой новый любовник? - Ну, предположим, да, - нехотя ответила она, сделав жест руками, как бы говорящий: "Так уж вышло...". - Я просто не могу понять, в чем Петер лучше Дана... Менее умный... более агрессивный...? - Да ни в чем, просто с ним я могу делать все, что хочу, а не строить из себя даму из высшего общества, как с Даном. С ним я не могу расслабиться. Он придумал идеал для себя, а я совсем не такая. Я - живой человек! И мне здесь скучно. - Понятно, -пораженная признаниями сестры, сказала я, - а как же Дан?... - Может, ты объяснишь ему все? Вы так прекрасно понимаете друг друга, ты же у нас всегда была дипломатом. А я как-то не могу - боюсь. - Как же я могу? - удивилась я, немного возмущенная, - Я не имею права вмешиваться в ваши взаимоотношения! - Но это же я тебя прошу, - перебила меня Ева, и обняла меня, - Мария, я не могу сейчас к нему выйти, это не в моих силах. Ну, предположим, яболею. Я не готова сейчас увидеться с Даном, мне надо все обдумать. А то я как затею сейчас что-нибудь, что потом всем противно будет. Ты же меня знаешь, - она посмотрела на меня виновато. - Хорошо, не выходи, - согласилась я, - но ты сама обо всем ему расскажешь. В этом я тебе не помощник. - Ладно, - невесело вздохнула Ева, - пожалуйста, скажи Дану, что я болею, а завтра мы встретимся с ним без родителей, и я все объясню. Обещаю. Он же твой друг. Он поймет. Он же меня любит... Я вышла в состоянии полной растерянности. Мне было горько и обидно за Дана. Он и правда так ее любит! Сильные мужчины всегда ранимы, когда любят, тем более, когда любовь их слепа. А мне хотелось плакать из-за того, что я не в силах ему помочь. Я вышла в зал, Дан улыбаясь, вопросительно посмотрел на меня. - Папа, мам, Дане, Ева просит ее извинить, но к столу она не сможет выйти, очень плохо себя чувствуе